Страница:
– А почему вы не обратились в ФБР?
– Потому что я журналист. Если станет известно, что я нашептываю ФБР, люди перестанут со мной разговаривать.
– А почему сейчас?
Йоук поерзал.
– Вообще-то я не собирался говорить, но вас, ребята, я знаю, и время сейчас, кажется, подходящее.
– Вас ведь могли убить в Майами, – заметил Тоуд.
– Да, но я до сих пор жив.
– Я пытаюсь понять, почему, – Графтон выдвинул нижний ящик стола и, откинувшись на спинку стула, положил на него ноги. – Почему вы до сих пор среди живых?
– Я сказал вам то, что они говорили мне.
– Хм-м. Вы думаете, этих объяснений достаточно?
– В то время они для меня звучали убедительно.
– А теперь?
Задумавшись над ответом, Йоук прокашлялся и вытер губы.
– На самом деле это не выдерживает критики. Почему они должны были верить мне, если пуля решила бы все проблемы? Они ведь могли просто-напросто утопить меня в Гольфстриме. Никто бы никогда ничего не узнал. Я не понимаю, почему они этого не сделали, и я не думаю, что кубинцы дадут мне какие-либо дополнительные заверения.
– У вас есть версии?
– Н-да. Вся эта история с генералом Сабой заставила меня задуматься. Знаете, приятно думать, что все наше правительство представляет собой банду бездельников, которые не имеют ни малейшего представления о том, что происходит, и всячески ругать все, что они пытаются делать.
На лице Графтона мелькнуло удивление, но тут же исчезло.
– Я готов верить, что вы, ребята, тратите свое рабочее время, в основном, не понапрасну. Мне пришло в голову, что одной из причин, по которой генерал Саба оказался здесь и готов выступить свидетелем против Чано Альданы, является то, что правительство Соединенных Штатов помогло повстанцам свергнуть режим Кастро.
– Интересно, – произнес Джейк Графтон.
– А жив я до сих пор, как мне кажется, по той простой причине, что те кубинцы были агентами ЦРУ или догадывались, что ЦРУ вряд ли понравится, если они убьют американского гражданина.
Джейк пожал плечами.
– Возможно. Но вы ведь не потому все это рассказываете, что ждете от меня ответов, не так ли? – спросил Джейк.
– Нет. Просто как добропорядочный гражданин. Я рассказал вам это в надежде на то, что правительство Соединенных Штатов, потеряв несколько ПТУРов, захочет выяснить, куда они подевалась.
Джейк Графтон сцепил пальцы замком на затылке.
– Остается заверить вас, что мы сообщим все это нужным людям, но расследование наверняка будет засекречено и мы не сможем держать вас в курсе. Конечно, если кому-нибудь предъявят обвинение в краже ПТУРов, вы об этом услышите, но лишь на условиях «когда» и «если».
Йоук кивнул.
– За что купил, за то и продал. – Он встал со стула. – А теперь мне нужно пойти заглянуть на командный пункт и позвонить в свой офис. Если вы, ребята, соберетесь отчаливать, найдите меня, пожалуйста.
– Конечно.
Когда Йоук ушел, Тоуд приблизился к двери, подождал несколько секунд, затем открыл ее и выглянул наружу. Зал пустовал. Он запер дверь и прислонился к ней спиной.
– Я никогда бы не подумал, что он кому-нибудь расскажет об этом.
– Я думаю, он понимает.
– Итак, что ты думаешь?
– Он умный малый. Я думаю, что он на девяносто процентов уверен и лишь хочет удостовериться, что дядюшке Сэму обо всем известно, чтобы покрыть оставшиеся десять процентов. У меня такое ощущение. – Джейк пожал плечами. – Но я не знаю, – добавил он и, опустив ноги на пол, задвинул ящик стола. – Мне кажется, мы узнаем точнее, о чем думает Йоук, когда в один прекрасный день увидим статью об этом за его подписью.
Он вырвал из блокнота три странички и протянул их Тоуду.
– Вот. Проследи, чтобы попало в ЦРУ. Не бросай их где попало.
– Мне написать меморандум?
– Да. С грифом «совершенно секретно».
– Парни из ЦРУ подумают, что у тебя в этом деле свой интерес. Они никогда не поверят, что он ни с того, ни с сего передал нам всю эту информацию.
– Хорошая получилась операция, – спустя мгновение произнес Джейк. – Йоук толком ничего не знает. Он просто подозревает. Но Кастро нет, Саба у нас, а Альдана получит то, что ему положено. Такое вот дело.
– Йоук – толковый журналист, – с удовольствием произнес Тоуд.
Джейк отмахнулся от него.
Он позвонил на центральную телефонную станцию и попросил подполковника Франца. Подполковник входил в его группу. Джейк послал его туда еще вчера утром.
– Подполковник Франц у телефона, сэр.
– Джейк Графтон. Что там у вас?
– Стараемся, как можем, сэр, но нас всего трое, включая меня. Это равносильно тому, что черпать из Ниагарского водопада пивной банкой.
– У-гу.
Франц вздохнул. Джейк слышал, как он переворачивал страницы, – вероятно, листал свои заметки.
– Все, чем мы занимаемся, – это слушаем беспорядочные звонки. Никакой системы. Но нам удалось перехватить три звонка, в которых, на наш взгляд, обсуждались планы обстрела военных. В одном говорилось о том, чтобы убрать каких-то противников, – я сам слышал это. У них, должно быть, есть приспособление на линии, которое дает знать, если их прослушивают, потому что мне удалось перехватить лишь десять – двенадцать слов до того, как один из них тут же повесил трубку, а другой еще продолжал говорить.
– Что в точности они сказали?
– «Теперь, когда нет Уилли, поле деятельности открыто, поэтому нам нужно убрать их прежде, чем…», и он заткнулся раньше, чем я хотел бы.
– Что-нибудь еще?
– Одна интересная вещь. Этим вечером состоится какой-то марш. Ребята услышали об этом в разговорах. Всего было пять таких звонков. Вы понимаете, что звонков могло быть куда больше, но мы перехватили только пять.
– Марш?
– Да. Именно это слово они использовали. «Марш».
– Где?
– Я не знаю.
Марш? Что, черт возьми, это значило? Джейк Графтон написал слово на листке блокнота.
– Что ты думаешь?
– Нужно привлечь еще людей, – сказал подполковник Франц.
– Присмотрись. Выясни, насколько сложно будет отключить всю телефонную сеть. Должна быть система, чтобы отключить сразу все электропитание.
– Отключить! Ого! Вы…
– Просто узнай. Я перезвоню тебе.
Джейк позвонил в Пентагон генералу Лэнду. Председатель будет занят в ближайшие четверть часа. Помощник сказал, что оставит ему записку.
В ожидании Джейк рисовал на листе блокнота. Генри Чарон. Квартиры. Спальный мешок в пещере. Браконьер и владелец небольшого ранчо. Почему Генри Чарон до сих пор в Вашингтоне? Если уже не смылся. Джейк написал этот вопрос и уставился на него.
Он позвонил в ФБР и попросил спецагента Хупера.
– Пришлось поволноваться прошлой ночью?
– Он ушел, – сказал Джейк. – Есть продвижение?
– Ребята в Нью-Мексико получили разрешение и обыскали ранчо Чарона, сняли отпечатки. Большинство из них принадлежит одному человеку и совпадает с теми, что обнаружены на вещах из пещеры, в парке Рок-Крик. Это определенно тот же самый человек.
– Есть его фотография?
– В его доме мы не нашли ни одной. Но продолжаем поиски.
– Нам нужны фотографии с его водительского удостоверения как можно быстрее.
– Будут через пару часов.
– А что слышно о Тассоуне, которому человек из Пенсильвании продал винтовки?
– О нем ничего нет. В Вегасе его не видели уже недели две.
– А здесь, в Вашингтоне?
– Мы работаем над этим.
– Вы покажете фотографию Чарона в эфире?
– В дневных новостях.
– Скажите, если мы отключим городскую телефонную сеть, вы сможете продолжать работу?
Хупер подумал некоторое время, прежде чем ответить.
– Да, у меня есть правительственная связь и линии компьютерной связи. Если их оставить, все будет о'кей. А у местной полиции есть радиосвязь.
– О'кей. Спасибо. Позвоните, если что-нибудь узнаете, договорились? Я в арсенале.
– Не нашли еще террористов?
– Вы первый об этом услышите.
Не успел он повесить трубку, как телефон зазвонил снова. Звонил помощник генерала Лэнда. Через секунду Джейк разговаривал с председателем КНШ.
– Сэр, я хотел бы рекомендовать вам отключить местную телефонную сеть. Есть предположение, что кое-кто использует ее для организации нападений на солдат и на противостоящие банды. Кроме того, какие-то неизвестные намерены организовать сегодня вечером марш.
– Марш?
– Да, сэр.
– Ерунда. Никаких маршей не будет, пока мы здесь.
– Да, сэр. Я передам это генералу Гриру.
– Поговорите с Гриром насчет телефонной сети. Если он не будет возражать, то я «за». В любом случае я поддержу его.
– Да, сэр.
Джейк положил трубку и отправился на поиски генерала Грира. Листок с вопросами о Генри Чароне остался на столе.
Луч света скользнул по стенам небольшого помещения, выхватывая из темноты кирпичные стены, его вещи, бетонную плиту, потолок.
После четырехмильной пробежки по переулкам и задним дворам Вашингтона он добрался сюда, в подвал у тоннеля метро, в три часа ночи. Ему удачно удалось проскочить мимо армейских патрулей и избежать встреч со снующими повсюду бандами подростков, но это вконец измотало его. Никогда в своей жизни он не испытывал такой усталости.
С болью в ране, замерзший и промокший, измотанный от напряжения, в один момент он даже усомнился, удастся ли ему выбраться из этой передряги.
Теперь, когда он лежал на спальном мешке в украденной прошлой ночью одежде, а дикая боль пронизывала насквозь, его беспокоила только одна мысль – сможет ли он двигаться.
Проверить это можно было только одним способом. Он рывком сел.
О, Боже! У него вырвался стон.
Но он не сдастся. О, нет. Правой рукой он повернул фонарь и включил его. Комната наполнилась светом.
Слегка подвинувшись в сторону, он осмотрел спальный мешок, на котором лежал. Крови немного. Это хорошо. Очень хорошо. Значит, кровотечение почти прекратилось. Лучше всего, конечно, полежать бы несколько дней спокойно, пока рана не начнет затягиваться, но, к сожалению, это невозможно.
Несмотря на боль, он проголодался. Он попытался привести мысли в порядок, выяснить, что необходимо сделать в первую очередь. Голова, похоже, работала. Это тоже его обрадовало.
Первым делом необходимо принять обезболивающее средство. Он вынул аптечку и открыл ее. Левой рукой можно пользоваться, если не двигать плечом. Так далеко распространилась боль.
Потратив три или четыре минуты, он все же смог наполнить шприц и сделать себе уколы в четырех местах: выше, ниже, левее и правее ран. Закусил губу. От напряжения он весь покрылся испариной. Лекарство подействовало немедленно. Осталась только тупая боль.
Потолок был достаточно высоко, поэтому он смог встать, выпрямился и, покачиваясь, ждал, пока сердце успокоится и давление придет в норму. Затем, крепко сжав зубы, сделал несколько пробных шагов.
Помочившись в ведро, что стояло в углу, он внимательно исследовал мочу. Следов крови он не обнаружил.
Теперь пища. И вода. Чтобы восполнить потерю крови, ему требовалось и то, и другое.
Он наладил плитку, зажег ее и открыл банку тушенки. Пока она разогревалась, он пожевал немного вяленого мяса и запил его водой из банки.
Тушенка еще не была готова, и он снял с себя всю одежду.
Надел сухие брюки, но рубашку надевать не стал. Немного погодя нужно будет сменить повязку. Мокрую одежду повесил на гвоздь.
Вот так! Теперь он уже чувствовал себя лучше. Покончив с тушенкой, он открыл банку фруктового сока и отпил из нее. Немного погодя, прикончил сок и выпил еще пинту воды.
Насытившись, Чарон улегся на спальный мешок. Впервые за это время он посмотрел на часы. Почти двенадцать. Дня или ночи – он не знал. Он мог проспать весь день до самой полуночи.
Достав радиоприемник, он включил его и через несколько минут настроил на телевизионную волну.
День. Значит, он проспал восемь часов.
Он погасил свет, чтобы не садились батареи, и остался лежать в темноте, слушая радио. Громкость пришлось убавить, чтобы звук был едва различим. Ему не хотелось, чтобы кто-нибудь, проходя по тоннелю метро, услышал его, хотя вряд ли такое могло произойти. С приходом военных все работы в тоннеле прекратились.
Так он и лежал в темноте, слушая радио и вспоминая прошедшую ночь. Он слышал разговор офицера с солдатом на дороге, с тем самым, который выстрелил в него, когда он взбирался по склону, убегая от них. Вот уж действительно выстрел наудачу. Стрелять через дорогу! Ведь он почти уже пересек эту проклятую дорогу, но тут, как заяц, получил порцию свинца.
Он вздохнул и закрыл глаза, стараясь позабыть про тупую боль в боку.
С какой стороны ни глянь, это была его лучшая в жизни охота. Самая лучшая. Даже прошлая ночь, когда за ним гнались солдаты, а он умирал от боли, предоставила редкостную возможность. Он побывал на краю жизни и смерти, прожив жизнь сполна, своими силами, своим умом и твердостью характера. Великолепно! Вот подходящее слово. Великолепно. Еще ничего в своей жизни он не делал такого, что могло бы сравниться с этим. Все, что происходило прежде, оказалось лишь прелюдией, подготовкой к прошлой ночи: суметь проскользнуть в лесу мимо солдат, раненому и истекавшему кровью, из последних сил карабкаться по склону, бежать по улице, уворачиваясь от пуль, и снова бежать, петляя и стремясь к цели.
Большинство людей, уже прожив жизнь, ни разу так и не побывали хотя бы на одной настоящей охоте. А у него их было так много. И венцом всему стала прошлая ночь!
Он снова и снова вызывал ее в памяти, смакуя каждое впечатление, вспоминая каждое ощущение, как вдруг по радио услышал свое имя. Покрутив ручку, он прибавил звук.
Это не отпечатки пальцев. Его отпечатки не значились в картотеке. Даже если они у них есть, это еще ничего не значит. Это рисунок. Кто-то в Нью-Мексико опознал его и позвонил в полицию.
Ну, что ж. Он ничего не может поделать с тем, что уже знали полицейские и ФБР. Что знают, то знают.
Генри Чарон понимал, что чисто уйти ему не удастся. Он трезво осознавал, что шансы неравны. Он согласился на эту охоту, и она не обманула его ожиданий, наоборот, даже превзошла их.
Когда пули свистели над головой, а грохот М-16 раздавался в ночной тишине, он впервые по-настоящему ощутил, что встретил смерть лицом к лицу и ушел от нее. Это чувство наслаждения на краю бездны не поддавалось описанию – просто не хватало слов. Поэтому он лежал в темноте, пробуя его на вкус.
Придет время, и он решит, что делать дальше, но не сейчас.
Генерал-майор Грир и Джейк Графтон стояли у карты города, занимавшей почти всю стену. Генерал Грир – коренастый, загорелый, с короткими, стального цвета, волосами, которые торчали у него на голове ежиком, – решил стать солдатом, когда ему исполнилось девять лет, и с тех пор он не находил занятия привлекательнее.
Он посмотрел на Графтона. Задавая вопрос, он всегда ожидал на него ответа.
– Они могли затаиться, справедливо полагая, что мы сделаем попытку найти их, сэр, – сказал Джейк Графтон, – а когда это не получится, снова начать стрельбу.
– Это версия номер один, – кивнув, произнес Грир. Его отличала привычка размышлять вслух, и все в его штабе к этому привыкли. Джейк тоже быстро уловил эту особенность. Графтон краем глаза видел Джека Йоука, который сидел в углу и делал какие-то пометки в блокноте.
– Либо они, воспользовавшись неразберихой, могут выбрать цель и ударить по ней. Или две цели. Возможно, три. Все зависит от того, сколько их и насколько хорошо они вооружены.
– Версия номер два.
– Они также могут понадеяться на то, что мы не проявим настойчивости и откажемся от поисков.
– Версия номер три. Еще есть?
– Нет. Больше ничего не приходит на ум.
– Мне тоже. Мне нравится вторая. Я бы выбрал ее, будь я на их месте. Я не думаю, что банда латиноамериканцев, которые согласились, чтобы им заплатили, когда они погибнут, будет сидеть и ждать у моря погоды.
Грир вздохнул.
– Если бы мы знали. Итак, если они остановятся на втором варианте, какую же цель они для себя изберут?
Джейк пошарил глазами по карте.
– Белый дом? – неуверенно предположил он.
– У меня две роты солдат и десяток танков возле военно-морского госпиталя в Бетезде. Одна рота и четыре танка у Белого дома, по одному на каждом углу. Еще рота с танками у старого здания правительства. То же самое у военно-морской обсерватории, где живет вице-президент. А также возле Капитолия на случай, если они снова вознамерятся нанести удар по нему. И у здания Сената и Палаты представителей. Что еще?
– Я не знаю.
– Присоединяюсь к вашему мнению, – сказал генерал Грир.
– А как насчет базы морской пехоты в Куантико?
– Там, где держат Альдану? Я думаю, нет. Альдана не похож на самоубийцу. Его не выпустят живьем. Я отдал приказ насчет этого. Это последнее место, куда они направят свой удар.
– До сих пор мы обыскали всего лишь полгорода. Дело продвигается очень медленно. По всему городу в солдат стреляют. Уже пятерых ранили, двое убиты. А солдаты стреляют в ответ. Погибли одиннадцать гражданских.
Грир отвернулся от карты и провел ладонью по ежику на голове. Затем опустился в ближайшее кресло.
– Вы что-то хотели сказать? – спросил он Джейка.
Капитан рассказал ему о прослушивании на телефонной станции и о докладе подполковника Франца.
– Марш? – повторил генерал.
– Сегодня вечером.
– Это плохо. Если это произойдет, мы должны будем их разогнать.
– Я предлагаю отключить телефонную сеть. Говорят, что это возможно. Мы узнали, что бунтовщики и провокаторы координируют свои действия по телефону. Что может значить этот марш, не знаю, но он мне не нравится. С другой стороны, мне сказали, что по телевидению в дневных новостях показали фотографию парня, которого ФБР считает убийцей, и назвали телефон, по которому следует звонить, если кто-то его увидит. Примерно то же самое они передавали в течение двух дней о террористах. Если отключим телефоны, мы не получим ни одного звонка.
– Вы обсудили это с генералом Лэндом?
– Да, сэр. Он сказал – на ваше усмотрение. Он поддержит вас в любом случае.
– Были какие-нибудь звонки?
– Нет, сэр.
– Этот марш беспокоит меня. Чего нам недоставало сейчас – так это толп, шатающихся по улицам, в которые преступники будут палить из ружей. Черт, если толпы пойдут, то будет кровавая баня.
Грир сидел молча, почесывая свою седую голову.
– Выключайте эти проклятые телефоны, – наконец, произнес он. – Я намерен закручивать гайки в этом городе все сильнее и сильнее, пока где-нибудь не треснет.
Глава 31
– Потому что я журналист. Если станет известно, что я нашептываю ФБР, люди перестанут со мной разговаривать.
– А почему сейчас?
Йоук поерзал.
– Вообще-то я не собирался говорить, но вас, ребята, я знаю, и время сейчас, кажется, подходящее.
– Вас ведь могли убить в Майами, – заметил Тоуд.
– Да, но я до сих пор жив.
– Я пытаюсь понять, почему, – Графтон выдвинул нижний ящик стола и, откинувшись на спинку стула, положил на него ноги. – Почему вы до сих пор среди живых?
– Я сказал вам то, что они говорили мне.
– Хм-м. Вы думаете, этих объяснений достаточно?
– В то время они для меня звучали убедительно.
– А теперь?
Задумавшись над ответом, Йоук прокашлялся и вытер губы.
– На самом деле это не выдерживает критики. Почему они должны были верить мне, если пуля решила бы все проблемы? Они ведь могли просто-напросто утопить меня в Гольфстриме. Никто бы никогда ничего не узнал. Я не понимаю, почему они этого не сделали, и я не думаю, что кубинцы дадут мне какие-либо дополнительные заверения.
– У вас есть версии?
– Н-да. Вся эта история с генералом Сабой заставила меня задуматься. Знаете, приятно думать, что все наше правительство представляет собой банду бездельников, которые не имеют ни малейшего представления о том, что происходит, и всячески ругать все, что они пытаются делать.
На лице Графтона мелькнуло удивление, но тут же исчезло.
– Я готов верить, что вы, ребята, тратите свое рабочее время, в основном, не понапрасну. Мне пришло в голову, что одной из причин, по которой генерал Саба оказался здесь и готов выступить свидетелем против Чано Альданы, является то, что правительство Соединенных Штатов помогло повстанцам свергнуть режим Кастро.
– Интересно, – произнес Джейк Графтон.
– А жив я до сих пор, как мне кажется, по той простой причине, что те кубинцы были агентами ЦРУ или догадывались, что ЦРУ вряд ли понравится, если они убьют американского гражданина.
Джейк пожал плечами.
– Возможно. Но вы ведь не потому все это рассказываете, что ждете от меня ответов, не так ли? – спросил Джейк.
– Нет. Просто как добропорядочный гражданин. Я рассказал вам это в надежде на то, что правительство Соединенных Штатов, потеряв несколько ПТУРов, захочет выяснить, куда они подевалась.
Джейк Графтон сцепил пальцы замком на затылке.
– Остается заверить вас, что мы сообщим все это нужным людям, но расследование наверняка будет засекречено и мы не сможем держать вас в курсе. Конечно, если кому-нибудь предъявят обвинение в краже ПТУРов, вы об этом услышите, но лишь на условиях «когда» и «если».
Йоук кивнул.
– За что купил, за то и продал. – Он встал со стула. – А теперь мне нужно пойти заглянуть на командный пункт и позвонить в свой офис. Если вы, ребята, соберетесь отчаливать, найдите меня, пожалуйста.
– Конечно.
Когда Йоук ушел, Тоуд приблизился к двери, подождал несколько секунд, затем открыл ее и выглянул наружу. Зал пустовал. Он запер дверь и прислонился к ней спиной.
– Я никогда бы не подумал, что он кому-нибудь расскажет об этом.
– Я думаю, он понимает.
– Итак, что ты думаешь?
– Он умный малый. Я думаю, что он на девяносто процентов уверен и лишь хочет удостовериться, что дядюшке Сэму обо всем известно, чтобы покрыть оставшиеся десять процентов. У меня такое ощущение. – Джейк пожал плечами. – Но я не знаю, – добавил он и, опустив ноги на пол, задвинул ящик стола. – Мне кажется, мы узнаем точнее, о чем думает Йоук, когда в один прекрасный день увидим статью об этом за его подписью.
Он вырвал из блокнота три странички и протянул их Тоуду.
– Вот. Проследи, чтобы попало в ЦРУ. Не бросай их где попало.
– Мне написать меморандум?
– Да. С грифом «совершенно секретно».
– Парни из ЦРУ подумают, что у тебя в этом деле свой интерес. Они никогда не поверят, что он ни с того, ни с сего передал нам всю эту информацию.
– Хорошая получилась операция, – спустя мгновение произнес Джейк. – Йоук толком ничего не знает. Он просто подозревает. Но Кастро нет, Саба у нас, а Альдана получит то, что ему положено. Такое вот дело.
– Йоук – толковый журналист, – с удовольствием произнес Тоуд.
Джейк отмахнулся от него.
Он позвонил на центральную телефонную станцию и попросил подполковника Франца. Подполковник входил в его группу. Джейк послал его туда еще вчера утром.
– Подполковник Франц у телефона, сэр.
– Джейк Графтон. Что там у вас?
– Стараемся, как можем, сэр, но нас всего трое, включая меня. Это равносильно тому, что черпать из Ниагарского водопада пивной банкой.
– У-гу.
Франц вздохнул. Джейк слышал, как он переворачивал страницы, – вероятно, листал свои заметки.
– Все, чем мы занимаемся, – это слушаем беспорядочные звонки. Никакой системы. Но нам удалось перехватить три звонка, в которых, на наш взгляд, обсуждались планы обстрела военных. В одном говорилось о том, чтобы убрать каких-то противников, – я сам слышал это. У них, должно быть, есть приспособление на линии, которое дает знать, если их прослушивают, потому что мне удалось перехватить лишь десять – двенадцать слов до того, как один из них тут же повесил трубку, а другой еще продолжал говорить.
– Что в точности они сказали?
– «Теперь, когда нет Уилли, поле деятельности открыто, поэтому нам нужно убрать их прежде, чем…», и он заткнулся раньше, чем я хотел бы.
– Что-нибудь еще?
– Одна интересная вещь. Этим вечером состоится какой-то марш. Ребята услышали об этом в разговорах. Всего было пять таких звонков. Вы понимаете, что звонков могло быть куда больше, но мы перехватили только пять.
– Марш?
– Да. Именно это слово они использовали. «Марш».
– Где?
– Я не знаю.
Марш? Что, черт возьми, это значило? Джейк Графтон написал слово на листке блокнота.
– Что ты думаешь?
– Нужно привлечь еще людей, – сказал подполковник Франц.
– Присмотрись. Выясни, насколько сложно будет отключить всю телефонную сеть. Должна быть система, чтобы отключить сразу все электропитание.
– Отключить! Ого! Вы…
– Просто узнай. Я перезвоню тебе.
Джейк позвонил в Пентагон генералу Лэнду. Председатель будет занят в ближайшие четверть часа. Помощник сказал, что оставит ему записку.
В ожидании Джейк рисовал на листе блокнота. Генри Чарон. Квартиры. Спальный мешок в пещере. Браконьер и владелец небольшого ранчо. Почему Генри Чарон до сих пор в Вашингтоне? Если уже не смылся. Джейк написал этот вопрос и уставился на него.
Он позвонил в ФБР и попросил спецагента Хупера.
– Пришлось поволноваться прошлой ночью?
– Он ушел, – сказал Джейк. – Есть продвижение?
– Ребята в Нью-Мексико получили разрешение и обыскали ранчо Чарона, сняли отпечатки. Большинство из них принадлежит одному человеку и совпадает с теми, что обнаружены на вещах из пещеры, в парке Рок-Крик. Это определенно тот же самый человек.
– Есть его фотография?
– В его доме мы не нашли ни одной. Но продолжаем поиски.
– Нам нужны фотографии с его водительского удостоверения как можно быстрее.
– Будут через пару часов.
– А что слышно о Тассоуне, которому человек из Пенсильвании продал винтовки?
– О нем ничего нет. В Вегасе его не видели уже недели две.
– А здесь, в Вашингтоне?
– Мы работаем над этим.
– Вы покажете фотографию Чарона в эфире?
– В дневных новостях.
– Скажите, если мы отключим городскую телефонную сеть, вы сможете продолжать работу?
Хупер подумал некоторое время, прежде чем ответить.
– Да, у меня есть правительственная связь и линии компьютерной связи. Если их оставить, все будет о'кей. А у местной полиции есть радиосвязь.
– О'кей. Спасибо. Позвоните, если что-нибудь узнаете, договорились? Я в арсенале.
– Не нашли еще террористов?
– Вы первый об этом услышите.
Не успел он повесить трубку, как телефон зазвонил снова. Звонил помощник генерала Лэнда. Через секунду Джейк разговаривал с председателем КНШ.
– Сэр, я хотел бы рекомендовать вам отключить местную телефонную сеть. Есть предположение, что кое-кто использует ее для организации нападений на солдат и на противостоящие банды. Кроме того, какие-то неизвестные намерены организовать сегодня вечером марш.
– Марш?
– Да, сэр.
– Ерунда. Никаких маршей не будет, пока мы здесь.
– Да, сэр. Я передам это генералу Гриру.
– Поговорите с Гриром насчет телефонной сети. Если он не будет возражать, то я «за». В любом случае я поддержу его.
– Да, сэр.
Джейк положил трубку и отправился на поиски генерала Грира. Листок с вопросами о Генри Чароне остался на столе.
* * *
Бок горел. Боль разбудила его, и Чарон лежал в темноте с открытыми глазами, пытаясь с ней совладать. Он пошарил правой рукой, нащупал фонарь и зажег.Луч света скользнул по стенам небольшого помещения, выхватывая из темноты кирпичные стены, его вещи, бетонную плиту, потолок.
После четырехмильной пробежки по переулкам и задним дворам Вашингтона он добрался сюда, в подвал у тоннеля метро, в три часа ночи. Ему удачно удалось проскочить мимо армейских патрулей и избежать встреч со снующими повсюду бандами подростков, но это вконец измотало его. Никогда в своей жизни он не испытывал такой усталости.
С болью в ране, замерзший и промокший, измотанный от напряжения, в один момент он даже усомнился, удастся ли ему выбраться из этой передряги.
Теперь, когда он лежал на спальном мешке в украденной прошлой ночью одежде, а дикая боль пронизывала насквозь, его беспокоила только одна мысль – сможет ли он двигаться.
Проверить это можно было только одним способом. Он рывком сел.
О, Боже! У него вырвался стон.
Но он не сдастся. О, нет. Правой рукой он повернул фонарь и включил его. Комната наполнилась светом.
Слегка подвинувшись в сторону, он осмотрел спальный мешок, на котором лежал. Крови немного. Это хорошо. Очень хорошо. Значит, кровотечение почти прекратилось. Лучше всего, конечно, полежать бы несколько дней спокойно, пока рана не начнет затягиваться, но, к сожалению, это невозможно.
Несмотря на боль, он проголодался. Он попытался привести мысли в порядок, выяснить, что необходимо сделать в первую очередь. Голова, похоже, работала. Это тоже его обрадовало.
Первым делом необходимо принять обезболивающее средство. Он вынул аптечку и открыл ее. Левой рукой можно пользоваться, если не двигать плечом. Так далеко распространилась боль.
Потратив три или четыре минуты, он все же смог наполнить шприц и сделать себе уколы в четырех местах: выше, ниже, левее и правее ран. Закусил губу. От напряжения он весь покрылся испариной. Лекарство подействовало немедленно. Осталась только тупая боль.
Потолок был достаточно высоко, поэтому он смог встать, выпрямился и, покачиваясь, ждал, пока сердце успокоится и давление придет в норму. Затем, крепко сжав зубы, сделал несколько пробных шагов.
Помочившись в ведро, что стояло в углу, он внимательно исследовал мочу. Следов крови он не обнаружил.
Теперь пища. И вода. Чтобы восполнить потерю крови, ему требовалось и то, и другое.
Он наладил плитку, зажег ее и открыл банку тушенки. Пока она разогревалась, он пожевал немного вяленого мяса и запил его водой из банки.
Тушенка еще не была готова, и он снял с себя всю одежду.
Надел сухие брюки, но рубашку надевать не стал. Немного погодя нужно будет сменить повязку. Мокрую одежду повесил на гвоздь.
Вот так! Теперь он уже чувствовал себя лучше. Покончив с тушенкой, он открыл банку фруктового сока и отпил из нее. Немного погодя, прикончил сок и выпил еще пинту воды.
Насытившись, Чарон улегся на спальный мешок. Впервые за это время он посмотрел на часы. Почти двенадцать. Дня или ночи – он не знал. Он мог проспать весь день до самой полуночи.
Достав радиоприемник, он включил его и через несколько минут настроил на телевизионную волну.
День. Значит, он проспал восемь часов.
Он погасил свет, чтобы не садились батареи, и остался лежать в темноте, слушая радио. Громкость пришлось убавить, чтобы звук был едва различим. Ему не хотелось, чтобы кто-нибудь, проходя по тоннелю метро, услышал его, хотя вряд ли такое могло произойти. С приходом военных все работы в тоннеле прекратились.
Так он и лежал в темноте, слушая радио и вспоминая прошедшую ночь. Он слышал разговор офицера с солдатом на дороге, с тем самым, который выстрелил в него, когда он взбирался по склону, убегая от них. Вот уж действительно выстрел наудачу. Стрелять через дорогу! Ведь он почти уже пересек эту проклятую дорогу, но тут, как заяц, получил порцию свинца.
Он вздохнул и закрыл глаза, стараясь позабыть про тупую боль в боку.
С какой стороны ни глянь, это была его лучшая в жизни охота. Самая лучшая. Даже прошлая ночь, когда за ним гнались солдаты, а он умирал от боли, предоставила редкостную возможность. Он побывал на краю жизни и смерти, прожив жизнь сполна, своими силами, своим умом и твердостью характера. Великолепно! Вот подходящее слово. Великолепно. Еще ничего в своей жизни он не делал такого, что могло бы сравниться с этим. Все, что происходило прежде, оказалось лишь прелюдией, подготовкой к прошлой ночи: суметь проскользнуть в лесу мимо солдат, раненому и истекавшему кровью, из последних сил карабкаться по склону, бежать по улице, уворачиваясь от пуль, и снова бежать, петляя и стремясь к цели.
Большинство людей, уже прожив жизнь, ни разу так и не побывали хотя бы на одной настоящей охоте. А у него их было так много. И венцом всему стала прошлая ночь!
Он снова и снова вызывал ее в памяти, смакуя каждое впечатление, вспоминая каждое ощущение, как вдруг по радио услышал свое имя. Покрутив ручку, он прибавил звук.
«…предположительно опознали как владельца ранчо из Нью-Мексико и специалиста по оружию. Этот человек вооружен и чрезвычайно опасен. Предполагается, что прошлой ночью он получил ранение, когда солдаты пытались задержать его в округе Колумбия. Если вы увидите этого человека, мы настоятельно просим вас не предпринимать самостоятельных попыток приблизиться к нему или задержать его. Просто позвоните по телефону, номер которого вы видите на экране, и сообщите властям ваше имя и адрес, где и когда вы его видели. Почему Генри Чарон предпринял попытку покушения на Президента и вице-президента, до сих пор не установлено. Сегодня днем мы надеемся получить подробную информацию из Нью-Мексико о прошлом Чарона. Оставайтесь на нашем канале».Выключив радио, Чарон лежал с закрытыми глазами.
Это не отпечатки пальцев. Его отпечатки не значились в картотеке. Даже если они у них есть, это еще ничего не значит. Это рисунок. Кто-то в Нью-Мексико опознал его и позвонил в полицию.
Ну, что ж. Он ничего не может поделать с тем, что уже знали полицейские и ФБР. Что знают, то знают.
Генри Чарон понимал, что чисто уйти ему не удастся. Он трезво осознавал, что шансы неравны. Он согласился на эту охоту, и она не обманула его ожиданий, наоборот, даже превзошла их.
Когда пули свистели над головой, а грохот М-16 раздавался в ночной тишине, он впервые по-настоящему ощутил, что встретил смерть лицом к лицу и ушел от нее. Это чувство наслаждения на краю бездны не поддавалось описанию – просто не хватало слов. Поэтому он лежал в темноте, пробуя его на вкус.
Придет время, и он решит, что делать дальше, но не сейчас.
* * *
– Эти проклятые террористы находятся в Вашингтоне. Вы знаете об этом, я знаю, каждый знает. Неплохо бы знать, что они собираются делать дальше.Генерал-майор Грир и Джейк Графтон стояли у карты города, занимавшей почти всю стену. Генерал Грир – коренастый, загорелый, с короткими, стального цвета, волосами, которые торчали у него на голове ежиком, – решил стать солдатом, когда ему исполнилось девять лет, и с тех пор он не находил занятия привлекательнее.
Он посмотрел на Графтона. Задавая вопрос, он всегда ожидал на него ответа.
– Они могли затаиться, справедливо полагая, что мы сделаем попытку найти их, сэр, – сказал Джейк Графтон, – а когда это не получится, снова начать стрельбу.
– Это версия номер один, – кивнув, произнес Грир. Его отличала привычка размышлять вслух, и все в его штабе к этому привыкли. Джейк тоже быстро уловил эту особенность. Графтон краем глаза видел Джека Йоука, который сидел в углу и делал какие-то пометки в блокноте.
– Либо они, воспользовавшись неразберихой, могут выбрать цель и ударить по ней. Или две цели. Возможно, три. Все зависит от того, сколько их и насколько хорошо они вооружены.
– Версия номер два.
– Они также могут понадеяться на то, что мы не проявим настойчивости и откажемся от поисков.
– Версия номер три. Еще есть?
– Нет. Больше ничего не приходит на ум.
– Мне тоже. Мне нравится вторая. Я бы выбрал ее, будь я на их месте. Я не думаю, что банда латиноамериканцев, которые согласились, чтобы им заплатили, когда они погибнут, будет сидеть и ждать у моря погоды.
Грир вздохнул.
– Если бы мы знали. Итак, если они остановятся на втором варианте, какую же цель они для себя изберут?
Джейк пошарил глазами по карте.
– Белый дом? – неуверенно предположил он.
– У меня две роты солдат и десяток танков возле военно-морского госпиталя в Бетезде. Одна рота и четыре танка у Белого дома, по одному на каждом углу. Еще рота с танками у старого здания правительства. То же самое у военно-морской обсерватории, где живет вице-президент. А также возле Капитолия на случай, если они снова вознамерятся нанести удар по нему. И у здания Сената и Палаты представителей. Что еще?
– Я не знаю.
– Присоединяюсь к вашему мнению, – сказал генерал Грир.
– А как насчет базы морской пехоты в Куантико?
– Там, где держат Альдану? Я думаю, нет. Альдана не похож на самоубийцу. Его не выпустят живьем. Я отдал приказ насчет этого. Это последнее место, куда они направят свой удар.
– До сих пор мы обыскали всего лишь полгорода. Дело продвигается очень медленно. По всему городу в солдат стреляют. Уже пятерых ранили, двое убиты. А солдаты стреляют в ответ. Погибли одиннадцать гражданских.
Грир отвернулся от карты и провел ладонью по ежику на голове. Затем опустился в ближайшее кресло.
– Вы что-то хотели сказать? – спросил он Джейка.
Капитан рассказал ему о прослушивании на телефонной станции и о докладе подполковника Франца.
– Марш? – повторил генерал.
– Сегодня вечером.
– Это плохо. Если это произойдет, мы должны будем их разогнать.
– Я предлагаю отключить телефонную сеть. Говорят, что это возможно. Мы узнали, что бунтовщики и провокаторы координируют свои действия по телефону. Что может значить этот марш, не знаю, но он мне не нравится. С другой стороны, мне сказали, что по телевидению в дневных новостях показали фотографию парня, которого ФБР считает убийцей, и назвали телефон, по которому следует звонить, если кто-то его увидит. Примерно то же самое они передавали в течение двух дней о террористах. Если отключим телефоны, мы не получим ни одного звонка.
– Вы обсудили это с генералом Лэндом?
– Да, сэр. Он сказал – на ваше усмотрение. Он поддержит вас в любом случае.
– Были какие-нибудь звонки?
– Нет, сэр.
– Этот марш беспокоит меня. Чего нам недоставало сейчас – так это толп, шатающихся по улицам, в которые преступники будут палить из ружей. Черт, если толпы пойдут, то будет кровавая баня.
Грир сидел молча, почесывая свою седую голову.
– Выключайте эти проклятые телефоны, – наконец, произнес он. – Я намерен закручивать гайки в этом городе все сильнее и сильнее, пока где-нибудь не треснет.
Глава 31
Позже комиссия Лонгстрита перечислила множество факторов, вызвавших насилие в те дни в Вашингтоне. По крайней мере, никто не оспаривал утверждения о том, что укоренившаяся вера черного населения в то, что оно является жертвой расового и социального угнетения, ухудшила и без того сложное положение и привела к взрыву.
Молодые парни из уличных банд – в основном чернокожие из центральной части города – начали бить стекла витрин и грабить магазины, а когда появлялись солдаты, – забрасывали их камнями, бутылками и всем прочим, что попадалось под руку.
Поначалу солдаты стреляли в воздух. Когда это не помогло, они принялись заталкивать, затаскивать, засовывать этих разгоряченных юнцов в грузовики, чтобы везти в арсенал.
Толпы людей, которые после показа этого сумасшествия по телевидению стали расти, множиться и вести себя все агрессивнее, начали поджигать автомобили.
Появились жертвы от рук солдат, большинство из которых по возрасту не отличались от тех, кто выкрикивал в их адрес оскорбления и швырял камнями. Телекамера запечатлела один из таких инцидентов, который мгновенно вызвал всеобщее возмущение.
Генерал Лэнд приказал удалить все телекамеры с улиц, но было уже поздно. Десятки домов в беднейших кварталах города пылали от пожаров, а пожарные и санитарные машины не могли подъехать к ним из-за бунтовавших толп.
Кто-то из армейских офицеров попытался было пустить в ход танки, чтобы припугнуть бунтовщиков. Но в ответ последовала немедленная реакция в виде бутылок с бензином и зажженными тряпками, заткнутыми в горлышко вместо фитилей.
После того, как один танк сгорел, а два танкиста получили серьезные ожоги, выбираясь из него, из другого танка открыли пулеметный огонь, который скосил около дюжины человек. Бунтовщики бросились врассыпную, на бегу поджигая машины и разбивая окна. Всю эту сцену показали по телевидению замершей от ужаса Америке.
Запах дыма и жженой резины распространился по всему городу. Беспорядки, однако, ограничивались лишь бедными кварталами, как это происходило во времена больших городских бунтов в период вьетнамской войны. И это было естественно. Около половины находившихся в округе двенадцати тысяч солдат выполняли задачи по охране правительственных и общественных зданий в официальной части Вашингтона. А основная масса бунтовщиков держалась поближе к дому, устраивая драки и грабежи по соседству.
Генералы Лэнд и Грир расставили солдат на каждом перекрестке. Они видели теперь единственный путь – продолжать наращивать военное давление до тех пор, пока обстановка не нормализуется. Поиски террористов отодвинулись на задний план.
Когда солнце стало клониться к закату, температура воздуха, которая днем держалась на уровне тринадцати градусов, начала резко снижаться. Генерал Грир и его штаб обрели надежду. Возможно, то, чего не смогли сделать солдаты, довершит холод. Хорошо, если бы пошел мокрый снег.
С наступлением темноты генерал Грир отправил на улицы резервную часть солдат. Стрельба и пожары по-прежнему терзали город, но количество людей на улицах определенно уменьшилось.
Джейк отложил в сторону ручку, которой писал доклад для генерала Лэнда.
– Слушаю.
– Это у входа, сэр. Я провожу вас.
В коридоре офицер сказал ему:
– К нам пришли люди, которые хотят, чтобы мы освободили их родственников под их попечительство.
– Сколько?
– Всего трое. Им пришлось идти пешком, а ввиду беспорядков и всего…
– Хорошо. Скольких вы уже освободили?
– Мы никого не освобождали, сэр. Нарушителей комендантского часа и обычных наркоманов мы отправляем в форт Мак-Нэйр, а бунтовщиков, грабителей и тех, кто стрелял в солдат, держим здесь.
– А те, чьи родственники пришли, они к какой категории относятся?
– Грабеж, стрельба в солдат и наркотики. За наркотики задержана женщина. Она отстрачивала одного парня в машине, но, поскольку они не должны были находиться в машине, наши люди обыскали их. У парня нашли немного крэка, а у нее в сумочке обнаружили следы кокаина. Поэтому их привезли сюда.
Посетители стояли возле стола у входа в технические склады. Две чернокожие женщины и белый мужчина.
Сначала Джейк обратился к старшей из женщин.
– Меня зовут Харриэт Ханнифан, генерал. Я хочу забрать своего мальчика. – Ей, пожалуй, за пятьдесят, прикинул Джейк, широка в кости, волосы седые. На руке сумочка. На ногах поношенные туфли.
– Как его имя, мэм?
– Джимми Ханнифан.
Джейк повернулся к сержанту, сидевшему за столом, тот сверился со своими записями.
– Грабеж, сэр. Бросал камни в витрины магазина. Его пытались схватить при попытке вынести телевизор. Тогда он его бросил и телевизор разбился, а его мы задержали.
– С вашим сыном раньше случались неприятности, мэм?
– Он мой внук. Боже, да, у него были проблемы в школе, попал в плохую компанию. Ему всего шестнадцать, и он хочет бросить школу, но я ему не позволю.
– Приведите его сюда, – приказал Джейк капитану.
– Сколько вам пришлось пройти, пока добрались сюда? – снова обратился Джейк к миссис Ханнифан.
– Примерно пару миль.
– Сейчас довольно опасно.
– Он все, что у меня есть.
– А вы, мэм? – спросил Джейк у второй женщины, значительно моложе миссис Ханнифан, но одетой победнее.
– Это мой мальчик. Он стрелял в людей. Я видела, как его забрали солдаты.
Джейк собрался было ей отказать, но потом решил не торопиться.
– Издалека вы пришли?
– С перекрестка Эмерсон-Джорджия-авеню. Я не знаю, как далеко это.
Молодые парни из уличных банд – в основном чернокожие из центральной части города – начали бить стекла витрин и грабить магазины, а когда появлялись солдаты, – забрасывали их камнями, бутылками и всем прочим, что попадалось под руку.
Поначалу солдаты стреляли в воздух. Когда это не помогло, они принялись заталкивать, затаскивать, засовывать этих разгоряченных юнцов в грузовики, чтобы везти в арсенал.
Толпы людей, которые после показа этого сумасшествия по телевидению стали расти, множиться и вести себя все агрессивнее, начали поджигать автомобили.
Появились жертвы от рук солдат, большинство из которых по возрасту не отличались от тех, кто выкрикивал в их адрес оскорбления и швырял камнями. Телекамера запечатлела один из таких инцидентов, который мгновенно вызвал всеобщее возмущение.
Генерал Лэнд приказал удалить все телекамеры с улиц, но было уже поздно. Десятки домов в беднейших кварталах города пылали от пожаров, а пожарные и санитарные машины не могли подъехать к ним из-за бунтовавших толп.
Кто-то из армейских офицеров попытался было пустить в ход танки, чтобы припугнуть бунтовщиков. Но в ответ последовала немедленная реакция в виде бутылок с бензином и зажженными тряпками, заткнутыми в горлышко вместо фитилей.
После того, как один танк сгорел, а два танкиста получили серьезные ожоги, выбираясь из него, из другого танка открыли пулеметный огонь, который скосил около дюжины человек. Бунтовщики бросились врассыпную, на бегу поджигая машины и разбивая окна. Всю эту сцену показали по телевидению замершей от ужаса Америке.
Запах дыма и жженой резины распространился по всему городу. Беспорядки, однако, ограничивались лишь бедными кварталами, как это происходило во времена больших городских бунтов в период вьетнамской войны. И это было естественно. Около половины находившихся в округе двенадцати тысяч солдат выполняли задачи по охране правительственных и общественных зданий в официальной части Вашингтона. А основная масса бунтовщиков держалась поближе к дому, устраивая драки и грабежи по соседству.
Генералы Лэнд и Грир расставили солдат на каждом перекрестке. Они видели теперь единственный путь – продолжать наращивать военное давление до тех пор, пока обстановка не нормализуется. Поиски террористов отодвинулись на задний план.
Когда солнце стало клониться к закату, температура воздуха, которая днем держалась на уровне тринадцати градусов, начала резко снижаться. Генерал Грир и его штаб обрели надежду. Возможно, то, чего не смогли сделать солдаты, довершит холод. Хорошо, если бы пошел мокрый снег.
С наступлением темноты генерал Грир отправил на улицы резервную часть солдат. Стрельба и пожары по-прежнему терзали город, но количество людей на улицах определенно уменьшилось.
* * *
– Капитан Графтон, у нас здесь возникла проблема, – извиняющимся голосом обратился к Джейку молодой армейский капитан. – Генерал Грир сказал, что он очень занят и просил вас заняться этим.Джейк отложил в сторону ручку, которой писал доклад для генерала Лэнда.
– Слушаю.
– Это у входа, сэр. Я провожу вас.
В коридоре офицер сказал ему:
– К нам пришли люди, которые хотят, чтобы мы освободили их родственников под их попечительство.
– Сколько?
– Всего трое. Им пришлось идти пешком, а ввиду беспорядков и всего…
– Хорошо. Скольких вы уже освободили?
– Мы никого не освобождали, сэр. Нарушителей комендантского часа и обычных наркоманов мы отправляем в форт Мак-Нэйр, а бунтовщиков, грабителей и тех, кто стрелял в солдат, держим здесь.
– А те, чьи родственники пришли, они к какой категории относятся?
– Грабеж, стрельба в солдат и наркотики. За наркотики задержана женщина. Она отстрачивала одного парня в машине, но, поскольку они не должны были находиться в машине, наши люди обыскали их. У парня нашли немного крэка, а у нее в сумочке обнаружили следы кокаина. Поэтому их привезли сюда.
Посетители стояли возле стола у входа в технические склады. Две чернокожие женщины и белый мужчина.
Сначала Джейк обратился к старшей из женщин.
– Меня зовут Харриэт Ханнифан, генерал. Я хочу забрать своего мальчика. – Ей, пожалуй, за пятьдесят, прикинул Джейк, широка в кости, волосы седые. На руке сумочка. На ногах поношенные туфли.
– Как его имя, мэм?
– Джимми Ханнифан.
Джейк повернулся к сержанту, сидевшему за столом, тот сверился со своими записями.
– Грабеж, сэр. Бросал камни в витрины магазина. Его пытались схватить при попытке вынести телевизор. Тогда он его бросил и телевизор разбился, а его мы задержали.
– С вашим сыном раньше случались неприятности, мэм?
– Он мой внук. Боже, да, у него были проблемы в школе, попал в плохую компанию. Ему всего шестнадцать, и он хочет бросить школу, но я ему не позволю.
– Приведите его сюда, – приказал Джейк капитану.
– Сколько вам пришлось пройти, пока добрались сюда? – снова обратился Джейк к миссис Ханнифан.
– Примерно пару миль.
– Сейчас довольно опасно.
– Он все, что у меня есть.
– А вы, мэм? – спросил Джейк у второй женщины, значительно моложе миссис Ханнифан, но одетой победнее.
– Это мой мальчик. Он стрелял в людей. Я видела, как его забрали солдаты.
Джейк собрался было ей отказать, но потом решил не торопиться.
– Издалека вы пришли?
– С перекрестка Эмерсон-Джорджия-авеню. Я не знаю, как далеко это.