Страница:
Визуарий покачал головой, но что выражало это движение понять было трудно — то ли негодование, то ли несогласие.
— Мир велик — уверенно сказал он. — Гораздо больше, чем вмещается в ваши мозги и две встречи в этом огромном мире что-нибудь да значат.
Он замолчал, задумавшись над своими словами. Его спутники стояли молча, не решаясь перебить его мысль.
— Во всяком случае третий раз встречаться с ним мне совсем не хочется.
— Испепели их! — восторженно вскричал младшенький — Пусть твой гнев падет на них тяжелой карой твоей справедливости!
— В жаб их, — поддакнул другой. — В песок, в щебенку. Потрать на них толику своего могущества!
Визуарий посмотрел по сторонам. Вокруг шли люди и никому не было дела до четырех стариков. Он вздохнул, вспомнив о лошади, которую они потеряли в прошлый раз и волшебных вещах, что она везла. Если бы все это оказалось у него под руками! Если бы!
— Орел не гоняется за мухами. Сперва найдите их, а потом я решу, что нужно сделать что бы вернуть наши вещи. А уж потом я подумаю, что смогу сделать для них.
— Мы заночуем тут? — почтительно спросил младшенький.
— Да, — чуть помедлив кивнул Визуарий. Он посчитал что-то на пальцах и добавил.
— Да. Мы успеем на праздник. Задержимся. Ненадолго.
Выказывая редкую настойчивость младшенький наклонился к земле, словно собака, собираясь унюхать куда это скрылись беглецы, так нужные Визуарию. Тот благосклонно посмотрел на него — тот оправдывал его самые лучшие ожидания, потом он укоризненно оглядел двух других. Отвечая на немой упек один из них сказал.
— На рынке они. Где же еще?
Визуарий покачал головой. Жизнь научила его не доверять простым решениям. Он мог бы прибегнуть к колдовству, но у него не осталось уверенности, что все выйдет как нужно.
— Один из них, вроде в халате был?
— Был, вроде… — неуверенно ответил средний.
— Так «вроде» или «был»?
— Был! — твердо сказал старший. — В халате и сапогах!
Лоб Визуария пошел морщинами. Прочно, словно прутья клетки они удерживали старческие мысли в черепе. Видно, что мысли эти были приятны. Старец улыбнулся.
— Беги к начальнику городской стражи. Скажи, что в город прибыл… Нет. Пробрался.
Старик прищелкнул пальцами, радуясь пришедшей мысли.
— Пробрался известный мусульманский проповедник — Меч Аллаха и Надежда Пророка! И что он собирается склонить простодушных жителей Труповца к переходу в магометанство.
Ложь была настолько чудовищной, что средний сказал то, что пришло первым в голову… Кто же в это поверит? Что же он совсем дурак, что ли?
— А разве нет?
— Я бы на его месте не поверил бы.
— Тебе и не придется на его месте быть, — осадил его Визуарий. — Думаешь много, оттого, видно и судьба к тебе боком… Беги.
Тот замешкался.
— Беги, пока прыгать не заставил.
И средний побежал.
Глава 30
Глава 31
— Мир велик — уверенно сказал он. — Гораздо больше, чем вмещается в ваши мозги и две встречи в этом огромном мире что-нибудь да значат.
Он замолчал, задумавшись над своими словами. Его спутники стояли молча, не решаясь перебить его мысль.
— Во всяком случае третий раз встречаться с ним мне совсем не хочется.
— Испепели их! — восторженно вскричал младшенький — Пусть твой гнев падет на них тяжелой карой твоей справедливости!
— В жаб их, — поддакнул другой. — В песок, в щебенку. Потрать на них толику своего могущества!
Визуарий посмотрел по сторонам. Вокруг шли люди и никому не было дела до четырех стариков. Он вздохнул, вспомнив о лошади, которую они потеряли в прошлый раз и волшебных вещах, что она везла. Если бы все это оказалось у него под руками! Если бы!
— Орел не гоняется за мухами. Сперва найдите их, а потом я решу, что нужно сделать что бы вернуть наши вещи. А уж потом я подумаю, что смогу сделать для них.
— Мы заночуем тут? — почтительно спросил младшенький.
— Да, — чуть помедлив кивнул Визуарий. Он посчитал что-то на пальцах и добавил.
— Да. Мы успеем на праздник. Задержимся. Ненадолго.
Выказывая редкую настойчивость младшенький наклонился к земле, словно собака, собираясь унюхать куда это скрылись беглецы, так нужные Визуарию. Тот благосклонно посмотрел на него — тот оправдывал его самые лучшие ожидания, потом он укоризненно оглядел двух других. Отвечая на немой упек один из них сказал.
— На рынке они. Где же еще?
Визуарий покачал головой. Жизнь научила его не доверять простым решениям. Он мог бы прибегнуть к колдовству, но у него не осталось уверенности, что все выйдет как нужно.
— Один из них, вроде в халате был?
— Был, вроде… — неуверенно ответил средний.
— Так «вроде» или «был»?
— Был! — твердо сказал старший. — В халате и сапогах!
Лоб Визуария пошел морщинами. Прочно, словно прутья клетки они удерживали старческие мысли в черепе. Видно, что мысли эти были приятны. Старец улыбнулся.
— Беги к начальнику городской стражи. Скажи, что в город прибыл… Нет. Пробрался.
Старик прищелкнул пальцами, радуясь пришедшей мысли.
— Пробрался известный мусульманский проповедник — Меч Аллаха и Надежда Пророка! И что он собирается склонить простодушных жителей Труповца к переходу в магометанство.
Ложь была настолько чудовищной, что средний сказал то, что пришло первым в голову… Кто же в это поверит? Что же он совсем дурак, что ли?
— А разве нет?
— Я бы на его месте не поверил бы.
— Тебе и не придется на его месте быть, — осадил его Визуарий. — Думаешь много, оттого, видно и судьба к тебе боком… Беги.
Тот замешкался.
— Беги, пока прыгать не заставил.
И средний побежал.
Глава 30
Город выглядел богато, но мрачно.
Выстроенный из черно-красного камня он давил на души гостям, наполнял ее ощущением неуюта. Прислушиваясь к голосам людей, что сновали вокруг Избор задирал брови все выше и выше, качал головой и оглядывался. Голоса звучали вполне человеческие, но речи велись не вполне обыденные, да и названия улиц бросали в дрожь: Висельная улица, Трупный тупик, Кожедерная площадь…
От этих названий внутри что-то ежилось от недоумения — как это под этим солнцем вызрел такой город. Даже у Гаврилы это вызвало какую-то оторопь. Единственная улица, с названием которой он смирился, была названа улицей Сорока Великомученников — он слышал, что у последователей Христа было что-то такое — но Избору и это не понравилось…
— Не город — нарыв какой-то. Тут в оба глаза смотреть нужно, а то быстро станешь сорок первым…
Ему никто не возразил, даже Иосиф, ибо и он почувствовал жуть, разлитую в воздухе. Они ехали молча, сбившись в тесную группу и понимая, что надеяться могут только друг на друга. Все тут был в диковину — и названия улиц и лавки перед домами, выполненные словно длинные виселицы и даже табуретки уличных торговцев, похожие на плахи. Торговцы, что сидели на них провожали халат заинтересованными взглядами.
— Эй, почтенный, — обратился Гаврила к одному из местных. — Где у вас тут у вас золотых дел мастера работают?
Из уважения к халату хозяин даже вышел из-за прилавка. Размахивая руками так, что рукава шелестели на ветру он объяснил.
— Немного вперед пройдете. Потом свернете на Членовредительскую. Но ней дойдете до кружала «Три палача» и там повернете. За второй общественной плахой и живут золотых дел мастера.
Избор шевелил бровями, укладывая все сказанное в голове.
— Много их у вас? — поинтересовался хазарин.
— Хватает. Улица до самого кладбища Невинно убиенных тянется.
Лицо у Исина вытянулось.
— И что большое кладбище?
Купец оторвал взгляд от халата и посмотрел на прилавок. Покупателей не было и он задумался вспоминая.
— Да нет вроде… Не больше чем пять других…
Взмахом руки богатырь отпустил купца за прилавок и они отправились по указанному пути. Когда отъехали подальше Исин спросил:
— Ну что? Хороший город? Заметили, чем он торгует?
— А чего замечать? Веревками простыми…
— Простыми… — вздохнул Исин. — В этом городе, поди простых веревок нет. Тут, пожалуй все для виселиц.
— А нам какое дело? — сказал Гаврила — Мы тут проездом. Продадим — купим, только нас тут и видели…
Избор вспомнил стену города.
— Если к стене не приклеят.
Гаврила хлопнул себя по рукояти меча.
— Отклеимся.
Избор рассеянно кивнул и Масленников понял, что все это его уже не интересует и мыслями воевода уже был не только за стенами, но и за горами… Иосиф широко раскрытыми глазами смотревший вокруг спросил:
— Как тут только люди живут?
— Да какая это жизнь — куда не посмотришь мертвяки мерещатся.
— Ну не вся же жизнь такая? Наверняка ведь песни поют, — заступился Исин за горожан.
— О покойниках.
— Пляшут.
— Или на могилах, или на похоронах.
— Сказки детям рассказывают.
Гаврила махнул рукой и направил коня по Членовредительской. Они добрались до «Трех палачей». Напротив заведения стояла виселица. На виселице висел покойник, прямо под его ногами играли дети. Из открытых дверей на все это с улыбкой смотрел толстый человек в белом переднике.
— Безумный город, — сказал Исин. — Сделали смерть смыслом жизни!
— Не свою — чужую. Как тут только дети родятся?
Избор махнул рукой. Тут начинались ряды золотых дел мастеров. Там они, не особенно торгуясь, поменяли несколько камней с халата на несколько мешочков с серебром и золотом. Уклонившись от попыток хозяина продать им серебряные пытошные клещи и позолоченные гвозди для вколачивания под ногти они пошли тратить деньги на одежду и еду.
С каждой покупкой на душе Гаврилы становилось все легче и легче — городские ворота становились все ближе и ближе.
— Город маленький, а воспоминаний надолго хватит. Как о нем подумаю — сразу виселицу вспомню…
— Это ты зря, — отозвался Избор. Камни камнями, а кошель что приятно оттягивал пояс подкреплял его уверенность в будущем. — Город чистый… Мрачновато только, а так — ничего.
Улица вывела их на площадь, к воротам. На площади еще сновали люди опоздавшие к торгу, но пахло уже не соломой и навозом, а съестным. Запах еды, словно протянутая поперек дороги веревка остановила Избора около корчмы. У дверей вместо вывески стояли, сыто порыгивая, подвыпившие горожане и смотрели на них.
— Скверный городишко. Может в корчме лучше будет? Зайдем?
— Зачем? Еда есть…
— Потом хоть корчму добрым словом вспомнишь.
— Мимо едем. Все равно поесть стоит, — поддержал воеводу Исин. Гаврила оглянулся, не зная что сказать.
— Тут кусок в горло не полезет.
— Сухой не полезет — смочишь.
— И я есть хочу, — подал голос Иосиф, про которого все забыли.
— Терпи. А то оставим в городе, придется к палачу в ученики поступать…
— Оставь мальчишку, — отозвался Исин. — Дорога дальняя, поесть не помешает.
Гаврила уже сдаваясь спросил.
— Ну, а если что?
— Если что, то до ворот двадцать шагов. Ворота хлипкие, да стража худая. За ворота выберемся, а там ищи ветра в поле.
Гаврила хотел есть, но он и не хотел оставаться в городе. Богатырь смерил глазами расстояние до ворот, оглядел щуплого стражника, подпиравшего одну из створок. Ни створка, ни страж не казались опасными. Он нехотя, не из-за голода, а скорее из-за понимания необходимости слез и пробормотал.
— Мертвечиной накормят. Похлебкой из пальцев четвертованного.
Ни Избор, ни Исин ничего ему не ответили, и только Иосиф, сглотнув слюну, откликнулся.
— Мы быстро. Я даже жевать не буду. Сразу проглатывать.
Он догнал сотника и воеводу, когда те входили в корчму. Сделав первый шаг в темноту Избор ударился головой обо что-то гибкое и звенящее металлом.
— Ящер! — выругался Избор. — У кого в ушах звенит?
Из темноты раздался дружный хохот. Воевода провел рукой, ощупывая темноту перед собой.
— Цепи тут, — сообщил он друзьям. — Головы берегите.
Цепи связками и поодиночке свисали с потолка на малом расстоянии друг от друга. Кое-где на концах цепей блестели крючья, а где-то висели не то мешки не то трупы. Гремели цепи, голосили люди, в полумраке что-то качалось перед глазами. Не хватало только лунного света, что бы ощутить себя среди повешенных. Исин провел рукой сверху вниз. Он понюхал руку и к облегчению ощутил запах мяса.
— Да тут на убой кормят… — двусмысленно пошутил хазарин.
— Или травят сразу насмерть, — откликнулся Гаврила. Избор, приняв слова всерьез ответил.
— Если они сделали смерть развлечением, то этого быть не может. Какое это развлечение отравить человека?
— Ну, как же… Кто корчится, тот почти пляшет…
Глаза уже привыкли к полусвету и Избор разглядел тех, кто сидел рядом с ними. Ни один из сидельцев не обращал на них внимания — все были заняты своими делами. К ним подбежал бледный, как дух смерти, мальчишка и остановился с вопросительным видом.
— Вина, мяса, хлеба, — осторожно сказал Гаврила, помимо воли прикидывая куда этот отрок может подсыпать отраву.
— А так же еще чего-нибудь… — добавил хазарин оглядываясь.
Мальчишка вернулся через минуту с подносом уставленным кувшинами кружками и хлебом.
— А мясо?
— Режьте сами, — он показал на качающиеся туши. — Тут говядина, а там дальше свинина, баранина, оленина…
Избор подмигнул Иосифу и тот ринулся в темноту.
Понемногу они привыкали к странностям этого города.
— А ничего тут, — наконец сказал Гаврила. — Видно в этом городке и готовят с такой же любовью, как вешают, сажают на кол и рубят головы. Если так дело дальше пойдет не скоро мы отсюда выйдем.
Исин сдув пену с кружки прямо на стол заметил.
— Судьба свистнет — стрелой вылетим.
Иосиф, что возился с курицей захрустел костями и заглушил последние слова сотника. Гаврила скорее догадался, чем услышал их.
— Не услышим, — усмехнулся Гаврила, глядя на него.
— Когда ей нужно, Судьба свистит очень громко.
Цепи на входе зазвенели и сидельцы вновь разразились хохотом. Гаврил настороженно поднял голову. В проеме стоял человек с мечом в руках.
— Спокойствие и повиновение! — прокричал он. — По княжескому повелению!
В корчме стало тихо, только мертвые свиньи и бараны позванивали цепями. Воин сунул руку за спину и вытащил махонького старичка. Тот ничего не видя в полумраке хлопал глазами, тщась что-то разглядеть за цепями и тушами. Глаза сотника оказались острее. Несколько мгновений он смотрел узнавая старичка и убеждаясь, что тот ему не чудится.
— Визуарий, сволочь! — сказал Исин в полголоса. Он не забыл той ночи, когда этот невзрачного вида волшебник едва не превратил его в лягушку и встряхнув плечами сбросил с себя мерзость воспоминания.
— Вот так встреча! — сказал Гаврила, лопатками ощутив меч. — Убью гада!
Он поднялся и кувшин осколками разлетелся по полу.
— Вот они! — закричал Визуарий. — Они все склоняли меня перейти в мусульманство! Халат обещали подарить! Еле живой ушел!
Воин за его спиной тряхнул его.
— Где они?
Голос Визуария перешел в визг.
— Проповедник в халате и подручные его.
Старец сделал, что хотел и воин убрал его за спину, сделав шаг навстречу вставшему Гавриле. В темноте он ткнулся в стол и выругавшись опрокинул его. Он подошел поближе и стал разглядывать Избора. Он успел оценить и ширину плеч и толщину рукояти меча, что торчала из-за плеча незнакомца в халате. Связываться с ним не хотелось, но вот халат…
— Да. Халат есть… Это точно.
Он сказал это так, словно именно это все и решало. Вокруг стало так тихо, что Избор услышал как у Иосифа забурчало в животе. Люди кругом молчали, не решаясь ее нарушить.
— Что тут за порядки у вас? Мы по своим делам едем, никого не трогаем… — наконец сказал Избор, уже понявший, что драться все-таки придется..
Уедите тогда, когда князь вас отпустит.
— Почему это?
Исин поднялся и встал рядом с Гаврилой. В его голосе не было высокомерия, а только любопытство.
— Проповедников Ислама у нас принято выдворять из города по частям.
Они его поняли, но воин не удержался и добавил.
— Сперва одну ногу, потом другую… И все по разным дорогам.
— Ладно, — перебил его Избор. — К нам-то это как относится? Мы мирно едем…
Воин не стал его слушать. Он крикнул и из-за его спины в корчму полезли вооруженные люди.
— Никто не имеет права проповедовать ислам в нашем городе!
— Мы и не собирались делать этого… — честно сказал Избор, прикидывая сколько до ближайшего окна.
— Старик утверждает обратное.
— А ты его знаешь?
— Я и тебя не знаю… — Он сделал нетерпеливый жест рукой. — Ничего. Князь разберется.
Избор почесал затылок.
— Что-то я не верю в вашу справедливость…
— Ничего. Пытка покажет виновного, — уверено, словно изрекал непреложную истину, произнес стражник.
По заду пронесся легкий шум. Сидельцы как один закивали — кому как не им знать, что воин говорит сущую правду. Но Избор не поверил и им.
— Боюсь в это раз все будет по-другому…
— Пытка покажет, — повторил воин.
— Пытки не будет, — сказал Избор. — Пытать будет некого.
Воин пожал плечами, оставляя последние слова на совести богатыря.
— Старика я сейчас убью, а нас вам не взять…
— Уж не Аллах ли помешает мне сделать это?
Избор несколько мгновений решал не шутит ли его враг и так и не поняв ответил, неопределенно пошевелив пальцами.
— Не знаю как случится в этот раз, но обычно мы в состоянии постоять за себя не прибегая ни к чьей помощи…
Избор рассчитывал получить в ответ хотя бы оскорбление, а получил улыбку и слова.
— Твои друзья хороши, но у меня друзей больше и у каждого по мечу.
Люди у него за спиной поняли это как приказ и вытащили оружие.
— Человек с мечом это еще не воин.
Воин засмеялся, увидев слабость там, где ее не существовало.
— Что ж, — сказал Исин. — Все слова сказаны. Осталось только проверить насколько твой язык длиннее меча.
— Зря я с вами говорил… — вздохнул воин. — Взять их и доставить к князю.
Обходя его воины сдвинулись с места. Избор переглянулся с Гаврилой и кивнул на окно. На пути к нему пока никого не было, но Гаврила отрицательно качнул головой и кивнул на дверь. Где-то там, за рядами воинов блестели восторженные глаза Иосифа.
— Нет Через дверь. Там Иосиф и этот проклятый старик. В конце концов там и до ворот ближе…
Избор пожал плечами. Он допил кувшин и разбил его о чью-то голову.
— Если вспотеешь — предупреди…
— Чего предупреждать. Если что сами увидите…
Он огляделся и с горечью добавил.
— С этими разве вспотеешь?
Выстроенный из черно-красного камня он давил на души гостям, наполнял ее ощущением неуюта. Прислушиваясь к голосам людей, что сновали вокруг Избор задирал брови все выше и выше, качал головой и оглядывался. Голоса звучали вполне человеческие, но речи велись не вполне обыденные, да и названия улиц бросали в дрожь: Висельная улица, Трупный тупик, Кожедерная площадь…
От этих названий внутри что-то ежилось от недоумения — как это под этим солнцем вызрел такой город. Даже у Гаврилы это вызвало какую-то оторопь. Единственная улица, с названием которой он смирился, была названа улицей Сорока Великомученников — он слышал, что у последователей Христа было что-то такое — но Избору и это не понравилось…
— Не город — нарыв какой-то. Тут в оба глаза смотреть нужно, а то быстро станешь сорок первым…
Ему никто не возразил, даже Иосиф, ибо и он почувствовал жуть, разлитую в воздухе. Они ехали молча, сбившись в тесную группу и понимая, что надеяться могут только друг на друга. Все тут был в диковину — и названия улиц и лавки перед домами, выполненные словно длинные виселицы и даже табуретки уличных торговцев, похожие на плахи. Торговцы, что сидели на них провожали халат заинтересованными взглядами.
— Эй, почтенный, — обратился Гаврила к одному из местных. — Где у вас тут у вас золотых дел мастера работают?
Из уважения к халату хозяин даже вышел из-за прилавка. Размахивая руками так, что рукава шелестели на ветру он объяснил.
— Немного вперед пройдете. Потом свернете на Членовредительскую. Но ней дойдете до кружала «Три палача» и там повернете. За второй общественной плахой и живут золотых дел мастера.
Избор шевелил бровями, укладывая все сказанное в голове.
— Много их у вас? — поинтересовался хазарин.
— Хватает. Улица до самого кладбища Невинно убиенных тянется.
Лицо у Исина вытянулось.
— И что большое кладбище?
Купец оторвал взгляд от халата и посмотрел на прилавок. Покупателей не было и он задумался вспоминая.
— Да нет вроде… Не больше чем пять других…
Взмахом руки богатырь отпустил купца за прилавок и они отправились по указанному пути. Когда отъехали подальше Исин спросил:
— Ну что? Хороший город? Заметили, чем он торгует?
— А чего замечать? Веревками простыми…
— Простыми… — вздохнул Исин. — В этом городе, поди простых веревок нет. Тут, пожалуй все для виселиц.
— А нам какое дело? — сказал Гаврила — Мы тут проездом. Продадим — купим, только нас тут и видели…
Избор вспомнил стену города.
— Если к стене не приклеят.
Гаврила хлопнул себя по рукояти меча.
— Отклеимся.
Избор рассеянно кивнул и Масленников понял, что все это его уже не интересует и мыслями воевода уже был не только за стенами, но и за горами… Иосиф широко раскрытыми глазами смотревший вокруг спросил:
— Как тут только люди живут?
— Да какая это жизнь — куда не посмотришь мертвяки мерещатся.
— Ну не вся же жизнь такая? Наверняка ведь песни поют, — заступился Исин за горожан.
— О покойниках.
— Пляшут.
— Или на могилах, или на похоронах.
— Сказки детям рассказывают.
Гаврила махнул рукой и направил коня по Членовредительской. Они добрались до «Трех палачей». Напротив заведения стояла виселица. На виселице висел покойник, прямо под его ногами играли дети. Из открытых дверей на все это с улыбкой смотрел толстый человек в белом переднике.
— Безумный город, — сказал Исин. — Сделали смерть смыслом жизни!
— Не свою — чужую. Как тут только дети родятся?
Избор махнул рукой. Тут начинались ряды золотых дел мастеров. Там они, не особенно торгуясь, поменяли несколько камней с халата на несколько мешочков с серебром и золотом. Уклонившись от попыток хозяина продать им серебряные пытошные клещи и позолоченные гвозди для вколачивания под ногти они пошли тратить деньги на одежду и еду.
С каждой покупкой на душе Гаврилы становилось все легче и легче — городские ворота становились все ближе и ближе.
— Город маленький, а воспоминаний надолго хватит. Как о нем подумаю — сразу виселицу вспомню…
— Это ты зря, — отозвался Избор. Камни камнями, а кошель что приятно оттягивал пояс подкреплял его уверенность в будущем. — Город чистый… Мрачновато только, а так — ничего.
Улица вывела их на площадь, к воротам. На площади еще сновали люди опоздавшие к торгу, но пахло уже не соломой и навозом, а съестным. Запах еды, словно протянутая поперек дороги веревка остановила Избора около корчмы. У дверей вместо вывески стояли, сыто порыгивая, подвыпившие горожане и смотрели на них.
— Скверный городишко. Может в корчме лучше будет? Зайдем?
— Зачем? Еда есть…
— Потом хоть корчму добрым словом вспомнишь.
— Мимо едем. Все равно поесть стоит, — поддержал воеводу Исин. Гаврила оглянулся, не зная что сказать.
— Тут кусок в горло не полезет.
— Сухой не полезет — смочишь.
— И я есть хочу, — подал голос Иосиф, про которого все забыли.
— Терпи. А то оставим в городе, придется к палачу в ученики поступать…
— Оставь мальчишку, — отозвался Исин. — Дорога дальняя, поесть не помешает.
Гаврила уже сдаваясь спросил.
— Ну, а если что?
— Если что, то до ворот двадцать шагов. Ворота хлипкие, да стража худая. За ворота выберемся, а там ищи ветра в поле.
Гаврила хотел есть, но он и не хотел оставаться в городе. Богатырь смерил глазами расстояние до ворот, оглядел щуплого стражника, подпиравшего одну из створок. Ни створка, ни страж не казались опасными. Он нехотя, не из-за голода, а скорее из-за понимания необходимости слез и пробормотал.
— Мертвечиной накормят. Похлебкой из пальцев четвертованного.
Ни Избор, ни Исин ничего ему не ответили, и только Иосиф, сглотнув слюну, откликнулся.
— Мы быстро. Я даже жевать не буду. Сразу проглатывать.
Он догнал сотника и воеводу, когда те входили в корчму. Сделав первый шаг в темноту Избор ударился головой обо что-то гибкое и звенящее металлом.
— Ящер! — выругался Избор. — У кого в ушах звенит?
Из темноты раздался дружный хохот. Воевода провел рукой, ощупывая темноту перед собой.
— Цепи тут, — сообщил он друзьям. — Головы берегите.
Цепи связками и поодиночке свисали с потолка на малом расстоянии друг от друга. Кое-где на концах цепей блестели крючья, а где-то висели не то мешки не то трупы. Гремели цепи, голосили люди, в полумраке что-то качалось перед глазами. Не хватало только лунного света, что бы ощутить себя среди повешенных. Исин провел рукой сверху вниз. Он понюхал руку и к облегчению ощутил запах мяса.
— Да тут на убой кормят… — двусмысленно пошутил хазарин.
— Или травят сразу насмерть, — откликнулся Гаврила. Избор, приняв слова всерьез ответил.
— Если они сделали смерть развлечением, то этого быть не может. Какое это развлечение отравить человека?
— Ну, как же… Кто корчится, тот почти пляшет…
Глаза уже привыкли к полусвету и Избор разглядел тех, кто сидел рядом с ними. Ни один из сидельцев не обращал на них внимания — все были заняты своими делами. К ним подбежал бледный, как дух смерти, мальчишка и остановился с вопросительным видом.
— Вина, мяса, хлеба, — осторожно сказал Гаврила, помимо воли прикидывая куда этот отрок может подсыпать отраву.
— А так же еще чего-нибудь… — добавил хазарин оглядываясь.
Мальчишка вернулся через минуту с подносом уставленным кувшинами кружками и хлебом.
— А мясо?
— Режьте сами, — он показал на качающиеся туши. — Тут говядина, а там дальше свинина, баранина, оленина…
Избор подмигнул Иосифу и тот ринулся в темноту.
Понемногу они привыкали к странностям этого города.
— А ничего тут, — наконец сказал Гаврила. — Видно в этом городке и готовят с такой же любовью, как вешают, сажают на кол и рубят головы. Если так дело дальше пойдет не скоро мы отсюда выйдем.
Исин сдув пену с кружки прямо на стол заметил.
— Судьба свистнет — стрелой вылетим.
Иосиф, что возился с курицей захрустел костями и заглушил последние слова сотника. Гаврила скорее догадался, чем услышал их.
— Не услышим, — усмехнулся Гаврила, глядя на него.
— Когда ей нужно, Судьба свистит очень громко.
Цепи на входе зазвенели и сидельцы вновь разразились хохотом. Гаврил настороженно поднял голову. В проеме стоял человек с мечом в руках.
— Спокойствие и повиновение! — прокричал он. — По княжескому повелению!
В корчме стало тихо, только мертвые свиньи и бараны позванивали цепями. Воин сунул руку за спину и вытащил махонького старичка. Тот ничего не видя в полумраке хлопал глазами, тщась что-то разглядеть за цепями и тушами. Глаза сотника оказались острее. Несколько мгновений он смотрел узнавая старичка и убеждаясь, что тот ему не чудится.
— Визуарий, сволочь! — сказал Исин в полголоса. Он не забыл той ночи, когда этот невзрачного вида волшебник едва не превратил его в лягушку и встряхнув плечами сбросил с себя мерзость воспоминания.
— Вот так встреча! — сказал Гаврила, лопатками ощутив меч. — Убью гада!
Он поднялся и кувшин осколками разлетелся по полу.
— Вот они! — закричал Визуарий. — Они все склоняли меня перейти в мусульманство! Халат обещали подарить! Еле живой ушел!
Воин за его спиной тряхнул его.
— Где они?
Голос Визуария перешел в визг.
— Проповедник в халате и подручные его.
Старец сделал, что хотел и воин убрал его за спину, сделав шаг навстречу вставшему Гавриле. В темноте он ткнулся в стол и выругавшись опрокинул его. Он подошел поближе и стал разглядывать Избора. Он успел оценить и ширину плеч и толщину рукояти меча, что торчала из-за плеча незнакомца в халате. Связываться с ним не хотелось, но вот халат…
— Да. Халат есть… Это точно.
Он сказал это так, словно именно это все и решало. Вокруг стало так тихо, что Избор услышал как у Иосифа забурчало в животе. Люди кругом молчали, не решаясь ее нарушить.
— Что тут за порядки у вас? Мы по своим делам едем, никого не трогаем… — наконец сказал Избор, уже понявший, что драться все-таки придется..
Уедите тогда, когда князь вас отпустит.
— Почему это?
Исин поднялся и встал рядом с Гаврилой. В его голосе не было высокомерия, а только любопытство.
— Проповедников Ислама у нас принято выдворять из города по частям.
Они его поняли, но воин не удержался и добавил.
— Сперва одну ногу, потом другую… И все по разным дорогам.
— Ладно, — перебил его Избор. — К нам-то это как относится? Мы мирно едем…
Воин не стал его слушать. Он крикнул и из-за его спины в корчму полезли вооруженные люди.
— Никто не имеет права проповедовать ислам в нашем городе!
— Мы и не собирались делать этого… — честно сказал Избор, прикидывая сколько до ближайшего окна.
— Старик утверждает обратное.
— А ты его знаешь?
— Я и тебя не знаю… — Он сделал нетерпеливый жест рукой. — Ничего. Князь разберется.
Избор почесал затылок.
— Что-то я не верю в вашу справедливость…
— Ничего. Пытка покажет виновного, — уверено, словно изрекал непреложную истину, произнес стражник.
По заду пронесся легкий шум. Сидельцы как один закивали — кому как не им знать, что воин говорит сущую правду. Но Избор не поверил и им.
— Боюсь в это раз все будет по-другому…
— Пытка покажет, — повторил воин.
— Пытки не будет, — сказал Избор. — Пытать будет некого.
Воин пожал плечами, оставляя последние слова на совести богатыря.
— Старика я сейчас убью, а нас вам не взять…
— Уж не Аллах ли помешает мне сделать это?
Избор несколько мгновений решал не шутит ли его враг и так и не поняв ответил, неопределенно пошевелив пальцами.
— Не знаю как случится в этот раз, но обычно мы в состоянии постоять за себя не прибегая ни к чьей помощи…
Избор рассчитывал получить в ответ хотя бы оскорбление, а получил улыбку и слова.
— Твои друзья хороши, но у меня друзей больше и у каждого по мечу.
Люди у него за спиной поняли это как приказ и вытащили оружие.
— Человек с мечом это еще не воин.
Воин засмеялся, увидев слабость там, где ее не существовало.
— Что ж, — сказал Исин. — Все слова сказаны. Осталось только проверить насколько твой язык длиннее меча.
— Зря я с вами говорил… — вздохнул воин. — Взять их и доставить к князю.
Обходя его воины сдвинулись с места. Избор переглянулся с Гаврилой и кивнул на окно. На пути к нему пока никого не было, но Гаврила отрицательно качнул головой и кивнул на дверь. Где-то там, за рядами воинов блестели восторженные глаза Иосифа.
— Нет Через дверь. Там Иосиф и этот проклятый старик. В конце концов там и до ворот ближе…
Избор пожал плечами. Он допил кувшин и разбил его о чью-то голову.
— Если вспотеешь — предупреди…
— Чего предупреждать. Если что сами увидите…
Он огляделся и с горечью добавил.
— С этими разве вспотеешь?
Глава 31
Гаврила рывком опрокинул стол и в грохоте и журчании бьющихся кувшинов затерялся вопль хозяина, уже посчитавшего во что ему обойдется все то веселье, что тут намечается. Гаврила окинул взглядом полутемный зал.
— Хорошие вы люди, — сказал он вынимая меч. — Даже жаль вас немного…
Богатырь отбросил стол, что стоял справа от него и когда шум вылетел в дверь сказал:
— Сейчас я досчитаю до десяти, и тот, кто хочет остаться целым, пусть уходит. А из тех кто останется мы с друзьями зипунов понаделаем. У нас зимы холодные…
Он начал медленно считать. Голос рассекал монолит времени на гранитные глыбы мгновений. Когда он сказал «восемь» корчма опустела. Пришедшие есть и пить драться не желали и к этому счету остались только те, кого сюда привел не голод, а долг службы.
— Ну вот и все, — сказал Масленников. — Кто не спрятался я не виноват!
В темноте за прилавком стонал и ломал руки хозяин. Он бросился, было собрать посуду, но в темноте ему заехали по шее и он стал первой жертвой в еще даже не начавшейся схватке. Откатившись к стене он поднялся, утирая кровавые сопли.
— Круши гадов! — заорал вдруг Исин — Они хозяев обижают!
Избор подхватил табурет и бросил его в строй воинов. Грохот заглушил горестный крик хозяина:
— Боги! За что это?
— За гостеприимство, — ответил Избор. — За любовь к ближнему!
Он прыгнул вперед и ударил начальника отряда в горло. Тот не ждал удара и не успел увернуться. Кадык хрустнул, как снежок, расколовшийся о ствол дерева и, потеряв голос, тот упал на обломки стола. Воевода попытался достать его ногой, но тот оказался опытным бойцом и не смотря на полученный удар сумел откатиться в сторону и подняться на ноги. Его шатало от боли, но поднимался он уже с мечом в руке. Тогда Избор по козлиному скакнул вперед и не дал тому взмахнуть оружием. Ударом ноги он отбросил его к двери, точнее в саму дверь. Если тот и хотел вскрикнуть, то никто не услышал его крика. За какую-то долю секунды он долетел до двери, вышиб ее спиной и исчез на улице, а в раскрытую дверь Избор увидел городские ворота и лениво гревшихся на солнышке стражников.
— За мной! — крикнул воевода. — Делай как я!
— За ним! — крикнул Гаврила, думая о главном стражнике.
Те, кого предводитель отряда привел с собой, попытались сомкнуться за спиной Избора, но друзья не позволили им этого. Прикрывшись столом как щитом воевода рванулся наружу. По грохоту, что возник позади он понял, что Исин с Гаврилой понял его буквально. Тоже подхватив по столу, они пронеслись сквозь строй врагов, до хруста придавив четверых, стоявших ближе к двери. За пару шагов до нее Гаврила развернулся, как огромный волчок, и бросил стол в тех, кто еще стоял на ногах, не поспевая за событиями.
Как набежавшая волна клонит речной тростник, так и стол заставил согнуться грозных княжеских дружинников. Один миг и корчма заполнилась лежащими людьми. Все они, словно сговорившись, совершили одно и то же движение — упали на пол, ухватившись за животы, и одинаково застонали, как люди мающиеся брюхом…
В дверях Гаврила оглянулся на побитое воинство.
— А ты говоришь «вспотеть». Никак не дают, гады!
На улице Избор сразу же бросился к лошадям. Конечно поле боя осталось за ними, но оставаться на этом поле значило гневить Светлых Богов. Наверняка у князя это были не последние войны и хороши бы они были, если бы после всего того, что сделали не смогли бы удрать из города! К счастью лошади остались там же, где они их привязали — у коновязи. Изборов конь меланхолически скреб землю копытом.
— Иосиф! — крикнул он, взглядом ища набегающую подмогу. Мальчишка не отозвался, и он быстро обежал глазами площадь.
Народу там оказалось не много и каждый занимался своим делом. Шум в корчме, если его кто и услышал, никого не насторожил. Корчма она на то и есть, что бы в ней происходило что-нибудь необычное, шумное… Да и кто обратит внимание на шум, если перед глазами происходит такое!
Выброшенный Избором начальник отряда на четвереньках, но очень быстро перебегал площадь. Остановившись от удивления Избор увидел, как добежав до стены, тот, также быстро, ловко, как паук побежал по стене вверх!
Он бы и дальше смотрел, но прямо в ухо закричал Исин.
— Где Иосиф?
Избор хотел пожать плечами, но как раз тут увидел мальчишку, махавшего рукой из-за лошадей.
— У коновязи. Поехали. Нечего нам тут больше делать! — сказал Гаврила.
— Да. Скверный городишко… Только вот вино неплохое.
— И драка хорошая вышла, — подытожил Гаврила вкладывая меч в ножны. Он потрогал рукой плечо и поморщился.
— Отбил себе чего-нибудь? — насторожился Избор. Гаврила поднял брови и на всякий случай покрутил рукой, прислушиваясь как там что-то щелкает.
— Себе? Нет…
В один момент стало шумно. Дверь корчмы, прикрытая Исином, выгнулась наружу, но подпиравший их столб, оставленный хазарином оказался крепче, чем сотник думал и пока держал напор. Гаврила махнул рукой, давая знак Иосифу и тот, проскакал за ворота и остановился, призывно размахивая рукой.
Избор с Исином двинулись к нему неспешной рысью — они хотели, что бы жители видели, что они не бегут с поля боя, а степенно уезжают из города. Стук копыт по мягкой земле сливался с грохотом, что доносился от корчмы. Они уже добрались до ворот, когда за их спинами прогремел треск, сменившийся железным грохотом. Ждавшие его они разом оглянулись.
Дверь уже лежала на земле, а на ней копошилась куча воинов.
— Тьфу на вас, — брезгливо сказал Исин. — После одного кувшина ног не чуете.
Теперь даже самые не догадливые из жителей поняли, что на площади происходит что-то странное и разбежались. Люди шмыгнули в переулки, спрятались за закрытыми дверями или смотрели на происходящее прижавшись к стенам лабазов. Богатырей это вообщем-то не трогало и они без помех добрались до ворот. Остановив коня в створе Гаврила поднял скакуна на дыбы.
— Чего ты? — остановился Избор. Гаврила не ответил и с удивительно гнусной ухмылкой вытянул согнутую в локте руку в сторону поверженных и копошащихся в пыли врагов и потряс ей.
— Ну зачем? — спросил Избор.
От корчмы донеслись злобные крики. Тогда Гаврила, продрав горло кашлем, проорал так, что слышно его было не только у корчмы, а за Живодерными прудами.
— Всех вас, и вашего князя также!
— Хватит орать! — сказал Избор, с беспокойством видя как куча лежавших на земле людей словно преображенная волшебным жестом богатыря вновь превращается в воинский отряд. — Сейчас они подбегут поближе и тебе придется им все это повторить. Если, конечно, есть желание задержаться.
Стражники уже пришли в себя и грозной волной накатывались на ворота. Рука Гаврилы поднялась, сжимаясь в смертоносный кулак, но Избор остановил его.
— Поворачивай. Всех горшков все равно не перебить.
Своего коня воевода уже повернул и теперь тащил за собой Гаврилу. Вой подбегающей стражи и горьковатый запах поднятый ими пыли врезалась в память воеводе, но через мгновение мир вокруг стал зыбким и размытым, словно он смотрел на него сквозь толщу грязной воды. Что-то навалилось на него сверху, потекло по спине, наполняя тело чужой тяжестью. Воевода откинулся назад, что бы сбросить этот неясно откуда взявшейся груз, но движение далось ему с трудом. Чужая сила мягко давила, вжимая в седло. Он почувствовал себя муравьем, угодившим в каплю смолы.
«Смола?» — подумал он и тут же вспомнил висящих на стенах людей. Воевода повернулся к Исину, но уже не увидел его — между ним и хазарином потоком падала сверху жидкость на глазах превращающаяся в мягкий еще камень. Теперь каждый из них остался один на один с бедой.
Воевода локтем удалил по стенке, но ему удалось только отодвинуть завесу, а не разорвать. Что бы это ни было, но оно растягивалось, как хорошее тесто, не рвалось и через несколько мгновений Избор ощутил себя тесно спеленатым.
Конь под ним дернулся, почуяв неладное, но эта странная сила не выпустила и его. Скакуна повело в бок и струи этой странной то ли смолы, то ли теста запутали ноги коня и тот с жалобным ржанием повалился на землю, увлекая с собой и Избора.
На глазах тесто густело и всерьез испугавшись Избор потянулся к мечу, но за спиной у него не оказалось ничего, кроме холодной липкой массы. В нем проснулся страх. На мгновение он почувствовал себя провалившимся в болото когда вонючая жижа вот-вот подойдет к горлу. Он выхватил нож, но и тот не смог проделать дыры в том, что уже окутывало его с головы до ног. Отточенная сталь только растянула ее. Сердце воеводы заколотилось. Теперь уже не только от страха. Оно требовало воздуха, которого не было. В глазах закружились кровавые пятна. «Клей!» — пронеслось в голове объясняя разом все, что происходило вокруг него — «Клей!». Грудь наполнилась болью. Сердце, словно большой птенец билось в груди, пыталось пробиться на свет. Режущие удары в груди участились, слившись в поток, и через мгновение в голове его вырос фонтан, и все пропало, залитое тьмой.
Возвращение к жизни было тяжким. Где-то рядом стучали железом по железу и Избор, вспомнивший об опасности, дернулся, чтобы встретить ее как полагается воину, но кто-то грубо уложил его на место. Он не успел понять что тут твориться и руки его ожгло болью. Он вздохнул, что бы крикнуть, но когда грудь наполнилась воздухом забыл обо всех неприятностях — возможность дышать искупала все остальное, тем более что боль быстро стихла и стала незаметной. В сравнении с тем удовольствием, которое он получал наполняя себя воздухом боль казалась мелким неудобством. Мелким и вполне терпимым.
— Хорошие вы люди, — сказал он вынимая меч. — Даже жаль вас немного…
Богатырь отбросил стол, что стоял справа от него и когда шум вылетел в дверь сказал:
— Сейчас я досчитаю до десяти, и тот, кто хочет остаться целым, пусть уходит. А из тех кто останется мы с друзьями зипунов понаделаем. У нас зимы холодные…
Он начал медленно считать. Голос рассекал монолит времени на гранитные глыбы мгновений. Когда он сказал «восемь» корчма опустела. Пришедшие есть и пить драться не желали и к этому счету остались только те, кого сюда привел не голод, а долг службы.
— Ну вот и все, — сказал Масленников. — Кто не спрятался я не виноват!
В темноте за прилавком стонал и ломал руки хозяин. Он бросился, было собрать посуду, но в темноте ему заехали по шее и он стал первой жертвой в еще даже не начавшейся схватке. Откатившись к стене он поднялся, утирая кровавые сопли.
— Круши гадов! — заорал вдруг Исин — Они хозяев обижают!
Избор подхватил табурет и бросил его в строй воинов. Грохот заглушил горестный крик хозяина:
— Боги! За что это?
— За гостеприимство, — ответил Избор. — За любовь к ближнему!
Он прыгнул вперед и ударил начальника отряда в горло. Тот не ждал удара и не успел увернуться. Кадык хрустнул, как снежок, расколовшийся о ствол дерева и, потеряв голос, тот упал на обломки стола. Воевода попытался достать его ногой, но тот оказался опытным бойцом и не смотря на полученный удар сумел откатиться в сторону и подняться на ноги. Его шатало от боли, но поднимался он уже с мечом в руке. Тогда Избор по козлиному скакнул вперед и не дал тому взмахнуть оружием. Ударом ноги он отбросил его к двери, точнее в саму дверь. Если тот и хотел вскрикнуть, то никто не услышал его крика. За какую-то долю секунды он долетел до двери, вышиб ее спиной и исчез на улице, а в раскрытую дверь Избор увидел городские ворота и лениво гревшихся на солнышке стражников.
— За мной! — крикнул воевода. — Делай как я!
— За ним! — крикнул Гаврила, думая о главном стражнике.
Те, кого предводитель отряда привел с собой, попытались сомкнуться за спиной Избора, но друзья не позволили им этого. Прикрывшись столом как щитом воевода рванулся наружу. По грохоту, что возник позади он понял, что Исин с Гаврилой понял его буквально. Тоже подхватив по столу, они пронеслись сквозь строй врагов, до хруста придавив четверых, стоявших ближе к двери. За пару шагов до нее Гаврила развернулся, как огромный волчок, и бросил стол в тех, кто еще стоял на ногах, не поспевая за событиями.
Как набежавшая волна клонит речной тростник, так и стол заставил согнуться грозных княжеских дружинников. Один миг и корчма заполнилась лежащими людьми. Все они, словно сговорившись, совершили одно и то же движение — упали на пол, ухватившись за животы, и одинаково застонали, как люди мающиеся брюхом…
В дверях Гаврила оглянулся на побитое воинство.
— А ты говоришь «вспотеть». Никак не дают, гады!
На улице Избор сразу же бросился к лошадям. Конечно поле боя осталось за ними, но оставаться на этом поле значило гневить Светлых Богов. Наверняка у князя это были не последние войны и хороши бы они были, если бы после всего того, что сделали не смогли бы удрать из города! К счастью лошади остались там же, где они их привязали — у коновязи. Изборов конь меланхолически скреб землю копытом.
— Иосиф! — крикнул он, взглядом ища набегающую подмогу. Мальчишка не отозвался, и он быстро обежал глазами площадь.
Народу там оказалось не много и каждый занимался своим делом. Шум в корчме, если его кто и услышал, никого не насторожил. Корчма она на то и есть, что бы в ней происходило что-нибудь необычное, шумное… Да и кто обратит внимание на шум, если перед глазами происходит такое!
Выброшенный Избором начальник отряда на четвереньках, но очень быстро перебегал площадь. Остановившись от удивления Избор увидел, как добежав до стены, тот, также быстро, ловко, как паук побежал по стене вверх!
Он бы и дальше смотрел, но прямо в ухо закричал Исин.
— Где Иосиф?
Избор хотел пожать плечами, но как раз тут увидел мальчишку, махавшего рукой из-за лошадей.
— У коновязи. Поехали. Нечего нам тут больше делать! — сказал Гаврила.
— Да. Скверный городишко… Только вот вино неплохое.
— И драка хорошая вышла, — подытожил Гаврила вкладывая меч в ножны. Он потрогал рукой плечо и поморщился.
— Отбил себе чего-нибудь? — насторожился Избор. Гаврила поднял брови и на всякий случай покрутил рукой, прислушиваясь как там что-то щелкает.
— Себе? Нет…
В один момент стало шумно. Дверь корчмы, прикрытая Исином, выгнулась наружу, но подпиравший их столб, оставленный хазарином оказался крепче, чем сотник думал и пока держал напор. Гаврила махнул рукой, давая знак Иосифу и тот, проскакал за ворота и остановился, призывно размахивая рукой.
Избор с Исином двинулись к нему неспешной рысью — они хотели, что бы жители видели, что они не бегут с поля боя, а степенно уезжают из города. Стук копыт по мягкой земле сливался с грохотом, что доносился от корчмы. Они уже добрались до ворот, когда за их спинами прогремел треск, сменившийся железным грохотом. Ждавшие его они разом оглянулись.
Дверь уже лежала на земле, а на ней копошилась куча воинов.
— Тьфу на вас, — брезгливо сказал Исин. — После одного кувшина ног не чуете.
Теперь даже самые не догадливые из жителей поняли, что на площади происходит что-то странное и разбежались. Люди шмыгнули в переулки, спрятались за закрытыми дверями или смотрели на происходящее прижавшись к стенам лабазов. Богатырей это вообщем-то не трогало и они без помех добрались до ворот. Остановив коня в створе Гаврила поднял скакуна на дыбы.
— Чего ты? — остановился Избор. Гаврила не ответил и с удивительно гнусной ухмылкой вытянул согнутую в локте руку в сторону поверженных и копошащихся в пыли врагов и потряс ей.
— Ну зачем? — спросил Избор.
От корчмы донеслись злобные крики. Тогда Гаврила, продрав горло кашлем, проорал так, что слышно его было не только у корчмы, а за Живодерными прудами.
— Всех вас, и вашего князя также!
— Хватит орать! — сказал Избор, с беспокойством видя как куча лежавших на земле людей словно преображенная волшебным жестом богатыря вновь превращается в воинский отряд. — Сейчас они подбегут поближе и тебе придется им все это повторить. Если, конечно, есть желание задержаться.
Стражники уже пришли в себя и грозной волной накатывались на ворота. Рука Гаврилы поднялась, сжимаясь в смертоносный кулак, но Избор остановил его.
— Поворачивай. Всех горшков все равно не перебить.
Своего коня воевода уже повернул и теперь тащил за собой Гаврилу. Вой подбегающей стражи и горьковатый запах поднятый ими пыли врезалась в память воеводе, но через мгновение мир вокруг стал зыбким и размытым, словно он смотрел на него сквозь толщу грязной воды. Что-то навалилось на него сверху, потекло по спине, наполняя тело чужой тяжестью. Воевода откинулся назад, что бы сбросить этот неясно откуда взявшейся груз, но движение далось ему с трудом. Чужая сила мягко давила, вжимая в седло. Он почувствовал себя муравьем, угодившим в каплю смолы.
«Смола?» — подумал он и тут же вспомнил висящих на стенах людей. Воевода повернулся к Исину, но уже не увидел его — между ним и хазарином потоком падала сверху жидкость на глазах превращающаяся в мягкий еще камень. Теперь каждый из них остался один на один с бедой.
Воевода локтем удалил по стенке, но ему удалось только отодвинуть завесу, а не разорвать. Что бы это ни было, но оно растягивалось, как хорошее тесто, не рвалось и через несколько мгновений Избор ощутил себя тесно спеленатым.
Конь под ним дернулся, почуяв неладное, но эта странная сила не выпустила и его. Скакуна повело в бок и струи этой странной то ли смолы, то ли теста запутали ноги коня и тот с жалобным ржанием повалился на землю, увлекая с собой и Избора.
На глазах тесто густело и всерьез испугавшись Избор потянулся к мечу, но за спиной у него не оказалось ничего, кроме холодной липкой массы. В нем проснулся страх. На мгновение он почувствовал себя провалившимся в болото когда вонючая жижа вот-вот подойдет к горлу. Он выхватил нож, но и тот не смог проделать дыры в том, что уже окутывало его с головы до ног. Отточенная сталь только растянула ее. Сердце воеводы заколотилось. Теперь уже не только от страха. Оно требовало воздуха, которого не было. В глазах закружились кровавые пятна. «Клей!» — пронеслось в голове объясняя разом все, что происходило вокруг него — «Клей!». Грудь наполнилась болью. Сердце, словно большой птенец билось в груди, пыталось пробиться на свет. Режущие удары в груди участились, слившись в поток, и через мгновение в голове его вырос фонтан, и все пропало, залитое тьмой.
Возвращение к жизни было тяжким. Где-то рядом стучали железом по железу и Избор, вспомнивший об опасности, дернулся, чтобы встретить ее как полагается воину, но кто-то грубо уложил его на место. Он не успел понять что тут твориться и руки его ожгло болью. Он вздохнул, что бы крикнуть, но когда грудь наполнилась воздухом забыл обо всех неприятностях — возможность дышать искупала все остальное, тем более что боль быстро стихла и стала незаметной. В сравнении с тем удовольствием, которое он получал наполняя себя воздухом боль казалась мелким неудобством. Мелким и вполне терпимым.