Страница:
Каффади молчал.
— А может быть тебе просто нечего мне сказать? — Каффади покачал головой. Ему было что сказать.
— В воле Аллаха делать чудеса там, где он хочет и когда он хочет.
— И все же ты зовешь нас в Бухару? — напомнил ему его слова Исин.
— Ты же не можешь предложить мне даже этого. Укажи мне место, где твои Боги могут проявить свою силу и я охотно приеду посмотреть! — сказал караванщик. Масленников, склонив голову набок, смотрел на купца, словно выбирал место, куда хотел вцепиться зубами. Избор, уже представлявший, что может сделать Гаврила, видел, что выбор у того был.
— Конечно, я сделаю это! — Кротко сказал богатырь. — И для этого тебе не придется ехать ни в Киев, ни в Гороховец. Из уважения к твоему гостеприимству, в его силе я смогу убедить тебя прямо здесь. И сейчас.
Разговор зашел слишком далеко. Сейчас они смотрели в глаза, давая друг другу возможность рассмеяться и обернуть все шуткой. Пока они сверлили друг друга взглядами, Избор оглядел на всякий случай поляну. Четыре костра горевшие на ней отбирали у ночи довольно места, чтоб Гаврила мог показать мусульманам все, что захочет — света и тепла костры давали столько, что он обеспокоясь судьбой путеводного яйца, лежавшего в сумке (как бы не испеклось) отодвинул ее подальше от огня. Тем временем Гаврила медленно, давая магометанам возможность почувствовать удивительность момента, поднялся. Движения его были плавны и полны торжественности. Разгибая колени он медленно вырастал на их глазах, и рост прибавлял ему могущества… Вытянув руки вверх он во всю силу заорал:
— Светлые Боги! Дай мне силы совершить чудо! Убедите неверящих в вас в своей силе!
Руки его разошлись в стороны, словно он хотел обнять всех сидевших рядом с ним и прижать их к своему сердцу. Купцы, словно завороженные, поднялись следом. Глядя на них встали и Избор с Исином. У хазарина на губах как приклеенная висела ухмылка. У него перед купцами было одно неоспоримое преимущество. Он догадывался, что сейчас произойдет. С улыбкой превосходства Гаврила Масленников посмотрел в небо, словно вверяя себя древлянским Богам, и сделал шаг вперед. Шаг был невелик, но значение его было в том, что заканчивался он в костре.
Глава 14
Глава 15
— А может быть тебе просто нечего мне сказать? — Каффади покачал головой. Ему было что сказать.
— В воле Аллаха делать чудеса там, где он хочет и когда он хочет.
— И все же ты зовешь нас в Бухару? — напомнил ему его слова Исин.
— Ты же не можешь предложить мне даже этого. Укажи мне место, где твои Боги могут проявить свою силу и я охотно приеду посмотреть! — сказал караванщик. Масленников, склонив голову набок, смотрел на купца, словно выбирал место, куда хотел вцепиться зубами. Избор, уже представлявший, что может сделать Гаврила, видел, что выбор у того был.
— Конечно, я сделаю это! — Кротко сказал богатырь. — И для этого тебе не придется ехать ни в Киев, ни в Гороховец. Из уважения к твоему гостеприимству, в его силе я смогу убедить тебя прямо здесь. И сейчас.
Разговор зашел слишком далеко. Сейчас они смотрели в глаза, давая друг другу возможность рассмеяться и обернуть все шуткой. Пока они сверлили друг друга взглядами, Избор оглядел на всякий случай поляну. Четыре костра горевшие на ней отбирали у ночи довольно места, чтоб Гаврила мог показать мусульманам все, что захочет — света и тепла костры давали столько, что он обеспокоясь судьбой путеводного яйца, лежавшего в сумке (как бы не испеклось) отодвинул ее подальше от огня. Тем временем Гаврила медленно, давая магометанам возможность почувствовать удивительность момента, поднялся. Движения его были плавны и полны торжественности. Разгибая колени он медленно вырастал на их глазах, и рост прибавлял ему могущества… Вытянув руки вверх он во всю силу заорал:
— Светлые Боги! Дай мне силы совершить чудо! Убедите неверящих в вас в своей силе!
Руки его разошлись в стороны, словно он хотел обнять всех сидевших рядом с ним и прижать их к своему сердцу. Купцы, словно завороженные, поднялись следом. Глядя на них встали и Избор с Исином. У хазарина на губах как приклеенная висела ухмылка. У него перед купцами было одно неоспоримое преимущество. Он догадывался, что сейчас произойдет. С улыбкой превосходства Гаврила Масленников посмотрел в небо, словно вверяя себя древлянским Богам, и сделал шаг вперед. Шаг был невелик, но значение его было в том, что заканчивался он в костре.
Глава 14
— А-а-ах! — вырвалось у купцов. Гаврила спокойно стоял в пламени, кусавшим его колени. Оранжевые языки оплетали его икры, раскаленный уголь окружал ступни, но Гаврила, словно не замечая этого, кротко смотрел на Муаммара Каффади. Молчание на поляне натягивалось как струна.
— Ну и что? Велика ли сила наших Богов?
Купец судорожно сглотнул и голосом, который казался твердым только ему, сказал:
— Разве это чудо? При известной силе воли человек вполне мотет выдержать и не такое!
— Тем более если на нем доспехи! — подал голос кто-то из прихлебателей караванщика.
Гаврила мог бы сказать в ответ всего два слова — «Встань рядом!», но он не стал этого делать, сообразив, что припертый к стене караванщик может затеять драку.
Не сказав ни слова, он вышел из костра. Шагами длинными и плавными, словно действительно Боги вели его, он пошел к клетке с леопардом.
— Ва-ва-ва — растерянно забормотал караванщик, но Гаврила миновал клетку заворчавшего зверя и подошел к одной из повозок. Он остановился и, улыбаясь, поманил к себе маловеров — мусульман. Когда те подошли достаточно близко он, пошептал что-то, сложив руки на груди, и медленно вошел в повозку. На глазах изумленных до неподвижности купцов его лицо словно вдавилось в полотняную стенку повозки. Потом, так не медленно и наглядно он просунул туда голову, потом шею и плечи… В конце концов, все его тело кроме ног, стоявших на земле, между колес, оказалось в повозке.
Муаммар обежал ее и распахнул руками полог. Оттуда на него глянули острия копий и лезвия секир.
— Где ты?! — крикнул он. Купец был так возбужден, что не мог говорить спокойно. — Где ты?!
Прошла долгая секунда, прежде чем лицо Гаврилы выплыло из груды оружия. Он не стал выходить полностью, а встал так, чтоб наконечники копий, связки которых и составляли верхние ряды груды, высовывались из его головы.
— Я тут, караванщик! — сказал Гаврила. Он переступил с ноги на ногу так, что лезвия и острия вошли в голову и вновь выступили из нее.
— Что ты скажешь на этот раз??
У караванщика уже не было охоты что-либо говорить, но под насмешливыми взглядами богатырей он собрался с силами:
— Велик Аллах, даже если неверному он позволяет убеждать нас, правоверных мусульман, в своей силе…
Он медленно покачал головой, словно с трудом веря в самою возможность того, что происходило на его глазах.
— Видно ты угоден Аллаху!
Его спутники не отставая, забормотали:
— Аллах велик!
Под это бормотание Гаврила вышел из повозки.
— Послушай, богатырь! — сказал Каффади. — Оставь заблуждения, прими истинную Веру! Ведь это знак тебе!
На лице у него светилось столь явно написанное желание обнять нового знакомца, что Избор приготовился вмешаться.
— Я не хуже тебя знаю, какая вера является истинной! — ответил Гаврила. — Я родянин!
Руки купца опустились.
— Какой же ты родянин, если Аллах помогает тебе?
— Я хороший родянин, — просто ответил Гаврила. Он посмотрел на друзей. Лицо Исина слегка подергивалось, и Гаврила понял, что тот едва сдерживает смех.
— Наверно уважаемый Муаммар считает, что хороший родянин уже наполовину мусульманин? — сказал Избор. Караванщик обрадовался неожиданной поддержке и кивнул.
Гаврила, растерянно глядя на купцов, замотал головой. Он отказывался верить своим ушам и глазам. Только что на глазах этих людей он совершил то, что по всем статьям было чудом. Он сделал то, что не мог сделать ни один из них, только вот….
Рука Гаврилы опустились. Он понял, что, чтобы он не делал — все это будет воспринято правоверными купцами как подтверждение силы их Бога. Богатырь грустно покачал головой глядя на обступивших их купцов, не то прощаясь, не то жалуясь на судьбу и пошел с поляны. Исин, даже не дожидаясь взгляда воеводы, пошел следом. Избор подхватил свою сумку и, поклонившись купцам поясным поклоном, поспешил за друзьями. На краю поляны, где к дороге вновь сбредались деревья и стояли воины, он догнал их.
Тяжело вздыхая они миновали стражников.
— Хорошо вышло… Без драки ушли… — сказл Исин. — Надо было хоть копье попросить, да чего уж… Куда теперь?
— В Бухару что ли съездить? — задумчиво сказал Гаврила. — Удивить этого… Муталиба. Или не стоит?
— Не стоит, — покачал головой Исин. — Возвращаться уж больно далеко.
Они постояли, послушали, как галдят купцы, и когда небо очистилось от туч и стало немного светлее они пошли дальше. Путеводное яйцо Избор так и не вынул. Они ведь не шли вперед, а просто искали место для ночлега. Припорошенная белой пылю дорога, казалось, светилась в темноте. За их спинами, там, где остались купцы, тишина то и дело нарушалась криками — «Аллах акбар»! — Купцы, словно стараясь забыть то что видели, славили своего Бога.
— Чудные люди! — озадаченно оказал Исин. — Ты им про великих Богов, а они свое гнут… Я так и не понял, кто там кого обманул. Гаврила их или они Гаврилу.
— Это как считать… Чудеса-то не Боги творили и не Гаврила, а поганый старикашка Картага… Так что не зря они Гавриле не поверили. Все при своем остались, да поели еще…
— Главное мы при талисмане, а остальное…
Гаврила махнул рукой, отбрасывая в прошлое недавнюю встречу.
— Пусть уж лучше они, чем остроголовые.
Час спустя, когда сон начал заплетать им ноги, они нашли рядом с дорогой стожок свежескошенного сена и остановились рядом. Тонкий рожок месяца освещал дорогу и деревья, обступившие поляну со всех сторон. В лесу было тихо. Лес спал. Только изредка ветер, налетавший порывами, шевелил верхушки деревьев. Избор огляделся, понюхал воздух.
Запах сена перебивал все остальные запахи, но он, однако, ощутил рядом с ним и запах большой дороги — горьковатый аромат пыли, поднятой за целый день в воздух колесами телег и человеческими ногами, примешивался к запаху подсыхающей травы.
— Скоро легче будет! — оказал воевода. — На дорогу выйдем.
— Ветер нашептал? — устало спросил Гаврила, садясь около стожка. Он даже не посмотрел куда садится — настолько все равно ему было.
— Какой ветер? — сказал хазарин. — Пылью пахнет. Большой дорогой.
Масленников несколько раз вдохнул ночной воздух и пожал плечами. Он ничего не ощутил.
— Ничего не чувствую, — оказал он. — Проклятый старик! Хорошо хоть говорить могу.
— И дышать, — напомнил Исин.
— И есть, — добавил Гаврила, косясь на свой мешок. — Вас-то купцы накормили?
— Накормили.
— А я сейчас поем! — решительно сказал Гаврила. — Одно у меня теперь удовольствие осталось.
Он развязал горловину мешка и достал баклажку. Сделав несколько глотков, он замычал от удовольствия и принялся за съестное, Избор с хазарином откинувшись на сено наблюдали за ним глазами сытых людей.
— Не переусердствуй. Съешь все сейчас — чем завтра кормиться будешь? Картага сбежал. Кто тебя, теперь бедного, накормит?
Воевода проснулся, когда небо над ними стало пепельно-серым и звезды, светившие всю ночь, померкли. Оглядев место ночлега, он не увидел там никаких перемен: все деревья стояли на своих местах и ноги Гаврилы по-прежнему торчали из глубины стога, и так же доносился оттуда сонное сопение хазарина.
Избор посмотрел наверх. Небо на глазах светлело и на востоке в его расцветке появились нежные розовые и жемчужные оттенки. Там, из-под земли, мощно, словно гриб после дождя лезло вверх солнце. Широко зевнув, воевода потянулся. Желая разбудить товарищей, он по привычке коснулся ближней ноги. Но прошедшая ночь ничего не изменила в Масленникове, и тот все еще оставался бесплотным как запах. До Исиновой ноги он не дотягивался.
— Эй, люди! — позвал тогда Избор — Гаврила! Ночь прошла! Хватит спать!
Богатыри никак не дали понять, что хотят вставать. Скорее всего они просто не слышали его. Прислушавшись к мощному сопению, Избор подумал: «Во храпят! Как на конях скачут…Услышат они меня, как же!» Но Гаврила против его ожиданий еще разок всхрапнул, поднялся из травы и заявил:
— Какой тут сон? Всю ночь на поляне кто-то храпел!
— Точно! — сказал из травы хазарин, прекратив храпеть и раздирая рот зевком. — Могу подтвердить, что слышал храп собственными ушами!
Он посмотрел на Гаврилу.
— Вот человек устроен! Рукой не возьмешь, а храпит как настоящий…
— Чья бы корова мычала, — сказал Избор. — Оба хороши.
Гаврила не стал спорить. Умывшись росой, они наскоро перекусили, глядя, как Гаврила выгребает из мешка остатки. Остатков оказалось не мало, но и они кончились.
— Что у нас впереди? — спросил чуть позже Масленников, с сожалением вытирая рот.
— Большая дорога, — ответил Избор.
— Большая дорога — большие неприятности, — глубокомысленно сказал Исин. Небо над головой постепенно наливалось румянцем, но не смотря ни на что слова прозвучали не очень грустно.
Избор возразил:
— По-моему самые большие не приятности нас ждали как раз там, где никаких дорог не было.
— Там не было неприятностей.
— Не было? — удивился Исин. — Что у нас там тогда было?
— Там были опасности и беды… Остроголовые, песиголовцы, драконы, старички Картагины.
— А неприятности?
— Неприятности? Эго всякая мелочь. Разбойники, например, непогода всякая…
— Ну, на счет непогоды можешь, не беспокоится. Денек сегодня будет хороший. Без дождя.
— А я на счет разбойников тоже не беспокоюсь. Справимся как-нибудь. Не впервой.
Избор достал яйцо и положил его на землю.
В этот раз оно решило катится по дороге. Позевывая, и подбадривая друг друга, они пошли вслед за ним и вскоре их дорожка как ручей в реку, влилась в Большую дорогу.
Перед тем как ступить на нее Избор посмотрел на следы, что оставили путники прошедшие и проехавшие тут вчера. Дорога вынесла все — и людей и телеги с поклажей и коров и давешних верблюдов. Следов хватало на всех, но воевода был уверен в том, что след, которые оставят на дороге они, удивит кого угодно. Похоже было, что прошли не три человека с яйцом, а двое со змеей.
Пока яйцо крутилось, принюхиваясь, он посмотрел в небо.
— Интересно, чего это они нас в покое оставили? Ни ковров, ни остроголовых, ни засад…
— Это все по другую сторону гор осталось, — сказал Гаврила. — Там сейчас трясут… Кому в голову придет, что мы не к Киеву, а назад попремся?
— Да, — согласился Избор. — Нормальные люди так не сделают.
Где-то далеко за их спинами Солнце уже поднялось из-за края земли и во всю поливало ее животворным светом, а тут, в лесу царил полумрак. Легкий утренний туман оседал каплями на широких листьях боярышника. Его колючие заросли тянулись по левую сторону от них. Исин сорвал гроздь цветов, и время от времени нюхал их, наблюдая за галками, гонявшими друг друга вдоль дороги. Глядя на все это, Гаврила с душой выругался.
— Кончалось бы все это быстрее…
— Что? — переспросил Избор.
— Да надоело все это… Не человек, а….
Он поискал глазами с кем себя сравнить, на глаза попалась галка, суматошно и бестолково сновавшая над дорогой.
— Галка какая-то…
— Подожди… Может день еще, может два…
Что он еще мог сказать?
— И двух дней не прошло, а уже, — добавил Исин услышав разговор. — А что через неделю будет?
— Неделя? Ну, нет! — внутри у Гаврилы, все похолодело от мысли, что такое вполне возможно. — Не пугай. Если это яйцо нас сегодня не приведет к зеркалу, я его завтра съем…
— А чего тебе неймется? — притворно удивился Исин. — Идешь спокойно. Солнце голову не печет, никто по ней не стучит, ножом в спину не тычут… Драться захочешь — только ковчежец открой и тут же дракона пришлют. Поди, как плохо…
— Хочу быть как вы, — упрямо сказал Гаврила. — Чтобы если пардус — так на всех. Чтобы если трудности — то поровну. А не на четыре плеча…
Немного смущенный его горячностью Избор отмахнулся.
— Какие тут трудности? Слава Богам тут даже опасности нет, не то чтоб каких-то серьезных неприятностей. Иди только да ноги переставляй — вот и все тяготы. Даже чудно как-то…
Небо над ними розовело, прожаривая и румяня туши облаков. Нос Избора сморщился, когда луч сонца добрался до него, он чихнул. День обещал быть теплым, не летним даже, а весенним, только пчелы жужжали по летнему. Ничего плохого в такой день произойти просто не могло.
— А встретится кто? — прогудел в ухо Масленников, которого эти летние радости ничуть не трогали.
— Первый раз что-ли?
Гаврила выхватил меч и взмахнул им. Клинок пролетел сквозь Исина и через ствол огромной березы. Хазарин покачал головой, а Избор понимающе кивнул:
— Подраться захотелось?
Гарила поскреб в голове и признался.
— Подраться — это по возможности… Просто хочу, чтобы все как у людей…
Глядя на хазарина, беспечно размахивающего руками, на спину его, не отягощенную мечом, добавил.
— Случись что — хоть помочь смогу.
— Да что тут случится? — повторил воевода. Гаврила и сам не знал.
— Не знаю. Но что-нибудь обязательно…
Избор усмехнулся и вроде в шутку сказал:
— Завидуешь…. Нашел чему завидовать… Нам этих драк еще на всех хватит.
Гаврила молчал. Избор не душой даже, а просто кожей ощутил то, что посчитал Гавриловой завистью к нему и Исину.
— Ну, хочешь, что б тебе легче было, я тоже драться не буду? — вырвалось у воеводы.
Брови Масленникова поползли вверх.
— Ты соображаешь, что говоришь?
Под недоуменным взглядом богатыря воевода вскинул руку вверх, призывая в свидетели Богов.
— Конечно! Светлым Богам клянусь не вступать в драку до тех пор, пока ты не станешь таким как мы с Исином или…
Вылезающие на лоб глаза Гаврилы замедлили речь Избора..
— Или? — переспросил богатырь, не веривший ушам, но увидавший в этой оговорке проблеск присущего воеводе здравомыслия.
— Или до тех пор, пока с меня сапоги не снимут!
Воевода туже понял, что сморозил глупость и добавил, уменьшая ее размер.
— Или пока не дойду вон до того поворота…
Гаврила не решился ничего возразить, боясь показаться смешным, только сказал.
— Я думаю, что не зря на тебя надеюсь.
— А я надеюсь, что ничего не случится, — смущенный своей запальчивостью и данным обещанием сказал Избор. Гаврила посмотрел на него и чуть поколебавшись, кивнул. До поворота было не так уж и далеко — шагов сто.
— Ну и что? Велика ли сила наших Богов?
Купец судорожно сглотнул и голосом, который казался твердым только ему, сказал:
— Разве это чудо? При известной силе воли человек вполне мотет выдержать и не такое!
— Тем более если на нем доспехи! — подал голос кто-то из прихлебателей караванщика.
Гаврила мог бы сказать в ответ всего два слова — «Встань рядом!», но он не стал этого делать, сообразив, что припертый к стене караванщик может затеять драку.
Не сказав ни слова, он вышел из костра. Шагами длинными и плавными, словно действительно Боги вели его, он пошел к клетке с леопардом.
— Ва-ва-ва — растерянно забормотал караванщик, но Гаврила миновал клетку заворчавшего зверя и подошел к одной из повозок. Он остановился и, улыбаясь, поманил к себе маловеров — мусульман. Когда те подошли достаточно близко он, пошептал что-то, сложив руки на груди, и медленно вошел в повозку. На глазах изумленных до неподвижности купцов его лицо словно вдавилось в полотняную стенку повозки. Потом, так не медленно и наглядно он просунул туда голову, потом шею и плечи… В конце концов, все его тело кроме ног, стоявших на земле, между колес, оказалось в повозке.
Муаммар обежал ее и распахнул руками полог. Оттуда на него глянули острия копий и лезвия секир.
— Где ты?! — крикнул он. Купец был так возбужден, что не мог говорить спокойно. — Где ты?!
Прошла долгая секунда, прежде чем лицо Гаврилы выплыло из груды оружия. Он не стал выходить полностью, а встал так, чтоб наконечники копий, связки которых и составляли верхние ряды груды, высовывались из его головы.
— Я тут, караванщик! — сказал Гаврила. Он переступил с ноги на ногу так, что лезвия и острия вошли в голову и вновь выступили из нее.
— Что ты скажешь на этот раз??
У караванщика уже не было охоты что-либо говорить, но под насмешливыми взглядами богатырей он собрался с силами:
— Велик Аллах, даже если неверному он позволяет убеждать нас, правоверных мусульман, в своей силе…
Он медленно покачал головой, словно с трудом веря в самою возможность того, что происходило на его глазах.
— Видно ты угоден Аллаху!
Его спутники не отставая, забормотали:
— Аллах велик!
Под это бормотание Гаврила вышел из повозки.
— Послушай, богатырь! — сказал Каффади. — Оставь заблуждения, прими истинную Веру! Ведь это знак тебе!
На лице у него светилось столь явно написанное желание обнять нового знакомца, что Избор приготовился вмешаться.
— Я не хуже тебя знаю, какая вера является истинной! — ответил Гаврила. — Я родянин!
Руки купца опустились.
— Какой же ты родянин, если Аллах помогает тебе?
— Я хороший родянин, — просто ответил Гаврила. Он посмотрел на друзей. Лицо Исина слегка подергивалось, и Гаврила понял, что тот едва сдерживает смех.
— Наверно уважаемый Муаммар считает, что хороший родянин уже наполовину мусульманин? — сказал Избор. Караванщик обрадовался неожиданной поддержке и кивнул.
Гаврила, растерянно глядя на купцов, замотал головой. Он отказывался верить своим ушам и глазам. Только что на глазах этих людей он совершил то, что по всем статьям было чудом. Он сделал то, что не мог сделать ни один из них, только вот….
Рука Гаврилы опустились. Он понял, что, чтобы он не делал — все это будет воспринято правоверными купцами как подтверждение силы их Бога. Богатырь грустно покачал головой глядя на обступивших их купцов, не то прощаясь, не то жалуясь на судьбу и пошел с поляны. Исин, даже не дожидаясь взгляда воеводы, пошел следом. Избор подхватил свою сумку и, поклонившись купцам поясным поклоном, поспешил за друзьями. На краю поляны, где к дороге вновь сбредались деревья и стояли воины, он догнал их.
Тяжело вздыхая они миновали стражников.
— Хорошо вышло… Без драки ушли… — сказл Исин. — Надо было хоть копье попросить, да чего уж… Куда теперь?
— В Бухару что ли съездить? — задумчиво сказал Гаврила. — Удивить этого… Муталиба. Или не стоит?
— Не стоит, — покачал головой Исин. — Возвращаться уж больно далеко.
Они постояли, послушали, как галдят купцы, и когда небо очистилось от туч и стало немного светлее они пошли дальше. Путеводное яйцо Избор так и не вынул. Они ведь не шли вперед, а просто искали место для ночлега. Припорошенная белой пылю дорога, казалось, светилась в темноте. За их спинами, там, где остались купцы, тишина то и дело нарушалась криками — «Аллах акбар»! — Купцы, словно стараясь забыть то что видели, славили своего Бога.
— Чудные люди! — озадаченно оказал Исин. — Ты им про великих Богов, а они свое гнут… Я так и не понял, кто там кого обманул. Гаврила их или они Гаврилу.
— Это как считать… Чудеса-то не Боги творили и не Гаврила, а поганый старикашка Картага… Так что не зря они Гавриле не поверили. Все при своем остались, да поели еще…
— Главное мы при талисмане, а остальное…
Гаврила махнул рукой, отбрасывая в прошлое недавнюю встречу.
— Пусть уж лучше они, чем остроголовые.
Час спустя, когда сон начал заплетать им ноги, они нашли рядом с дорогой стожок свежескошенного сена и остановились рядом. Тонкий рожок месяца освещал дорогу и деревья, обступившие поляну со всех сторон. В лесу было тихо. Лес спал. Только изредка ветер, налетавший порывами, шевелил верхушки деревьев. Избор огляделся, понюхал воздух.
Запах сена перебивал все остальные запахи, но он, однако, ощутил рядом с ним и запах большой дороги — горьковатый аромат пыли, поднятой за целый день в воздух колесами телег и человеческими ногами, примешивался к запаху подсыхающей травы.
— Скоро легче будет! — оказал воевода. — На дорогу выйдем.
— Ветер нашептал? — устало спросил Гаврила, садясь около стожка. Он даже не посмотрел куда садится — настолько все равно ему было.
— Какой ветер? — сказал хазарин. — Пылью пахнет. Большой дорогой.
Масленников несколько раз вдохнул ночной воздух и пожал плечами. Он ничего не ощутил.
— Ничего не чувствую, — оказал он. — Проклятый старик! Хорошо хоть говорить могу.
— И дышать, — напомнил Исин.
— И есть, — добавил Гаврила, косясь на свой мешок. — Вас-то купцы накормили?
— Накормили.
— А я сейчас поем! — решительно сказал Гаврила. — Одно у меня теперь удовольствие осталось.
Он развязал горловину мешка и достал баклажку. Сделав несколько глотков, он замычал от удовольствия и принялся за съестное, Избор с хазарином откинувшись на сено наблюдали за ним глазами сытых людей.
— Не переусердствуй. Съешь все сейчас — чем завтра кормиться будешь? Картага сбежал. Кто тебя, теперь бедного, накормит?
Воевода проснулся, когда небо над ними стало пепельно-серым и звезды, светившие всю ночь, померкли. Оглядев место ночлега, он не увидел там никаких перемен: все деревья стояли на своих местах и ноги Гаврилы по-прежнему торчали из глубины стога, и так же доносился оттуда сонное сопение хазарина.
Избор посмотрел наверх. Небо на глазах светлело и на востоке в его расцветке появились нежные розовые и жемчужные оттенки. Там, из-под земли, мощно, словно гриб после дождя лезло вверх солнце. Широко зевнув, воевода потянулся. Желая разбудить товарищей, он по привычке коснулся ближней ноги. Но прошедшая ночь ничего не изменила в Масленникове, и тот все еще оставался бесплотным как запах. До Исиновой ноги он не дотягивался.
— Эй, люди! — позвал тогда Избор — Гаврила! Ночь прошла! Хватит спать!
Богатыри никак не дали понять, что хотят вставать. Скорее всего они просто не слышали его. Прислушавшись к мощному сопению, Избор подумал: «Во храпят! Как на конях скачут…Услышат они меня, как же!» Но Гаврила против его ожиданий еще разок всхрапнул, поднялся из травы и заявил:
— Какой тут сон? Всю ночь на поляне кто-то храпел!
— Точно! — сказал из травы хазарин, прекратив храпеть и раздирая рот зевком. — Могу подтвердить, что слышал храп собственными ушами!
Он посмотрел на Гаврилу.
— Вот человек устроен! Рукой не возьмешь, а храпит как настоящий…
— Чья бы корова мычала, — сказал Избор. — Оба хороши.
Гаврила не стал спорить. Умывшись росой, они наскоро перекусили, глядя, как Гаврила выгребает из мешка остатки. Остатков оказалось не мало, но и они кончились.
— Что у нас впереди? — спросил чуть позже Масленников, с сожалением вытирая рот.
— Большая дорога, — ответил Избор.
— Большая дорога — большие неприятности, — глубокомысленно сказал Исин. Небо над головой постепенно наливалось румянцем, но не смотря ни на что слова прозвучали не очень грустно.
Избор возразил:
— По-моему самые большие не приятности нас ждали как раз там, где никаких дорог не было.
— Там не было неприятностей.
— Не было? — удивился Исин. — Что у нас там тогда было?
— Там были опасности и беды… Остроголовые, песиголовцы, драконы, старички Картагины.
— А неприятности?
— Неприятности? Эго всякая мелочь. Разбойники, например, непогода всякая…
— Ну, на счет непогоды можешь, не беспокоится. Денек сегодня будет хороший. Без дождя.
— А я на счет разбойников тоже не беспокоюсь. Справимся как-нибудь. Не впервой.
Избор достал яйцо и положил его на землю.
В этот раз оно решило катится по дороге. Позевывая, и подбадривая друг друга, они пошли вслед за ним и вскоре их дорожка как ручей в реку, влилась в Большую дорогу.
Перед тем как ступить на нее Избор посмотрел на следы, что оставили путники прошедшие и проехавшие тут вчера. Дорога вынесла все — и людей и телеги с поклажей и коров и давешних верблюдов. Следов хватало на всех, но воевода был уверен в том, что след, которые оставят на дороге они, удивит кого угодно. Похоже было, что прошли не три человека с яйцом, а двое со змеей.
Пока яйцо крутилось, принюхиваясь, он посмотрел в небо.
— Интересно, чего это они нас в покое оставили? Ни ковров, ни остроголовых, ни засад…
— Это все по другую сторону гор осталось, — сказал Гаврила. — Там сейчас трясут… Кому в голову придет, что мы не к Киеву, а назад попремся?
— Да, — согласился Избор. — Нормальные люди так не сделают.
Где-то далеко за их спинами Солнце уже поднялось из-за края земли и во всю поливало ее животворным светом, а тут, в лесу царил полумрак. Легкий утренний туман оседал каплями на широких листьях боярышника. Его колючие заросли тянулись по левую сторону от них. Исин сорвал гроздь цветов, и время от времени нюхал их, наблюдая за галками, гонявшими друг друга вдоль дороги. Глядя на все это, Гаврила с душой выругался.
— Кончалось бы все это быстрее…
— Что? — переспросил Избор.
— Да надоело все это… Не человек, а….
Он поискал глазами с кем себя сравнить, на глаза попалась галка, суматошно и бестолково сновавшая над дорогой.
— Галка какая-то…
— Подожди… Может день еще, может два…
Что он еще мог сказать?
— И двух дней не прошло, а уже, — добавил Исин услышав разговор. — А что через неделю будет?
— Неделя? Ну, нет! — внутри у Гаврилы, все похолодело от мысли, что такое вполне возможно. — Не пугай. Если это яйцо нас сегодня не приведет к зеркалу, я его завтра съем…
— А чего тебе неймется? — притворно удивился Исин. — Идешь спокойно. Солнце голову не печет, никто по ней не стучит, ножом в спину не тычут… Драться захочешь — только ковчежец открой и тут же дракона пришлют. Поди, как плохо…
— Хочу быть как вы, — упрямо сказал Гаврила. — Чтобы если пардус — так на всех. Чтобы если трудности — то поровну. А не на четыре плеча…
Немного смущенный его горячностью Избор отмахнулся.
— Какие тут трудности? Слава Богам тут даже опасности нет, не то чтоб каких-то серьезных неприятностей. Иди только да ноги переставляй — вот и все тяготы. Даже чудно как-то…
Небо над ними розовело, прожаривая и румяня туши облаков. Нос Избора сморщился, когда луч сонца добрался до него, он чихнул. День обещал быть теплым, не летним даже, а весенним, только пчелы жужжали по летнему. Ничего плохого в такой день произойти просто не могло.
— А встретится кто? — прогудел в ухо Масленников, которого эти летние радости ничуть не трогали.
— Первый раз что-ли?
Гаврила выхватил меч и взмахнул им. Клинок пролетел сквозь Исина и через ствол огромной березы. Хазарин покачал головой, а Избор понимающе кивнул:
— Подраться захотелось?
Гарила поскреб в голове и признался.
— Подраться — это по возможности… Просто хочу, чтобы все как у людей…
Глядя на хазарина, беспечно размахивающего руками, на спину его, не отягощенную мечом, добавил.
— Случись что — хоть помочь смогу.
— Да что тут случится? — повторил воевода. Гаврила и сам не знал.
— Не знаю. Но что-нибудь обязательно…
Избор усмехнулся и вроде в шутку сказал:
— Завидуешь…. Нашел чему завидовать… Нам этих драк еще на всех хватит.
Гаврила молчал. Избор не душой даже, а просто кожей ощутил то, что посчитал Гавриловой завистью к нему и Исину.
— Ну, хочешь, что б тебе легче было, я тоже драться не буду? — вырвалось у воеводы.
Брови Масленникова поползли вверх.
— Ты соображаешь, что говоришь?
Под недоуменным взглядом богатыря воевода вскинул руку вверх, призывая в свидетели Богов.
— Конечно! Светлым Богам клянусь не вступать в драку до тех пор, пока ты не станешь таким как мы с Исином или…
Вылезающие на лоб глаза Гаврилы замедлили речь Избора..
— Или? — переспросил богатырь, не веривший ушам, но увидавший в этой оговорке проблеск присущего воеводе здравомыслия.
— Или до тех пор, пока с меня сапоги не снимут!
Воевода туже понял, что сморозил глупость и добавил, уменьшая ее размер.
— Или пока не дойду вон до того поворота…
Гаврила не решился ничего возразить, боясь показаться смешным, только сказал.
— Я думаю, что не зря на тебя надеюсь.
— А я надеюсь, что ничего не случится, — смущенный своей запальчивостью и данным обещанием сказал Избор. Гаврила посмотрел на него и чуть поколебавшись, кивнул. До поворота было не так уж и далеко — шагов сто.
Глава 15
— Вы чего? — спросил хазарин. — Умом повредились? Чего чудите?
Взгляд его перебегал с одного на другого, готовый рассмеяться при первой же улыбке. Но никто не улыбался.
— Не чудим… Шутим… — серьезно поправил его воевода. — Теперь, ежели что до поворота случится, тебе за всех стоять…
Исин повернулся и почти как Гаврила сделал несколько шагов спиной вперед.
— Постою… Надо было тебе Гаврила у купцов хотя бы оружием разжиться. Зря, что ли чудесами удивлял?..
Масленников пожал плечами, словно удивляясь нахальству хазарина.
— Я при мече, а если тебе что-нибудь от них нужно, мог бы со мной в костре постоять… Чего отстал-то? Огонь от тебя не дальше чем от меня был.
Хазарин посмотрел на не оставляющие следов богатырские ноги, на мягкую кожу сапог, не тронутую вчерашним пламенем.
— Так не холодно было… Вроде не зима. Чего в костре-то делать?
Гаврила не успел сказать, что хазарин должен был делать в костре. На глазах Избора он зачем-то скакнул в бок и стал медленно заваливаться вниз. В нелепом своем падении он замахал руками, то ли ища опору, то ли отмахиваясь от пыли, что поднялась над дорогой, упал на землю. Пальцы его прочертили десять глубоких борозд, а потом он вообще взлетел в воздух и повис над землей.
Неведомая сила дернула его в бок, перевернула и ногами вверх подняла к вершинам деревьев..
Никто не успел не рассмеяться, ни посочувствовать хазарину, вниз головой висевшему между деревьев — из кустов с обеих сторон полезли бородатые морды.
То, что это разбойники было ясно уже по их виду. Первый держал в руке изогнутую саблю, лезвие которой до половины терялось в окладистой бороде. Другие были не краше. На этот раз обошлось без молодецкого посвиста и без страшных воплей. Лихих людей оказалось пятеро, и они не стали тратиться на пустые крики против троих… нет теперь уже двоих — висевший в петле не счет — почти безоружных путников
— Верно люди говорят, «Кто рано встает, тому Бог дает!» — сказал кто-то из них. Голос был сиплым, словно говоривший еще не проснулся. Яйцо, почуяв, чем все это может кончится для него, нырнуло под громадный камень, лежавший у края дороги и затаилось.
Уверенные в своем превосходстве разбойники окружили их и бесцеремонно разглядывали. Избор поежился. Смотрели больше на него. Точнее на халат. Он вытянул шею, пытаясь рассмотреть за кучей разбойников, ставший вдруг очень далеким поворот, но встретился взглядом с атаманом и понял, что до него ему добежать не дадут.
Разбойники стояли молча, стараясь не спугнуть удачу, подавленные свалившимися невесть откуда счастьем. Наконец кто-то не выдержал и радостно изумленно воскликнул.
— Это же сколько тут каменьев? Столько и за год не пропьешь!
Очнувшись от этих слов, атаман свирепо напомнил.
— Кто это там хлебало разинул? Еще раз услышу — укорочу на голову. И пить нечем будет.
Потом он посмотрел на Избора. Именного на него, а не на халат, и деловито предложил:
— Снимай-ка халат, прохожий…
Избор коснулся ножей на поясе, посмотрел на Гаврилу.
— Черт тебя за язык тянул, — сдавленным голосом сказал богатырь. Он вытащил из-за спины меч и провел им вокруг себя, словно творил волшебство.
Над зарослями шиповника, наполнявшего воздух вокруг запахом меда, поднимались стволы берез, рассекавшие небо белыми стрелами. Кругом было так тихо и мирно, что воевода вполне миролюбиво спросил.
— А зачем это тебе мой халат, добрый человек?
Настроение утра ощутил не только Избор. Сам атаман, казалось, от этой красоты утратил часть своей свирепости. Он рассмеялся и снизошел до ответа.
— Потому что тебе он больше не понадобится. Покойнику халат только обуза…
Избор покачал головой. Он еще раз прикинул сколько осталось до поворота, оглянулся на беззвучно болтавшегося на ветке хазарина, посмотрел на всякий случай в небо, нет ли там Мури. Позади атамана, расперев кусты, на дорогу высовывался здоровенный камень, тот самый под которым сидело теперь яйцо. Стремительным прыжком Избор вскочил на него.
— Халат… Эко диво. Возьми лучше сапоги.
Он приподнял полы халата, показывая добрую кожу.
— Прикажи друзьям — пусть снимут… Не простые сапоги — скороходы…
Атаман не стал даже смотреть на них.
— Вытряхните его из халата, только так, чтобы кровью не испачкать.
Приказать-то было легко, а вот сделать… Через мгновение перед камнем уже стоял Гаврила
Загораживая атамана, навстречу ему шагнули двое — один с тяжелой секирой на мощной рукояти другой — с двуручным мечом.
— Эх, я бы вас… — с тоской сказал Гаврила.
— В другой раз, может ты нас, а уж в этот — мы тебя.
Обладатель меча обрушил удар на голову, а мгновением позже на него обрушилась секира.
Богатырь встретил удар не дрогнув.
Но каков это был удар!
Видя перед собой доспехи, разбойники вложили в удар всю силу, рассчитывая если не срубить богатыря, то хотя бы сбить его на землю, но картагино волшебство сослужило на этот раз добрую службу. Не причинив вреда человеку, меч и секира пронзили его и встретились с камнем. Веселый звон пролетел вдоль лесной дороги.
— Славный удар, — сказал Масленников, глядя на меч и секиру, торчавшие из его груди. — Но никак не лучше моего!
Разбойники стояли напротив него и в их круглых от удивления глазах уже теплился страх. Между ним и разбойниками был только один шаг и меч богатыря блестел как настоящий, но разбойники приклеенные к земле страхом даже не попытались увернуться. Больше всего на свете их сейчас занимали сведенные судорогой руки. Обездвиженные удивлением и болью разбойники застыли не в силах что-либо сделать, и чтобы заняться остальными он должен был покончить с теми, кто стоял перед ним.
— В глаза смотреть! — крикнул он, так, что эхо заходило под березовыми кронами. Он обращался к тем двоим, что стояли перед ним, но глаза всех тех, что стояли на дороге были прикованы к нему… Медленно, отлично понимая, что перепуганные разбойники никуда от него не денутся он четырьмя ударами крест на крест «разрубил» стоявших перед ним людей.
Выдержать этого не смог ни один не другой и оба без чувств повалились ему под ноги.
— Призрак! — в две глотки заорали оставшиеся. — Вурдалак!
— Ха-ха-ха-ха — плотоядно захохотал в ответ Гаврила — Напьюсь нынче кровушки!
И медленно, стараясь дать им время прийти в себя и сбежать, стал подступать к разбойникам. Одним прыжком атаман оказался рядом с помертвевшими от страха товарищами и тряхнул их за воротники, не дав страху спуститься до ног.
— Кого боитесь, трусы? Вот я вам сейчас покажу!
Он кулаками прошелся по лицам.
— Не его. Меня бояться нужно!
— Бежим, — крикнул один, отступив на несколько шагов. — Его же не убить!
— Ерунда! — отмахнулся атаман. — Если уж мы ему ничего сделать не можем, то уж он нам и подавно. Сейчас я его к Ящеру отправлю…
Он повел рукой, делая какой-то охранительный знак и тут, чувствуя в руке обманчивую тяжесть меча, Гаврила забылся и совершил ошибку. Вместо того, чтобы пугать разбойников он сделал выпад и мгновение спустя его меч по рукоять сидел в груди разбойника.
— Сам ступай к Ящеру. Там твое место….
Атаман ужасно ахнул, ухватился за грудь. Несколько мгновений они неподвижно стояли друг против друга — богатырь и насаженный на меч разбойник. Слабея ногами, но не потеряв твердости духа, он медленно опустился на дорогу, глядя как оружие не причиняя боли и не оставляя следа, движется в нем через грудь и шею. Когда бесплотный меч проходил через переносицу глаза разбойника сошлись к лезвию и отразились в полированной стали.
«Один хороший удар в лоб и он навсегда останется косым!» — подумал Гаврила. Но нанести удар было некому: Исин беззвучно дергался на веревке, Избор связан дурацким обещанием, а сам он — бесплотен.
Атаман сел в траву и с облегченной улыбкой счастливо вздохнул.
— Напугал, — честно признался он. — А ведь не напугать, а убить хотел?
Не дожидаясь богатырского ответа, он сказал оторопело стоявшим на одном месте разбойникам.
— Ну, что я вам говорил? Он же безвредный. Чего его бояться? А гонору, как у жука-притворяшки.
Он неожиданно ловко и легко подпрыгнул и рассек Масленникова саблей. Гаврила отбил, точнее попытался отбить удар, но сталь пронеслась через доспехи невесомая и бесплотная, как клочок тумана. Только что обездвиженные страхом разбойники на глазах Избора приходили в себя. Не разобравшись еще что тут такое творится они поняли главное — единственный обладатель меча, что стоял на пути к заветному халату был не опаснее дурного сна.
Словно цветы, попавшие под дождь, разбойники на их глазах поднялись, расправили плечи. Из согнутых страхом людей они превратились в хозяев большой дороги Сейчас они были даже, пожалуй, более опасны — они еще помнили свой страх и видели перед собой тех, кто был причиной его и свидетелем..
Взгляд его перебегал с одного на другого, готовый рассмеяться при первой же улыбке. Но никто не улыбался.
— Не чудим… Шутим… — серьезно поправил его воевода. — Теперь, ежели что до поворота случится, тебе за всех стоять…
Исин повернулся и почти как Гаврила сделал несколько шагов спиной вперед.
— Постою… Надо было тебе Гаврила у купцов хотя бы оружием разжиться. Зря, что ли чудесами удивлял?..
Масленников пожал плечами, словно удивляясь нахальству хазарина.
— Я при мече, а если тебе что-нибудь от них нужно, мог бы со мной в костре постоять… Чего отстал-то? Огонь от тебя не дальше чем от меня был.
Хазарин посмотрел на не оставляющие следов богатырские ноги, на мягкую кожу сапог, не тронутую вчерашним пламенем.
— Так не холодно было… Вроде не зима. Чего в костре-то делать?
Гаврила не успел сказать, что хазарин должен был делать в костре. На глазах Избора он зачем-то скакнул в бок и стал медленно заваливаться вниз. В нелепом своем падении он замахал руками, то ли ища опору, то ли отмахиваясь от пыли, что поднялась над дорогой, упал на землю. Пальцы его прочертили десять глубоких борозд, а потом он вообще взлетел в воздух и повис над землей.
Неведомая сила дернула его в бок, перевернула и ногами вверх подняла к вершинам деревьев..
Никто не успел не рассмеяться, ни посочувствовать хазарину, вниз головой висевшему между деревьев — из кустов с обеих сторон полезли бородатые морды.
То, что это разбойники было ясно уже по их виду. Первый держал в руке изогнутую саблю, лезвие которой до половины терялось в окладистой бороде. Другие были не краше. На этот раз обошлось без молодецкого посвиста и без страшных воплей. Лихих людей оказалось пятеро, и они не стали тратиться на пустые крики против троих… нет теперь уже двоих — висевший в петле не счет — почти безоружных путников
— Верно люди говорят, «Кто рано встает, тому Бог дает!» — сказал кто-то из них. Голос был сиплым, словно говоривший еще не проснулся. Яйцо, почуяв, чем все это может кончится для него, нырнуло под громадный камень, лежавший у края дороги и затаилось.
Уверенные в своем превосходстве разбойники окружили их и бесцеремонно разглядывали. Избор поежился. Смотрели больше на него. Точнее на халат. Он вытянул шею, пытаясь рассмотреть за кучей разбойников, ставший вдруг очень далеким поворот, но встретился взглядом с атаманом и понял, что до него ему добежать не дадут.
Разбойники стояли молча, стараясь не спугнуть удачу, подавленные свалившимися невесть откуда счастьем. Наконец кто-то не выдержал и радостно изумленно воскликнул.
— Это же сколько тут каменьев? Столько и за год не пропьешь!
Очнувшись от этих слов, атаман свирепо напомнил.
— Кто это там хлебало разинул? Еще раз услышу — укорочу на голову. И пить нечем будет.
Потом он посмотрел на Избора. Именного на него, а не на халат, и деловито предложил:
— Снимай-ка халат, прохожий…
Избор коснулся ножей на поясе, посмотрел на Гаврилу.
— Черт тебя за язык тянул, — сдавленным голосом сказал богатырь. Он вытащил из-за спины меч и провел им вокруг себя, словно творил волшебство.
Над зарослями шиповника, наполнявшего воздух вокруг запахом меда, поднимались стволы берез, рассекавшие небо белыми стрелами. Кругом было так тихо и мирно, что воевода вполне миролюбиво спросил.
— А зачем это тебе мой халат, добрый человек?
Настроение утра ощутил не только Избор. Сам атаман, казалось, от этой красоты утратил часть своей свирепости. Он рассмеялся и снизошел до ответа.
— Потому что тебе он больше не понадобится. Покойнику халат только обуза…
Избор покачал головой. Он еще раз прикинул сколько осталось до поворота, оглянулся на беззвучно болтавшегося на ветке хазарина, посмотрел на всякий случай в небо, нет ли там Мури. Позади атамана, расперев кусты, на дорогу высовывался здоровенный камень, тот самый под которым сидело теперь яйцо. Стремительным прыжком Избор вскочил на него.
— Халат… Эко диво. Возьми лучше сапоги.
Он приподнял полы халата, показывая добрую кожу.
— Прикажи друзьям — пусть снимут… Не простые сапоги — скороходы…
Атаман не стал даже смотреть на них.
— Вытряхните его из халата, только так, чтобы кровью не испачкать.
Приказать-то было легко, а вот сделать… Через мгновение перед камнем уже стоял Гаврила
Загораживая атамана, навстречу ему шагнули двое — один с тяжелой секирой на мощной рукояти другой — с двуручным мечом.
— Эх, я бы вас… — с тоской сказал Гаврила.
— В другой раз, может ты нас, а уж в этот — мы тебя.
Обладатель меча обрушил удар на голову, а мгновением позже на него обрушилась секира.
Богатырь встретил удар не дрогнув.
Но каков это был удар!
Видя перед собой доспехи, разбойники вложили в удар всю силу, рассчитывая если не срубить богатыря, то хотя бы сбить его на землю, но картагино волшебство сослужило на этот раз добрую службу. Не причинив вреда человеку, меч и секира пронзили его и встретились с камнем. Веселый звон пролетел вдоль лесной дороги.
— Славный удар, — сказал Масленников, глядя на меч и секиру, торчавшие из его груди. — Но никак не лучше моего!
Разбойники стояли напротив него и в их круглых от удивления глазах уже теплился страх. Между ним и разбойниками был только один шаг и меч богатыря блестел как настоящий, но разбойники приклеенные к земле страхом даже не попытались увернуться. Больше всего на свете их сейчас занимали сведенные судорогой руки. Обездвиженные удивлением и болью разбойники застыли не в силах что-либо сделать, и чтобы заняться остальными он должен был покончить с теми, кто стоял перед ним.
— В глаза смотреть! — крикнул он, так, что эхо заходило под березовыми кронами. Он обращался к тем двоим, что стояли перед ним, но глаза всех тех, что стояли на дороге были прикованы к нему… Медленно, отлично понимая, что перепуганные разбойники никуда от него не денутся он четырьмя ударами крест на крест «разрубил» стоявших перед ним людей.
Выдержать этого не смог ни один не другой и оба без чувств повалились ему под ноги.
— Призрак! — в две глотки заорали оставшиеся. — Вурдалак!
— Ха-ха-ха-ха — плотоядно захохотал в ответ Гаврила — Напьюсь нынче кровушки!
И медленно, стараясь дать им время прийти в себя и сбежать, стал подступать к разбойникам. Одним прыжком атаман оказался рядом с помертвевшими от страха товарищами и тряхнул их за воротники, не дав страху спуститься до ног.
— Кого боитесь, трусы? Вот я вам сейчас покажу!
Он кулаками прошелся по лицам.
— Не его. Меня бояться нужно!
— Бежим, — крикнул один, отступив на несколько шагов. — Его же не убить!
— Ерунда! — отмахнулся атаман. — Если уж мы ему ничего сделать не можем, то уж он нам и подавно. Сейчас я его к Ящеру отправлю…
Он повел рукой, делая какой-то охранительный знак и тут, чувствуя в руке обманчивую тяжесть меча, Гаврила забылся и совершил ошибку. Вместо того, чтобы пугать разбойников он сделал выпад и мгновение спустя его меч по рукоять сидел в груди разбойника.
— Сам ступай к Ящеру. Там твое место….
Атаман ужасно ахнул, ухватился за грудь. Несколько мгновений они неподвижно стояли друг против друга — богатырь и насаженный на меч разбойник. Слабея ногами, но не потеряв твердости духа, он медленно опустился на дорогу, глядя как оружие не причиняя боли и не оставляя следа, движется в нем через грудь и шею. Когда бесплотный меч проходил через переносицу глаза разбойника сошлись к лезвию и отразились в полированной стали.
«Один хороший удар в лоб и он навсегда останется косым!» — подумал Гаврила. Но нанести удар было некому: Исин беззвучно дергался на веревке, Избор связан дурацким обещанием, а сам он — бесплотен.
Атаман сел в траву и с облегченной улыбкой счастливо вздохнул.
— Напугал, — честно признался он. — А ведь не напугать, а убить хотел?
Не дожидаясь богатырского ответа, он сказал оторопело стоявшим на одном месте разбойникам.
— Ну, что я вам говорил? Он же безвредный. Чего его бояться? А гонору, как у жука-притворяшки.
Он неожиданно ловко и легко подпрыгнул и рассек Масленникова саблей. Гаврила отбил, точнее попытался отбить удар, но сталь пронеслась через доспехи невесомая и бесплотная, как клочок тумана. Только что обездвиженные страхом разбойники на глазах Избора приходили в себя. Не разобравшись еще что тут такое творится они поняли главное — единственный обладатель меча, что стоял на пути к заветному халату был не опаснее дурного сна.
Словно цветы, попавшие под дождь, разбойники на их глазах поднялись, расправили плечи. Из согнутых страхом людей они превратились в хозяев большой дороги Сейчас они были даже, пожалуй, более опасны — они еще помнили свой страх и видели перед собой тех, кто был причиной его и свидетелем..