Перемолотов Владимир. Внешний враг

   Масленников уже был готов к тому, что увидит: нож пронзив руку насквозь торчал из тыльной стороны ладони.
   «Ни повесится, ни зарезаться», — подумал Масленников. — «Вот оно — бессмертие!»
   Забыв об окружающих он смотрел на ладонь, а потом протянул руку с ножом над столом мимо лица подавившегося словом Избора и прерывая разговор спросил:
   — Так выходит, тут не только твое счастье, а любому удача?
   Хозяин, только что заливавшийся соловьем замолк на полуслове. Глаза его забегали, словно он по старой привычке задумал злодейство, но все же понимал, что тайну теперь не сохранишь.
   — Да…
   Несколько минут они пробовали на себе всю прелесть бессмертия. Хозяина давил страх ему хотелось сбежать из дома — он боялся и гостей, узнавших его тайну, но он и леса боялся, который, едва он спрячется в нем, начнет отнимать у него драгоценные мгновения жизни. А пуще того страшил хазарин с веселым смехом приноровившийся резать себе горло.
   — Так вот почему у тебя в щах мяса не было… — наконец сказал он. — А я подумал, что ты просто жадный.
   Он сидел спокойно, явно раздумывая что еще можно перерезать и это успокоило хозяина.
   — Ты бы хоть корову бы завел… Молочком бы потчевался.
   — А кормить ее как? — тоскливо спросил бессмертный. — Ей же сена не напасешься…
   Видно было, что у хозяина достало времени подумать и об этом. Он точно знал, что хорошо, а что плохо и что приобретений без потерь не бывает.
   — Ей сено косить — за забор уходить нужно…
   Гаврила понимающе кивнул. Волшебства за забором уже не было. Там могли убить, там хозяин старел, там вообще была жизнь… Там он мог лишиться всего чем владел. Масленников помимо воли обежал взглядом убогую обстановку: стол, лавки, печь… Печь?
   — Погоди… А дрова как же?
   Хозяин тяжело вздохнул.
   — Это хуже всего. Дрова запасать — по лесу ходить. Дерево рубишь и думаешь что каждая минута у тебя из жизни вычитается…. Страшно.
   — А ты бы к топору веревку привязал и кидал бы прямо отсюдова, — зло пошутил хазарин. Хозяин даже не стал отвечать.
   — А зимой как же?
   — Терплю…
   Избор с Гаврилой переглянулись.
   — Что, всю зиму? — не поверив переспросил Исин. Хозяин вспомнив что-то передернул плечами.
   — Раз в неделю еду готовлю — греюсь.
   Избор смотрел на него не зная что делать — завидовать или жалеть этого человека. Бессмертие для этого человека было таким огромным даром, что для того чтобы не потерять его он готов был терпеть любые лишения, превращая данную Богами жизнь в бесконечную пытку. Конечно это был путь, но одновременно он понял, что это — не его путь….
   Что-то внутри него заставило воеводу встать. По его лицу хозяин понял, что он встал, чтобы уйти.
   — Оставайтесь! — попросил он.
   — Нет, — сказал Гаврила вставая следом за Избором. — Не надейся…
   Он тоже поднялся. И место это и воздух и сам хозяин вдруг показались ему противными. Мимолетно возникло желание сплюнуть на пол, но он сдержался.
   — Оставайтесь! Дрова по очереди рубить будем…
   Гаврила, представив что это будет за существование, как только что хозяин, передернул плечами.
   — Я сюда и умирать не приползу!
   Хозяин сидел, уронив руки на колени. В его глазах плескалась странная смесь горечи и облегчения.
   — Да и зачем? — продолжил Гаврила. — Мы друг другу бесполезны… У меня памяти нет и у тебя памяти нет. Но я-то свою найду, а у тебя ее как не было, так и не будет!
   По лицу хозяина видно было, что он хочет их о чем-то попросить, но боится. Гаврила догадался о чем. В дверях, пропустив вперед себя Избора и Исина он остановился.
   — А насчет всего остального не беспокойся. Никому мы про тебя не скажем. Мало ли слабых душ на свете, что захотят живьем помереть? Соблазн большой — живьем в могилу залезть… Не всякий поймет.
   За порогом ему стало легче — словно камень с плеч сбросил. Тут была жизнь, был мир созданные не жадностью и глупостью, а волей Богов.
   — Живешь без пользы, — вырвалось у Масленникова. — Как трава при дороге…
   Хозяин, так и не встав отозвался.
   — Как это без пользы? Кормлю вот разных…
   — Скольких накормил-то? Небось со счету сбился…
   Хозяин промолчал.
   — Когда у тебя тут последние гости — то были?
   Тот поскреб голову, прикидывая.
   — Да лет семь назад… Тоже вот ушел так…
   Исин понял это как упрек и молча бросил ему золотую монету. Хозяин равнодушно посмотрел на то, как она катится и сказал:
   — Да зачем она мне? Вы бы мне лучше дерево срубили…
   — Обойдешься, — злорадно ответил Избор. — А зима придет — потерпишь… Сколько ее той зимы-то?…
   Гаврила удивился:
   — Ты что ли цену золоту не знаешь? Да тебе за эту монету весь лес кругом не то что повалят, а зубами выгрызут! Ты только людей найди — на сто лет вперед дровами запасешься.
   Он посмотрел в небо, отыскивая дождь, но небо обрадовало своей голубизной.
   — Кстати, люди-то тут есть близко?
   — Откуда ему знать, ели он носа отсюда не высовывает? — ответил воевода за хозяина.
   Гаврила не ответил Избору и посмотрел на бессмертного.
   — Когда сюда шел, то деревеньку проходил, — сказал тот. — Там она, у реки была.
   Он показал направление.
   Гаврила кивнул и пошел через двор. Дойдя до калитки он опять остановился. Хозяин остался в дверях и смотрел им в спины.
   — А может тебе с нами? — вдруг предложил Масленников. — К людям… Новости заодно узнаешь…
   Бессмертный не ответил, а просто отступил в глубину комнаты.
   — Э-э-э-э, — махнул рукой Избор. — Горбатого могила исправит… Пошли отсюда.
   — Какая могила? — удивился Исин. — Ты чего? Он же бессмертный…
   — Хоть и бессмертный, а дурак. Дураком и помрет…А дураком помирать хоть через сто лет, хоть через тысячу все равно обидно… Конец у всех один будет — могила.
   Гаврила сбросил жердь, что загораживала проход.
   — Да. Выживут его люди с этого места. А кто побойчее найдется, так выведет в лес подальше и зарубит, для себя место освободит.
   Они говорили на ходу, стараясь уйти подальше от этого места. Исин, шедший последним поотстал.
   — Что он там? — не останавливаясь обернулся Гаврила.
   — А пес его знает… Исин!
   Остановившись перед кустами Избор помахал рукой. Хазарин в ответ тоже махнул рукой, мол, идите и присел у чудом оставшегося на краю поляны пенька.
   — Ну?
   Гаврила вернулся и посмотрел через Изборово плечо.
   — Чего он там?
   Избор ничего не сказал и Гаврила сам увидел, как хазарин порывшись в мешке достал искрящийся светом камень и поколебавшись добавил к нему еще парочку поменьше. Он еще посмотрел на солнце, и повернул их так, чтобы блеск долетел до глаз хозяина избушки.
   — Зачем?
   Избор замялся.
   — Зачем? — повторил Гаврила.
   — Жалко же, — сказал хазарин. — Жалко же дурака. Может хоть жадность его из дома выгонит?
   — Если уж его холод и голод из дома не гонят, то уж жадность… — с сомнением покачал головой Избор. — Нет. Я не верю…
   Из-за кустов они видели как фигура хозяина то появляется, то пропадает в дверном проеме. Их он уже не видел, но камни блестели так, что не заметить их было нельзя. Они стояли, пока не устали ноги, но он так и не вышел из дома.
   Гаврила оглянулся на избушку.
   — Трус.
   — Дурак, — возразил Исин.
   — Скорее и то и другое… — примирил их Избор.

Глава 45

   За полянами опять пошел лес, потом болото и Гаврила понял, почему до сих пор до бессмертного никто не добрался.
   После болота, когда они выливали воду из сапог Гаврила мрачно сказал:
   — Нам про это молчать надо…
   — Почему еще? — легкомысленно спросил хазарин. — Для себя сберечь надумал?
   Гаврила даже не стал оправдываться.
   — Что бы хуже не было… Это еще тихий человек, а представьте, что на этом месте какая-нибудь сволочь угнездится, да в князья выйдет?…
   Никого не встречая они шли целый день.
   К людям они вышли аккурат к закату. Деревенька, о которой им рассказывал бессмертный, за это время разрослась и стала городком — с бревенчатой стеной вдоль трех сторон, башнями, и всем тем, что к ним прилагалось. Увидев суету около ворот они побежали и успели последними войти в город. Княжеские дружинники у них за спиной заложили створки ворот окованным железом бревном и уселись рядом, поглядывая на запоздалых гостей. Провожая их любопытным взглядом кто-то спросил:
   — Тоже волхвы, что ли?
   — Кто бы сказал, — отозвался Гаврила. — Корчма тут у вас где?
   Им показали и они направились коротать ночь, что упала на город, осветив небо звездами.
 
   … Визуарий торчал в корчме уже третий час. Спутники его с непривычки сморенные вином и едой лежали кто где — кто под столом, кто в комнате наверху, а сам колдун мрачно насупясь пил и думал об испытаниях, что предстояли ему на волхвовском сходе.
   Место помощника у Хайкина — место почетное, да и сам Круторог не последний князь на Русской земле, тут нужно было идти на испытание не с пустыми руками, а как на грех все пропало.
   Он, по укоренившийся за последние дни привычке, заскрипел зубами, вспомнив дурней, что угнали лошадей с колдовскими пожитками и запил горькое воспоминание хлебнув прямо из кувшина.
   Одно утешало — все что было съедено и выпито сегодня доставалось им даром. Каждый раз, как корчмарь приходил за деньгами Визуарий внушал тому, что тот все получил сполна и он кланяясь тащил к столу новые кувшины и блюда.
   Колдун пил, все глубже и глубже пьянея от пива, вина и злобы.
   Мысли его вертелись около одного — все едут к Хайкину, а он сидит тут как… Дальше мысли становились такими черными, что и додумывать их было противно.
   От нечего делать тогда, он начинал разглядывать входящих и выходящих. За те несколько часов, что он сидел тут многие ему уже примелькались: рыжий как огонь бородач с подбитым глазом, двое пьяных скоморохов с разрисованными харями, несколько дородных купчиков…
   Поэтому, когда появились новые лица он посмотрел на них, чтобы запомнить.
   Те смотрели в разные стороны, отыскивая место по спокойнее и один из них пробежался взглядом по нему. Он не узнал их сразу, но неосознанный ужас захлестнул его, заставив отшатнуться в темноту. Сперва он принял их за собственный бред, но тут же одумался. Волна страха и ненависти смела опьянение, сделав его трезвым как рыба. Несколько раз он тяжело вздохнул, очищая голову и посмотрел на них сызнова. Теперь уже не ненависть, а радость ударила в него, как волна ударяет в берег. Вот она удача! Вот она возможность спрямить, ставшую вдруг кривой судьбу!
   Уронив голову на руки он сидел и думал, что Боги, что бы о них там не говорили, все же справедливы. Его враги были перед ним. Наверняка где-то там, за стеной, остались на привязи лошади, и на одной из них должен был лежать мешок с его вещами. Что бы вернуть все назад нужно было только задержать их в этом зале и более — ничего!
   Они нашли место и уселись.
   Спрятавшись за кувшинами колдун выглянул и увидел, как к их столу бежит мальчишка. Визуарий откинулся к стене и затеребил бороду. Богатыри помалу не едят, да еще и вечер на носу… Похоже, что пришли они надолго, до утра, по крайней мере. Можно, конечно, попытаться все сделать самому. Всего и делов-то — пробраться в конюшню и найти свой мешок….
   Он поднял глаза на хазарина и быстро опустил. Вспомнив недавнее, ноги под столом сами собой дернулись. Нет. Лучше по-другому. Нужно найти того, кто все самое страшное сделает за него. Он обежал глазами зал и остановился на корчмаре.
   — А почему бы и нет? — пробормотал колдун. Исподтишка оглядев своих врагов он осторожно пошел к хозяину.
   Он пытался идти прямо, но страх помимо его воли заставлял его двигаться крадучись, держась спасительной темноты около стен… Так с оглядкой он и добрался до корчмаря.
   — С радостью тебя, хозяин!
   Корчмарь поднял бровь. Голосом, заставлявшим повиноваться, Визуарий прошептал:
   — Сейчас к тебе зашли трое. Это знаменитые разбойники, что никак не могут найти место для своих сокровищ и от этого всегда носят их с собой. Если ты задержишь их, то наверняка получишь награду от воеводы, а клад сможешь оставить себе.
   Чтобы заставит корчмаря повиноваться ему не потребовалось даже тратить силы на внушение. Услышав о кладе тот тут же начал искать глазами тех, о ком говорил Визуарий.
   — Где они?
   — Сейчас с ними разговаривает твой мальчишка.
   Корчмарь нашел взглядом стол, людей за ним, увидел мечи за их плечами и медленно кивнул.
   — Хорошо. Твоя доля?
   — Десятая часть, — не задумываясь ответил Визуарий.
   — Двадцатая!
   — Эх, — махнул рукой колдун. — Согласен! Только ты их не упусти!
   — Не уйдут…
   Корчмарь сложил руки на животе и прикрыв глаза стал ждать.
 
   — Хорошее место! — сказал Исин, оглядываясь вокруг. — Жаль, только что тут конями не торгуют!
   — Ничего! Скупиться не будем, так коней и сюда приведут.
   — По мне пусть сперва поросят парочку притащат, да пива…
   Гаврила высмотрел стол почище и увел друзей к нему. Они сегодня ничего не ели, если не считать пустых щей, которыми их потчевал бессмертный, и теперь в животах урчало и булькало, как в поганом болоте. Предвкушая наслаждение едой Масленников привстал и замахал рукой.
   — Эй, хозяин!
   Раздутый от доброй еды сиделец, едва видевшийся сквозь чад, сам с места не стронулся, а мановением руки послал к ним мальчишку. Отрок бойко поклонился, взмахнув длинными волосьями и спросил:
   — Что нужно?
   Уже по виду он и сам определил, что потребуют богатыри, но бывало всякое и он решил узнать все доподлинно. Гаврила немного удивившись спросил:
   — А ты что, за хозяина тут?
   Мальчишка улыбнулся.
   — За хозяина тут вон тот толстый гад, — он отбил низкий поклон в сторону настоящего хозяина. Тот, не слыша о чем идет речь медленно кивнул в ответ. — А я так, прислуживаю. Вам, богатыри, чего? Может поросенка? Или карасей в сметане?
   Услышав про богатырей Исин привстал.
   — Ты что нас знаешь?
   Мальчишка ухмыльнулся.
   — Так на вас написано… Богатыри, поросенок, две курицы и караси в сметане…
   — Пива, — сказал Избор.
   — Много, — добавил Исин.
   — Но сперва хозяина… — сказал свое слово Гаврила. Мальчишка с сомнением оглядел их.
   — Он ко всяким не ходит.
   — Мы не всякие… Позови. Скажи, что есть для него кое-что…
   Поросята к столу поспели все же раньше хозяина.
   Наверное потому, что были куда как тоньше него. Исин отрезав свою половину уже почти умял ее, запивая хорошим пивом и теперь глазом косил в сторону сковороды с карасями.
   Хозяин подошел и снопом уселся рядом.
   Гаврила смерил сидельца недоверчивым взглядом. Выглядел тот не так что бы очень — одежонка старая, хоть и чистая, но латанная. Друзья переглянулись и пожали плечами. Издали он смотрелся побогаче.
   — А побогаче тебя тут никого нет?
   Сиделец не смутился.
   — У нас кто побогаче, тот с голытьбой дел не имеет.
   Он уселся по-хозяйски и с брезгливой миной на лице, словно все про них знал, спросил.
   — Ну, что у вас?
   Они не спешили отвечать, и только хазарин гремел под полой монетами.
   — Неужто кто из вас храбрости набрался и у купца мошну растряс?
   Гавриле нахальство хозяина почему-то понравилось. Он из-под стола ткнул его в живот твердым как сучок пальцем и тот с болезненным стоном уткнулся в блюдо с остатками поросенка.
   — У пузатый какой… Храбрый наверное.
   За общим гомоном никто не услышал как корчмарь хрипит, всасывая в себя воздух. Избор наклонился, заглядывая в искаженное болью лицо.
   — Одно плохо — вежеству не учен. Все норовит гостей обидеть.
   Исин наконец выбрал камешек поменьше и щелчком подкатил его к носу охающего сидельца.
   — Ищем хорошего человека, чтобы продать.
   Он бросил кряхтеть и широко раскрыл глаза. Не в силах разогнуться он пальцем подкатил к себе камень и затих, рассматривая. Гаврила насмешливо спросил, точно так же, как и он сам только что спрашивал про купеческую мошну.
   — Той милостыни, что ты тут сегодня набрал, хватит чтобы такой камешек купить?
   Бледный от боли корчмарь откинулся назад и просипел.
   — Куплю. Еще есть?
   — И одного с тебя хватит.
   Корчмарь поднялся, выискивая глазами мальчишку и махнул рукой. Гаврила не успел сосчитать до пяти, как появился отрок с кувшином. Нос у Исина сам собой развернулся к широкому горлу.
   — Вы пейте пока, — морщась и потирая брюхо сказал корчмарь. — А я деньги соберу.
   — Если денег жалко, то можешь не все деньгами…
   — Припасы? — понял корчмарь. Гаврила кивнул.
   — Припасы и лошади.
   Корчмарь задрал голову вверх, видно подсчитывая барыши.
   — Хорошо. Я позову…
 
   Гаврила толкнул дверь рукой и та едва слышно скрипнув отошла в сторону. За спиной засопел Избор, но Гаврила не поспешил переступить через порог. Там, внутри горели две свечи и у стола в дальнем конце комнаты сидел хозяин. Прямо перед ним тусклой кучкой лежало серебро и стояли кожаные мешки. Гаврила еще раз обежал глазами комнату и никого больше не увидел.
   «Нас трое, — подумал богатырь, — Не может он тут один быть. Не решится».
   Хозяин, видно, почувствовал неладное.
   — Что встали? Заходите. Вот деньги, вот мешки… Все честно.
   Гаврила сделал шаг, краем глаза следя за дверью. Свет не достигал сюда и он скорее не увидел, а как-то иначе ощутил, что темнота там плотнее. Еще шаг и он увидел как дрогнули веки у корчмаря. Это был знак беды. Гаврила упал вперед и потянул меч из ножен. Корчмарь, похоже, ждал этого. Он вскочил и движение это было слишком быстрым для неожиданного испуга. В то же мгновение Гаврилу потряс удар. Полувыдернутый меч спас его голову — тот кто ударил его в спину хотел отсечь ее, но лезвие Гаврилова меча остановило чужую сталь. Вобрав в себя силу удара Гаврила перевернулся через голову и с размаху ногой достал сидельца в обширное брюхо. Тот охнул, но сказать, что собирался не сказал. Тут же за спиной у Масленникова дважды коротко звякнуло железо и все стихло.
   Он оглянулся, прижимая палец к губам. Место тут было тихое и неожиданности могли таиться за каждым углом. Все свои стояли на ногах.
   — Сколько их?
   — Двое. Мой жив.
   Исин помялся и немного конфузливо добавил от себя.
   — А мой вот нет…
   Гаврила цокнул языком.
   — Торопишься. Деньги забери.
   — А как же? Он ведь, гад, с потолка спрыгнул. Если б я не поторопился, то он сейчас обо мне бы рассказывал, а не я о нем, — обиженно сказал хазарин. Не обращая на ожесточенно вытиравшегося тряпкой хазарина Гаврила подошел к Избору державшему меч у горла незадачливого покусителя.
   — Нас знаешь? — спросил Гаврила. Воин осторожно покачал головой.
   — Тогда почему полез?
   Стараясь не делать лишних движений тот скосил глаза в сторону корчмаря. Гаврила кивнул. Немногословие проигравшего ему понравилось.
   Корчмарь хоть и старался не дышать, но получалось это у него плохо. Увидев блеск глаз сквозь полузакрытые веки, Гаврила наклонился над ним и спросил.
   — Почему?
   Он молчал, надеясь, что его примут за мертвого. Гаврила взял его за безвольную руку.
   — У тебя на руке пять пальцев. Значит, если захочешь, можешь не ответить на пять вопросов. Это, конечно, если ты живой. А если мертвый… Мертвому пальцы ни к чему.
   Он достал кинжал и прислонил его к мизинцу.
   — Нас знаешь?
   — Нет, — быстро ответил корчмарь пытаясь выдернуть ожившую руку. Гаврила отпустил его и тот подполз к стене и оперся на нее спиной.
   — Чем мы тебе не понравились?
   — Сказали, что вы разбойники и денег у вас видимо-невидимо.
   Гаврила удивился настолько, что даже присел рядом с ним на корточки.
   — Разбойники?
   Он невольно оглянулся на друзей.
   — Слышите?
   Исин отрицательно покачал головой. Избор пожал плечами.
   — Кто сказал?
   — Старичок один… Он внизу остался…
   Через полураскрытое окно послышалось конское ржание и одинокий человеческий крик.
   — Какай старичок?
   Корчмарь как мог честно описал Визуария и добавил от себя.
   — Они незадолго до вас появились.
   — Они?
   — Трое их было или четверо… Не помню. Он у них старший.
   Исин засмеялся.
   — Вот это удача! Хоть одного, да разговорим!
   Масленников кивнув быстро поднялся.
   — Все ищем старичка. А ты, — он наклонился над сидельцем, — останешься тут и будешь сидеть как мышь.

Глава 46

   Гаврила показал корчмарю кулак.
   Но тут за спиной у него охнуло и он стремительно обернувшись увидел как Избор опускает на пол их молчаливого пленника.
   — Убил?
   — Много чести… Отшлепал…
   За порогом обнаружился неширокий, но длинный проход, уходивший вправо. В стене, что вела вдоль него неведомые строители прорубили двери. Сейчас они были закрыты, и на втором поверхе было пусто — все, кто тут обитал либо спали, либо веселились внизу.
   Застрявший в дверях Исин спросил:
   — Ну что?
   — Никого…
   — На наше счастье… — добавил Избор.
   Гаврила усмехнулся.
   — Это только жизнь покажет, чье сегодня счастье…
   Вниз, на первый поверх, вела крутая лестница, протянувшаяся почти на половину боковой стены и упиравшаяся внизу в пол. Избор свесился вниз, стараясь сверху разглядеть описанного корчмарем старичка. Друзья присели рядом, выглядывая кому повезет. Но тут из-за двери донесся петушиный крик насмерть перепуганного корчмаря:
   — Помогите! Помогите, люди добрые!
   Полузадушенный крик сидельца поднял нижнюю часть корчмы на ноги и бросил наверх. В одно мгновение лестница заполнилась людьми. Лезли азартные, распаленные долго сдерживаемым желанием подраться морды. Где уж тут стариков искать — мужики были все как на подбор молодые да здоровые, крепенькие, как боровики в лукошке — ни одного с бородой или червоточиной.
   — Дорогу! — Крикнул Гаврила, обнажая меч. — Дорогу!
   Поток людей, бежавший вверх остановился. Они стояли не плотно, прижимаясь к перилам. Крик у богатырей за спиной стал громче и распахнувшаяся дверь столкнула Избора вниз. Словно порыв ветра дохнул ему в спину и подвинул к первой ступеньке. Он взмахнул руками, но те, желавшие одновременно и выхватить меч и ухватиться за перила не сделали ни того, ни другого и он с грохотом покатился по ступеням, отдавливая ноги. На середине лестницы он попытался подняться, но эта попытка стоила ему меча.
   Гаврилу дверь задела лишь слегка. Он успел придержать ее плечом и захлопнуть, не выпустив ни сидельца ни его телохранителя. Те, чувствуя удачу, колотили в дверь и звали на помощь.
   Рядом с богатырем на дверь навалился Исин и Гаврила бросив ему: — Держи… — посмотрел вниз. Избор как раз вставал и их взгляды встретились. Одновременно они сделали шаг к перилам и ухватившись за поручень сдернули его с подпорок.
   — В сторону!
   Исин послушно отскочил и вытащил меч. Дверь теперь была свободна и рвущиеся на свободу любители чужих сокровищ выбили ее, сломав петли, но не удержавшись на ногах они покатились вниз, повторяя путь Избора. Разница в их положении все же была. Если Избору, как чужаку, позволили прокатиться до самого конца, то своих они поймали где-то на середине и теперь там шевелилась большая куча.
   — А ну! — вскрикнул Гаврила. Избор понял его и без слов. Одним движением они перекинули перила через головы столпившихся на лестнице и азартно ухнув смели их с лестницы.
   После этого нижний зал заполнился руганью и стонами побиенных, а Исин и Гаврила по освободившейся лестнице сбежали вниз.
   — Цел? — бросил на бегу Гаврила.
   — Чуть не треснул….
   — Старик?
   — Найдешь его теперь… Уходить нужно, пока из нас щепы не наделали.
   Перепрыгивая на ходу через копошащиеся на полу кучки и сбивая тех, кто пытался подняться, они добежали до выхода.
   — Конюшня направо! — крикнул Исин вырвавшемуся вперед Избору. — Подведи коней к воротам, а мы их пока задержим.
   Над дверью проходит все тот же балкончик, с которого они только что так удачно спустились. Он тянулся вдоль всей стены удерживаемый столбами-подпорками. Это было то, что нужно.
   Исин резко провел позади кстати подвернувшейся лавкой. Там кто-то застонал и повалился на пол. Тогда с размаху он ударил ей по столбу, ломая один, затем другой…
   Навес над ним угрожающе закряхтел, оттуда посыпался мусор.
   По трапезной пронесся крик ужаса. Бежавшие к дверям шарахнулись назад, боясь попасть под обломки.
   — Гаврила! — заорал Исин. — Гаврила!
   Масленников выскочил откуда-то сбоку и столбом направил падающие доски на преследователей.
   — Держи их!
   Крик перекрыл вопли людей и треск ломающегося дерева, но держать тут уже было некого — в поднявшейся суматохе и Гаврила и Исин успели выскочить за дверь, во двор. Из темноты выскочил Избор и побежал к воротам.
   — Кони где? — в спину ему крикнул Гаврила.
   — Пусто.
   Оставаться тут — значило гневить Светлых Богов. Гаврила не задавая вопросов побежал следом ни капли не сомневаясь, что Исин и сам сообразит, что нужно делать.
 
   …Утренняя дорога перед ними раскатывалась неспешно и плавно, словно где-то впереди них, в тумане катился, разматываясь серый клубок намотавший ее на себя. Избор оглянулся назад. Позади них тропу было видно на три-четыре шага и как продолжение видения он представил себе, что другой такой же клубок катится позади него и наматывает на себя нить пути. От этого видения стало зябко и он передернул плечами.
   — Что трясешься?