Кто они такие? В греческом переводе они названы магами. Позднейшее предание возводит их в ранг персидских царей и дает имена: старец, которого звали Мельхиор, потомок Сима, юноша Каспар, из потомков Хама, и Валтасар, мужчина в расцвете сил, потомок Иафета. В Евангелии об этих подробностях нет ни слова, но ясно одно: кто бы ни были эти самые волхвы или маги, в астрологии они разбирались. Причина такого утверждения проста: в те времена нельзя было считаться «магом» и не разбираться в астрологии.
   В. Келлер попытался реконструировать древний астрологический прогноз. Вот что у него получилось:
   «“Мы видели звезду Его на востоке”, – заявили волхвы. Но такой перевод не совсем точен: в греческом оригинале Евангелия здесь употреблена форма единственного числа “En te anatole” (“на востоке”), тогда как во всех других местах используется форма множественного числа – “anatolai”. Форма единственного числа – “anatole” – имеет специфическое астрономическое значение – наблюдение утреннего гелиакического [106]восхода звезды. Переводчики Нового Завета, по-видимому, не знали этой тонкости.
   В правильном переводе 2-й стих 2-й главы Евангелия от Матфея читается так: “Мы видели Его звезду, появившуюся в первых лучах рассвета”. Это в точности соотносится с астрономическими фактами в случае, если рассматриваемое соединение планет и есть “Звезда Волхвов”, Вифлеемская звезда, звезда Рождества.
   Но почему древние мудрецы отправились в Палестину, если с таким же успехом они могли наблюдать этот астрономический феномен в Вавилоне?
   Восточные звездочеты-астрологи, как известно, придавали каждой звезде особое значение. Согласно учению халдеев, Рыбы – это знак Запада, средиземноморских стран; в иудейской же традиции это знак Израиля и Мессии. Зодиакальный знак Рыб завершает годичный путь Солнца и стоит у истока нового цикла. Поэтому несложно предположить, что волхвы усмотрели в соединении Юпитера и Сатурна в Рыбах знак окончания старой эпохи и начала новой.
   Все народы во все времена считали Юпитер счастливой, царственной планетой. Согласно древнееврейской традиции, Сатурн – защитник и покровитель Израиля; Тацит приравнивает его к Богу иудеев. Вавилонская астрология полагала, что эта планета покровительствует землям Сирии и Палестины.
   Со времен Навуходоносора в Вавилоне остались жить тысячи евреев. Многие из них учились в Астрологической школе в Сиппаре. Это чудесное свидание Юпитера с Сатурном, защитником Израиля, в знаке “западных стран”, знаке Мессии, должно было до глубины души тронуть иудейских астрологов. Ведь, согласно астрологическому учению, оно указывало на рождение могущественного царя в западной стране, в земле их предков. Чтобы увидеть новорожденного своими глазами, они и отправились в трудное путешествие на запад». [107]
   (Эта информация подтверждается и из другого, нехристианского, источника. Иосиф Флавий сообщает, что примерно в это время в Иудее прошел слух, что небесное знамение предвещает приход истинного иудейского царя.)
   Можно себе представить, какой переполох при дворе Ирода вызвал этот визит! Ни правителям, ни жителям Иудеи в те времена было не до звездного неба, однако астрологию там, впрочем, как и во всех других странах, уважали. Скорее всего, царь поверил прогнозу – да и кто бы в то время не поверил словам ученых астрологов? Но вот какой могла быть его реакция?
   Ирод был не евреем, а идумеянином, что же касается его веры, то о ней говорят религиозные пристрастия царя, от которых сильно пахло язычеством. Приход Мессии не мог обещать ничего, кроме новых беспорядков, а новый царь иудейский напрямую угрожал его власти. Так что это как раз очень логично и очень в его духе – узнать из древнего пророчества, где должен родиться Мессия, а кстати, и проследить за волхвами, а потом попытаться избавиться от младенца простым и радикальным способом: чем выяснять, кто из них тот самый, проще перебить всех.
   Так что реально Иисус, получается, родился в 7 году до Р. Х. И что удивительно: в то время Квириний находился в Сирии! По поручению императора он возглавил военную кампанию против горных племен, и именно в Сирии была его резиденция! Так что имя его вполне могло быть на слуху. Ну, а то, что спустя сорок лет все немножко перепуталось – то такое случается и в наши дни календарей и ежедневной хроники, а не только в эпоху, когда года не очень-то и считали, да большая часть населения и читать-то не умела…
 
   Но астрономия указывает и еще кое на что. Когда волхвы ехали из Иерусалима в Вифлеем, на юг, «звезда шла перед ними». Вероятно, это и было третье соединение Юпитера и Сатурна, когда они слились в одну яркую звезду. И было это 4 декабря!
   Келлер пишет:
   «В вопрос о дате рождения Иисуса могут внести дополнительную ясность не только историки и астрономы, но и метеорологи. Согласно евангелисту Луке, “в той стране были на поле пастухи, которые содержали ночную стражу у стада своего”. Метеорологи произвели точные замеры температуры воздуха близ Хеврона. В этом месте южной части Иудейских нагорий климатические условия такие же, как в Вифлееме, расположенном неподалеку. Температурные значения за три месяца оказались следующие: в декабре – 2,8 градуса; в январе – 1,6 градуса; в феврале – 0,1 градуса… Согласно всей известной информации, климат в Палестине за последние 2000 лет не претерпевал заметных изменений; следовательно, современные метеорологические исследования вполне можно взять за основу.
   В период Рождества в Вифлееме ударяет мороз, и скот в такую погоду не отправляют на выпас. Этот факт подкрепляется указанием Талмуда о том, что стада следует выпасать с марта до начала ноября, в течение восьми месяцев.
   В наши дни в Палестине и пастухи, и скот в период Рождества остаются в укрытии». [108]
   Откуда же взялись современные даты?
   О дне поговорим чуть позднее. Сначала о годе.
   В 525 году Папа Иоанн I попросил монаха Дионисия по прозвищу Малый сделать новый календарь, который начинался бы от Рождества Христова. Монах-то и напутал. Во-первых, он забыл, что между 1 годом н. э. и 1 годом до н. э. должен быть еще нулевой год, во-вторых, пропустил четыре года, в которые римский император Август правил под собственным именем – Октавиан и, возможно, еще что-то недоучел. Если судить по Вифлеемской звезде, то Иисус должен был родиться в 7 году до н. э.
   С датой же получилось еще интереснее. У древних иудеев, как уже говорилось, праздновать день рождения было не принято. Соответственно, и первые христиане, имевшие иудейские корни, не праздновали Рождество. Только во II веке, в полемике с гностиками, по сути отрицавшими то, что Бог стал человеком, был установлен праздник Явления, которым одновременно отмечалось и рождение Христа, и Его крещение. И лишь в середине IV века эти два праздника были разделены. Сначала это произошло в Римской церкви. Крещение, по-прежнему называвшееся еще и Богоявлением, стали праздновать 6 января. А Рождество перенесли на 25 декабря.
   Почему именно на это число? Дело в том, что празднование дня зимнего солнцестояния, когда день начинает прибавляться, уходит корнями в очень глубокую древность, и каждая религия отмечает его по-своему. В Риме в эти дни происходили сатурналии – грандиозные празднества в честь бога Сатурна. В те же дни почитатели солнечного бога Митры праздновали рождение своего бога. А как хорошо известно и как доказывают хотя бы метаморфозы, происходящие с нынешним праздником 7 ноября, у народа можно отнять многое, но не праздник! Так что церковь разумно воспользовалась возможностью наполнить старые языческие торжества новым содержанием. Недаром в Рождественских песнопениях о Христе говорится как об «Истинном Солнце».
   Вот что об этом пишет журнал «Фома».
   «Что касается отношения к языческим культам, то христианство пошло здесь проторенным путем. В истории религий существует такой феномен: когда какая-то религиозная традиция хочет укорениться, то как опору она использует более древние религиозные традиции и праздники. Более того, оказывается, что язык веры (культовый, символический) вообще очень схож в разных религиях. Вся разница в содержании. Богослужение Рождества, используя старые культовые формы, утверждает принципиальную новизну произошедшего события. Христиане верят, что в этот день родился не очередной божок, ответственный за движение Солнца, а Сам Творец солнца. Во времени родился Творец времени, человеком стал Создатель человека. И, что было уж совсем немыслимо для языческой мифологии – для того, чтобы Ему родиться, нужно согласие и участие человека…
   Каков же смысл произошедшего? Зачем Бог стал человеком? Уже во II веке св. Ириней Лионский ответил на это вопрос так: “Бог соделался человеком, дабы человек мог стать богом”. Вот уже почти две тысячи лет Церковь в разных формах повторяет эти слова, чтобы выразить сущность христианства. Апостол Павел назвал вочеловечение Бога – его “самоуничижением”, “самоумалением”. Но для того чтобы человек смог взойти на Небо – Небу надо было опуститься на землю». [109]
   Христиане празднуют не «день рождения» Бога, а сам факт Рождества. Традиция установила его на место одного из древнейших праздников в истории человечества, тем более что и по сути событие соответствует тому стремлению от тьмы к свету, которое воспевается в этот день. А тот факт, что Иисус, возможно (очень даже возможно!), родился в другой день, самого факта Его рождения не отменяет, не так ли?
 
   …Кстати, на самом деле два евангельских отрывка, вроде бы повествующие о разных событиях, вовсе не противоречат друг другу, а друг друга дополняют. Могло быть, например, и так…
   Когда произошла резня в Вифлееме, Иосифа и Марии там уже не было – они вернулись к себе в Назарет. Люди Ирода, само собой, об этом не знали, едва ли им кто-то стал сообщать о родившемся у проезжей пары младенце, да едва ли кто-либо, кроме местной повитухи, и знал об этом. Но потом произошло другое событие, информация о котором непременно должна была дойти до властей: речь идет о встрече на ступенях Иерусалимского храма с Симеоном и Анной. И, если Симеон сказал, что он видел Мессию, Анна же разнесла эту новость по всему Иерусалиму, да еще кто-нибудь из людей, находившихся во дворе храма – а там всегда было полно народу, – знали, что это за пара с младенцем и где они живут… Наверняка это дошло до Ирода, и вот тут уже могло иметь место и бегство в Египет.

Остальные свидетельства о Богородице

   В остальном тексте Евангелий о Марии упоминается всего несколько раз. У Матфея и Марка в одном трудном для понимания отрывке:
 
    Евангелие от Марка. 3:31-35.
    «И пришли Матерь и братья Его и, стоя вне дома, послали к Нему звать Его.
    Около Него сидел народ. И сказали Ему: вот, Матерь Твоя и братья Твои и сестры Твои, вне дома, спрашивают Тебя.
    И отвечал им: кто Матерь Моя, и кто братья Мои?
    И, обозрев сидящих вокруг Себя, говорит: вот Матерь Моя и братья Мои;
    Ибо, кто будет исполнять волю Божию, тот Мне брат и сестра и матерь».
 
   Действительно, трудный момент, и как только его не толковали… В Евангелиях есть два отрывка, косвенным образом перекликающиеся с этим. Во-первых, многих удивляющая фраза Иисуса у Луки (14:26):
    «Если кто приходит ко Мне, и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником».
 
   И тут нелишне вспомнить, что Евангелие – книга, дважды переведенная, сначала с арамейского на греческий, а потом с греческого на русский.
   «Ученые до сих спорят, на каком диалекте арамейского языка говорит Спаситель. Для нас имеет значение то, что все языки семитской группы (языки Ближнего Востока, в том числе и почти утерянный в наши дни арамейский) чрезвычайно образны. Христос использовал это для Своей проповеди. Евангелие написано удивительным, образно-метафорическим языком, полно притч и аллегорий. Даже и в наши дни то, что звучит совершенно естественно для ближневосточного человека, в прямом переводе способно вызвать настоящий шок у европейца, привыкшего к точной и почти безобразной речи. Слово же “ненависть” в Евангелии (впрочем, как и вообще в Библии) в разных контекстах может обозначать различные понятия. В данном контексте, по мнению большинства толкователей Священного Писания, слова “кто не возненавидит…” следовало бы перевести иначе: “кто не предпочтет Бога отцу, матери…”». [110]
 
   Несколько иное толкование этого сюжета дано в… фильме. Это американский фильм «Иисус», экранизация Евангелия от Матфея. И в том смысле, в каком этот отрывок трактует фильм, с ним перекликается сюжет Иоанна, дивная, полная жизни история о браке в Кане Галилейской (Иоанн, 2: 1-12).
 
    «На третий день был брак в Кане Галилейской, и Матерь Иисуса была там.
    Был также зван Иисус и ученики Его на брак.
    И как недоставало вина, то Матерь Иисуса говорит Ему: вина нет у них.
    Иисус говорит Ей: что Мне и Тебе, Жено? Еще не пришел час Мой.
    Матерь Его сказала служителям: что скажет Он вам, то сделайте.
    Было же тут шесть каменных водоносов, стоявших по обычаю очищения Иудейского, вмещавших по две или по три меры.
    Иисус говорит им: наполните сосуды водою. И наполнили их до верха.
    И говорит им: теперь почерпните и несите к распорядителю пира. И понесли.
    Когда же распорядитель отведал воды, сделавшейся вином, – а он не знал, откуда это вино, знали только служители, почерпавшие воду, – тогда распорядитель зовет жениха
    И говорит ему: всякий человек подает сперва хорошее вино, а когда напьются, тогда худшее; а ты хорошее вино сберег доселе.
    Так положил Иисус начало чудесам в Кане Галилейской и явил славу Свою; и уверовали в Него ученики Его.
    После сего пришел Он в Капернаум, Сам и Матерь Его, и братья Его, и ученики Его; и там пробыли немного дней».
 
   Это тот редкий случай, когда Иисус говоритодно, а делаетдругое. Он недоволен, но все же выполняет просьбу Своей Матери. Более того, Мария знает, что просьба будет выполнена, с такой уверенностью Она отдает распоряжение слугам.
   Американские баптисты в своем фильме трактовали тот сложный эпизод очень просто. Иисус произносит Свою фразу о том, кто Ему брат, и сестра, и Матерь, а потом… улыбается и идет к двери…
 
   …И в последний раз Мария появляется в самом конце Евангелия от Иоанна:
 
    «При кресте Иисуса стояли Матерь Его, и сестра Матери Его Мария Клеопова, и Мария Магдалина.
    Иисус, увидев Матерь и ученика тут стоящего, которого любил, говорит Матери Своей: Жено! Се, сын Твой.
    Потом говорит ученику: се, Матерь твоя. И с этого времени ученик сей взял Ее к себе».
 
    Отец Константин Пархоменко: Однажды, когда я учился в Духовной семинарии, в какой-то из праздников, посвященных Божией Матери, я слышал проповедь архиепископа Михаила (Мудьюгина).
   Владыка говорил о Божией Матери, о Ее роли в деле спасения человечества. И на Божию Матерь он взглянул под новым для меня углом зрения. Владыка Михаил сказал: да, Мария была Матерью для Сына Божьего. Но что такое мать? Только ли та, которая родила? Нет, больше! Мать – это та, которая вырастила, воспитала, научила первым словам, научила отношению к окружающему миру к окружающим людям. Протоиерей Георгий Флоровский пишет: «Ребенок Марии был Богом. Однако исключительность ситуации не умалила духовную сторону Ее материнства, так же как Божество Иисуса не мешало Ему быть истинным человеком и испытывать сыновние чувства в ответ на Ее материнскую любовь. И это не бессмысленные рассуждения. Недопустимо вторгаться в священную тайну уникальных, неизреченных отношений Матери и Ее Божественного Сына. Но еще менее допустимо обходить эту тайну совершенным молчанием. Так или иначе, жалким убожеством было бы видеть в Матери Господа лишь физический инструмент для облечения Его плотью. Такой взгляд не только узок и кощунствен – он с самых древних времен формально отвергнут Церковью. Богоматерь – не “канал”, по которому появился на свет Господь, но истинная Мать». А Мать – это та, которую связывают с ребенком узы любви и нежности. Мать – та, которая воспитывает ребенка, оберегает его, направляет в жизни, пока ребенок не вырастет.
   Западный богослов кардинал Ньюмен как-то написал: «Если уж мы свыклись с тем утверждением, что Мария родила, а затем кормила и носила на руках Предвечного, ставшего ребенком, то можно ли чем остановить всё более стремительную лавину мыслей и догадок, вызванных осознанием этого факта? Какой трепет и изумление охватывает нас при мысли, что творение так приблизилось к Сущности Божества!» Бояться этих мыслей не следует. Их следует содержать в критической чистоте и трезвости, сверять с учением Церкви, однако не надо бояться думать об этом.
   Из Евангелия мы узнаем о том, каким был Христос. Его душа была поэтичной и нежной. Он восхищался полевыми цветами, для Него их красота была лучше всех нарядов легендарного Соломона. Он любил Иерусалим и грустил, когда представлял его разрушение. Христос имел друзей и ценил дружбу, он плакал над могилой Своего друга Лазаря. Но Христос не был сентиментальным мечтателем. Он прекрасно видел, что такое добро и что такое грех. Он обличал и искоренял грех. Вспомним, с какой силой Спаситель изгоняет с территории Иерусалимского храма торговцев…
   Во Христе сочетались и мягкость и сила; читая Евангелие, мы словно видим перед собою по-человечески развитого, умного, серьезного и доброго молодого мужчину.
   Мы не говорим сейчас о Его Божественной стороне. Однако воспитание и формирование характера – это то, что воспитывается на земле, в любом человеке. И значит, развитием этой стороны занималась Его Мать.
   И когда Христос, умирая мучительной смертью, с Креста благословляет Богородицу быть Матерью над Его учениками, это говорит о том, что Христос желает всем такую Мать, какая была у Него…

Интермедия
 
Рождество – не просто рождение

   Христос родился две тысячи лет назад, и две тысячи лет человечество спорит о Нем. Еще в первые века христианства немало смущения в умы внесли споры о том, сколько в Нем было Божественного и сколько человеческого. Христиане говорят, что Он – Богочеловек. Но что это такое – Богочеловек? И что случилось, когда Он пришел на землю?
   Об этом говорит в одной из своих проповедей митрополит Антоний Сурожский.
   «Каждый из нас вступает в мир из полного небытия; как говорит Евангелие от Иоанна, по человеческой воле, а порой по человеческой похоти… С первого мгновения нашего существования мы не только существуем – мы живем. Потому что каковы бы ни были обстоятельства нашего зачатия, нашего рождения, мы рождаемся как икона, как образ, и Бог дает нам жизнь и благодать. А жизнь – всегда Божия жизнь, это дыхание Божие в нас. И мы призваны расти и расти…
   Каковы бы ни были обстоятельства нашего вступления в жизнь, в мир, но, вступив, мы зажглись, как свеча, мы явились, как икона, которая должна постепенно проявиться все богаче, ярче и быть славой, сиянием и присутствием Божиим…
   Но не так рождается Сын Божий. Мы из небытия рождаемся во временную, преходящую жизнь, в которой постепенно мы вырастаем в вечную жизнь. Христос не так рождается; Сын Божий, Который является светом мира, Который является жизнью самой, вступает в мир, чтобы подвергнуться всем ограничениям тварности. Он вступает в изуродованный мир, куда человеческий грех внес злобу, жадность, страдание, страх, ненависть и, в конечном итоге, смерть. Смерть говорит нам о том, что этот мир – не полностью, но в значительной мере – порабощен Сатане, противнику Божию… И поскольку смерть властвует, царствует на земле, наша земля, преданная человеческим грехом во власть Сатаны, стонет под этой властью. И Христос в этот мир, который под властью врага, вступает как младенец, вступает со всей беззащитностью новорожденного младенца, со всей уязвимостью, со всем бессилием; и как всякий младенец или, просто говоря, – как самая любовь, человеческая и божественная, вступая в этот мир, Он отдается полностью во власть тех, кто Его окружает: под защиту их любви или под удары их ненависти, или во власть их холодного безразличия.
   Христос рождается с тем, чтобы умереть, потому что Он любовью захотел стать одним из нас. Святой Максим Исповедник говорит, что с самого мгновения зачатия – потому что человеческая природа во Христе нераздельно, неразлучно соединилась с Божеством Его – он был бессмертен, Он был за пределом власти Сатаны и что Он, по любви к нам, чтобы все с нами разделить без остатка, кроме нашей греховности, нашей обезбоженности, берет на Себя все последствия греха: и холод, и голод, и обездоленность, и оставленность, и ненависть людей, их непонимание; и дальше – отречение Петра, предательство Иуды, холодное безразличие распинателей, телесную муку и, в конечном итоге, самое страшное, единственное страшное, что только может быть: потерю чувства Бога, потерю того, что Он с Ним един: Боже Мой, Боже Мой! Для чего ты Меня оставил?
   Это крик всего человечества в Нем; потому что мы все переживаем то, что мы называем богооставленностью, – будто Бог нас оставил, тогда как на самом деле мы должны были бы говорить о том, что мы оставили Бога, что мы Его забыли, что мы от Него отвернулись, что мы вывели Его из предела собственной жизни. Но это – наша греховность, во Христе этой греховности нет; и поэтому Он не теряет Бога, вернее, не Он отворачивается от Бога, а Он принимает на Себя нашу богооставленность и умирает от нее. Христос вступает в жизнь для того, чтобы вынести все, что человек вызвал своим грехом, все с нами разделить, и Своим Воскресением, победой любви и жизни над смертью раскрыть перед нами врата вечной жизни. Это не какие-то врата, о которых мы можем картинно думать; Христос о Себе сказал: Я – дверь. Он является этими вратами вечной жизни, потому что Он, Вечная Жизнь, вступил в предел смерти, обезбоженности, зла, и теперь, с Его воплощением, Бог и человек неразлучны в Нем, и через Него (и, хоть отчасти, через нас) Бог присутствует и в истории человечества, и во всем созданном Им мире. Когда все человечество станет на Страшный суд, когда каждый из нас будет вызван по имени, один из нас будет Иисус Христос, Сын Божий, Сын Человеческий. Воплощением Христа история мира теперь неразлучна с тайной Божией. Тем, что Слово стало плотью, тем, что Сын Божий стал Сыном Человеческим, Бог стал как бы неотрывной частью человечества…
   И что же это говорит каждому из нас? Бог стал человеком; это значит, что человек так бездонно глубок, в нем такой простор, что он может быть не только местом Боговселения, как бы храмом, но он может так соединиться с Богом, что все в нем становится Божественным. В воплощении все во Христе было пронизано огнем Божества; и Максим Исповедник мог сказать, что соединение Божества и человечества в Нем подобно соединению огня с мечом, который вложен в пламя и так пронизан огнем, что можно резать огнем и жечь железом… Вот на что человек способен; на что способны наша плоть, наш ум, наши живые чувства, все наше существо; и не только способны, но это является прямым призванием нашим и говорит о том, что быть подлинно человеком, пребывать в полноте человечности значит соединиться с Богом, подобно тому, как человек и Бог соединены между собою во Христе…
   …Я теперь хочу оставить вас подумать о Христе, подумать о себе: перед лицом такой любви остаюсь ли я холоден, безразличен? Как могу я так спокойно жить землей, забывая небо, когда Бог пришел на землю, чтобы эта земля и небо соединились, и мы стали бы уже на земле как бы небожителями, посланниками с неба, чтобы град человеческий стал градом Божиим?» [111]

ЧАСТЬ 2. МЕСТО ДЕЙСТВИЯ – МИР

От автора

   Все это очень хорошо, замечательно и воистину прекрасно. Но читатель вправе спросить: а какое отношение все вышеизложенное имеет к той церкви, мимо которой он каждый день ходит на работу? К золотым куполам, крестам, свечкам, сердитым старухам, молитвенным правилам и канонам, которые его соседка вычитывает– слово-то какое! – и многому, многому другому. И какое отношение евангельская Богоматерь, что говорила о Себе, как о нищей, имеет к той иконе, которая стоит на почетном месте в церкви, в золотом окладе. Как соотнести одно с другим?
   Вопрос трудный – если свести вместе концы двухтысячелетнего отрезка времени и удивленно смотреть, как они не совпадают. И очень простой – если вспомнить, что между этими концами лежат две тысячи лет. На протяжении которых мир менялся, Церковь получала и решала новые и новые задачи, меняла мир и изменялась вместе с ним, что-то давала ему и что-то брала от него. За две тысячи лет много чего наросло, и надо уметь найти за всем этим основу. Можно и не найти. А можно и не искать вовсе…
   И еще более простой, если вспомнить, что мы не имеем права требовать от Бога религии только для себя. Православие тем и замечательно, что в нем находят что-то свое и высоколобый интеллектуал, и полуграмотная старуха, и неплохо бы уважать право друг друга верить по-своему. Хотя иной раз бывает очень трудно ужиться внутри одного храма с человеком, который думает и чувствует иначе, при том что он наш современник, а значит, не так уж и отличается от нас. По крайней мере, житель Римской империи I века по Р. Х. или византийский землепашец отличается куда больше.