сих пор мне ни от кого не приходилось слышать, что мой рев - это верх
совершенства". - "А я тебе на это вот что скажу, - подхватил второй рехидор,
- много редких способностей гибнет на свете и не находит должного себе
применения, оттого что люди не умеют пользоваться ими". - "Но ведь наши
способности, - возразил потерпевший, - могут сослужить нам службу разве вот
в таких случаях, как сегодня да и то дай бог, чтоб они нам помогли". Тут они
опять разошлись в разные стороны и принялись реветь; при этом они то и дело
ошибались и бежали друг другу навстречу и наконец порешили в качестве
условного знака чтобы не было сомнений, что это они ревут, а не осел, реветь
два раза подряд. Так, поминутно издавая двукратный рев, облазили они весь
лес, а пропавший осел все не откликался. Да и как ему, бедному и
горемычному, было откликнуться, коли в конце концов рехидоры нашли его в
самой чащобе съеденного волками? И, увидев его, хозяин сказал: "А я-то
удивлялся, что он не отзывается, - живой, он бы отозвался, чуть только нас
заслышал: на то он и осел. Полагаю, однако же, любезный друг, что труды мои
по розыску осла, хотя я его и не застал в живых, не пропали даром, ибо зато
я слышал преискусный твой рев". - "Коли так, то слава богу, - молвил второй
рехидор. - Впрочем, мы с тобой один другого стоим". Так, несолоно хлебавши и
только охрипнув, возвратились они к себе в селение и рассказали друзьям
своим, соседям и знакомым обо всем, что с ними случилось, когда они искали
осла, причем каждый расхваливал искусный рев другого, так что слух о том
прошел и распространился по всем окрестным селениям, а дьявол, который
никогда не дремлет, потому он любитель всюду сеять и разжигать раздоры и
смуту, распускать сплетни и делать из мухи слона, распорядился и устроил
так, что чуть только кто из другого села завидит наших, сейчас давай реветь
ослом: это они над рехидорами нашими насмехаются. И мальчишки туда же, -
словом сказать, попали мы в лапы и в пасть ко всем чертям ада: ослиный рев
перекатывается из села в село, и жителей нашего, ревучего, села все
распознают так же легко, как распознают негров и отличают их от белых. И так
далеко зашла злополучная эта шутка, что осмеянные уже не раз в полном боевом
порядке и с оружием в руках ополчались на насмешников, и тогда им все
нипочем. Мне думается, мои односельчане, из ревучего то есть села,
завтра-послезавтра выступят в поход против другого села, которое в двух
милях от нас и которое особенно над нами издевается, и, чтобы нам было с чем
выступить, я закупил алебарды и копья. Вот про эти-то чудеса я и обещал вам
рассказать, а коли это, по-вашему, не чудеса, то не взыщите: других я не
знаю.
На этом добрый крестьянин кончил свой рассказ, и тут во двор вошел
человек, на котором все - и чулки, и шаровары, и куртка - было из верблюжьей
шерсти, и громко спросил:
- Почтенный хозяин! Можно у вас остановиться? Со мной
обезьянка-прорицательница и раек, представляющий освобождение Мелисендры
{2}.
- Фу, черт, да ведь это сеньор маэсе Педро! - воскликнул хозяин. -
Стало быть, мы нынче вечером повеселимся.
Мы забыли сказать, что у вышеназванного маэсе Педро левый глаз и почти
половина щеки были заклеены пластырем из зеленой тафты, и это наводило на
мысль, что вся левая сторона его лица поражена какой-то болезнью. А хозяин
между тем продолжал:
- Милости просим, сеньор маэсе Педро! Где же ваша обезьянка и раек?
Что-то я их не вижу.
- Они тут, близко, - отвечала верблюжья шерсть, - я потел вперед
узнать, можно ли остановиться.
- Да я бы самому герцогу Альбе отказал, а уж сеньора маэсе Педро
пустил, - молвил хозяин. - Везите скорей и обезьянку и раек, нынче у меня
такие постояльцы, которые посмотрят и раек и фокусы обезьянки и с
удовольствием вам заплатят.
- Вот и отлично, а цену я сбавлю, - подхватил пластырь, - пусть только
оплатят расходы, я и тем буду доволен. Сейчас пойду схожу за тележкой с
куклами и за обезьянкой.
С этими словами он вышел за ворота.
Дон Кихот немедленно обратился к хозяину с вопросом, кто таков маэсе
Педро и что это за раек и обезьянка. Хозяин же ему ответил так:
- Это знаменитый раешник, который уже давно разъезжает по арагонской
Ламанче и дает представление, как славный дон Гайферос освободил Мелисендру,
- должно заметить, что наши края не запомнят столь любопытной и столь ловко
разыгранной историйки. Возит он с собой и обезьянку, да такую искусницу,
каких редко можно встретить не только среди обезьян, но даже среди людей.
Когда ее о чем-нибудь спрашивают, она со вниманием слушает, затем вскакивает
на плечо к своему хозяину и, нагнувшись к самому его уху, шепчет ответ, а
маэсе Педро сейчас же оглашает его. Кстати сказать, прошлое она знает лучше,
нежели будущее, и хоть она и не всегда угадывает, а все-таки промахи у нее
редки, так что мы все уверены, что в ней сидит черт. Если обезьянка вам
ответит, то есть, я хочу сказать, если хозяин ответит за нее после того, как
она пошепчет ему на ухо, то за свой вопрос вы должны уплатить два реала, -
оттого-то считается, что у маэсе Педро денег куры не клюют. Он человек
galante {3}, как выражаются в Италии, и bon compano {4}, живет в свое
удовольствие, говорит за шестерых, пьет за двенадцать - и все за счет своего
языка, обезьянки и балаганчика.
Тем временем возвратился маэсе Педро и прикатил тележку, в которой
помещался раек и большая бесхвостая обезьяна с задом точно из войлока,
впрочем довольно миловидная; и, едва увидев ее, Дон Кихот обратился к ней с
вопросом:
- Ну-с, госпояса прорицательница, так как же? Что с нами сбудется?
Сейчас вы получите два реала.
Засим он велел Санчо выдать два реала маэсе Педро, но маэсе Педро так
за нее ответил и сказал:
- Сеньор! Это животное не дает ответов и ничего не сообщает касательно
будущего, вот о прошлом ей кое-что известно и немного - о настоящем.
- Ей-же-ей, - воскликнул Санчо, - я ломаного гроша не дам за то, чтоб
мне угадали мое прошлое! Потому кто же знает его лучше, чем я? И платить за
то, чтобы мне сказали, что я и сам знаю, это глупее глупого. Но если уж тут
знают и настоящее, то вот, пожалуйста, мои два реала, а теперь скажите, ваше
высокообезьянство, что поделывает сейчас моя жена Тереса Панса и чем она
занимается?
Маэсе Педро не пожелал взять денег и сказал:
- Я не желаю получать вознаграждение вперед: прежде должно его
заработать.
Тут он дважды хлопнул себя правой рукой по левому плечу, вслед за тем
обезьянка одним прыжком взобралась к нему, нагнулась к его уху и начала
быстро-быстро щелкать зубами, а немного погодя другим таким же прыжком
очутилась на земле, и тогда маэсе Педро с чрезвычайною поспешностью
опустился перед Дон Кихотом на колени и, обнимая его ноги, заговорил:
- Я обнимаю ноги ваши так же точно, как обнял бы Геркулесовы столпы
{5}, о бесподобный восстановитель преданного забвению странствующего
рыцарства! О рыцарь Дон Кихот Ламанчский, чьи заслуги выше всяких похвал,
ободрение слабых, опора падающих, рука помощи павшим, оплот и утешение всех
несчастных!
Дон Кихот остолбенел, Санчо пришел в изумление, студент был растерян,
юный слуга поражен, крестьянин из ревущего села опешил, хозяин недоумевал -
словом, речи раешника ошеломили всех, а он между тем продолжал:
- А ты, о добрый Санчо Панса, лучший оруженосец лучшего рыцаря в мире,
возрадуйся, ибо добрая жена твоя Тереса в добром здравии, и в настоящее
время она чешет лен, а чтобы у тебя не оставалось сомнений, я еще прибавлю,
что слева от нее стоит кувшин с отбитым горлышком, и, чтоб веселей было
работать, вина в нем отнюдь не на донышке.
- Этому я охотно верю, - сказал Санчо. - Тереса у меня сущий клад, и,
не будь она такой ревнивой, я не променял бы ее даже на великаншу Андадону
{6}, а уж на что она была, как говорит мой господин, молодчина и на все
руки. И потом еще моя Тереса из тех, у которых нынче густо, а завтра пусто.
- Вот теперь я могу сказать: кто много читает и много странствует, тот
много видит и много знает, - вмещался тут Дон Кихот. - Говорю я это вот к
чему: какие уверения были бы достаточны, чтобы меня уверить, что есть на
свете обезьяны, которые прорицают так, как я только что слышал своими
собственными ушами? Ведь я тот самый Дон Кихот Ламанчский, о котором
говорила эта славная тварь, только она меня несколько перехвалила, однако ж,
каков бы я ни был, я благодарю небо за то, что оно создало меня с душою
мягкою и сострадательною, склонною всем делать добро и никому не делать зла.
- Будь я при деньгах, - сказал юный слуга, - я спросил бы госпожу
обезьяну, что со мной случится за время будущих моих странствий.
На это маэсе Педро, уже вставший к этому времени с колен, ответил так:
- Я уже вам сказал, что этот зверек не предсказывает будущего, а если
бы предсказывал, то вам и деньги не понадобились бы, - я бы от любого барыша
отказался, только чтоб угодить присутствующему здесь сеньору Дон Кихоту. А
теперь, из уважения к нему и чтоб доставить ему удовольствие, я пойду
приготовлю раек и безвозмездно позабавлю всех, на постоялом дворе
находящихся.
При этих словах хозяин обрадовался чрезвычайно и указал, где лучше
всего расставить раек, что в ту же секунду и было сделано.
Дон Кихот был не весьма доволен прорицаниями обезьянки, ибо держался
того мнения, что обезьяне не подобает угадывать ни будущее, ни прошедшее, а
потому, в то время как маэсе Педро расставлял раек, он отвел Санчо в угол
конюшни, чтобы никто не мог слышать его, и сказал:
- Послушай, Санчо: я со вниманием изучал необычайное искусство этой
обезьяны и пришел к убеждению, что у маэсе Педро, ее хозяина, конечно,
имеется секретный союз с дьяволом, давно обеими сторонами апробированный и
вступивший в силу де-факто.
- Ну, ежели колпак-то давно не стиранный, да еще и дьявольский, то,
наверно, он очень грязный, - заключил Санчо, - но только какая прибыль маэсе
Педро от таких колпаков?
- Ты меня не понял, Санчо: я хотел сказать, что он, вероятно, вступил в
соглашение с дьяволом, благодаря чему обезьяна получает эту способность,
хозяин же зарабатывает себе на жизнь, а затем, когда он разбогатеет, ему
придется отдать черту душу, ибо врагу рода человеческого только этого и
надобно. И навело меня на эту мысль то обстоятельство, что обезьяна
угадывает лишь прошедшее и настоящее, а дьявольская премудрость ни на что
другое и не распространяется: насчет будущего у дьявола бывают только
догадки, да и то не всегда, - одному богу дано знать времена и сроки, и для
него не существует ни прошлого, ни будущего, для него все - настоящее. А
когда так, то ясно, что устами обезьяны говорит сам дьявол, и я поражаюсь,
как это на нее до сих пор не донесли священной инквизиции, не сняли с нее
допроса и не допытались, по чьему внушению она прорицает: ведь я уверен, что
она не астролог и что ни она, ни ее хозяин не чертят и не умеют чертить так
называемые астрологические фигуры, ныне получившие в Испании столь широкое
распространение, что всякие никудышные бабенки, мальчишки на побегушках и
самые дешевые сапожники воображают, будто составить гороскоп легче легкого,
и своим враньем и невежеством подрывают доверие к этой поразительно точной
науке. Мне известно, что некая дама спросила одного такого гороскопщика,
будут ли у комнатной ее собачки щенки, и если да, то сколько и какой масти.
Сеньор астролог, составив гороскоп, ответил ей, что у собачки родятся три
щенка: один зеленый, другой красный, а третий разномастный, при условии,
однако ж, если означенная сучка понесет между одиннадцатью и двенадцатью
часами дня или же ночи, и притом в понедельник или же в субботу, но
случилось так, что спустя два дня сучка околела от расстройства желудка, а
сеньор прорицатель был признан в этом городке за искуснейшего вещуна, - так
величают всех или почти всех прорицателей.
- Со всем тем, - молвил Санчо, - мне бы хотелось, чтоб ваша милость
велела маэсе Педро спросить обезьяну, правда ли то, что с вашею милостью
происходило в пещере Монтесиноса, - ведь я стою на том, не в обиду вашей
милости будь сказано, что все это было наваждение и обман, в лучшем случае -
сновидение.
- Весьма возможно, - сказал Дон Кихот, - и я последую твоему совету,
хотя и не без некоторых угрызений совести.
В это время за Дон Кихотом зашел маэсе Педро и сказал, что раек в
надлежащем порядке и что он просит его милость пойти посмотреть, - раек,
мол, стоит того. Дон Кихот поведал ему свое желание и попросил сей же час
обратиться к обезьяне с вопросом: во сне случались с ним разные происшествия
в пещере Монтесиноса или наяву, ему же, дескать, кажется, что тут было
всякое. Маэсе Педро, ни слова не говоря, сходил за обезьяной, посадил ее
перед Дон Кихотом и Санчо и сказал:
- Послушайте, госпожа обезьяна: этот рыцарь желает знать, правда или
нет то, что с ним происходило в так называемой пещере Монтесиноса.
Тут он подал свой обычный знак, обезьяна вскочила к нему на левое плечо
и как будто что-то пошептала ему на ухо, а затем маэсе Педро объявил:
- Обезьяна говорит, что часть того, чему ваша милость явилась
свидетелем и что с вами в указанной пещере произошло, - недостоверна, часть
же правдоподобна, и к вышесказанному она ничего больше прибавить не может.
Буде же ваша милость желает знать подробнее, то в ближайшую пятницу она вам
ответит на все вопросы, а сейчас ее способность угадывать кончилась и раньше
пятницы, как она сказала, к ней не вернется.
- А что я вам говорил? - воскликнул Санчо. - У меня в голове не
укладывалось, чтобы все, или хотя бы половина того, что вы, государь мой,
нарассказали о событиях в пещере, оказалось правдой.
- Будущее покажет, Санчо, - возразил Дон Кихот, - всеразоблачающее
время ничего не оставляет под спудом - все вытаскивает на солнышко, даже из
недр земли. А теперь довольно об этом, пойдем посмотрим раек доброго маэсе
Педро: мне сдается, что он готовит какую-нибудь новинку.
- Какую-нибудь? - воскликнул маэсе Педро. - В моем райке шестьдесят
тысяч новинок. Смею вас уверить, сеньор Дон Кихот, что мой раек - одна из
самых любопытных вещей на свете, а когда не верите мне, верьте делам моим.
Итак, мы начинаем, час поздний, а нам немало предстоит еще сделать,
рассказать и показать.
Дон Кихот и Санчо повиновались и пошли смотреть раек, а раек уже был
установлен, открыт, и вокруг него горели восковые свечи, от коих он весь
сверкал ярким блеском. Маэсе Педро спрятался за сценой, ибо ему надлежало
передвигать куклы, а впереди расположился мальчуган, помощник маэсе Педро, в
обязанности коего входило истолковывать и разъяснять тайны сего зрелища и
показывать палочкой на куклы.
И вот когда иные обитатели постоялого двора уселись, иные остались
стоять прямо против райка, а Дон Кихот, Санчо, юный слуга и студент заняли
лучшие места, помощник начал объяснять, а что именно - это услышит или
узнает тот, кто послушает мальчугана или же прочтет следующую главу.


1 Рехидор - член городского или сельского управления.
2 Освобождение Мелисендры. - Мелисендра и Гайферос - герои старинных
испанских романсов, в основе которых лежит старофранцузская хроника,
приписываемая архиепископу Турпину. Согласно романсам, Мелисендра - дочь
императора Карла Великого и невеста его племянника Гайфероса. Накануне
свадьбы ее похитили мавры, у которых она находилась в течение многих лет,
пока Гайферос не нашел ее и не освободил из плена.
3 Благородный (ит.).
4 Правильно: buon compagno - добрый малый (ит.).
5 Геркулесовы столпы - горы на обоих берегах Гибралтара, с которыми, по
преданию, связан один из двенадцати подвигов Геркулеса.
6 Великанша Андадона - персонаж "Амадиса Галльского", безобразная
женщина огромного роста.


    ГЛАВА XXVI,


в коей продолжается забавное приключение с раешником и
повествуется о других поистине превосходных вещах

Умолкли все: тирийцы, и троянцы {1}, - я хочу сказать, что зрители, все
до одного, так и смотрели в рот истолкователю балаганных чудес, и вдруг
за сценой послышались звуки множества труб и литавр, загрохотали пушки,
однако ж вскоре шум прекратился, и тогда мальчик возвысил голос и начал
так:
- Правдивая эта история, которую мы предлагаем вниманию ваших
милостей, целиком взята из французских хроник и тех испанских романсов,
которые передаются у нас из уст в уста, так что даже малые ребята знают
их на память. В ней рассказывается о том, как сеньор дон Гайферос
освободил супругу свою Мелисендру, которая находилась в плену у маров в
Испании, в городе Сансуэнье, - так в те времена называлась Сарагоса.
Посмотрите, ваши милости: вот и сам дон Гайферос играет в шашки, как о
том поется в романсе:

Игрою в шашки тешится Гайферос {2},
О Мелисендре и не вспоминает.

Но тут появляется другое действующее лицо с короной на голове и
скипетром в руке: это император Карл Великий, мнимый отец Мелисендры;
осердившись на зятя за бездействие и беспечность, он начинает его
отчитывать. Обратите внимание, как он горячится и возмущается: можно
подумать, что вот сейчас он стукнет его скипетром по голове, а иные
сочинители утверждают, что он и правда ему всыпал, и очень даже лихо. Он
долго ему внушал, что если тот не сделает попытки освободить свою
супругу, то опозорит себя, а затем будто бы примолвил:

Я сказал, а вам решать {3}.

Теперь вы видите, ваши милости, что император поворачивается к дону
Гайферосу спиной и уходит, а теперь смотрите, как дон Гайферос в
запальчивости и с Досады швыряет и доску и шашки, велит немедленно
подать ему оружие и обращается к своему двоюродному брату Роланду с
просьбой дать ему на время меч Дюрандаль {4}, но Роланд не соглашается, а
вместо этого изъявляет желание разделить с доном Гайферосом тяжесть
этого предприятия, однако ж смельчак с негодованием отказывается от его
услуг: он, мол, один сумеет вызволить свою супругу, даже если б она
находилась глубоко под землею, и тут он вооружается и сей же час
пускается в путь. Теперь, ваши милости, обратите свои взоры вон на ту
башню; предполагается, что это одна из башен Сарагосского замка, ныне
известного под названием Альхаферии, а дама в мавританском одеянии,
которая стоит на балконе, - это и есть несравненная Мелисендра; она
часто смотрит отсюда на дорогу, ведущую во Францию, вспоминает Париж,
своего супруга и тем утешается в своем заточении. А теперь перед вами
новое дело, пожалуй что и неслыханное. Вы видите этого мавра? Вот он,
крадучись, втихомолку, приложив палец к губам, приближается сзади к
Мелисендре. Ну, а теперь смотрите, как он целует ее прямо в губы и как
она сейчас же начинает отплевываться, вытирает губы рукавом белой своей
сорочки, сетует и с горя рвет на себе прекрасные свои волосы, как будто
это они повинны в злодеянии. Теперь поглядите вон на того важного мавра,
что стоит на галерее: это король Сансуэньи Марсилий; он был свидетелем
дерзости мавра, и хотя мавр - его родственник и приближенный, он сей же
час велит его схватить, дать ему двести палок и провести по многолюдным
улицам города {5}

С приставами впереди {6}
И со стражниками сзади.

Смотрите: вот уже идут приводить приговор в исполнение, а между тем
преступление было совершено только что. Это объясняется тем, что мавры в
отличие от нас не знают ни содержания под стражей впредь до окончания
следствия, ни вручения копии обвинительного акта.
- Малыш, малыш! - вскричал тут Дон Кихот. - Веди свою историю по
прямой линии и оставь кривые и поперечные. Для того чтобы вывести истину
на свет божий, существует множество следствий и расследствий.
А из-за сцены послышался голос маэсе Педро:
- Мальчик! Не суйся, куда тебя не спрашивают, и слушайся этого
сеньора, - так-то будет дело лучше. Знай свою мелодию, а контрапунктом
не увлекайся, помни: где тонко, там и рвется.
- Ладно, - сказал мальчуган и продолжал: - Вон тот всадник в
гасконском плаще - это и есть дон Гайферос, а вон его супруга;
отомщенная за дерзость влюбленного в нее мавра, она с прояснившимся и
более спокойным выражением лица выходит на балкон, переговаривается
оттуда со своим супругом, полагая, что это некий странник, и обращается
к нему с теми самыми словами и речами, которые приводятся в известном
романсе, например:

Будете в стране французской,
Про Гайфероса узнайте,

и которые я не собираюсь приводить полностью, ибо многословие
обыкновенно вызывает скуку. Достаточно видеть, как Гайферос распахивает
плащ, и по тому, какие радостные движения делает Мелисендра, мы сейчас
догадываемся, что она его узнала, еще мгновение - и она спускается с
балкона, чтобы сесть на коня и умчаться с милым своим супругом. Но - о
ужас! - подол ее юбки зацепился за железный выступ балкона, и Мелисендра
повисла в воздухе. Но смотрите, как милосердное небо выручает нас в
самых опасных положениях: дон Гайферос бросается к ней и, не обращая
внимания на то, что ее роскошная юбка может порваться, схватывает ее,
одним махом опускает на землю, затем, не медля ни секунды, сажает
верхом, по-мужски, на коня и велит ей держаться крепче и, чтобы не
упасть, обеими руками обхватить его стан, а то ведь сеньора Мелисендра к
такому роду верховой езды не привыкла. Но чу! Это конь заржал от
радости, что у него такая благородная и прекрасная ноша: его господин и
его госпожа. Вот они поворачивают, выезжают из города и, счастливые и
ликующие, направляют путь в Париж. В добрый час, о истинно любящая чета
- не чета всем влюбленным на свете! Возвращайтесь благополучно в
желанную вашу отчизну и да не преградит Фортуна счастливого вашего пути!
В мире и тишине проводите, на радость друзьям и родственникам,
положенные вам дни, и пусть этих дней будет у вас столько же, сколько у
Нестора {7}!
Тут снова подал голос маэсе Педро:
- Проще, малыш, не пари так высоко, напыщенность всегда неприятна.
Толкователь ничего ему не ответил и продолжал:
- От взора любопытных, которые обыкновенно все замечают, не укрылось,
как Мелисендра спускалась с балкона и садилась на коня, о чем они и
донесли королю Марсилию, и король велел сей же час бить тревогу.
Глядите, как все это у них быстро: вот уже на всех мечетях ударили в
колокола, и город дрожит от звона.
- Ну, уж это положим! - вмешался тут Дон Кихот. - Насчет колоколов
маэсе Педро оплошал: у мавров не бывает колоколов, а есть литавры и
нечто вроде наших гобоев, а чтобы в Сансуэнье звонили колокола - это
явный и невообразимый вздор.
После таких слов маэсе Педро перестал звонить и сказал:
- Не придирайтесь, сеньор Дон Кихот, к мелочам и не требуйте
совершенства, - все равно вы его нигде не найдете. Разве у нас сплошь да
рядом не играют комедий, где все - сплошная нелепость и бессмыслица? И,
однако ж, успехом они пользуются чрезвычайным, и зрители в совершенном
восторге им рукоплещут. Продолжай, мальчик, и никого не слушай, пусть в
этом моем представлении окажется столько же несообразностей, сколько
песчинок на дне морском, - у меня одна забота: набить кошелек.
- Ваша правда, - согласился Дон Кихот.
А мальчуган продолжал:
- Смотрите, сколько блестящей конницы выступает из города и
устремляется в погоню за христианскою четою, а трубы трубят, а литавры
гремят, а барабаны бьют. Я боюсь, что мавры настигнут беглецов, привяжут
к хвосту коня и приведут обратно, - ужасное зрелище!
А Дон Кихот, увидев перед собой всю эту мавританщину и услышав этот
грохот, рассудил за благо помочь беглецам; и, вскочив с места, он
заговорил громким голосом:
- Пока я жив, я не допущу, чтобы в моем присутствии столь коварно
обходились с таким славным рыцарем и неустрашимым любовником, каков дон
Гайферос. Стойте, низкие твари! Не смейте за ним гнаться, не то я вызову
вас на бой!
И, перейдя от слов к делу, он обнажил меч, одним прыжком очутился
возле балагана и с невиданною быстротою и яростью стал осыпать ударами
кукольных мавров: одних сбрасывал наземь, другим отсекал головы, этих
калечил, тех рубил на куски и в самый разгар сражения так хватил
наотмашь, что когда бы маэсе Педро не пригнулся, не съежился и не
притаился, Дон Кихот снес бы ему голову с такою же легкостью, как если б
она у него была из марципана. Маэсе Педро кричал:
- Остановитесь, сеньор Дон Кихот! Примите в рассуждение, что вы
опрокидываете, рубите и убиваете не настоящих мавров, а картонные
фигурки! Вот грех тяжкий! Ведь из-за него все мое имущество погибнет и
пойдет прахом.
А Дон Кихот по-прежнему щедро расточал удары и наносил их то обеими
руками, то плашмя, то наискось. Коротко говоря, он в два счета опрокинул
раек и искромсал и искрошил все куклы и все приспособления, король
Марсилий был тяжко ранен, а у императора Карла Великого и корона и
голова рассечены надвое. Почтеннейшая публика всполошилась, обезьянка
удрала на крышу, студент перепугался, юный слуга струхнул, даже Санчо
Пансу объял превеликий страх, ибо, - как он сам уверял, когда буря уже
утихла, - он еще ни разу не видел, чтобы его господин так буйствовал.
Разбив весь раек наголову, Дон Кихот несколько успокоился и сказал:
- Хотел бы я сейчас посмотреть на тех, которые не верят и не желают
верить, что странствующие рыцари приносят людям громадную пользу, -
подумайте, что было бы с добрым доном Гайферосом и прекрасной
Мелисендрой, если б меня здесь не оказалось: можно ручаться, что эти
собаки теперь уже настигли бы их и причинили им зло. Итак, да
здравствует странствующее рыцарство, и да вознесется оно превыше всего,
ныне здравствующего на земле!