Страница:
Следующим снарядом убило штурмана Николая Нетребенко. Новый удар перебил левую подмоторную раму, и мотор перекосило. Борисов не терял надежды уйти, отбиваясь теперь один. Очередной снаряд разбил приборную доску, и вышли из строя все приборы управления и контроля. Защищенный бронеплитой, Борисов серьезных повреждений не получил. Осколки попали только в лицо. Глаза заплыли кровью. Но теперь все равно он не мог больше вести изуродованную, горящую, неуправляемую машину. Не мог даже направить ее на вражеское расположение.
Выбросился с парашютом, и его сильно ударило о хвостовую часть. Очнулся под немецкий говор. Карман, где лежали партийный билет и удостоверение личности командира эскадрильи, был пуст. Значит, немцы знают, кто он. Это была вторая мысль после того, как пришел в себя. Первая - он в плену. Кобура тоже оказалась пустой.
Борисова отправили в лагерь военнопленных. Бомбовые удары нашей авиации он слышал часто. Несколько месяцев спустя раздались залпы артиллерии.
Значит, скоро. Борисов подобрал пятерых наиболее надежных ребят, и вместе они вырыли нишу в заброшенном сарае, где, прижатые друг к другу, пролежали двое суток. Вскоре пришли свои.
Борисова месяц держали в госпитале, потом послали в запасной полк. С ним часто беседовали, и он понял: проверяют. Обижаться не приходилось, по-разному люди вели себя в плену. Проверка длилась три месяца. Сверяли документы, захваченные у немцев, и показания свидетелей.
Борисову выдали новый партбилет взамен утраченного, снова дали эскадрилью, но воевать не пришлось, война кончилась.
Шли годы. И выплыл из каких-то архивов обширный доклад немецкого обер-лейтенанта, на котором расписался и его командир, начальник штаба 1-й возДушной армии Аллоис, доклад, составленный, как в нем говорилось, на основе допросов военнопленных, в том числе Борисова. Доклад содержал данные о ряде частей и соединений наших военно-воздушных сил.
Появилась резолюция секретаря Паневежского уездного комитета партии: "Проверить факты и доложить на бюро".
Стали проверять. Сходились фамилии командного состава, тип вооружений, состав полков и другое. Многие факты с ходу не проверишь. Как их теперь проверять, когда столько времени ушло! Но... если одни факты подтвердились, значит, и остальное верно. Человек, в чьих руках оказалась судьба героического воина, не проанализировал, что именно подтвердилось, не придал значения даже тому, что рассматривал не протоколы допросов Борисова, а доклад, составленный на основе допросов нескольких человек. И, может быть, не Борисов, а кто-либо другой сообщил эти данные? И действительно ли они секретные?
Несущественные факты, лежавшие на поверхности и тоже требовавшие анализа, который, однако, сделан не был, заслонили главное - позицию человека, его суть, его поведение. Доказать невиновность Борисова- дело сложное, хлопотливое. Пусть уж он сам занимается этим. Формально и равнодушно просмотрев материалы, холодные руки написали: "Факты проверены и полностью подтвердились".
Беда человека была поставлена в вину: его исключили из партии.
На заводе, где Борисов работал электромехаником, он не потерял авторитета. Тяжело переживал случившееся и пришел к единственному выводу коммунист не должен опускать руки.
Он стал образцом в труде. В его трудовой книжке перечислены 47 благодарностей, почетные грамоты, денежные премии, ценные подарки.
Ему верили, как коммунисту. Избрали в бюро изобретателей и рационализаторов, в редколлегию заводской газеты, в члены месткома, членом товарищеского суда.
Ударник коммунистического труда, чей портрет висел на Доске почета, он добился всеобщего уважения.
Не получалось только одно - в партии не восстанавливали. Он писал, ходил, доказывал, ездил в Ёильнюс.
Просил и требовал. Но ни одного доказательства привести не мог. Откуда могли быть доказательства у бывшего пленного?
Снова и снова до мельчайших деталей вспоминал дни, проведенные у чужих. Судил по самым строгим меркам, но вины своей не находил. В дни Победы надевал тяжелый от орденов пиджак и с достоинством выходил на трибуну, потому что такие дни не мыслились без его сильного слова. Только вечером расслаблялся, и становилось грустно. Он не отвечал на письма однополчан. Как объяснить им? Поверят ли?
Один взгляд Маши на мужа, и ей становилось ясно, что у него на душе.
- Все думаешь? Или уже духом пал?
- Да нет, Маша. Все бы ничего, детей жалко. Подрастут, что им скажешь? И как сами они будут перед людьми оправдываться?
- Подрастут, на ордена посмотрят, на Доску почета, а люди... Люди им сами о тебе расскажут. Да и пока подрастут, восстановят. Не верю, что так останется.
Слух о беде Борисова дошел до боевого летчика, бывшего начальника штаба полка, гвардии полковника Анатолия Левашова не скоро. А когда узнал, вдвоем с женой Екатериной Александровной, однополчанкой Маши, отправились в Паневежис. Вернувшись в Москву, встретились с ветеранами своего и Машиного полка, В вину Борисова никто не поверил. Решили обратиться в Комиссию партийного контроля при ЦК КПСС.
- Пусть Ленка идет, - сказал Левашов.
Ленке - Елене Мироновне Кульковой- под шестьдесят. Подруга Маши по боям. Бесстрашная летчица пикирующих бомбардировщиков, совершившая не один героический подвиг.
Она пришла в ЦК, не имея никаких фактов. Только вера в человека. Она говорила об источниках веры в одного из героических сынов Родины, и вера ее была великой и чистой.
Вскоре в КПК были приглашены А. Левашов и В. Наркевич. Папка с делом Борисова лежала на столе. Их ознакомили со всеми документами, дали допуск к архивам. Попросили как специалистов, знавших обстановку, проанализировать немецкий доклад и на основе всех фактов и объяснения Борисова документально подтвердить или опровергнуть обвинения. С его объяснения и начали.
Да, он назвал врагу свою фамилию, должность, партийную принадлежность. Но ведь это знали по документам, изъятым у него.
Однако ответы на вопросы, которые противник мог легко проверить, дали возможность скрыть подлинную военную тайну. Уже давно полк взлетал звеньями, а не в одиночку, как заявил врагу Борисов. Сбор был на "петле", а не на кругу, как записал с его слов следователь, и тратилось на это не 20 минут, вопреки показаниям Борисова, а 5-7.
Дезинформируя противника, сообщил о перебоях в снабжении, в связи с чем полк якобы по три дня бездействовал. А ведь он не выходил из боев, люди согершали по 2-3 вылета в день и горючего было в избытке. Борисов привел множество фактов о том, как в весьма важных вопросах дезориентировал противника, не выдав ни одной военной тайны.
В Комитете партийного контроля была проведена тщательная, кропотливая работа. Все до единого факта, приведенные Борисовым в объяснении, удалось подтвердить документами. Более того, в архивах нашли немецкую запись его слов, сказанных врагу: "Уверен, что уже к осени мы победим".
Проверка показала - нет, советский офииэр, боезой летчик Борисов не нарушил воинской присяги. Мужественно, не теряя достоинства, выполнял свой долг коммуниста и советского гражданина. Это подтвердили все находившиеся рядом с ним, заявив, что именно Борисов поднимал дух людей, сплачивал их, вселял веру в скорую победу.
В документах XXV съезда говорится: "Коммунистическая идейность - это сплав знаний, убеждения и практического действия". В полной мере эти слова можно отнести к убежденному коммунисту Борисову.
Находясь в плену, он продолжал воевать, пусть не бомбами, но средствами дезинформации противника, которые применял тонко, умно, лишая возможности разоблачить себя. Это и давало Борисову силы и право чувствовать себя достойным сыном Родины и открыто смотреть в глаза людям, верить, что справедливость восторжествует.
Это и дало основание Комитету партийного контроля при ЦК КПСС восстановить Борисова в рядах партии с сохранением партийного стажа.
1977 год
ЧАСТЬ 2
"ОПЕРАЦИЯ-ПРАВДА"
"ОПЕРАЦИЯ-ПРАВДА"
В 1971 году президент Чили Сальвадор Альенде объявил "Операцию правда". Это было вызвано все нарастающей кампанией клеветы против народного строя. Он пригласил представителей различных стран, чтобы они лично посмотрели, что же в действительности происходит в Чили, и рассказали бы миру правду.
Это были не персональные приглашения, они относились не к представителям стран только определенного социального уклада, не зависели от политического мировоззрения или профессии лиц, пожелавших участвовать в "Операции правда". Единственное обязательное условие сводилось к тому, чтобы каждый ее участник объективно рассказал в своей стране обо всем, чго увидит собственными глазами.
На это приглашение откликнулись многие. В Сантьяго приехали представители латиноамериканских и европейских стран, Соединенных Штатов и других государств. Я тоже был участником "Операции правда".
На первой пресс-конференции президент познакомился с каждым из нас. Мы пришли туда вместе с Владимиром Чернышевым, который в ту пору был собственным корреспондентом "Правды" в Чили. "С особым удовольствием, сказал нам Альенде, - я приветствую здесь представителей Советского Союза". Ио если бы даже не произнес он этих слов, мы бы все равно ощутили их по его удивительно обаятельной улыбке и крепкому дружескому рукопожатию.
Естественно, я в полной мере воспользовался возможностью познакомиться с этой бурлящей классовыми битвами страной, уникальной по своей географии, с ее чудесными, мужественными людьми.
Пересек ее всю от крайнего севера с его субтропической жарой до Магелланова пролива и Огненной земли на юге, с его июльскими морозами и холодными ветрами. Встречался со многими людьми - сторонниками Народного единства и представителями крайней реакции.
Пробыл там более месяца и повидал многое. Но прежде всего изучил историю убийства главнокомешдующего сухопутными войсками чилийской армии генерала Рене Шнейдера, происшедшее за несколько дней до вступления Альенде на пост президента.
КАК СОВЕРШИЛОСЬ УБИЙСТВО
Сначала главнокомандующего сухопутными войсками чилийской армии генерала Рене Шнейдера хотели похитить. Но, должно быть, потом в последнюю минуту решили, что лучше все же убить. Возможно, потому что несколько попыток были неудачными и проваливались, а может быть, версия с похищением вовсе придумана обвиняемыми по этому делу, чтобы смягчить свою вину. Их человек тридцать, и почти по всем вопросам они дали противоречивые, а порой исключающие друг друга ответы. Но вот насчет способа устранения главнокомандующего будто сговорились. Все утверждают, что ни во время многочисленных подготовительных совещаний, где распределялись роли и разрабатывались планы, ни на репетициях нападения на генерала ни разу не шла речь об убийстве.
Только о похищении, И на вопрос: "Что такое "Операция Альфа"?" отвечали единодушно: "Похищение генерала Рене Шнейдера". И почему вдруг в него стреляли, никто понять якобы не может. Но в конце концов не в этом главное.
Как два "пежо" и "додж" прижали к тротуару генеральский "мерседес", как ударил его сзади "джип", как побежали к "мерседесу" люди, на ходу вытаскивая "кольты", я не видел. Но путь от дома No 551 по улице Себастьян Элькано в Сантьяго, где жил генерал и откуда выехал в свой последний рейс, я повторил. И побывал в тех переулках и на тех местах, где стояли машины заговорщиков, ожидая сигнала, где останавливалась полицейская машина, снявшая с постов двух карабинеров, которые, конечно же, могли помешать покушению. И разобрался в том, кто как действовал, кто какие машины вел, когда был получен сигнал о приближении генерала, кто стрелял и что произошло дальше. Поэтому всю историю с убийством мог бы описать подробно. Но поскольку эта история, вернее техника убийства, интересовала главным образом тем, что позволяла отчетливее представить роль различных людей в этом деле, с них я и начну.
Когда стало ясно, кто убил главнокомандующего и для чего это убийство понадобилось, я пошел к председателю Верховного суда Чили сеньору Рамиро Мекдесу, чтобы задать вопросы, оставшиеся неясными.
Таких вопросов было несколько, о них тоже придется еще говорить, но прежде всего хотелось получить авторитетное разъяснение, почему не судят главных преступников. Ведь от каждого из участников заговора тянутся ниточки, и где-то они переплетаются так, что распутать их трудно, хотя и возможно, а где-то отчетливо видно, в каком месте они берут начало, куда идут и кто именно их так все время запутывает.
Председатель Верховного суда Рамиро Мендес - это один из правофланговых чилийской реакции. Беседовали мы два часа, и хотя общего языка не нашли и ясных ответов я не получил, но его взгляд на это дело оказался интересным с точки зрения расстановки политических сил. Значит, и к беседе с Рамиро Мендесом надо будет вернуться.
А пока, чтобы яснее стала вся история, разберемся, кто же такой генерал Шнейдер, кому он мешал и кто его убил. И одни ли и те же это люди, у которых он стоял на пути и кто в него стрелял.
Генерал Рене Шнейдер Черо был человеком образованным и весьма разносторонним. Еще в молодости увлекался историей, изучал искусства и религии.
Стремился постичь мир шире, чем он виделся из стен военной академии, где служил, с вышек горного полка или дивизии, которыми командовал. Хорошо разбирался в живописи (сам ею занимался), музыке, литературе, изучал философию. Последняя книга, которую он прочитал, вернее, оставшаяся недочитанной на его столе, была посвящена идеям Маркузе. При всех этих качествах он прежде всего был солдатом. Да и внешне походил на солдата. Коренастый, сильный, с большими солдатскими руками.
Рене Шнейдер не был сторонником левого демократического движения, хотя весь ход событий в Чили неумолимо приближал его к идеям этого движения.
Тем более не был он на стороне правых. Он любил армию и, искренне заблуждаясь, считал ее орудием надклассовым. Роль армии, заявил он, "защита от внешней агрессии и обеспечение внутренней безопасности и порядка, узаконенного конституцией". Он защищал ту конституцию, которая существовала, и своей доктрине был верен до конца дней. Генерал Шнейдер защищал это порождение национальной буржуазии и капитала США с удивительной настойчивостью и мужеством. Может быть, в силу того что был солдатом и точно соблюдал закон, а возможно... возможно, далеко смотрел генерал и увидел новую ситуацию, созданную демократическими силами, при которой оружие буржуазии может быть направлено против нее. Теперь уже никогда не добиться ясности в этом вопросе. Впрочем, не станем навязывать никаких точек зрения.
Пусть каждый сам разберется в фактах и сделает свои выводы.
На пост главнокомандующего армией Рене Шнейдер был назначен неожиданно, при обстоятельствах чрезвычайных. В мае 1968 г. среди офицеров вооруженных сил началось брожение. Раздавались голоса о том, что правительство Фрея не заботится о своей армии, что офицеры живут в трудных материальных условиях и дальше так продолжаться не может.
Президент Фрей встревожился. Был смещен министр обороны. Офицерам обещали рассмотреть и решить их проблемы в самом недалеком будущем. И волнения улеглись. Так казалось. Однако никаких изменений в армии не произошло, недовольство вновь стало нарастать, пока не кончилось взрывом.
21 октября 1969 г. генерал Роберто Вио Марамбио, "один из организаторов волнений, уволенный за это в отставку, поднял восстание в полку "Такна", находившемся в Сантьяго. Это было сигналом для полка "Юунге" в Сан-Филипе, где тоже поднялся мятеж. Создалась угроза военного переворота. (Кстати, военные перевороты в странах Латинской Америки не такая уж редкость, и они имеют давние традиции. Скажем, в Боливии за последние сто лет было около ста двадцати переворотов.)
Вот в такой критический момент, 24 октября 1969 г., Рене Шнейдер и был назначен главнокомандующим армией. Но это лишь одна сторона дела и при этом - не главная. К тому моменту в Чили происходили куда более глубинные процессы, встревожившие все политические силы. Это был период, когда окончательно сформировался мощный блок левых демократических партий. И нетрудно было видеть, что на предстоявших президентских выборах он явится весьма опасным конкурентом для реакции, рвавшейся к власти. Власть она ощущала почти реально, ибо за годы правления христиано-демократов во главе с Фреем его правительство в достаточной мере скомпрометировало себя громкими декларациями, оставшимися на бумаге и в эфире. Поэтому в лице христиано-демократов крайне правые не видели серьезного конкурента. Многочисленные разрозненные левые с ялы и их партии тоже не представляли опасности, пока каждая из них выставляла своего кандидата. А поначалу так и было:
в первый период подготовки к выборам каждая из пяти демократических партий выставила своего кандидата. Но впоследствии левые силы объединились в единый блок и вместо пяти кандидатов выставили одного - Сальвадора Альенде. Так вот, единый блок всех демократических сил и общий кандидат это уже весьма и весьма серьезно и до крайности опасно для реакции. Она решила поддержать военный переворот, который опять-таки поставил бы ее у кормила.
Создавшаяся ситуация была ясна и демократическим силам, и они подняли трудящихся на подавление военного мятежа. Коммунистическая партия Чили разоблачала связи генерала Роберто Вио с реакционной национальной партией, разъясняла, что военный мятеж это не конфликт между Фреем и армией, а угроза родине, попытка преградить путь народу к власти.
Единый профсоюзный центр (КУТ) призвал население не поддерживать заговорщиков, разъясняя, что они действуют в интересах реакции. Все демократические партии и организации вступили в борьбу против заговора Вио. Начались массовые демонстрации и забастовки протеста против мятежа.
Этому натиску реакция нашла что противопоставить. Немало честных людей были сбиты с толку ее демагогическим лозунгом: "Бороться против генерала Вио - значит защищать правительство Фрея". Генерал Вио через реакционную печать кричал о том, что восстание носит локальный характер и восставшие остаются верны президенту и конституции, что военные никогда не пойдут против профсоюзов. Нам нет дела до борьбы правых и левых, которые представляют лишь отдельные категории населения, говорил Вко.
Мы - армия, представляющая весь народ, и за его интересы боремся.
Рупор реакции - широко распространенная газета "Меркурио" и другие ее органы настойчиво подменяли слова "бунт", "мятеж" словом "забастовка".
Коммунистическая и социалистическая партии, все силы Народного единства не уставая разоблачали лживость враждебной пропаганды. В своем интервью по радио генеральный секретарь ЦК Компартии Луис Корвалан вскрыл все корни антинародного мятежа.
Это был острейший момент борьбы объединенных демократических сил против наступления и маневров реакции. В этой борьбе победил блок Народного единства, профсоюзы, все трудящиеся. Восставшие полки сдались на милость правительству, а организаторы мятежа во главе с генералом Вио были отданы под суд.
Поскольку на этом деятельность Роберто Вио не заканчивается, а в последующих событиях он будет играть решающую роль, видимо, следует представить его.
Генерал Роберто Вио, сын генерала Аброси Вио, мечтал не только о большой военной карьере. Властолюбивый, злой, мятущийся, слабохарактерный, он не мог скрыть, что в мечтах своих уходил далеко за пределы военных полигонов. Этому способствовало и то обстоятельство, что он довольно успешно продвигался по служебной лестнице. С должности командира полка президент Фрей назначает его на пост губернатора департамента Лао. Вио получает возможность установить тесные контакты с американскими хозяевами "Чили эксплорейшн компани". (Не с их ли помощью были получены генералом крупные суммы накануне восстания в "Такна", о чем сообщала чилийская печать.) Затем новое назначение - военный советник в Колумбии. В 1969 г. его производят в генералы, и он становится командиром дивизии в Антофагасте - важном экономическом и стратегическом районе страны.
Здесь и начал он будоражить офицерство и, получив отставку, отправился в Сантьяго, где и поднял бунт в полку "Такна".
Далее происходят вещи более чем странные, в обычные понятия не укладывающиеся. Мятежный генерал, которого должны судить, становится одной из популярнейших фигур в стране. Он дает интервью, выступает с призывами, его портреты воспроизводятся в реакционной печати. А после того как блок Народного единства выставил кандидатуру Альенде, генерал Вио на многолюдном митинге совсем недвусмысленно намекает на то, что он готов стать президентом и "послужить родине". И не постеснялся при этом сообщить, как собирается править страной. "Я думаю, - сказал он, - что вновь будет утверждено Право Силы".
Конечно, и американские, и чилийские владельцы медных рудников, селитры, заводов понимали, что этот недалекий и надутый чувством собственного величия генерал - фигура весьма неимпозантная и никаких шансов на успех не имеющая. Зато на любую провокацию, какой бы подлости она ни требовала, пойдет по первой указке. А положение реакционных сил складывалось так, что выбирать не приходилось. Они готовы были идти на самые крайние меры, только бы предотвратить катастрофу, которая станет для них неотвратимой, если к власти придет Народное единство.
Именно катастрофа. Вдумайтесь! Буржуазные конституции обычно провозглашают равные права для всех слоев общества, всех политических течений, для магната и рабочего. Так выглядит их показная конституция. Но в чистом виде она бывает только на политической рекламе. Пути народа к реализации предоставленных ею прав ограждены непреодолимыми кордонами. И вот впервые в истории мира левые демократические силы зависимой от американского империализма страны создали условия, чтобы, не нарушая конституции, взорвать эти кордоны и строго на ее основе, пользуясь ею как незыблемым законом, созданным национальной буржуазией и ее зарубежными партнерами для защиты своих интересов, вырвать у нее власть и освободиться от иностранного гнета.
Это нечто невиданное и неслыханное оглушило реакцию, напугало умеренно правых и многих центристов, привело в смятение одураченных жупелом коммунизма. Все они еще не верили в нависшую угрозу, еще как-то надеялись, что не может же это случиться на самом деле, и вот-вот развеется наваждение, когда грянуло четвертое сентября. В мировой эфир понеслись слова: "На выборах победил Альенде".
Эти слова объединили все антинародные слои общества в мощный кулак. Начался крестовый поход внутренней и внешней реакции, началось массированное наступление на все жизненные центры народного блока под девизом: "Не допустить Альенде к власти".
Но позвольте! Ведь голосование закончено, ведь он получил уже больше голосов, чем кандидат правых Хорхе Алессандри, чем представитель христиано-демократов Радомир Томич. А других конкурентов не было.
Все это верно. И тем не менее у реакции оставалось много возможностей продолжать борьбу за президентское кресло, Дело в том, что абсолютного большинства, то есть больше половины голосов избирателей, не получил ни один кандидат. По конституции в таких случаях окончательное решение - кому быть президентом - выносит сессия Национального конгресса (парламент).
Практически у парламента не было иного выхода, как утвердить кандидата, набравшего наибольшее количество голосов. В истории Чили не было случая, чтобы парламент поступил иначе. Любое решение не в пользу Альенде при данных обстоятельствах объяснению не поддавалось бы. Однако за этот сомнительной стерильности шанс уцепились.
До заседания Национального конгресса, где должен был окончательно решиться вопрос, оставалось семь недель. Этого времени, как полагала реакция, вполне достаточно для того, чтобы реализовать план, состоявший из двух разделов. Первый - найти хоть какую-нибудь возможность, хоть какой-нибудь повод, чтобы дать отвод Сальвадору Альенде. И второй - если даже такой повод и найдется, но не будет гарантии, что это принесет победу, - совершить военный переворот до заседания конгресса.
Первый вариант, как весьма ненадежный, был вскоре отвергнут. Остался второй. Единственный и последний шанс. И вот тут-то фигура мятежного генерала Роберто Вио Марамбио выплыла на первый план.
Для реакции это была удивительно подходящая кандидатура. Во-первых, с его помощью можно будет совершить переворот, и, во-вторых, он удовлетворится местом в правительстве, а в президентское кресло сядет более подходящий представитель капитала.
Главной преградой на пути к цели был Рена Шнейдер, который и в создавшейся сложнейшей обстановке подтвердил свою доктрину и заявил, что армия будет твердо стоять на защите конституции, обеспечит законное проведение Национального конгресса, который и решит, кому быть президентом.
Это был патриотический шаг, требовавший от генерала большого мужества и личной храбрости, ибо он отчетливо видел обстановку в стране, в полной мере понимал, против каких вероломных и жестоких сил поднялся. Позицию Шнейдера разделяли генерал Kapj лос Пратс и некоторые другие военачальники. Военный переворот при таких условиях затруднялся чрезвычайно. Но слишком велики были силы, готовившие его.
Ловкий политический трюк реакции дал возможность доживающему последние дни в президентском дворце Эдуарде Фрею сместить командующего военно-морским флотом. Вместо него Фрей назначил одного из реакционнейших представителей вооруженных сил, участника заговора адмирала Уго Тирадо Барроса.
Выбросился с парашютом, и его сильно ударило о хвостовую часть. Очнулся под немецкий говор. Карман, где лежали партийный билет и удостоверение личности командира эскадрильи, был пуст. Значит, немцы знают, кто он. Это была вторая мысль после того, как пришел в себя. Первая - он в плену. Кобура тоже оказалась пустой.
Борисова отправили в лагерь военнопленных. Бомбовые удары нашей авиации он слышал часто. Несколько месяцев спустя раздались залпы артиллерии.
Значит, скоро. Борисов подобрал пятерых наиболее надежных ребят, и вместе они вырыли нишу в заброшенном сарае, где, прижатые друг к другу, пролежали двое суток. Вскоре пришли свои.
Борисова месяц держали в госпитале, потом послали в запасной полк. С ним часто беседовали, и он понял: проверяют. Обижаться не приходилось, по-разному люди вели себя в плену. Проверка длилась три месяца. Сверяли документы, захваченные у немцев, и показания свидетелей.
Борисову выдали новый партбилет взамен утраченного, снова дали эскадрилью, но воевать не пришлось, война кончилась.
Шли годы. И выплыл из каких-то архивов обширный доклад немецкого обер-лейтенанта, на котором расписался и его командир, начальник штаба 1-й возДушной армии Аллоис, доклад, составленный, как в нем говорилось, на основе допросов военнопленных, в том числе Борисова. Доклад содержал данные о ряде частей и соединений наших военно-воздушных сил.
Появилась резолюция секретаря Паневежского уездного комитета партии: "Проверить факты и доложить на бюро".
Стали проверять. Сходились фамилии командного состава, тип вооружений, состав полков и другое. Многие факты с ходу не проверишь. Как их теперь проверять, когда столько времени ушло! Но... если одни факты подтвердились, значит, и остальное верно. Человек, в чьих руках оказалась судьба героического воина, не проанализировал, что именно подтвердилось, не придал значения даже тому, что рассматривал не протоколы допросов Борисова, а доклад, составленный на основе допросов нескольких человек. И, может быть, не Борисов, а кто-либо другой сообщил эти данные? И действительно ли они секретные?
Несущественные факты, лежавшие на поверхности и тоже требовавшие анализа, который, однако, сделан не был, заслонили главное - позицию человека, его суть, его поведение. Доказать невиновность Борисова- дело сложное, хлопотливое. Пусть уж он сам занимается этим. Формально и равнодушно просмотрев материалы, холодные руки написали: "Факты проверены и полностью подтвердились".
Беда человека была поставлена в вину: его исключили из партии.
На заводе, где Борисов работал электромехаником, он не потерял авторитета. Тяжело переживал случившееся и пришел к единственному выводу коммунист не должен опускать руки.
Он стал образцом в труде. В его трудовой книжке перечислены 47 благодарностей, почетные грамоты, денежные премии, ценные подарки.
Ему верили, как коммунисту. Избрали в бюро изобретателей и рационализаторов, в редколлегию заводской газеты, в члены месткома, членом товарищеского суда.
Ударник коммунистического труда, чей портрет висел на Доске почета, он добился всеобщего уважения.
Не получалось только одно - в партии не восстанавливали. Он писал, ходил, доказывал, ездил в Ёильнюс.
Просил и требовал. Но ни одного доказательства привести не мог. Откуда могли быть доказательства у бывшего пленного?
Снова и снова до мельчайших деталей вспоминал дни, проведенные у чужих. Судил по самым строгим меркам, но вины своей не находил. В дни Победы надевал тяжелый от орденов пиджак и с достоинством выходил на трибуну, потому что такие дни не мыслились без его сильного слова. Только вечером расслаблялся, и становилось грустно. Он не отвечал на письма однополчан. Как объяснить им? Поверят ли?
Один взгляд Маши на мужа, и ей становилось ясно, что у него на душе.
- Все думаешь? Или уже духом пал?
- Да нет, Маша. Все бы ничего, детей жалко. Подрастут, что им скажешь? И как сами они будут перед людьми оправдываться?
- Подрастут, на ордена посмотрят, на Доску почета, а люди... Люди им сами о тебе расскажут. Да и пока подрастут, восстановят. Не верю, что так останется.
Слух о беде Борисова дошел до боевого летчика, бывшего начальника штаба полка, гвардии полковника Анатолия Левашова не скоро. А когда узнал, вдвоем с женой Екатериной Александровной, однополчанкой Маши, отправились в Паневежис. Вернувшись в Москву, встретились с ветеранами своего и Машиного полка, В вину Борисова никто не поверил. Решили обратиться в Комиссию партийного контроля при ЦК КПСС.
- Пусть Ленка идет, - сказал Левашов.
Ленке - Елене Мироновне Кульковой- под шестьдесят. Подруга Маши по боям. Бесстрашная летчица пикирующих бомбардировщиков, совершившая не один героический подвиг.
Она пришла в ЦК, не имея никаких фактов. Только вера в человека. Она говорила об источниках веры в одного из героических сынов Родины, и вера ее была великой и чистой.
Вскоре в КПК были приглашены А. Левашов и В. Наркевич. Папка с делом Борисова лежала на столе. Их ознакомили со всеми документами, дали допуск к архивам. Попросили как специалистов, знавших обстановку, проанализировать немецкий доклад и на основе всех фактов и объяснения Борисова документально подтвердить или опровергнуть обвинения. С его объяснения и начали.
Да, он назвал врагу свою фамилию, должность, партийную принадлежность. Но ведь это знали по документам, изъятым у него.
Однако ответы на вопросы, которые противник мог легко проверить, дали возможность скрыть подлинную военную тайну. Уже давно полк взлетал звеньями, а не в одиночку, как заявил врагу Борисов. Сбор был на "петле", а не на кругу, как записал с его слов следователь, и тратилось на это не 20 минут, вопреки показаниям Борисова, а 5-7.
Дезинформируя противника, сообщил о перебоях в снабжении, в связи с чем полк якобы по три дня бездействовал. А ведь он не выходил из боев, люди согершали по 2-3 вылета в день и горючего было в избытке. Борисов привел множество фактов о том, как в весьма важных вопросах дезориентировал противника, не выдав ни одной военной тайны.
В Комитете партийного контроля была проведена тщательная, кропотливая работа. Все до единого факта, приведенные Борисовым в объяснении, удалось подтвердить документами. Более того, в архивах нашли немецкую запись его слов, сказанных врагу: "Уверен, что уже к осени мы победим".
Проверка показала - нет, советский офииэр, боезой летчик Борисов не нарушил воинской присяги. Мужественно, не теряя достоинства, выполнял свой долг коммуниста и советского гражданина. Это подтвердили все находившиеся рядом с ним, заявив, что именно Борисов поднимал дух людей, сплачивал их, вселял веру в скорую победу.
В документах XXV съезда говорится: "Коммунистическая идейность - это сплав знаний, убеждения и практического действия". В полной мере эти слова можно отнести к убежденному коммунисту Борисову.
Находясь в плену, он продолжал воевать, пусть не бомбами, но средствами дезинформации противника, которые применял тонко, умно, лишая возможности разоблачить себя. Это и давало Борисову силы и право чувствовать себя достойным сыном Родины и открыто смотреть в глаза людям, верить, что справедливость восторжествует.
Это и дало основание Комитету партийного контроля при ЦК КПСС восстановить Борисова в рядах партии с сохранением партийного стажа.
1977 год
ЧАСТЬ 2
"ОПЕРАЦИЯ-ПРАВДА"
"ОПЕРАЦИЯ-ПРАВДА"
В 1971 году президент Чили Сальвадор Альенде объявил "Операцию правда". Это было вызвано все нарастающей кампанией клеветы против народного строя. Он пригласил представителей различных стран, чтобы они лично посмотрели, что же в действительности происходит в Чили, и рассказали бы миру правду.
Это были не персональные приглашения, они относились не к представителям стран только определенного социального уклада, не зависели от политического мировоззрения или профессии лиц, пожелавших участвовать в "Операции правда". Единственное обязательное условие сводилось к тому, чтобы каждый ее участник объективно рассказал в своей стране обо всем, чго увидит собственными глазами.
На это приглашение откликнулись многие. В Сантьяго приехали представители латиноамериканских и европейских стран, Соединенных Штатов и других государств. Я тоже был участником "Операции правда".
На первой пресс-конференции президент познакомился с каждым из нас. Мы пришли туда вместе с Владимиром Чернышевым, который в ту пору был собственным корреспондентом "Правды" в Чили. "С особым удовольствием, сказал нам Альенде, - я приветствую здесь представителей Советского Союза". Ио если бы даже не произнес он этих слов, мы бы все равно ощутили их по его удивительно обаятельной улыбке и крепкому дружескому рукопожатию.
Естественно, я в полной мере воспользовался возможностью познакомиться с этой бурлящей классовыми битвами страной, уникальной по своей географии, с ее чудесными, мужественными людьми.
Пересек ее всю от крайнего севера с его субтропической жарой до Магелланова пролива и Огненной земли на юге, с его июльскими морозами и холодными ветрами. Встречался со многими людьми - сторонниками Народного единства и представителями крайней реакции.
Пробыл там более месяца и повидал многое. Но прежде всего изучил историю убийства главнокомешдующего сухопутными войсками чилийской армии генерала Рене Шнейдера, происшедшее за несколько дней до вступления Альенде на пост президента.
КАК СОВЕРШИЛОСЬ УБИЙСТВО
Сначала главнокомандующего сухопутными войсками чилийской армии генерала Рене Шнейдера хотели похитить. Но, должно быть, потом в последнюю минуту решили, что лучше все же убить. Возможно, потому что несколько попыток были неудачными и проваливались, а может быть, версия с похищением вовсе придумана обвиняемыми по этому делу, чтобы смягчить свою вину. Их человек тридцать, и почти по всем вопросам они дали противоречивые, а порой исключающие друг друга ответы. Но вот насчет способа устранения главнокомандующего будто сговорились. Все утверждают, что ни во время многочисленных подготовительных совещаний, где распределялись роли и разрабатывались планы, ни на репетициях нападения на генерала ни разу не шла речь об убийстве.
Только о похищении, И на вопрос: "Что такое "Операция Альфа"?" отвечали единодушно: "Похищение генерала Рене Шнейдера". И почему вдруг в него стреляли, никто понять якобы не может. Но в конце концов не в этом главное.
Как два "пежо" и "додж" прижали к тротуару генеральский "мерседес", как ударил его сзади "джип", как побежали к "мерседесу" люди, на ходу вытаскивая "кольты", я не видел. Но путь от дома No 551 по улице Себастьян Элькано в Сантьяго, где жил генерал и откуда выехал в свой последний рейс, я повторил. И побывал в тех переулках и на тех местах, где стояли машины заговорщиков, ожидая сигнала, где останавливалась полицейская машина, снявшая с постов двух карабинеров, которые, конечно же, могли помешать покушению. И разобрался в том, кто как действовал, кто какие машины вел, когда был получен сигнал о приближении генерала, кто стрелял и что произошло дальше. Поэтому всю историю с убийством мог бы описать подробно. Но поскольку эта история, вернее техника убийства, интересовала главным образом тем, что позволяла отчетливее представить роль различных людей в этом деле, с них я и начну.
Когда стало ясно, кто убил главнокомандующего и для чего это убийство понадобилось, я пошел к председателю Верховного суда Чили сеньору Рамиро Мекдесу, чтобы задать вопросы, оставшиеся неясными.
Таких вопросов было несколько, о них тоже придется еще говорить, но прежде всего хотелось получить авторитетное разъяснение, почему не судят главных преступников. Ведь от каждого из участников заговора тянутся ниточки, и где-то они переплетаются так, что распутать их трудно, хотя и возможно, а где-то отчетливо видно, в каком месте они берут начало, куда идут и кто именно их так все время запутывает.
Председатель Верховного суда Рамиро Мендес - это один из правофланговых чилийской реакции. Беседовали мы два часа, и хотя общего языка не нашли и ясных ответов я не получил, но его взгляд на это дело оказался интересным с точки зрения расстановки политических сил. Значит, и к беседе с Рамиро Мендесом надо будет вернуться.
А пока, чтобы яснее стала вся история, разберемся, кто же такой генерал Шнейдер, кому он мешал и кто его убил. И одни ли и те же это люди, у которых он стоял на пути и кто в него стрелял.
Генерал Рене Шнейдер Черо был человеком образованным и весьма разносторонним. Еще в молодости увлекался историей, изучал искусства и религии.
Стремился постичь мир шире, чем он виделся из стен военной академии, где служил, с вышек горного полка или дивизии, которыми командовал. Хорошо разбирался в живописи (сам ею занимался), музыке, литературе, изучал философию. Последняя книга, которую он прочитал, вернее, оставшаяся недочитанной на его столе, была посвящена идеям Маркузе. При всех этих качествах он прежде всего был солдатом. Да и внешне походил на солдата. Коренастый, сильный, с большими солдатскими руками.
Рене Шнейдер не был сторонником левого демократического движения, хотя весь ход событий в Чили неумолимо приближал его к идеям этого движения.
Тем более не был он на стороне правых. Он любил армию и, искренне заблуждаясь, считал ее орудием надклассовым. Роль армии, заявил он, "защита от внешней агрессии и обеспечение внутренней безопасности и порядка, узаконенного конституцией". Он защищал ту конституцию, которая существовала, и своей доктрине был верен до конца дней. Генерал Шнейдер защищал это порождение национальной буржуазии и капитала США с удивительной настойчивостью и мужеством. Может быть, в силу того что был солдатом и точно соблюдал закон, а возможно... возможно, далеко смотрел генерал и увидел новую ситуацию, созданную демократическими силами, при которой оружие буржуазии может быть направлено против нее. Теперь уже никогда не добиться ясности в этом вопросе. Впрочем, не станем навязывать никаких точек зрения.
Пусть каждый сам разберется в фактах и сделает свои выводы.
На пост главнокомандующего армией Рене Шнейдер был назначен неожиданно, при обстоятельствах чрезвычайных. В мае 1968 г. среди офицеров вооруженных сил началось брожение. Раздавались голоса о том, что правительство Фрея не заботится о своей армии, что офицеры живут в трудных материальных условиях и дальше так продолжаться не может.
Президент Фрей встревожился. Был смещен министр обороны. Офицерам обещали рассмотреть и решить их проблемы в самом недалеком будущем. И волнения улеглись. Так казалось. Однако никаких изменений в армии не произошло, недовольство вновь стало нарастать, пока не кончилось взрывом.
21 октября 1969 г. генерал Роберто Вио Марамбио, "один из организаторов волнений, уволенный за это в отставку, поднял восстание в полку "Такна", находившемся в Сантьяго. Это было сигналом для полка "Юунге" в Сан-Филипе, где тоже поднялся мятеж. Создалась угроза военного переворота. (Кстати, военные перевороты в странах Латинской Америки не такая уж редкость, и они имеют давние традиции. Скажем, в Боливии за последние сто лет было около ста двадцати переворотов.)
Вот в такой критический момент, 24 октября 1969 г., Рене Шнейдер и был назначен главнокомандующим армией. Но это лишь одна сторона дела и при этом - не главная. К тому моменту в Чили происходили куда более глубинные процессы, встревожившие все политические силы. Это был период, когда окончательно сформировался мощный блок левых демократических партий. И нетрудно было видеть, что на предстоявших президентских выборах он явится весьма опасным конкурентом для реакции, рвавшейся к власти. Власть она ощущала почти реально, ибо за годы правления христиано-демократов во главе с Фреем его правительство в достаточной мере скомпрометировало себя громкими декларациями, оставшимися на бумаге и в эфире. Поэтому в лице христиано-демократов крайне правые не видели серьезного конкурента. Многочисленные разрозненные левые с ялы и их партии тоже не представляли опасности, пока каждая из них выставляла своего кандидата. А поначалу так и было:
в первый период подготовки к выборам каждая из пяти демократических партий выставила своего кандидата. Но впоследствии левые силы объединились в единый блок и вместо пяти кандидатов выставили одного - Сальвадора Альенде. Так вот, единый блок всех демократических сил и общий кандидат это уже весьма и весьма серьезно и до крайности опасно для реакции. Она решила поддержать военный переворот, который опять-таки поставил бы ее у кормила.
Создавшаяся ситуация была ясна и демократическим силам, и они подняли трудящихся на подавление военного мятежа. Коммунистическая партия Чили разоблачала связи генерала Роберто Вио с реакционной национальной партией, разъясняла, что военный мятеж это не конфликт между Фреем и армией, а угроза родине, попытка преградить путь народу к власти.
Единый профсоюзный центр (КУТ) призвал население не поддерживать заговорщиков, разъясняя, что они действуют в интересах реакции. Все демократические партии и организации вступили в борьбу против заговора Вио. Начались массовые демонстрации и забастовки протеста против мятежа.
Этому натиску реакция нашла что противопоставить. Немало честных людей были сбиты с толку ее демагогическим лозунгом: "Бороться против генерала Вио - значит защищать правительство Фрея". Генерал Вио через реакционную печать кричал о том, что восстание носит локальный характер и восставшие остаются верны президенту и конституции, что военные никогда не пойдут против профсоюзов. Нам нет дела до борьбы правых и левых, которые представляют лишь отдельные категории населения, говорил Вко.
Мы - армия, представляющая весь народ, и за его интересы боремся.
Рупор реакции - широко распространенная газета "Меркурио" и другие ее органы настойчиво подменяли слова "бунт", "мятеж" словом "забастовка".
Коммунистическая и социалистическая партии, все силы Народного единства не уставая разоблачали лживость враждебной пропаганды. В своем интервью по радио генеральный секретарь ЦК Компартии Луис Корвалан вскрыл все корни антинародного мятежа.
Это был острейший момент борьбы объединенных демократических сил против наступления и маневров реакции. В этой борьбе победил блок Народного единства, профсоюзы, все трудящиеся. Восставшие полки сдались на милость правительству, а организаторы мятежа во главе с генералом Вио были отданы под суд.
Поскольку на этом деятельность Роберто Вио не заканчивается, а в последующих событиях он будет играть решающую роль, видимо, следует представить его.
Генерал Роберто Вио, сын генерала Аброси Вио, мечтал не только о большой военной карьере. Властолюбивый, злой, мятущийся, слабохарактерный, он не мог скрыть, что в мечтах своих уходил далеко за пределы военных полигонов. Этому способствовало и то обстоятельство, что он довольно успешно продвигался по служебной лестнице. С должности командира полка президент Фрей назначает его на пост губернатора департамента Лао. Вио получает возможность установить тесные контакты с американскими хозяевами "Чили эксплорейшн компани". (Не с их ли помощью были получены генералом крупные суммы накануне восстания в "Такна", о чем сообщала чилийская печать.) Затем новое назначение - военный советник в Колумбии. В 1969 г. его производят в генералы, и он становится командиром дивизии в Антофагасте - важном экономическом и стратегическом районе страны.
Здесь и начал он будоражить офицерство и, получив отставку, отправился в Сантьяго, где и поднял бунт в полку "Такна".
Далее происходят вещи более чем странные, в обычные понятия не укладывающиеся. Мятежный генерал, которого должны судить, становится одной из популярнейших фигур в стране. Он дает интервью, выступает с призывами, его портреты воспроизводятся в реакционной печати. А после того как блок Народного единства выставил кандидатуру Альенде, генерал Вио на многолюдном митинге совсем недвусмысленно намекает на то, что он готов стать президентом и "послужить родине". И не постеснялся при этом сообщить, как собирается править страной. "Я думаю, - сказал он, - что вновь будет утверждено Право Силы".
Конечно, и американские, и чилийские владельцы медных рудников, селитры, заводов понимали, что этот недалекий и надутый чувством собственного величия генерал - фигура весьма неимпозантная и никаких шансов на успех не имеющая. Зато на любую провокацию, какой бы подлости она ни требовала, пойдет по первой указке. А положение реакционных сил складывалось так, что выбирать не приходилось. Они готовы были идти на самые крайние меры, только бы предотвратить катастрофу, которая станет для них неотвратимой, если к власти придет Народное единство.
Именно катастрофа. Вдумайтесь! Буржуазные конституции обычно провозглашают равные права для всех слоев общества, всех политических течений, для магната и рабочего. Так выглядит их показная конституция. Но в чистом виде она бывает только на политической рекламе. Пути народа к реализации предоставленных ею прав ограждены непреодолимыми кордонами. И вот впервые в истории мира левые демократические силы зависимой от американского империализма страны создали условия, чтобы, не нарушая конституции, взорвать эти кордоны и строго на ее основе, пользуясь ею как незыблемым законом, созданным национальной буржуазией и ее зарубежными партнерами для защиты своих интересов, вырвать у нее власть и освободиться от иностранного гнета.
Это нечто невиданное и неслыханное оглушило реакцию, напугало умеренно правых и многих центристов, привело в смятение одураченных жупелом коммунизма. Все они еще не верили в нависшую угрозу, еще как-то надеялись, что не может же это случиться на самом деле, и вот-вот развеется наваждение, когда грянуло четвертое сентября. В мировой эфир понеслись слова: "На выборах победил Альенде".
Эти слова объединили все антинародные слои общества в мощный кулак. Начался крестовый поход внутренней и внешней реакции, началось массированное наступление на все жизненные центры народного блока под девизом: "Не допустить Альенде к власти".
Но позвольте! Ведь голосование закончено, ведь он получил уже больше голосов, чем кандидат правых Хорхе Алессандри, чем представитель христиано-демократов Радомир Томич. А других конкурентов не было.
Все это верно. И тем не менее у реакции оставалось много возможностей продолжать борьбу за президентское кресло, Дело в том, что абсолютного большинства, то есть больше половины голосов избирателей, не получил ни один кандидат. По конституции в таких случаях окончательное решение - кому быть президентом - выносит сессия Национального конгресса (парламент).
Практически у парламента не было иного выхода, как утвердить кандидата, набравшего наибольшее количество голосов. В истории Чили не было случая, чтобы парламент поступил иначе. Любое решение не в пользу Альенде при данных обстоятельствах объяснению не поддавалось бы. Однако за этот сомнительной стерильности шанс уцепились.
До заседания Национального конгресса, где должен был окончательно решиться вопрос, оставалось семь недель. Этого времени, как полагала реакция, вполне достаточно для того, чтобы реализовать план, состоявший из двух разделов. Первый - найти хоть какую-нибудь возможность, хоть какой-нибудь повод, чтобы дать отвод Сальвадору Альенде. И второй - если даже такой повод и найдется, но не будет гарантии, что это принесет победу, - совершить военный переворот до заседания конгресса.
Первый вариант, как весьма ненадежный, был вскоре отвергнут. Остался второй. Единственный и последний шанс. И вот тут-то фигура мятежного генерала Роберто Вио Марамбио выплыла на первый план.
Для реакции это была удивительно подходящая кандидатура. Во-первых, с его помощью можно будет совершить переворот, и, во-вторых, он удовлетворится местом в правительстве, а в президентское кресло сядет более подходящий представитель капитала.
Главной преградой на пути к цели был Рена Шнейдер, который и в создавшейся сложнейшей обстановке подтвердил свою доктрину и заявил, что армия будет твердо стоять на защите конституции, обеспечит законное проведение Национального конгресса, который и решит, кому быть президентом.
Это был патриотический шаг, требовавший от генерала большого мужества и личной храбрости, ибо он отчетливо видел обстановку в стране, в полной мере понимал, против каких вероломных и жестоких сил поднялся. Позицию Шнейдера разделяли генерал Kapj лос Пратс и некоторые другие военачальники. Военный переворот при таких условиях затруднялся чрезвычайно. Но слишком велики были силы, готовившие его.
Ловкий политический трюк реакции дал возможность доживающему последние дни в президентском дворце Эдуарде Фрею сместить командующего военно-морским флотом. Вместо него Фрей назначил одного из реакционнейших представителей вооруженных сил, участника заговора адмирала Уго Тирадо Барроса.