Страница:
океанских просторов, создаст религию открытых морей. Третий будет бесконечно
верить лишь своему пророку, своей церкви или своему евангелию. Каждый вокруг
ценного переживания сооружает свою собственную доктрину. Но психическое
существо свободно, чудесным образом свободно от чего бы то ни было! Ему не
нужно ничего для того, чтобы быть, это воплощенная Свобода, и оно использует
нашу более или менее возвышенную музыку, наши более или менее великие
писания просто для того, чтобы пробить в человеческом панцире отверстие и
выйти на свет. Оно дарует свою силу и любовь, свою радость, свой свет и свою
неопровержимую открытую Истину всем нашим идеям, всем нашим ощущениям и
доктринам потому, что для него это единственная возможность проявить себя,
единственное средство выражения, которое у него есть. В свою очередь, все
наши эмоции, идеи и доктрины извлекают из него уверенность в собственной
правоте; они присваивают его себе и обволакивают его, вытягивая из этого
элемента чистой Истины свои неоспоримые утверждения, свою исключительную
глубину, свою одностороннюю универсальность, и сама сила элемента истины
увеличивает силу элемента заблуждения1. В конце концов
психическое настолько поглощается, настолько сливается со всем остальным,
что мы уже не можем отличить и отделить подделку, не разрушив самой ткани
истины - так вот и живет мир, отягощенный полуистинами, которые еще тяжелее,
чем ложь. Может быть, настоящая трудность заключается не в том, чтобы
освободиться от зла, которое легко распознать, если мы хоть немного
искренни, но в том, чтобы освободиться от того добра, которое является не
чем иным, как обратной стороной зла, и навечно узурпировало лишь крупицу
истины.
Если мы хотим иметь непосредственное переживание психического существа
во всей его кристальной чистоте и удивительной свежести, такого, каким оно
существует вне всех наших ловушек, которые мы расставляем для него, вне всех
наших идей, ощущений и заявлений о нем, то мы должны создать внутри себя
прозрачность. Бетховен, море, наша церковь были лишь средством достижения
этой прозрачности. Потому что всегда, как только мы становимся прозрачными,
сразу же автоматически, без малейшего усилия с нашей стороны появляются
Истина, видение, радость, ибо Истина - это самая естественная вещь в мире, а
все остальное как раз создает путаницу - ум и витальное со своими
хаотическими вибрациями и учеными хитросплетениями. Все духовные практики,
достойные такого названия, все тапасья, должны в конечном счете стремиться к
этому состоянию - абсолютно естественному, свободному от всякого усилия,
потому что усилие - это еще один источник путаницы, еще одно усложнение.
Поэтому ищущий не будет пытаться проникнуть в путаницу выводов
морализирующего рассудка или приниматься за невыполнимую задачу отделить
добро от зла в своем стремлении освободить психическое, ибо на самом деле
полезность и добра, и зла почти не отделима от вреда каждого из них (мой
возлюбленный снял с меня покровы греха, и я с радостью позволила им упасть;
затем он потянул за мои покровы добродетели, но я устыдилась, испугалась и
воспрепятствовала ему. И лишь когда он сорвал их с меня силой, я увидела,
насколько далеко моя душа была спрятана от меня2); он просто
будет стараться, чтобы все успокоилось и прояснилось в безмолвии, ибо
безмолвие - это нечто чистое само по себе, оно как прозрачная вода. "Не
старайся смывать одно за другим пятна с одежды твоей, - гласит одна очень
древняя халдейская мудрость, - смени ее целиком". Это то, что Шри Ауробиндо
называет изменением сознания. Мы увидим, как в этой прозрачности спокойно
разглаживаются старые привычные структуры, мы почувствуем новое равновесие
сознания - не интеллектуальное состояние, но некий центр притяжения в нас.
На уровне сердца, глубже витального сердечного центра (который скрывает
психическое и подражает ему), мы ощутим зону концентрации более интенсивную
по сравнению с остальными, как если бы они все впадали туда - это
психический центр. Мы уже почувствовали, как внутри нас уже начал
действовать и обретать свою независимую жизнь поток сознания-силы, который
перемещается в теле и становится все более интенсивным по мере того, как он
постепенно освобождается от ментальных и витальных видов активности, но в то
же время в этом центре загорается нечто, подобное пламени - Агни. Подлинное
"Я" в нас. Мы говорим "мне нужно знать", "я чувствую потребность любить", но
кто же это в нас действительно испытывает потребность? Разумеется, это не
жалкое эго, вполне удовлетворенное самим собой, не скучный, повторяющий одно
и то же ментальный приятель, движущийся туда-сюда по своей проторенной
колее, и не лживое витальное, которое не желает ничего иного, как только
хватать и хватать без конца. Но за всем этим - бессмертное пламя; это оно
испытывает потребность, ибо оно помнит нечто иное. "Присутствие" - такое
слово обычно употребляют для его обозначения, но это похоже скорее на острое
отсутствие, на живое отверстие, на пустоту внутри нас - она шевелится, жжет,
подталкивает и подгоняет до тех пор, пока не становится реальностью,
единственной реальностью в мире - и тогда приходят сомнения: действительно
ли живы люди или только претендуют на жизнь? Именно это огненное "я" -
единственно подлинное "я" в мире, единственное, на что можно опереться и что
не подведет нас: "В центре нас находится сознательное существо, которое
властно над прошлым и будущим; оно подобно пламени без дыма. ... Его нужно
терпеливо освобождать [отделять] от своего тела", - говорится в Упанишадах
(Катха Упанишада IV.12, 13; VI.17). Это "ребенок, скрытый в тайной пещере",
о котором говорит Риг Веда (V.2.1), "сын небес с телом земли" (III.25.1),
"тот, кто бодрствует в тех, кто спит" (Катха Упанишада V.8). "Он - в
середине дома" (Риг Веда I.20.2), "Он подобен жизни и дыханию нашего
существования, он - как наше вечное дитя" (I.66.1), он - это "сияющий Царь,
который был скрыт от нас" (I.23.14). Это Центр, Хозяин, место объединения
всех вещей:
Солнечное пространство, где все известно навеки*.
The sunlit space where all is for ever known.3
Если мы хоть раз в жизни, на одно лишь мгновение почувствовали это
Солнце внутри себя, это пламя, эту живую жизнь - ведь есть так много мертвых
жизней, - то все изменяется для нас; все остальное тускнеет перед этим
воспоминанием. Это - та Память. И если мы доверяем этому горящему Агни, то
он будет становиться все сильнее, подобно живому существу в нашей плоти,
подобно неиссякающему стремлению. Мы будем чувствовать, как что-то в нас
концентрируется все больше и больше и испытывает острые муки заключения, как
будто оно стремится и не может прорваться наружу: Ужасное ощущение, как
будто что-то ограничивает ваше видение и ваши движения; все ваши попытки
форсировать переход приводят лишь к тому, что вы оказываетесь перед стеной.
И вы толкаете, толкаете вновь и вновь, но все тщетно, - говорит Мать. Затем,
в силу исключительной потребности, благодаря исключительной силе воли и
настоящей агонии, вызванной этим удушьем, психическое напряжение достигает
однажды своей критической точки, и мы обретаем переживание: Давление
становится настолько большим, напряженность вопроса - столь сильной, что в
сознании наступает некий переворот. Вместо того, чтобы будучи вовне,
пытаться заглянуть внутрь, вы оказываетесь внутри; и в тот самый момент,
когда вы оказываетесь внутри, меняется радикальным образом абсолютно все.
Все, что казалось истинным, естественным, нормальным, настоящим, ощутимым,
кажется теперь гротескным, смешным, нереальным и абсурдным. Вы
соприкоснулись с чем-то в высшей степени истинным и вечно прекрасным; вы
никогда уже не потеряете это. "О, Огонь, когда мы должным образом
поддерживаем тебя, тобой растем мы и ввысь и вширь, вся слава и красота - в
твоих желанных красках и твоем совершенном видении. О, Безбрежность, ты -
полнота [изобилие], несущая нас к концу нашего пути; ты - многообразие
богатств, рассеянных повсюду, со всех сторон" (Риг Веда II.1.12). Перед нами
открывается новая жизнь, как будто раньше мы никогда не видели дневного
света: Положите призму на одну из граней, - говорит Мать, - и свет будет
белым; переверните ее - и увидите преломление света. Это как раз то, что
происходит: вы восстанавливаете белый свет. Мать описывает это переживание и
таким образом: Вы сидите как бы перед закрытой дверью, массивной бронзовой
дверью, желая, чтобы она открылась и позволила вам войти. Для этого вы
концентрируете все ваше устремление в единый луч, который начинает толкать,
толкать эту дверь, ломиться в нее все сильнее и сильнее, с возрастающей
энергией до тех пор, пока дверь внезапно не откроется и не впустит вас. И вы
входите, как будто вас вытолкнули на свет.
Это и есть истинное рождение.
Когда дверь психического отворяется, самым первым и неопровержимым
переживанием является убеждение в том, что мы существовали всегда и пребудем
вовеки. Поистине мы выходим в иное измерение, где нам открывается, что мы
стары как мир и вечно молоды, что эта жизнь - это один из опытов, одно звено
в неразрывной цепи опытов и переживаний, которая тянется из далекого
прошлого и теряется в далеком будущем. Внезапно все расширяется до масштабов
Земли. Каким человеком мы еще не были? Какого греха не совершили?
Опрокидываются все ценности. Мелочность и величие самого разного рода - есть
ли что-нибудь, что было бы по-настоящему чуждо нам? Где чужой, предатель,
враг? О, божественное понимание, абсолютное сострадание! И все начинает
искриться, сверкать, как будто из пещер мы вышли на высоты; все обретает
смысл и связано между собой, как будто старая загадка разрешается в дыхании
света - смерти больше нет, умирают лишь невежественные; как может
существовать смерть для того, кто сознателен? Живу я или умираю, я существую
всегда4. "Старый и изнуренный, он вновь и вновь становится
молодым", - говорит Риг Веда (II.4.5). "Он никогда не рождается и не
умирает, - говорит Бхагавадгита, - не возникая, он никогда не возникнет
вновь. Нерожденный, постоянный, бесконечный, он, древний, не умирает, когда
гибнет тело. Как, покинув старые одежды, человек берет другие, новые, так,
покинув старые тела, входит воплощенная душа в другие, новые. Для рожденного
неизбежна смерть, для умершего неизбежно рождение" (Бхагавадгита, II. 20,
22, 27).
То, что известно под названием реинкарнации (перерождении, рождении
вновь) не является, конечно, особенностью учения Шри Ауробиндо; о ней
говорит вся древняя мудрость Земли от Дальнего Востока и до Египта (а
впоследствии и неоплатоники*), но Шри Ауробиндо придает реинкарнации новый
смысл. С того момента, как мы вышли за пределы ограниченного сиюминутного
видения отдельной жизни, обрываемой смертью, у нас есть две возможности: или
мы соглашаемся с крайними спиритуалистами (последователями духовных учений),
что все эти жизни есть не что иное, как не имеющая цели цепь страданий, от
которой лучше всего освободиться как можно скорее для того, чтобы обрести
покой в Боге, в Брахмане или в некой Нирване, или мы держимся веры Шри
Ауробиндо - веры, основанной на опыте - что все эти отдельные жизни, взятые
вместе, представляют собой рост сознания, причем вершиной, кульминацией
этого роста является земное свершение. Иными словами, за внешней эволюцией
видов осуществляется эволюция сознания, и этой духовной эволюции суждено
завершиться индивидуальной и коллективной реализацией на земле. Может
возникнуть вопрос, почему столь просветленные последователи традиционных
духовных учений не видели такой возможности земной реализации? Прежде всего,
это относится лишь к недавним учениям; в Ведах же (чью тайну заново открыл
Шри Ауробиндо) и, видимо, в некоторых других, пока еще неправильно понятых
традициях, вопрос этот решается положительно. Что же касается недавних
учений, то надо сказать, что духовность нашей современной эпохи отмечена
затемнением сознания, которое прямо пропорционально его ментальному
развитию. Кроме того, вряд ли последователи духовных учений могли прийти к
заключению, которое по своей природе существенно отличается от их
предпосылок. Исходя из идеи, что земной мир - это иллюзия или промежуточное
царство, которое так или иначе подчинено дьяволу и плоти, в итоге они не
могли не прийти к тому, что изначально было обусловлено их же предпосылками:
освобождения и спасения искали они вне мира. Вместо того, чтобы терпеливо
исследовать все человеческие возможности - ментальные, витальные, физические
и психические - с тем, чтобы освободить их от их "склероза" и расширить, т.
е. выявить их божественную сущность, как это делали мудрецы Вед (и,
возможно, мудрецы древних Мистерий, не говоря уже о Шри Ауробиндо), они
отвергли все это и стремились вознестись сразу от чистого ума к чистому
духу5. Таким образом, они, конечно, не могли видеть того, чего
видеть не желали. Материалисты также не охватывают всего, но по-другому: они
исследуют лишь малую часть физической реальности и отрицают все остальное.
Начав с идеи, что материя - это единственная реальность, а все остальное -
галлюцинация, в итоге они точно так же приходят к тому, что изначально было
обусловлено их же предпосылками. Если же с самого начала мы отбросим все
предубеждения, как это сделал Шри Ауробиндо, примем, что истина шире, чем
все предпосылки, и будем продвигаться с абсолютным доверием к интегральным
возможностям человека, то, может быть, мы завершим наш путь, достигнув
полного, интегрального знания, а следовательно, и полной, интегральной
жизни.
Если рассматривать реинкарнацию с точки зрения эволюции сознания, то
она перестает быть бесцельным круговоротом рождений и смертей, как ее видят
одни, или бредовой фантазией, как ее изображают другие. С чисто западной
четкостью мышления Шри Ауробиндо освобождает нас от духовных небылиц, как их
называет Мать, в которые выродилось духовное знание в конце Века Мистерий;
он приглашает нас к эксперименту, для которого необходима ясность ума, а не
способность ясновидения. Дело не в том, чтобы "верить" в перерождения, а в
том, чтобы пережить это на опыте и прежде всего понять условия, при которых
это переживание возможно. Это вопрос практики, имеющий большое значение для
нашего интегрального развития на протяжении всего времени. Перерождается,
очевидно, не маленькое фронтальное существо, даже если это разочарует тех,
кто представляет себя вечно тем же месье Дюпоном - сначала в галльской
набедренной повязке, затем в бархатных кюлотах и, наконец, в джинсах (что
было бы, кроме всего прочего, довольно однообразно). Подлинный смысл
перерождения и глубже, и шире. После смерти все внешнее фронтальное существо
разлагается. Все скопление ментальных вибраций, которые окружали нас и
постоянным повторением формировали наше ментальное эго, ментальное тело,
разлагается и возвращается во всеобщий Разум. Точно так же витальные
вибрации, которые образовывали наше витальное эго, или витальное тело,
разлагаются во всеобщем Витальном подобно тому, как физическое тело
разлагается на свои природные компоненты во всеобщей Материи. Остается
только психическое. Как мы видели, оно вечно. Поэтому переживание
перерождения на опыте зависит от того, открыли ли мы Центр, психическое,
Хозяина, который несет свои воспоминания из одной жизни в другую, и от
степени нашего психического развития. Если всю нашу жизнь психическое
остается погребенным под нашей ментальной, витальной и физической
деятельностью, то у него нет никаких воспоминаний, которые оно могло бы
взять с собой - и оно возвращается на землю вновь и вновь именно для того,
чтобы выйти на поверхность нашего существа и стать открытым, сознательным.
Для того, чтобы помнить что-то, нам нужно для начала перестать быть
забывчивыми - это очевидно. Поэтому едва ли можно говорить о реинкарнации
раньше, чем достигается определенная стадия развития, ибо какая польза в
знании того, что психическое перерождается, если мы не сознаем его? Сам
смысл нашей эволюции заключается в том, чтобы стать сознательными.
Из жизни в жизнь за фронтальным существом безмолвно растет психическое
- через многообразие восприятий нашего тела, возбудителей наших ощущений,
посредством неисчислимого количества мыслей, которые шевелятся в нас. Оно
растет, когда мы растем, и растет, когда мы падаем, через наши страдания и
радости, наше добро и зло: все это - его щупальца-антенны для восприятия
мира. Когда распадается этот внешний аппарат, психическое сохраняет лишь
суть своих переживаний, основные тенденции, которые становятся все более
рельефными и формируют за фронтальным существом зародыш психической
личности*; на нее оказывают особое влияние определенные результаты
предыдущей жизни, ибо каждое наше действие обладает динамизмом, тенденцией
повторения (то, что называется кармой в Индии). Некоторые переживания будут
преобразованы в следующей жизни в особые таланты, специфические проблемы, во
врожденные влечения, в необъяснимые страхи, непреодолимую притягательность и
иногда даже в особые обстоятельства, которые повторяются почти механически
как будто для того, чтобы вновь поставить нас перед лицом все той же
проблемы и дать возможность решить ее. Итак, каждая жизнь представляет собой
один тип опыта (можно думать, что мы имеем много переживаний, но это всегда
одно и то же переживание, один тип опыта); путем накопления многих типов
опыта психическое постепенно обретает некоторую индивидуальность, которая
становится все более сознательной и широкой, как будто подлинное
существование психического начинается лишь после того, как исчерпан весь
человеческий опыт. Чем больше оно растет, тем ярче выраженную
индивидуальность обретает сознание-сила в нас и тем более возрастает
психическое напряжение - это давление внутри нас растет до тех пор, пока
однажды психическому уже не будет нужен этот кокон фронтальной личности -
оно вырвется на свободу. С этого момента психическое начнет непосредственно
осознавать окружающий мир; оно станет господином природы вместо того, чтобы
быть ее спящим пленником; сознание станет господином своей силы вместо того,
чтобы увязать в ней. Йога, по сути дела, - это та точка нашего развития,
когда мы от бесконечных витков естественной эволюции переходим к
самосознательной и контролируемой эволюции - это процесс концентрированной
эволюции.
Как мы видим, существует много уровней - от обычного человека, в
котором психическое - это только скрытая возможность, до пробужденного
существа. Как если не реинкарнацией объяснить поразительную разницу между
душами, уровнями разных людей - например, между сводником и Данте или
Франциском Ассизским, или же, другой пример, между расчетливым обывателем,
как его называет Шри Ауробиндо, и человеком ищущим? Объяснить это считая,
что духовное развитие есть следствие образования, среды и наследственности,
неверно в принципе, ибо это означало бы, что лишь у отпрысков
респектабельных семей есть душа, а три четверти непросвещенного человечества
обречены на вечное проклятие. Сама природа нашего человеческого естества, -
говорит Шри Ауробиндо, - предполагает разнообразное и разнородное прошлое
души так же, как и ее земное будущее, проистекающее из
настоящего6. Но если мы, несмотря на очевидность этой истины,
все-таки настаиваем на том, что человеку дана лишь одна жизнь, то это ведет
к абсурду: Платон и готтентот, счастливое дитя святых или риши* и тот, кто
будучи рожден и воспитан преступником, погружен с самого начала и до конца
своей жизни на самое дно зловонного разложения большого современного города,
все они должны в неравных условиях, но как бы на равных, создавать своей
деятельностью или верою в одной-единственной жизни свое вечное будущее. Это
- парадокс, который оскорбляет и ум, и душу, и этическое существо, и
духовную интуицию7. Но даже среди пробужденных существуют
огромные различия; некоторые души, некоторые сознания-силы только рождаются,
тогда как другие обладают вполне отчетливой индивидуальностью; некоторые
души находятся в своем первом лучезарном самораскрытии, но им мало что
известно за пределами собственной сверкающей радости, у них нет даже
отчетливой памяти о своем прошлом и они не сознают тех миров, которые несут
в себе, тогда как другие души, редкие души, обладают широким, планетарным
сознанием. Человек может быть озаренным йогином или святым, живущим в
глубинах своего существа, внутри души своей, но при этом у него может быть
незрелый ум, подавленное витальное, он может пренебрегать телом и обращаться
с ним, как с животным, и в довершение всего у него может быть абсолютно
пустое сверхсознательное. Можно достичь "спасения", но ни в коем случае это
не будет полнотой интегральной жизни.
Поэтому за раскрытием психического должно следовать то, что можно
образно назвать "колонизацией психического", или, иными словами, психической
интеграцией. Слово интеграция использует также и современная психология, но
только вокруг чего она собирается интегрировать? Для интеграции нужен центр.
Или она предполагает интегрировать вокруг суматохи ментального или
витального эго? С таким же успехом можно пытаться пришвартовать лодку к
хвосту угря. После того, как мы открыли внутреннее царство психического, мы
должны теперь постепенно и терпеливо завоевывать и присоединять к нему
царство внешнее; если мы хотим достичь реализации здесь, на земле, то нам
нужно объединить вокруг нового центра все виды нашей ментальной и витальной
активности и даже, как мы увидим, всю нашу физическую природу. Лишь при этом
единственном условии они будут жить дальше: только те виды активности,
которые, так сказать, будут "психизированы", станут бессмертными вместе с
психическим. Все, что происходит вне психического, происходит по сути дела
вне нас и не выходит из пределов жизни нашего тела. Есть целые жизни, в
которых никого нет. Для того чтобы психическое могло помнить внешние
события, ему необходимо принять участие в нашей внешней деятельности; в
противном случае оно становится подобным слепому царю. И вот тогда, и только
тогда, сможем мы говорить о реинкарнации и воспоминаниях прошлых жизней - не
обязательно это будут воспоминания о ярких и славных подвигах (сколько было
Наполеонов, сколько Цезарей, если верить популярным авторам, писавшим о
реинкарнации!), но это будут воспоминания о мгновениях души8, ибо
для психического нет ничего славного или бесславного, высокого или низкого -
покорение Эвереста для него событие отнюдь не более великое, чем обычная
прогулка к метро, если мы совершаем ее сознательно. Психическое - это
великолепие само по себе.
Эти "мгновения души" могут хранить воспоминание о сопровождавших их
физических обстоятельствах; мы можем помнить окружающую обстановку, место,
костюм, который в тот момент был на нас, незначительные детали, которые
становятся как бы отмеченными вечностью в тот момент, когда происходит
внутреннее откровение. Нам всем знакомы, даже в этой жизни, мгновения
какой-то чистой прозрачности или внезапного расцветания, причем через
двадцать или сорок лет мы не обнаруживаем никаких изменений на этом
моментальном снимке, все остается нетронутым - оттенок неба, маленький
камушек на дороге или карусель мелких повседневных забот, которыми был
отмечен тот день - и все так, как будто все это вечно. И даже без "как
будто" - это на самом деле вечно. Это единственные мгновения, когда мы жили,
когда из сотен часов небытия на поверхность вышло подлинное "Я". Психическое
может выйти на поверхность и при трагических обстоятельствах, когда все
существо собирается, концентрируется в мучительном напряжении, и что-то
рвется в нас, мы ощущаем некое присутствие где-то глубоко внутри, которое
может заставить нас сделать то, на что в нормальном состоянии мы не
способны. И это другое лицо психического: психическое - это не только
радость и свежесть, но также и спокойная сила, как будто оно навеки - над
всеми трагедиями - неуязвимый владыка. И в этом случае также могут
неизгладимо запечатлеться в памяти все детали места происшествия. Но в
следующую жизнь переходят не столько детали, сколько суть происшествия; нас
поразят некоторые сплетения обстоятельств или тупиковые ситуации, с
которыми, кажется, мы уже когда-то встречались, их как будто окружает ореол
фатальности: то, что не было преодолено в прошлом, возвращается вновь и
вновь, каждый раз немного отличаясь по форме, но по сути являясь все тем же
- до тех пор, пока мы не встанем лицом к лицу со старыми трудностями и не
развяжем узел. Ибо таков закон внутреннего прогресса.
Но обычно воспоминания о конкретных физических условиях не сохраняются,
потому что в конце концов они не имеют того значения, которое им приписывает
наше мелкое поверхностное сознание. Существует даже естественный механизм,
верить лишь своему пророку, своей церкви или своему евангелию. Каждый вокруг
ценного переживания сооружает свою собственную доктрину. Но психическое
существо свободно, чудесным образом свободно от чего бы то ни было! Ему не
нужно ничего для того, чтобы быть, это воплощенная Свобода, и оно использует
нашу более или менее возвышенную музыку, наши более или менее великие
писания просто для того, чтобы пробить в человеческом панцире отверстие и
выйти на свет. Оно дарует свою силу и любовь, свою радость, свой свет и свою
неопровержимую открытую Истину всем нашим идеям, всем нашим ощущениям и
доктринам потому, что для него это единственная возможность проявить себя,
единственное средство выражения, которое у него есть. В свою очередь, все
наши эмоции, идеи и доктрины извлекают из него уверенность в собственной
правоте; они присваивают его себе и обволакивают его, вытягивая из этого
элемента чистой Истины свои неоспоримые утверждения, свою исключительную
глубину, свою одностороннюю универсальность, и сама сила элемента истины
увеличивает силу элемента заблуждения1. В конце концов
психическое настолько поглощается, настолько сливается со всем остальным,
что мы уже не можем отличить и отделить подделку, не разрушив самой ткани
истины - так вот и живет мир, отягощенный полуистинами, которые еще тяжелее,
чем ложь. Может быть, настоящая трудность заключается не в том, чтобы
освободиться от зла, которое легко распознать, если мы хоть немного
искренни, но в том, чтобы освободиться от того добра, которое является не
чем иным, как обратной стороной зла, и навечно узурпировало лишь крупицу
истины.
Если мы хотим иметь непосредственное переживание психического существа
во всей его кристальной чистоте и удивительной свежести, такого, каким оно
существует вне всех наших ловушек, которые мы расставляем для него, вне всех
наших идей, ощущений и заявлений о нем, то мы должны создать внутри себя
прозрачность. Бетховен, море, наша церковь были лишь средством достижения
этой прозрачности. Потому что всегда, как только мы становимся прозрачными,
сразу же автоматически, без малейшего усилия с нашей стороны появляются
Истина, видение, радость, ибо Истина - это самая естественная вещь в мире, а
все остальное как раз создает путаницу - ум и витальное со своими
хаотическими вибрациями и учеными хитросплетениями. Все духовные практики,
достойные такого названия, все тапасья, должны в конечном счете стремиться к
этому состоянию - абсолютно естественному, свободному от всякого усилия,
потому что усилие - это еще один источник путаницы, еще одно усложнение.
Поэтому ищущий не будет пытаться проникнуть в путаницу выводов
морализирующего рассудка или приниматься за невыполнимую задачу отделить
добро от зла в своем стремлении освободить психическое, ибо на самом деле
полезность и добра, и зла почти не отделима от вреда каждого из них (мой
возлюбленный снял с меня покровы греха, и я с радостью позволила им упасть;
затем он потянул за мои покровы добродетели, но я устыдилась, испугалась и
воспрепятствовала ему. И лишь когда он сорвал их с меня силой, я увидела,
насколько далеко моя душа была спрятана от меня2); он просто
будет стараться, чтобы все успокоилось и прояснилось в безмолвии, ибо
безмолвие - это нечто чистое само по себе, оно как прозрачная вода. "Не
старайся смывать одно за другим пятна с одежды твоей, - гласит одна очень
древняя халдейская мудрость, - смени ее целиком". Это то, что Шри Ауробиндо
называет изменением сознания. Мы увидим, как в этой прозрачности спокойно
разглаживаются старые привычные структуры, мы почувствуем новое равновесие
сознания - не интеллектуальное состояние, но некий центр притяжения в нас.
На уровне сердца, глубже витального сердечного центра (который скрывает
психическое и подражает ему), мы ощутим зону концентрации более интенсивную
по сравнению с остальными, как если бы они все впадали туда - это
психический центр. Мы уже почувствовали, как внутри нас уже начал
действовать и обретать свою независимую жизнь поток сознания-силы, который
перемещается в теле и становится все более интенсивным по мере того, как он
постепенно освобождается от ментальных и витальных видов активности, но в то
же время в этом центре загорается нечто, подобное пламени - Агни. Подлинное
"Я" в нас. Мы говорим "мне нужно знать", "я чувствую потребность любить", но
кто же это в нас действительно испытывает потребность? Разумеется, это не
жалкое эго, вполне удовлетворенное самим собой, не скучный, повторяющий одно
и то же ментальный приятель, движущийся туда-сюда по своей проторенной
колее, и не лживое витальное, которое не желает ничего иного, как только
хватать и хватать без конца. Но за всем этим - бессмертное пламя; это оно
испытывает потребность, ибо оно помнит нечто иное. "Присутствие" - такое
слово обычно употребляют для его обозначения, но это похоже скорее на острое
отсутствие, на живое отверстие, на пустоту внутри нас - она шевелится, жжет,
подталкивает и подгоняет до тех пор, пока не становится реальностью,
единственной реальностью в мире - и тогда приходят сомнения: действительно
ли живы люди или только претендуют на жизнь? Именно это огненное "я" -
единственно подлинное "я" в мире, единственное, на что можно опереться и что
не подведет нас: "В центре нас находится сознательное существо, которое
властно над прошлым и будущим; оно подобно пламени без дыма. ... Его нужно
терпеливо освобождать [отделять] от своего тела", - говорится в Упанишадах
(Катха Упанишада IV.12, 13; VI.17). Это "ребенок, скрытый в тайной пещере",
о котором говорит Риг Веда (V.2.1), "сын небес с телом земли" (III.25.1),
"тот, кто бодрствует в тех, кто спит" (Катха Упанишада V.8). "Он - в
середине дома" (Риг Веда I.20.2), "Он подобен жизни и дыханию нашего
существования, он - как наше вечное дитя" (I.66.1), он - это "сияющий Царь,
который был скрыт от нас" (I.23.14). Это Центр, Хозяин, место объединения
всех вещей:
Солнечное пространство, где все известно навеки*.
The sunlit space where all is for ever known.3
Если мы хоть раз в жизни, на одно лишь мгновение почувствовали это
Солнце внутри себя, это пламя, эту живую жизнь - ведь есть так много мертвых
жизней, - то все изменяется для нас; все остальное тускнеет перед этим
воспоминанием. Это - та Память. И если мы доверяем этому горящему Агни, то
он будет становиться все сильнее, подобно живому существу в нашей плоти,
подобно неиссякающему стремлению. Мы будем чувствовать, как что-то в нас
концентрируется все больше и больше и испытывает острые муки заключения, как
будто оно стремится и не может прорваться наружу: Ужасное ощущение, как
будто что-то ограничивает ваше видение и ваши движения; все ваши попытки
форсировать переход приводят лишь к тому, что вы оказываетесь перед стеной.
И вы толкаете, толкаете вновь и вновь, но все тщетно, - говорит Мать. Затем,
в силу исключительной потребности, благодаря исключительной силе воли и
настоящей агонии, вызванной этим удушьем, психическое напряжение достигает
однажды своей критической точки, и мы обретаем переживание: Давление
становится настолько большим, напряженность вопроса - столь сильной, что в
сознании наступает некий переворот. Вместо того, чтобы будучи вовне,
пытаться заглянуть внутрь, вы оказываетесь внутри; и в тот самый момент,
когда вы оказываетесь внутри, меняется радикальным образом абсолютно все.
Все, что казалось истинным, естественным, нормальным, настоящим, ощутимым,
кажется теперь гротескным, смешным, нереальным и абсурдным. Вы
соприкоснулись с чем-то в высшей степени истинным и вечно прекрасным; вы
никогда уже не потеряете это. "О, Огонь, когда мы должным образом
поддерживаем тебя, тобой растем мы и ввысь и вширь, вся слава и красота - в
твоих желанных красках и твоем совершенном видении. О, Безбрежность, ты -
полнота [изобилие], несущая нас к концу нашего пути; ты - многообразие
богатств, рассеянных повсюду, со всех сторон" (Риг Веда II.1.12). Перед нами
открывается новая жизнь, как будто раньше мы никогда не видели дневного
света: Положите призму на одну из граней, - говорит Мать, - и свет будет
белым; переверните ее - и увидите преломление света. Это как раз то, что
происходит: вы восстанавливаете белый свет. Мать описывает это переживание и
таким образом: Вы сидите как бы перед закрытой дверью, массивной бронзовой
дверью, желая, чтобы она открылась и позволила вам войти. Для этого вы
концентрируете все ваше устремление в единый луч, который начинает толкать,
толкать эту дверь, ломиться в нее все сильнее и сильнее, с возрастающей
энергией до тех пор, пока дверь внезапно не откроется и не впустит вас. И вы
входите, как будто вас вытолкнули на свет.
Это и есть истинное рождение.
Когда дверь психического отворяется, самым первым и неопровержимым
переживанием является убеждение в том, что мы существовали всегда и пребудем
вовеки. Поистине мы выходим в иное измерение, где нам открывается, что мы
стары как мир и вечно молоды, что эта жизнь - это один из опытов, одно звено
в неразрывной цепи опытов и переживаний, которая тянется из далекого
прошлого и теряется в далеком будущем. Внезапно все расширяется до масштабов
Земли. Каким человеком мы еще не были? Какого греха не совершили?
Опрокидываются все ценности. Мелочность и величие самого разного рода - есть
ли что-нибудь, что было бы по-настоящему чуждо нам? Где чужой, предатель,
враг? О, божественное понимание, абсолютное сострадание! И все начинает
искриться, сверкать, как будто из пещер мы вышли на высоты; все обретает
смысл и связано между собой, как будто старая загадка разрешается в дыхании
света - смерти больше нет, умирают лишь невежественные; как может
существовать смерть для того, кто сознателен? Живу я или умираю, я существую
всегда4. "Старый и изнуренный, он вновь и вновь становится
молодым", - говорит Риг Веда (II.4.5). "Он никогда не рождается и не
умирает, - говорит Бхагавадгита, - не возникая, он никогда не возникнет
вновь. Нерожденный, постоянный, бесконечный, он, древний, не умирает, когда
гибнет тело. Как, покинув старые одежды, человек берет другие, новые, так,
покинув старые тела, входит воплощенная душа в другие, новые. Для рожденного
неизбежна смерть, для умершего неизбежно рождение" (Бхагавадгита, II. 20,
22, 27).
То, что известно под названием реинкарнации (перерождении, рождении
вновь) не является, конечно, особенностью учения Шри Ауробиндо; о ней
говорит вся древняя мудрость Земли от Дальнего Востока и до Египта (а
впоследствии и неоплатоники*), но Шри Ауробиндо придает реинкарнации новый
смысл. С того момента, как мы вышли за пределы ограниченного сиюминутного
видения отдельной жизни, обрываемой смертью, у нас есть две возможности: или
мы соглашаемся с крайними спиритуалистами (последователями духовных учений),
что все эти жизни есть не что иное, как не имеющая цели цепь страданий, от
которой лучше всего освободиться как можно скорее для того, чтобы обрести
покой в Боге, в Брахмане или в некой Нирване, или мы держимся веры Шри
Ауробиндо - веры, основанной на опыте - что все эти отдельные жизни, взятые
вместе, представляют собой рост сознания, причем вершиной, кульминацией
этого роста является земное свершение. Иными словами, за внешней эволюцией
видов осуществляется эволюция сознания, и этой духовной эволюции суждено
завершиться индивидуальной и коллективной реализацией на земле. Может
возникнуть вопрос, почему столь просветленные последователи традиционных
духовных учений не видели такой возможности земной реализации? Прежде всего,
это относится лишь к недавним учениям; в Ведах же (чью тайну заново открыл
Шри Ауробиндо) и, видимо, в некоторых других, пока еще неправильно понятых
традициях, вопрос этот решается положительно. Что же касается недавних
учений, то надо сказать, что духовность нашей современной эпохи отмечена
затемнением сознания, которое прямо пропорционально его ментальному
развитию. Кроме того, вряд ли последователи духовных учений могли прийти к
заключению, которое по своей природе существенно отличается от их
предпосылок. Исходя из идеи, что земной мир - это иллюзия или промежуточное
царство, которое так или иначе подчинено дьяволу и плоти, в итоге они не
могли не прийти к тому, что изначально было обусловлено их же предпосылками:
освобождения и спасения искали они вне мира. Вместо того, чтобы терпеливо
исследовать все человеческие возможности - ментальные, витальные, физические
и психические - с тем, чтобы освободить их от их "склероза" и расширить, т.
е. выявить их божественную сущность, как это делали мудрецы Вед (и,
возможно, мудрецы древних Мистерий, не говоря уже о Шри Ауробиндо), они
отвергли все это и стремились вознестись сразу от чистого ума к чистому
духу5. Таким образом, они, конечно, не могли видеть того, чего
видеть не желали. Материалисты также не охватывают всего, но по-другому: они
исследуют лишь малую часть физической реальности и отрицают все остальное.
Начав с идеи, что материя - это единственная реальность, а все остальное -
галлюцинация, в итоге они точно так же приходят к тому, что изначально было
обусловлено их же предпосылками. Если же с самого начала мы отбросим все
предубеждения, как это сделал Шри Ауробиндо, примем, что истина шире, чем
все предпосылки, и будем продвигаться с абсолютным доверием к интегральным
возможностям человека, то, может быть, мы завершим наш путь, достигнув
полного, интегрального знания, а следовательно, и полной, интегральной
жизни.
Если рассматривать реинкарнацию с точки зрения эволюции сознания, то
она перестает быть бесцельным круговоротом рождений и смертей, как ее видят
одни, или бредовой фантазией, как ее изображают другие. С чисто западной
четкостью мышления Шри Ауробиндо освобождает нас от духовных небылиц, как их
называет Мать, в которые выродилось духовное знание в конце Века Мистерий;
он приглашает нас к эксперименту, для которого необходима ясность ума, а не
способность ясновидения. Дело не в том, чтобы "верить" в перерождения, а в
том, чтобы пережить это на опыте и прежде всего понять условия, при которых
это переживание возможно. Это вопрос практики, имеющий большое значение для
нашего интегрального развития на протяжении всего времени. Перерождается,
очевидно, не маленькое фронтальное существо, даже если это разочарует тех,
кто представляет себя вечно тем же месье Дюпоном - сначала в галльской
набедренной повязке, затем в бархатных кюлотах и, наконец, в джинсах (что
было бы, кроме всего прочего, довольно однообразно). Подлинный смысл
перерождения и глубже, и шире. После смерти все внешнее фронтальное существо
разлагается. Все скопление ментальных вибраций, которые окружали нас и
постоянным повторением формировали наше ментальное эго, ментальное тело,
разлагается и возвращается во всеобщий Разум. Точно так же витальные
вибрации, которые образовывали наше витальное эго, или витальное тело,
разлагаются во всеобщем Витальном подобно тому, как физическое тело
разлагается на свои природные компоненты во всеобщей Материи. Остается
только психическое. Как мы видели, оно вечно. Поэтому переживание
перерождения на опыте зависит от того, открыли ли мы Центр, психическое,
Хозяина, который несет свои воспоминания из одной жизни в другую, и от
степени нашего психического развития. Если всю нашу жизнь психическое
остается погребенным под нашей ментальной, витальной и физической
деятельностью, то у него нет никаких воспоминаний, которые оно могло бы
взять с собой - и оно возвращается на землю вновь и вновь именно для того,
чтобы выйти на поверхность нашего существа и стать открытым, сознательным.
Для того, чтобы помнить что-то, нам нужно для начала перестать быть
забывчивыми - это очевидно. Поэтому едва ли можно говорить о реинкарнации
раньше, чем достигается определенная стадия развития, ибо какая польза в
знании того, что психическое перерождается, если мы не сознаем его? Сам
смысл нашей эволюции заключается в том, чтобы стать сознательными.
Из жизни в жизнь за фронтальным существом безмолвно растет психическое
- через многообразие восприятий нашего тела, возбудителей наших ощущений,
посредством неисчислимого количества мыслей, которые шевелятся в нас. Оно
растет, когда мы растем, и растет, когда мы падаем, через наши страдания и
радости, наше добро и зло: все это - его щупальца-антенны для восприятия
мира. Когда распадается этот внешний аппарат, психическое сохраняет лишь
суть своих переживаний, основные тенденции, которые становятся все более
рельефными и формируют за фронтальным существом зародыш психической
личности*; на нее оказывают особое влияние определенные результаты
предыдущей жизни, ибо каждое наше действие обладает динамизмом, тенденцией
повторения (то, что называется кармой в Индии). Некоторые переживания будут
преобразованы в следующей жизни в особые таланты, специфические проблемы, во
врожденные влечения, в необъяснимые страхи, непреодолимую притягательность и
иногда даже в особые обстоятельства, которые повторяются почти механически
как будто для того, чтобы вновь поставить нас перед лицом все той же
проблемы и дать возможность решить ее. Итак, каждая жизнь представляет собой
один тип опыта (можно думать, что мы имеем много переживаний, но это всегда
одно и то же переживание, один тип опыта); путем накопления многих типов
опыта психическое постепенно обретает некоторую индивидуальность, которая
становится все более сознательной и широкой, как будто подлинное
существование психического начинается лишь после того, как исчерпан весь
человеческий опыт. Чем больше оно растет, тем ярче выраженную
индивидуальность обретает сознание-сила в нас и тем более возрастает
психическое напряжение - это давление внутри нас растет до тех пор, пока
однажды психическому уже не будет нужен этот кокон фронтальной личности -
оно вырвется на свободу. С этого момента психическое начнет непосредственно
осознавать окружающий мир; оно станет господином природы вместо того, чтобы
быть ее спящим пленником; сознание станет господином своей силы вместо того,
чтобы увязать в ней. Йога, по сути дела, - это та точка нашего развития,
когда мы от бесконечных витков естественной эволюции переходим к
самосознательной и контролируемой эволюции - это процесс концентрированной
эволюции.
Как мы видим, существует много уровней - от обычного человека, в
котором психическое - это только скрытая возможность, до пробужденного
существа. Как если не реинкарнацией объяснить поразительную разницу между
душами, уровнями разных людей - например, между сводником и Данте или
Франциском Ассизским, или же, другой пример, между расчетливым обывателем,
как его называет Шри Ауробиндо, и человеком ищущим? Объяснить это считая,
что духовное развитие есть следствие образования, среды и наследственности,
неверно в принципе, ибо это означало бы, что лишь у отпрысков
респектабельных семей есть душа, а три четверти непросвещенного человечества
обречены на вечное проклятие. Сама природа нашего человеческого естества, -
говорит Шри Ауробиндо, - предполагает разнообразное и разнородное прошлое
души так же, как и ее земное будущее, проистекающее из
настоящего6. Но если мы, несмотря на очевидность этой истины,
все-таки настаиваем на том, что человеку дана лишь одна жизнь, то это ведет
к абсурду: Платон и готтентот, счастливое дитя святых или риши* и тот, кто
будучи рожден и воспитан преступником, погружен с самого начала и до конца
своей жизни на самое дно зловонного разложения большого современного города,
все они должны в неравных условиях, но как бы на равных, создавать своей
деятельностью или верою в одной-единственной жизни свое вечное будущее. Это
- парадокс, который оскорбляет и ум, и душу, и этическое существо, и
духовную интуицию7. Но даже среди пробужденных существуют
огромные различия; некоторые души, некоторые сознания-силы только рождаются,
тогда как другие обладают вполне отчетливой индивидуальностью; некоторые
души находятся в своем первом лучезарном самораскрытии, но им мало что
известно за пределами собственной сверкающей радости, у них нет даже
отчетливой памяти о своем прошлом и они не сознают тех миров, которые несут
в себе, тогда как другие души, редкие души, обладают широким, планетарным
сознанием. Человек может быть озаренным йогином или святым, живущим в
глубинах своего существа, внутри души своей, но при этом у него может быть
незрелый ум, подавленное витальное, он может пренебрегать телом и обращаться
с ним, как с животным, и в довершение всего у него может быть абсолютно
пустое сверхсознательное. Можно достичь "спасения", но ни в коем случае это
не будет полнотой интегральной жизни.
Поэтому за раскрытием психического должно следовать то, что можно
образно назвать "колонизацией психического", или, иными словами, психической
интеграцией. Слово интеграция использует также и современная психология, но
только вокруг чего она собирается интегрировать? Для интеграции нужен центр.
Или она предполагает интегрировать вокруг суматохи ментального или
витального эго? С таким же успехом можно пытаться пришвартовать лодку к
хвосту угря. После того, как мы открыли внутреннее царство психического, мы
должны теперь постепенно и терпеливо завоевывать и присоединять к нему
царство внешнее; если мы хотим достичь реализации здесь, на земле, то нам
нужно объединить вокруг нового центра все виды нашей ментальной и витальной
активности и даже, как мы увидим, всю нашу физическую природу. Лишь при этом
единственном условии они будут жить дальше: только те виды активности,
которые, так сказать, будут "психизированы", станут бессмертными вместе с
психическим. Все, что происходит вне психического, происходит по сути дела
вне нас и не выходит из пределов жизни нашего тела. Есть целые жизни, в
которых никого нет. Для того чтобы психическое могло помнить внешние
события, ему необходимо принять участие в нашей внешней деятельности; в
противном случае оно становится подобным слепому царю. И вот тогда, и только
тогда, сможем мы говорить о реинкарнации и воспоминаниях прошлых жизней - не
обязательно это будут воспоминания о ярких и славных подвигах (сколько было
Наполеонов, сколько Цезарей, если верить популярным авторам, писавшим о
реинкарнации!), но это будут воспоминания о мгновениях души8, ибо
для психического нет ничего славного или бесславного, высокого или низкого -
покорение Эвереста для него событие отнюдь не более великое, чем обычная
прогулка к метро, если мы совершаем ее сознательно. Психическое - это
великолепие само по себе.
Эти "мгновения души" могут хранить воспоминание о сопровождавших их
физических обстоятельствах; мы можем помнить окружающую обстановку, место,
костюм, который в тот момент был на нас, незначительные детали, которые
становятся как бы отмеченными вечностью в тот момент, когда происходит
внутреннее откровение. Нам всем знакомы, даже в этой жизни, мгновения
какой-то чистой прозрачности или внезапного расцветания, причем через
двадцать или сорок лет мы не обнаруживаем никаких изменений на этом
моментальном снимке, все остается нетронутым - оттенок неба, маленький
камушек на дороге или карусель мелких повседневных забот, которыми был
отмечен тот день - и все так, как будто все это вечно. И даже без "как
будто" - это на самом деле вечно. Это единственные мгновения, когда мы жили,
когда из сотен часов небытия на поверхность вышло подлинное "Я". Психическое
может выйти на поверхность и при трагических обстоятельствах, когда все
существо собирается, концентрируется в мучительном напряжении, и что-то
рвется в нас, мы ощущаем некое присутствие где-то глубоко внутри, которое
может заставить нас сделать то, на что в нормальном состоянии мы не
способны. И это другое лицо психического: психическое - это не только
радость и свежесть, но также и спокойная сила, как будто оно навеки - над
всеми трагедиями - неуязвимый владыка. И в этом случае также могут
неизгладимо запечатлеться в памяти все детали места происшествия. Но в
следующую жизнь переходят не столько детали, сколько суть происшествия; нас
поразят некоторые сплетения обстоятельств или тупиковые ситуации, с
которыми, кажется, мы уже когда-то встречались, их как будто окружает ореол
фатальности: то, что не было преодолено в прошлом, возвращается вновь и
вновь, каждый раз немного отличаясь по форме, но по сути являясь все тем же
- до тех пор, пока мы не встанем лицом к лицу со старыми трудностями и не
развяжем узел. Ибо таков закон внутреннего прогресса.
Но обычно воспоминания о конкретных физических условиях не сохраняются,
потому что в конце концов они не имеют того значения, которое им приписывает
наше мелкое поверхностное сознание. Существует даже естественный механизм,