- Пойду разведаю, чем травят пациентов.
 
* * *
   Он, действительно, остался ночевать. И выгонять такого респектабельного мужчину никто не посмел. Тетя Зина передала его по смене тете Свете. Распухшие варикозные ноги доставляли ей много мучений. Она выглядела, да и была сердитой строгой теткой. Но обаяние Федора, подкрепленное небольшим финансовым вложением, подействовало неотразимо и на нее. Расщедрившись, тетя Света принесла две чистые простыни.
   - На эту лечь, другой укрыться. Сойдет?
   - Спасибо.
   - Хороший у тебя мужик, девка. А что раньше не приходил?
   За Арину ответил он сам.
   - Был в отъезде. Сегодня утром прилетел.
   - Ясно. Ну, ежели что, зовите. Я в коридоре прилягу.
   Анна Ивановна обстоятельно и долго рассказывала о своей молодости. Федор делал вид, что слушает, а сам перебирал и гладил тонкие пальцы девушки. Вечерняя капельница, уколы, умывание.
   - Ты сама сумеешь помыться? Или санитарку пригласить?
   Арина представила тетю Свету, помогающую ей, и поморщилась.
   - Не надо.
   - А кто тебе поливать будет?
   - Сама.
   - Ой, горе мое. Я б тебе сказал, если бы не Анна Ивановна.
   Когда улеглись, он подтащил свою кровать поближе. Протянул руку.
   - Держи.
   В умиротворенной тишине и полумраке громко засопела уснувшая соседка. Арина наслаждалась моментом, ее ладонь в его руке. Что может быть чудеснее?
   - А у меня есть сюрприз.
   Отчетливо прошептал Федор.
   - Сейчас показать или завтра?
   - Как хочешь.
   - Тогда утром. И еще просьба.
   - Говори.
   - Скажи да.
   - Что?
   - Просто скажи да.
   Она долго молчала, потом легко сжала его пальцы. И он скорее догадался, чем расслышал.
   - Да.
   Федор заговорил на португальском. Чуть более быстрый темп речи, другие, непривычные русскому уху окончания слов. Красивые непонятные слова вспыхивали между ними, и таяли без объяснений. Что-то сокровенное и печальное звучало, почти плакало и уходило. Арина погладила сжатую в кулак ладонь. Последние звуки.
   -...Ишту уптиму, миньа менина.?
   - А перевод?
   - Просто рассказывал о том, что чувствую. Понравилось?
   - Очень. Можно спросить.
   - Давай.
   - Все же, что случилось?
   - Вот настырная девчонка! Может, в журналистки пойдешь?
   - Не увиливай.
   Шумный вздох, затем еще один в прохладной ночной тишине.
   - Это долгая история.
   - Мы куда-нибудь спешим?
   - Мой старый друг Антониу Дуарте де Пина. К которому я и прилетел. Поселил меня в таком милом маленьком домике, с верандой. Весь обвит бугенвилеей. Вокруг манговые деревья. С чем бы их сравнить? Громадные. Больше, чем вековые дубы. Шуршат на ветру. Непривычная красота, совершенно чужая. Как я познакомился с Антониу? Давным-давно. Как раз моя дочь родилась. Тесть устроил на крутую учебу по своей линии. Друг мой (не позволял, зараза такая себя просто Антоном называть) приехал в столицу СССР учиться. Ни бельмеся по-русски, вначале. Как и я по-португальски, впрочем. В модном кафе сцепились. Ну, молодые, кровь горячая. А у него голос, наглый такой. Жуть. Подрались. Помирились, стали не разлей вода. Вдвоем по девочкам. Очень сплачивает. Особенно, если вкусы не совпадают. Нам обоим повезло. Антониу западал на крупных блондинок. Мы, как бы в шутку, договорились, что между собой общаться нарочно будем - день на португальском, день на русском. И пошел процесс. Через пару лет я неплохо говорил. Учебники купил. Тестю так и объяснил - упорно занимаюсь языком. Он не протестовал. Малина. У Антониу с русским похуже сложилось. Хотя понимать стал нормально. И жили мы душа в душу. Весело. Однако, настал день прощания, проводил я друга в его родную Африку. Пятнадцать лет переписывались. Не очень регулярно, правда. То одно письмо в пол года, то два в месяц. В восьмидесятом у них к власти пришел, как водится генерал. Страна небольшая, бедная, а за президентское кресло сражаются, мама дорогая. В девяносто пятом мой друг получил должность замминистра, купил первую машину. До этого, кажется, на велосипеде ездил. Он был хорошим парнем. В меру жадным, неглупым. И, действительно, думал о своей родине.
   Арина отметила, что в голосе Федора появились металлические нотки.
   - Потом другой мятежный генерал, начальник генштаба, заварил новую кашу. В начале лета, в девяносто восьмом. Переворот не получился. Но война началась. Гвинея и Сенегал прислали помощь президенту. Не очень помогло. В ноябре все же подписали мирное соглашение. Понимаешь, малышка, политика очень пакостная штука. Очень. Я не могу сказать, что президент Виейра был Мальчиш Кибальчиш, а генерал Ансуманэ злой узурпатор. Оба хороши. Да и не до составления характеристик их личностей мне было, откровенно говоря. Не будем этого касаться, решать, кто прав, ладно?
   - Обычно считают, что прав победитель.
   - Речь не об этом. Вовсе. Антониу звонил мне, очень просил приехать. Плел чушь разную. Про доставшийся в наследство от деда заводик, по производству пальмового масла. Про экспорт кокосовых орехов. Звал в партнеры. Не особо я проникся, но решил слетать, посмотреть все на месте. Типа все увижу и разберусь. Возомнил себя пингвин орлом, короче.
   Федор умолк. Вдруг отчетливо увидев худое бронзовое лицо друга. Услышал невнятную, скомканную от усталости скороговорку. Банальные приветствия. Пожелания всех благ. И выражение хмурой сосредоточенности в глазах.
   - Про возможность совместного бизнеса Антониу, как выяснилось, не очень то и врал. Хотя объемы там, не сказать, чтобы огромные. Но я точных расчетов не делал. К вам в Заранск, кстати, заезжал тоже по просьбе Антониу. Делают в твоем городе мини-тракторы для фермеров, небольшую, но мощную технику. На экскаваторном заводе. И поставляют в основном в Южную Америку, в Чили. Антониу заинтересовался что по чем, и так далее. Для своей страны, и не только. Так что проспекты и прочую информацию я ему привез. Попутно.
   Потянул к себе ладонь девушки, прижал к лицу, вдохнул запах. Радость была острой и горькой одновременно. Он не думал, что способен на чувства. Привык к холодку в отношениях, к постоянному контролю. Вечная торговля: ты мне - я тебе. Вот и все. Уши у него были чуткие, как у хорошего волка. Редкий голос мог угодить. Чтоб слух не резало. А уж понравиться... Насквозь фальшивые интонации профессиональных актрис Федора просто бесили. Считая себя привередой, он почти угомонился. Ни на что серьезное не рассчитывая. Все случилось именно вдруг. Темноту в его сердце осветил яркий луч чистого и теплого голоса. И прежняя жизнь показалась пресной.
   - И что случилось?
   Арина спросила тихим серьезным шепотом. Заинтересованным. Она действительно слушала. Федор сдержал улыбку.
   - Дальше?
   - Да.
   - Мне крупно не повезло, при чем дважды подряд. Просто какой-то злой рок. Сначала я заболел. Прививки там, или нет, а есть такая местная зараза. Знаешь, что Западную Африку всегда называли могилой белого человека?
   - Конечно.
   - Одному черту известно, что именно я подхватил. И когда успел. Свалился буквально на третий день по приезду. Шел по улице, голова закружилась. Температура дикая. Еле добрался до Антониу. Малярия не малярия... У них в Гвинее-Биссау водится особенная какая-то, не как везде. Облез.
   - Что?
   - Волосы выпали, все. Даже брови и ресницы, тело покрылось нарывами. И постоянный жар. Как выжил, не знаю.
   Соврал. Взял и соврал. Он помнил, что ему помогло. Что держало его на краю багровой пасти, не давая сорваться и растаять в небытии. В вечных кошмарах смерть казалась зубастой тварью, а он сам, не больше комара, болтался в сантиметре от жадных клыков, обжигаясь дыханием чудовища, чувствуя отвратительный запах из скользкой темной глотки. И только голос, светлый и сильный, за который он отчаянно, из последних сил цеплялся, твердил: "Федор! Где ты? Федор. Я жду тебя!" Становился из белого тонкого потока веревкой, капроновым шнуром, обвивал вокруг талии, дрожал от напряжения и держал, держал, держал. Выныривая на короткое время из очередного бреда, Федор просил пить, и снова соскальзывал в пропасть. Снова болтался между жизнью и вечным сном пустоты. Погибнуть было так легко. Разжать пальцы и улететь вниз.
   - Антониу конечно, пытался в Москву сообщить, дозвониться, в пустую квартиру... Первое время. Потом ему резко стало не до меня.
   - Почему?
   - Война. Беспорядки. Его арестовали. Как и его шефа, министра внутренних дел. Больше я Антониу не видел. Меня перевезли в тюрьму.
   - За что?
   - Там по всей стране сотня другая белых. Их вместе с мулатами меньше процента населения. А тут непонятно какой тип, но якшался с изменниками. Финиш, короче, полный. Допросить меня невозможно, я никакой. Хорошо еще, что положили в палату, не в камеру.
   - И долго ты болел?
   - Без нескольких дней месяц. Потом частично пришел в себя.
   - Частично?
   - Такое полу сумасшествие. Организм отравлен. Лечили меня кое-как. Мне казалось, что я португалец, а вокруг враги. Я вопил с хорошим акцентом: "Madre de Deus"? и голышом бегал по комнате. Ну и ругался тоже. Цирк. Но, во всяком случае, не пристрелили сразу. Пришел в себя. Попытался объясниться. Я ж, не знал ничего. Говорю, что русский, приехал в гости к господину Антониу Дуарте де Пина. Дайте, говорю телефон. Позвонить нужно. И меня с улыбочкой в одиночную камеру. Роскошь между прочим, по их меркам. Не в вонючую яму с решеткой сверху. И пошло-поехало. Решили, что я не я. Разбираться им особо было некогда. Пальба по крупному началась. Допросили кое-как два раза. А все остальное время я пытался выжить.
   - Как?
   - Как Ленин в тюрьме. Ходьба. Гимнастика. Упражнения для мозгов, чтоб не заплесневели.
   - Какие?
   - Учил креолью. Это местный межплеменной язык. Официальный то португальский, хотя он и существенно искажен. И от классического весьма далек. А креолью - всеми признанный, очень сложный. У него африканская основа. Баланто, фульб, маджак и прочее. И масса заимствований из португальского. Знаешь, как на креолью будет белый, он же португалец?
   - Нет.
   - Тугаш. Я очень старался, стал неплохо понимать.
   - Кто тебя учил?
   - Охранники. Видишь ли, они очень своеобразные люди. Считают белых никуда негодными слабаками.
   Что ж, он их приятно удивил. Федор вспомнил устремившуюся в его сторону, с угрожающе распахнутой пастью, двух метровую змею, подброшенную в камеру и блеск белков на возбужденных предстоящим представлением рожах охранников. Развлекающиеся ребята столпились у решетки. От него ждали визга, истерики, слез, чего угодно, кроме стриптиза. Федор прижался к стене, был бы стол, вспорхнул на него, и медленно потянул с головы рубашку. Он умел не бояться. И не пах страхом. Не делал резкий движений. Обозленная бесцеремонным с собой обращением мамба шипела, как чайник на плите. Чешуя у нее была темно зеленая, с черной окантовочкой. Прекрасная маскировка для зарослей. В двух шагах не заметишь. На светло сером полу она выглядела изумрудной. Была в ней даже своеобразная убийственная красота. Федор стоял с рубашкой в руке, спокойно дышал и рассматривал змею. Охранники примолкли, потом загалдели. Им просто хотелось как следует повеселиться. А проклятый тугаш отказывался паниковать. Воинственно настроенная мамба направилась к решетке. По скорости с которой охранники прянули в стороны, Федор (который герпетологом никогда не был) заключил, что змея, в самом деле, ядовитая. Мамба свернулась тугими кольцами возле металлических прутьев, замерла. Так продолжалось некоторое время. Потом вновь появились охранники. Заспорили между собой. Наконец пришли к соглашению. Самый толстый, похожий на раскормленного злого слоненка, парень крикнул на скверном португальском.
   - Эй, тугаш, сумеешь поймать зеленую смерть?
   - Чамо-ми? Федор.
   - Фи-о-дор? Ну и имя! Держи.
   Через прутья, стараясь не приближаться к решетке сверх необходимого, толстяк протягивал длинную палку с раздвоенным концом. Федор видел такие раньше. В передаче "В мире животных". Следовало прижать змею к цементному полу камеры, и не абы как, а на участке сразу за головой. В противном случае мамба сумеет извернуться и вонзить в руку, берущую ее - свои ядовитые зубы. Теоретически все ясно. Федор представил, что ловит безобидного ужа. Так старался, что почти на яву увидел две желтые полоски на голове африканской змеи.
   - Эй, тугаш Фи-о-дор, а у тебя в жилах кровь. Храбрый парень.
   Он стоял с извивающейся добычей, стиснутой в правой руке, и плохо слышал шутки охранников. Куда ее деть то, теперь? Рубашка, из которой он вначале собирался изготовить импровизированный мешок, не годилась. Пришлось поднатужиться и свернуть ни в чем не повинному существу шею. Красиво, одним жестом, как в кино - не получилось. Ну да не беда.
   - Эй, тугаш Фи-о-дор, хочешь выпить?
   Так он шагнул на первую ступеньку выживания. Обзавелся симпатизирующими ему людьми. Дальше пошло проще. Специалистом в конце, концов, он всегда считался неплохим...
   - Больно. Раздавишь!
   Укоризненно сказала Арина и пошевелила пальцами. Федор опомнился.
   - Прости. Задумался.
   - Значит, подружился с охраной?
   - Ерунда. К сожалению, меня никто не хотел слушать, из начальства, я имею ввиду. В самом деле, оно им надо? Обстановка не прояснилась. Официальных обвинений против моего погибшего друга не выдвигали. Кто ж его знает, как дело может обернуться?! И кто придет к власти в ближайший месяц? Или чуть позже? Удобнее всего им бы было, чтобы я загнулся от лихорадки. Удивляюсь, что не задушили потихоньку.
   - Шутишь?
   Федор решил сворачивать страшную историю.
   - Жил я себе и жил помаленьку, а в конце июня меня взяли, и ничего не объясняя, повезли куда-то. Скромное здание, маленькая комната на втором этаже. Пустая. Стол, табурет и кресло. Вошел низенький и спокойный дяденька, представился господином Габи. Мило побеседовали. И он мне сообщил, что у них в Гвинее-Биссау скоро будут законные выборы, а до них обязанности президента исполняет председатель парламента Малан Бакай Санья, принявший временные полномочия одиннадцатого мая. То есть больше месяца назад! Что лично он, господин Габи с погибшим де Пина был приятелем. Се ля ви. Теперь мой друг оправдан, война, всякое бывает. А мне предлагают, не предъявляя претензий, свалить из страны подобру-поздорову. Неделю я провел в приличном военном госпитале, потом мне выдали паспорт, билет, одну из моих кредитных карт и велели не мешкать. Российский консул, уже черт знает сколько времени, считал меня покойником. Даже бумаги успели изготовить соответствующие. Ладно.
   - А дальше?
   - В родной столице залег по великому блату в клинику, специализирующуюся на тропических болезнях. Очень тамошних специалистов обрадовал. Задолбали с пробирками, каждый день брали кровь. Любопытный случай и все такое. Хотели опять башку налысо побрить, я не дал.
   - Ты звонил мне пятнадцатого июля?
   - Не дозвонился. Не злись. Мне было немного не по себе.
   Федор подумал, что некоторую правду лучше не говорить. Вырвался, так обрадовался, все на свете забыл. В спортзал походить, как ни странно время нашел... Тоненькая провинциалочка стала вдруг менее реальной, чем была год назад, пол года, месяц. Что-то нахлынуло, плотское, грубое. И он резвился, как животное. Когда, подчиняясь смутному порыву, взял трубку и набрал номер в Заранске, еще был таким. Узнал скверные новости - испытал нечто похожее на досаду. Посчитал, что должен проведать, хотя бы поговорить. Услышал ее тихое - "Да?" и земля под ногами покачнулось. Точно очнулся от дурмана. Каждый день свободы, но вдали от Арины показался ошибкой. Узнал от Басмача подробности и понял, что восхищается. И кем? Девочкой, которую звал с собой покататься по миру? Сколько их было? Девочек на месяц? Та шутливая игра, которую он вел с ней, пытаясь влюбить в себя, была сразу и прочно забыта. Федор принял детку всерьез. Такого с ним еще не было... Вот, опять, задумался старый пень. А она молчит. Скучает? Что еще за вздох?
   Он перекатился набок, узкая щель между их кроватями была чисто теоретической. И жарко прошептал в маленькое ушко.
   - Довольно политики. Жизнь гораздо интереснее.
   - ?
   - Пожалуйста. Не вырывайся. Поверь мне.
   Взял ее запястье. И стал целовать. Так не целуют рук! Обжигающие волны прокатывались по всему телу Арины. Снова и снова. Ей чудилось, что нервы в кончиках пальцев обнажены, и когда горячий язык касался их, все тело отзывалось волшебной дрожью.
   - Ты.
   Прошептала она.
   - Ты!
   Он уточнил, на мгновение, оторвавшись от ее ладони.
   - Что я?
   Но она уже не могла говорить. Горло перехватило точно судорогой, тело выгнулось. Губы и язык Федора стали яростными. Затем вновь нежными, ласковыми. Напряжение отступило. Арина шумно выдохнула и расслабилась.
   - Радуйся, что здесь соседка. И правая ножка не в порядке. Левая бы мне не помешала.
   Он положил ее руку себе на грудь и легко поглаживал горящие пальцы.
   - Понравилось?
   Она не ответила, потянулась навстречу, губы встретились. Но Федор не дал себя увлечь. И поцелуй получился умиротворяющим.
   - Спи, малышка. Буди, если что.
   - Спокойной ночи.
   - Спокойной ночи.
   Федор тихо фыркнул.
   - Вот это ночь, так ночь. Наедине с девушкой и целомудренно.
   - И вовсе не наедине.
   - Ну, почти. Все равно смешно. Спи, кому говорю!
   Счастье дремало и мурлыкало в его сердце.
 
* * *
   Она проснулась от его взгляда. Свеженький, умытый, выбритый Федор смотрел на нее. Арина ужаснулась. Потом из чувства протеста - ну и фиг, что помятая опухшая мордочка! Нарочно сморщилась. Пусть испугается и бежит отсюда без оглядки.
   - Доброе утро, Рина. Ты плохо спала.
   - Я плохо сплю последние двадцать восемь лет. Доброе утро, Федор. Доброе утро, Анна Ивановна.
   - Сова.
   - От жаворонка слышу.
   - Я птица редкая и загадочная. Люблю засыпать, как сова, а просыпаться в пять, пол шестого.
   - Мы с вами удивительно дополняем друг друга, Сэр. Я обожаю укладываться в десять, и вставать после одиннадцати.
   - Доброе утро, молодежь.
   Вмешалась в их перепалку соседка.
   - Чай хотите?
   - А какой?
   Громко спросили странные гибриды совы и жаворонка. Одновременно и не сговариваясь.
   - А хрен его знает.
   Ответила соседка.
   - Спасибо, не надо. Можем вас красным угостить.
   - Это что еще за дрянь?
   Федор налил в большую литровую кружку горячей воды, взял таз. Помогая Арине умываться, подавал зубную пасту, щетку, а потом еще и специальный эликсир.
   - Попробуй, отличная штука.
   Попутно он прочел вслух целую лекцию о чае. Сорта, разновидности, способы заварки и употребления. Анна Ивановна слушала его, преисполнившись почтительного внимания.
   - Такой молодой и столько знаете.
   - Пятый десяток уже разменял. Просто выгляжу так.
   - Не может быть!
   - Сорок три должно стукнуть.
   - Не может быть!
   - Увы.
   Арина прервала их увлекательный диалог.
   - Позови, пожалуйста, санитарку.
   - В последний раз. Пора меня не стесняться. А то не видать тебе сюрприза.
   Федор привык, что женщины выпрашивают подарки. И ждут их с нетерпением, но по лицу Арины понял - она забыла. Не притворяется, а именно - не помнит. Что бы это значило? Память плохая у девушки?
   Какой еще сюрприз? Вяло подумала Арина. Вчерашний день воистину был полон драгоценных мгновений. Она решила, что позднее будет перебирать в памяти каждый поцелуй, ласковый жест, взгляд. И курить опиум воспоминаний.
   Федор вышел несколько озадаченный. Позвал, как было велено, санитарку, поздоровался с медсестрами. Обаял их несколькими правильно поданными комплиментами. Перехватил дежурного врача. Попросил присутствовать на перевязке.
   - Меня, человека непривычного, картина ужаснула. Я бы хотел услышать мнение специалиста.
   - Завтра будет ваш палатный, спросите у него.
   Федор навскидку оценил, к какому психологическому типу относится коренастый толстогубый человек. И ВЫСТРОИЛ короткую беседу по всем правилам науки общения. Задал несколько расслабляющих вопросов, получил на них ответ - "да". Четко скопировал позу и темп речи врача. Втерся в доверие. Расположил к себе.
   - Конечно. Ум хорошо, а два лучше. Я подойду через часок. Как вас звать?
   - Федор. Спасибо, Иван Сергеевич.
   - Не за что.
   Отпустив довольного собой хирурга, пребывающего после этой беседы в прекрасном расположении духа, Федор вернулся в палату. Уверенный, что его ждут - не дождутся. Арина лежала, закрыв глаза, слушала Тину Тернер и улыбалась. Цвет лица был менее серым, губы ярче. Собралась идти на поправку?
   - Малышка, хочешь сюрприз?
   - Смотря какой.
   - Вот осторожная девочка.
   - Нормальная перестраховщица.
   Федор смотрел на ее вздрагивающие ресницы, на тени под глазами и синеву у висков. Досталось, крошке.
   - Федор.
   Глаза распахнулись, потемневшие, блестящие.
   - Я боюсь.
   - Чего?
   - Что проснусь, а тебя не будет. Не в смысле рядом, это я переживу. А... вообще. Понимаешь?
   Он хорошо знал женщин. Иногда увлекался. Дважды любил, или верил, что любил. Но ничто и никогда не могло заставить его отступить от невидимой линии - курса, который он выбирал. Много раз он убеждался в своей правоте. Безопасно и умно - НИКОГДА НЕ ПРИВЯЗЫВАТЬСЯ. Федор видел разбитые по глупости судьбы. И предпочитал учиться на чужих ошибках. Ему не доводилось обжигаться. Здоровый цинизм был его религией. Но голос Арины будил в нем маленького мальчика, который верил в чудеса и умел быть счастливым вопреки всему, без расчета, просто так.
   - Рина, можешь меня потрогать.
   Он постарался свести все к шутке. Демонстративно полез в карман.
   - Закрой глаза.
   - Ты купил перстенек. С блестящим камушком.
   В ее голосе была бесконечная тоска пророчицы, которая предвидит крушение мира. Она даже не спрашивала. Констатировала.
   - Да.
   Подтвердил он, чувствуя себя идиотом.
   - Ты. Ты рядом. Я еще до конца не поверила в ЭТО! Зачем мне какое-то колечко?
   - Женщин надо баловать. Я хотел тебя обрадовать.
   Федор почти оправдывался. Красная коробочка в форме сердечка стала весить целую тонну.
   - Я не хочу подарков.
   - Малышка, ты меня обижаешь. Я старался тебе угодить.
   - Извини. Извини, это... нервы.
   - Давай примерим.
   Прохладный тонкий ободок с маленьким изумрудом скользнул на палец.
   - Велико.
   Сказала Арина без всякого сожаления. И добавила.
   - Не обижайся на меня. Видишь - не держится.
   Легко взмахнула ладонью, колечко слетело на одеяло. Федор подобрал его, вернул в коробочку.
   - За мое испорченное настроение ответишь по всей строгости.
   Она не поддержала шутки. Прижалась лбом к его плечу и замерла ненадолго.
   - Родионова. Перевязываться будем!
   Вошла медсестра. С подносом, закрытым салфеткой невнятного цвета. Федор встал и пояснил.
   - Только позовем Ивана Сергеевича. Он обещал присутствовать.
   Медсестра с удивлением переспросила.
   - Иван Сергеевич?
   - Да. Он мне так представился.
   - Хорошо. Я схожу за ним.
 
* * *
 
   - Буду с вами откровенен. Дела хреновые. Нога не заживает.
   - Что можно сделать?
   - Ничего. Молиться.
   - Где сумеют помочь?
   Иван Сергеевич курил на площадке. Федор стоял рядом, слушал и думал. Примерно этого он и ожидал. Повторил сухо и веско.
   - Где?
   - В Германии, например!
   Огрызнулся хирург.
   - Как это решается?
   - То есть?
   - У кого есть телефоны клиник? Нужны ли бумаги из Минздрава?
   Врач прикусил нижнюю губу.
   - Это очень дорого! Очень!
   Федор знал, что в голодной российской провинции даже сто долларов считают приличными деньгами. А уж если речь заходит о тысячах...
   - С кем мне говорить?
   - Не знаю. Правда, не знаю. Никогда с этим не сталкивался. Поговорите утром с заведующим.
 
* * *
   - Алло, Вадим?
   - Ты?! Ты?!
   - Нет, шаловливое привидение. Мне нужно вылечить одного человека. Хорошо вылечить. Неудачно сломанная нога. Язвы. И так далее. Кудахтать после будем.
   - Куда тебе перезвонить, майор?
   Он продиктовал номер.
   - Жди.
 
* * *
 
   - Рина, у тебя есть международный паспорт?
   - Нет. А зачем он мне?
   - Блин горелый, лишняя беготня. Алло? Алло? Денис Сергеевич? Это Измайлов. Ага. Как дела? Ничего себе! Нет. Денис Сергеевич, я по делам завис в Заранске. Никого не знаю, вообще. Да. А мне срочно, одним-двумя днями надо тут паспорт человеку международный. На лечение поедем. Хорошо. Завтра в девять позвоню.
   - Какой паспорт?
   Вмешалась бледная после перевязки Арина.
   - Твой.
   - И?
   - Тебе нога нужна?
   - Да.
   - Замечательно, тогда слушайся меня. И все будет так, как надо.
   - Волшебник?
   - А?
   - Ты волшебник?
   Она пыталась издеваться, мгновенно позабыв про свое решение быть пай-девочкой.
   - Аут.
   - Что?
   - Злить меня нарочно - дохлый номер. Это я тебе на будущее даю бесплатный совет. Поняла?
   Она покачала головой. Федор присел к ней, взял за руку.
   - Рина, я старый манипулятор. Ты меня не переиграешь. Не надо даже начинать. И не дуйся. Глупо. Я хочу тебе помочь. Я помогу. А когда ты поправишься, мы будем обсуждать все эти милые женские штучки.
   - Какие?
   - Кто кого и на каких условиях победил. Покорил. Ясно?
   - Свинство так говорить!
   - Просто правда во всей ее неприглядности. Женщины и мужчины любят играть в эти игры. Использовать друг друга.
   - Все?
   - Подавляющее большинство. Весь мир театр! Все люди в нем - актеры.
   - А ты?
   - Пытаюсь быть режиссером, иногда зрителем. Бывает, вляпываюсь и играю в чужих пьесах. Человек есмь. Не совершенен.
   - Свинство. Свинство все равно.
   - Согласен. Но жизнь - такова. Бесполезно обсуждать правила. Ты уже на поле. В игре. Ты. Или тебя. Вот и все.
   - Какой кошмар.