Смит Уилбур. В джунглях черной Африки

   Помощница за стеклом начала раздевать девочек. Она делала это профессионально, дразня невидимых зрителей, как артистка стриптиза.
   Одной из девочек было, самое большее, лет четырнадцать. Чжэн увидел ее налившиеся полные груди и темные волосы на лобке. Вторая девочка едва-едва начала созревать. Ее растущие грудки напоминали нежные бутончики роз, а пробивавшиеся волосики внизу живота даже не закрывали крошечный пухлый холмик под ними.
   – Та, что моложе! – охрипшим голосом прошептал Чжэн. – Я хочу ту, что моложе.
   – Да, – сказала она. – Так я и думала. Ее приведут к тебе через несколько минут. Можешь не спешить. Времени у нас много.
   Она вышла из комнаты, и внезапно тишину разорвала музыка, доносившаяся со всех сторон из спрятанных динамиков. Громкая китайская музыка со звуками гонга и барабанами, за которой ничего нельзя услышать, будь это даже пронзительные крики маленькой девочки.

Глава XXIII

   Колонизаторы викторианской эпохи выбрали место для правительства Убомо высоко над озером с прекрасным видом на его прозрачные воды, а вокруг этого здания разбили газоны и посадили экзотические деревья, завезенные из Европы, чтобы они напоминали далекую и милую их сердцу родину. По вечерам с Лунных гор на западе начинал дуть свежий ветерок, принося с собой прохладу со снежных вершин и вечных ледников и временное облегчение от нестерпимого дневного жара.
   Резиденция правительства осталась такой же, какой была в колониальные времена, – удобным, безо всяких претензий на роскошь домом с высокими потолками, окруженным со всех сторон широкой застекленной верандой. Виктор Омеру почти ничего в доме не изменял. Он не тратил деньги на строительство помпезных общественных зданий, когда его народ жил в нищете. Финансовая помощь, которую он получал из Америки и из стран Европы, полностью уходила на нужды сельского хозяйства, здравоохранения и образования, а не на личное обогащение.
   Когда вечером Дэниел Армстронг и Бонни подъехали к дому на армейском «лендровере», на веранде и лужайках вокруг дома толпились люди. Капрал, в пестрой военной форме, с автоматом через плечо, помахал им рукой, показывая место на автостоянке между двумя другими автомобилями с дипломатическими номерами.
   – Как я выгляжу? – нетерпеливо спросила Бонни, заглядывая в зеркальце и подкрашивая губы.
   – Сексуально, – ответил Дэниел, и так оно и было.
   С рыжей густой гривой волос и в зеленом коротеньком платье, обтягивающем ее круглый зад, Бонни выглядела весьма вызывающе. Бонни, разумеется, знала о красоте своих длинных стройных ног.
   – Подай мне руку. Чертова юбка! – воскликнула Бонни, выбираясь из «лендровера». Кузов машины был поднят выше обычного, и подол платья Бонни задрался так сильно, что показались кружевные трусики. Стоявший рядом капрал совершенно ошалел.
   На земле между деревьями джакаранды стояли прожекторы; армейский оркестр наигрывал популярную джазовую мелодию с отчетливо различимым африканским ритмом. Дэниел почувствовал, что настроение его быстро поднимается, и бодро зашагал по траве.
   – Все это устроено в честь тебя, – хмыкнула Бонни.
   – Уверен, что Таффари говорит так каждому своему гостю.
   Уже спешил навстречу, едва завидев, как они вышли из машины, капитан Кейджо, встречавший их в аэропорту.
   Поглядывая на ноги Бонни, он с улыбкой обратился к Дэниелу: – А-а, доктор Армстронг, президент уже спрашивал о вас. Вы здесь сегодня почетный гость.
   Он повел их вверх на веранду. Дэниел сразу, со спины, узнал Таффари. На веранде было полно рослых офицеров, но президент оказался выше всех ростом. Строгий военный френч бордового цвета сшили по его собственной модели. Он стоял с непокрытой головой.
   – Господин президент, – почтительно обратился к нему из-за спины капитан Кейджо, и Таффари мгновенно обернулся, сверкая медалями. – Разрешите представить доктора Армстронга и его ассистента мисс Ман.
   – Доктор! – приветствовал Дэниела Таффари. – Я ваш большой почитатель. Лучшего профессионала, который смог бы показать мою страну всему миру так, как это сделаете вы, просто не найти. До недавнего времени мы жили под гнетом жестокого тирана, управлявшего страной по законам средневековья. Но народ Убомо прогнал тирана, и наша страна вступит наконец на путь развития и прогресса. И вы сможете помочь нам в этом, доктор. Если мировая общественность благосклонно обратит свое внимание на нашу маленькую страну, нам будет легче шагать в двадцать первый век.
   – Я сделаю все, что в моих силах, – осторожно заверил его Дэниел.
   Хотя он видел фотографии Таффари и раньше, оказалось, что он совершенно не подготовлен к встрече с этим человеком и его красноречию. Этот невероятно красивый мужчина с лицом египетского фараона, источавший силу и уверенность, был на целую голову выше Дэниела.
   Взгляд Таффари скользнул по Дэниелу и остановился на Бонни Ман. Она посмотрела ему прямо в глаза и облизнулась.
   – Насколько я понимаю, вы оператор, мисс Ман? – улыбнулся Таффари. – Сэр Питер Гаррисон прислал мне видеопленку с вашей «Арктической мечтой». Если вы станете снимать Убомо с таким же вдохновением и пониманием, я буду в восторге, мисс Ман.
   И Таффари, не смущаясь, посмотрел в глубокий вырез ее платья, чуть не вполовину обнажавший пышную грудь Бонни. Ее усыпанные веснушками плечи загорели до черноты, но вырез манил белой, как молоко, узкой полоской плоти.
   – Вы очень добры, господин президент, – ответила Бонни, и Таффари вдруг весело рассмеялся.
   – До этого никто и никогда не высказывал обо мне такого мнения, – признался он, тут же сменив тему разговора. – Ну, и каковы ваши первые впечатления о моей стране?
   – Мы прибыли только сегодня, – сказала Бонни. – Но озеро очень красивое, а мужчины здесь невероятно высокого роста и тоже очень красивы. – Ее слова прозвучали как явный комплимент самому Таффари.
   – Да, все гита высокие и красивые, – согласился Таффари. – А вот угали маленькие и уродливые, как обезьяны, даже женщины.
   Офицеры рядом с Таффари громко расхохотались. Бонни посмотрела на них, не скрывая удивления.
   – В моей стране не принято говорить в таком оскорбительном тоне о других этнических группах. Мы называем это расизмом, и, признаюсь, расизм давно уже вышел из моды, – заявила она.
   Несколько секунд Таффари молча смотрел на Бонни. Он явно не привык, чтобы ему возражали. А потом, холодно улыбнувшись, сказал: – В Африке, мисс Ман, мы любим говорить правду. Если люди уродливы и глупы, то мы так и говорим об этом. Это называется трайбализм^[23], и, уверяю вас, здесь он очень моден.
   Офицеры громко расхохотались, оценив остроту своего Президента, а Таффари снова обратился к Дэниелу: – Ваша ассистентка отличается строгостью взглядов, доктор, но вы родились в Африке, насколько мне известно. Вы чувствуете Африку очень тонко, это видно по всем вашим фильмам. И затрагиваете самые острые проблемы нашего континента, среди которых на первом месте нищета. Африка действительно нищий континент, и народы Африки на редкость безразличны к собственной судьбе. Но я намерен изменить все это коренным образом. Я хочу заставить свой народ поверить в собственные силы, хочу, чтобы он пользовался природными богатствами своей страны во имя ее блага и процветания, хочу возродить национальный гений своего народа. И хочу, чтобы в своем фильме вы показали, как мы принялись за осуществление этой грандиозной задачи.
   Окружавшие Таффари офицеры в таких же бордовых френчах, как и он сам, дружно захлопали.
   – Я сделаю все, что в моих силах, – повторил Дэниел.
   – Не сомневаюсь, доктор Армстронг. – Таффари снова поглядел на Бонни. – Здесь сегодня британский посол. Думаю, вы захотите его приветствовать.
   Таффари подозвал к себе Кейджо.
   – Капитан, проводите доктора Армстронга к сэру Майклу.
   Бонни поспешила за Дэниелом, однако Таффари остановил ее, легонько прикоснувшись к ней.
   – Не уходите, мисс Ман. Мне бы хотелось кое-что вам объяснить. Например, разницу между угали и высокими красивыми гита, которыми вы так восхищаетесь.
   Бонни повернулась к нему, вызывающе выставив бедро. Она скрестила руки на груди, и на мгновение показалось, что ее пышный бюст вот-вот вывалится из выреза яркого зеленого платья.
   – Не следует судить об Африке, исходя из европейских стандартов, мисс Ман, – многозначительно проговорил Таффари. – Мы живем совсем иначе.
   Краешком глаза Бонни видела, что Дэниел спустился с веранды вслед за Кейджо по залитой светом лужайке.
   Подойдя поближе к Таффари, она с явным подтекстом произнесла: – Боже мой! Меня всегда интересовало все новое, отличное от общепринятых норм.
   Дэниел остановился, издалека заметив в толпе знакомую фигуру. А затем поспешно устремился вперед, воскликнув: – Да это же сэр Майкл, провалиться мне на этом месте! Британский посол. Ах ты хитрец! И когда же произошло это знаменательное событие?
   Майкл Харгрив сгреб его в объятия, словно начисто позабыв о том, что он британец, да к тому же облаченный высокими дипломатическими полномочиями.
   – Разве ты не получал моего письма? Все так неожиданно. Меня столь поспешно перевели из Лусаки, что я и ахнуть не успел. Почетный подарок от Ее Величества. «Выполняйте свой долг, сэр Майкл», и все такое. И запулили сюда. Так ты получил мое письмо или нет?
   Дэниел отрицательно покачал головой.
   – Мои поздравления, сэр Майкл. Давно пора. Ты заслужил это.
   Харгрив выглядел смущенным. А потом вдруг спохватился: – Где твой бокал, дорогуша? Не наливай себе виски. Это что-то жуткое. Продукт местного изготовления. Убежден, что они разлили в бутылки крокодилью мочу. Попробуй лучше джин. – И Майкл подозвал официанта. – Никак не могу понять, почему ты не получил моего письма. Я и звонить тебе пытался, но номер в Лондоне не отвечал.
   – А где Уэнди?
   – Я отправил ее обратно в Лусаку проследить, как упакуют вещи. Мой преемник согласился приглядывать за твоим «лендкрузером» и вещами. Уэнди появится здесь через пару недель. Тебе привет от нее.
   – Как она узнала, что я здесь? – озадаченно спросил Дэниел.
   – Таг Гаррисон пообещал нам, что ты будешь в Убомо.
   – Ты знаешь Гаррисона?
   – В Африке Гаррисона знают все. Он, между прочим, велел присматривать за тобой. Рассказывал о целях твоей поездки. О том, что ты намерен сделать фильм о президенте Таффари и БМСК. И тогда всему миру станет ясно, как много хорошего они делают для страны. Так он мне, по крайней мере, рассказывал. Это верно?
   – Ну, на самом деле все обстоит намного сложнее.
   – Как будто я не знаю! Тут тебе придется столкнуться с такими трудностями… – Майкл отвел Дэниела в сторону подальше от гостей. – Но сначала скажи, как тебе понравился Таффари?
   – Я не верю ему ни на грош. И если бы не необходимость…
   – Согласен, – кивнул Майкл. – Судя по некоторым фактам, Иди Амин по сравнению с ним просто святая мать Тереза. Я видел, как он разговаривал с тобой. О будущем мире и процветании Убомо, не так ли?
   – Да, – кивнул Дэниел.
   – Что в действительности означает мир для гита, процветание Эфраима Таффари и уничтожение угали. Мои ребята из разведки рассказывали, что он уже открыл несколько банковских счетов в Швейцарии, а кое-какие суммы перевел в другие страны на анонимные счета. Так он использует американскую финансовую помощь.
   – Тебя это вроде бы удивлять не должно. Этим занимаются все, кому такая помощь поступает, разве нет? – спросил Дэниел.
   – Да, конечно. Но главное не в этом. Он развязал настоящий геноцид по отношению к угали. Расправился с Омеру, который, в общем-то, был неплохим человеком, и сейчас беспощадно уничтожает угали. Ходят жуткие слухи о том, что творят его люди. Мы, разумеется, этого не одобряем. И премьер-министр уже слышать не может имя Таффари, что, между прочим, заставляет меня вспомнить об этом твоем парне.
   – Моем парне?
   – «Везучем драконе». Тебе ни о чем это не говорит? Вряд ли ты догадаешься, кого они посылают сюда вести дела компании.
   – Нинг Чжэн Гона. Угадал? – спросил Дэниел.
   «Это должно было случиться, иначе какой смысл ему здесь торчать», – промелькнуло у него в голове. Он знал это с того самого момента, как Таг произнес название компании, которая якобы будет финансировать его фильм. Он и приехал сюда только для того, чтобы встретиться с китайцем.
   – Ты как будто читаешь мои мысли, – хмыкнул Майкл. – Совершенно верно, это Нинг Чжэн Гон. Он прибывает на следующей неделе. Таффари устраивает еще один прием – Эфраиму лишь бы найти предлог… – Майкл вдруг умолк на полуслове, пристально взглянув на Дэниела. – Дэн, с тобой все в порядке? Или на тебя так действуют таблетки от малярии? Ты побледнел как полотно.
   – Все нормально, – охрипшим голосом пробормотал Дэниел.
   Он снова вспомнил спальню в доме Джонни в Чивеве и изуродованные тела Мэвис Нзоу и ее дочерей, и от одного воспоминания об этом у него зазвенело в голове. Похоже, имя Нинг Чжэн Гона при нем лишний раз лучше не произносить.
   – Расскажи о Таффари и Убомо все, что ты знаешь, – попросил Дэниел.
   – Невыполнимый приказ, дружище. Могу лишь вкратце изложить, что здесь сейчас происходит, но если ты зайдешь в посольство, то дам тебе полный отчет и покажу кое-что интересное. Увидишь сам. Кстати, у меня припрятана пара бутылок настоящего Chivas.
   Дэниел покачал головой.
   – Завтра с самого утра мы отправляемся вверх по озеру и начинаем съемки. Таффари предоставил в наше распоряжение целый флот. И даже одну полуразвалившуюся канонерку времен второй мировой войны. Но вечером я к тебе заглянул бы.
   Пора было возвращаться, и Дэниел поискал глазами Бонни. Однако нигде ее не увидел. Заметив у бара капитана Кейджо и нескольких офицеров, он направился к ним.
   – Я ухожу, капитан Кейджо.
   – Хорошо, доктор Армстронг. Президент Таффари тоже ушел. Вы вольны делать все что угодно. Понять, что Кейджо пьян, можно было только по его глазам, белки которых стали кофейного цвета. У белого человека они бы налились кровью.
   – Утром встречаемся, капитан Кейджо. Во сколько? – спросил Дэниел.
   – В шесть утра в доме для гостей. Я за вами зайду. Нам нельзя опаздывать, потому что на канонерке будут нас ждать.
   – Вы случайно не видели мисс Ман? – поинтересовался Дэниел, и один из офицеров гита вдруг пьяно ухмыльнулся.
   – Нет, доктор. Сначала она крутилась тут, но потом я потерял ее из виду. Мисс Ман, наверное, ушла. Да, точно, я видел, как она уходила.
   И Кейджо повернулся к офицерам, а Дэниел быстро зашагал к стоянке, не желая выслушивать очередные насмешки.
   Подъехав к дому, где их разместили, Дэниел увидел, что коттедж погружен в темноту. Бонни, наверное, уже в постели и спит. Он щелкнул выключателем, но оказалось, что в постели, над которой слуги предусмотрительно натянули сетки от москитов, ее нет. И хотя теперь он не питал ни малейших иллюзий относительно Бонни, Дэниел почувствовал, что ее отсутствие его неприятно задело. Она сама ищет предлог, чтобы разорвать их затянувшуюся связь. Так чем он недоволен?
   От выпитого джина местного изготовления сильно разболелась голова. Он вытащил из-под кровати дорожную сумку Бонни и перетащил ее во вторую спальню. Зайдя в ванную, побросал ее кремы, лосьоны и прочие штучки в косметичку и оставил все это в ванной Бонни. После чего сунул голову под холодную струю воды и принял три таблетки анадина, затем разделся донага и нырнул под москитную сетку на свою постель.
   Он проснулся оттого, что ему в глаза ударил свет, пробивавшийся сквозь занавеси над кроватью. По гравию дорожки заскрипели шины, послышались чьи-то голоса, хлопнула дверца автомобиля, и машина уехала. Он услышал, как Бонни поднимается по ступеням веранды. Через минуту дверь в спальню осторожно отворилась, и Бонни, крадучись, вошла в комнату.
   Включив настольную лампу на тумбочке возле кровати, Дэниел увидел, как Бонни застыла посередине спальни. В одной руке она держала туфли, в другой сумочку. Ее медно-рыжие волосы были всклокочены, губная помада размазана по подбородку.
   Бонни захихикала, и Дэн понял, что она вдрызг пьяна.
   – У тебя хотя бы есть представление, чем ты рискуешь, глупая ты сучка? – зло бросил он. – Это Африка. Здесь ты вмиг подцепишь одну штуку, которая называется очень коротко. Нет, это совсем не то, о чем ты подумала, милая. Эта штука называется СПИД.
   – Та-та-та… Ревнуешь, да? И откуда ты знаешь, чем я занималась?
   – Ну, это ни для кого не секрет. И об этом узнали все на приеме. Ты занималась тем, чем обычно занимаются все дешевые потаскушки.
   Бонни негодующе размахнулась, чтобы дать ему пощечину. Однако Дэниел успел пригнуться, и она, не устояв на ногах, полетела на кровать, свалив на себя москитную сетку. Ее короткая юбчонка задралась чуть не до пупа, обнажив белые гладкие ягодицы.
   – Между прочим, – язвительно заметил Дэниел, – ты оставила свои трусики у Эфраима.
   Бонни сползла с постели и кое-как опустила юбку.
   – Они у меня в сумочке, киса. – Бонни, пошатываясь, поднялась на ноги. – А где, черт побери, все мои вещи?
   – В твоей комнате. В твоей новой комнате дальше по коридору.
   Бонни пьяно усмехнулась.
   – Значит, ты решил, что так лучше?
   – Но ты же, надеюсь, не думаешь всерьез, что я буду подбирать за Эфраимом его объедки? – Дэниел пытался говорить спокойно. – Иди к себе и оставайся хорошей шлюшкой.
   Подобрав с пола сумочку и туфли, Бонни нетвердым шагом двинулась к двери. На пороге она остановилась и, обернувшись к нему, вдруг заявила: – Все, что о них говорят, правда. Они действительно большие… Большие и классные! Вам до них… – И Бонни громко хлопнула дверью.
   Дэниел уже допивал вторую чашку утреннего чая, когда Бонни вышла на веранду и, не здороваясь, села напротив.
   Как обычно, в выцветших джинсах и рубашке, но с опухшими и красными после бурной попойки глазами. Слуга, как и в допотопные колониальные времена, подал им традиционный английский завтрак. Никто не произнес ни слова, пока Бонни наконец не покончила с яичницей с беконом. А потом спросила: – Ну, и что теперь?
   – А что теперь? – переспросил Дэниел. – Будешь снимать то, что я тебе скажу. Как и записано в контракте.
   – Значит, я тебе все-таки нужна?
   – Да, как оператор, разумеется. Но это будут чисто деловые отношения.
   – Это меня вполне устраивает, – облегченно вздохнула Бонни. – Признаюсь, я уже начала уставать. Притворяться я не большой мастак.
   Дэниел резко поднялся со стула и пошел в комнату за камерой. Он был еще слишком зол, чтобы о чем-то разговаривать с Бонни.
   Не успел он собраться, как к дому на «лендровере» подъехал капитан Кейджо с тремя солдатами в кузове. Они помогли погрузить тяжелую видеокамеру и другое оборудование. Дэниел попросил Бонни сесть в кабину с Кейджо, а сам устроился в кузове с вооруженными гита.
   Городок Кагали остался точно таким же, каким он его помнил со времени своего последнего визита. Широкие и пыльные улицы; разбитый асфальт издали походил на поле боя после обстрела. Домишки, выстроившиеся по обочинам дороги, живо напоминали Дэниелу те, что обычно показывали в старомодных американских вестернах.
   Единственное, что теперь сразу же бросалось в глаза, – люди, вернее, их настроение. Женщины угали по-прежнему были одеты в свои длинные, по щиколотку, разноцветные платья и тюрбаны – такой наряд среди мусульманок считался традиционным. Однако почти не было улыбок, и даже издали на лицах читались внутренняя напряженность и страх. На открытом рынке, где женщины обычно сидели рядами, разложив свои нехитрые товары, и где обычно слышались смех и шутки, теперь не было ничего подобного. Зато на каждом углу стоял военный патруль, и люди боялись поднимать глаза на очередной «лендровер» с солдатами.
   Туристов почти не встречалось, да и те, что попадались, бродили по рынку небритыми, в помятой и запыленной одежде. Скорее всего, члены какой-нибудь туристической группы, принимавшей участие в так называемом сухопутном сафари и пересекавшей весь Африканский континент в одном огромном грузовике. Они покупали в основном помидоры и яйца. Дэниел усмехнулся. За соблазн заглянуть во врата чистилища им приходилось платить соответствующую плату, ибо в реальности сухопутное сафари означало восемь тысяч километров пути и страдания от дизентерии и других болезней. На разбитых дорогах постоянно прокалывались шины, да и армейские патрули несчетное количество раз останавливали фургон. Это, вероятно, был единственный тур в мире, путевку куда приобретали лишь однажды, потому что, одного такого раза хватало с лихвой на всю оставшуюся жизнь.
   Канонерка уже ждала их на причале. Моряки в голубой военной форме, но босиком занесли видеооборудование на борт, и капитан крепко пожал Дэниелу руку.
   – Мир вам, – приветствовал он его на суахили. – У меня приказ следовать тем маршрутом, какой вы укажете.
   Выйдя из гавани, они повернули на север вдоль берега. Дэниела на носу корабля обдувал свежий ветерок, и к нему быстро возвращалось хорошее настроение. Темная прозрачная вода на солнце казалась голубой, она сверкала и искрилась под его лучами. У самого горизонта с северной стороны белело одно-единственное крошечное облачко: над озером поднимались брызги в том самом месте, где вода, разбиваясь о камни, с ревом обрушивалась в пропасть, откуда начинал свое течение нарождавшийся Нил.
   На протяжении двух с лишним тысячелетий не утихали споры о том, где же в действительности находится исток Белого Нила. Там ли, где воды озера Виктория сливаются с водами озера Альберта, устремляясь по единому руслу в изумительно долгое путешествие к Каиру и Средиземному морю? Или река все-таки берет свое начало гораздо выше, как утверждал Геродот? Может быть, и впрямь Нил вытекает из глубокого озера у подножия гор Крофи и Мофи в результате таяния вечных снегов, лежащих на их вершинах, подумал вдруг Дэниел.
   Вдыхая прохладный воздух, наполненный водяными брызгами, Дэниел посмотрел на запад, пытаясь разглядеть вдали легендарные горные пики, но и сегодня, как всегда, он увидел лишь голубевшую под небом сплошную массу облаков, сливавшихся с синевой африканского неба.
   Многие из первопроходцев Африки и не подозревали о существовании Лунных гор, хотя их маршруты зачастую проходили в непосредственной близости от этой гряды. Даже Генри Мортон Стэнли, этот свихнувшийся безжалостный негодяй, в течение многих месяцев находившийся рядом с ними, был шокирован, когда однажды облака рассеялись и его изумленному взору открылись снежные вершины и сверкавшие под солнцем ледники.
   Охваченный странным волнением, Дэниел смотрел на водную гладь озера, в которое стекались подземные ручьи с невидимых гор, придававших этому дикому континенту особый колорит и силу.
   Он взглянул на корабельный мостик. Бонни Ман с видеокамерой на плече снимала проплывавший мимо берег. Дэниел поморщился, вынужденный нехотя признать, что какими бы ни были их личные отношения, работала Бонни отлично. Настоящий профессионал. Попав в ад, она наверняка попытается сделать хороший кадр с самим дьяволом, усмехнулся Дэниел. Эта мысль его развеселила: похоже, он освободился от той жгучей неприязни к Бонни, с какой он встретил ее сегодня за завтраком.
   Спустившись в штурманскую рубку, он разложил на столе карты проводимых БМСК работ и чертежи архитекторов, которыми снабдили его специалисты компании в Лондоне.
   Площадка, выбранная под строительство отеля и казино, находилась примерно в одиннадцати километрах от порта Кагали вверх по побережью в живописной бухте, вход в которую закрывал небольшой остров. Река Убомо, неся свои бурные воды вниз по горным склонам и уступам Восточно-Африканского разлома и устремляясь в широкое русло, рассекавшее тропический лес, впадала в озеро там, где берег его изгибался, образуя эту тихую бухту.
   На карте это место идеально подходило для строительства туристического комплекса, который, как надеялся Таг Гаррисон, превратит Убомо в один из самых привлекательных уголков отдыха для туристов из Южной Европы.
   По мнению Дэниела, в этом заманчивом проекте имелся лишь один недостаток: на берегу бухты раскинулся большой рыбацкий поселок. Интересно, что собирались делать с поселком Гаррисон и Чжэн Гон? Европейские любители позагорать под жарким африканским солнцем вряд ли захотят делить пляж с местными рыбаками и нюхать запах сушеной рыбы. Аппетита у них от этого не прибавится, как не прибавится и восторгов, по поводу столь «романтического» соседства. В общем, желающие отдыхать в местечке под звучным названием Бухта Белохвостого Орлана – а именно так она называлась в проекте – едва ли найдутся.
   Дэниел услышал голос капитана. Из штурманской он прошел на мостик и остановился, пораженный открывшимся перед ним видом. Сразу стало понятно, почему бухту так называли.
   Островок при входе в бухту порос лесом. Фикусы и красное дерево, корни которых питались чистейшей озерной водой, достигали гигантских размеров, раскинув свои густые ветви высоко над каменистым берегом. На каждом дереве гнездились сотни брачных пар белохвостых орланов. Красавцы с красно-бурым оперением и белоснежными хвостами, эти хищные птицы были одними из самых великолепных представителей дикой природы Африки. Огромные птицы восседали на толстых ветках или, расправив широкие крылья, парили над водой, высматривая добычу, и их громкий клекот разносился далеко-далеко, сливаясь с общим многоголосьем африканских тропиков.