Страница:
Дэниел заставил себя войти в комнату. Он нашел в одном из стенных шкафов постельное белье, заботливо сложенное Мэвис, и накрыл трупы простынями. Он не смог заставить себя дотронуться до них, не смог даже закрыть их широко открытые глаза, в которых навсегда отразился неописуемый ужас.
– О Боже! – прошептал потрясенный Джок, показавшись в дверях. – Неужели это сделали люди? Да это же просто звери какие-то, кровожадные скоты!
Пятясь, Дэниел вышел из комнаты и прикрыл дверь. Захватив простыню, он накрыл крохотное тело мальчика в коридоре.
– Ты нашел Джонни? – спросил Дэниел Джока хриплым голосом – от охвативших его ужаса и горя у него першило в горле, будто его ободрали наждаком.
– Нет, – покачал головой Джок и, натыкаясь на предметы, словно слепой, побежал по коридору, оказался на веранде и выскочил под дождь.
Дэниел услышал, как Джока вырвало у веранды – прямо на клумбы с цветами. Эти звуки – свидетельство отчаяния, охватившего другого человека, – отрезвили самого Дэниела. Он сумел подавить отвращение, злость и скорбь, охватившие его в доме, взял себя в руки.
– Надо найти Джонни! – приказал он себе.
Он быстро осмотрел еще две спальни и другие помещения дома. Следов друга нигде не оказалось, и у Дэниела затеплилась слабая надежда.
– Может, он уцелел, повторял он себе, – может, спрятался в лесу.
Выйдя из дома, ставшего моргом, Дэниел почувствовал облегчение. В темноте он запрокинул голову навстречу струям дождя. Он открыл рот, и вода смыла горький привкус желчи. Направив луч фонаря под ноги, он увидел, что кровь, запекшаяся у него на ботинках, растворялась, окрашивая дождевую воду в розовый цвет. Он вычистил обувь, потерев ее о гравий, и крикнул Джоку: – Пошли, надо найти Джонни!
Сев в машину, они спустились к подножию холма – туда, где стояли домики обслуживающего персонала. Городок окружали земляной вал и изгородь из колючей проволоки, оставшиеся еще со времен войны. Однако изгородь оказалась разрушена, а ворота вообще сорваны с петель. Въехав на территорию городка, они сразу почувствовали сильный запах дыма. В свете фар Дэниел увидел ряд сгоревших коттеджей: крыши обвалились, зияли пустые глазницы окон. Непрекращающийся дождь успел погасить пламя, хотя кое-где над пожарищем еще поднимались завитки дыма – бледные, бесплотные привидения в лучах света фар.
Пространство вокруг домиков усеивали десятки маленьких предметов, которые в лучах света автомобильных фар поблескивали словно алмазная крошка. Дэниел знал, что это, и тем не менее, вышел из машины и вытащил один такой предмет из грязи. Латунная гильза. Он поднес ее к свету фар и внимательно прочел надпись на донышке, сделанную кириллицей. Так и есть: 7,62 мм, патрон восточноевропейского производства. Калибр вездесущего автомата Калашникова – главного инструмента насилия и революций по всей Африке и во всем мире.
Банда расстреляла городок, но трупов не оставила. Дэниел догадался, что они, видимо, бросили тела в домики перед тем, как поджечь их. В лицо дунул ветерок, и он почувствовал смрад пожарища; подозрения его подтвердились: к запаху дыма примешивался запах горелого мяса, волос и костей.
Ощутив ужасный привкус во рту, он сплюнул и зашагал между сгоревшими домиками.
– Джонни! – кричал он в обступившей его темноте. – Джонни, где ты?
В ответ раздавался лишь треск гаснущего под дождем пламени да шелест листвы манговых деревьев, сбрасывающих на ветру дождевые капли.
Он шел, освещая лучом фонаря домики то справа, то слева, пока не наткнулся на чье-то тело.
– Джонни! – крикнул Дэниел и, подбежав к распростертой на земле фигуре, склонился над ней.
Тело сильно обгорело, форма сотрудника парка цвета хаки обуглилась, кожа и мясо отслаивались даже на лице. Человек, видимо, с огромным трудом выполз из горящего домика. Однако это был не Джонни. Дэниел узнал в нем одного из младших егерей.
Дэниел вскочил на ноги и побежал обратно к дороге.
– Ну что, не нашел? – спросил его Джок.
Дэниел только отрицательно покачал головой.
– Господи, всех убили. Зачем, какой смысл?
– Свидетели! – коротко бросил Дэниел, заводя мотор. – Избавлялись от ненужных свидетелей.
– Но почему? Что им было нужно? У меня в голове не укладывается.
– Слоновая кость им нужна была. Вот что.
– Но они же сожгли склад!
– После того, как обчистили.
Он развернул машину и помчался обратно вверх по холму.
– Кто это, Дэнни? Кто это сделал?
– Откуда я знаю? Может, бандиты, может, браконьеры. Не задавай глупых вопросов.
Однако ярость только еще нарастала в его душе. До сих пор чувства словно были притуплены шоком, охватившим его ужасом. Он снова подъехал к темному бунгало на холме и, миновав его, спустился к основному лагерю.
Здание дирекции парка казалось нетронутым, однако, осветив лучом фонаря тростниковую крышу, Дэниел увидел почерневшее пятно – туда бросили горящий факел. Плотно уложенный тростник горит плохо, и крыша так и не занялась – тем более под таким дождем.
Ливень прекратился внезапно, что вообще очень характерно для Африки. Только что вода обрушивалась с небес непроходимой стеной, лучи автомобильных фар пробивали ее метров на тридцать—сорок – не дальше. И вот все кончилось. Поднимался ветерок, и в небе сквозь рассеивающиеся грозовые облака уже проклюнулись первые звезды. Но Дэниел даже не заметил, что дождь кончился. Выскочив из машины, он подбежал к широкой веранде.
На внешней стене висели украшения – черепа животных – обитателей парка. В луче фонаря зияющие глазницы и скрученные штопором рога выглядели особенно зловеще, вид их лишь усиливал ощущение обреченности. Дэниел вступил на длинную веранду, ругая себя, что поехал сначала к бунгало, а не сюда.
Дверь кабинета Джонни была распахнута настежь. Дэниел остановился на пороге и, собрав волю в кулак, шагнул внутрь.
Пол кабинета и письменный стол были завалены бумагами. Бандиты обыскивали кабинет: смахнули стопки бланков с полок шкафа, вытащили ящики из письменного стола Джонни, высыпав содержимое на пол. Они все-таки нашли ключи и открыли старую, выкрашенную в зеленый цвет дверь сейфа фирмы «Мильнер», вмурованного в стену. Ключи так и остались в замке. Сейф был пуст.
Луч фонаря прыгал по комнате, пока не замер на фигуре, скрючившейся перед столом.
– Джонни, – прошептал Дэниел, не веря своим глазам. – О Боже…
Глава IV
– О Боже! – прошептал потрясенный Джок, показавшись в дверях. – Неужели это сделали люди? Да это же просто звери какие-то, кровожадные скоты!
Пятясь, Дэниел вышел из комнаты и прикрыл дверь. Захватив простыню, он накрыл крохотное тело мальчика в коридоре.
– Ты нашел Джонни? – спросил Дэниел Джока хриплым голосом – от охвативших его ужаса и горя у него першило в горле, будто его ободрали наждаком.
– Нет, – покачал головой Джок и, натыкаясь на предметы, словно слепой, побежал по коридору, оказался на веранде и выскочил под дождь.
Дэниел услышал, как Джока вырвало у веранды – прямо на клумбы с цветами. Эти звуки – свидетельство отчаяния, охватившего другого человека, – отрезвили самого Дэниела. Он сумел подавить отвращение, злость и скорбь, охватившие его в доме, взял себя в руки.
– Надо найти Джонни! – приказал он себе.
Он быстро осмотрел еще две спальни и другие помещения дома. Следов друга нигде не оказалось, и у Дэниела затеплилась слабая надежда.
– Может, он уцелел, повторял он себе, – может, спрятался в лесу.
Выйдя из дома, ставшего моргом, Дэниел почувствовал облегчение. В темноте он запрокинул голову навстречу струям дождя. Он открыл рот, и вода смыла горький привкус желчи. Направив луч фонаря под ноги, он увидел, что кровь, запекшаяся у него на ботинках, растворялась, окрашивая дождевую воду в розовый цвет. Он вычистил обувь, потерев ее о гравий, и крикнул Джоку: – Пошли, надо найти Джонни!
Сев в машину, они спустились к подножию холма – туда, где стояли домики обслуживающего персонала. Городок окружали земляной вал и изгородь из колючей проволоки, оставшиеся еще со времен войны. Однако изгородь оказалась разрушена, а ворота вообще сорваны с петель. Въехав на территорию городка, они сразу почувствовали сильный запах дыма. В свете фар Дэниел увидел ряд сгоревших коттеджей: крыши обвалились, зияли пустые глазницы окон. Непрекращающийся дождь успел погасить пламя, хотя кое-где над пожарищем еще поднимались завитки дыма – бледные, бесплотные привидения в лучах света фар.
Пространство вокруг домиков усеивали десятки маленьких предметов, которые в лучах света автомобильных фар поблескивали словно алмазная крошка. Дэниел знал, что это, и тем не менее, вышел из машины и вытащил один такой предмет из грязи. Латунная гильза. Он поднес ее к свету фар и внимательно прочел надпись на донышке, сделанную кириллицей. Так и есть: 7,62 мм, патрон восточноевропейского производства. Калибр вездесущего автомата Калашникова – главного инструмента насилия и революций по всей Африке и во всем мире.
Банда расстреляла городок, но трупов не оставила. Дэниел догадался, что они, видимо, бросили тела в домики перед тем, как поджечь их. В лицо дунул ветерок, и он почувствовал смрад пожарища; подозрения его подтвердились: к запаху дыма примешивался запах горелого мяса, волос и костей.
Ощутив ужасный привкус во рту, он сплюнул и зашагал между сгоревшими домиками.
– Джонни! – кричал он в обступившей его темноте. – Джонни, где ты?
В ответ раздавался лишь треск гаснущего под дождем пламени да шелест листвы манговых деревьев, сбрасывающих на ветру дождевые капли.
Он шел, освещая лучом фонаря домики то справа, то слева, пока не наткнулся на чье-то тело.
– Джонни! – крикнул Дэниел и, подбежав к распростертой на земле фигуре, склонился над ней.
Тело сильно обгорело, форма сотрудника парка цвета хаки обуглилась, кожа и мясо отслаивались даже на лице. Человек, видимо, с огромным трудом выполз из горящего домика. Однако это был не Джонни. Дэниел узнал в нем одного из младших егерей.
Дэниел вскочил на ноги и побежал обратно к дороге.
– Ну что, не нашел? – спросил его Джок.
Дэниел только отрицательно покачал головой.
– Господи, всех убили. Зачем, какой смысл?
– Свидетели! – коротко бросил Дэниел, заводя мотор. – Избавлялись от ненужных свидетелей.
– Но почему? Что им было нужно? У меня в голове не укладывается.
– Слоновая кость им нужна была. Вот что.
– Но они же сожгли склад!
– После того, как обчистили.
Он развернул машину и помчался обратно вверх по холму.
– Кто это, Дэнни? Кто это сделал?
– Откуда я знаю? Может, бандиты, может, браконьеры. Не задавай глупых вопросов.
Однако ярость только еще нарастала в его душе. До сих пор чувства словно были притуплены шоком, охватившим его ужасом. Он снова подъехал к темному бунгало на холме и, миновав его, спустился к основному лагерю.
Здание дирекции парка казалось нетронутым, однако, осветив лучом фонаря тростниковую крышу, Дэниел увидел почерневшее пятно – туда бросили горящий факел. Плотно уложенный тростник горит плохо, и крыша так и не занялась – тем более под таким дождем.
Ливень прекратился внезапно, что вообще очень характерно для Африки. Только что вода обрушивалась с небес непроходимой стеной, лучи автомобильных фар пробивали ее метров на тридцать—сорок – не дальше. И вот все кончилось. Поднимался ветерок, и в небе сквозь рассеивающиеся грозовые облака уже проклюнулись первые звезды. Но Дэниел даже не заметил, что дождь кончился. Выскочив из машины, он подбежал к широкой веранде.
На внешней стене висели украшения – черепа животных – обитателей парка. В луче фонаря зияющие глазницы и скрученные штопором рога выглядели особенно зловеще, вид их лишь усиливал ощущение обреченности. Дэниел вступил на длинную веранду, ругая себя, что поехал сначала к бунгало, а не сюда.
Дверь кабинета Джонни была распахнута настежь. Дэниел остановился на пороге и, собрав волю в кулак, шагнул внутрь.
Пол кабинета и письменный стол были завалены бумагами. Бандиты обыскивали кабинет: смахнули стопки бланков с полок шкафа, вытащили ящики из письменного стола Джонни, высыпав содержимое на пол. Они все-таки нашли ключи и открыли старую, выкрашенную в зеленый цвет дверь сейфа фирмы «Мильнер», вмурованного в стену. Ключи так и остались в замке. Сейф был пуст.
Луч фонаря прыгал по комнате, пока не замер на фигуре, скрючившейся перед столом.
– Джонни, – прошептал Дэниел, не веря своим глазам. – О Боже…
Глава IV
– Я подумал, что, пока починят рефрижератор, можно было бы съездить к источнику у котловины Смоковницы.
Джонни сосредоточенно работал, как вдруг услышал голос посла Нинга. Он не почувствовал досады, считая одной из главных своих обязанностей сделать дикую природу доступной для всех, кто ею интересуется. Одним из таких энтузиастов несомненно был Нинг Чжэн Гон. Джонни с улыбкой посмотрел на его снаряжение: определитель птиц и бинокль.
Он встал из-за стола, довольный предлогом оторваться от ненавистной канцелярской работы. Они вместе вышли на веранду, а затем прошлись до «мерседеса» китайца. Там они постояли, болтая о том о сем, в течение нескольких минут. Оказывается, Чжэн мечтал увидеть какую-то особенную, совершенно роскошную разновидность сорокопута, и Джонни подсказал послу места ее обитания.
Когда Чжэн уехал, Джонни подошел к гаражам. Там егерь Гомо разбирал и снова собирал электрический генератор сломавшегося рефрижератора. Джонни усомнился в том, что Гомо способен починить машину. Завтра утром надо будет позвонить смотрителю в Мана-Пулз, пусть пришлет механика.
Единственным утешением было то, что в кузове рефрижератора слоновье мясо может храниться сколько угодно. Холодильную установку рефрижератора подключили к лагерному генератору. Джонни посмотрел на термометр и убедился, что внутри камеры поддерживалась температура -20°. По контракту, заключенному парком с частной фабрикой в Хараре, мясо переработают на корм для домашних животных.
Оставив Гомо возиться с генератором, Джонни вернулся в дирекцию, скрывающуюся под сенью кассий. Едва он вышел из мастерской, как Гомо обменялся многозначительным взглядом с Дэвидом, другим егерем. Генератор, с которым он возился, на самом деле был подобран на свалке металлолома в Хараре. Настоящий генератор этого рефрижератора, пребывал в прекрасном рабочем состоянии и был надежно спрятан под водительским сиденьем в кабине. Установить его на место было делом пяти минут.
Вернувшись в кабинет, Джонни снова засел за монотонную бумажную работу – стал заполнять бланки, рыться в конторских книгах. Взглянув на часы, он увидел, что близится обеденное время, однако остался за столом – прежде чем уйти, нужно обязательно разделаться со скопившимися за неделю бумажками. Джонни почувствовал сильный соблазн отправиться домой пораньше: он любил повозиться с детьми перед обедом, особенно с маленьким сыном. Однако он поборол искушение и продолжал добросовестно трудиться. К тому же он знал, что Мэвис все равно скоро пришлет детей – звать его на обед. Жене нравилось подавать обед вовремя. Он улыбнулся в предвкушении их появления, услышав шум у дверей, и поднял голову.
Улыбка тут же слетела с его лица: в дверном проеме стоял незнакомец – коренастый, с кривыми ногами, одетый в какие-то грязные лохмотья. Руки он держал за спиной, будто что-то прятал.
– Вы кто? – лаконично спросил Джонни. – Что вам нужно?
Человек усмехнулся. У него была очень темная кожа, отливающая на лице, особенно на скулах, багрово-черным цветом. Когда он усмехнулся, шрам на щеке искривил ему рот, и усмешка казалась злобной, лишенной юмора.
Джонни встал из-за стола и подошел к человеку.
– Что вам нужно? – повторил он, и человек у дверей ответил: – Тебя!
Он вытащил из-за спины автомат Калашникова и нацелил прямо в живот Джонни.
Джонни был захвачен врасплох в самом центре своего кабинета. Однако реакция охотника и солдата позволила ему среагировать почти молниеносно. Дверь в комнату для хранения оружия находилась в десяти шагах, и он бросился туда.
Сквозь решетчатую дверь Джонни видел оружие, сложенное в пирамиду у дальней стены. С трудом отрывая от земли отяжелевшие, будто ставшие бетонными, ноги, Джонни с отчаянием вспомнил, что все ружья и автоматы в оружейной незаряжены. За соблюдением этого правила он неукоснительно следил лично – дабы предотвратить несчастные случаи. Боеприпасы хранились под замком в стальном шкафу под пирамидой. Все это вихрем пронеслось у него в голове – еще до того, как он достиг двери. Боковым зрением он мгновенно заметил, что бандит со шрамом быстро повернул автомат вслед за ним, и Джонни прямо с середины комнаты бросился вниз почти в акробатическом прыжке, проскользнув под веером пуль.
Перевернувшись через голову, Джонни ловко вскочил на ноги. Незнакомец выругался. Джонни еще раз нырнул вперед по направлению к двери в оружейную. Он понимал, что ему попался сильный противник – настоящий убийца, – судя по тому, как привычно тот обращался с автоматом, – и ускользнуть от первой очереди, выпущенной почти в упор, удалось только чудом.
Пули разбили штукатурку, и Джонни нырнул в облако известковой пыли, понимая, однако, что на сей раз не спасется. Противник слишком силен, и больше его не проведешь. Спасительная дверь оказалась слишком далеко; он не успеет добежать, когда раздастся грохот очереди.
Мозг оглушительно отсчитывал секунды – Джонни лихорадочно прикидывал, как долго бандит будет наводить автомат. При автоматическом огне ствол «Калашникова» всегда подбрасывает. На то, чтобы опустить его и навести для второй очереди, уйдет почти секунда. Джонни точно рассчитал время и резко бросился в сторону, однако на какое-то мгновение опоздал.
Незнакомец опустил автомат ниже цели, чтобы компенсировать подброс ствола, и нажал на спусковой крючок. Одна пуля пронзила Джонни бедро, не задев кость, другая попала в нижнюю часть ягодицы, раздробив головку бедренного сустава и чашечку таза, еще три пролетели мимо.
Он рухнул на дверной косяк, стараясь удержаться на ногах. По инерции Джонни кинуло к стене, и его ногти со скрипом процарапали штукатурку. В результате он оказался стоящим на одной ноге лицом к стене. Левая нога бессильно повисла, а руки оказались раскинуты в стороны, словно его распяли.
С той же самой усмешкой незнакомец установил автомат на одиночные выстрелы – видимо, не хотел транжирить дорогие патроны – каждый лишний выстрел стоит лишних десять квача[1] к тому же патроны приходилось тащить сотни километров на собственном горбу. Патроны были на вес золота, а смотритель сейчас находился в полном его распоряжении – он уже не в состоянии двигаться. Прикончить его можно одной пулей.
– Сейчас ты умрешь, – тихо сказал убийца и выстрелил Джонни в живот.
При попадании пули воздух резко вырвался из легких Джонни, его здорово отбросило на стену. Удар пули оказался так силен, что его согнуло пополам. Он рухнул вперед. Однажды Джонни ранило – во время войны, но никогда пуля не попадала ему в туловище с близкого расстояния, и он не ожидал, что получит такой сильный шок. Ниже пояса он уже не чувствовал тела, но голова работала ясно и четко, словно адреналин, выплеснувшись в его кровь, до предела обострил остроту восприятия.
«Притворись мертвым», – приказал он себе, падая на пол. Нижнюю половину тела парализовало, но ему удалось заставить себя расслабиться. Он мягко упал на пол и замер.
Он распластался на полу, прижавшись щекой к холодному бетону. Он слышал, как убийца пересек комнату, при этом резиновые подошвы его военных ботинок тихонько поскрипывали. Затем ботинки оказались в поле его зрения. Покрытые пылью, изношенные до дыр. Бандит не носил носков, и от его ног исходил какой-то кислый, протухший запах.
Джонни услышал металлический щелчок – видимо, замбиец решил добить его, – и тут же холодное дуло уперлось ему в висок.
«Не шевелись», – приказал себе Джонни. У него оставалась одна – последняя, отчаянная! – надежда. Он знал, что малейшее движение с его стороны заставит замбийца нажать на спуск. Надо убедить убийцу в своей смерти.
В этот момент раздались громкие крики снаружи, затем автоматные очереди, затем снова крики. Сила давления ствола на его висок ослабла. Смрад, исходящий от ботинок, исчез – мужчина со шрамом удалялся.
– Давайте быстрее! Чего тянете?! – заорал он, выглянув за дверь. Джонни немного знал диалект северных племен чинианджа и понимал, что кричит замбиец. – Где машины? Надо скорей грузить кость!
Замбиец выбежал из кабинета, видно, забыв о Джонни.
Джонни осознавал, что смертельно ранен. Он ощущал, как где-то в паху из артерии фонтанчиком бьет кровь. Перекатившись на бок, он быстро расстегнул брюки и, тут же почувствовав запах испражнений, понял, что вторая пуля распорола ему кишечник. Опустив руку, он зажал рану, но по его пальцам тотчас потекла кровь.
Он нащупал разорванную артерию и отломил кусочек раздробленной пулей бедренной кости.
«Мэвис, дети, – промелькнуло у него в голове. – Как их спасти?» Он услышал выстрелы теперь уже на вершине холма – там, где жили сотрудники парка, там, где стоял его собственный дом.
«Да их тут целая банда, – подумал он с отчаянием. – Они уже весь лагерь захватили. Они напали на жилой городок. А потом… Мои дети! Господи, мои дети!» В соседнем помещении находится оружие, но он понимал, что доползти до оружейной ему не удастся. Даже если бы дополз, как он зарядит, как будет стрелять, когда у него распорот живот и из него ручьем хлещет кровь?
Донеслись звуки заведенных машин. Он узнал тяжелый стук дизельных моторов и понял, что это рефрижераторы. К нему вернулась надежда.
«Это, наверное, Гомо, – подумал он. – И Дэвид…» Но надежда быстро умерла. Лежа на боку и прижимая разорванную артерию, он кинул взгляд на распахнутую дверь и понял, что может наблюдать за происходящим на улице.
В дверном проеме показался белый рефрижератор. Его задним ходом подали к дверям склада. Остановив машину, из кабины выпрыгнул Гомо и тут же вступил в жаркий, с бурной жестикуляцией, спор с главарем банды, которым, видимо, и был человек со шрамом. Раненый Джонни соображал с трудом, состояние его быстро ухудшалось, поэтому до него не сразу дошел смысл происходящего. «Гомо, – вдруг подумал он, – Гомо с ними. Он все подстроил с генератором».
Впрочем, чему тут удивляться? Джонни прекрасно знал, какого размаха достигает коррупция на государственной службе, во всех министерствах, не только в Управлении Национальных парков. Ему пришлось однажды давать свидетельские показания перед официальной комиссией, занимающейся расследованием коррупции. Он тогда поклялся сделать все от него зависящее, чтобы искоренить это позорное явление. Он знал, кто такой Гомо. Заносчивый, корыстный человек – как раз такой тип, который способен на предательство, но Джонни никак не мог ожидать от него такого коварства.
Внезапно пространство перед складом заполнилось множеством бандитов. Человек со шрамом быстро организовал бригаду грузчиков. Кто-то выстрелом сбил замок с ворот склада, и бандиты, побросав оружие, гурьбой хлынули внутрь. Раздались крики – алчные и радостные, когда они увидели длинные штабеля слоновой кости. Быстро встав цепочкой, бандиты принялись передавать бивни со склада и грузить в рефрижератор.
Перед глазами Джонни поплыли темные круги, а в ушах зазвучало какое-то тихое пение.
«Я умираю», – подумал он равнодушно. Тело его немело, он уже не чувствовал груди.
Усилием воли Джонни сконцентрировался и тотчас решил, что у него галлюцинации – у веранды на фоне заката стоял посол Нинг. На плече его по-прежнему висел бинокль, а манеры, как ни странно, оставались сдержанны и изящны. Джонни попытался крикнуть – предупредить посла о грозящей опасности, но вместо крика из горла его вырвался какой-то тихий, каркающий хрип, который, конечно, не долетел до веранды.
Затем, к удивлению Джонни, к послу приблизился человек со шрамом и поприветствовал его – если не с уважением, то уж, во всяком случае, с каким-то своего рода почтением.
Нинг! В это трудно было поверить. Это Нинг, без всяких сомнений. Нет, это не сон.
До Джонни донеслись голоса посла и человека со шрамом. Они говорили по-английски.
– Вам следует поторопить своих людей, – бросил Нинг Чжэн Гон. – Надо побыстрее нагрузить машины.
Я хочу немедленно отсюда уехать.
– Деньги! – потребовал Сали. – Тысячу долларов…
Его английский был безобразен.
– Вам уже заплатили, – возмутился Чжэн. – Я заплатил вам ваши деньги.
– Еще деньги. Еще тысяча долларов. – Сали нагло ухмыльнулся. – Еще деньги, или мы кончаем грузить. Просто уходим – бросаем кость, бросаем тебя.
– Негодяй, – прошипел Чжэн.
– Не понимаю, что такое «негодяй»? А ты, наверное, тоже негодяй. – Ухмылка его стала еще шире. – Деньги давай!
– У меня с собой больше нет, – отрубил Чжэн.
– Тогда мы уходим. Сейчас! А грузить кость ты будешь сам!
– Подождите! – быстро нашелся Чжэн. – Денег у меня больше нет. Возьмите вместо этого кость – столько, сколько хотите. Сколько сможете унести.
Чжэн понимал, что браконьеры смогут унести очень немного. Видимо, не больше одного бивня на человека. Двадцать человек, двадцать бивней – совсем недорого.
Пристально глядя на Чжэна, Сали обдумывал предложение. Видимо, плюсы перевесили, и он кивнул: – Ладно! Мы берем кость. – Он повернулся, чтобы уйти.
– Подождите, Сали! – крикнул посол ему вслед. – А что с этими… Вы о них позаботились?
– Все убиты.
– А смотритель, его жена и дети? Их тоже?
– Все, все убиты, – повторил Сали. – Женщина убита, детеныши убиты, все убиты. Мои ребята сделали с ними джиги-джиги – с женщинами. Ух, как хорошо джиги-джиги! Потом они их всех убили.
– А смотритель? Где он?
Сали мотнул головой в сторону двери.
– Я его стрелял: бах, бах! Он мертвый, как дохлая свинья, – засмеялся он. – Хорошая работа, а?
Он закинул автомат на плечо, словно лопату, и ушел, посмеиваясь. Чжэн последовал за ним. Злость придала Джонни силы – особенно когда он услышал слова браконьера о страшной участи Мэвис и детей. Он представлял себе одну картину страшнее другой – так ярко, будто находился там, с ними. За свой век он насмотрелся и на изнасилованных женщин и на разграбленные жилища. Чего он только не повидал во время войны!
Он пополз к столу. Нарастающая злость придавала ему сил. Он понимал, что не сможет воспользоваться оружием. Жить ему оставалось, видимо, всего несколько минут и за это время он должен оставить какую-нибудь записку. На полу валялись бумаги, слетевшие со стола. Если он сможет доползти до них, написать на листе и спрятать его, то полиция узнает, что здесь произошло.
Он с трудом пополз на спине, словно полураздавленная гусеница, прижимая пальцами перебитую артерию. Он подтягивал целую ногу, упирался каблуком в пол, морщась от боли, отталкивался, переползая на пять-десять сантиметров и смазывая для себя путь собственной кровью. Преодолев таким образом метра два, он сумел подползти к листу бумаги, лежащему недалеко от стола, и увидел, что это бланк ведомости на зарплату.
Он даже не успел до него дотянуться, как в комнате вдруг сразу потемнело. В дверном проеме кто-то стоял. Он повернул голову и увидел посла Нинга, смотревшего на него в упор. Посол, видимо, неслышно поднялся на веранду: его шаги скрадывали спортивные туфли на резиновой подошве. Остолбенев от ужаса, он не отрываясь смотрел на Джонни, а затем пронзительно закричал: – Он жив! Сали, сюда! Он жив! – Его фигура исчезла из дверного проема, он побежал по веранде, истошно вопя: – Сали, быстрее сюда!
Джонни прекрасно понимал – это конец. Жить ему оставалось несколько секунд. Он перекатился на бок и, изо всех сил вытянув руку, схватил бланк. Прижав бумагу одной рукой к полу, он отпустил артерию и вытащил палец, измазанный кровью из брюк, тут же почувствовав, как артерия начала пульсировать, а из раны ручьем полилась кровь.
Он провел по бланку указательным пальцем, смоченным собственной кровью. Сначала он начертил букву «Н» – большую, неровную, но тут же от слабости все поплыло у него перед глазами. «НИ»… Сосредоточиться ему стало теперь гораздо труднее. Косая черта в середине буквы «И» вышла плохо: больше смахивала на «Н». Превозмогая боль, он несколько раз провел пальцем снизу вверх от одной вертикальной черты до другой, исправляя неточность. Палец почти приклеился густеющей кровью к бумаге, и Джонни пришлось чуть ли не отрывать его.
Затем он стал выводить вторую «Н». Палец уже почти не подчинялся, и буква получалась неуклюжей, словно ее вывел ребенок. В ужасе Джонни услышал крики посла и голос отозвавшегося браконьера.
«НИН»… Джонни начал писать «Г», но палец повело в сторону, мокрые красные буквы закачались и поплыли перед глазами, как головастики в луже.
Он услышал, как по веранде загрохотали шаги бегущего человека. Раздался голос Сали: «Я думал, он готов. Сейчас прикончу!» Джонни скомкал бланк левой рукой – той, на которой не было крови, – прижал к груди и перекатился на живот.
Он не видел, как в дверях показался Сали. Он услышал лишь, как скрипят и скользят мокрые от крови ботинки браконьера. Раздался щелчок предохранителя автомата – браконьер навис прямо над Джонни.
Джонни не испытывал страха, его охватили печаль и смирение. Ему суждено было умереть. Когда в затылок уткнулось дуло автомата, он думал о Мэвис и детях. И был доволен – ему не придется жить одному, без них, и даже радовался, что теперь не доведется увидеть того страшного и унизительного, что сделали с его семьей.
Он уже умирал, когда пуля пробила ему голову и вонзилась в бетонный пол.
– Черт! – выругался Сали, закидывая автомат на плечо. Из дула курился пороховой дымок. – Живучий, собака. Сколько патронов извел, каждый – десять квача. Слишком много!
В кабинет заглянул Нинг Чжэн Гон.
– Ну что? Закончили наконец? – спросил он.
– Голову ему снес, – буркнул Сали. Он взял со стола ключи и подошел к сейфу посмотреть, чем там можно поживиться. – Мертвый, точно.
Чжэн приблизился к трупу, с восхищением глядя на него. Убийство Джонни несколько его взволновало. Он был даже возбужден – словно перед половым актом. Не так сильно, конечно, как если бы на месте Джонни лежала девушка, и тем не менее. В комнате пахло кровью. Запах ему понравился.
Он был настолько поглощен зрелищем, что сразу и не заметил, что стоит в луже крови. Очнулся он только тогда, когда снизу, из-под веранды, его позвал Гомо.
– Всю кость загрузили. Можно ехать.
Чжэн отпрянул и с досадой вскрикнул, увидев пятна крови на отворотах своих голубых, безукоризненно отутюженных хлопчатобумажных брюк.
– Я уезжаю, – бросил Чжэн Сали. – Сожгите склад перед отправлением.
В сейфе Сали нашел полотняный банковский мешок с месячной зарплатой сотрудников парка. Не поднимая головы от мешка, он лишь едва буркнул в ответ: – Сожгу. Не бойтесь, Чжэн сбежал по ступенькам с веранды и нырнул в «мерседес». Он махнул Гомо, и оба рефрижератора, один за другим, тронулись с места. Огромные кузова были доверху набиты слоновой костью, прикрытой для маскировки освежеванными тушами. Скрытый таким образом груз не смогли бы обнаружить в ходе поверхностной проверки на дороге, даже если их остановят – впрочем, это казалось маловероятным: конвой шел как бы под защитой Совета национальных парков, эмблема которого была изображена на бортах машин. Свою роль должна была бы сыграть также форма егерей Гомо и Дэвида со специальными знаками различия на плечах. Их не остановили бы даже патрули, которые нередко выставлялись сейчас на дорогах: служба безопасности больше интересовалась инакомыслящими, противниками режима, нежели контрабандистами.
Джонни сосредоточенно работал, как вдруг услышал голос посла Нинга. Он не почувствовал досады, считая одной из главных своих обязанностей сделать дикую природу доступной для всех, кто ею интересуется. Одним из таких энтузиастов несомненно был Нинг Чжэн Гон. Джонни с улыбкой посмотрел на его снаряжение: определитель птиц и бинокль.
Он встал из-за стола, довольный предлогом оторваться от ненавистной канцелярской работы. Они вместе вышли на веранду, а затем прошлись до «мерседеса» китайца. Там они постояли, болтая о том о сем, в течение нескольких минут. Оказывается, Чжэн мечтал увидеть какую-то особенную, совершенно роскошную разновидность сорокопута, и Джонни подсказал послу места ее обитания.
Когда Чжэн уехал, Джонни подошел к гаражам. Там егерь Гомо разбирал и снова собирал электрический генератор сломавшегося рефрижератора. Джонни усомнился в том, что Гомо способен починить машину. Завтра утром надо будет позвонить смотрителю в Мана-Пулз, пусть пришлет механика.
Единственным утешением было то, что в кузове рефрижератора слоновье мясо может храниться сколько угодно. Холодильную установку рефрижератора подключили к лагерному генератору. Джонни посмотрел на термометр и убедился, что внутри камеры поддерживалась температура -20°. По контракту, заключенному парком с частной фабрикой в Хараре, мясо переработают на корм для домашних животных.
Оставив Гомо возиться с генератором, Джонни вернулся в дирекцию, скрывающуюся под сенью кассий. Едва он вышел из мастерской, как Гомо обменялся многозначительным взглядом с Дэвидом, другим егерем. Генератор, с которым он возился, на самом деле был подобран на свалке металлолома в Хараре. Настоящий генератор этого рефрижератора, пребывал в прекрасном рабочем состоянии и был надежно спрятан под водительским сиденьем в кабине. Установить его на место было делом пяти минут.
Вернувшись в кабинет, Джонни снова засел за монотонную бумажную работу – стал заполнять бланки, рыться в конторских книгах. Взглянув на часы, он увидел, что близится обеденное время, однако остался за столом – прежде чем уйти, нужно обязательно разделаться со скопившимися за неделю бумажками. Джонни почувствовал сильный соблазн отправиться домой пораньше: он любил повозиться с детьми перед обедом, особенно с маленьким сыном. Однако он поборол искушение и продолжал добросовестно трудиться. К тому же он знал, что Мэвис все равно скоро пришлет детей – звать его на обед. Жене нравилось подавать обед вовремя. Он улыбнулся в предвкушении их появления, услышав шум у дверей, и поднял голову.
Улыбка тут же слетела с его лица: в дверном проеме стоял незнакомец – коренастый, с кривыми ногами, одетый в какие-то грязные лохмотья. Руки он держал за спиной, будто что-то прятал.
– Вы кто? – лаконично спросил Джонни. – Что вам нужно?
Человек усмехнулся. У него была очень темная кожа, отливающая на лице, особенно на скулах, багрово-черным цветом. Когда он усмехнулся, шрам на щеке искривил ему рот, и усмешка казалась злобной, лишенной юмора.
Джонни встал из-за стола и подошел к человеку.
– Что вам нужно? – повторил он, и человек у дверей ответил: – Тебя!
Он вытащил из-за спины автомат Калашникова и нацелил прямо в живот Джонни.
Джонни был захвачен врасплох в самом центре своего кабинета. Однако реакция охотника и солдата позволила ему среагировать почти молниеносно. Дверь в комнату для хранения оружия находилась в десяти шагах, и он бросился туда.
Сквозь решетчатую дверь Джонни видел оружие, сложенное в пирамиду у дальней стены. С трудом отрывая от земли отяжелевшие, будто ставшие бетонными, ноги, Джонни с отчаянием вспомнил, что все ружья и автоматы в оружейной незаряжены. За соблюдением этого правила он неукоснительно следил лично – дабы предотвратить несчастные случаи. Боеприпасы хранились под замком в стальном шкафу под пирамидой. Все это вихрем пронеслось у него в голове – еще до того, как он достиг двери. Боковым зрением он мгновенно заметил, что бандит со шрамом быстро повернул автомат вслед за ним, и Джонни прямо с середины комнаты бросился вниз почти в акробатическом прыжке, проскользнув под веером пуль.
Перевернувшись через голову, Джонни ловко вскочил на ноги. Незнакомец выругался. Джонни еще раз нырнул вперед по направлению к двери в оружейную. Он понимал, что ему попался сильный противник – настоящий убийца, – судя по тому, как привычно тот обращался с автоматом, – и ускользнуть от первой очереди, выпущенной почти в упор, удалось только чудом.
Пули разбили штукатурку, и Джонни нырнул в облако известковой пыли, понимая, однако, что на сей раз не спасется. Противник слишком силен, и больше его не проведешь. Спасительная дверь оказалась слишком далеко; он не успеет добежать, когда раздастся грохот очереди.
Мозг оглушительно отсчитывал секунды – Джонни лихорадочно прикидывал, как долго бандит будет наводить автомат. При автоматическом огне ствол «Калашникова» всегда подбрасывает. На то, чтобы опустить его и навести для второй очереди, уйдет почти секунда. Джонни точно рассчитал время и резко бросился в сторону, однако на какое-то мгновение опоздал.
Незнакомец опустил автомат ниже цели, чтобы компенсировать подброс ствола, и нажал на спусковой крючок. Одна пуля пронзила Джонни бедро, не задев кость, другая попала в нижнюю часть ягодицы, раздробив головку бедренного сустава и чашечку таза, еще три пролетели мимо.
Он рухнул на дверной косяк, стараясь удержаться на ногах. По инерции Джонни кинуло к стене, и его ногти со скрипом процарапали штукатурку. В результате он оказался стоящим на одной ноге лицом к стене. Левая нога бессильно повисла, а руки оказались раскинуты в стороны, словно его распяли.
С той же самой усмешкой незнакомец установил автомат на одиночные выстрелы – видимо, не хотел транжирить дорогие патроны – каждый лишний выстрел стоит лишних десять квача[1] к тому же патроны приходилось тащить сотни километров на собственном горбу. Патроны были на вес золота, а смотритель сейчас находился в полном его распоряжении – он уже не в состоянии двигаться. Прикончить его можно одной пулей.
– Сейчас ты умрешь, – тихо сказал убийца и выстрелил Джонни в живот.
При попадании пули воздух резко вырвался из легких Джонни, его здорово отбросило на стену. Удар пули оказался так силен, что его согнуло пополам. Он рухнул вперед. Однажды Джонни ранило – во время войны, но никогда пуля не попадала ему в туловище с близкого расстояния, и он не ожидал, что получит такой сильный шок. Ниже пояса он уже не чувствовал тела, но голова работала ясно и четко, словно адреналин, выплеснувшись в его кровь, до предела обострил остроту восприятия.
«Притворись мертвым», – приказал он себе, падая на пол. Нижнюю половину тела парализовало, но ему удалось заставить себя расслабиться. Он мягко упал на пол и замер.
Он распластался на полу, прижавшись щекой к холодному бетону. Он слышал, как убийца пересек комнату, при этом резиновые подошвы его военных ботинок тихонько поскрипывали. Затем ботинки оказались в поле его зрения. Покрытые пылью, изношенные до дыр. Бандит не носил носков, и от его ног исходил какой-то кислый, протухший запах.
Джонни услышал металлический щелчок – видимо, замбиец решил добить его, – и тут же холодное дуло уперлось ему в висок.
«Не шевелись», – приказал себе Джонни. У него оставалась одна – последняя, отчаянная! – надежда. Он знал, что малейшее движение с его стороны заставит замбийца нажать на спуск. Надо убедить убийцу в своей смерти.
В этот момент раздались громкие крики снаружи, затем автоматные очереди, затем снова крики. Сила давления ствола на его висок ослабла. Смрад, исходящий от ботинок, исчез – мужчина со шрамом удалялся.
– Давайте быстрее! Чего тянете?! – заорал он, выглянув за дверь. Джонни немного знал диалект северных племен чинианджа и понимал, что кричит замбиец. – Где машины? Надо скорей грузить кость!
Замбиец выбежал из кабинета, видно, забыв о Джонни.
Джонни осознавал, что смертельно ранен. Он ощущал, как где-то в паху из артерии фонтанчиком бьет кровь. Перекатившись на бок, он быстро расстегнул брюки и, тут же почувствовав запах испражнений, понял, что вторая пуля распорола ему кишечник. Опустив руку, он зажал рану, но по его пальцам тотчас потекла кровь.
Он нащупал разорванную артерию и отломил кусочек раздробленной пулей бедренной кости.
«Мэвис, дети, – промелькнуло у него в голове. – Как их спасти?» Он услышал выстрелы теперь уже на вершине холма – там, где жили сотрудники парка, там, где стоял его собственный дом.
«Да их тут целая банда, – подумал он с отчаянием. – Они уже весь лагерь захватили. Они напали на жилой городок. А потом… Мои дети! Господи, мои дети!» В соседнем помещении находится оружие, но он понимал, что доползти до оружейной ему не удастся. Даже если бы дополз, как он зарядит, как будет стрелять, когда у него распорот живот и из него ручьем хлещет кровь?
Донеслись звуки заведенных машин. Он узнал тяжелый стук дизельных моторов и понял, что это рефрижераторы. К нему вернулась надежда.
«Это, наверное, Гомо, – подумал он. – И Дэвид…» Но надежда быстро умерла. Лежа на боку и прижимая разорванную артерию, он кинул взгляд на распахнутую дверь и понял, что может наблюдать за происходящим на улице.
В дверном проеме показался белый рефрижератор. Его задним ходом подали к дверям склада. Остановив машину, из кабины выпрыгнул Гомо и тут же вступил в жаркий, с бурной жестикуляцией, спор с главарем банды, которым, видимо, и был человек со шрамом. Раненый Джонни соображал с трудом, состояние его быстро ухудшалось, поэтому до него не сразу дошел смысл происходящего. «Гомо, – вдруг подумал он, – Гомо с ними. Он все подстроил с генератором».
Впрочем, чему тут удивляться? Джонни прекрасно знал, какого размаха достигает коррупция на государственной службе, во всех министерствах, не только в Управлении Национальных парков. Ему пришлось однажды давать свидетельские показания перед официальной комиссией, занимающейся расследованием коррупции. Он тогда поклялся сделать все от него зависящее, чтобы искоренить это позорное явление. Он знал, кто такой Гомо. Заносчивый, корыстный человек – как раз такой тип, который способен на предательство, но Джонни никак не мог ожидать от него такого коварства.
Внезапно пространство перед складом заполнилось множеством бандитов. Человек со шрамом быстро организовал бригаду грузчиков. Кто-то выстрелом сбил замок с ворот склада, и бандиты, побросав оружие, гурьбой хлынули внутрь. Раздались крики – алчные и радостные, когда они увидели длинные штабеля слоновой кости. Быстро встав цепочкой, бандиты принялись передавать бивни со склада и грузить в рефрижератор.
Перед глазами Джонни поплыли темные круги, а в ушах зазвучало какое-то тихое пение.
«Я умираю», – подумал он равнодушно. Тело его немело, он уже не чувствовал груди.
Усилием воли Джонни сконцентрировался и тотчас решил, что у него галлюцинации – у веранды на фоне заката стоял посол Нинг. На плече его по-прежнему висел бинокль, а манеры, как ни странно, оставались сдержанны и изящны. Джонни попытался крикнуть – предупредить посла о грозящей опасности, но вместо крика из горла его вырвался какой-то тихий, каркающий хрип, который, конечно, не долетел до веранды.
Затем, к удивлению Джонни, к послу приблизился человек со шрамом и поприветствовал его – если не с уважением, то уж, во всяком случае, с каким-то своего рода почтением.
Нинг! В это трудно было поверить. Это Нинг, без всяких сомнений. Нет, это не сон.
До Джонни донеслись голоса посла и человека со шрамом. Они говорили по-английски.
– Вам следует поторопить своих людей, – бросил Нинг Чжэн Гон. – Надо побыстрее нагрузить машины.
Я хочу немедленно отсюда уехать.
– Деньги! – потребовал Сали. – Тысячу долларов…
Его английский был безобразен.
– Вам уже заплатили, – возмутился Чжэн. – Я заплатил вам ваши деньги.
– Еще деньги. Еще тысяча долларов. – Сали нагло ухмыльнулся. – Еще деньги, или мы кончаем грузить. Просто уходим – бросаем кость, бросаем тебя.
– Негодяй, – прошипел Чжэн.
– Не понимаю, что такое «негодяй»? А ты, наверное, тоже негодяй. – Ухмылка его стала еще шире. – Деньги давай!
– У меня с собой больше нет, – отрубил Чжэн.
– Тогда мы уходим. Сейчас! А грузить кость ты будешь сам!
– Подождите! – быстро нашелся Чжэн. – Денег у меня больше нет. Возьмите вместо этого кость – столько, сколько хотите. Сколько сможете унести.
Чжэн понимал, что браконьеры смогут унести очень немного. Видимо, не больше одного бивня на человека. Двадцать человек, двадцать бивней – совсем недорого.
Пристально глядя на Чжэна, Сали обдумывал предложение. Видимо, плюсы перевесили, и он кивнул: – Ладно! Мы берем кость. – Он повернулся, чтобы уйти.
– Подождите, Сали! – крикнул посол ему вслед. – А что с этими… Вы о них позаботились?
– Все убиты.
– А смотритель, его жена и дети? Их тоже?
– Все, все убиты, – повторил Сали. – Женщина убита, детеныши убиты, все убиты. Мои ребята сделали с ними джиги-джиги – с женщинами. Ух, как хорошо джиги-джиги! Потом они их всех убили.
– А смотритель? Где он?
Сали мотнул головой в сторону двери.
– Я его стрелял: бах, бах! Он мертвый, как дохлая свинья, – засмеялся он. – Хорошая работа, а?
Он закинул автомат на плечо, словно лопату, и ушел, посмеиваясь. Чжэн последовал за ним. Злость придала Джонни силы – особенно когда он услышал слова браконьера о страшной участи Мэвис и детей. Он представлял себе одну картину страшнее другой – так ярко, будто находился там, с ними. За свой век он насмотрелся и на изнасилованных женщин и на разграбленные жилища. Чего он только не повидал во время войны!
Он пополз к столу. Нарастающая злость придавала ему сил. Он понимал, что не сможет воспользоваться оружием. Жить ему оставалось, видимо, всего несколько минут и за это время он должен оставить какую-нибудь записку. На полу валялись бумаги, слетевшие со стола. Если он сможет доползти до них, написать на листе и спрятать его, то полиция узнает, что здесь произошло.
Он с трудом пополз на спине, словно полураздавленная гусеница, прижимая пальцами перебитую артерию. Он подтягивал целую ногу, упирался каблуком в пол, морщась от боли, отталкивался, переползая на пять-десять сантиметров и смазывая для себя путь собственной кровью. Преодолев таким образом метра два, он сумел подползти к листу бумаги, лежащему недалеко от стола, и увидел, что это бланк ведомости на зарплату.
Он даже не успел до него дотянуться, как в комнате вдруг сразу потемнело. В дверном проеме кто-то стоял. Он повернул голову и увидел посла Нинга, смотревшего на него в упор. Посол, видимо, неслышно поднялся на веранду: его шаги скрадывали спортивные туфли на резиновой подошве. Остолбенев от ужаса, он не отрываясь смотрел на Джонни, а затем пронзительно закричал: – Он жив! Сали, сюда! Он жив! – Его фигура исчезла из дверного проема, он побежал по веранде, истошно вопя: – Сали, быстрее сюда!
Джонни прекрасно понимал – это конец. Жить ему оставалось несколько секунд. Он перекатился на бок и, изо всех сил вытянув руку, схватил бланк. Прижав бумагу одной рукой к полу, он отпустил артерию и вытащил палец, измазанный кровью из брюк, тут же почувствовав, как артерия начала пульсировать, а из раны ручьем полилась кровь.
Он провел по бланку указательным пальцем, смоченным собственной кровью. Сначала он начертил букву «Н» – большую, неровную, но тут же от слабости все поплыло у него перед глазами. «НИ»… Сосредоточиться ему стало теперь гораздо труднее. Косая черта в середине буквы «И» вышла плохо: больше смахивала на «Н». Превозмогая боль, он несколько раз провел пальцем снизу вверх от одной вертикальной черты до другой, исправляя неточность. Палец почти приклеился густеющей кровью к бумаге, и Джонни пришлось чуть ли не отрывать его.
Затем он стал выводить вторую «Н». Палец уже почти не подчинялся, и буква получалась неуклюжей, словно ее вывел ребенок. В ужасе Джонни услышал крики посла и голос отозвавшегося браконьера.
«НИН»… Джонни начал писать «Г», но палец повело в сторону, мокрые красные буквы закачались и поплыли перед глазами, как головастики в луже.
Он услышал, как по веранде загрохотали шаги бегущего человека. Раздался голос Сали: «Я думал, он готов. Сейчас прикончу!» Джонни скомкал бланк левой рукой – той, на которой не было крови, – прижал к груди и перекатился на живот.
Он не видел, как в дверях показался Сали. Он услышал лишь, как скрипят и скользят мокрые от крови ботинки браконьера. Раздался щелчок предохранителя автомата – браконьер навис прямо над Джонни.
Джонни не испытывал страха, его охватили печаль и смирение. Ему суждено было умереть. Когда в затылок уткнулось дуло автомата, он думал о Мэвис и детях. И был доволен – ему не придется жить одному, без них, и даже радовался, что теперь не доведется увидеть того страшного и унизительного, что сделали с его семьей.
Он уже умирал, когда пуля пробила ему голову и вонзилась в бетонный пол.
– Черт! – выругался Сали, закидывая автомат на плечо. Из дула курился пороховой дымок. – Живучий, собака. Сколько патронов извел, каждый – десять квача. Слишком много!
В кабинет заглянул Нинг Чжэн Гон.
– Ну что? Закончили наконец? – спросил он.
– Голову ему снес, – буркнул Сали. Он взял со стола ключи и подошел к сейфу посмотреть, чем там можно поживиться. – Мертвый, точно.
Чжэн приблизился к трупу, с восхищением глядя на него. Убийство Джонни несколько его взволновало. Он был даже возбужден – словно перед половым актом. Не так сильно, конечно, как если бы на месте Джонни лежала девушка, и тем не менее. В комнате пахло кровью. Запах ему понравился.
Он был настолько поглощен зрелищем, что сразу и не заметил, что стоит в луже крови. Очнулся он только тогда, когда снизу, из-под веранды, его позвал Гомо.
– Всю кость загрузили. Можно ехать.
Чжэн отпрянул и с досадой вскрикнул, увидев пятна крови на отворотах своих голубых, безукоризненно отутюженных хлопчатобумажных брюк.
– Я уезжаю, – бросил Чжэн Сали. – Сожгите склад перед отправлением.
В сейфе Сали нашел полотняный банковский мешок с месячной зарплатой сотрудников парка. Не поднимая головы от мешка, он лишь едва буркнул в ответ: – Сожгу. Не бойтесь, Чжэн сбежал по ступенькам с веранды и нырнул в «мерседес». Он махнул Гомо, и оба рефрижератора, один за другим, тронулись с места. Огромные кузова были доверху набиты слоновой костью, прикрытой для маскировки освежеванными тушами. Скрытый таким образом груз не смогли бы обнаружить в ходе поверхностной проверки на дороге, даже если их остановят – впрочем, это казалось маловероятным: конвой шел как бы под защитой Совета национальных парков, эмблема которого была изображена на бортах машин. Свою роль должна была бы сыграть также форма егерей Гомо и Дэвида со специальными знаками различия на плечах. Их не остановили бы даже патрули, которые нередко выставлялись сейчас на дорогах: служба безопасности больше интересовалась инакомыслящими, противниками режима, нежели контрабандистами.