Страница:
В обед зашел в цветочную лавку и попросил отправить Георгине традиционные английские садовые цветы на 50 фунтов.
– Но в феврале не бывает английских садовых цветов, сэр, – слегка растерялась цветочница. – Если только вы не хотите послать на пятьдесят фунтов подснежников.
Тогда я попросил предложить что-нибудь взамен.
– Эти цветы в честь какого-то особого события, сэр? – спросила девушка.
Я почувствовал, что краснею – такого со мной не случалось уже много лет. Захотелось рассказать этой дружелюбной цветочнице о Георгине: какая она красивая и какой захватывающей кажется жизнь рядом с ней.
Заботливая цветочница взяла мою судьбу в свои руки:
– Думаю, свежесрезанные гиацинты на пятьдесят фунтов и выглядят, и пахнут замечательно.
Приложил к букету открытку:
Киплинг, ого! Спасибо и люблю. Уехала. Вернусь в Лондон 15-го. Французская Фантазия.
Я едва устоял на ногах, когда Умник Хендерсон принес сегодня в магазин счет. Этот «чокнутый ученый» намерен стрясти с меня 150 фунтов за «профессиональные услуги», которые он оказал, когда на днях выпивал в моем доме!
– Я тебе по дружбе предоставил пятидесятипроцентную скидку, – сказал он. – И взял с тебя всего за один час.
Попытался втолковать Умнику, что брать с меня деньги – вопиющая несправедливость, тем более что я все равно не могу пользоваться домашним развлекательным центром из-за обостренной аудиочувствительности Миа Фокс.
Решил, что нельзя сидеть сложа руки – надо перетянуть на свою сторону английское правосудие.
– Звоню только для того, чтобы доказать Уильяму, что ты не умер, – процедила она сквозь зубы и передала трубку мальчику.
Уильям пустился в пространный монолог о своей юной жизни. Малыш едва успевал переводить дыхание. И в кого он такой многословный? Мы с Жожо не увлекались долгими беседами. После нашей свадьбы мы едва обменялись парой слов. Может, словоохотливость мальчик унаследовал от моей матери? Уильям спросил, когда я приеду к нему в Нигерию.
– Скоро, – пообещал я.
Увидев меня, отец распрямился и принес из палатки складной матерчатый табурет; я сел и попытался согреть руки над костром. Новый щенок резвился в грязи, в зубах он сжимал нечто, напоминавшее бедренную кость крупного млекопитающего. К сносу свинарников еще и не приступали. Спросил, почему не двигается дело.
– Твой отец не может поднять кувалду, – ответила мама с едва скрываемым презрением.
Отец снова принялся мешать коричневую бурду в котелке. Тут я заметил, какой у него усталый, нездоровый вид. Меня пронзила жалость. На этом этапе жизни следует сидеть в четырех стенах в теплых тапочках у фальшивого камина и смотреть передачу «Репортаж о древностях». И зачем только он пошел на поводу у матери и ее безумной затеи реконструировать свинарник!
Сказал, что спрошу Даррена, моего знакомого штукатура, не знает ли он кого-нибудь, кто умеет обращаться с кувалдой и согласится снести два свинарника за небольшую плату.
Мама предложила мне миску коричневой бурды из котелка. Солгал, что не голоден.
По пути домой остановился у рыбного кафе «Миллениум» и купил пакетик жареной картошки с рыбой. Попросил добавить соли и уксуса, а женщина за прилавком сказала:
– В вашем возрасте следует уже быть поосторожнее с солью и уксусом.
Молча вышел из забегаловки, сел в машину и посмотрелся в зеркало заднего вида. Неужели я выгляжу таким старым и/или больным, что даже торговка жареной картошкой из придорожного заведения сочла своим долгом проявить заботу о моем здоровье?
Нашел в магазине Атлас мира, отыскал Кувейт. Вид крошечного пятачка, зажатого меж огромными пятнами Саудовской Аравии и Ирака, вселил в меня страшное предчувствие.
Позвонил Шарон и договорился встретиться с ней, когда Райана не будет дома.
– Значит, это девочка. Привет, Донна.
– Не-а, мальчик. И звать его Каран. Ка-ран, – повторила Шарон по слогам, словно учила иностранца английскому.
Мы прошли в гостиную. Будь эта комната человеком, она перерезала бы себе вены. Все вокруг покрывал толстый слой уныния. Шарон не следовала заповеди Уильяма Морриса [50]о том, что обстановка в доме должна быть либо красивой, либо практичной. Пожитки Шарон были либо уродливыми, либо никчемными.
Она положила Карана в детское автомобильное сиденье перед телевизором, чтобы младенец посмотрел, как британские солдаты в Кувейте облачаются в костюмы химзащиты. Когда они натянули противогазы, Каран заплакал.
Шарон достала из сумочки письмо и протянула мне.
Напомнила, что я забыл у нее посылку для Гленна и поздравительную открытку для Робби.
После работы в магазин зашел Даррен, чтобы оштукатурить камин. Он дал мне мобильный телефон мужика по прозвищу Зверь.
– Он два и два сложить не может, – сказал Даррен, – зато кувалду тягает, как мешок с перьями.
Писательская группа опять собралась в Крысиной верфи. Присутствовали кроме меня Гэри Вялок, две унылые девицы, Кен и Гленда Тупс. Жаловались на то, что я беру по пятьдесят пенсов с каждого за чашку кофе. «Голубой Дунай» стоит 3,20 фунта за пачку, возразил я.
Вялок написал стихотворение о слепоте. Хочет, чтобы я передал его Найджелу.
– Гениально, Гэри. Какая глубокая поэтика!
– Первую строчку ты спер из песни Саймона и Гарфункеля, – сказал Кен Тупс.
– Ее еще Дастин Хоффман поет в том чудесном фильме «Выпускник», – поддакнула Гленда и пустилась в разглагольствования о блестящей карьере Дастина Хоффмана.
Чтобы вернуть дискуссию в русло поэзии, я заговорил о своих попытках написать опус под названием «Беспокойный головастик», но Гленда заглушала меня, фонтанируя биографическими сведениями о Дастине Хоффмане.
В результате заседание превратилось в кашу, все галдели, перебивая друг друга и слушая только себя.
Когда Гленда удалилась в туалет, Кен виновато сказал:
– Не волнуйся, Адриан, больше я жену не приведу.
Прочел Найджелу по телефону стихотворение Вялока. Он долго смеялся, а потом сказал:
– Вот-вот, я все время забываю про свой третий глаз. Повезло мне, правда?
Знаками сообщил мистеру Карлтон-Хейесу что звонит его Немезида. Он скривился и беззвучно произнес:
– О господи.
Крокус рявкнул в трубку:
– Мне нужно с тобой кое-что обсудить. Жду тебя у нас в семь.
– Что обсудить? – спросил я.
– Важное дело! – ответил Крокус. – Это не телефонный разговор.
Эта фраза всегда ставит меня в тупик. А для чего тогда созданы телефоны, как не для разговоров? Сказал, что буду в 7, хотя мне очень не хотелось менять планы. Я предвкушал спокойный вечер дома – в хлопотах о костюме для поездки в Лондон.
Дверь открыла Гортензия.
– Что случилось? – спросил я.
– Не знаю, – пожала она плечами.
Тогда я поинтересовался, где Георгина.
– Мотается по европейским столицам с Джейми Оливером, [51]рекламирует его новую книгу, – ответила Гортензия.
Я ощутил острейший укол ревности. Я всегда завидовал успеху Оливера. Он не только симпатяга, но еще и готовить умеет, а жена у него и вовсе красавица.
– Если он хоть пальцем притронется к Георгине, я ему голову оторву, – проворчал я.
Гортензия изумленно вытаращилась:
– С ним его жена, да и тебе-то какое дело?
Она провела меня в гостиную.
Маргаритка в позе эмбриона лежала на диване.
Нетта массировала ей ступни. Майкл Крокус стоял перед камином, расставив ноги и дергая себя за бороду.
Сесть мне никто не предложил.
Крокус обратился к Маргаритке:
– Ты ему скажешь, дорогая, или я?
– Ты же видишь, в каком состоянии бедное дитя, – вмешалась Нетта. – Скажи сам, Майкл.
Я оглянулся на Гортензию, та равнодушно жевала прядь своих волос.
– Сто лет назад я бы тебя высек на конюшне, – прорычал Крокус.
С какой стати, полюбопытствовал я.
Он медленно двинулся ко мне, в голосе его звучала неприкрытая угроза:
– А с такой, что ты обещал жениться на моей дочери, соблазнил ее, обрюхатил и бросил.
Слегка отступив назад, я повернулся к Маргаритке:
– Почему ты мне не сказала?
– Ты меня больше не любишь, – страдальчески простонала она. – Какая тебе разница?
Не успел я ответить, как Крокус проревел:
– Как можно не любить это восхитительное создание и ее нерожденного младенца?!
– Маргаритка эмоционально ранима, – добавила Нетта. – Она очень тяжело переживает, когда ее отвергают.
Тут и Гортензия внесла свою лепту:
– Последний раз, когда ее бросили, она рехнулась.
Тогда я сказал, что буду крайне признателен, если меня оставят наедине с Маргариткой.
Все удалились, и я спросил ее, как далеко зашло дело.
– Как далеко зашло? – повторила она, будто я говорил с ней на иностранном языке.
– Ты прекрасно понимаешь, о чем я, Маргаритка, – сказал я. – И мой вопрос вполне уместен в контексте заявления о беременности.
– Ах, в контексте, – протянула она.
– Насколько ты беременна? – предпринял я еще одну попытку.
– Не знаю. У меня плохо с математикой. Наверное, я зачала в Новый год.
Я быстро подсчитал в уме. Сентябрь! Я ощутил гниение осени. Увидел туман, и в голове всплыла фраза «сочный плод». Представил, как толкаю детскую коляску по дорожке и желтые листья шуршат под колесами.
– Ты сделала тест на беременность? – спросил я.
Она крикнула:
– Да! И он положительный! И не проси меня избавиться от ребенка. – Окончательно впав в истерику, она завопила что было мочи: – Я не стану делать аборт!
В комнату ворвалась чета Крокусов. Маргаритка простерла руки к Нетте. Та засюсюкала:
– Скажи, деточка, скажи мамочке, чего ты хочешь. Чем тебя порадовать, милая моя?
– Я хочу сохранить ребеночка, – рыдала Маргаритка. – Хочу выйти замуж за Адриана и жить с ним долго и счастливо.
Пять минут спустя я покинул их, поклявшись жениться на Маргаритке в первую субботу мая. Семейство Крокусов засасывает лучше самого мощного пылесоса. Я вошел в их дом Адрианом Моулом, а вышел бесхребетной марионеткой, управляемой Майклом Крокусом.
По дороге домой поймал станцию «Классика FM». Передавали оперу под названием «Никсон в Китае». Атональные завывания вперемешку с пронзительными вскриками идеально соответствовали моему настроению.
Почему, ну почему, дорогой дневник, я, разумное существо, покидаю землю и все, что люблю, ради путешествия в космическое неведомое с женщиной, которую не люблю, которая никогда не привлекала меня сексуально и которая высасывает из меня кислород и погружает в тоску и скуку?
Мне всегда нравилось имя Грейс. Грейс Полин – неплохо звучит. Грейс Полин Моул.
Английское правосудие меня подвело.
В гневе я выскочил на балкон, порвал письмо Барвелла и швырнул клочки в канал.
Сверху раздался голос Миа Фокс:
– Эй вы, мерзкий загрязнитель, вас что, не волнует окружающая среда?
Сэр Гилгуд выплыл из камышей, где прятался, и принялся клевать кусочки намокшей бумаги.
Надеюсь, он ими подавится.
› Женитьба
› Георгина
› Деньги
› Гленн
› Уильям
› Лебеди
› Оружие массового поражения
Я и понятия не имел о столь серьезных проблемах со звукопроницаемостью и заметил, что из уважения к ней больше не включаю домашний развлекательный центр, когда она дома. Увы, сообщила мисс Фокс, она все равно слышит мои телефонные разговоры и точно знает, когда моя стиральная машина входит в режим отжима.
– Нас надули, миз Фокс, – резюмировал я. – Ведь нам говорили, что у этих квартир невероятная звукоизоляция.
Никому не сказал про Грейс Моул. Первой должна узнать Георгина – при личной встрече.
Отдал костюм в экспресс-чистку. Приемщице объяснил, что пятно в паху – от яичного белка, оставшееся после того, как у меня из рук выскользнула рюмка для яиц. Она мне, конечно, не поверила.
Наведался в цветочную лавку и распорядился отослать Георгине в офис одну красную розу.
– Вы считаете, что одна роза – это романтично? – спросила цветочница.
– Да, – ответил я.
– Ничего подобного. Два десятка роз в двадцать раз романтичнее.
– Ну ладно, посылайте два десятка, – согласился я.
Укладывался спать, когда позвонила Нетта – напомнить, что завтра День святого Валентина. Солгал, что уже заказал подарок для Маргаритки.
Опять наведался в цветочную лавку и попросил отправить Маргаритке одну красную розу. Роза стоила 5 фунтов, плата за доставку – 3,50 фунта. Написал на открытке: «Маргаритке от Адриана».
– Никаких «с любовью», «с наилучшими пожеланиями», «с нежностью»? – удивилась цветочница.
Я обрисовал ей ситуацию. Слушала она на редкость терпеливо, если учесть, что для нее это один из самых утомительных дней в году. И предложила написать: «Маргаритке от…?»
Эта женщина – прирожденный дипломат. Ей бы в ООН работать.
Мистер Карлтон-Хейес спросил, сколько «валентинок» я сегодня получил. Две, ответил я, одну от мамы и одну от Маргаритки.
В свою очередь полюбопытствовал, празднует ли он Валентинов день.
– А как же, – ответил мистер Карлтон-Хейес. – Сегодня утром мы с Лесли выпили по бокалу розового шампанского и я подарил Лесли весьма милую антикварную пробку для винной бутылки, а нынче вечером мы ужинаем в ресторане «Альберто».
В магазине сегодня много народу. Мы продали весь запас любовной поэзии и почти все издания шекспировских сонетов.
Перед закрытием позвонила Маргаритка и попросила встретиться с ней у лавки «Сельская органика». Когда я прибыл туда, она объявила, что заказала столик в новом ресторане «Здоровый дух» на Чок-стрит.
На столе меж нами мерцала свеча. Толстяк по имени Уоррен, хозяин заведения, с подобострастным видом скользил по залу, одаряя «милых дам» красными розами в целлофановых обертках.
– Получается, я сегодня получила две розы! – воскликнула Маргаритка. Все-таки она очень бестактная.
«Валентиново» меню извещало, что «все блюда приготовлены с любовью и нежностью и свежи, точно только что скошенная трава».
Однако, когда дверь на кухню распахнулась, я увидел, как парень в колпаке шеф-повара достает из микроволновки тарелку с дымящимися макаронами. А вскоре к ресторану подъехал огромный грузовик и водитель, ничуть не стесняясь, поволок на кухню коробки с замороженными полуфабрикатами.
По случаю романтического вечера Маргаритка надела бордовую блузку с орнаментом из ярко-зеленых листьев.
– Нашла ее у «Маркса и Спенсера», – похвалилась она. – По-моему это листья рябины.
Я кивнул и ощутил настоятельную потребность выпить. Пригласил Маргаритку чокнуться со мной «Ширазом». Она быстро прикрыла бокал рукой, словно я предложил ей хлебнуть «Доместоса».
– До рождения малыша мне нельзя.
Я рассказал, что, по семейному преданию, моя мать выпивала по три банки «Гиннесса» за вечер и выкуривала по тридцать сигарет за день, когда была беременна мною.
Себе я заказал бифштекс и дрожжевой пирог с начинкой из лука-порея и клюквы. Маргаритка клевала неутешительного вида салат «Цезарь».
Беседа не клеилась. Спросил Маргаритку, сколько она получила «валентинок». Она достала из сумочки две открытки: мою, написанную с помощью цветочницы, и еще одну – с викторианской девицей на качелях и посланием, составленным из вырезанных из газеты слов и букв, на манер подметного письма с требованием выкупа:
– Это не от меня. Похоже, у тебя завелся тайный обожатель.
– Ай, да ты ревнуешь, Адриан! – вскрикнула она.
– Только не к этим стишкам, – усмехнулся я. – Типичная графомания. В профессиональных кругах мы такое называем «виршами».
– Зато они понятные, – обиделась Маргаритка. – А в твоейпоэзии сам черт ногу сломит.
Пропустив ее слова мимо ушей, велел ей поскорее доедать салат. Мне не терпелось выбраться отсюда. В ресторане было холодно и сыро, и меня уже тошнило от манеры толстяка Уоррена спрашивать каждые две минуты: «Все в порядке, сэр?»
За земляничными пирожками в форме сердечек Маргаритка принялась болтать о приготовлениях к свадьбе.
– Хорошо бы ты устроил мальчишник за месяц до свадьбы. Не хочу, чтобы в утро нашей свадьбы тебя нашли голого, измазанного дегтем, обвалянного в перьях и прикованного к фонарному столбу.
Я покорно кивал, а про себя думал: ПОБЕРЕГИ СЛОВА, МАРГАРИТКА. НЕ БУДЕТ НИКАКОЙ СВАДЬБЫ.
В 9 часов в ресторан вошел скрипач, якобы цыган, и начал ястребом кружить между столиками. Остановившись подле нас, он запиликал «Жизнь в розах» и велел мне взять Маргаритку за руку. Я повиновался, но мысли мои были исключительно с Георгиной.
Скрипачу полагалось дать на чай, но мелочи при мне было лишь 1,53 фунта, так что я не стал напрашиваться на то, чтобы мне швырнули монеты в лицо, и ничего ему не дал.
Попросил Уоррена вызвать такси для Маргаритки, а сам зашагал к Крысиной верфи по дорожке вдоль канала. Сэр Гилгуд с супругой как ни в чем не бывало скользили рядышком по водной глади. Интересно, не летают ли они обедать на другой канал?
У своей двери обнаружил сверток в подарочной упаковке, внутри оказалась коробочка с «Французской фантазией» от «Мистера Киплинга». Ни записки, ни открытки, но я-то знал, от кого это.
Позвонил Найджел, сообщил, что собирается завтра в Лондон вместе с Парвезом и Фатимой, на автобусе, нанятом мечетью, куда ходит Парвез. Они едут на демонстрацию против войны в Ираке. Найджел спросил, не занять ли место и для меня.
Я отказался:
– Найджел, я целиком и полностью доверяю мистеру Блэру. На его стол ежедневно ложатся сводки с совершенно секретной информацией. В сентябре он заявил, что Саддам Хусейн и его оружие массового поражения представляют серьезную угрозу безопасности нашей страны. Почему ты не хочешь поверить Тони и выполнить свой патриотический долг, поддержав наши войска?
– Но в феврале не бывает английских садовых цветов, сэр, – слегка растерялась цветочница. – Если только вы не хотите послать на пятьдесят фунтов подснежников.
Тогда я попросил предложить что-нибудь взамен.
– Эти цветы в честь какого-то особого события, сэр? – спросила девушка.
Я почувствовал, что краснею – такого со мной не случалось уже много лет. Захотелось рассказать этой дружелюбной цветочнице о Георгине: какая она красивая и какой захватывающей кажется жизнь рядом с ней.
Заботливая цветочница взяла мою судьбу в свои руки:
– Думаю, свежесрезанные гиацинты на пятьдесят фунтов и выглядят, и пахнут замечательно.
Приложил к букету открытку:
Французская Фантазия, ежеминутно думаю о твоей сдобе. Мистер Киплинг.В 5 часов Георгина прислала сообщение:
Киплинг, ого! Спасибо и люблю. Уехала. Вернусь в Лондон 15-го. Французская Фантазия.
Вторник, 4 февраля
Утром на дорожке возле канала ко мне опять пристал сэр Гилгуд. В глазах его полыхала жажда убийства. Сдернул с шеи красный шарф и принялся махать перед его клювом, но сэр Гилгуд не дрогнул. Помощь подоспела в лице велосипедиста. Я не вынесу этого постоянного запугивания. Пора что-то предпринять.Я едва устоял на ногах, когда Умник Хендерсон принес сегодня в магазин счет. Этот «чокнутый ученый» намерен стрясти с меня 150 фунтов за «профессиональные услуги», которые он оказал, когда на днях выпивал в моем доме!
– Я тебе по дружбе предоставил пятидесятипроцентную скидку, – сказал он. – И взял с тебя всего за один час.
Попытался втолковать Умнику, что брать с меня деньги – вопиющая несправедливость, тем более что я все равно не могу пользоваться домашним развлекательным центром из-за обостренной аудиочувствительности Миа Фокс.
Решил, что нельзя сидеть сложа руки – надо перетянуть на свою сторону английское правосудие.
Уважаемый мистер Барвелл.
В настоящее время я постоянно подвергаюсь нападкам лебедей. Можно ли запретить их в судебном порядке.
Буду весьма признателен за совет. Я неоднократно пытался Вам позвонить, но секретарша говорит, что Вы почти не бываете в офисе.
Надеюсь, Вы не станете брать с меня плату за это короткое письмо. Это всего лишь запрос.
Вы наверняка заметили, что я приложил конверт с маркой и заполненным адресом.
Ваш А. А Моул.
Четверг, 6 февраля
Позвонила моя бывшая жена Жожо:– Звоню только для того, чтобы доказать Уильяму, что ты не умер, – процедила она сквозь зубы и передала трубку мальчику.
Уильям пустился в пространный монолог о своей юной жизни. Малыш едва успевал переводить дыхание. И в кого он такой многословный? Мы с Жожо не увлекались долгими беседами. После нашей свадьбы мы едва обменялись парой слов. Может, словоохотливость мальчик унаследовал от моей матери? Уильям спросил, когда я приеду к нему в Нигерию.
– Скоро, – пообещал я.
Пятница, 7 февраля
После работы навестил родителей. Скорчившись над маленьким костерком, они что-то помешивали в котелке, висевшем на металлической треноге. Оба закутаны в бесчисленные драные одежки. Лица черны от копоти. Похоже на сцену из фильма «Сталинград».Увидев меня, отец распрямился и принес из палатки складной матерчатый табурет; я сел и попытался согреть руки над костром. Новый щенок резвился в грязи, в зубах он сжимал нечто, напоминавшее бедренную кость крупного млекопитающего. К сносу свинарников еще и не приступали. Спросил, почему не двигается дело.
– Твой отец не может поднять кувалду, – ответила мама с едва скрываемым презрением.
Отец снова принялся мешать коричневую бурду в котелке. Тут я заметил, какой у него усталый, нездоровый вид. Меня пронзила жалость. На этом этапе жизни следует сидеть в четырех стенах в теплых тапочках у фальшивого камина и смотреть передачу «Репортаж о древностях». И зачем только он пошел на поводу у матери и ее безумной затеи реконструировать свинарник!
Сказал, что спрошу Даррена, моего знакомого штукатура, не знает ли он кого-нибудь, кто умеет обращаться с кувалдой и согласится снести два свинарника за небольшую плату.
Мама предложила мне миску коричневой бурды из котелка. Солгал, что не голоден.
По пути домой остановился у рыбного кафе «Миллениум» и купил пакетик жареной картошки с рыбой. Попросил добавить соли и уксуса, а женщина за прилавком сказала:
– В вашем возрасте следует уже быть поосторожнее с солью и уксусом.
Молча вышел из забегаловки, сел в машину и посмотрелся в зеркало заднего вида. Неужели я выгляжу таким старым и/или больным, что даже торговка жареной картошкой из придорожного заведения сочла своим долгом проявить заботу о моем здоровье?
Суббота, 8 февраля
Письмо от Гленна.Дорогой папа.Несколько минут я в отчаянии спрашивал себя: как может дитя, порожденное мною, делать такие кошмарные орфографические и синтаксические ошибки? Однако я поборол желание исправить письмо красными чернилами и отправить обратно.
Спасибо за посылку. Ничего лутше ты и прислать немог. Мы с Робби в первый же день слопали весь «мармайт». Мазали на хлеб который купили в военторге, огромную буханку. А шоколадные яйца мы пустили на пудинг. Они не много подавились но мы повытаскивали все кусочки фольги так что все в порядке.
Робби читает «На Западном фронте без перемен». Говорит суперская книга. Он хочет прочитать все книжки что ты прислал. И «Уловку-22» и «Поэзию Первой мировой войны».
От «Певых шагов в греческом» толку мало папа. Я пытался чего-то сказать по-гречески но здесь местные говорят по английски лучше моего.
Говорят нас скоро зашлют в Кувейт. Я учусь на техника-связиста. Дело интересное. Написал Уильяму, что вот скаплю денег и проведаю его в Нигерии в следующим году.
Мама написала что она каждую ночь плачит. Боится что меня отправят в Ирак Папа сходи к ней вместо меня ладно? А еще она собрала мне посылку но почта в ее районе закрылась, потому что там пенсий больше не выдают. А очередь на главпочтамте в Лестере мама отстоять не может из-за вен на ногах.
Завтра вечером мы с Робби играем парный матч в дартс с командой воено-воздушных сил особого назначения. Пожилай нам удачи папа. Эти сволочи – крутые ребята. Если мы выиграем они нас побьют, а если проиграем они все равно нас побьют.
С любовью
твой сын Гленн
Нашел в магазине Атлас мира, отыскал Кувейт. Вид крошечного пятачка, зажатого меж огромными пятнами Саудовской Аравии и Ирака, вселил в меня страшное предчувствие.
Позвонил Шарон и договорился встретиться с ней, когда Райана не будет дома.
Воскресенье, 9 февраля
Шарон ждала меня, сидя в дверях с круглолицым, безволосым младенцем, лежавшим на ее необъятном колене. Ребенка «назвали в честь Донны Каран», сообщила Шарон. Я выдавил улыбку:– Значит, это девочка. Привет, Донна.
– Не-а, мальчик. И звать его Каран. Ка-ран, – повторила Шарон по слогам, словно учила иностранца английскому.
Мы прошли в гостиную. Будь эта комната человеком, она перерезала бы себе вены. Все вокруг покрывал толстый слой уныния. Шарон не следовала заповеди Уильяма Морриса [50]о том, что обстановка в доме должна быть либо красивой, либо практичной. Пожитки Шарон были либо уродливыми, либо никчемными.
Она положила Карана в детское автомобильное сиденье перед телевизором, чтобы младенец посмотрел, как британские солдаты в Кувейте облачаются в костюмы химзащиты. Когда они натянули противогазы, Каран заплакал.
Шарон достала из сумочки письмо и протянула мне.
Дорогая мама.Я сложил письмо и вернул его Шарон, не в силах вымолвить и слова. Уже на выходе я сумел прохрипеть несколько прощальных слов. Думаю, мне удалось скрыть свои чувства, хотя чуть позже Шарон позвонила и спросила: «Ты как, в порядке?»
Интиресно ты еще думаешь о том чтобы вам с папой снова зажить вместе. Я знаю что папа иногда бывает несносный и часто жалуется на вещи которые изменить не может но в глубине души он хороший человек.
Я знаю ты считаешь его снобистом но на самом деле он просто любит чистоту и порядок Насчет Пандоры не пириживай. Папа ее никогда не заполучит. Он ей теперь не пара. Мы вот с Робби влюблены в Бритни Спирс но мы же знаем, что мы ей не пара.
Слыхал вы с папой периспали после моего выпускного парада. Я чуть ни рухнул когда Райан мне сказал. Это значит что шанс еще есть, мама. Почему бы тебе не прегласить папу в гости, накормить обедом и вообще?
Знаю папе одиноко из-за всех этих книг которые он читает. Поэтому стоит попытаться, мама. Поцелуй всех малышей и скажи что я им прешлю по настоящей кипрской губке.
С любовью
твой сын Гленн.
P. S. 27 февраля день рождения Робби. Пожалуста пришли ему открытку. У него нет родных, потому что его отправили в приют когда его мама трахнулась с китайскими матросами, а папа потом трахнул ее по голове.
Напомнила, что я забыл у нее посылку для Гленна и поздравительную открытку для Робби.
Понедельник, 10 февраля
Отправил Робби две открытки «С днем рождения!», а Гленну – посылку.После работы в магазин зашел Даррен, чтобы оштукатурить камин. Он дал мне мобильный телефон мужика по прозвищу Зверь.
– Он два и два сложить не может, – сказал Даррен, – зато кувалду тягает, как мешок с перьями.
Писательская группа опять собралась в Крысиной верфи. Присутствовали кроме меня Гэри Вялок, две унылые девицы, Кен и Гленда Тупс. Жаловались на то, что я беру по пятьдесят пенсов с каждого за чашку кофе. «Голубой Дунай» стоит 3,20 фунта за пачку, возразил я.
Вялок написал стихотворение о слепоте. Хочет, чтобы я передал его Найджелу.
Одна из девиц воскликнула:
Здравствуй, тьма, мой добрый друг.
Счастлив ничего не видеть я
В этом пошлом зримом мире.
Третий внутренний мой глаз
Видит зорче глаз обычных,
В души проникает он как нож.
– Гениально, Гэри. Какая глубокая поэтика!
– Первую строчку ты спер из песни Саймона и Гарфункеля, – сказал Кен Тупс.
– Ее еще Дастин Хоффман поет в том чудесном фильме «Выпускник», – поддакнула Гленда и пустилась в разглагольствования о блестящей карьере Дастина Хоффмана.
Чтобы вернуть дискуссию в русло поэзии, я заговорил о своих попытках написать опус под названием «Беспокойный головастик», но Гленда заглушала меня, фонтанируя биографическими сведениями о Дастине Хоффмане.
В результате заседание превратилось в кашу, все галдели, перебивая друг друга и слушая только себя.
Когда Гленда удалилась в туалет, Кен виновато сказал:
– Не волнуйся, Адриан, больше я жену не приведу.
Прочел Найджелу по телефону стихотворение Вялока. Он долго смеялся, а потом сказал:
– Вот-вот, я все время забываю про свой третий глаз. Повезло мне, правда?
Вторник, 11 февраля
Запирая дверь, спросил мистера Карлтон-Хейеса, можно ли взять в субботу выходной. Ответить тот не успел, поскольку зазвонил телефон. Это был Майкл Крокус.Знаками сообщил мистеру Карлтон-Хейесу что звонит его Немезида. Он скривился и беззвучно произнес:
– О господи.
Крокус рявкнул в трубку:
– Мне нужно с тобой кое-что обсудить. Жду тебя у нас в семь.
– Что обсудить? – спросил я.
– Важное дело! – ответил Крокус. – Это не телефонный разговор.
Эта фраза всегда ставит меня в тупик. А для чего тогда созданы телефоны, как не для разговоров? Сказал, что буду в 7, хотя мне очень не хотелось менять планы. Я предвкушал спокойный вечер дома – в хлопотах о костюме для поездки в Лондон.
Дверь открыла Гортензия.
– Что случилось? – спросил я.
– Не знаю, – пожала она плечами.
Тогда я поинтересовался, где Георгина.
– Мотается по европейским столицам с Джейми Оливером, [51]рекламирует его новую книгу, – ответила Гортензия.
Я ощутил острейший укол ревности. Я всегда завидовал успеху Оливера. Он не только симпатяга, но еще и готовить умеет, а жена у него и вовсе красавица.
– Если он хоть пальцем притронется к Георгине, я ему голову оторву, – проворчал я.
Гортензия изумленно вытаращилась:
– С ним его жена, да и тебе-то какое дело?
Она провела меня в гостиную.
Маргаритка в позе эмбриона лежала на диване.
Нетта массировала ей ступни. Майкл Крокус стоял перед камином, расставив ноги и дергая себя за бороду.
Сесть мне никто не предложил.
Крокус обратился к Маргаритке:
– Ты ему скажешь, дорогая, или я?
– Ты же видишь, в каком состоянии бедное дитя, – вмешалась Нетта. – Скажи сам, Майкл.
Я оглянулся на Гортензию, та равнодушно жевала прядь своих волос.
– Сто лет назад я бы тебя высек на конюшне, – прорычал Крокус.
С какой стати, полюбопытствовал я.
Он медленно двинулся ко мне, в голосе его звучала неприкрытая угроза:
– А с такой, что ты обещал жениться на моей дочери, соблазнил ее, обрюхатил и бросил.
Слегка отступив назад, я повернулся к Маргаритке:
– Почему ты мне не сказала?
– Ты меня больше не любишь, – страдальчески простонала она. – Какая тебе разница?
Не успел я ответить, как Крокус проревел:
– Как можно не любить это восхитительное создание и ее нерожденного младенца?!
– Маргаритка эмоционально ранима, – добавила Нетта. – Она очень тяжело переживает, когда ее отвергают.
Тут и Гортензия внесла свою лепту:
– Последний раз, когда ее бросили, она рехнулась.
Тогда я сказал, что буду крайне признателен, если меня оставят наедине с Маргариткой.
Все удалились, и я спросил ее, как далеко зашло дело.
– Как далеко зашло? – повторила она, будто я говорил с ней на иностранном языке.
– Ты прекрасно понимаешь, о чем я, Маргаритка, – сказал я. – И мой вопрос вполне уместен в контексте заявления о беременности.
– Ах, в контексте, – протянула она.
– Насколько ты беременна? – предпринял я еще одну попытку.
– Не знаю. У меня плохо с математикой. Наверное, я зачала в Новый год.
Я быстро подсчитал в уме. Сентябрь! Я ощутил гниение осени. Увидел туман, и в голове всплыла фраза «сочный плод». Представил, как толкаю детскую коляску по дорожке и желтые листья шуршат под колесами.
– Ты сделала тест на беременность? – спросил я.
Она крикнула:
– Да! И он положительный! И не проси меня избавиться от ребенка. – Окончательно впав в истерику, она завопила что было мочи: – Я не стану делать аборт!
В комнату ворвалась чета Крокусов. Маргаритка простерла руки к Нетте. Та засюсюкала:
– Скажи, деточка, скажи мамочке, чего ты хочешь. Чем тебя порадовать, милая моя?
– Я хочу сохранить ребеночка, – рыдала Маргаритка. – Хочу выйти замуж за Адриана и жить с ним долго и счастливо.
Пять минут спустя я покинул их, поклявшись жениться на Маргаритке в первую субботу мая. Семейство Крокусов засасывает лучше самого мощного пылесоса. Я вошел в их дом Адрианом Моулом, а вышел бесхребетной марионеткой, управляемой Майклом Крокусом.
По дороге домой поймал станцию «Классика FM». Передавали оперу под названием «Никсон в Китае». Атональные завывания вперемешку с пронзительными вскриками идеально соответствовали моему настроению.
Почему, ну почему, дорогой дневник, я, разумное существо, покидаю землю и все, что люблю, ради путешествия в космическое неведомое с женщиной, которую не люблю, которая никогда не привлекала меня сексуально и которая высасывает из меня кислород и погружает в тоску и скуку?
Среда, 12 февраля
Меня разбудила сюита из «Щелкунчика», от которой вибрировали половицы. Похоже, профессор Луг обновил свою стереосистему. Я лежал на футоне, не желая окунаться в реальный мир. Несколько скоротечных минут душа моя полностью была во власти музыки. Если у Маргаритки родится дочь, то не отправить ли ее в балетную студию? Перед глазами возникла девочка: со слегка выступающими, как у Маргаритки, зубками, в очках, как я, и балетной пачке она порхала на пуантах.Мне всегда нравилось имя Грейс. Грейс Полин – неплохо звучит. Грейс Полин Моул.
Английское правосудие меня подвело.
Уважаемый мистер Моул.190 фунтов за простой вопрос! Надо пожаловаться на него в Коллегию юристов. Этот человек воспользовался моим временным помутнением рассудка.
Благодарю за Ваше письмо от 4 февраля, содержащее запрос о возможности запретить в судебном порядке стаю лебедей, которая, по Вашему утверждению, причиняет Вам страдания.
Я поручил ведение этого дела от Вашего имени моему юридическому партнеру Фиби Уэтерфилд. Миз Уэтерфилд специализируется на гражданском законодательстве. Я взял на себя смелость назначить Вам встречу с ней, чтобы вы могли всесторонне обсудить Ваш вопрос.
Прошу заметить, мистер Моул, что я не даю бесплатных советов. За потраченное время я взимаю плату, размер которой установлен моей профессиональной организацией и одобрен Коллегией юристов.
Прилагаю счет за проделанную работу на сегодняшний день.
› Чтение инструкций – 50 фунтов
› Консультации с миз Уэтерфилд – 90 фунтов
› Составление письма – 50 фунтов
В гневе я выскочил на балкон, порвал письмо Барвелла и швырнул клочки в канал.
Сверху раздался голос Миа Фокс:
– Эй вы, мерзкий загрязнитель, вас что, не волнует окружающая среда?
Сэр Гилгуд выплыл из камышей, где прятался, и принялся клевать кусочки намокшей бумаги.
Надеюсь, он ими подавится.
Мои тревоги
› Младенец› Женитьба
› Георгина
› Деньги
› Гленн
› Уильям
› Лебеди
› Оружие массового поражения
Четверг, 13 февраля
Сегодня пришла Миа Фокс с жалобой на шум, который издает мой портативный радиоприемник! Заявила, что не желает медитировать под «Арчеров».Я и понятия не имел о столь серьезных проблемах со звукопроницаемостью и заметил, что из уважения к ней больше не включаю домашний развлекательный центр, когда она дома. Увы, сообщила мисс Фокс, она все равно слышит мои телефонные разговоры и точно знает, когда моя стиральная машина входит в режим отжима.
– Нас надули, миз Фокс, – резюмировал я. – Ведь нам говорили, что у этих квартир невероятная звукоизоляция.
Никому не сказал про Грейс Моул. Первой должна узнать Георгина – при личной встрече.
Отдал костюм в экспресс-чистку. Приемщице объяснил, что пятно в паху – от яичного белка, оставшееся после того, как у меня из рук выскользнула рюмка для яиц. Она мне, конечно, не поверила.
Наведался в цветочную лавку и распорядился отослать Георгине в офис одну красную розу.
– Вы считаете, что одна роза – это романтично? – спросила цветочница.
– Да, – ответил я.
– Ничего подобного. Два десятка роз в двадцать раз романтичнее.
– Ну ладно, посылайте два десятка, – согласился я.
Укладывался спать, когда позвонила Нетта – напомнить, что завтра День святого Валентина. Солгал, что уже заказал подарок для Маргаритки.
Пятница, 14 февраля
День святого Валентина.Опять наведался в цветочную лавку и попросил отправить Маргаритке одну красную розу. Роза стоила 5 фунтов, плата за доставку – 3,50 фунта. Написал на открытке: «Маргаритке от Адриана».
– Никаких «с любовью», «с наилучшими пожеланиями», «с нежностью»? – удивилась цветочница.
Я обрисовал ей ситуацию. Слушала она на редкость терпеливо, если учесть, что для нее это один из самых утомительных дней в году. И предложила написать: «Маргаритке от…?»
Эта женщина – прирожденный дипломат. Ей бы в ООН работать.
Мистер Карлтон-Хейес спросил, сколько «валентинок» я сегодня получил. Две, ответил я, одну от мамы и одну от Маргаритки.
В свою очередь полюбопытствовал, празднует ли он Валентинов день.
– А как же, – ответил мистер Карлтон-Хейес. – Сегодня утром мы с Лесли выпили по бокалу розового шампанского и я подарил Лесли весьма милую антикварную пробку для винной бутылки, а нынче вечером мы ужинаем в ресторане «Альберто».
В магазине сегодня много народу. Мы продали весь запас любовной поэзии и почти все издания шекспировских сонетов.
Перед закрытием позвонила Маргаритка и попросила встретиться с ней у лавки «Сельская органика». Когда я прибыл туда, она объявила, что заказала столик в новом ресторане «Здоровый дух» на Чок-стрит.
На столе меж нами мерцала свеча. Толстяк по имени Уоррен, хозяин заведения, с подобострастным видом скользил по залу, одаряя «милых дам» красными розами в целлофановых обертках.
– Получается, я сегодня получила две розы! – воскликнула Маргаритка. Все-таки она очень бестактная.
«Валентиново» меню извещало, что «все блюда приготовлены с любовью и нежностью и свежи, точно только что скошенная трава».
Однако, когда дверь на кухню распахнулась, я увидел, как парень в колпаке шеф-повара достает из микроволновки тарелку с дымящимися макаронами. А вскоре к ресторану подъехал огромный грузовик и водитель, ничуть не стесняясь, поволок на кухню коробки с замороженными полуфабрикатами.
По случаю романтического вечера Маргаритка надела бордовую блузку с орнаментом из ярко-зеленых листьев.
– Нашла ее у «Маркса и Спенсера», – похвалилась она. – По-моему это листья рябины.
Я кивнул и ощутил настоятельную потребность выпить. Пригласил Маргаритку чокнуться со мной «Ширазом». Она быстро прикрыла бокал рукой, словно я предложил ей хлебнуть «Доместоса».
– До рождения малыша мне нельзя.
Я рассказал, что, по семейному преданию, моя мать выпивала по три банки «Гиннесса» за вечер и выкуривала по тридцать сигарет за день, когда была беременна мною.
Себе я заказал бифштекс и дрожжевой пирог с начинкой из лука-порея и клюквы. Маргаритка клевала неутешительного вида салат «Цезарь».
Беседа не клеилась. Спросил Маргаритку, сколько она получила «валентинок». Она достала из сумочки две открытки: мою, написанную с помощью цветочницы, и еще одну – с викторианской девицей на качелях и посланием, составленным из вырезанных из газеты слов и букв, на манер подметного письма с требованием выкупа:
– Какое чудесное стихотворение! – прошептала Маргаритка. – Спасибо, любимый.
Маргаритка, стань моей женой,
Скажи, что будешь всегда со мной.
Вместе по жизни пойдем,
В день и час один с тобою умрем.
– Это не от меня. Похоже, у тебя завелся тайный обожатель.
– Ай, да ты ревнуешь, Адриан! – вскрикнула она.
– Только не к этим стишкам, – усмехнулся я. – Типичная графомания. В профессиональных кругах мы такое называем «виршами».
– Зато они понятные, – обиделась Маргаритка. – А в твоейпоэзии сам черт ногу сломит.
Пропустив ее слова мимо ушей, велел ей поскорее доедать салат. Мне не терпелось выбраться отсюда. В ресторане было холодно и сыро, и меня уже тошнило от манеры толстяка Уоррена спрашивать каждые две минуты: «Все в порядке, сэр?»
За земляничными пирожками в форме сердечек Маргаритка принялась болтать о приготовлениях к свадьбе.
– Хорошо бы ты устроил мальчишник за месяц до свадьбы. Не хочу, чтобы в утро нашей свадьбы тебя нашли голого, измазанного дегтем, обвалянного в перьях и прикованного к фонарному столбу.
Я покорно кивал, а про себя думал: ПОБЕРЕГИ СЛОВА, МАРГАРИТКА. НЕ БУДЕТ НИКАКОЙ СВАДЬБЫ.
В 9 часов в ресторан вошел скрипач, якобы цыган, и начал ястребом кружить между столиками. Остановившись подле нас, он запиликал «Жизнь в розах» и велел мне взять Маргаритку за руку. Я повиновался, но мысли мои были исключительно с Георгиной.
Скрипачу полагалось дать на чай, но мелочи при мне было лишь 1,53 фунта, так что я не стал напрашиваться на то, чтобы мне швырнули монеты в лицо, и ничего ему не дал.
Попросил Уоррена вызвать такси для Маргаритки, а сам зашагал к Крысиной верфи по дорожке вдоль канала. Сэр Гилгуд с супругой как ни в чем не бывало скользили рядышком по водной глади. Интересно, не летают ли они обедать на другой канал?
У своей двери обнаружил сверток в подарочной упаковке, внутри оказалась коробочка с «Французской фантазией» от «Мистера Киплинга». Ни записки, ни открытки, но я-то знал, от кого это.
Позвонил Найджел, сообщил, что собирается завтра в Лондон вместе с Парвезом и Фатимой, на автобусе, нанятом мечетью, куда ходит Парвез. Они едут на демонстрацию против войны в Ираке. Найджел спросил, не занять ли место и для меня.
Я отказался:
– Найджел, я целиком и полностью доверяю мистеру Блэру. На его стол ежедневно ложатся сводки с совершенно секретной информацией. В сентябре он заявил, что Саддам Хусейн и его оружие массового поражения представляют серьезную угрозу безопасности нашей страны. Почему ты не хочешь поверить Тони и выполнить свой патриотический долг, поддержав наши войска?