Страница:
– Наверное, поэтому ты перестал заниматься сексом, – предположила Маргаритка.
Нетта повернулась к дочери:
– Горсть семян подсолнечника в каше из лебеды вернет его в строй.
Я раздвинул стеклянные двери, и мы вышли на балкон.
– Это место совершенно непригодно для младенца, – констатировала Нетта и заметила, что особую опасность представляет балкон. – Голова ребенка, когда он начнет ходить, может легко застрять между прутьями.
Маргаритка была в ортопедической обуви – такой же, как у матери. За плечами у обеих маленькие рюкзачки – точь-в-точь немецкие туристки, собравшиеся в поход.
Нетта принесла с собой два пакетика с малиновым чаем. Пока они заваривались, она сказала:
– У нас с Майклом родилась отличная идея – в следующее воскресенье отметить помолвку и обсудить приготовления к свадьбе. Было бы неплохо, если бы ты пришел с шафером, парой друзей, одной подружкой невесты и, конечно, с родителями.
– Не рановато ли готовиться к свадьбе? – усомнился я.
– Адриан, нужно пошить платья, взять напрокат костюмы, заказать шатер, договориться в церкви, нанять музыкантов, убрать и продезинфицировать ратушу, заказать торт, и кто-то должен съездить за Ла-Манш купить шампанского.
Я промолчал.
Маргаритка спросила, кто будет моим шафером.
– Полагаю, Найджел, – ответил я. – Он мой самый старый и лучший друг.
– Этот слепой? – всполошилась Нетта. – Да он же не справится с обязанностями шафера. Наткнется на алтарь и перепутает кольца.
– Тогда как насчет Парвеза? – сказал я.
– Мусульманин?! Тебе не кажется, что неделикатно приглашать его в христианскую церковь в нынешней весьма деликатной политической ситуации, когда две культуры ведут войну?
Тут вмешалась Маргаритка:
– Брюс Хендерсон – очень достойный молодой человек. По-моему, из него выйдет чудесный шафер.
Я ошеломленно уставился на нее:
– Умник Хендерсон никогда не был моим близким другом. А почему бы не пригласить шафершу? Голову даю, Пандора Брейтуэйт с радостью окажет мне такую честь.
Маргаритка хотела остаться, но я сказал, что обещал Найджелу почитать ему воскресные газеты. Это была ложь. Мне срочно требовалось поговорить с кем-нибудь о той трясине, в которой я увязал все глубже.
Найджела я застал в бабушкином флигеле, в компании собаки-поводыря по кличке Грэм. Они слушали передачу «Вопросы садоводов». Когда я спросил, с какой стати (Найджел однажды заявил, что от садов он физически заболевает), он ответил:
– Мне насрать на растения, цветы и уничтожение вредителей. Я пытаюсь определить по их болтовне, кто с кем трахается.
– И кто же с кем?
– Все со всеми.
В телевизоре некая дама из Киддерминстерского огородного общества спросила экспертов, как отличить мужской куст остролиста от женского.
Найджел загоготал. С недавних пор в его смехе появились маниакальные нотки.
– Тебе надо почаще выходить из дома, Найджел, – посоветовал я.
– Да знаю я, – отмахнулся он. – Но сначала пусть Грэм выучит правила дорожного движения.
Я взялся читать вслух статью из «Обсервера» о том, что американцы и британцы бомбят Ирак с явным расчетом ослабить обороноспособность страны накануне войны. Найджел вмиг рассвирепел и набросился на меня с такими оскорблениями личного характера, что я счел за благо оставить газету в покое.
Круто сменив тему, я пригласил его на вечеринку по случаю помолвки.
– Ни за что ее не пропущу, Моули! – Найджел опять загоготал.
Иногда мне кажется, что у него серьезно поврежден рассудок. Заговорить о своих проблемах я не решился.
Карточка «Барклиз» – минимальные выплаты – 220 фунтов в месяц
Ипотека – 723,48 фунта в месяц
Итого:1107,52 фунта в месяц
Это на 24,19 фунта больше, чем я приношу домой каждый месяц после вычета налогов и страховки. Меня захлестывает долговой девятый вал. Придется искать другую работу, где больше платят.
Таким образом, мистер Блэр и мистер Буш одни противостоят тирании. Наш премьер-министр поражает красноречием, как никогда прежде. Его ноздри раздуваются, подбородок с каждым днем выглядит все мужественнее, а глаза полыхают огнем. В последнее время он напоминает мне Роберта Пауэлла из телесериала про Иисуса, который я видел в детстве. Какой великий актер вышел бы из мистера Блэра! Но потеря для Национального театра стала приобретением британского народа.
К нам в магазин зашла Шарон вместе с Караном в коляске. Пожаловалась, что не может спать, все время думает о Гленне.
Позвонил отец – под предлогом, что они потеряли номер мобильника Найджела. Но мне-то ясно, что мама сожалеет о своем вмешательстве в мою личную жизнь и хочет примирения. После того как я продиктовал номер Найджела, отец сказал:
– Привози завтра Маргаритку к нам в Свинарники на чай, познакомимся с ней поближе.
Родители изо всех сил старались, чтобы Маргаритка чувствовала себя как дома: усадили ее на лучший складной табурет и пичкали печеной картошкой прямо из костра, который у них не гаснет никогда. И даже из уважения к беременности Маргаритки вставали с подветренной от нее стороны, когда закуривали.
Отец поинтересовался, когда Маргаритка намерена сделать УЗИ. Выяснилось, что Маргаритка презирает УЗИ, поскольку «оно лишает тайну чрева священного ореола».
Отец вполголоса заметил маме:
– Для меня только одно здесь тайна: как она вообще умудрилась забеременеть.
Внешний вид Маргаритки, как всегда, приводил меня в смущение. Она пристрастилась к сандалетам-биркенстокам. [54]Когда я тайком пожаловался на это маме, она сказала:
– Биркенстоки сейчас последний писк, да такой, что уши режет.
Я попросил перевести на нормальный язык.
– Биркенстоки tr?s chic, [55]– пояснила она.
Но на Маргаритке эти сандалеты совсем не выглядели tr?s chic – скорее, уныло. В них она напоминала немецкую домохозяйку. Я посоветовал Маргаритке покрасить ногти на ногах – тогда, возможно, ортопедический характер этой обуви будет не столь бросаться в глаза, но моя невеста ответила:
– Только аморальные особы красят ногти.
К сожалению, эти слова она произнесла в присутствии мамы. Конечно, Маргаритка не могла знать, что ногти на маминых ногах, упрятанных в грубые башмаки, выкрашены лаком «Алая слива» от Шанель.
В попытке завязать женскую дружбу мама ткнула пальцем в обнаженного по пояс Зверя:
– Хорош громила, а, Маргаритка?
Моя невеста глянула на Зверя и ответила:
– Меня не интересуют мужчины с мышцами. Я предпочитаю стройных и чутких людей с гладкой кожей, длинными волосами и тонкими чертами лица.
Мать рассмеялась:
– Боже мой, Маргаритка, да ты описала Кайли Миноуг. Зачем тебе тогда Адриан?
Тут стена свинарника рухнула, родители зааплодировали. А Зверь был счастлив, как ребенок, который только что разрушил башню из деревянных кубиков.
– Куда вы денете весь этот строительный мусор? – спросила Маргаритка.
– Соорудим сад камней, – ответил отец, – а в центре будет струиться вода.
– Но здесь нет электричества, чтобы запустить насос, – наморщила лоб Маргаритка.
– Дай моему мужу помечтать, он фантазер. – Мама обняла сгорбленного отца и нежно спросила: – Видишь водопад, Джордж? Слышишь, как журчит вода, струясь по камням? А по тихой поверхности бежит легкая рябь.
Глаза у отца расширились.
– Да, – прошептал он, – я вижу все это, Полин. И мы с тобой сидим у пруда на комплекте садовой мебели из магазина «Уют», зеленого цвета, четыре стула, стол и зонтик, по цене 199 фунтов. Солнце заходит, у нас в руках стаканы, в воздухе плывет аромат сигарет, и никаких комаров.
Маргаритка опять встряла:
– Но Адриан говорил, что на участке нет воды. Как вы устроите водопад без воды?
– Зверь выкопает ров в полмили длиной, который свяжет нас с ближайшим водопроводом, – беззаботно ответила мама.
Я спросил, сколько Зверь с них берет.
– Три с половиной фунта в час.
– А разве вы не нарушаете закон? – удивилась Маргаритка. – Это меньше минимальной платы.
– Он живет в нашей палатке, и я кормлю его три раза в день, – ответила мама. – Кроме того, он общается с Джорджем.
– Но он же все время молчит, – возразил я.
– Молчит, – огрызнулась мама, – зато выслушивает все занудные истории твоего отца, которые у меня уже в печенках сидят.
Маргаритка спросила родителей, собираются ли они завтра вечером в Биби-на-Уолде, чтобы отметить помолвку в семейном кругу и обсудить приготовления к свадьбе.
– В первый раз об этом слышу. – Мама сердито покосилась на меня.
В свое оправдание я сказал, что просто забыл им сообщить – выскочило из головы.
– Какая форма одежды? – оживился отец.
– Никакая, приходите, в чем есть, – ответила Маргаритка. – Ну может, не совсем в чем вы есть сейчас.
Я порадовался этому уточнению, ибо отец в старой армейской куртке, купленной на распродаже военного барахла, и полуразвалившихся сапогах походил на солдата, отступающего из Сталинграда.
Зверь плюхнулся на обломок бетонной стены и принялся играть с щенком. Точь-в-точь Ленни из романа Стейнбека «О мышах и людях», тот тоже любил играть со всякой живностью. Я понадеялся, что Зверь по рассеянности не придушит пса.
Подул ветер, Маргаритка поежилась и сказала, что хочет домой.
– Подумываем поставить ветряк, – сказал отец. – А то весь этот чертов ветер дует вхолостую. Здесь самые лучшие ветра во всей Англии, прилетают прямиком с Урала.
Словно в подтверждение, остатки его седых волос забесновались у него на голове. Казалось, будто у отца вырос серенький нимб.
Маргаритка и тут нашла что сказать: по ее мнению, ветряки уродуют ландшафт.
Отвез ее домой.
Огорчился из-за того, что она, вопреки моему совету, по-прежнему носит шарфики.
Вечеринка по случаю помолвки с последующим обсуждением предстоящей свадьбы оказалась самым тяжким светским мероприятием, в котором я когда-либо принимал участие. По меньшей мере треть гостей заранее дали мне понять, что не одобряют мою невесту. Даже Фатима, добрейшая из женщин, не удержалась:
– Это будет брак, который совершится в аду, Моули. Она с приветом.
У мамы, по-видимому, закончилась нормальная одежда. В последнее время она одевается либо как Боб-Строитель, [56]либо как персонаж с королевской трибуны на скачках в Аскоте.
Отец напялил то, что он именует своими «лучшими брюками», блейзер и темно-синюю бейсболку. Когда я попросил его снять головной убор в помещении, мама одернула меня:
– Ни в коем случае, у него там татуировка «я сбрендил». Я и шляпку надела специально, чтобы он не чувствовал себя изгоем.
Познакомил мать с Неттой.
– Какая вы смелая, миссис Моул, – сказала та. – В наше время мало кто из женщин отважится надеть шляпку.
За свою смелость маме пришлось расплачиваться весь вечер: она только и делала, что сдувала с лица черные перья.
Увидев закуски, отец ударился в панику:
– Да тут сплошной вонючий силос, – зашептал он. – Ничего съедобного.
Попробовал его успокоить: ведь есть хлеб, масло и сыр.
– Козий сыр, – проворчал отец. – Воняет так, словно созревал у козла под мышкой.
Майкл Крокус вышел, только когда собрались все гости: Найджел в костюме от Пола Смита и темных очках; Парвез с Фатимой в традиционной мусульманской одежде; Умник Хендерсон в костюме чокнутого профессора; Маргаритка в пижаме из бордового бархата; Гортензия в платье а-ля 70-е и белых башмаках в стиле оп-арт; исполнители и исполнительницы танца моррис в прозаической гражданской одежде; женщина-викарий в черном брючном костюме с накладным воротничком-стойкой; сестра Майкла Крокуса, худая злобная особа с клочковатой бородкой, и Александра, школьная подруга Маргаритки, – застенчивая женщина с квадратной челюстью, которая, похоже, Маргаритку побаивалась.
Майкл Крокус хлопнул в ладоши и потребовал тишины. С каждым днем его манеры становятся все величественнее.
– Нижайше прошу подождать еще немного, прежде чем мы приступим к празднеству. Увы, запаздывает очень важный гость – Георгина, сестра Маргаритки. Она в поезде, который в эту минуту подползает к лестерскому вокзалу. Там Георгина возьмет такси и прибудет примерно через полчаса.
Когда он произнес имя Георгины, у меня екнуло сердце и я чуть не упал в обморок. Каждый фибр, каждый атом, каждая элементарная частица моего тела желали видеть Георгину. И в то же время мне хотелось скрыться в ночной тьме и бежать-бежать-бежать.
Не отдавая себе отчета в том, что говорю вслух, я спросил:
– А Георгина-то зачем приезжает?
Рядом со мной оказалась викарий Маргарет.
– Так ведь она же подружка невесты, – удивилась священница.
Мы завели крайне принужденную беседу о церемонии венчания. К нам присоединилась Маргаритка и сказала, что хочет, чтобы в текст брачной клятвы вставили слова «любить, чтить и повиноваться». По ее мнению, «феминизм зашел слишком далеко».
Мне показалось, что эта просьба слегка встревожила викарису Вскоре выяснилось, что священнослужительница – убежденная радикалка и надеется «пройти в епископы» до того, как ей стукнет пятьдесят.
В ожидании Георгины я места себе не находил. Меня смущала мамина шляпа, поминутно ронявшая черные перья в тарелки с едой. Раза четыре я отлучался в туалет.
Когда я вернулся после четвертой отлучки, Майкл Крокус осведомился:
– Проблемы со сливом, Адриан? А ты не пробовал настой из семян горчицы? Принимай его шесть недель, но если и после этого будешь орошать фаянс каждые десять минут, то я знаю хорошего уролога.
Я извинился, сказав, что мне снова надо в туалет. Там я заперся, вымыл руки лавандовым мылом и вгляделся в свое лживое лицо в зеркале над раковиной. Потом просмотрел книги, которые Майкл Крокус держит на полке рядом с унитазом: «Улисс», «Расцвет и упадок Римской империи», «Майн кампф», «Властелин колец». Завалящие книжонки, за такие издания мистер Карлтон-Хейес и гроша ломаного не даст. Однако на полях «Майн кампф» виднелись пометки, сделанные неразборчивым почерком Майкла Крокуса. И масса восклицательных знаков.
Тут послышался шум – приехала Георгина. Я вышел из туалета и с лестничной площадки глянул вниз. Георгина стояла в центре толпы. Умник Хендерсон помогал ей снять длинное черное пальто. Георгина подняла взгляд и увидела меня. Глаз она не отвела, я тоже.
По выражению ее лица невозможно было угадать:
(а) она любит меня по-прежнему и будет молчать о нашем коротком романе:
(б) она меня любит, но охвачена такой ревностью и яростью, что разоблачит меня перед родственниками и друзьями:
(в) она больше меня не любит, и ей плевать, женюсь я на Маргаритке или нет.
Нетта, взяв бразды правления в свои руки, представила Георгину моим родителям. Георгина похвалила шляпку моей матери. Мама сняла шляпку и предложила Георгине ее примерить.
– Пойду наверх, гляну на себя в зеркало, – сказала Георгина.
Поднимаясь по лестнице, она негромко произнесла:
– Здравствуй, Адриан.
– Здравствуй, Георгина. – И я отступил к ванной.
– Но в холле есть большое зеркало, – крикнула Маргаритка снизу.
– Мне нужно подкраситься, – бросила Георгина через плечо.
Поравнявшись со мной, она тихо проговорила:
– Просто не верится, что ты можешь принимать участие в этом фарсе.
– Мне тоже. Но Маргаритка носит моего ребенка. Я уже подвел двоих детей. Я не могу подвести еще одного.
Она мазнула помадой по губам, затем поправила вырез своего черного кашемирового джемпера.
– Тебе не холодно в этой юбке? – спросил я. – Она мало отличается от пояса.
– Да, мне холодно, – ответила Георгина. – Но я такая несчастная, что мне все равно.
И двинулась на меня, держа в руке кисточку для туши, точно кинжал. Я попятился прочь из ванной, развернулся и спустился вниз. В так называемой «гостиной» Майкл Крокус собрал всех гостей и приступил к жуткому ритуалу.
Первой он представил викарису Маргарет:
– Мы с Неттой воспитывали девочек так, чтобы они сами определили свое отношение к религии. Я исповедую гуманизм. Георгина, наверное, гедонистка…
Раздались вежливые смешки. Я посмотрел на Георгину. Большим глотком она осушила бокал с шампанским, потом глубоко затянулась сигаретой, которую стрельнула у моей матери.
Крокус продолжал:
– Гортензия – последовательница Рона Хаббарда и активный член церкви сайентологов, а наша милая Маргаритка недавно вернулась в лоно старой доброй англиканской церкви. И здесь наступает черед Маргарет. Ваше слово, священник.
У Маргарет было свежее, открытое лицо и прическа горшком, как у Ширли Уильямc. [57]Казалось, она изо всех сил старается доказать, что ничем не отличается от прочих нормальных людей.
– На мой взгляд, брак чем-то напоминает вон тот стол с закусками, – начала она. – На нем есть блюда, которые я люблю, например овощное рагу и печеные кабачки. Однако есть там и блюда, которые я на дух не переношу. От земляничного творожного пудинга или грибов у меня крутит живот.
– Вот нахалка, – шепнул отец. – Мне тоже еда не нравится, но я ведь не жалуюсь.
Аналогию между едой и браком Маргарет развивала до тех пор, пока окончательно не запуталась. Озадаченная публика молча переглядывалась.
Тогда Нетта пустила по рукам эскизы подвенечного платья и платьев подружек невесты, игриво предупредив меня, чтобы я не подглядывал.
При виде эскизов Георгину перекосило:
– Цвет мяты?! Я отвратительно выгляжу в зеленом.
Нетта пристала ко мне с вопросом, выбрал ли я шафера. Найджел с Парвезом выжидающе уставились на меня, но я вывернулся:
– Папа, ты оставался со мной и в радости, и в горе, не выручишь ли и на этот раз?
Отец снял бейсболку и утер ею глаза.
– Адриан, ты растрогал старика до слез! – прокомментировала мама.
Разобравшись со свитой жениха и невесты – в нее вошли Найджел, Парвез, Умник Хендерсон и бородатая кузина, – Майкл Крокус предложил тост:
– Давайте выпьем за счастливую пару. Однако прежде я желал бы сказать несколько слов о своем собственном браке. Мы с Неттой женаты более тридцати лет и, по-моему, прожили эти годы по большей части счастливо, но, увы, наш брак в конце концов исчерпал себя. Нетта нашла человека, которого она любит сильнее, чем меня, и потому я должен ее отпустить. – Его голос дрогнул. Улыбки застыли на лицах гостей. Крокус повернулся к жене:
– Иди к нему, иди к нему как можно быстрее, любовь моя.
– Что? Прямо сейчас? – изумилась Нетта. – Не говори глупостей, Майкл, мне надо заниматься гостями.
Положение спасла моя мама, выкрикнув:
– За Маргаритку и Адриана!
Ее нестройно поддержали:
– Гип-гип, ура!
Я услышал, как Георгина шепчет моей маме:
– Любой праздник в этом доме заканчивается слезами и соплями.
Парвез с Фатимой уже прощались с Неттой Крокус.
– Нам пора, нужно выгулять собаку, – объяснила Фатима.
Провожая их до дверей, я сказал:
– У вас же нет собаки.
– Верно, – согласилась Фатима. – Но разве не так говорят англичане, когда им хочется уйти?
Я поискал глазами Георгину, она уже была в своем длинном черном пальто и с сумкой через плечо. Спросил, куда она собралась.
– Не желаю здесь дольше оставаться. Еще успею на последний поезд до Лондона.
– Вокзал по дороге на Крысиную верфь, – сказал я. – Подброшу тебя.
Я услыхал возмущенные возгласы, но мне было плевать. Машина свернула с подъездной дорожки на невидимую со стороны дома детскую площадку, и уже в следующее мгновенье мы сжимали друг друга в объятиях.
Раздеваться мы начали, еще поднимаясь по лестнице в мою квартиру. Спустя несколько секунд мы уже лежали на футоне и я погружался в мускусную мякоть Георгининого тела.
Миа Фокс несколько раз барабанила в потолок, но я ни на миг не отвлекся от своего дела. Позже, когда мы вытирали друг друга после душа, я спросил, не изменила ли Георгина своего мнения по поводу войны в Ираке, и заодно признался, что целиком поддерживаю мистера Блэра.
– Господи, – медленно проговорила Георгина, – я рада, что ты мне сказал, но это все равно что узнать, что твой любимый втайне голосует за консерваторов. И как после такого доверять ему по-прежнему? – Она помолчала и задумчиво добавила: – Не знаю, смогу ли я полностью принадлежать человеку, который одобряет вторжение в Ирак?
– Но мистер Блэр освобождает Ирак от тирана Майкла Крокуса, – возразил я.
Георгина рассмеялась:
– Да, у отца мания величия, но Ираком он не правит.
– Прости, но, согласись, оговорка по Фрейду. А не потому ли ты настроена против войны, что подсознательно бунтуешь против отца?
– Ничего подсознательногоздесь и в помине нет, – отрезала Георгина. – Однажды я врезала отцу по яйцам. Когда он пытался силой запихнуть меня в автобус до Гластонбери. [58]Тогда я впервые и убежала в Лондон. Ненавижу фестивали, мусор, вегетарианские котлеты! А в придачу отец с Неттой в соседней палатке издают такие звуки, что кажется, будто ты на скотном дворе. Нет уж, я против войны в Ираке, потому что это незаконно, безнравственно и глупо.
Мы много разговаривали о Маргаритке.
– Вечно Маргаритка мне все гадит, – пожаловалась Георгина. – На мой одиннадцатый день рождения она чихнула на торт и загасила свечки. Нетта даже не стала его резать. А теперь именно она носит твоего ребенка.
Я объяснил, что совершенно не помню, как занимался с Маргариткой любовью в новогоднюю ночь. Рассказал о фиолетовом коктейле, которым опоила меня Пандора, и следующим моим воспоминанием было пробуждение в постели рядом с Маргариткой.
Спросил, не испытывает ли Георгина чувства вины. Она занавесилась мокрыми волосами и принялась их расчесывать. Из-за черного занавеса раздался ее голос:
– С чувством вины это не ко мне. Это абсолютно отрицательная эмоция. Она провоцирует на жалость к себе и саморазрушение.
Когда небо за окном начало светлеть, я приготовил кофе, и, хотя было холодно, мы, накинув пальто, устроились на балконе. На другом берегу сэр Гилгуд с женой чистили друг другу перышки.
– Ты женишься на Маргаритке? – спросила Георгина.
– Ребенок, – сказал я.
Не такого ответа она от меня ждала. Георгина встала, прошла комнату и начала одеваться. И вдруг резко повернулась ко мне:
– Я хочу задать тебе два вопроса. Первый – ты ее любишь?
Ответил без промедления:
– Нет.
– Второй – а меня ты любишь?
И снова без заминки:
– Да.
– Тогда скажи им, что свадьба отменяется, пока они не взяли напрокат этот долбаный шатер.
Говорить, что я уже выписал чек компании «Праздничные шатры Сигрейв», я не стал. Но попросил совета, как лучше объясниться с Маргариткой.
– Да как хочешь, – ответила Георгина. – Арендуй рекламный щит. Найми эскадрилью асов, чтобы они написали это в небе. Объяви в передаче «Шоу Триши» или, черт побери, напиши ей письмо. А теперь отвези меня на станцию. Я должна в 10.30 быть на Канареечной верфи. Крис Мойлс будет рекламировать Радио-1, спускаясь на веревке с шестнадцатого этажа.
На платформе мы обнимались, будто встретившиеся после долгой разлуки близнецы.
– Ума не приложу, что ты во мне нашла, – пробормотал я.
– Я тебя не боюсь, и у тебя невероятно сексуальный голос.
Когда поезд тронулся, Георгина открыла окно и прокричала:
– Черт побери, напиши ей письмо!
Целый час просидел над блокнотом, грызя ручку и пытаясь составить письмо, которое положит конец помолвке с Маргариткой. Успел только:
Нетта повернулась к дочери:
– Горсть семян подсолнечника в каше из лебеды вернет его в строй.
Я раздвинул стеклянные двери, и мы вышли на балкон.
– Это место совершенно непригодно для младенца, – констатировала Нетта и заметила, что особую опасность представляет балкон. – Голова ребенка, когда он начнет ходить, может легко застрять между прутьями.
Маргаритка была в ортопедической обуви – такой же, как у матери. За плечами у обеих маленькие рюкзачки – точь-в-точь немецкие туристки, собравшиеся в поход.
Нетта принесла с собой два пакетика с малиновым чаем. Пока они заваривались, она сказала:
– У нас с Майклом родилась отличная идея – в следующее воскресенье отметить помолвку и обсудить приготовления к свадьбе. Было бы неплохо, если бы ты пришел с шафером, парой друзей, одной подружкой невесты и, конечно, с родителями.
– Не рановато ли готовиться к свадьбе? – усомнился я.
– Адриан, нужно пошить платья, взять напрокат костюмы, заказать шатер, договориться в церкви, нанять музыкантов, убрать и продезинфицировать ратушу, заказать торт, и кто-то должен съездить за Ла-Манш купить шампанского.
Я промолчал.
Маргаритка спросила, кто будет моим шафером.
– Полагаю, Найджел, – ответил я. – Он мой самый старый и лучший друг.
– Этот слепой? – всполошилась Нетта. – Да он же не справится с обязанностями шафера. Наткнется на алтарь и перепутает кольца.
– Тогда как насчет Парвеза? – сказал я.
– Мусульманин?! Тебе не кажется, что неделикатно приглашать его в христианскую церковь в нынешней весьма деликатной политической ситуации, когда две культуры ведут войну?
Тут вмешалась Маргаритка:
– Брюс Хендерсон – очень достойный молодой человек. По-моему, из него выйдет чудесный шафер.
Я ошеломленно уставился на нее:
– Умник Хендерсон никогда не был моим близким другом. А почему бы не пригласить шафершу? Голову даю, Пандора Брейтуэйт с радостью окажет мне такую честь.
Маргаритка хотела остаться, но я сказал, что обещал Найджелу почитать ему воскресные газеты. Это была ложь. Мне срочно требовалось поговорить с кем-нибудь о той трясине, в которой я увязал все глубже.
Найджела я застал в бабушкином флигеле, в компании собаки-поводыря по кличке Грэм. Они слушали передачу «Вопросы садоводов». Когда я спросил, с какой стати (Найджел однажды заявил, что от садов он физически заболевает), он ответил:
– Мне насрать на растения, цветы и уничтожение вредителей. Я пытаюсь определить по их болтовне, кто с кем трахается.
– И кто же с кем?
– Все со всеми.
В телевизоре некая дама из Киддерминстерского огородного общества спросила экспертов, как отличить мужской куст остролиста от женского.
Найджел загоготал. С недавних пор в его смехе появились маниакальные нотки.
– Тебе надо почаще выходить из дома, Найджел, – посоветовал я.
– Да знаю я, – отмахнулся он. – Но сначала пусть Грэм выучит правила дорожного движения.
Я взялся читать вслух статью из «Обсервера» о том, что американцы и британцы бомбят Ирак с явным расчетом ослабить обороноспособность страны накануне войны. Найджел вмиг рассвирепел и набросился на меня с такими оскорблениями личного характера, что я счел за благо оставить газету в покое.
Круто сменив тему, я пригласил его на вечеринку по случаю помолвки.
– Ни за что ее не пропущу, Моули! – Найджел опять загоготал.
Иногда мне кажется, что у него серьезно поврежден рассудок. Заговорить о своих проблемах я не решился.
Понедельник, 3 марта
Утром пришел отчет о состоянии счета «Мастеркард» в банке Шотландии. Мне не следовало покупать на прошлой неделе набор кожаных чемоданов из семи предметов в магазине «Маркс и Спенсер». Теперь я об этом горько сожалею. «Мастеркарду» я должен 8201,83 фунта. Ежемесячные выплаты – 164,04 фунта.Мои долги
«Мастеркард» – минимальные выплаты – 164,04 фунта в месяцКарточка «Барклиз» – минимальные выплаты – 220 фунтов в месяц
Ипотека – 723,48 фунта в месяц
Итого:1107,52 фунта в месяц
Это на 24,19 фунта больше, чем я приношу домой каждый месяц после вычета налогов и страховки. Меня захлестывает долговой девятый вал. Придется искать другую работу, где больше платят.
Вторник, 4 марта
Мистер Браун выделил 1,75 миллиарда фунтов на войну.Среда, 5 марта
Министры иностранных дел Франции, России и Германии приняли совместную декларацию, в которой заявляют, что «не допустят» принятия в Совете безопасности ООН резолюции, разрешающей военные действия.Таким образом, мистер Блэр и мистер Буш одни противостоят тирании. Наш премьер-министр поражает красноречием, как никогда прежде. Его ноздри раздуваются, подбородок с каждым днем выглядит все мужественнее, а глаза полыхают огнем. В последнее время он напоминает мне Роберта Пауэлла из телесериала про Иисуса, который я видел в детстве. Какой великий актер вышел бы из мистера Блэра! Но потеря для Национального театра стала приобретением британского народа.
Четверг, 6 марта
Миа Фокс умотала в Альпы кататься на лыжах, поэтому я смог посмотреть выступление президента Буша по Си-эн-эн. Он заявил, что война приближается.Пятница, 7 марта
Министр иностранных дел Джек Стро предъявил ультиматум: до 17 марта Саддам обязан «продемонстрировать всеобъемлющее, безусловное, немедленное и активное сотрудничество, иначе британские войска вторгнутся в Ирак».К нам в магазин зашла Шарон вместе с Караном в коляске. Пожаловалась, что не может спать, все время думает о Гленне.
Позвонил отец – под предлогом, что они потеряли номер мобильника Найджела. Но мне-то ясно, что мама сожалеет о своем вмешательстве в мою личную жизнь и хочет примирения. После того как я продиктовал номер Найджела, отец сказал:
– Привози завтра Маргаритку к нам в Свинарники на чай, познакомимся с ней поближе.
Суббота, 8 марта
Когда мы приехали, Зверь ожесточенно крушил свинарники. Он размахивал над головой кувалдой так, будто принимал участие в играх шотландских горцев.Родители изо всех сил старались, чтобы Маргаритка чувствовала себя как дома: усадили ее на лучший складной табурет и пичкали печеной картошкой прямо из костра, который у них не гаснет никогда. И даже из уважения к беременности Маргаритки вставали с подветренной от нее стороны, когда закуривали.
Отец поинтересовался, когда Маргаритка намерена сделать УЗИ. Выяснилось, что Маргаритка презирает УЗИ, поскольку «оно лишает тайну чрева священного ореола».
Отец вполголоса заметил маме:
– Для меня только одно здесь тайна: как она вообще умудрилась забеременеть.
Внешний вид Маргаритки, как всегда, приводил меня в смущение. Она пристрастилась к сандалетам-биркенстокам. [54]Когда я тайком пожаловался на это маме, она сказала:
– Биркенстоки сейчас последний писк, да такой, что уши режет.
Я попросил перевести на нормальный язык.
– Биркенстоки tr?s chic, [55]– пояснила она.
Но на Маргаритке эти сандалеты совсем не выглядели tr?s chic – скорее, уныло. В них она напоминала немецкую домохозяйку. Я посоветовал Маргаритке покрасить ногти на ногах – тогда, возможно, ортопедический характер этой обуви будет не столь бросаться в глаза, но моя невеста ответила:
– Только аморальные особы красят ногти.
К сожалению, эти слова она произнесла в присутствии мамы. Конечно, Маргаритка не могла знать, что ногти на маминых ногах, упрятанных в грубые башмаки, выкрашены лаком «Алая слива» от Шанель.
В попытке завязать женскую дружбу мама ткнула пальцем в обнаженного по пояс Зверя:
– Хорош громила, а, Маргаритка?
Моя невеста глянула на Зверя и ответила:
– Меня не интересуют мужчины с мышцами. Я предпочитаю стройных и чутких людей с гладкой кожей, длинными волосами и тонкими чертами лица.
Мать рассмеялась:
– Боже мой, Маргаритка, да ты описала Кайли Миноуг. Зачем тебе тогда Адриан?
Тут стена свинарника рухнула, родители зааплодировали. А Зверь был счастлив, как ребенок, который только что разрушил башню из деревянных кубиков.
– Куда вы денете весь этот строительный мусор? – спросила Маргаритка.
– Соорудим сад камней, – ответил отец, – а в центре будет струиться вода.
– Но здесь нет электричества, чтобы запустить насос, – наморщила лоб Маргаритка.
– Дай моему мужу помечтать, он фантазер. – Мама обняла сгорбленного отца и нежно спросила: – Видишь водопад, Джордж? Слышишь, как журчит вода, струясь по камням? А по тихой поверхности бежит легкая рябь.
Глаза у отца расширились.
– Да, – прошептал он, – я вижу все это, Полин. И мы с тобой сидим у пруда на комплекте садовой мебели из магазина «Уют», зеленого цвета, четыре стула, стол и зонтик, по цене 199 фунтов. Солнце заходит, у нас в руках стаканы, в воздухе плывет аромат сигарет, и никаких комаров.
Маргаритка опять встряла:
– Но Адриан говорил, что на участке нет воды. Как вы устроите водопад без воды?
– Зверь выкопает ров в полмили длиной, который свяжет нас с ближайшим водопроводом, – беззаботно ответила мама.
Я спросил, сколько Зверь с них берет.
– Три с половиной фунта в час.
– А разве вы не нарушаете закон? – удивилась Маргаритка. – Это меньше минимальной платы.
– Он живет в нашей палатке, и я кормлю его три раза в день, – ответила мама. – Кроме того, он общается с Джорджем.
– Но он же все время молчит, – возразил я.
– Молчит, – огрызнулась мама, – зато выслушивает все занудные истории твоего отца, которые у меня уже в печенках сидят.
Маргаритка спросила родителей, собираются ли они завтра вечером в Биби-на-Уолде, чтобы отметить помолвку в семейном кругу и обсудить приготовления к свадьбе.
– В первый раз об этом слышу. – Мама сердито покосилась на меня.
В свое оправдание я сказал, что просто забыл им сообщить – выскочило из головы.
– Какая форма одежды? – оживился отец.
– Никакая, приходите, в чем есть, – ответила Маргаритка. – Ну может, не совсем в чем вы есть сейчас.
Я порадовался этому уточнению, ибо отец в старой армейской куртке, купленной на распродаже военного барахла, и полуразвалившихся сапогах походил на солдата, отступающего из Сталинграда.
Зверь плюхнулся на обломок бетонной стены и принялся играть с щенком. Точь-в-точь Ленни из романа Стейнбека «О мышах и людях», тот тоже любил играть со всякой живностью. Я понадеялся, что Зверь по рассеянности не придушит пса.
Подул ветер, Маргаритка поежилась и сказала, что хочет домой.
– Подумываем поставить ветряк, – сказал отец. – А то весь этот чертов ветер дует вхолостую. Здесь самые лучшие ветра во всей Англии, прилетают прямиком с Урала.
Словно в подтверждение, остатки его седых волос забесновались у него на голове. Казалось, будто у отца вырос серенький нимб.
Маргаритка и тут нашла что сказать: по ее мнению, ветряки уродуют ландшафт.
Отвез ее домой.
Воскресенье, 9 марта
Смотрел утренние политические передачи, чтобы узнать новости о войне. Выступала Клэр Шорт. Грозится подать в отставку с поста министра, если Британия и Америка вторгнутся в Ирак. Она утверждает, что, начав войну без одобрения ООН, мы нарушим международное право.Огорчился из-за того, что она, вопреки моему совету, по-прежнему носит шарфики.
Вечеринка по случаю помолвки с последующим обсуждением предстоящей свадьбы оказалась самым тяжким светским мероприятием, в котором я когда-либо принимал участие. По меньшей мере треть гостей заранее дали мне понять, что не одобряют мою невесту. Даже Фатима, добрейшая из женщин, не удержалась:
– Это будет брак, который совершится в аду, Моули. Она с приветом.
У мамы, по-видимому, закончилась нормальная одежда. В последнее время она одевается либо как Боб-Строитель, [56]либо как персонаж с королевской трибуны на скачках в Аскоте.
Отец напялил то, что он именует своими «лучшими брюками», блейзер и темно-синюю бейсболку. Когда я попросил его снять головной убор в помещении, мама одернула меня:
– Ни в коем случае, у него там татуировка «я сбрендил». Я и шляпку надела специально, чтобы он не чувствовал себя изгоем.
Познакомил мать с Неттой.
– Какая вы смелая, миссис Моул, – сказала та. – В наше время мало кто из женщин отважится надеть шляпку.
За свою смелость маме пришлось расплачиваться весь вечер: она только и делала, что сдувала с лица черные перья.
Увидев закуски, отец ударился в панику:
– Да тут сплошной вонючий силос, – зашептал он. – Ничего съедобного.
Попробовал его успокоить: ведь есть хлеб, масло и сыр.
– Козий сыр, – проворчал отец. – Воняет так, словно созревал у козла под мышкой.
Майкл Крокус вышел, только когда собрались все гости: Найджел в костюме от Пола Смита и темных очках; Парвез с Фатимой в традиционной мусульманской одежде; Умник Хендерсон в костюме чокнутого профессора; Маргаритка в пижаме из бордового бархата; Гортензия в платье а-ля 70-е и белых башмаках в стиле оп-арт; исполнители и исполнительницы танца моррис в прозаической гражданской одежде; женщина-викарий в черном брючном костюме с накладным воротничком-стойкой; сестра Майкла Крокуса, худая злобная особа с клочковатой бородкой, и Александра, школьная подруга Маргаритки, – застенчивая женщина с квадратной челюстью, которая, похоже, Маргаритку побаивалась.
Майкл Крокус хлопнул в ладоши и потребовал тишины. С каждым днем его манеры становятся все величественнее.
– Нижайше прошу подождать еще немного, прежде чем мы приступим к празднеству. Увы, запаздывает очень важный гость – Георгина, сестра Маргаритки. Она в поезде, который в эту минуту подползает к лестерскому вокзалу. Там Георгина возьмет такси и прибудет примерно через полчаса.
Когда он произнес имя Георгины, у меня екнуло сердце и я чуть не упал в обморок. Каждый фибр, каждый атом, каждая элементарная частица моего тела желали видеть Георгину. И в то же время мне хотелось скрыться в ночной тьме и бежать-бежать-бежать.
Не отдавая себе отчета в том, что говорю вслух, я спросил:
– А Георгина-то зачем приезжает?
Рядом со мной оказалась викарий Маргарет.
– Так ведь она же подружка невесты, – удивилась священница.
Мы завели крайне принужденную беседу о церемонии венчания. К нам присоединилась Маргаритка и сказала, что хочет, чтобы в текст брачной клятвы вставили слова «любить, чтить и повиноваться». По ее мнению, «феминизм зашел слишком далеко».
Мне показалось, что эта просьба слегка встревожила викарису Вскоре выяснилось, что священнослужительница – убежденная радикалка и надеется «пройти в епископы» до того, как ей стукнет пятьдесят.
В ожидании Георгины я места себе не находил. Меня смущала мамина шляпа, поминутно ронявшая черные перья в тарелки с едой. Раза четыре я отлучался в туалет.
Когда я вернулся после четвертой отлучки, Майкл Крокус осведомился:
– Проблемы со сливом, Адриан? А ты не пробовал настой из семян горчицы? Принимай его шесть недель, но если и после этого будешь орошать фаянс каждые десять минут, то я знаю хорошего уролога.
Я извинился, сказав, что мне снова надо в туалет. Там я заперся, вымыл руки лавандовым мылом и вгляделся в свое лживое лицо в зеркале над раковиной. Потом просмотрел книги, которые Майкл Крокус держит на полке рядом с унитазом: «Улисс», «Расцвет и упадок Римской империи», «Майн кампф», «Властелин колец». Завалящие книжонки, за такие издания мистер Карлтон-Хейес и гроша ломаного не даст. Однако на полях «Майн кампф» виднелись пометки, сделанные неразборчивым почерком Майкла Крокуса. И масса восклицательных знаков.
Тут послышался шум – приехала Георгина. Я вышел из туалета и с лестничной площадки глянул вниз. Георгина стояла в центре толпы. Умник Хендерсон помогал ей снять длинное черное пальто. Георгина подняла взгляд и увидела меня. Глаз она не отвела, я тоже.
По выражению ее лица невозможно было угадать:
(а) она любит меня по-прежнему и будет молчать о нашем коротком романе:
(б) она меня любит, но охвачена такой ревностью и яростью, что разоблачит меня перед родственниками и друзьями:
(в) она больше меня не любит, и ей плевать, женюсь я на Маргаритке или нет.
Нетта, взяв бразды правления в свои руки, представила Георгину моим родителям. Георгина похвалила шляпку моей матери. Мама сняла шляпку и предложила Георгине ее примерить.
– Пойду наверх, гляну на себя в зеркало, – сказала Георгина.
Поднимаясь по лестнице, она негромко произнесла:
– Здравствуй, Адриан.
– Здравствуй, Георгина. – И я отступил к ванной.
– Но в холле есть большое зеркало, – крикнула Маргаритка снизу.
– Мне нужно подкраситься, – бросила Георгина через плечо.
Поравнявшись со мной, она тихо проговорила:
– Просто не верится, что ты можешь принимать участие в этом фарсе.
– Мне тоже. Но Маргаритка носит моего ребенка. Я уже подвел двоих детей. Я не могу подвести еще одного.
Она мазнула помадой по губам, затем поправила вырез своего черного кашемирового джемпера.
– Тебе не холодно в этой юбке? – спросил я. – Она мало отличается от пояса.
– Да, мне холодно, – ответила Георгина. – Но я такая несчастная, что мне все равно.
И двинулась на меня, держа в руке кисточку для туши, точно кинжал. Я попятился прочь из ванной, развернулся и спустился вниз. В так называемой «гостиной» Майкл Крокус собрал всех гостей и приступил к жуткому ритуалу.
Первой он представил викарису Маргарет:
– Мы с Неттой воспитывали девочек так, чтобы они сами определили свое отношение к религии. Я исповедую гуманизм. Георгина, наверное, гедонистка…
Раздались вежливые смешки. Я посмотрел на Георгину. Большим глотком она осушила бокал с шампанским, потом глубоко затянулась сигаретой, которую стрельнула у моей матери.
Крокус продолжал:
– Гортензия – последовательница Рона Хаббарда и активный член церкви сайентологов, а наша милая Маргаритка недавно вернулась в лоно старой доброй англиканской церкви. И здесь наступает черед Маргарет. Ваше слово, священник.
У Маргарет было свежее, открытое лицо и прическа горшком, как у Ширли Уильямc. [57]Казалось, она изо всех сил старается доказать, что ничем не отличается от прочих нормальных людей.
– На мой взгляд, брак чем-то напоминает вон тот стол с закусками, – начала она. – На нем есть блюда, которые я люблю, например овощное рагу и печеные кабачки. Однако есть там и блюда, которые я на дух не переношу. От земляничного творожного пудинга или грибов у меня крутит живот.
– Вот нахалка, – шепнул отец. – Мне тоже еда не нравится, но я ведь не жалуюсь.
Аналогию между едой и браком Маргарет развивала до тех пор, пока окончательно не запуталась. Озадаченная публика молча переглядывалась.
Тогда Нетта пустила по рукам эскизы подвенечного платья и платьев подружек невесты, игриво предупредив меня, чтобы я не подглядывал.
При виде эскизов Георгину перекосило:
– Цвет мяты?! Я отвратительно выгляжу в зеленом.
Нетта пристала ко мне с вопросом, выбрал ли я шафера. Найджел с Парвезом выжидающе уставились на меня, но я вывернулся:
– Папа, ты оставался со мной и в радости, и в горе, не выручишь ли и на этот раз?
Отец снял бейсболку и утер ею глаза.
– Адриан, ты растрогал старика до слез! – прокомментировала мама.
Разобравшись со свитой жениха и невесты – в нее вошли Найджел, Парвез, Умник Хендерсон и бородатая кузина, – Майкл Крокус предложил тост:
– Давайте выпьем за счастливую пару. Однако прежде я желал бы сказать несколько слов о своем собственном браке. Мы с Неттой женаты более тридцати лет и, по-моему, прожили эти годы по большей части счастливо, но, увы, наш брак в конце концов исчерпал себя. Нетта нашла человека, которого она любит сильнее, чем меня, и потому я должен ее отпустить. – Его голос дрогнул. Улыбки застыли на лицах гостей. Крокус повернулся к жене:
– Иди к нему, иди к нему как можно быстрее, любовь моя.
– Что? Прямо сейчас? – изумилась Нетта. – Не говори глупостей, Майкл, мне надо заниматься гостями.
Положение спасла моя мама, выкрикнув:
– За Маргаритку и Адриана!
Ее нестройно поддержали:
– Гип-гип, ура!
Я услышал, как Георгина шепчет моей маме:
– Любой праздник в этом доме заканчивается слезами и соплями.
Парвез с Фатимой уже прощались с Неттой Крокус.
– Нам пора, нужно выгулять собаку, – объяснила Фатима.
Провожая их до дверей, я сказал:
– У вас же нет собаки.
– Верно, – согласилась Фатима. – Но разве не так говорят англичане, когда им хочется уйти?
Я поискал глазами Георгину, она уже была в своем длинном черном пальто и с сумкой через плечо. Спросил, куда она собралась.
– Не желаю здесь дольше оставаться. Еще успею на последний поезд до Лондона.
– Вокзал по дороге на Крысиную верфь, – сказал я. – Подброшу тебя.
Я услыхал возмущенные возгласы, но мне было плевать. Машина свернула с подъездной дорожки на невидимую со стороны дома детскую площадку, и уже в следующее мгновенье мы сжимали друг друга в объятиях.
Раздеваться мы начали, еще поднимаясь по лестнице в мою квартиру. Спустя несколько секунд мы уже лежали на футоне и я погружался в мускусную мякоть Георгининого тела.
Миа Фокс несколько раз барабанила в потолок, но я ни на миг не отвлекся от своего дела. Позже, когда мы вытирали друг друга после душа, я спросил, не изменила ли Георгина своего мнения по поводу войны в Ираке, и заодно признался, что целиком поддерживаю мистера Блэра.
– Господи, – медленно проговорила Георгина, – я рада, что ты мне сказал, но это все равно что узнать, что твой любимый втайне голосует за консерваторов. И как после такого доверять ему по-прежнему? – Она помолчала и задумчиво добавила: – Не знаю, смогу ли я полностью принадлежать человеку, который одобряет вторжение в Ирак?
– Но мистер Блэр освобождает Ирак от тирана Майкла Крокуса, – возразил я.
Георгина рассмеялась:
– Да, у отца мания величия, но Ираком он не правит.
– Прости, но, согласись, оговорка по Фрейду. А не потому ли ты настроена против войны, что подсознательно бунтуешь против отца?
– Ничего подсознательногоздесь и в помине нет, – отрезала Георгина. – Однажды я врезала отцу по яйцам. Когда он пытался силой запихнуть меня в автобус до Гластонбери. [58]Тогда я впервые и убежала в Лондон. Ненавижу фестивали, мусор, вегетарианские котлеты! А в придачу отец с Неттой в соседней палатке издают такие звуки, что кажется, будто ты на скотном дворе. Нет уж, я против войны в Ираке, потому что это незаконно, безнравственно и глупо.
Мы много разговаривали о Маргаритке.
– Вечно Маргаритка мне все гадит, – пожаловалась Георгина. – На мой одиннадцатый день рождения она чихнула на торт и загасила свечки. Нетта даже не стала его резать. А теперь именно она носит твоего ребенка.
Я объяснил, что совершенно не помню, как занимался с Маргариткой любовью в новогоднюю ночь. Рассказал о фиолетовом коктейле, которым опоила меня Пандора, и следующим моим воспоминанием было пробуждение в постели рядом с Маргариткой.
Спросил, не испытывает ли Георгина чувства вины. Она занавесилась мокрыми волосами и принялась их расчесывать. Из-за черного занавеса раздался ее голос:
– С чувством вины это не ко мне. Это абсолютно отрицательная эмоция. Она провоцирует на жалость к себе и саморазрушение.
Когда небо за окном начало светлеть, я приготовил кофе, и, хотя было холодно, мы, накинув пальто, устроились на балконе. На другом берегу сэр Гилгуд с женой чистили друг другу перышки.
– Ты женишься на Маргаритке? – спросила Георгина.
– Ребенок, – сказал я.
Не такого ответа она от меня ждала. Георгина встала, прошла комнату и начала одеваться. И вдруг резко повернулась ко мне:
– Я хочу задать тебе два вопроса. Первый – ты ее любишь?
Ответил без промедления:
– Нет.
– Второй – а меня ты любишь?
И снова без заминки:
– Да.
– Тогда скажи им, что свадьба отменяется, пока они не взяли напрокат этот долбаный шатер.
Говорить, что я уже выписал чек компании «Праздничные шатры Сигрейв», я не стал. Но попросил совета, как лучше объясниться с Маргариткой.
– Да как хочешь, – ответила Георгина. – Арендуй рекламный щит. Найми эскадрилью асов, чтобы они написали это в небе. Объяви в передаче «Шоу Триши» или, черт побери, напиши ей письмо. А теперь отвези меня на станцию. Я должна в 10.30 быть на Канареечной верфи. Крис Мойлс будет рекламировать Радио-1, спускаясь на веревке с шестнадцатого этажа.
На платформе мы обнимались, будто встретившиеся после долгой разлуки близнецы.
– Ума не приложу, что ты во мне нашла, – пробормотал я.
– Я тебя не боюсь, и у тебя невероятно сексуальный голос.
Когда поезд тронулся, Георгина открыла окно и прокричала:
– Черт побери, напиши ей письмо!
Понедельник, 10 марта
Джек Стро хочет, чтобы Саддам Хусейн выступил по телевидению с признанием, что он располагает оружием массового поражения. Надеюсь, Саддам подчинится. Тогда я смогу вернуть залог и одержать моральную победу над «Закат Лимитед». И Гленн будет в безопасности.Целый час просидел над блокнотом, грызя ручку и пытаясь составить письмо, которое положит конец помолвке с Маргариткой. Успел только: