Страница:
развитии Союза имеется много противоречий, которые превращаются моментами в
политические затруднения. Отрицать это значило бы заниматься политикой
страуса. Но при больших исторических оценках нужно не терять из виду
пропорций и не забывать основных фактов из-за второстепенных. Красная армия
есть исторический продукт трех революций, пробудивших и воспитавших русскую
нацию и рядом с ней несколько союзных и дружественных наций. В случае войны,
неизбежность и необходимость которой будет понятна массам населения СССР,
пробужденная тремя революциями энергия превратится в могущественную силу.
Только слепцы могут не понимать этого!
Правда, дальневосточный театр военных действий далек, железнодорожная
связь с ним представляет серьезные затруднения. Преимущества Японии в этом
отношении несомненны. Но только в этом. Во всем остальном решающий перевес
был бы на стороне СССР. Красная армия сама по себе обнаружила бы гигантское
превосходство над нынешней предреволюционной японской армией, и это одно
могло бы иметь решающее значение; но, сверх того, операции развертывались бы
в стране, глубоко враждебной японцам и дружественной Советскому Союзу. Ибо,
если бы этот последний оказался вынужден к войне, то он мог бы ее вести и
вел бы ее лишь как союзник китайского народа, борющегося за свое
национальное освобождение.
Как ни ослаблен Китай режимом своих милитаристов, но грандиозные
потрясения двух революций политически подготовили многочисленные элементы
нового Китая. Сотни тысяч и миллионы китайцев умеют держать оружие в руках.
Голод и пробужденное национальное чувство толкают их к оружию. Уже в
качестве партизанских отрядов, постоянно висящих над японскими
коммуникациями и угрожающих отдельным японским отрядам, импровизированные
китайские войска и сейчас могут представлять для японцев грозную опасность,
никак не меньшую, чем та, какой оказалась испанская герилья224 для
оккупационных войск Наполеона225. Что же касается военного союза Советской
республики и Китая, то он означал бы для Японии верную катастрофу.
Почему же в таком случае, спрашиваете вы, Советскому Союзу уклоняться
от войны? И не являются ли мирные заявления Москвы одним лишь
дипломатическим прикрытием совсем немирных намерений? Нет, я этого не думаю.
Более того: я считаю это исключенным. Независимо от своих военных
результатов, война принесла бы Советской республике огромные экономические
тяготы, которые присоединились бы к экономическим осложнениям, существующим
сейчас. Хозяйственное строительство оказалось бы приостановленным,
политические затруднения были бы весьма вероятны. Пойти на войну в таких
условиях можно было бы лишь в том случае, если бы она оказалась безусловно
неизбежной. Но этого нет. Наоборот, даже и с чисто военной точки зрения у
советского правительства нет ни малейших оснований торопиться и забегать
вперед. Своим маньчжурским предприятием Япония будет только ослаблять себя.
Условия Дальнего Востока -- неизмеримость его пространства, общая
экономическая отсталость и, в частности, слабость путей сообщения -- таковы,
что опасаться оттуда какой-либо непосредственной или даже более отдаленной
опасности жизненным центрам Советского Союза, включая сюда, разумеется, и
азиатские центры, совершенно не приходится.
Вопрос о Китайско-Восточной дороге, как он ни важен сам по себе, не
может в этой связи иметь решающего значения для определения политики обеих
сторон. Советское правительство не раз заявляло, что оно вполне готово
передать дорогу действительно крепкому китайскому правительству, т. е.
такому, которое будет опираться на пробужденный китайский народ. Передавать
в прошлые годы дорогу Дзан Дзолину или Дзан Суляну226 значило бы прямо или
косвенно передать ее Японии, которая направила бы ее против Китая и против
Советского Союза. Истолковывать советскую политику в отношении
Китайско-Восточной дороги как "империализм" значит опрокидывать вещи на
голову в интересах агрессивного японского милитаризма. Но во всяком случае
вопрос о дороге не есть самостоятельный вопрос. Он войдет подчиненным
элементом в великую проблему Дальнего Востока. Последнее слово в этом
вопросе скажет сам Китай. Что самые пламенные симпатии народов Советского
Союза находятся на стороне китайского народа, говорить незачем.
Не лишним будет прибавить, что для мыслящего политика, в том числе и
для противника, уже одно нынешнее положение в Европе должно сделать ясным,
что Советский Союз не может хотеть и не хочет связывать себе руки на Дальнем
Востоке. Что я имею в виду? -- спрашиваете вы. Возможность прихода к власти
национал-социалистов227, т. е. фашистов228 в Германии. Если бы это
осуществилось, то это означало бы, по глубочайшему моему убеждению,
неизбежность войны между фашистской Германией и Советской республикой. Здесь
вопрос шел бы действительно о жизни и смерти. Но это большая самостоятельная
тема, к которой мы, может быть, вернемся в другой раз.
Л. Троцкий
Кадикей, 30 сентября 1931 г.
16 октября 1931 [г.]
Тов. Сюзо
Копия: Членам секретариата
Дорогой товарищ!
Выше письмо от 9 октября посвящено нынешнему положению
административного Секретариата. Вы жалуетесь на то, что это положение
ненормально. Я с вами совершенно согласен. Но мы расходится с вами в оценке
причин ненормальности положения Секретариата и его слабости.
1. Первым условием усиления влияния и авторитета Секретариата должна
быть лояльность в организационных вопросах и крайняя осторожность в
отношениях к разным группировкам. Секретариат должен быть орудием
большинства Интернациональной левой оппзиции, соблюдая в то же время
лояльность по отношению к разным ее меньшинствам, поскольку они не
переступают за рамки интернациональной организации. Секретариат не может
быть орудием меньшинства, тем менее - закулисным орудием группировки,
осужденной большинством. Между тем, Секретариат попал в такое положение,
занявшись закулисными комбинациями вокруг Росмера, который стал знаменем для
всех дезертировавших из Интернациональной оппозиции. Советшенно ясно, что я
не мог и не могу поддерживать Секретариат на этом пути.
2. Вы пишете о "недоразумении". Я не могу принять этого определения,
которое я, к слову сказать, очень часто встречал в письмах Росмера и
Навилля. Оба они слепы в ряде теоретических и политических вопросов. Там
где, на мой взгляд, имеются глубочайшие политические или программные
разногласия, они видят только "недоразумения". Вы, товарищ Сюзо, в той или
другой степени поддерживали эту группировку. Это ваше полное право. В этих
вопросах вы представляли новую итальянскую оппозицию. Я считался с вашей
позицией, как с фактором, и надеялся, как надеюсь и сейчас, что будущее
покажет вам неправильность вашей позиции в вопросе о Росмере, Навилле и пр.
Мне казалось иногда, что конфликт с т. Бласко мешал вам занимать правильную
и ясную позицию во многих важных волпросах Интернациональной левой
оппозиции.
3. К поведению т. Милля я не могу отнестись иначе, как с величайшим
осуждением. Под влиянием личных конфликтов и быстрой смены собственных
настроений он не только меняет в короткий срок позицию на 180 градусов, но
считает возможным и допустимым пытаться превратить Интернациональный
Секретариат в орудие своих субъективных настроений и личных зигзагов. Я
написал ему десятки писем, получил от него приблизительно столько же и
должен констатировать, что я оказался бессилен в борьбе с импрессионизмом т.
Милля.
Т[оварищ] Милль упорно не хочет понять место административного
Секретариата, его роль, его значение. Он считает возможным в свое время по
личному усмотрению включать т. Навилля в состав Секретариата, затем удалять
его. В ряде писем я доказывал т. Миллю, что демократизм организации должен
начинаться с Интернационального Секретариата. Все национальные секции должны
в каждый данный момент ясно знать состав Секретариата, содержание его работы
в целом и каждого его члена в отдельности. Только так создается необходимый
отбор руководящих работников. Между тем, состав Секретариата продолжал
меняться за спиною национальных секций. Так в Секретариат оказался введен т.
Миртос229. Я меньше всего склонен возражать против этого, тем более что
греческая секция имеет бесспорное право на представительство в центре. Но
нельзя же вводить в Секретариат новых членов, не оповещая об этом секции, не
мотивируя своего предложения и не ставя его на голосование. Секретариат
должен был бы быть живым образцом точности, демократизма и лояльности в
отношении к национальным секциям. Между тем, увы, этого нет и в помине.
4. Нельзя, разумеется, лишить членов Секретариата права занимать боевую
позицию в любом вопросе. Но необходимо установить строжайшие границы: где
Милль или Сюзо действуют как Милль или Сюзо, а где они действуют как члены
Секретариата. У Маркса, как вы знаете, был достаточный авторитет в 1-м
Интернационале. Но он строжайше отделял свои критические выступления как
Маркса от своей деятельности в качестве секретаря немецкой секции
Интернациолнала и члена его совета. Право же, неплохо брать пример с Маркса.
5. Вы пишите, что, если считается необходимым изменить состав
Секретариата, то Секретариат не будет возражать и пр. Я могу только
удивляться такой постановке вопроса. Немецкая секция, русская секция,
насколько я знаю, и французская секция высказались уже давно за
необходимость расширения Секретариата путем включения представителей
немецкой и русской оппозиции. Т[оварищ] Вель настаивал на этом во время
своего пребывания в Париже. Он счел нужным даже телеграфировать мне, что
Секретариат решил предложить секциям пополнить его состав немецким и русским
членами. С того времени прошел долгий ряд недель. Между тем Секретариат до
сих пор, насколько я знаю, не внес этого предложения на разрешение секций.
Не скрою от вас: мне такой образ действий представляется прямо-таки
чудовищным, в корне противоречащим всем моим представлениям о нормальной
жизни организации.
Насколько я знаю, никто не предлагал устранять кого-либо из членов
нынешнего Секретариата. Но расширить его абсолютно необходимо как по
принципиальным, так и по практическим соображениям. В Секретариате должны
быть представлены немецкия и русская секции. Секретариат должен иметь такой
состав, чтобы колебание отдельного его члена в ту или другую сторону не
изменило политики Секретариата. Наконец, Секретариат должен стать более
работоспособным.
Есои тот или другой член Секретариата не согласен с этим предложением,
он имеет полную возможность отстаивать перед секциями свой взгляд. Но
Секретариат в целом обязан был, даже по требованию только одной секции,
немедленно поставить вопрос о своем составе на обсуждение всех секций.
Надо как можно скорее ликвидировать положение, созданное неправильным
курсом Секретариата за последний период.
Надо немедленно вывполнить требование немецкой, русской и французской
секций о расширении состава Секретариата, поставив это требование на
обсуждение и разрешение всех секций.
Надо принять меры, чтобы Секретариат оставался интернациональным, а не
погрязал бы в мелочах внутренней борьбы французской Лиги.
Надо установить в работе Секретариата строжайший порядок и
аккуратность: все предложения должны своевременно рассматриваться и
направляться по назначению; протоколы Секретариата должны немедленно
рассылаться национальным секциям, чтобы они имели возможность своевременно
вмешаться в тот или другой вопрос.
Я думаю, что при установлении такого режима нам удастся общими силами
обеспечить существование жизнеспособного Секретариата и помочь ему
постепенно, путем напряженной работы и постоянных услуг национальным секциям
превратиться в действительно руководящий практический центр
интернациональной оппозиции.
С коммунистическим приветом
[Л.Д.Троцкий]
21 октября 1931 [г.]
Милый Лева,
Только что получилось от тебя письмо с карточкой Гитлера231 (ну и рожа!
- абсолютно неприличная!)
Посланные тобою цитаты из "Правительственного вестника"232 поистине
великолепны. Где ты их достал? Разумеется, мне это все пригодится как раз
для тех глав, над которыми я сейчас работаю.
Ты жалуешься, что тебе не отвечено. М.И.[Певзнер] сообщит тебе, какие
письма посланы тебе за последнее время.
Перевод в "Лютт де клясс" я до сих пор не смотрел. Непременно посмотрю
его сегодня-завтра и тогда напишу. Обещаю в дальнейшем внимательно следить
за этими переводами, - но я должен сбросить с себя несколько последних глав.
Поведение "Петрополиса"233 совершенно неслыханное. Думаю, что из всех
его изданий последнего времени только и расходятся мои книги, так что он
моим гонораром покрывает свои издательские расходы.
Можешь ему смело сказать, что второго тома "Истории" он при таких
условиях не получит: как я могу доверять книгу издателю, который не способен
в срок заплатить 300 марок?
Все эти рассуждения, разумеется, не разрешают твоего личного
финансового кризиса, который, правда, на фоне мирового финансового кризиса
является ничтожной величиной, но тем не менее серьезно должен отравлять
существование.
Сейчас получено из Парижа извещение, что небольшая сумма от Ридера
выслана по телеграфу. Из Испании до сих пор ничего нет. Но я все же думаю
(ни мамы, ни Франкеля дома нет), что можно будет временно содействие оказать
отсюда. Если Шуман судебные издержки уплатит немедленно, то это разрешит
твой кризис более серьезно. Причитается мне, кажись, судебных издержек 1600
марок. 200 марок передай Пфемферт[ам]: они их честно заработали, так как
ухлопали на процесс очень много времени. Остальные марки оставь у себя.
Генеральный расчет с Бони должен быть произведен - принимая во внимание
время на корреспонденцию с Америкой - в течение первой половины ноября.
Деньги могут быть здесь только к концу ноября. До этого времени затруднения,
по-видимому, останутся.
Привет
Л.Т[роцкий]
Дорогой товарищ!
Ваше письмо я получил много недель тому назад. Простите, что не ответил
сразу. Я совершенно перегружен крайне срочной работой. К тому же писать
по-английски мне было бы очень трудно и отняло бы у меня много времени. А я
не знал, можно ли писать по-немецки или французски. Сейчас у нас здесь
проживает американский товарищ, который переведет это письмо на английский
язык235. Всей этой совокупностью обстоятельств объясняется чрезвычайное
запоздание моего ответа.
Та же спешная работа, которая продолжится еще месяц-полтора, совершенно
лишает меня возможности внимательно следить за английскими событиями,
имеющими неизмеримое историческое значение. Даже чтению английских газет я
не могу посвящать достаточно времени. Я утешаю себя только тем, что второй
том моей "Истории русской революции", который я заканчиваю, сможет принести
известную пользу коммунистам разных стран, и прежде всего Англии, в
надвигающуюся на Европу и на весь мир эпоху грандиозных потрясений.
Сказанное выше объяснит Вам, почему я затрудняюсь сегодня высказаться
со всей необходимой определенностью о ближайших практических задачах
британского коммунизма и левой оппозиции. Через месяц-два я обращусь к этим
вопросам полностью. Сейчас я вынужден ограничиться лишь самыми общими
соображениями.
Один из моих английских друзей писал мне 9 октября, следовательно, до
парламентских выборов, о быстром росте коммунистической партии и об
известном приближении к коммунизму рядовой массы независимой рабочей партии.
Мой корреспондент упоминал также об оживлении меньшинства в тред-юнионах и о
возрастающем руководстве со стороны этого меньшинства спорадическим
стачечным движением. Эти отрывочные сведения на фоне общего мирового кризиса
и великого национального кризиса, переживаемого Англией, позволяли
предполагать, что за последние год-два произошло довольно значительное
усиление коммунистической партии. Выборы236 принесли в этом отношении полное
разочарование. Из многих сотен тысяч голосов, потерянных лейбористами,
партия привлекла на свою сторону в лучшем случае 20.000, что при повышении
общего числа голосующих является ничтожным конъюнктурным колебанием, а не
сколько-нибудь серьезным политическим завоеванием. Где же влияние партии
среди безработных? Среди углекопов? В молодом поколении рабочих, которое
голосовало ныне в первый раз? Поистине, результат выборов является ужасающим
приговором над политикой партии и Коминтерна.
Я мало следил за тактикой британской партии в течение последнего года и
не берусь судить, чему она научилась и научилась ли чему-нибудь серьезно. Но
для меня совершенно ясно, что, независимо от своих новых и новейших ошибок,
коммунистическая партия расплачивается своим бессилием за несколько лет
позорной и преступной политики Коминтерна, связанной с Англо-русским
комитетом и затем с "третьим периодом". Ошибки эти были особенно гибельны
именно в Англии.
Каждый раз снова поражаешься, какой страшный груз приниженности,
консерватизма, благочестия, смирения, почтительности к верхам, к титулам, к
богатству, к короне тащит в своем сознании английский рабочий класс,
способный в то же время на великолепное революционное возмущение (чартизм;
предвоенное движение 1911 года237; движение после войны238; стачечное
движение 1926 года).
Английский пролетариат, самый старый, самый традиционный, самый
эмпирический по методу мысли, как бы таит в своей груди две души; он как бы
двумя разными физиономиями поворачивается к историческим событиям.
Презренная, продажная, сервильная бюрократия тред-юнионов и
лейбористской партии дает выражение всему тому, что есть в английском
рабочем классе ветхого, приниженного, во многом еще крепостнического,
феодального. Наоборот, задача коммунистической партии состоит в том, чтобы
дать выражение потенциальным революционным качествам английского
пролетариата, которые очень велики и способны развить грандиозную взрывчатую
силу. Между тем, в крайне критический период английской истории 1925-1927
годов вся политика британской компартии и Коминтерна состояла в рабском
приспособлении к тред-юнионистским вождям, в их идеализации, в замазывании
их предательств и в укреплении доверия к ним со стороны рабочих. Молодая
британская компартия была этим глубоко деморализована. Весь авторитет
Октябрьской революции, СССР, большевизма пошел в те годы на поддержку и
укрепление консервативных и сервильных тенденций в рабочем классе.
Когда лейбористы, использовав сталинцев до конца, оттолкнули их пинком
ноги239, полоса тред-юнионизма была механически сменена полосой ультралевых
прыжков во славу "третьего периода". Лозунг "класс против класса"240
истолковывался теперь, как лозунг борьбы горсти коммунистов против
"социал-фашистского" пролетариата. Если вчера Персель и Кук были друзьями,
надежными союзниками СССР, то сегодня рабочие, голосующие за Перселя и Кука,
превратились в классовых врагов. Такова политическая обрита британской
компартии, вернее сказать, Коминтерна. Можно ли придумать другой более
верный путь для того, чтоб расшатать престиж коммунизма и подорвать доверие
к партии со стороны пробуждающихся рабочих?
Московская бюрократия Коминтерна, упираясь каждый раз носом в новый
тупик, командует поворот налево или направо. Это не трудно. Все эти
Куусинены, Мануильские, Лозовские и др[угие] чиновники свободны не только от
серьезной марксистской подготовки и революционного кругозора, но и -- это
самое главное -- от какого бы то ни было контроля масс. Их политика имеет
чисто канцелярский характер. Тактический поворот есть для них только новый
циркуляр. ЦК британской компартии по мере сил выполняет приказы. Но все эти
циркуляры через соответственную политику переносятся затем в сознание
рабочих.
Бюрократические банкроты думают, что можно механически навязать
рабочему классу свое руководство, с одной стороны, при помощи кассы и
репрессий, с другой -- при помощи внезапных скачков, заметания следов, лжи и
клеветы. Но это совсем не так. Английские рабочие думают медленно, ибо их
сознание засорено мусором веков. Но они думают. Отдельные статьи, воззвания,
лозунги проходят для них обычно незамеченными. Но целые периоды политики
(Англо-русский комитет и "третий период") ни в каком случае не проходят
бесследно, по крайней мере, для наиболее передовой, подвижной, критической,
революционной части рабочего класса. Если представить себе образно
воспитание революционного сознания как нарезку на винте, то придется
сказать, что руководство Коминтерна применяет каждый раз не ту нарезную
доску, не тот калибр и не в том направлении, что нужно, и потому срывает
резьбу, крошит ее, разрушает. Без малейшего преувеличения можно утверждать,
что если бы с 1923, а для Англии особенно с 1925 года, не существовало
Коминтерна вообще, то мы имели бы сегодня в Англии несравненно более
значительную революционную партию. Последние английские выборы показывают
это с ужасающей убедительностью.
Здесь начинается задача левой оппозиции. Английские коммунисты, среди
которых есть, разумеется, много преданных, честных и самоотверженных
революционеров, не могут не быть обескуражены результатами десятилетней
работы, притом в исключительно благоприятных исторических условиях.
Пессимизм, индифферентизм могут овладеть и очень хорошими революционерами,
если они не понимают причин собственной слабости и не находят путей выхода.
Критически, т. е. светом марксизма, осветить прошлый путь партии, ее
зигзаги, ее ошибки, вскрыть теоретические и социальные корни ее ошибок --
это первое и необходимое условие для возрождения партии. Необходимо, в
частности, если это не сделано до сих пор, начать с опубликования важнейших
документов интернациональной левой оппозиции по вопросу об Англо-русском
комитете. Это есть исходная позиция для английского левого крыла.
Левая оппозиция в Англии, как и коммунизм вообще, имеет право
рассчитывать на большое будущее: английский капитализм явно для всех падает
с грандиозных исторических высот в пропасть. Можно сказать с уверенностью,
что нынешние выборы представляют собою последнюю гигантскую вспышку
национального "величия" британской буржуазии. Но это вспышка потухающей
лампы. За эти выборы официальной английской политике придется в ближайший
период жестоко расплачиваться. Банкротство великих национальных нулей из
трех партий, как и дальнейшее банкротство британского капитализма,
совершенно неизбежны. Несмотря на все помехи руководства Коминтерна, крот
британской революции роет слишком хорошо свои подземные ходы. Есть все
основания надеяться на то, что эти выборы представляют последнюю вспышку
надежд миллионов рабочих и служащих на капиталистов, лордов, умных,
образованных и богатых людей, которые, объединившись вместе с Макдональдом,
непременно найдут секрет спасения Великой Британии и воскресного пудинга.
Никакого секрета эти господа не найдут. Ибо подлинный секрет один:
пролетарская революция. Именно нынешние выборы подготовляют крушение
консервативной и сервильной души английского пролетариата и, следовательно,
мощный расцвет его революционной души.
Однако непосредственно победа консерваторов несет тяжкие испытания
английскому пролетариату и усугубление международных опасностей. В
особенности -- опасностей для СССР. Здесь мы снова видим, как мало пользы
приносит СССР непрерывный визг о его "защите". В течение двух-трех лет ждали
этой защиты от Перселя, Хикса, Ситрина и Кука, затем защиту взяла в свои
руки компартия против "социал-фашистского" пролетариата. И вот в защиту СССР
она собрала всего навсего 70.000 голосов. Когда левая оппозиция требовала
разрыва позорного блока с Перселем, Сталин обвинял нас в том, что мы не
озабочены защитой СССР от британского империализма. Теперь можно подвести
итог: никто не оказал таких услуг издыхающему британскому империализму, как
сталинская школа. Поистине, глава этой школы заслуживает двух орденов
Подвязки241!
Британская левая оппозиция должна начать систематическую работу. Нужно
создать свою штаб-квартиру, хотя бы самую маленькую, поставить свое
издательство, хотя бы самое скромное... Нужна постоянная, непрерывная,
преемственная работа анализа, критики и пропаганды. Нужно воспитывать свои
кадры, хотя бы на первых порах и малочисленные. Основные силы истории
работают на нас. Если в Англии более, чем где бы то ни было, коммунизм может
в очень короткий срок овладеть сознанием широких масс пролетариата, то
внутри коммунизма в столь же короткий срок могут получить преобладание идеи
левой оппозиции, т. е. идеи Маркса и Ленина.
Искренно желаю британским друзьям успеха на этом пути.
[Л.Д.Троцкий]
Кадикей
6 ноября 1931 г.
политические затруднения. Отрицать это значило бы заниматься политикой
страуса. Но при больших исторических оценках нужно не терять из виду
пропорций и не забывать основных фактов из-за второстепенных. Красная армия
есть исторический продукт трех революций, пробудивших и воспитавших русскую
нацию и рядом с ней несколько союзных и дружественных наций. В случае войны,
неизбежность и необходимость которой будет понятна массам населения СССР,
пробужденная тремя революциями энергия превратится в могущественную силу.
Только слепцы могут не понимать этого!
Правда, дальневосточный театр военных действий далек, железнодорожная
связь с ним представляет серьезные затруднения. Преимущества Японии в этом
отношении несомненны. Но только в этом. Во всем остальном решающий перевес
был бы на стороне СССР. Красная армия сама по себе обнаружила бы гигантское
превосходство над нынешней предреволюционной японской армией, и это одно
могло бы иметь решающее значение; но, сверх того, операции развертывались бы
в стране, глубоко враждебной японцам и дружественной Советскому Союзу. Ибо,
если бы этот последний оказался вынужден к войне, то он мог бы ее вести и
вел бы ее лишь как союзник китайского народа, борющегося за свое
национальное освобождение.
Как ни ослаблен Китай режимом своих милитаристов, но грандиозные
потрясения двух революций политически подготовили многочисленные элементы
нового Китая. Сотни тысяч и миллионы китайцев умеют держать оружие в руках.
Голод и пробужденное национальное чувство толкают их к оружию. Уже в
качестве партизанских отрядов, постоянно висящих над японскими
коммуникациями и угрожающих отдельным японским отрядам, импровизированные
китайские войска и сейчас могут представлять для японцев грозную опасность,
никак не меньшую, чем та, какой оказалась испанская герилья224 для
оккупационных войск Наполеона225. Что же касается военного союза Советской
республики и Китая, то он означал бы для Японии верную катастрофу.
Почему же в таком случае, спрашиваете вы, Советскому Союзу уклоняться
от войны? И не являются ли мирные заявления Москвы одним лишь
дипломатическим прикрытием совсем немирных намерений? Нет, я этого не думаю.
Более того: я считаю это исключенным. Независимо от своих военных
результатов, война принесла бы Советской республике огромные экономические
тяготы, которые присоединились бы к экономическим осложнениям, существующим
сейчас. Хозяйственное строительство оказалось бы приостановленным,
политические затруднения были бы весьма вероятны. Пойти на войну в таких
условиях можно было бы лишь в том случае, если бы она оказалась безусловно
неизбежной. Но этого нет. Наоборот, даже и с чисто военной точки зрения у
советского правительства нет ни малейших оснований торопиться и забегать
вперед. Своим маньчжурским предприятием Япония будет только ослаблять себя.
Условия Дальнего Востока -- неизмеримость его пространства, общая
экономическая отсталость и, в частности, слабость путей сообщения -- таковы,
что опасаться оттуда какой-либо непосредственной или даже более отдаленной
опасности жизненным центрам Советского Союза, включая сюда, разумеется, и
азиатские центры, совершенно не приходится.
Вопрос о Китайско-Восточной дороге, как он ни важен сам по себе, не
может в этой связи иметь решающего значения для определения политики обеих
сторон. Советское правительство не раз заявляло, что оно вполне готово
передать дорогу действительно крепкому китайскому правительству, т. е.
такому, которое будет опираться на пробужденный китайский народ. Передавать
в прошлые годы дорогу Дзан Дзолину или Дзан Суляну226 значило бы прямо или
косвенно передать ее Японии, которая направила бы ее против Китая и против
Советского Союза. Истолковывать советскую политику в отношении
Китайско-Восточной дороги как "империализм" значит опрокидывать вещи на
голову в интересах агрессивного японского милитаризма. Но во всяком случае
вопрос о дороге не есть самостоятельный вопрос. Он войдет подчиненным
элементом в великую проблему Дальнего Востока. Последнее слово в этом
вопросе скажет сам Китай. Что самые пламенные симпатии народов Советского
Союза находятся на стороне китайского народа, говорить незачем.
Не лишним будет прибавить, что для мыслящего политика, в том числе и
для противника, уже одно нынешнее положение в Европе должно сделать ясным,
что Советский Союз не может хотеть и не хочет связывать себе руки на Дальнем
Востоке. Что я имею в виду? -- спрашиваете вы. Возможность прихода к власти
национал-социалистов227, т. е. фашистов228 в Германии. Если бы это
осуществилось, то это означало бы, по глубочайшему моему убеждению,
неизбежность войны между фашистской Германией и Советской республикой. Здесь
вопрос шел бы действительно о жизни и смерти. Но это большая самостоятельная
тема, к которой мы, может быть, вернемся в другой раз.
Л. Троцкий
Кадикей, 30 сентября 1931 г.
16 октября 1931 [г.]
Тов. Сюзо
Копия: Членам секретариата
Дорогой товарищ!
Выше письмо от 9 октября посвящено нынешнему положению
административного Секретариата. Вы жалуетесь на то, что это положение
ненормально. Я с вами совершенно согласен. Но мы расходится с вами в оценке
причин ненормальности положения Секретариата и его слабости.
1. Первым условием усиления влияния и авторитета Секретариата должна
быть лояльность в организационных вопросах и крайняя осторожность в
отношениях к разным группировкам. Секретариат должен быть орудием
большинства Интернациональной левой оппзиции, соблюдая в то же время
лояльность по отношению к разным ее меньшинствам, поскольку они не
переступают за рамки интернациональной организации. Секретариат не может
быть орудием меньшинства, тем менее - закулисным орудием группировки,
осужденной большинством. Между тем, Секретариат попал в такое положение,
занявшись закулисными комбинациями вокруг Росмера, который стал знаменем для
всех дезертировавших из Интернациональной оппозиции. Советшенно ясно, что я
не мог и не могу поддерживать Секретариат на этом пути.
2. Вы пишете о "недоразумении". Я не могу принять этого определения,
которое я, к слову сказать, очень часто встречал в письмах Росмера и
Навилля. Оба они слепы в ряде теоретических и политических вопросов. Там
где, на мой взгляд, имеются глубочайшие политические или программные
разногласия, они видят только "недоразумения". Вы, товарищ Сюзо, в той или
другой степени поддерживали эту группировку. Это ваше полное право. В этих
вопросах вы представляли новую итальянскую оппозицию. Я считался с вашей
позицией, как с фактором, и надеялся, как надеюсь и сейчас, что будущее
покажет вам неправильность вашей позиции в вопросе о Росмере, Навилле и пр.
Мне казалось иногда, что конфликт с т. Бласко мешал вам занимать правильную
и ясную позицию во многих важных волпросах Интернациональной левой
оппозиции.
3. К поведению т. Милля я не могу отнестись иначе, как с величайшим
осуждением. Под влиянием личных конфликтов и быстрой смены собственных
настроений он не только меняет в короткий срок позицию на 180 градусов, но
считает возможным и допустимым пытаться превратить Интернациональный
Секретариат в орудие своих субъективных настроений и личных зигзагов. Я
написал ему десятки писем, получил от него приблизительно столько же и
должен констатировать, что я оказался бессилен в борьбе с импрессионизмом т.
Милля.
Т[оварищ] Милль упорно не хочет понять место административного
Секретариата, его роль, его значение. Он считает возможным в свое время по
личному усмотрению включать т. Навилля в состав Секретариата, затем удалять
его. В ряде писем я доказывал т. Миллю, что демократизм организации должен
начинаться с Интернационального Секретариата. Все национальные секции должны
в каждый данный момент ясно знать состав Секретариата, содержание его работы
в целом и каждого его члена в отдельности. Только так создается необходимый
отбор руководящих работников. Между тем, состав Секретариата продолжал
меняться за спиною национальных секций. Так в Секретариат оказался введен т.
Миртос229. Я меньше всего склонен возражать против этого, тем более что
греческая секция имеет бесспорное право на представительство в центре. Но
нельзя же вводить в Секретариат новых членов, не оповещая об этом секции, не
мотивируя своего предложения и не ставя его на голосование. Секретариат
должен был бы быть живым образцом точности, демократизма и лояльности в
отношении к национальным секциям. Между тем, увы, этого нет и в помине.
4. Нельзя, разумеется, лишить членов Секретариата права занимать боевую
позицию в любом вопросе. Но необходимо установить строжайшие границы: где
Милль или Сюзо действуют как Милль или Сюзо, а где они действуют как члены
Секретариата. У Маркса, как вы знаете, был достаточный авторитет в 1-м
Интернационале. Но он строжайше отделял свои критические выступления как
Маркса от своей деятельности в качестве секретаря немецкой секции
Интернациолнала и члена его совета. Право же, неплохо брать пример с Маркса.
5. Вы пишите, что, если считается необходимым изменить состав
Секретариата, то Секретариат не будет возражать и пр. Я могу только
удивляться такой постановке вопроса. Немецкая секция, русская секция,
насколько я знаю, и французская секция высказались уже давно за
необходимость расширения Секретариата путем включения представителей
немецкой и русской оппозиции. Т[оварищ] Вель настаивал на этом во время
своего пребывания в Париже. Он счел нужным даже телеграфировать мне, что
Секретариат решил предложить секциям пополнить его состав немецким и русским
членами. С того времени прошел долгий ряд недель. Между тем Секретариат до
сих пор, насколько я знаю, не внес этого предложения на разрешение секций.
Не скрою от вас: мне такой образ действий представляется прямо-таки
чудовищным, в корне противоречащим всем моим представлениям о нормальной
жизни организации.
Насколько я знаю, никто не предлагал устранять кого-либо из членов
нынешнего Секретариата. Но расширить его абсолютно необходимо как по
принципиальным, так и по практическим соображениям. В Секретариате должны
быть представлены немецкия и русская секции. Секретариат должен иметь такой
состав, чтобы колебание отдельного его члена в ту или другую сторону не
изменило политики Секретариата. Наконец, Секретариат должен стать более
работоспособным.
Есои тот или другой член Секретариата не согласен с этим предложением,
он имеет полную возможность отстаивать перед секциями свой взгляд. Но
Секретариат в целом обязан был, даже по требованию только одной секции,
немедленно поставить вопрос о своем составе на обсуждение всех секций.
Надо как можно скорее ликвидировать положение, созданное неправильным
курсом Секретариата за последний период.
Надо немедленно вывполнить требование немецкой, русской и французской
секций о расширении состава Секретариата, поставив это требование на
обсуждение и разрешение всех секций.
Надо принять меры, чтобы Секретариат оставался интернациональным, а не
погрязал бы в мелочах внутренней борьбы французской Лиги.
Надо установить в работе Секретариата строжайший порядок и
аккуратность: все предложения должны своевременно рассматриваться и
направляться по назначению; протоколы Секретариата должны немедленно
рассылаться национальным секциям, чтобы они имели возможность своевременно
вмешаться в тот или другой вопрос.
Я думаю, что при установлении такого режима нам удастся общими силами
обеспечить существование жизнеспособного Секретариата и помочь ему
постепенно, путем напряженной работы и постоянных услуг национальным секциям
превратиться в действительно руководящий практический центр
интернациональной оппозиции.
С коммунистическим приветом
[Л.Д.Троцкий]
21 октября 1931 [г.]
Милый Лева,
Только что получилось от тебя письмо с карточкой Гитлера231 (ну и рожа!
- абсолютно неприличная!)
Посланные тобою цитаты из "Правительственного вестника"232 поистине
великолепны. Где ты их достал? Разумеется, мне это все пригодится как раз
для тех глав, над которыми я сейчас работаю.
Ты жалуешься, что тебе не отвечено. М.И.[Певзнер] сообщит тебе, какие
письма посланы тебе за последнее время.
Перевод в "Лютт де клясс" я до сих пор не смотрел. Непременно посмотрю
его сегодня-завтра и тогда напишу. Обещаю в дальнейшем внимательно следить
за этими переводами, - но я должен сбросить с себя несколько последних глав.
Поведение "Петрополиса"233 совершенно неслыханное. Думаю, что из всех
его изданий последнего времени только и расходятся мои книги, так что он
моим гонораром покрывает свои издательские расходы.
Можешь ему смело сказать, что второго тома "Истории" он при таких
условиях не получит: как я могу доверять книгу издателю, который не способен
в срок заплатить 300 марок?
Все эти рассуждения, разумеется, не разрешают твоего личного
финансового кризиса, который, правда, на фоне мирового финансового кризиса
является ничтожной величиной, но тем не менее серьезно должен отравлять
существование.
Сейчас получено из Парижа извещение, что небольшая сумма от Ридера
выслана по телеграфу. Из Испании до сих пор ничего нет. Но я все же думаю
(ни мамы, ни Франкеля дома нет), что можно будет временно содействие оказать
отсюда. Если Шуман судебные издержки уплатит немедленно, то это разрешит
твой кризис более серьезно. Причитается мне, кажись, судебных издержек 1600
марок. 200 марок передай Пфемферт[ам]: они их честно заработали, так как
ухлопали на процесс очень много времени. Остальные марки оставь у себя.
Генеральный расчет с Бони должен быть произведен - принимая во внимание
время на корреспонденцию с Америкой - в течение первой половины ноября.
Деньги могут быть здесь только к концу ноября. До этого времени затруднения,
по-видимому, останутся.
Привет
Л.Т[роцкий]
Дорогой товарищ!
Ваше письмо я получил много недель тому назад. Простите, что не ответил
сразу. Я совершенно перегружен крайне срочной работой. К тому же писать
по-английски мне было бы очень трудно и отняло бы у меня много времени. А я
не знал, можно ли писать по-немецки или французски. Сейчас у нас здесь
проживает американский товарищ, который переведет это письмо на английский
язык235. Всей этой совокупностью обстоятельств объясняется чрезвычайное
запоздание моего ответа.
Та же спешная работа, которая продолжится еще месяц-полтора, совершенно
лишает меня возможности внимательно следить за английскими событиями,
имеющими неизмеримое историческое значение. Даже чтению английских газет я
не могу посвящать достаточно времени. Я утешаю себя только тем, что второй
том моей "Истории русской революции", который я заканчиваю, сможет принести
известную пользу коммунистам разных стран, и прежде всего Англии, в
надвигающуюся на Европу и на весь мир эпоху грандиозных потрясений.
Сказанное выше объяснит Вам, почему я затрудняюсь сегодня высказаться
со всей необходимой определенностью о ближайших практических задачах
британского коммунизма и левой оппозиции. Через месяц-два я обращусь к этим
вопросам полностью. Сейчас я вынужден ограничиться лишь самыми общими
соображениями.
Один из моих английских друзей писал мне 9 октября, следовательно, до
парламентских выборов, о быстром росте коммунистической партии и об
известном приближении к коммунизму рядовой массы независимой рабочей партии.
Мой корреспондент упоминал также об оживлении меньшинства в тред-юнионах и о
возрастающем руководстве со стороны этого меньшинства спорадическим
стачечным движением. Эти отрывочные сведения на фоне общего мирового кризиса
и великого национального кризиса, переживаемого Англией, позволяли
предполагать, что за последние год-два произошло довольно значительное
усиление коммунистической партии. Выборы236 принесли в этом отношении полное
разочарование. Из многих сотен тысяч голосов, потерянных лейбористами,
партия привлекла на свою сторону в лучшем случае 20.000, что при повышении
общего числа голосующих является ничтожным конъюнктурным колебанием, а не
сколько-нибудь серьезным политическим завоеванием. Где же влияние партии
среди безработных? Среди углекопов? В молодом поколении рабочих, которое
голосовало ныне в первый раз? Поистине, результат выборов является ужасающим
приговором над политикой партии и Коминтерна.
Я мало следил за тактикой британской партии в течение последнего года и
не берусь судить, чему она научилась и научилась ли чему-нибудь серьезно. Но
для меня совершенно ясно, что, независимо от своих новых и новейших ошибок,
коммунистическая партия расплачивается своим бессилием за несколько лет
позорной и преступной политики Коминтерна, связанной с Англо-русским
комитетом и затем с "третьим периодом". Ошибки эти были особенно гибельны
именно в Англии.
Каждый раз снова поражаешься, какой страшный груз приниженности,
консерватизма, благочестия, смирения, почтительности к верхам, к титулам, к
богатству, к короне тащит в своем сознании английский рабочий класс,
способный в то же время на великолепное революционное возмущение (чартизм;
предвоенное движение 1911 года237; движение после войны238; стачечное
движение 1926 года).
Английский пролетариат, самый старый, самый традиционный, самый
эмпирический по методу мысли, как бы таит в своей груди две души; он как бы
двумя разными физиономиями поворачивается к историческим событиям.
Презренная, продажная, сервильная бюрократия тред-юнионов и
лейбористской партии дает выражение всему тому, что есть в английском
рабочем классе ветхого, приниженного, во многом еще крепостнического,
феодального. Наоборот, задача коммунистической партии состоит в том, чтобы
дать выражение потенциальным революционным качествам английского
пролетариата, которые очень велики и способны развить грандиозную взрывчатую
силу. Между тем, в крайне критический период английской истории 1925-1927
годов вся политика британской компартии и Коминтерна состояла в рабском
приспособлении к тред-юнионистским вождям, в их идеализации, в замазывании
их предательств и в укреплении доверия к ним со стороны рабочих. Молодая
британская компартия была этим глубоко деморализована. Весь авторитет
Октябрьской революции, СССР, большевизма пошел в те годы на поддержку и
укрепление консервативных и сервильных тенденций в рабочем классе.
Когда лейбористы, использовав сталинцев до конца, оттолкнули их пинком
ноги239, полоса тред-юнионизма была механически сменена полосой ультралевых
прыжков во славу "третьего периода". Лозунг "класс против класса"240
истолковывался теперь, как лозунг борьбы горсти коммунистов против
"социал-фашистского" пролетариата. Если вчера Персель и Кук были друзьями,
надежными союзниками СССР, то сегодня рабочие, голосующие за Перселя и Кука,
превратились в классовых врагов. Такова политическая обрита британской
компартии, вернее сказать, Коминтерна. Можно ли придумать другой более
верный путь для того, чтоб расшатать престиж коммунизма и подорвать доверие
к партии со стороны пробуждающихся рабочих?
Московская бюрократия Коминтерна, упираясь каждый раз носом в новый
тупик, командует поворот налево или направо. Это не трудно. Все эти
Куусинены, Мануильские, Лозовские и др[угие] чиновники свободны не только от
серьезной марксистской подготовки и революционного кругозора, но и -- это
самое главное -- от какого бы то ни было контроля масс. Их политика имеет
чисто канцелярский характер. Тактический поворот есть для них только новый
циркуляр. ЦК британской компартии по мере сил выполняет приказы. Но все эти
циркуляры через соответственную политику переносятся затем в сознание
рабочих.
Бюрократические банкроты думают, что можно механически навязать
рабочему классу свое руководство, с одной стороны, при помощи кассы и
репрессий, с другой -- при помощи внезапных скачков, заметания следов, лжи и
клеветы. Но это совсем не так. Английские рабочие думают медленно, ибо их
сознание засорено мусором веков. Но они думают. Отдельные статьи, воззвания,
лозунги проходят для них обычно незамеченными. Но целые периоды политики
(Англо-русский комитет и "третий период") ни в каком случае не проходят
бесследно, по крайней мере, для наиболее передовой, подвижной, критической,
революционной части рабочего класса. Если представить себе образно
воспитание революционного сознания как нарезку на винте, то придется
сказать, что руководство Коминтерна применяет каждый раз не ту нарезную
доску, не тот калибр и не в том направлении, что нужно, и потому срывает
резьбу, крошит ее, разрушает. Без малейшего преувеличения можно утверждать,
что если бы с 1923, а для Англии особенно с 1925 года, не существовало
Коминтерна вообще, то мы имели бы сегодня в Англии несравненно более
значительную революционную партию. Последние английские выборы показывают
это с ужасающей убедительностью.
Здесь начинается задача левой оппозиции. Английские коммунисты, среди
которых есть, разумеется, много преданных, честных и самоотверженных
революционеров, не могут не быть обескуражены результатами десятилетней
работы, притом в исключительно благоприятных исторических условиях.
Пессимизм, индифферентизм могут овладеть и очень хорошими революционерами,
если они не понимают причин собственной слабости и не находят путей выхода.
Критически, т. е. светом марксизма, осветить прошлый путь партии, ее
зигзаги, ее ошибки, вскрыть теоретические и социальные корни ее ошибок --
это первое и необходимое условие для возрождения партии. Необходимо, в
частности, если это не сделано до сих пор, начать с опубликования важнейших
документов интернациональной левой оппозиции по вопросу об Англо-русском
комитете. Это есть исходная позиция для английского левого крыла.
Левая оппозиция в Англии, как и коммунизм вообще, имеет право
рассчитывать на большое будущее: английский капитализм явно для всех падает
с грандиозных исторических высот в пропасть. Можно сказать с уверенностью,
что нынешние выборы представляют собою последнюю гигантскую вспышку
национального "величия" британской буржуазии. Но это вспышка потухающей
лампы. За эти выборы официальной английской политике придется в ближайший
период жестоко расплачиваться. Банкротство великих национальных нулей из
трех партий, как и дальнейшее банкротство британского капитализма,
совершенно неизбежны. Несмотря на все помехи руководства Коминтерна, крот
британской революции роет слишком хорошо свои подземные ходы. Есть все
основания надеяться на то, что эти выборы представляют последнюю вспышку
надежд миллионов рабочих и служащих на капиталистов, лордов, умных,
образованных и богатых людей, которые, объединившись вместе с Макдональдом,
непременно найдут секрет спасения Великой Британии и воскресного пудинга.
Никакого секрета эти господа не найдут. Ибо подлинный секрет один:
пролетарская революция. Именно нынешние выборы подготовляют крушение
консервативной и сервильной души английского пролетариата и, следовательно,
мощный расцвет его революционной души.
Однако непосредственно победа консерваторов несет тяжкие испытания
английскому пролетариату и усугубление международных опасностей. В
особенности -- опасностей для СССР. Здесь мы снова видим, как мало пользы
приносит СССР непрерывный визг о его "защите". В течение двух-трех лет ждали
этой защиты от Перселя, Хикса, Ситрина и Кука, затем защиту взяла в свои
руки компартия против "социал-фашистского" пролетариата. И вот в защиту СССР
она собрала всего навсего 70.000 голосов. Когда левая оппозиция требовала
разрыва позорного блока с Перселем, Сталин обвинял нас в том, что мы не
озабочены защитой СССР от британского империализма. Теперь можно подвести
итог: никто не оказал таких услуг издыхающему британскому империализму, как
сталинская школа. Поистине, глава этой школы заслуживает двух орденов
Подвязки241!
Британская левая оппозиция должна начать систематическую работу. Нужно
создать свою штаб-квартиру, хотя бы самую маленькую, поставить свое
издательство, хотя бы самое скромное... Нужна постоянная, непрерывная,
преемственная работа анализа, критики и пропаганды. Нужно воспитывать свои
кадры, хотя бы на первых порах и малочисленные. Основные силы истории
работают на нас. Если в Англии более, чем где бы то ни было, коммунизм может
в очень короткий срок овладеть сознанием широких масс пролетариата, то
внутри коммунизма в столь же короткий срок могут получить преобладание идеи
левой оппозиции, т. е. идеи Маркса и Ленина.
Искренно желаю британским друзьям успеха на этом пути.
[Л.Д.Троцкий]
Кадикей
6 ноября 1931 г.