Приводимый фашистским писателем диалог между Лениным и Троцким есть, по
смыслу, как и по форме, нелепый вымысел -- с начала до конца. Таких вымыслов
гуляет по свету вообще немало. В Мадриде, например, печатается сейчас под
моим именем книга "Жизнь Ленина", за которую я так же мало ответственен, как
и за тактические рецепты Малярпате. Мадридский еженедельник "Estampa"
перепечатал из мнимой книги Троцкого о Ленине целые главы, заключающие
отвратительные оскорбления памяти человека, которого я ценил и ценю
неизмеримо выше, чем кого-либо из своих современников.
Но предоставим фальсификаторов их участи. Старик Вильгельм Либкнехт,
отец незабвенного борца и героя Карла Либкнехта, любил говаривать:
революционному политику нужно запастись толстой кожей. Доктор Штокман505 еще
выразительнее рекомендовал всякому, кто намерен идти в разрез с общественным
мнением, не надевать новых штанов. Примем к сведению оба благих совета и
вернемся к теме доклада.

Постановка проблемы Октябрьской революции
Какие вопросы возбуждает Октябрьский переворот у мыслящего человека?
1. Почему и как эта революция произошла? Конкретнее: почему
пролетарская революция победила в одной из наиболее отсталых стран Европы?
2. Что дала Октябрьская революция?
И наконец:
3. Оправдала ли она себя?
На первый вопрос -- о причинах -- можно ответить более или менее
исчерпывающе уже теперь. Я попытался это сделать в своей "Истории
революции". Здесь я могу формулировать только главные выводы.
Тот факт, что пролетариат пришел впервые к власти в столь отсталой
стране, как бывшая царская Россия, лишь на первый взгляд выглядит
загадочным; на самом деле он вполне закономерен. Его можно было предвидеть,
и он был предвиден. Более того: на предвидении этого факта
революционеры-марксисты задолго до решающих событий строили свою стратегию.
Первое и самое общее объяснение: отсталая Россия -- только часть
мирового хозяйства, только элемент мировой капиталистической системы. В этом
смысле Ленин исчерпывал загадку русской революции лапидарной формулой: "цепь
порвалась в слабейшем звене".
Яркая иллюстрация: великая война, выросшая из противоречий мирового
империализма, втянула в свой водоворот страны разного уровня, но предъявляла
одинаковые требования всем участникам. Ясно: тяготы войны должны были
оказаться особенно непосильными для наиболее отсталых. Россия вынуждена была
первой сойти с поля. Но для того чтобы вырваться из войны, русский народ
должен был опрокинуть господствующие классы. Так, военная цепь порвалась на
слабейшем звене.
Однако война -- не внешняя катастрофа, как землетрясение, а продолжение
политики другими средствами. В войне лишь ярче проявились основные тенденции
империалистской системы "мирного" времени. Чем выше мировые производительные
силы, чем напряженнее мировая конкуренция, чем острее антагонизмы, чем
бешенее гонка вооружений, тем труднее слабым участникам. Именно поэтому
слабые занимают первые места в очереди крушений. Цепь мирового капитализма
всегда имеет тенденцию порваться на слабейшем звене.
Если бы в результате каких-либо чрезвычайных и чрезвычайно
неблагоприятных условий
-- скажем, победоносной военной интервенции извне или непоправимых
ошибок самой советской власти -- на необъятной территории Советов воскрес
русский капитализм, с ним вместе неизбежно воскресла бы его историческая
несостоятельность, и он снова стал бы вскоре жертвой тех самых противоречий,
которые взорвали его в 1917 году.
Никакие тактические рецепты не вызвали бы к жизни Октябрьскую
революцию, если бы Россия не несла ее во чреве своем. Реолюционная партия
может, в конце концов, претендовать только на роль акушера, которому
приходится прибегнуть к кесареву сечению506.

Понятие исторической отсталости
Мне могут возразить: ваши общие соображения удовлетворительно
объясняют, почему потерпела крушение старая Россия, в которой отсталый
капитализм при нищем крестьянстве возглавлялся паразитическим дворянством и
прогнившей монархией. Но в притче о цепи и слабейшем звене нет все же ключа
к главной загадке: каким образом могла в отсталой стране победить
социалистическая революция?
Крушение старой России должно было, на первый взгляд, скорее превратить
страну в капиталистическую колонию, чем социалистическое государство.
История знает не мало примеров упадка стран и культур вместе с крушением
старых классов, для которых своевременно не оказалось прогрессивной смены.
Возражение очень интересно; оно подводит нас к центральному узлу всей
проблемы. Однако возражение все же ошибочно; я сказал бы, что оно внутренне
диспропорционально. Оно происходит, с одной стороны, из крайне
преувеличенного представления об отсталости России; с другой стороны, из
теоретически ложного представления о самом явлении исторической отсталости.
В противовес анатомии и физиологии психология, индивидуальная и
коллективная, отличается чрезвычайной гибкостью и эластичностью: в этом и
состоит аристократическое преимущество человека над его ближайшими
зоологическими сородичами, вроде обезьян. Емкая и глубокая психика, как
необходимое условие исторического прогресса, придает так называемым
социальным "организмам", в отличие от действительных, т. е. биологических
организмов, чрезвычайную неустойчивость внутренней структуры. В развитии
наций и государств, особенно капиталистических, нет ни однородности, ни
равномерности. Разные этапы культуры, даже полюсы ее, сближаются и
сочетаются нередко в жизни одной и той же страны.
Будем помнить, уважаемые слушатели, что историческая отсталость есть
понятие относительное. Раз есть отсталые страны и страны передовые, значит,
есть и взаимодействие между ними, есть давление передовых стран на отсталые,
есть необходимость для отсталой страны подражать передовым, заимствовать у
них -- технику, науку и пр. Так создается комбинированный тип развития;
черты отсталости сочетаются с последним словом мировой техники и мировой
мысли. Наконец, чтобы вырваться из отсталости, исторически запоздалые страны
вынуждены иногда забегать вперед. В этом смысле можно сказать, что
Октябрьская революция явилась для народов России героическим средством
преодолеть свое экономическое и культурное варварство.

Социальная структура дореволюционной России
Но перейдем от этих историко-философских, может быть, слишком
абстрактных обобщений к более конкретной постановке того же вопроса в
разрезе живых экономических фактов. Отсталость России начала XX века
бесспорнее всего выражалась в том, что индустрия занимала в ней мало места
по сравнению с сельским хозяйством, город -- по сравнению с деревней;
пролетариат -- по сравнению с крестьянством. В целом это означало низкую
производительность национального труда. Достаточно сказать, что накануне
войны, когда царская Россия достигла высшей точки своего благосостояния,
народный доход на душу населения был в 8-10 раз ниже, чем в С[оединенных]
Штатах. Таков выраженный числом размах отсталости, если применительно к
отсталости допустимо слово "размах".
Но в то же время закон комбинированного развития выступает в области
хозяйства на каждом шагу, в самых простых и в наиболее сложных проявлениях.
Почти не имея шоссейных дорог, Россия оказалась вынуждена строить железные
пути. Не пройдя через европейское ремесло и мануфактуру, она прямо
приступила к механизированным заводам. Перепрыгивать через промежуточные
ступени -- такова судьба запоздалых стран.
В то время как крестьянское земледелие оставалось зачастую на уровне
XVII столетия, промышленность России стояла, если не по объему, то по типу,
на уровне передовых стран, а в некоторых отношениях даже опережала их.
Достаточно сказать, что предприятия-гиганты, свыше 1000 рабочих каждое,
занимали в С[оединенных] Штатах менее 18% общего числа промышленных рабочих,
а в России -- свыше 41%. Этот факт трудно укладывается в банальное
представление об экономической отсталости. А между тем он не опровергает, а
лишь диалектически дополняет ее.
Столь же противоречивый характер получила классовая структура страны.
Финансовый капитал Европы форсированным темпом индустриализировал русское
хозяйство. Промышленная буржуазия принимала сразу крупно-капиталистический
характер и антинародный характер. Иностранные владельцы акций проживали к
тому же за границей. Рабочие же были, конечно, русские. Так немногочисленной
русской буржуазии компрадорского типа507 противостоял относительно сильный
пролетариат с глубокими корнями в толщах народа.
Революционному характеру рабочего класса способствовал тот факт, что
Россия, именно как запоздалая страна, вынужденная догонять соперников, не
успела выработать своего консерватизма, ни социального, ни политического.
Самой консервативной страной в Европе, да и во всем мире, считается по
справедливости самая старая капиталистическая страна -- Англия. Наиболее
свободной от консерватизма страной в Европе является, пожалуй, Россия.
Молодой, свежий, решительный пролетариат составлял все же лишь
незначительное меньшинство нации. Резервы революционной силы лежали вне
самого пролетариата: в полукрепостном крестьянстве и в угнетенных нациях.

Крестьянство
Подпочву революции составлял аграрный вопрос. Старая
сословно-монархическая кабала стала вдвойне невыносимой в условиях новой,
капиталистической эксплуатации. Общинно-крестьянские земли составляли около
140 миллионов десятин. На долю 30 тыс. крупных помещиков, из которых каждый
владел в среднем свыше 2000 десятин, приходилось в общем примерно 70
миллионов десятин, т. е. такое же количество, какое принадлежало примерно
десяти миллионам крестьянских семей или 50 млн. крестьянских душ; с той
разницей, что лучшая земля была у помещиков. Эта земельная статистика
составляла готовую программу крестьянского восстания.
Дворянин Боборыкин508 писал в 1917 г. камергеру Родзянко, председателю
последней Государственной думы509: "Я -- помещик, и в моей голове не
укладывается, чтобы я лишился моей земли, да еще для самой невероятной цели:
для опыта социалистических учений". Но революция и имеет задачей совершить
то, что не укладывается в головах у господствующего класса.
К осени 1917 г. территорией крестьянского восстания становится почти
вся страна. Из 624 уездов старой России движением захвачено 482 уезда, или
77%! Зарева деревенских пожаров освещают арену восстаний в городах.
Но ведь крестьянская война против помещиков, -- возразите вы мне, --
есть один из классических элементов буржуазной, отнюдь не пролетарской
революции!
Совершенно правильно, -- отвечу я, -- так было в прошлом. Но в том и
выразилась, в частности, нежизнеспособность капиталистического общества в
исторически запоздалой стране, что крестьянская война не толкнула буржуазные
классы вперед, а, наоборот, окончательно отбросила их в лагерь реакции.
Чтобы не погибнуть, крестьянству не оставалось ничего иного, как сомкнуться
с промышленным пролетариатом. Ленин гениально предвидел и задолго
подготовлял революционную кооперацию рабочих и крестьян.
Если бы аграрный вопрос был смело разрешен буржуазией, то, конечно,
русский пролетариат не мог бы ни в каком случае прийти к власти в 1917 году.
Но поздно появившаяся, до срока одряхлевшая, жадная и трусливая русская
буржуазия не смела поднять руку на феодальную собственность. Тем самым она
сдала пролетариату власть, а вместе с нею и право решать судьбу буржуазного
общества.
Чтобы осуществилось советское государство, понадобилось, таким образом,
сочетание двух факторов разной исторической природы: крестьянской войны, т.
е. движения, характерного для зари буржуазного развития, с пролетарским
восстанием, т. е. движением, знаменующим закат буржуазного общества. В этом
и состоит комбинированный характер русской революции.
Поднявшись на задние лапы, крестьянский медведь бывает страшен в своем
гневе. Но дать своему возмущению сознательное выражение он не способен. Ему
нужен руководитель. Впервые в мировой истории восставшее крестьянство нашло
верного вождя в лице пролетариата.
4 миллиона промышленных и транспортных рабочих руководили сотней
миллионов крестьян. Таково естественное и неизбежное взаимоотношение
пролетариата и крестьянства в революции.

Национальный вопрос
Вторым революционным резервом являлись угнетенные нации, тоже, впрочем,
преимущественно крестьянские по составу. С исторической запоздалостью страны
тесно связан экстенсивный характер развития государства, которое, как
масляное пятно, расползалось от московского центра к периферии. На востоке
оно подчинило себе еще более отсталые народности, чтобы, опираясь на них,
душить затем более развитые национальности на западе. К 70 миллионам
великороссов, составивших главный массив населения, прибавилось постепенно
около 90 миллионов "инородцев".
Так сложилась империя, в составе которой господствующая национальность
составляла только 43% населения, а 57% падали на национальности различных
степеней культуры и бесправия. Национальный гнет в России был несравненно
грубее, чем в соседних государствах, не только по западную, но и по
восточную границу. Это сообщало национальной проблеме огромную взрывчатую
силу.
Либеральная русская буржуазия в национальном вопросе, как и в аграрном,
не хотела идти дальше поправок к режиму гнета и насилия. "Демократические"
правительства Милюкова и Керенского, отражавшие интересы великорусской
буржуазии и бюрократии, как бы торопились в течение 8 месяцев своего
существования внушить недовольным нациям: вы получите только то, что
вырвете.
Неизбежность развития центробежных национальных движений в России Ленин
учел заблаговременно. Большевистская партия в течение ряда лет упорно
боролась за право наций на самоопределение, т. е. на полное государственное
отделение. Только такой смелой постановке национального вопроса русский
пролетариат мог постепенно завоевать доверие угнетенных народностей.
Национально-освободительное движение, как и аграрное, направлялось по
необходимости против официальной демократии, усиливая пролетариат и вливаясь
в русло октябрьского переворота.

Перманентная революция
Так раскрывается перед нами постепенно загадка пролетарского переворота
в исторически запоздалой стране. Марксистские революционеры задолго до
событий предвидели общий ход революции и будущую роль русского пролетариата.
Может быть, мне будет позволено привести здесь короткие выдержки из моей
собственной работы 1905 года510.
"В стране, экономически более отсталой, пролетариат может оказаться у
власти раньше, чем в стране капиталистически передовой...
Русская революция создает... такие условия, при которых власть может
(при победе революции должна) перейти в руки пролетариата, прежде чем
политики буржуазного либерализма получат возможность в полном виде
развернуть свой государственный гений.
...Судьба самых элементарных революционных интересов крестьянства...
связывается с судьбой всей революции, т. е. с судьбой пролетариата.
Пролетариат у власти предстанет пред крестьянством как класс-освободитель.
Пролетариат вступит в правительство как революционный представитель
нации, как признанный народный вождь в борьбе с абсолютизмом и крепостным
варварством...
Пролетарский режим на первых же порах должен будет приняться за
разрешение аграрного вопроса, с которым связан вопрос о судьбе огромных масс
населения России".
Я счел необходимым привести эту цитату как свидетельство того, что
излагаемая мною сегодня теория октябрьского переворота не есть беглая
импровизация и не построена задним числом под напором событий; нет, в виде
политического прогноза она предшествовала задолго самому перевороту. Вы
согласитесь, что теория вообще ценна постольку, поскольку помогает
предвидеть ход развития и целесообразно воздействовать на него. В этом и
состоит, вообще говоря, неизмеримое значение марксизма как орудия
общественной и исторической ориентировки.
Я жалею, что рамки доклада не позволяют мне значительно расширить
приведенную цитату; ограничусь поэтому кратким резюме работы 1905 года в
целом.
Русская революция по непосредственным задачам -- буржуазная революция.
Но русская буружазия антиреволюционна. Победа революции мыслима лишь как
победа пролетариата. Но победоносный пролетариат не остановится на программе
буржуазной демократии, а перейдет к программе социализма. Русская революция
явится первым этапом мировой социалистической революции.
Такова теория перманентной революции, выдвинутая мною в 1905 году и
подвергавшаяся жестокой критике под именем "троцкизма". Вернее, такова одна
часть этой теории. Другая ее часть, особенно актуальная в наше время,
гласит:
Современные производительные силы давно переросли национальные рамки.
Социалистическое общество в национальных границах неосуществимо. Как бы ни
были значительны экономические успехи изолированного рабочего государства,
программа "социализма в одной стране" представляет собою международную
утопию. Только европейская, а затем и мировая федерация социалистических
республик может стать действительной ареной гармонического социалистического
общества.
Сегодня, после проверки событий, я вижу меньше чем когда-либо основания
отказываться от этой теории.

Большевизм
Нужно ли после всего сказанного еще раз вспоминать о фашистском
писателе Малапарте, который приписывает мне тактику, независимую от
стратегии и сводящуюся к техническим рецептам инсуррекции, пригодным всегда
и под всеми меридианами? Хорошо, по крайней мере, что фамилия злополучного
теоретика государственных переворотов позволяет без труда отличить его от
победоносного практика государственных переворотов: никто не рискует смешать
Малапарте с Бонапарте!
Без вооруженного восстания 7 ноября 1917 года советское государство не
существовало бы. Но само восстание не свалилось с неба. Для Октябрьской
революции нужен был ряд исторических предпосылок:
1. гниение старых господствующих классов, дворянства, монархии и
бюрократии;
2. политическая слабость буржуазии, отсутствие у нее корней в народных
массах;
3. революционный характер крестьянского вопроса;
4. революционный характер проблемы угнетенных наций;
5. значительный социальный вес пролетариата.
К этим органическим предпосылкам надо присоединить два крайне важных
конъюнктурных условия:
6. революция 1905 года явилась великой школой, или, по выражению
Ленина, генеральной репетицией революции 1917 года; достаточно сказать, что
Советы как незаменимая организационная форма единого пролетарского фронта в
революции были впервые созданы в 1905 г.;
7. империалистская война обострила все противоречия, выбила из
неподвижности самые отсталые массы и тем подготовила грандиозный размах
катастрофы.
Однако все эти условия, вполне достаточные для взрыва революции, не
были достаточны для того чтобы обеспечить победу революции. Для завоевания
власти пролетариату необходима была
8. пролетарская партия.
Я называю это условие последним по счету только потому, что это
соответствует логической последовательности, а не потому, что отвожу партии
последнее место по значению. Нет, я далек от этой мысли. Либеральная
буржуазия, -- та может захватывать и не раз захватывала власть в результате
боев, в которых сама она не участвовала: на то у нее и велколепно развиты
все хватательные органы. Но трудящиеся классы в ином положении: они приучены
отдавать, а не брать. Они работают, терпят, пока могут, надеются, теряют
терпение, восстают, сражаются, умирают, доставляют другим победу, бывают
обмануты, впадают в уныние и снова сгибают спины... Такова история народных
масс под всеми режимами. Чтобы крепко и надежно взять в свои руки власть,
русскому пролетариату нужна была партия, превосходящая все другие партии
ясностью мысли и революционной решимостью.
Партия большевиков, которую не раз определяли как самую революционную
партию в истории человечества, явилась живым сгустком новейшей истории
России, всего, что было в ней динамического. Более того, революционные
тенденции европейского и мирового развития временно нашли в русском
большевизме наиболее законченное выражение.
Условием подъема народов России давно уже являлось низвержение царизма.
Но для разрешения этой исторической задачи не хватало сил. Русская буржуазия
боялась революции. Интеллигенция пробовала поднять крестьянство. Неспособный
к обобщению собственных бедствий и задач мужик не отвечал на зов.
Интеллигенция вооружилась динамитом. Целое поколение сгорело в этой борьбе.
Первого мая 1887 года Александр Ульянов511 совершил последнее из
больших террористических покушений той эпохи. Замысел взорвать Александа
III512 не удался. Ульянов и его сообщники были повешены. Попытка заменить
революционный класс химическим препаратом потерпела крушение. Даже самая
героическая интеллигенция без масс -- ничто.
Под непосредственным впечатлением этих фактов и этого вывода вырос и
сложился младший брат Александра Ульянова, Владимир, впоследствии Ленин,
самая большая фигура русской истории. Уже в юности он стал на почву
марксизма и повернулся лицом к пролетариату. Ни на минуту не упуская из виду
деревню, он путь к крестьянству искал через рабочих. Унаследовав от
революционных предшественников решимость, самоотвержение, готовность идти до
конца, Ленин с молодых лет стал воспитателем нового поколения революционной
интеллигенции и передовых рабочих.
В 1883 возникла в эмиграции первая марксистская группа (Плеханов). В
1898 г. формально провозглашена на тайном съезде Российская
социал-демократическая рабочая партия513 (мы все назывались в те времена
социал-демократами). В 1903 году начался раскол между большевиками и
меньшевиками514. В 1912 г. большевистская фракция окончательно становится
самостоятельной партией515.
Классовую механику общества она изучила в боях, на грандиозных событиях
двенадцати лет (1905-1917). Она воспитала кадры, одинаково способные и на
инициативу и на подчинение. Дисциплина революционного действия опиралась на
единство доктрины, на традиции совместных боев, на доверие к испытанному
руководству.
Такою стояла партия в 1917 году. Пренебрегая официальным "общественным
мнением" и бумажными громами интеллигентской печати, она равнялась по
движению тяжелых масс. Заводы, как и полки, она твердо держала на учете.
Крестьянские миллионы все больше тяготели к ней. Если под "нацией" понимать
не привилегированную верхушку, а большинство народа, т. е. рабочих и
крестьян, то большевизм становится в течение 1917 г. подлинно национальной,
т. е. народной партией.
В сентябре [1917 г.] Ленин, вынужденный скрываться в подполье, подал
сигнал. "Кризис назрел, -- час восстания близок!" Он был прав. Правящие
классы уперлись в тупик перед военной, земельной и национальной проблемами.
Буржуазия окончательно потеряла голову. Демократические партии, меньшевики и
так называемые "социалисты-революционеры", оттолкнули от себя массы
поддержкой империалистской войны, политикой бессильных компромиссов,
уступками буржуазным и феодальным собственникам. Пробужденная армия не
хотела более воевать во имя чуждых ей целей. Не слушая демократических
поучений, крестьяне выкуривали помещиков из поместий. Угнетенная
национальная периферия империи поднималась против петроградской бюрократии.
В важнейших рабочих и солдатских Советах господствовали большевики. Рабочие
и солдаты требовали действий. Нарыв созрел. Нужен был удар ланцетом.
Только в этих социальных и политических условиях восстание оказалось
возможно. Тем самым оно стало необходимо. Но с восстанием не шутят. Горе
хирургу, который небрежно действует ланцетом! Восстание есть искусство. У
него есть свои законы и правила.
Партия провела Октябрьское восстание с холодным расчетом и пламенной
решимостью. Именно благодаря этому она победила почти без жертв. Через
победоносные Советы большевизм стал во главе страны, занимающей одну шестую
часть земной поверхности. (Аплодисменты.)

Пятнадцать лет
Большинство моих сегодняшних слушателей, надо думать, еще вовсе не
занимались политикой в 1917 году. Тем лучше: молодому поколению предстоит
несомненно много интересного, хотя и не легкого впереди. Но представители
старшего поколения в этом зале прекрасно помнят, разумеется, как встречено
было пришествие большевиков к власти: как курьез, как скандал или, чаще
всего, как кошмар, который рассеется с первым утренним лучом. Большевики
продержатся 24 часа! Неделю! Месяц! Год! Сроки пришлось, однако, отодвигать
все дальше... Правящие всего мира ополчились против первого рабочего
государства. Разжигание гражданской войны, новые и новые интервенции,
блокада. Так проходили год за годом. История успела уже отсчитать 15 лет
существования советской власти.
Да, скажет иной противник, октябрьская авантюра оказалась гораздо