Страница:
Бастард Орлеанский, д'Алансон и д'Олон дожили до полного освобождения Франции, и они вместе с Жаном и Пьером д'Арк, Паскерелем и мной давали показания на Процессе реабилитации. Но вот уже прошло много лет, как все они почиют вечным сном. Из всех соратников Жанны д'Арк остался только я один. Она как-то сказала, что я должен буду жить до тех пор, пока не изгладятся из памяти народной все эти войны, но, как видите, это предсказание не сбылось. Живи я тысячу лет, то и тогда бы оно не сбылось, ибо все, что связано с именем Жанны д'Арк, бессмертно.
Члены ее семейства женились, вышли замуж и оставили потомков. Потомки эти принадлежат к высшему сословию, но их имя и кровная связь с Жанной обеспечивают им такой почет, какого не имеют и не могут иметь самые родовитые дворяне. Вы, наверное, видели, как народ приветствовал детей, которые приходили ко мне вчера с визитом вежливости. Это не потому, что они отпрыски дворян, а потому, что они внуки родных братьев Жанны д'Арк.
Скажу несколько слов о реабилитации. Жанна короновала короля в Реймсе. В благодарность за это он допустил, чтобы ее затравили насмерть, не пошевелив даже пальцем, чтобы спасти ее. Двадцать три года он был равнодушен к ее памяти, он был равнодушен к тому постыдному факту, что ее доброе имя очернили и оклеветали церковники только лишь за то, что она совершала подвиги, стремясь спасти короля и его королевство; ему было безразлично, что Франция, сгорая от стыда, с нетерпением ждала того дня, когда она смоет с себя позор и восстановит доброе имя своей Освободительницы. Помните и не забывайте: ему все это было безразлично. И вдруг — о, чудо! — он изменился и сам соблаговолил восстановить справедливость к памяти бедной Жанны. Что это? Быть может, в конце концов, он воспылал к ней благодарностью? А может быть, угрызения совести смягчили его черствое сердце? О нет, на это была причина более основательная, более веская. Совесть — ничто для таких людей. Дело в том, что теперь, когда англичане были окончательно изгнаны из Франции, они, презирая французского короля, начали открыто поговаривать о том, что сей бездарный монарх заполучил корону из рук женщины, которую сама церковь уличила в сообщничестве с сатаной и сожгла как колдунью; следовательно, намекали они, его власть незаконна. Разве может уважающий себя народ терпеть на троне подобного короля?
Тогда-то и пришла пора пробудиться от спячки, и король больше не дремал. Вот почему Карл VII вдруг воспылал желанием восстановить справедливость к памяти своей благодетельницы и проявил столь похвальное усердие.
Он обратился с апелляционной жалобой к папе[64], а папа назначил расширенную комиссию из авторитетнейших представителей духовенства для расследования всех фактов жизни Жанны и вынесения своего заключения. Комиссия заседала попеременно в Париже, Домреми, Руане, Орлеане и в ряде других мест и занималась расследованием в течение нескольких месяцев. Она изучила протоколы всех судебных процессов над Жанной, допрашивала бастарда Орлеанского, герцога Алансонского, д'Олона, Паскереля, Курселя, Из амбар а де ла Пьера, Маншона, меня и многих других, чьи имена и фамилии я упоминал в своем повествовании; было допрошено еще около ста других свидетелей, чьи имена вам неизвестны, а именно — друзей Жанны по Домреми, Вокулеру, Орлеану и другим местам, а также несколько судей и иных лиц, принимавших участие в Руанском процессе или присутствовавших при ее отречении и мученической кончине. Этим обстоятельным расследованием было твердо установлено, что как нравственный облик Жанны, так и вся история ее жизни абсолютно безупречны. Заключение комиссии было подробно записано в протокол для сохранения на вечные времена.
Я присутствовал почти на всех заседаниях и снова встретил многих своих знакомых, которых не видел целую четверть века, и среди них несколько дорогих мне людей — наших генералов и ее — Катерину Буше (увы, уже замужнюю!), а также и других лиц, о которых вспоминаю с горечью, ненавистью и презрением — это были Бопер, Курсель и ряд их единомышленников. Встретил я там Ометту и маленькую Манжетту, — обеим им теперь уже под пятьдесят, у обеих мужья и дети. Видел также отца Ноэля и родителей Паладина и Подсолнуха.
Отрадно было слышать, как герцог Алансонский с величайшей похвалой говорил об исключительных военных способностях Жанны, а бастард Орлеанский в своей блестящей речи полностью согласился с ним, а затем рассказал, как очаровательна и добра была Жанна, как горяча, стремительна и непоколебима в своих убеждениях, как по-детски она была шаловлива и весела, остроумна, нежна, преисполнена великодушия, сострадания и всех других добродетелей, имя которым — честность, чистота, благородство и обаяние. Он как бы воскрешал ее передо мной, и сердце мое обливалось кровью.
На этом я закончу свое повествование о Жанне д'Арк, этой чудесной девушке, этой светлой личности, этом человеке великого сердца, который в одном не имеет и не будет иметь себе равных — в чистоте побуждений, в полном отсутствии своекорыстия, эгоизма и личного честолюбия. В этом человеке вам не найти и следов этих побуждений, как бы вы ни искали; чего нельзя сказать о других известных личностях, упоминаемых в истории, если не говорить об истории священной.
Любовь к родине, как ее понимала Жанна д'Арк, — это нечто гораздо большее, чем простое чувство, — это страсть, самозабвение. Она была воплощением духа патриотизма, его олицетворением, — патриотизмом живым, во плоти и крови, осязаемым на ощупь и видимым на глаз.
Любовь, Милосердие, Сострадание, Доблесть, Война, Мир, Поэзия, Музыка — все это можно символизировать чем угодно, выразить в образе мужчины или женщины любого возраста; но хрупкая, стройная девушка в расцвете ранней юности, с венцом мученицы на челе и с мечом в руке, разрубившим цепи чужеземного владычества на теле своей родины, — это ли не самый точный символ ПАТРИОТИЗМА, который будет жить в веках до скончания времен?
Члены ее семейства женились, вышли замуж и оставили потомков. Потомки эти принадлежат к высшему сословию, но их имя и кровная связь с Жанной обеспечивают им такой почет, какого не имеют и не могут иметь самые родовитые дворяне. Вы, наверное, видели, как народ приветствовал детей, которые приходили ко мне вчера с визитом вежливости. Это не потому, что они отпрыски дворян, а потому, что они внуки родных братьев Жанны д'Арк.
Скажу несколько слов о реабилитации. Жанна короновала короля в Реймсе. В благодарность за это он допустил, чтобы ее затравили насмерть, не пошевелив даже пальцем, чтобы спасти ее. Двадцать три года он был равнодушен к ее памяти, он был равнодушен к тому постыдному факту, что ее доброе имя очернили и оклеветали церковники только лишь за то, что она совершала подвиги, стремясь спасти короля и его королевство; ему было безразлично, что Франция, сгорая от стыда, с нетерпением ждала того дня, когда она смоет с себя позор и восстановит доброе имя своей Освободительницы. Помните и не забывайте: ему все это было безразлично. И вдруг — о, чудо! — он изменился и сам соблаговолил восстановить справедливость к памяти бедной Жанны. Что это? Быть может, в конце концов, он воспылал к ней благодарностью? А может быть, угрызения совести смягчили его черствое сердце? О нет, на это была причина более основательная, более веская. Совесть — ничто для таких людей. Дело в том, что теперь, когда англичане были окончательно изгнаны из Франции, они, презирая французского короля, начали открыто поговаривать о том, что сей бездарный монарх заполучил корону из рук женщины, которую сама церковь уличила в сообщничестве с сатаной и сожгла как колдунью; следовательно, намекали они, его власть незаконна. Разве может уважающий себя народ терпеть на троне подобного короля?
Тогда-то и пришла пора пробудиться от спячки, и король больше не дремал. Вот почему Карл VII вдруг воспылал желанием восстановить справедливость к памяти своей благодетельницы и проявил столь похвальное усердие.
Он обратился с апелляционной жалобой к папе[64], а папа назначил расширенную комиссию из авторитетнейших представителей духовенства для расследования всех фактов жизни Жанны и вынесения своего заключения. Комиссия заседала попеременно в Париже, Домреми, Руане, Орлеане и в ряде других мест и занималась расследованием в течение нескольких месяцев. Она изучила протоколы всех судебных процессов над Жанной, допрашивала бастарда Орлеанского, герцога Алансонского, д'Олона, Паскереля, Курселя, Из амбар а де ла Пьера, Маншона, меня и многих других, чьи имена и фамилии я упоминал в своем повествовании; было допрошено еще около ста других свидетелей, чьи имена вам неизвестны, а именно — друзей Жанны по Домреми, Вокулеру, Орлеану и другим местам, а также несколько судей и иных лиц, принимавших участие в Руанском процессе или присутствовавших при ее отречении и мученической кончине. Этим обстоятельным расследованием было твердо установлено, что как нравственный облик Жанны, так и вся история ее жизни абсолютно безупречны. Заключение комиссии было подробно записано в протокол для сохранения на вечные времена.
Я присутствовал почти на всех заседаниях и снова встретил многих своих знакомых, которых не видел целую четверть века, и среди них несколько дорогих мне людей — наших генералов и ее — Катерину Буше (увы, уже замужнюю!), а также и других лиц, о которых вспоминаю с горечью, ненавистью и презрением — это были Бопер, Курсель и ряд их единомышленников. Встретил я там Ометту и маленькую Манжетту, — обеим им теперь уже под пятьдесят, у обеих мужья и дети. Видел также отца Ноэля и родителей Паладина и Подсолнуха.
Отрадно было слышать, как герцог Алансонский с величайшей похвалой говорил об исключительных военных способностях Жанны, а бастард Орлеанский в своей блестящей речи полностью согласился с ним, а затем рассказал, как очаровательна и добра была Жанна, как горяча, стремительна и непоколебима в своих убеждениях, как по-детски она была шаловлива и весела, остроумна, нежна, преисполнена великодушия, сострадания и всех других добродетелей, имя которым — честность, чистота, благородство и обаяние. Он как бы воскрешал ее передо мной, и сердце мое обливалось кровью.
На этом я закончу свое повествование о Жанне д'Арк, этой чудесной девушке, этой светлой личности, этом человеке великого сердца, который в одном не имеет и не будет иметь себе равных — в чистоте побуждений, в полном отсутствии своекорыстия, эгоизма и личного честолюбия. В этом человеке вам не найти и следов этих побуждений, как бы вы ни искали; чего нельзя сказать о других известных личностях, упоминаемых в истории, если не говорить об истории священной.
Любовь к родине, как ее понимала Жанна д'Арк, — это нечто гораздо большее, чем простое чувство, — это страсть, самозабвение. Она была воплощением духа патриотизма, его олицетворением, — патриотизмом живым, во плоти и крови, осязаемым на ощупь и видимым на глаз.
Любовь, Милосердие, Сострадание, Доблесть, Война, Мир, Поэзия, Музыка — все это можно символизировать чем угодно, выразить в образе мужчины или женщины любого возраста; но хрупкая, стройная девушка в расцвете ранней юности, с венцом мученицы на челе и с мечом в руке, разрубившим цепи чужеземного владычества на теле своей родины, — это ли не самый точный символ ПАТРИОТИЗМА, который будет жить в веках до скончания времен?