Страница:
– Ох… ну… да, сейчас… было там шесть гоблинов…
– Двадцать шесть, Карамон, – вставил Крыса, – И ведь это были хобгоблины?
– Точно, забыл… Ещё двадцать хобгоблинов… Они хотели окружить его и…
– Он защищал маленькое золотоволосое дитя, сына принцессы, – добавил Крыса, – и её ручного грифона…
– Правильно. Гоблины хотели похитить сына принцессы…
– И её ручного грифона…
– Да, их обоих… Тогда сэр Джефри схватил золотоволосого грифона…
– И сына принцессы…
– Точно, он отдал грифона и сына принцессе и велел ей со всех ног убегать отсюда. А потом мужественно прислонился спиной к дереву и вытащил меч. – Карамон вытащил свой клинок, чтобы лучше показать, как было дело. – И стал кромсать всех налево и направо. При каждом его ударе падал разрубленный гоблин. Но их было слишком много, один из них изловчился и ударил доблестного рыцаря магической булавой вот сюда. – Карамон показал на себе. – Это был смертельный удар… Его нашли на следующее утро, а рядом лежали двадцать пять мёртвых гоблинов и хобгоблинов. А последнего он сумел ранить, уже умирая…
Карамон сурово вложил меч в ножны и замолчал.
– А ребёнок был спасён? – спросил Смитфи. – И маленький грифон?
– Принцесса назвала своего грифона «Джефри»… – дрожащим голосом ответил Крыса.
Наступил момент почтительной тишины. Смитфи опустился на колени и осторожно дотронулся до брони.
– Клянусь Бездной! – удивлённо воскликнул он, – Кровь все ещё свежая!
– Мы же сказали, доспехи магические, – бросил Карамои
– Эта драгоценная реликвия бесполезно пылилась у гномов, – сказал Крыса, – Но я подумал, что караван, идущий на север Палантаса, мог бы захватить доспехи и рассказ об этом. И отнести все в Башню Верховного Жреца…
– Мы действительно идём на север, – проговорил хозяин каравана, – Даю ещё сто фунтов говядины за доспехи!
– Нет, хозяин, боюсь, говядина мне больше не нужна… – гордо сказал Крыса. – А что ещё есть?
– Солёные свиные окорока, немного больших сыров, пятьдесят фунтов хмеля…
– Хмель! – воскликнул Крыса. – Что за сорт?
– «Эрготский богатырь». Магически улучшен эльфами Каганести для производства самого лучшего пива.
– Извини, нам нужно посовещаться. – Крыса отвёл Карамона в сторонку. – Слушай, ведь гномы в наши дни не путешествуют к Эрготу?
Карамон затряс головой:
– Нет, ведь туда нужно переправляться на кораблях. Мой друг Флинт не выносил корабли. Вот однажды…
Но Крыса убежал, не дав Карамону закончить, и уже вовсю жал руку хозяину каравана.
– Сделка заключена!
Смитфи подтащил ящик к огню, с восхищением разглядывал доспехи. Повинуясь жесту хозяина, он оторвался от созерцания и приволок большую корзину. Поставив её на землю, он пожелал всем доброй ночи и удалился обратно к доспехам.
Карамон посмотрел на огромную корзину, а потом на Крысу.
– Это была замечательная история, Карамон, – сказал полукендер. – Я чуть не разрыдался.
Карамон, ничего не говоря, взвалил корзину на спину и зашагал в темноту…
– И что вы принесли мне на этот раз? – поинтересовался Рейнард.
– Хмель. Пятьдесят фунтов отборного хмеля, – радостно заявил Крыса.
Гном с отвращением посмотрел на корзину:
– Ты, верно, никогда раньше не слышал, что мы делаем лучшее пиво на Кринне? И соответственно, выращиваем свой собственный хмель!
– Но не такой, как этот, – сказал Крыса. – Не эрготский хмель.
Рейнард тяжело вздохнул:
– Эрготский? А чем докажешь?
– Понюхай – сам всё поймёшь, – ответил полукендер.
Наклонившись к корзине, гном шумно принюхался, потом обменялся взглядами с компаньонами.
– Плачу десять железных монет!
– Мы ушли, – объявил Крыса. – Вперёд, Карамон! Я знаю одну таверну в городе, которая даст нам…
– Стойте! – крикнул гном. – Как насчёт двух фарфоровых наборов хиларской посуды и кубков к ним? Добавлю золотые ложки!
– Я солдат, – сказал Крыса через плечо. – Что я буду делать с посудой и золотыми ложками?
– Солдат? Прекрасно, а как насчёт восьми зачарованных эльфийских луков, сделанных для охотников Квалинести? Стрела, выпущенная из них, всегда находит цель.
Крыса остановился, а Карамон сразу снял корзину с плеч.
– Луки и седло сэра Джефри! – выпалил Маджере.
– Я не могу, я же обещал седло другому… – сказал гном задумчиво.
– Карамон, вперёд! – Крыса двинулся дальше.
– Постойте! – выкрикнул Рейнард сзади. – Я согласен. И седло тоже.
Крыса перевёл дух:
– Прекрасно, мастер Рейнард, заключим сделку…
Карамон погрузился в глубокий сон, сражаясь с двадцатью шестью золотоволосыми детьми, которые пытали плачущего гоблина. Поэтому металлический звук, который раздался рядом, он воспринял как часть сна и не подумал просыпаться.
Только когда сержант Немисс врезала ему по голове горшком, в который она колотила, силач начал что-то соображать.
– Подъем! Подъем, ленивые задницы! – орала она. – Выходи строиться! Встать, я сказала!
Карамон и Крыса вернулись в лагерь за час до рассвета. Шатаясь после бессонной ночи, Карамон одним из последних занял место в шеренге, выстроившейся перед казармой. Они построились в колонну и едва выступили для тренировки, как послышался стук копыт и громкий приказ остановиться.
Мастер Сенедж, осадив возбуждённого коня, спрыгнул с седла перед ними. Его лицо от гнева было цвета раскалённой печи и излучало такой же жар. Мастер свирепо осмотрел весь отряд – ветеранов и рекрутов. Все в строю попытались стать незаметными, а лучше – невидимыми.
– Проклятье! – заорал он. – Кто из вас, ублюдки, снова поменял местами моё седло и седло барона? Меня уже утомил этот тупой розыгрыш! В последний раз барон едва не приказал насадить мою голову на копьё! Кому пришло такое на ум в этот раз?
Играя желваками, мастер Сенедж медленно пошёл вдоль строя.
– Давайте сознавайтесь, ничтожества!
Никто не шевелился и не произносил ни слова. Если бы Бездна разверзлась сейчас у ног солдат, Карамон первый бы прыгнул в неё.
– Что, никого нет? – прорычал Сенедж. – Прекрасно! Сержант! Всему отряду урезать порции на месяц вполовину!
Карамон и остальные солдаты издали крик отчаяния – это было самое страшное наказание.
– Не надо никого наказывать, мастер Сенедж, – раздался голос из заднего ряда. – Это я сделал.
– Кто это сказал? – Сенедж попытался разглядеть говорившего, но ему это не удалось.
Крыса чётко выступил вперёд:
– Я один несу ответственность за все.
– Как тебя зовут, солдат?
– Крыса, мастер Сенедж.
– Этот солдат сегодня должен был быть уволен, – быстро встряла сержант Немисс. – Фактически он уже не солдат с сегодняшнего утра.
– Это его не извиняет, сержант, – процедил Сенедж. – Пусть сперва объяснится с бароном лично.
– Могу я сказать, мастер Сенедж? – отсалютовал Крыса.
Сенедж мрачно сплюнул:
– Говори, сосунок.
– Найденное седло не принадлежит барону, мастер Сенедж, – кротко сказал Крыса. – Если послать проверить, то вы узнаете, что седло Айвора Лэнгтри висит себе спокойно в конюшне. Это седло – подарок от всего штурмового отряда мастеру Сенеджу!
Солдаты молча начали переглядываться. Сержант Немисс гаркнула команду, и все снова замерли по стоике «смирно». Мастер Сенедж подошёл к своему жеребцу и внимательно изучил седло.
– Древние Боги! Ты прав, это не баронское седло. Оно выполнено в соламнийском стиле…
– Последняя мода, мастер Сенедж! – проговорил Крыса.
– Я даже не знаю… не знаю, что сказать… – Сенедж был тронут, раскалённый поток гнева уступил место тёплой благодарности. – Оно стоит целое состояние… И все солдаты… вместе… скинулись на подарок… – Мастер Сенедж больше не мог говорить, у него перехватило дыхание.
– Троекратное приветствие мастеру Сенеджу! – прокричала сержант, которая понятия не имела, что происходит, но не могла остаться в стороне.
Солдаты завопили с максимальным воодушевлением. Вскочив в своё новое седло, мастер Сенедж махнул им шляпой и, дав шпоры жеребцу, понёсся прочь.
Сержант Немисс повернулась к строю – молнии проскакивали в её глазах. Она уставилась на Крысу, тысячекратно его испепеляя:
– Хорошо, сосунок, какого демона это означает? Я прекрасно знаю, что ни один из солдат не скидывался на седло мастеру Сенеджу. Ты один купил его?
– Нет, сержант, – ответил спокойно Крыса, – я не покупал.
– Солдат, принеси сюда верёвку, – приказала Немисс. – Я говорила, что сделаю, если поймаю тебя на воровстве, кендер. Вперёд, марш!
Крыса, не меняя выражения лица, зашагал к яблоне. Карамон с трудом оставался безучастным, втайне надеясь, что Крыса не затянет шутку слишком далеко. Один из солдат вернулся с крепкой верёвкой, которую и вручил сержанту. Крыса встал под яблоней, остальные остались стоять по стойке «смирно».
Покачивая завязанной петлёй, Немисс приглядывала ветку получше. Внезапно она замерла и вгляделась в гущу ветвей:
– Что за…
Крыса заухмылялся и принялся разглядывать листья под ногами. Подпрыгнув, сержант Немисс вытащила что-то из веток. Солдаты не смели нарушить строй, но все отчаянно старались рассмотреть, что оказалось в руках у сержанта. Один из ветеранов забылся и присвистнул. Немисс была так ошеломлена, что даже не заметила этого.
В её руках был прекрасный эльфийский лук. Посмотрев наверх, Немисс насчитала ещё семь таких же. Она нежно провела по тетиве рукой:
– Это лучшие луки на всём Ансалоне! Говорят, они магические… Эльфы никогда не продадут их людям ни за какую цену! Ты хоть знаешь, сколько они стоят?
– Да, сержант! – ответил Крыса. – Сто фунтов копчёной говядины, немного помятый доспех Соламнийского Рыцаря и корзина хмеля.
– Что?! – Немисс тупо заморгала и затрясла головой. Карамон вышел из строя:
– Это верно, сержант. Крыса не украл их. Люди и гномы из караванов могут засвидетельствовать, что он их честно выменял! – Последнее было маленькой натяжкой, но сержанту не нужно было напрягаться…
Немисс впервые улыбнулась и потёрла щеку гладким изгибом эльфийского лука. Она не могла оторвать от него рук, то краснея, то бледнея.
– Добро пожаловать в штурмовой отряд, Крыса! – сказала она со слезами на глазах. – Троекратное приветствие Крысе!
Солдаты с готовностью заорали. Сержант Немисс ещё раз осмотрела всех:
– И троекратное приветствие всем тринадцати рекрутам штурмового отряда!
Казалось, радостные крики, раздавшиеся на плацу, ещё долго не стихнут…
20
Книга 2
1
– Двадцать шесть, Карамон, – вставил Крыса, – И ведь это были хобгоблины?
– Точно, забыл… Ещё двадцать хобгоблинов… Они хотели окружить его и…
– Он защищал маленькое золотоволосое дитя, сына принцессы, – добавил Крыса, – и её ручного грифона…
– Правильно. Гоблины хотели похитить сына принцессы…
– И её ручного грифона…
– Да, их обоих… Тогда сэр Джефри схватил золотоволосого грифона…
– И сына принцессы…
– Точно, он отдал грифона и сына принцессе и велел ей со всех ног убегать отсюда. А потом мужественно прислонился спиной к дереву и вытащил меч. – Карамон вытащил свой клинок, чтобы лучше показать, как было дело. – И стал кромсать всех налево и направо. При каждом его ударе падал разрубленный гоблин. Но их было слишком много, один из них изловчился и ударил доблестного рыцаря магической булавой вот сюда. – Карамон показал на себе. – Это был смертельный удар… Его нашли на следующее утро, а рядом лежали двадцать пять мёртвых гоблинов и хобгоблинов. А последнего он сумел ранить, уже умирая…
Карамон сурово вложил меч в ножны и замолчал.
– А ребёнок был спасён? – спросил Смитфи. – И маленький грифон?
– Принцесса назвала своего грифона «Джефри»… – дрожащим голосом ответил Крыса.
Наступил момент почтительной тишины. Смитфи опустился на колени и осторожно дотронулся до брони.
– Клянусь Бездной! – удивлённо воскликнул он, – Кровь все ещё свежая!
– Мы же сказали, доспехи магические, – бросил Карамои
– Эта драгоценная реликвия бесполезно пылилась у гномов, – сказал Крыса, – Но я подумал, что караван, идущий на север Палантаса, мог бы захватить доспехи и рассказ об этом. И отнести все в Башню Верховного Жреца…
– Мы действительно идём на север, – проговорил хозяин каравана, – Даю ещё сто фунтов говядины за доспехи!
– Нет, хозяин, боюсь, говядина мне больше не нужна… – гордо сказал Крыса. – А что ещё есть?
– Солёные свиные окорока, немного больших сыров, пятьдесят фунтов хмеля…
– Хмель! – воскликнул Крыса. – Что за сорт?
– «Эрготский богатырь». Магически улучшен эльфами Каганести для производства самого лучшего пива.
– Извини, нам нужно посовещаться. – Крыса отвёл Карамона в сторонку. – Слушай, ведь гномы в наши дни не путешествуют к Эрготу?
Карамон затряс головой:
– Нет, ведь туда нужно переправляться на кораблях. Мой друг Флинт не выносил корабли. Вот однажды…
Но Крыса убежал, не дав Карамону закончить, и уже вовсю жал руку хозяину каравана.
– Сделка заключена!
Смитфи подтащил ящик к огню, с восхищением разглядывал доспехи. Повинуясь жесту хозяина, он оторвался от созерцания и приволок большую корзину. Поставив её на землю, он пожелал всем доброй ночи и удалился обратно к доспехам.
Карамон посмотрел на огромную корзину, а потом на Крысу.
– Это была замечательная история, Карамон, – сказал полукендер. – Я чуть не разрыдался.
Карамон, ничего не говоря, взвалил корзину на спину и зашагал в темноту…
– И что вы принесли мне на этот раз? – поинтересовался Рейнард.
– Хмель. Пятьдесят фунтов отборного хмеля, – радостно заявил Крыса.
Гном с отвращением посмотрел на корзину:
– Ты, верно, никогда раньше не слышал, что мы делаем лучшее пиво на Кринне? И соответственно, выращиваем свой собственный хмель!
– Но не такой, как этот, – сказал Крыса. – Не эрготский хмель.
Рейнард тяжело вздохнул:
– Эрготский? А чем докажешь?
– Понюхай – сам всё поймёшь, – ответил полукендер.
Наклонившись к корзине, гном шумно принюхался, потом обменялся взглядами с компаньонами.
– Плачу десять железных монет!
– Мы ушли, – объявил Крыса. – Вперёд, Карамон! Я знаю одну таверну в городе, которая даст нам…
– Стойте! – крикнул гном. – Как насчёт двух фарфоровых наборов хиларской посуды и кубков к ним? Добавлю золотые ложки!
– Я солдат, – сказал Крыса через плечо. – Что я буду делать с посудой и золотыми ложками?
– Солдат? Прекрасно, а как насчёт восьми зачарованных эльфийских луков, сделанных для охотников Квалинести? Стрела, выпущенная из них, всегда находит цель.
Крыса остановился, а Карамон сразу снял корзину с плеч.
– Луки и седло сэра Джефри! – выпалил Маджере.
– Я не могу, я же обещал седло другому… – сказал гном задумчиво.
– Карамон, вперёд! – Крыса двинулся дальше.
– Постойте! – выкрикнул Рейнард сзади. – Я согласен. И седло тоже.
Крыса перевёл дух:
– Прекрасно, мастер Рейнард, заключим сделку…
Карамон погрузился в глубокий сон, сражаясь с двадцатью шестью золотоволосыми детьми, которые пытали плачущего гоблина. Поэтому металлический звук, который раздался рядом, он воспринял как часть сна и не подумал просыпаться.
Только когда сержант Немисс врезала ему по голове горшком, в который она колотила, силач начал что-то соображать.
– Подъем! Подъем, ленивые задницы! – орала она. – Выходи строиться! Встать, я сказала!
Карамон и Крыса вернулись в лагерь за час до рассвета. Шатаясь после бессонной ночи, Карамон одним из последних занял место в шеренге, выстроившейся перед казармой. Они построились в колонну и едва выступили для тренировки, как послышался стук копыт и громкий приказ остановиться.
Мастер Сенедж, осадив возбуждённого коня, спрыгнул с седла перед ними. Его лицо от гнева было цвета раскалённой печи и излучало такой же жар. Мастер свирепо осмотрел весь отряд – ветеранов и рекрутов. Все в строю попытались стать незаметными, а лучше – невидимыми.
– Проклятье! – заорал он. – Кто из вас, ублюдки, снова поменял местами моё седло и седло барона? Меня уже утомил этот тупой розыгрыш! В последний раз барон едва не приказал насадить мою голову на копьё! Кому пришло такое на ум в этот раз?
Играя желваками, мастер Сенедж медленно пошёл вдоль строя.
– Давайте сознавайтесь, ничтожества!
Никто не шевелился и не произносил ни слова. Если бы Бездна разверзлась сейчас у ног солдат, Карамон первый бы прыгнул в неё.
– Что, никого нет? – прорычал Сенедж. – Прекрасно! Сержант! Всему отряду урезать порции на месяц вполовину!
Карамон и остальные солдаты издали крик отчаяния – это было самое страшное наказание.
– Не надо никого наказывать, мастер Сенедж, – раздался голос из заднего ряда. – Это я сделал.
– Кто это сказал? – Сенедж попытался разглядеть говорившего, но ему это не удалось.
Крыса чётко выступил вперёд:
– Я один несу ответственность за все.
– Как тебя зовут, солдат?
– Крыса, мастер Сенедж.
– Этот солдат сегодня должен был быть уволен, – быстро встряла сержант Немисс. – Фактически он уже не солдат с сегодняшнего утра.
– Это его не извиняет, сержант, – процедил Сенедж. – Пусть сперва объяснится с бароном лично.
– Могу я сказать, мастер Сенедж? – отсалютовал Крыса.
Сенедж мрачно сплюнул:
– Говори, сосунок.
– Найденное седло не принадлежит барону, мастер Сенедж, – кротко сказал Крыса. – Если послать проверить, то вы узнаете, что седло Айвора Лэнгтри висит себе спокойно в конюшне. Это седло – подарок от всего штурмового отряда мастеру Сенеджу!
Солдаты молча начали переглядываться. Сержант Немисс гаркнула команду, и все снова замерли по стоике «смирно». Мастер Сенедж подошёл к своему жеребцу и внимательно изучил седло.
– Древние Боги! Ты прав, это не баронское седло. Оно выполнено в соламнийском стиле…
– Последняя мода, мастер Сенедж! – проговорил Крыса.
– Я даже не знаю… не знаю, что сказать… – Сенедж был тронут, раскалённый поток гнева уступил место тёплой благодарности. – Оно стоит целое состояние… И все солдаты… вместе… скинулись на подарок… – Мастер Сенедж больше не мог говорить, у него перехватило дыхание.
– Троекратное приветствие мастеру Сенеджу! – прокричала сержант, которая понятия не имела, что происходит, но не могла остаться в стороне.
Солдаты завопили с максимальным воодушевлением. Вскочив в своё новое седло, мастер Сенедж махнул им шляпой и, дав шпоры жеребцу, понёсся прочь.
Сержант Немисс повернулась к строю – молнии проскакивали в её глазах. Она уставилась на Крысу, тысячекратно его испепеляя:
– Хорошо, сосунок, какого демона это означает? Я прекрасно знаю, что ни один из солдат не скидывался на седло мастеру Сенеджу. Ты один купил его?
– Нет, сержант, – ответил спокойно Крыса, – я не покупал.
– Солдат, принеси сюда верёвку, – приказала Немисс. – Я говорила, что сделаю, если поймаю тебя на воровстве, кендер. Вперёд, марш!
Крыса, не меняя выражения лица, зашагал к яблоне. Карамон с трудом оставался безучастным, втайне надеясь, что Крыса не затянет шутку слишком далеко. Один из солдат вернулся с крепкой верёвкой, которую и вручил сержанту. Крыса встал под яблоней, остальные остались стоять по стойке «смирно».
Покачивая завязанной петлёй, Немисс приглядывала ветку получше. Внезапно она замерла и вгляделась в гущу ветвей:
– Что за…
Крыса заухмылялся и принялся разглядывать листья под ногами. Подпрыгнув, сержант Немисс вытащила что-то из веток. Солдаты не смели нарушить строй, но все отчаянно старались рассмотреть, что оказалось в руках у сержанта. Один из ветеранов забылся и присвистнул. Немисс была так ошеломлена, что даже не заметила этого.
В её руках был прекрасный эльфийский лук. Посмотрев наверх, Немисс насчитала ещё семь таких же. Она нежно провела по тетиве рукой:
– Это лучшие луки на всём Ансалоне! Говорят, они магические… Эльфы никогда не продадут их людям ни за какую цену! Ты хоть знаешь, сколько они стоят?
– Да, сержант! – ответил Крыса. – Сто фунтов копчёной говядины, немного помятый доспех Соламнийского Рыцаря и корзина хмеля.
– Что?! – Немисс тупо заморгала и затрясла головой. Карамон вышел из строя:
– Это верно, сержант. Крыса не украл их. Люди и гномы из караванов могут засвидетельствовать, что он их честно выменял! – Последнее было маленькой натяжкой, но сержанту не нужно было напрягаться…
Немисс впервые улыбнулась и потёрла щеку гладким изгибом эльфийского лука. Она не могла оторвать от него рук, то краснея, то бледнея.
– Добро пожаловать в штурмовой отряд, Крыса! – сказала она со слезами на глазах. – Троекратное приветствие Крысе!
Солдаты с готовностью заорали. Сержант Немисс ещё раз осмотрела всех:
– И троекратное приветствие всем тринадцати рекрутам штурмового отряда!
Казалось, радостные крики, раздавшиеся на плацу, ещё долго не стихнут…
20
Солдаты Ариакаса маршировали по дороге. Это была не его гвардия, прекрасно обученная и тренированная, слишком ценная, чтобы бросать её в эту кампанию, которая превосходно умела воевать, – именно она захватила Оплот и Нераку вместе с прилегающими землями.
Солдаты, которых Ариакас послал в Южный Блодхельм, были лучшими из его новобранцев – те, кто пришёл в его армию недавно и показал себя лучше всех.
«Этот поход станет их боевым крещением», – решил Лорд.
Цель армии была настолько секретна, что даже командующие не знали её точно. Первые приказы они получили только после первых суток перехода, когда ближе к вечеру их догнали посыльные виверны. Теперь армии надлежало двигаться только по ночам. Солдаты шли в полном молчании, сняв кольчуги и броню, чтобы не звенеть. Колеса телег были обмотаны тряпками – за любой звук нещадно наказывали. Любой, кому не повезло оказаться у них на пути, был быстро и безжалостно убит. Никто не должен был сообщить о приближении армии Тьмы с севера.
Китиара с Иммолатусом не присоединились к армии. Они вдвоём могли двигаться быстрей, чем огромная железная змея, ползущая по лесам и полям, а Ариакас хотел, чтобы они появились в Безнадёжности раньше, чем его солдаты, и обнаружили месторасположение яиц до начала сражения. Воительница и дракон должны были незаметно проникнуть в город и заняться поисками, пока не запахло жареным.
Китиара была довольна, что добилась разрешения действовать самостоятельно, – Иммолатус вызывал слишком много любопытства и ненужных вопросов. Напрасно Китиара уверяла дракона, что обличье мага Ложи Красных Мантий не совсем подходит для армии Королевы Такхизис и что чёрный маг был бы более предпочтительным.
Иммолатус не соглашался: он был красным драконом и желал оставаться красным даже в человеческой форме. В конце концов, Китиаре надоел бесконечный спор, и она плюнула на цвет одежд Иммолатуса. Воительница предвидела схватки с ним по более серьёзным вопросам и решила не тратить силы зря. Однако она не понимала, почему высокомерный дракон, одинаково презрительно относившийся ко всем людским расам, так цеплялся за выбранный цвет.
Впрочем, она не собиралась обсуждать приказы. Особенно последний, который ей доставили тайно до отъезда. Китиара даже сначала подумала, что это любовное письмо, но Ариакас был не из таких воздыхателей. Она держала этот приказ тщательно свёрнутым и упакованным в плотный мешочек, притороченный к седлу. Китиара так до сих пор и не смогла прочесть его – Иммолатус требовал постоянного внимания.
Целый день быстрой скачки дракон нудно перечислял истории набегов и сражений, резни и грабежей. Когда он отвлекался от историй, то горько жаловался на мерзкую еду, употребляемую им, а также на то, как унизительно ехать на лошади, когда можно лететь под облаками. К вечеру, несмотря на отсутствие постели из сокровищ, дракон задремал. Он спал как собака – вертясь во сне, лязгая зубами и царапая землю пальцами.
Понаблюдав за его беспокойным сном, Китиара легко потрясла его за плечо и позвала по имени. Дракон что-то шумно забормотал и зарычал, но не проснулся. Удостоверившись в том, что он спит крепко, Китиара достала приказ и подсела ближе к огню.
«Командиру Китиаре Ут-Матар.
Если возникнет любое обстоятельство, могущее быть расценено командиром Ут-Матар как мешающее планам Её Величества Королевы Такхизис в завоевании Ансалона, приказываю командиру Ут-Матар действовать так, как она сочтёт нужным.
Ариакас, Лорд, Повелитель драконьей армии Королевы Такхизис».
– Вот хитрый ублюдок! – пробормотала Китиара с лёгкой улыбкой.
Она ещё дважды прочитала этот преднамеренно неопределённый приказ, а потом засунула его в потайной карман за голенищем сапога. Приказ был своеобразным ударом плетью за её непослушание и своеволие. Воительница ожидала подобного наказания – ведь никто не говорит «нет» Ариакасу безнаказанно. Но такой хитрости Китиара не ждала, её мнение о Ариакасе выросло на несколько отметок.
«Этим приказом Ариакас переложил всю ответственность за операцию на мои плечи, – подумала она. – Если всё пройдёт успешно – меня наградят и продвинут по службе. Милорд будет хвалить меня и разделит со мной постель. Но стоит всему провалиться… Сейчас Ариакас очарован и пленён. Но он не из тех людей, которые долго не изменяют своим увлечениям. Он принесёт меня в жертву своим амбициям и жажде власти без всякой жалости, даже не оглянется посмотреть, как будет биться в агонии моё тело…»
Китиара сидела у костра и смотрела в потрескивающий огонь. Позади неё Иммолатус рычал и фыркал во сне, распространяя вокруг сильный запах серы. «Наверное, сейчас сжигает целый город». Китиара представила горящие дома и магазины, людей, мечущихся в огне как живые факелы, горелое мясо, обугленные руины, армию, победно марширующую по мёртвому пеплу… Огонь пожара разгорался по всему Ансалону, пожирая бесполезных эльфов, гниющих в своих лесах, жалкие низшие расы, мешающие развитию человека, опаляя своим огнём рыцарство, прозябающее со своими древними идеями…
Новый порядок родится, как феникс, из пепла старого.
– И законами мира буду управлять я, – сказала Китиара танцующим язычкам костра. – Очищающий огонь будет гореть на лезвии моего клинка. Я вернусь к тебе с победой, Лорд Ариакас, или не вернусь вообще.
Обняв колени и уронив на них голову, Китиара смотрела, как пламя пожирает дрова. И всё, что оставалось после огня, было только обугленными головешками, пульсирующими в темноте, как багровые глаза дракона.
Солдаты, которых Ариакас послал в Южный Блодхельм, были лучшими из его новобранцев – те, кто пришёл в его армию недавно и показал себя лучше всех.
«Этот поход станет их боевым крещением», – решил Лорд.
Цель армии была настолько секретна, что даже командующие не знали её точно. Первые приказы они получили только после первых суток перехода, когда ближе к вечеру их догнали посыльные виверны. Теперь армии надлежало двигаться только по ночам. Солдаты шли в полном молчании, сняв кольчуги и броню, чтобы не звенеть. Колеса телег были обмотаны тряпками – за любой звук нещадно наказывали. Любой, кому не повезло оказаться у них на пути, был быстро и безжалостно убит. Никто не должен был сообщить о приближении армии Тьмы с севера.
Китиара с Иммолатусом не присоединились к армии. Они вдвоём могли двигаться быстрей, чем огромная железная змея, ползущая по лесам и полям, а Ариакас хотел, чтобы они появились в Безнадёжности раньше, чем его солдаты, и обнаружили месторасположение яиц до начала сражения. Воительница и дракон должны были незаметно проникнуть в город и заняться поисками, пока не запахло жареным.
Китиара была довольна, что добилась разрешения действовать самостоятельно, – Иммолатус вызывал слишком много любопытства и ненужных вопросов. Напрасно Китиара уверяла дракона, что обличье мага Ложи Красных Мантий не совсем подходит для армии Королевы Такхизис и что чёрный маг был бы более предпочтительным.
Иммолатус не соглашался: он был красным драконом и желал оставаться красным даже в человеческой форме. В конце концов, Китиаре надоел бесконечный спор, и она плюнула на цвет одежд Иммолатуса. Воительница предвидела схватки с ним по более серьёзным вопросам и решила не тратить силы зря. Однако она не понимала, почему высокомерный дракон, одинаково презрительно относившийся ко всем людским расам, так цеплялся за выбранный цвет.
Впрочем, она не собиралась обсуждать приказы. Особенно последний, который ей доставили тайно до отъезда. Китиара даже сначала подумала, что это любовное письмо, но Ариакас был не из таких воздыхателей. Она держала этот приказ тщательно свёрнутым и упакованным в плотный мешочек, притороченный к седлу. Китиара так до сих пор и не смогла прочесть его – Иммолатус требовал постоянного внимания.
Целый день быстрой скачки дракон нудно перечислял истории набегов и сражений, резни и грабежей. Когда он отвлекался от историй, то горько жаловался на мерзкую еду, употребляемую им, а также на то, как унизительно ехать на лошади, когда можно лететь под облаками. К вечеру, несмотря на отсутствие постели из сокровищ, дракон задремал. Он спал как собака – вертясь во сне, лязгая зубами и царапая землю пальцами.
Понаблюдав за его беспокойным сном, Китиара легко потрясла его за плечо и позвала по имени. Дракон что-то шумно забормотал и зарычал, но не проснулся. Удостоверившись в том, что он спит крепко, Китиара достала приказ и подсела ближе к огню.
«Командиру Китиаре Ут-Матар.
Если возникнет любое обстоятельство, могущее быть расценено командиром Ут-Матар как мешающее планам Её Величества Королевы Такхизис в завоевании Ансалона, приказываю командиру Ут-Матар действовать так, как она сочтёт нужным.
Ариакас, Лорд, Повелитель драконьей армии Королевы Такхизис».
– Вот хитрый ублюдок! – пробормотала Китиара с лёгкой улыбкой.
Она ещё дважды прочитала этот преднамеренно неопределённый приказ, а потом засунула его в потайной карман за голенищем сапога. Приказ был своеобразным ударом плетью за её непослушание и своеволие. Воительница ожидала подобного наказания – ведь никто не говорит «нет» Ариакасу безнаказанно. Но такой хитрости Китиара не ждала, её мнение о Ариакасе выросло на несколько отметок.
«Этим приказом Ариакас переложил всю ответственность за операцию на мои плечи, – подумала она. – Если всё пройдёт успешно – меня наградят и продвинут по службе. Милорд будет хвалить меня и разделит со мной постель. Но стоит всему провалиться… Сейчас Ариакас очарован и пленён. Но он не из тех людей, которые долго не изменяют своим увлечениям. Он принесёт меня в жертву своим амбициям и жажде власти без всякой жалости, даже не оглянется посмотреть, как будет биться в агонии моё тело…»
Китиара сидела у костра и смотрела в потрескивающий огонь. Позади неё Иммолатус рычал и фыркал во сне, распространяя вокруг сильный запах серы. «Наверное, сейчас сжигает целый город». Китиара представила горящие дома и магазины, людей, мечущихся в огне как живые факелы, горелое мясо, обугленные руины, армию, победно марширующую по мёртвому пеплу… Огонь пожара разгорался по всему Ансалону, пожирая бесполезных эльфов, гниющих в своих лесах, жалкие низшие расы, мешающие развитию человека, опаляя своим огнём рыцарство, прозябающее со своими древними идеями…
Новый порядок родится, как феникс, из пепла старого.
– И законами мира буду управлять я, – сказала Китиара танцующим язычкам костра. – Очищающий огонь будет гореть на лезвии моего клинка. Я вернусь к тебе с победой, Лорд Ариакас, или не вернусь вообще.
Обняв колени и уронив на них голову, Китиара смотрела, как пламя пожирает дрова. И всё, что оставалось после огня, было только обугленными головешками, пульсирующими в темноте, как багровые глаза дракона.
Книга 2
Ничто никогда не происходит случайно. Все случается по какой-то причине. Твой разум может эту причину не знать. Разум может подвести. Но сердце знает, потому что оно знает всегда…
Хоркин, мастер магии
1
Жители Безнадёжности не собирались начинать войну. Всё началось тогда, когда мирный протест против несправедливого налога перерос в полномасштабное восстание. В тот момент ни один из жителей города не мог себе представить, чем обернётся эта ужасная ошибка.
Скинув маленький камень с горы, они вызвали чудовищный оползень. Кинув палку в море, вызвали страшную волну, которая была готова утопить всех. Мирная телега их жизни внезапно потеряла колесо и с грохотом покатилась под откос, увлекая всех за собой.
Тот самый налог, также известный как «плата за врата», оказал губительное влияние на все виды торговли в Безнадёжности. Указ о налоге был подписан королём Вильгельмом, раньше в городе именовавшимся Вильгельмом Справедливым и потерявшим своё прозвище в тот день. Налог устанавливал пошлину в двадцать пять процентов на все товары, ввозимые в город, а также вывозимые из него. Обкладывались налогом железная руда, хлопок, даже шнурки для юбок. Вследствие этого любое сырьё из Безнадёжности стало стоить дороже, чем последнее изобретение гномов – паровая маслобойка.
Даже если купцы имели достаточно денег, чтобы заплатить за товар, конечная его стоимость была не по карману никаким покупателям. Значит, хозяева не платили своим рабочим, а те в свою очередь не могли купить хлеба детям или юбку жене.
По повелению короля Вильгельма Справедливого в город двинулись сборщики налогов, безжалостные тупые звери, чтобы вытрясать долги до последней монеты. Купцы, пробовавшие возражать против «платы за врата», были запуганы, унижены, а иногда даже подвергнуты физическим наказаниям.
Один хитрюга решился вообще перенести свою торговлю за городские ворота, чтоб избежать налога, но сборщики в тот же день сожгли его склад, разломали магазин, а ему самому сломали челюсть.
Очень скоро экономика Безнадёжности оказалась на грани краха. Последним ударом послужило известие о том, что безжалостный налог наложен только на них одних. Все остальные города королевства даже не слышали о подобном.
Жители послали делегацию к королю Вильгельму, прося объяснить, за что их наказали таким суровым способом. Его величество отказался принять посланцев, передав через одного из своих придворных: «Таково желание короля». Никто из них так и не смог добиться высочайшей аудиенции. Они вернулись, рассказав про упорные слухи, которые ходили в столице Блодхельма Вантале, будто король Вильгельм давно безумен.
Безумный король все равно король, а Вильгельм пока ещё мог проследить за тем, чтобы его указы выполнялись. Ситуация в городе становилась с каждым днём хуже. Магазины закрывались один за другим, рынок пока работал, но товаров на нём почти не осталось. Заседания Гильдии купцов Безнадёжности превращались в пустую встречу, где каждый требовал своё, не слушая соседа. Каждый торговец видел лучший путь выхода из кризиса и готов был до последней капли воды в кубке отстаивать своё мнение. Эль в городе стремительно заканчивался.
Когда указ короля зачитали в Безнадёжности, люди первым делом бросились к зданию Гильдии.
Гильдия торговцев была самой мощной организацией в городе, ей принадлежала монополия на все виды торговли и производства. Она контролировала меньшие гильдии, устанавливала стандарты занятия ремёслами и бдительно следила за их поддержанием. Главы Гильдии понимали, что плохая слава одного мастера больно ударит по всем остальным. Любой купец, пойманный на обмане покупателя, безжалостно изгонялся, лишаясь способа заработать себе на жизнь. Гильдия торговцев также следила за условиями труда во всём городе, от швеи и ткача до ювелира и пивовара. Кроме того, она устанавливала уровень оплаты труда, срок ученичества и разрешала все внутренние споры.
Гильдия поддерживала тесные отношения с лорд-мэром и шерифом, своими делами добившись того, что в других городах появилась поговорка «Настолько хороший, что можно продать в Безнадёжности».
Но в данном случае и она оказалась бессильна.
Через некоторое время бесплодных дебатов глава Гильдии назначил тайный совет, который прошёл в старом, полуразрушенном Храме забытого Бога в предместьях Безнадёжности. На него собрались все видные люди города. Здесь, в темноте зала, освещённого лишь факелами, глава Гильдии первый раз высказал мысль о выходе Безнадёжности из состава королевства Блодхельм. Город должен был стать вольным поселением, со своим правительством и законами, тогда, наконец, они выкинут головорезов короля и отменят удушающий налог.
Предложение было принято без единого возражения.
Первым делом надо сместить лорд-мэра и избрать совет, который изберёт новым правителем главу Гильдии.
Потом было необходимо выкинуть сборщиков налогов и их солдат из города. Это не составляло труда – они облюбовали себе один трактир и каждый вечер пьянствовали там. Остальные шлялись поодиночке, тоже изрядно нетрезвые. Никто из них не предполагал, что город готовится нанести ответный удар. Когда всё произошло, с ними легко справилась городская стража.
Ворота города захлопнулись, и к королю Вильгельму Справедливому полетело послание, в котором говорилось, что Безнадёжность не собирается бунтовать. Революционный совет предоставил королю последний шанс отменить ужасный налог. Если бы такое произошло, город сложил бы оружие и поклялся в верности королю и Блодхельму до последнего человека.
Гонцу нужно было четыре дня на то, чтобы доскакать до Ванталы, день на аудиенцию у короля и столько же на обратный путь. Но на десятый день революционный совет не дождался никаких известий. Прошёл одиннадцатый день, беспокойство нарастало, на двенадцатый оно начало превращаться в гнев. На тринадцатый день гнев сменил ужас.
В город (только притворяющийся бунтующим и неспособный оказать серьёзного сопротивления армии) пришёл кендер. Он рассказал про самую страшную казнь, которую наблюдал недавно в Вантале:
– Честное слово, никогда ещё не видел столько кровищи на площади! Никогда не слышал таких душераздирающих криков! Вот уж не думал, что человек может не умирать так долго! А потом они бросили отрубленную голову в телегу, и она поехала… Ну, если подумать, как раз в вашем направлении… И я никогда не видел, чтобы в рот голове запихивали послание, написанное кровью казнённого! Я не разглядел, что там написано, далеко стоял, но мне сказали.,… Сейчас вспомню… А, да! Там было написано: «Судьба всех мятежников». Вот. И я думаю, мятежники удивятся, когда прочтут послание, – счастливо заявил кендер.
Телега катилась к Безнадёжности. Гнев и страх уступили место отчаянию, а отчаяние превратилось в панику, когда дозорные на башнях сообщили об огромной туче пыли, появившейся на горизонте. Разведчики вернулись с ужасными новостями; с северо-запада надвигалась большая армия, которая уже была всего в одном дне пути от города.
Время тайн миновало, солдаты Ариакаса маршировали день и ночь, не ведая усталости. Жители Безнадёжности в панике метались по улицам города, стояли перед домом лорд-мэра или ломились в здание Гильдии торговцев. Сосед спрашивал соседа, ученик – мастера, хозяйка – слугу, солдат – командира. Мэр пытался добиться ответа от совета Гильдии, но те были слишком заняты, вопрошая друг друга: «Что нам делать? Мы остаёмся? Мы бежим? Если бежим, то куда? Что будет с нашими домами, нашей работой, друзьями? Куда деть женщин и детей?»
Облако пыли росло и росло, пока весь восток не затянуло огромной тучей, небеса стали красными, словно от крови. Многие люди спешно бежали из города, особенно те, кто жил здесь недавно и не успел глубоко пустить корни. Они кидали всё, что можно увезти, в телеги, остальное несли на себе или просто бросали. Спешно прощались с друзьями и присоединялись к цепочке беженцев на дороге, уводящей прочь от приближающейся красной тучи.
Но большинство горожан остались. Подобно гигантским дубам, они поколениями жили и умирали в Безнадёжности. Основание города одни легенды связывают с последней Драконьей Войной, другие с Катаклизмом. «Мои предки похоронены здесь. Мои дети рождены здесь. Я слишком молод, чтоб уйти одному. Я слишком стар, чтоб начать все заново. Это дом, в котором я рос с детства. Этот магазин основала ещё моя бабушка, – говорили они. – Должен ли я все бросить и бежать? Должен ли я убивать, чтоб защитить все это?»
Ужасный выбор, горький выбор.
Когда последний беженец ушёл, ворота города с грохотом захлопнулись. Изнутри к ним подогнали фургоны, гружённые камнями и кирпичом, чтобы не позволить тарану легко вышибить створки. Каждая доступная ёмкость наполнялась водой для борьбы с пожарами, торговцы превратились в солдат и целыми днями занимались с мечом и луком. Детей постарше учили собирать и чинить использованные стрелы. Жители готовились к самому худшему, по крайней мере, к тому, что они считали худшим.
Они все ещё верили в короля и представляли себе обычную армию, подошедшую к городу и разбившую лагерь, учтивого командира, который подъедет к стене для переговоров и выслушает их условия. Он им немного поугрожает, но горожане останутся твёрдо стоять на своём. Ну, потом чуть-чуть уступят. А после целого дня трудных и упорных переговоров все разойдутся домой ужинать.
Скинув маленький камень с горы, они вызвали чудовищный оползень. Кинув палку в море, вызвали страшную волну, которая была готова утопить всех. Мирная телега их жизни внезапно потеряла колесо и с грохотом покатилась под откос, увлекая всех за собой.
Тот самый налог, также известный как «плата за врата», оказал губительное влияние на все виды торговли в Безнадёжности. Указ о налоге был подписан королём Вильгельмом, раньше в городе именовавшимся Вильгельмом Справедливым и потерявшим своё прозвище в тот день. Налог устанавливал пошлину в двадцать пять процентов на все товары, ввозимые в город, а также вывозимые из него. Обкладывались налогом железная руда, хлопок, даже шнурки для юбок. Вследствие этого любое сырьё из Безнадёжности стало стоить дороже, чем последнее изобретение гномов – паровая маслобойка.
Даже если купцы имели достаточно денег, чтобы заплатить за товар, конечная его стоимость была не по карману никаким покупателям. Значит, хозяева не платили своим рабочим, а те в свою очередь не могли купить хлеба детям или юбку жене.
По повелению короля Вильгельма Справедливого в город двинулись сборщики налогов, безжалостные тупые звери, чтобы вытрясать долги до последней монеты. Купцы, пробовавшие возражать против «платы за врата», были запуганы, унижены, а иногда даже подвергнуты физическим наказаниям.
Один хитрюга решился вообще перенести свою торговлю за городские ворота, чтоб избежать налога, но сборщики в тот же день сожгли его склад, разломали магазин, а ему самому сломали челюсть.
Очень скоро экономика Безнадёжности оказалась на грани краха. Последним ударом послужило известие о том, что безжалостный налог наложен только на них одних. Все остальные города королевства даже не слышали о подобном.
Жители послали делегацию к королю Вильгельму, прося объяснить, за что их наказали таким суровым способом. Его величество отказался принять посланцев, передав через одного из своих придворных: «Таково желание короля». Никто из них так и не смог добиться высочайшей аудиенции. Они вернулись, рассказав про упорные слухи, которые ходили в столице Блодхельма Вантале, будто король Вильгельм давно безумен.
Безумный король все равно король, а Вильгельм пока ещё мог проследить за тем, чтобы его указы выполнялись. Ситуация в городе становилась с каждым днём хуже. Магазины закрывались один за другим, рынок пока работал, но товаров на нём почти не осталось. Заседания Гильдии купцов Безнадёжности превращались в пустую встречу, где каждый требовал своё, не слушая соседа. Каждый торговец видел лучший путь выхода из кризиса и готов был до последней капли воды в кубке отстаивать своё мнение. Эль в городе стремительно заканчивался.
Когда указ короля зачитали в Безнадёжности, люди первым делом бросились к зданию Гильдии.
Гильдия торговцев была самой мощной организацией в городе, ей принадлежала монополия на все виды торговли и производства. Она контролировала меньшие гильдии, устанавливала стандарты занятия ремёслами и бдительно следила за их поддержанием. Главы Гильдии понимали, что плохая слава одного мастера больно ударит по всем остальным. Любой купец, пойманный на обмане покупателя, безжалостно изгонялся, лишаясь способа заработать себе на жизнь. Гильдия торговцев также следила за условиями труда во всём городе, от швеи и ткача до ювелира и пивовара. Кроме того, она устанавливала уровень оплаты труда, срок ученичества и разрешала все внутренние споры.
Гильдия поддерживала тесные отношения с лорд-мэром и шерифом, своими делами добившись того, что в других городах появилась поговорка «Настолько хороший, что можно продать в Безнадёжности».
Но в данном случае и она оказалась бессильна.
Через некоторое время бесплодных дебатов глава Гильдии назначил тайный совет, который прошёл в старом, полуразрушенном Храме забытого Бога в предместьях Безнадёжности. На него собрались все видные люди города. Здесь, в темноте зала, освещённого лишь факелами, глава Гильдии первый раз высказал мысль о выходе Безнадёжности из состава королевства Блодхельм. Город должен был стать вольным поселением, со своим правительством и законами, тогда, наконец, они выкинут головорезов короля и отменят удушающий налог.
Предложение было принято без единого возражения.
Первым делом надо сместить лорд-мэра и избрать совет, который изберёт новым правителем главу Гильдии.
Потом было необходимо выкинуть сборщиков налогов и их солдат из города. Это не составляло труда – они облюбовали себе один трактир и каждый вечер пьянствовали там. Остальные шлялись поодиночке, тоже изрядно нетрезвые. Никто из них не предполагал, что город готовится нанести ответный удар. Когда всё произошло, с ними легко справилась городская стража.
Ворота города захлопнулись, и к королю Вильгельму Справедливому полетело послание, в котором говорилось, что Безнадёжность не собирается бунтовать. Революционный совет предоставил королю последний шанс отменить ужасный налог. Если бы такое произошло, город сложил бы оружие и поклялся в верности королю и Блодхельму до последнего человека.
Гонцу нужно было четыре дня на то, чтобы доскакать до Ванталы, день на аудиенцию у короля и столько же на обратный путь. Но на десятый день революционный совет не дождался никаких известий. Прошёл одиннадцатый день, беспокойство нарастало, на двенадцатый оно начало превращаться в гнев. На тринадцатый день гнев сменил ужас.
В город (только притворяющийся бунтующим и неспособный оказать серьёзного сопротивления армии) пришёл кендер. Он рассказал про самую страшную казнь, которую наблюдал недавно в Вантале:
– Честное слово, никогда ещё не видел столько кровищи на площади! Никогда не слышал таких душераздирающих криков! Вот уж не думал, что человек может не умирать так долго! А потом они бросили отрубленную голову в телегу, и она поехала… Ну, если подумать, как раз в вашем направлении… И я никогда не видел, чтобы в рот голове запихивали послание, написанное кровью казнённого! Я не разглядел, что там написано, далеко стоял, но мне сказали.,… Сейчас вспомню… А, да! Там было написано: «Судьба всех мятежников». Вот. И я думаю, мятежники удивятся, когда прочтут послание, – счастливо заявил кендер.
Телега катилась к Безнадёжности. Гнев и страх уступили место отчаянию, а отчаяние превратилось в панику, когда дозорные на башнях сообщили об огромной туче пыли, появившейся на горизонте. Разведчики вернулись с ужасными новостями; с северо-запада надвигалась большая армия, которая уже была всего в одном дне пути от города.
Время тайн миновало, солдаты Ариакаса маршировали день и ночь, не ведая усталости. Жители Безнадёжности в панике метались по улицам города, стояли перед домом лорд-мэра или ломились в здание Гильдии торговцев. Сосед спрашивал соседа, ученик – мастера, хозяйка – слугу, солдат – командира. Мэр пытался добиться ответа от совета Гильдии, но те были слишком заняты, вопрошая друг друга: «Что нам делать? Мы остаёмся? Мы бежим? Если бежим, то куда? Что будет с нашими домами, нашей работой, друзьями? Куда деть женщин и детей?»
Облако пыли росло и росло, пока весь восток не затянуло огромной тучей, небеса стали красными, словно от крови. Многие люди спешно бежали из города, особенно те, кто жил здесь недавно и не успел глубоко пустить корни. Они кидали всё, что можно увезти, в телеги, остальное несли на себе или просто бросали. Спешно прощались с друзьями и присоединялись к цепочке беженцев на дороге, уводящей прочь от приближающейся красной тучи.
Но большинство горожан остались. Подобно гигантским дубам, они поколениями жили и умирали в Безнадёжности. Основание города одни легенды связывают с последней Драконьей Войной, другие с Катаклизмом. «Мои предки похоронены здесь. Мои дети рождены здесь. Я слишком молод, чтоб уйти одному. Я слишком стар, чтоб начать все заново. Это дом, в котором я рос с детства. Этот магазин основала ещё моя бабушка, – говорили они. – Должен ли я все бросить и бежать? Должен ли я убивать, чтоб защитить все это?»
Ужасный выбор, горький выбор.
Когда последний беженец ушёл, ворота города с грохотом захлопнулись. Изнутри к ним подогнали фургоны, гружённые камнями и кирпичом, чтобы не позволить тарану легко вышибить створки. Каждая доступная ёмкость наполнялась водой для борьбы с пожарами, торговцы превратились в солдат и целыми днями занимались с мечом и луком. Детей постарше учили собирать и чинить использованные стрелы. Жители готовились к самому худшему, по крайней мере, к тому, что они считали худшим.
Они все ещё верили в короля и представляли себе обычную армию, подошедшую к городу и разбившую лагерь, учтивого командира, который подъедет к стене для переговоров и выслушает их условия. Он им немного поугрожает, но горожане останутся твёрдо стоять на своём. Ну, потом чуть-чуть уступят. А после целого дня трудных и упорных переговоров все разойдутся домой ужинать.