Рейстлин осмелился заглянуть внутрь, надеясь увидеть своего собеседника. Красная Мантия сидел, откинувшись в глубоком кресле, почти скрытый тенями.
   – Может, ты не так понял меня, мастер, – как можно мягче произнёс Рейстлин. – У меня с собой много магических предметов большой силы, многие необычайно редки…
   Внезапно он услышал звук, словно закипел большой чайник, затем сердитый шорох одежд – и полог шатра отлетел в сторону, сорванный могучим ударом. Огненные глаза глянули на него из темноты, ярость ударила подобно горячему ветру.
   Рейстлин невольно отступил на шаг.
   – Оставь меня в покое, – прорычал Красная Мантия, – или, клянусь Тёмной Королевой, я сам отправлю тебя в Бездну!
   Внезапно его глаза расширились, а яростные слова замерли на губах. Боевой маг смотрел не на Рейстлина, а на посох в его руках. Что касается самого Рейстлина, то он изумлённо воззрился на появившегося перед ним Красную Мантию. Оба замерли, не говоря ни слова, наблюдая вещи, которые не собирались увидеть.
   – Чего ты на меня вылупился? – первым опомнился Красная Мантия.
   – Я мог бы задать тот же вопрос, мастер, – поколебавшись, ответил Рейстлин.
   – Ты мне неинтересен, слизняк, – пророкотал Иммолатус, и это было достаточно верно – на человека он бросил только мимолётный взгляд, сосредоточившись на посохе.
   Первым желанием дракона было схватить посох и немедленно сжечь хозяина. Его пальцы задёргались, заклинание вспухло на языке, но Иммолатус смог противостоять первому порыву – убийство человека оставило бы жирный чёрный след у его шатра, вызвав ненужное внимание и расспросы. Но больше всего ему хотелось выяснить о посохе побольше, а жирное пятно плохо отвечает на вопросы.
   Он понял, что необходимо будет проявить эту… Как её всегда называла Ут-Матар? Дипломатию! Он должен применить дипломатию в отношении этого человечишки. Это будет трудно, потому что на самом деле Иммолатусу хотелось распороть слизняка вдоль и вскрыть ему черепушку остро заточенным когтем.
   – Тебе лучше войти, – пробормотал Иммолатус, полагая, что это необычайно радушное приглашение.
   Рейстлин остался стоять, где стоял, не пошевелившись. Он начал привыкать к своему извращённому зрению, смотря на мир сквозь зрачки в форме песочных часов, заставляющих все умирать под властью времени. Глядя на этого мага, а ему не исполнилось и сорока, Рейстлин должен был видеть Красную Мантию морщинистым и старым, а вместо этого он видел словно размазанный портрет, где два лица никак не могли соединиться в одно. Неведомый художник позволил своим краскам лечь как попало, сливаясь и размазываясь одновременно.
   Одним лицом было обычное лицо мага, другое лицо пряталось за ним, но Рейстлин улавливал что-то ярко-красное, нестерпимо алое. Во втором лице было что-то от рептилии, так же как и в первом, хорошо видном. Юноше показалось, что если бы он сосредоточился, то смог бы ясно различить и второе лицо. Но каждый раз, когда он пытался так сделать, второе лицо плыло и пряталось в чертах первого. Но глаза у этих лиц были одинаковые, ярко-огненные, бушующие, смертельно опасные. Впрочем, все маги очень опасные люди…
   Немного поразмышляв, Рейстлин вошёл внутрь по той же самой причине, по которой был приглашён, – им двигало любопытство.
   Высокий и худой, Красная Мантия прошагал, шелестя дорогими одеждами, к маленькому стулу в конце низкого стола и сел, резким жестом показав Рейстлину на второй стул. Его движения, были и изящны и неуклюжи одновременно, под стать двойному портрету. Лёгкие движения – порхание пальцев или небольшой наклон головы – были исполнены непередаваемой грации. Другие, например усаживание за стол, были затруднены и нарочиты, словно непривычны ему и должны тщательно контролироваться.
   – Показывай, что принёс, – проговорил Иммолатус. Решивший разобраться в этой тайне до конца, Рейстлин не ответил, молча глядя на Красную Мантию и сжимая в руках свитки и корзину.
   – Чего, во имя Бездны, ты снова уставился на меня своими уродливыми глазами? – раздражённо спросил Иммолатус. – Ты пришёл торговать, так давай показывай! – Он нетерпеливо провёл по поверхности стола длинным ногтем указательного пальца.
   Его интересовал только один предмет в шатре, и это был посох Магиуса. Но сначала надо было узнать о человеке побольше, особенно о том, представляет ли он, чем владеет. Конечно, Иммолатусу уже встречались люди, владевшие посохом, – его память была так же остра, как и зубы. «Посмотрим на новенького…» – решил дракон.
   Рейстлин опустил взгляд, решив воздержаться от комментариев относительно двойной внешности сидящего перед ним мага. Он старше и опытней, к чему лишние вопросы. Рейстлин чувствовал, что стоит посреди вихря магической энергии, сила бурлила и потрескивала вокруг, и вся она исходила от сидящего перед ним мужчины. Даже в присутствии главы Конклава ему не доводилось выдерживать подобный магический шторм. Рейстлин лишний раз осознал своё ничтожество и решил расшибиться в лепёшку, но стать учеником этого человека.
   Чтобы поудобнее разложить принесённые товары, Рейстлин прислонил посох к походному столу. Рука Иммолатуса резко рванулась к нему, стремясь схватить. Рейстлин увидел движение и, уронив корзину, дёрнул его обратно, прижав к себе.
   – Прекрасная палка для ходьбы. – Иммолатус обнажил острые зубы в любезной улыбке, как ему представлялось. – Где ты достал её?
   Рейстлин не имел никакого желания обсуждать посох и снова притворился, что недослышал. Удерживая посох одной рукой, он разворачивал свитки и артефакты, доставал фляги, словно коробейник на ярмарке.
   – У нас есть несколько очень интересных предметов, мастер. Вот свиток, захваченный у Чёрных Мантий, его прежний хозяин имел очень высокий ранг, а вот…
   Иммолатус внезапно протянул руку, схватил все свитки, микстуры, фляги и смахнул их со стола.
   – Меня интересует только один предмет, который я хочу приобрести! – заорал он, пристально глядя на посох.
   Тубусы свитков раскатились по полу, артефакты рассыпались по всем углам. Кувшин шмякнулся об пол и разбился, забрызгав бульоном мантию Рейстлина.
   – Это один из тех магических предметов, который не продаётся, мастер. – Юноша вцепился в древко так сильно, что суставы побелели, а мускулы руки свело судорогой. – Но среди остальных из них есть немало сильных…
   – Аргх! – вскипел Иммолатус. По его телу прошла странная судорога, словно на миг оно лишилось костей. – В моём мизинце больше силы, чем во всех твоих, артефактах, вместе взятых! И ты ещё имеешь наглость пытаться продать их! Кроме посоха, конечно… Возможно, я очень им заинтересован… Как он попал к тебе в руки?
   На кончике языка Рейстлина так и скакала правда. Ему хотелось гордо сказать, что посох подарен самим великим Пар-Салианом, но врождённая подозрительность юноши заставила зубы сжать непокорный язык. Кроме того, описав посох как подарок главы Конклава, он вызвал бы ещё большее желание у этого странного мага, повысив ценность артефакта. Но Рейстлин не желал больше иметь дела с Красной Мантией, а хотел как можно скорее убраться отсюда.
   – Этот посох уже несколько поколений принадлежит моей семье, – сказал он, оглядываясь на выход из шатра. – Потому, уважаемый мастер, я вынужден хранить честь семьи и соблюдать наши традиции. Я вижу, наша сделка не состоится, и желаю тебе всего хорошего…
   Случайно Рейстлин произнёс слова, спасшие ему жизнь. Иммолатус немедленно пришёл к заключению, что Рейстлин – потомок великого Магиуса.
   Несомненно, тот перед смертью подробно описал, как и с какой целью необходимо использовать сей мощный магический предмет, или хотя бы рассказал как. Сейчас, получше присмотревшись к молодому человеку, Иммолатус даже начал находить в нём некое сходство с прославленным предком. Именно Магиус был тем, кто так жестоко исполосовал его в прошлые годы. Именно этот проклятый посох нанёс такие раны, которые, даже зажив, веками мучили его и терзают до сих пор.
   Но как же он вожделел этот мощный артефакт, мечты об обладании которым не покидали его никогда! Иногда желание настолько ослепляло Иммолатуса, что он легко отдал бы за посох все сокровища своей пещеры. Дракон должен был им владеть, чтобы рассчитаться со своими врагами, убивать и крушить, мстить за то, что когда-то его самого чуть не уничтожили посохом Магиуса…
   Но в человеческом теле у него не было шанса победить мага! Несколько мгновений дракон готов был сбросить личину и предстать в своём истинном обличье, но сдержался. Он должен отомстить всем сразу – серебряным и золотым драконам, двуличной Королеве и, естественно, потомкам Магиуса. Он ждал долго, бесконечно долго, и ещё два-три дня ожидания будут лишь маленькими капельками в океане его терпения.
   – Не забудь свои пустозвонные вещички, торгаш! – презрительно сказал Иммолатус, оглядывая рассыпавшиеся у его ног артефакты и свитки.
   Но Рейстлин и не думал ползать по полу на коленях, собирая кольца и фляги, одновременно становясь уязвимым для нападения.
   – Это тебе, мастер, на память, – чуть поклонился юноша, – раз ты говоришь, что они ничего не стоят…
   Он использовал поклон как оправдание к завершению разговора и изящно выскользнул из шатра, так и не повернувшись к Иммолатусу спиной.
   Дракон мрачно следил, как уходит Рейстлин, вернее, как уходит его посох, мрачно полыхая рубиновыми глазами, такими же яркими и притягивающими, как навершие могучего артефакта… Если бы десятая часть этой энергии могла попасть на посох, наследие Магиуса вспыхнуло бы в один миг.
   Рейстлин уносил ноги от шатра так быстро, как только мог, не видя ничего вокруг и слабо понимая, куда вообще движется. Сейчас его заботило одно – чтобы между ним и странным человеком со стёртым лицом и смертельными глазами легло как можно большее расстояние. Только завидев палатки своего лагеря и сотни прекрасно вооружённых солдат рядом, он чуть замедлил темп.
   С облегчением вздохнув, Рейстлин натянул капюшон поглубже и, выбрав окольную дорогу, отправился к своей палатке. Сейчас он не хотел говорить ни с кем, а в особенности с Хоркином.
   Скрывшись от посторонних глаз, маг устало упал на кровать, чувствуя, как его заливает липкий пот и холодный комок прыгает в животе.
   Все ещё сжимая посох в руке, он глянул на свои сапоги, густо забрызганные куриным бульоном. Резкий запах наложился на пережитый недавний ужас, память об огненных глазах мага, беспомощное осознание того, что если бы Красная Мантия захотел отнять у него посох, он бы это легко сделал, – и Рейстлина неожиданно вырвало.
   Ещё долгие месяцы после этого один вид вареной курицы будет поднимать в юноше такую волну тошноты, что он будет немедленно убегать из-за стола, к тихой радости Карамона.
   Справившись с дурнотой, Рейстлин ощутил себя настолько лучше, что даже поднялся на ноги и отправился с докладом к Хоркину. По дороге он тщательно обдумал, что именно рассказать своему учителю. Сначала юный маг предполагал наврать с три короба, но тогда бы он оказался со всех сторон полным дураком, и Рейстлин решил открыть правду. Не из благородства, а потому, если честно, что так и не смог придумать убедительной лжи, которая бы объяснила пропажу всех его товаров.
   «Вот где шляется этот кендер, когда в нём действительно нуждаешься?» – с раздражением подумал он.
   Хоркин едва не упад со стула, когда увидел вошедшего Рейстлина с пустыми руками. Удивление сменил гнев, когда юноша честно и спокойно признал, что сбежал из шатра Красной Мантии, оставив там все свитки и артефакты,
   – Я думаю, тебе лучше объясниться, Красный, – мрачно пророкотал боевой маг.
   Рейстлин подробно рассказал про весь путь в мельчайших деталях, описал Красную Мантию и свой собственный страх, когда он понял, что красный маг сейчас нападёт на него, чтоб заполучить посох. Он умолчал только про странные лица, которые беспрерывно сливались и разделялись, потому что даже сам не мог до конца понять, было это на самом деле или нет.
   Сначала Хоркин слушал его с крайним подозрением, уверенный, что Рейстлин продал все до последнего колечка, а деньги припрятал для себя. Он, не отрываясь, смотрел в глаза ученика, ища хоть каплю лжи, которая могла в них отразиться.
   Но и следа неправды не промелькнуло в песочных зрачках. Рейстлин бледнел, когда рассказывал об их страшной встрече, начинал слабо дрожать, и тень ужаса металась в его глазах. Он продолжал говорить, пересиливая себя, и чем ближе его рассказ подходил к концу, тем больше Хоркин начинал верить в то, что это правда, какой бы невероятной она ни выглядела.
   – Говоришь, этот маг очень силён? – задумчиво потёр подбородок Хоркин, как всегда делал, когда бывал крайне озадачен.
   Рейстлин выскочил наружу, он не мог сидеть неподвижно, даже несмотря на то, что смертельно устал, – ему было необходимо успокоиться, а внутри маленького шатра боевого мага места для этого не было. Посох из рук Рейстлин не выпускал.
   – Силён?! – воскликнул он, вбегая обратно. – Да я стоял рядом с великим Пар-Салианом, который, как многие уверяют, один из сильнейших архимагов из когда-либо появлявшихся на свет. Так вот, сила, которая от него исходила, была как летний, дождик по сравнению с тем штормом, что излучал тот человек!
   – Да ещё и Красная Мантия, кроме всего…
   Рейстлин заколебался, не зная, что ответить.
   – Позволь мне сказать, мастер Хоркин… Хотя этот маг и носит красные одежды, но у меня создалось сильное впечатление, что делает он это не из уважения к одному из Богов магии, а скорее… – Рейстлин беспомощно дёрнул плечами. – Ну, вроде как под цвет кожи…
   – Красные глаза и оранжевая кожа… Может, он альбинос? Я знавал одного альбиноса, у барона в штурмовом отряде, так он…
   – Прошу прощения, мастер, – нетерпеливо прервал его воспоминания Рейстлин, – но что нам теперь делать?
   – Делать? Ты о чём? Ах, о маге… – Хоркин покачал головой. – Да оставь его в покое – и все. Давай посмотрим в лицо фактам, Красный. Несомненно, он украл наши припасы, но там не было ничего ценного, а посохом Красная Мантия завладеть не смог. Это, кстати, его серьёзная промашка, но всё равно, я думаю, надо доложить барону…
   – Расскажешь, как я улепётывал в панике? – горько спросил Рейстлин.
   – Конечно нет, Красный, – мягко ответил Хоркин. – В сложившихся обстоятельствах, я думаю, ты всё сделал правильно. Барону я скажу, что нам этот маг кажется очень подозрительным. После того, что он сам наблюдал в лагере союзников, не думаю, что он сильно удивится, – усмехнулся старый маг.
   – Возможно, этот Красная Мантия на самом деле ренегат и отступник… – произнёс Рейстлин.
   – Что ж, Красный, может быть, очень может быть… – Хоркин отвернулся от него.
   Маги-ренегаты не признавали законов, установленных в своё время Конклавом Магов, которые регулировали, как и каким образом обращаться с мощнейшими энергиями, и кроме простых людей защищали прежде всего самого мага, предоставляя ему права, но и накладывая определённые обязательства. Ренегат был опасностью для всех членов Конклава и в случае обнаружения подлежал немедленному уничтожению.
   – Да и потом, что ты с ним будешь делать, Красный? – продолжал Хоркин. – Бросишь ему вызов и предложишь дуэль?
   – Раньше я бы попробовал, – сказал Рейстлин с лёгкой улыбкой, вспоминая, как однажды вызвал на дуэль другого ренегата – с почти фатальными результатами… – Но я выучил свой урок и не такой глупец, чтобы бросать вызов магу, превосходящему меня в сотни раз.
   – Ну не прибедняйся, Красный, – улыбнулся в ответ Хоркин. – У тебя сильный талант, просто ты очень молод. Но когда-нибудь ты превзойдёшь лучшего из них…
   Рейстлин очень удивился комплименту в свой адрес – это был первый раз, когда Хоркин хоть как-то выразил ему своё одобрение.
   – Спасибо, мастер…
   – Но только день тот придёт очень нескоро, – бодро прервал его Хоркин. – Особенно если посмотреть, как ты применяешь заклятие «горящие руки». Ты хоть раз смог не запалить на себе одежду?
   – Но, мастер, я же сказал тебе тогда, что нездоров… – начал Рейстлин.
   Боевой маг рассмеялся:
   – Я же просто подтруниваю над тобой, Красный, а ты кидаешься в бой!
   Рейстлин был совершенно не в том настроении, чтобы весело шутить с наставником.
   – Прости меня, мастер, я очень устал. А завтра ещё намечается первый штурм, поэтому я, с твоего разрешения, отправлюсь спать.
   – Все это очень странно… – пробормотал себе под нос Хоркин, когда его ученик удалился. – Маг-альбинос. Голова… Ничего подобного я не встречал на всём Ансалоне… Хотя с каждым годом Кринн становится все более странным местом… Очень странным местом…
   Тряхнув головой, Хоркин отправился к барону выпить за все странности мира, вместе взятые.

8

   Айвор Лэнгтри ничего не рассказал своим бойцам о командующем Холосе и его оскорбительных речах, но и не приказывал телохранителям держать язык за зубами. Известие о «стае обделавшихся собак» облетело лагерь наёмников со скоростью огня, пожирающего лесную чащу перепрыгивая от одной группы людей к другой.
   Солдаты клялись взять западную стену, чтобы у Холоса глаза лопнули, да и не только стену, а весь город, ещё до завтрака. Известие о том, что первым пойдёт штурмовой отряд, было встречено с глухим завистливым ропотом, между тем как сами штурмовики скромно полировали броню, словно ничего не произошло.
   – Рейст! – Карамон ураганом ворвался в палатку брата, – Ты слышал?…
   – Слушай, я пытаюсь уснуть, – недовольно пробурчал юный маг. – Приходи позже.
   – Но это важно, Рейст, наш отряд будет…
   – Ты уронил мой посох, – констатировал Рейстлин.
   – Мне жаль, я сейчас поставлю на место…
   – Не трогай! – прикрикнул маг, слез с кровати, поднял своё сокровище и поставил у изголовья. – Ну, что же ты от меня хочешь? – спросил он устало. – Давай говори живее, а то я валюсь с ног…
   Но даже ворчание брата и его плохое настроение не могли уменьшить гордость и радость Карамона. Он раздувался от этих чувств, к которым добавлялось волнение. Казалось, ещё немного – и силач заполнит собой всю палатку, расплющив и задушив близнеца.
   – Наш отряд избран быть первым в завтрашнем сражении. «Первый удар», как сказал мастер Сенедж. Ты пойдёшь с нами, Рейст? Это же будет нашей первой битвой!
   Рейстлин некоторое время молча смотрел в темноту, потому произнёс:
   – Может быть… Пока я не получил никаких приказов на этот счёт.
   – Вот как… очень жаль… – Карамон на мгновение расстроился, но потом снова воспрянул духом. – Получишь ещё, я в этом не сомневаюсь. Это же наша первая битва!
   Рейстлин отвернулся от брата, и Карамон понял, что пора уходить.
   – Ладно, мне ещё надо меч подточить, увидимся утром, Рейст! Спокойной ночи!
   Карамон унёсся с таким же шумом и треском, как и появился.
   – Извини, мастер, – произнёс Рейстлин, стоя у входа в шатёр Хоркина, – ты не спишь?
   – Сплю! – донёсся рычащий ответ.
   – Я сожалею, что разбудил тебя. – Рейстлин скользнул в шатёр, где лежал Хоркин, с головой укрывшись одеялом. – Но я только что узнал, что отряд, где служит мой брат, первым нападёт на западную стену. Я подумал, может, ты захочешь, чтобы я приготовил некоторые мази…
   Хоркин резко сел в постели, в его глазах, отражающих свет посоха, не было и тени сна. Вещи были разложены рядом с кроватью в полной готовности, а сам он лишь чутко дремал.
   – Выключи свой проклятый свет, Красный! Ты что, хочешь меня ослепить? Вот, теперь лучше. Так, что за слухи ты мне тут вливаешь в уши?
   Рейстлин терпеливо повторил все заново, стоя посреди старого шатра, пропитанного запахом застарелого пота и различных трав.
   – И ты меня разбудил только для того, чтоб высказать это? – проворчал Хоркин. Откинувшись назад, он натянул одеяло на плечи. – Нам обоим нужно поспать, Красный, завтра будет много раненых.
   – Да, мастер. Но как насчёт битвы?…
   – Барон не отдавал мне никаких приказов насчёт завтрашней битвы, но, возможно… – Хоркин хотел съязвить, но вместо этого зевнул, – он дал их тебе.
   – Нет, мастер, но я думал…
   – Тогда иди, подумай снова! – рявкнул Хоркин. – Послушай меня, Красный, завтрашний манёвр – это так, пустячок, перестрелка, мы просто проверим, на что способен город. И только последний глупец в первом штурме выложит все козыри, которые имеет, а мы с тобой очень большие козыри. Барон выводит магов на сцену в последнем акте, к всеобщему удивлению и поражению… А теперь иди и дай мне хоть немного поспать!
   Хоркин натянул одеяло на голову.
   Никто не мог спокойно улечься спать в ту ночь. Каждому хотелось подольше посидеть у костра, хвастаясь боевыми подвигами или сожалея, что он не будет участвовать в завтрашнем штурме. Сержанты дали им выговориться, а потом скомандовали отбой, иначе завтра все будут как сонные мухи. Лагерь слегка успокоился, хотя заснуть смогли немногие.
   Рейстлин дошёл до своей палатки и свалился с необычайно сильным приступом кашля, весь остаток ночи пытаясь нормально вздохнуть. Барон лежал в шатре и думал о неприятных вещах, услышанных от командующего Холоса, и как им противостоять. Хоркин, разбуженный Рейстлином, не мог заснуть вообще. Он мрачно лежал в кровати, призывая проклятия на голову своего ученика и размышляя о завтрашнем штурме. Его обычно улыбающееся лицо сейчас было сосредоточенно, он молил свою дорогую Луни ниспослать ему сон. Крыса в тревоге смотрел в ночное небо – кто-то ему сказал, что его могут оставить завтра в лагере из-за его маленького роста. Карамон, отполировавший броню едва не до дырок, завернувшись в одеяло, думал: «А вот интересно, я могу завтра запросто умереть?»
   Некоторое время спустя он открыл глаза, обнаружив, что уже утро.
   Небо было жемчужно-серым, затянутым низкими облаками до самого горизонта, и, хотя дождя не было, лагерь был мокрым от влаги. Ветер нёс в себе заряды тёплой сырости, вяло трепыхая набрякшие знамёна. Звуки казались глухими и расплывчатыми, словно под водой, даже молот кузнеца ударял о наковальню мягко и не звонко.
   Отряд мастера Сенеджа проснулся рано, выстроившись перед своими палатками.
   – Первый в бою, первый к завтраку! – произнёс, усмехаясь, Карамон, хлопнув Крысу по спине. – Такой порядок мне по душе.
   За все последние дни, что штурмовой отряд стоял в охранении и производил разведку, он первым встречал повозки с едой, передавая их потом остальным наёмникам изрядно опустошёнными. Штурмовики, смеясь, называли солдат других отрядов «овражными гномами», вызывая к себе жуткую зависть. Сейчас лагерь ещё спал, а им уже давали еду. Просидевший за время обучения на холодной овсянке, Карамон с жадностью смотрел на скворчащий бекон и ломти свежего хлеба.
   – А ты что, не собираешься есть? – спросил он Крысу,
   – Нет, Карамон, кусок в рот не лезет, – проговорил тот. – Слушай, а Дамарк действительно сказал правду? Ты тоже думаешь, что сержант не позволит мне…
   – Давай наваливай в тарелку, – подтолкнул его Карамон. – Я доем, если ты не осилишь. Крыса хочет ещё вон тех пирогов! – громко добавил он – уже повару.
   После этого силач спокойно разместился за столом с двумя тарелками, а Крыса сидел рядом и грыз ногти, бросая на сержанта Немисс жалостливые взгляды.
   Обнаружив, что рядом с ним стоит брат, Карамон оторвался от еды и проговорил с набитым ртом:
   – Привет, Рейст!
   Рейстлин был бледнее обычного, под глазами залегли чёрные круги, плащ насквозь промок. Дрожащей рукой маг опирался на посох.
   – Неважно выглядишь, Рейст, – встревожился Карамон, забыв о завтраке и вскакивая. – Как ты себя чувствуешь?
   – Плохо, – едва выдавил Рейстлин. – Очень плохо. Но я никогда не чувствую себя хорошо… Если бы ты знал, чем я занимался всю ночь… Да не бледней ты так, мне уже лучше, просто тяжело долго стоять на ногах. И у меня есть обязанности, к примеру, подготовка бинтов в лекарском шатре, – ожесточённо проговорил Рейстлин. – Я пришёл сюда пожелать вам удачи, – Тонкие пальцы Рейстлина легли на плечо близнеца, – Береги себя, брат.
   – Ну да… Конечно… Обязательно… Спасибо, Рейст, – прогудел тронутый Карамон. Он собрался сказать, чтобы брат тоже берег себя, но, когда слова нашлись, Рейстлин уже ушёл.
   – Ну и странные дела творятся, – протянул Крыса, когда силач рухнул на скамью и снова принялся за завтрак.
   – А как же! – проговорил с ликующей улыбкой Карамон. – Мы же близнецы!
   – Да, я знаю… просто я…
   – Что ты? – в упор посмотрел силач на полукендера. Крыса хотел сказать, что никогда ещё не видел, чтобы Рейстлин проявил хоть капельку любви или братской заботы, и было странно, что он сделал сейчас, но, посмотрев на довольное лицо Карамона, передумал.
   – Просто хотел отдать тебе своё мясо. Будешь?
   – Давай, – усмехнулся Карамон, – сыпь все в кучу.
   Засидевшись, он не успел расправиться и со своей порцией, когда барабаны начали отбивать общую готовность. Солдаты штурмового отряда спешно кинулись облачаться в броню и вооружаться.
   Пошёл лёгкий дождь, заливаясь в шлемы и щели доспехов. Капельки воды оседали на бородах и усах, заставляя солдат протирать лица, чтобы лучше видеть. Пальцы скользили на металле застёжек, разбухшие кожаные ремни с трудом поддавались усилиям. Никакая смазка полностью не уберегала от влаги, рукояти мечей скользили во влажных ладонях.