Страница:
и оглянулся: кошка прыгнула, схватила корку и побежала к себе домой, в нору.
Так мы с ней часто встречались, но кошка никогда меня к себе не
подпускала. Раз в сумерках я ее принял за кролика и хотел уже стрелять.
Весной я начал рыбачить, и около моего дома запахло рыбой.
Вдруг слышу - лает мой Рябчик. И смешно как-то лает: бестолково, на
разные голоса, и подвизгивает. Я вышел и вижу: по весенней траве не торопясь
шагает к моему дому большая серая кошка. Я сразу ее узнал. Она нисколько не
боялась Рябчика, даже не глядела на него, а выбирала только, где бы ей
посуше ступить. Кошка увидала меня, уселась и стала глядеть и облизываться.
Я скорее побежал в дом, достал рыбешку и бросил.
Она схватила рыбу и прыгнула в траву. Мне с крыльца было видно, как она
стала жадно жрать. Ага, думаю, давно рыбы не ела.
И стала с тех пор кошка ходить ко мне в гости.
Я все ее задабривал и уговаривал, чтобы перешла ко мне жить. А кошка
все дичилась и близко к себе не подпускала. Сожрет рыбу и убежит. Как зверь.
Наконец мне удалось ее погладить, и зверь замурлыкал. Рябчик на нее не
лаял, а только тянулся на цепи, скулил: ему очень хотелось познакомиться с
кошкой.
Теперь кошка целыми днями вертелась около дома, но жить в дом не хотела
идти.
Один раз она не пошла ночевать к себе в нору, а осталась на ночь у
Рябчика в будке. Рябчик совсем сжался в комок, чтобы дать место.
Рябчик так скучал, что рад был кошке.
Раз шел дождь. Я смотрю из окна - лежит Рябка в луже около будки, весь
мокрый, а в будку не лезет.
Я вышел и крикнул:
- Рябка! В будку!
Он встал, конфузливо помотал хвостом. Вертит мордой, топчется, а в
будку не лезет.
Я подошел и заглянул в будку. Через весь пол важно растянулась кошка.
Рябчик не хотел лезть, чтобы не разбудить кошку, и мок под дождем.
Он так любил, когда кошка приходила к нему в гости, что пробовал ее
облизывать, как щенка. Кошка топорщилась и встряхивалась.
Я видал, как Рябчик лапами удерживал кошку, когда она, выспавшись,
уходила по своим делам.
А дела у ней были вот какие.
Раз слышу - будто ребенок плачет. Я выскочил, гляжу: катит Мурка с
обрыва. В зубах у ней что-то болтается. Подбежал, смотрю - в зубах у Мурки
крольчонок. Крольчонок дрыгал лапками и кричал, совсем как маленький
ребенок. Я отнял его у кошки. Обменял у ней на рыбу. Кролик выходился и
потом жил у меня в доме. Другой раз я застал Мурку, когда она уже доедала
большого кролика. Рябка на цепи издали облизывался.
Против дома была яма с пол-аршина глубины. Вижу из окна: сидит Мурка в
яме, вся в комок сжалась, глаза дикие, а никого кругом нет. Я стал следить.
Вдруг Мурка подскочила - и я мигнуть не успел, а она уже рвет ласточку.
Дело было к дождю, и ласточки реяли у самой земли. А в яме, в засаде,
поджидала кошка. Часами сидела она вся на взводе, как курок: ждала, пока
ласточка чиркнет над самой ямой. Хап! - и цапнет лапой на лету.
Другой раз я застал ее на море. Бурей выбросило на берег ракушки. Мурка
осторожно ходила по мокрым камням и выгребала лапой ракушки на сухое место.
Она их разгрызала, как орехи, морщилась и выедала слизняка.
Но вот пришла беда. На берегу появились беспризорные собаки. Они целой
стаей носились по берегу, голодные, озверелые. С лаем, с визгом они
пронеслись мимо нашего дома. Рябчик весь ощетинился, напрягся. Он глухо
ворчал и зло смотрел. Володька схватил палку, а я бросился в дом за ружьем.
Но собаки пронеслись мимо, и скоро их не стало слышно.
Рябчик долго не мог успокоиться: все ворчал и глядел, куда убежали
собаки. А Мурка хоть бы что: она сидела на солнышке и важно мыла мордочку. Я
сказал Володе:
- Смотри, Мурка-то ничего не боится. Прибегут собаки - она прыг на
столб и по столбу на крышу.
Володя говорит:
- А Рябчик в будку залезет и через дырку отгрызется от всякой собаки. А
я в дом запрусь. Нечего бояться.
Я ушел в город.
А когда вернулся, то Володька рассказал мне:
- Как ты ушел, часу не прошло, вернулись дикие собаки. Штук восемь.
Бросились на Мурку. А Мурка не стала убегать. У ней под стеной в углу, ты
знаешь, кладовая. Она туда зарывает объедки. У ней уж много там накоплено.
Мурка бросилась в угол, зашипела, привстала на задние ноги и приготовила
когти. Собаки сунулись, трое сразу. Мурка так заработала лапами - шерсть
только от собак полетела. А они визжат, воют и уж одна через другую лезут,
сверху карабкаются все к Мурке, к Мурке!
- А ты чего смотрел?
- Да я не смотрел. Я скорее в дом, схватил ружье и стал молотить изо
всей силы по собакам прикладом, прикладом. Все в кашу замешалось. Я думал,
от Мурки клочья одни останутся. Я уж тут бил по чем попало. Вот смотри, весь
приклад поколотил. Ругать не будешь?
- Ну, а Мурка-то, Мурка?
- А она сейчас у Рябки. Рябка ее зализывает. Они в будке.
Так и оказалось. Рябка свернулся кольцом, а в середине лежала Мурка.
Рябка ее лизал и сердито поглядел на меня. Видно, боялся, что я помешаю -
унесу Мурку.
Через неделю Мурка совсем оправилась и принялась за охоту.
Вдруг ночью мы проснулись от страшного лая и визга.
Володька выскочил, кричит:
- Собаки, собаки!
Я схватил ружье и, как был, выскочил на крыльцо.
Целая куча собак возилась в углу. Они так ревели, что не слыхали, как я
вышел.
Я выстрелил в воздух. Вся стая рванулась и без памяти кинулась прочь. Я
выстрелил еще раз вдогонку. Рябка рвался на цепи, дергался с разбегу,
бесился, но не мог порвать цепи: ему хотелось броситься вслед собакам.
Я стал звать Мурку. Она урчала и приводила в порядок кладовую:
закапывала лапкой разрытую ямку.
В комнате при свете я осмотрел кошку. Ее сильно покусали собаки, но
раны были не опасные.
Я заметил, что Мурка потолстела, - у ней скоро должны были родиться
котята.
Я попробовал оставить ее на ночь в хате, но она мяукала и царапалась,
так что пришлось ее выпустить.
Беспризорная кошка привыкла жить на воле и ни за что не хотела идти в
дом.
Оставлять так кошку было нельзя. Видно, дикие собаки повадились к нам
бегать. Прибегут, когда мы с Володей будем в море, и загрызут Мурку совсем.
И вот мы решили увезти Мурку подальше и оставить жить у знакомых рыбаков. Мы
посадили с собой в лодку кошку и поехали в море.
Далеко, за пятьдесят верст от нас, увезли мы Мурку. Туда собаки не
забегут. Там жило много рыбаков. У них был невод. Они каждое утро и каждый
вечер завозили невод в море и вытягивали его на берег. Рыбы у них всегда
было много. Они очень обрадовались, когда мы им привезли Мурку. Сейчас же
накормили ее рыбой до отвала. Я сказал, что кошка в дом жить не пойдет и что
надо для нее сделать нору, - это не простая кошка, она из беспризорных и
любит волю. Ей сделали из камыша домик, и Мурка осталась стеречь невод от
мышей.
А мы вернулись домой. Рябка долго выл и плаксиво лаял; лаял и на нас:
куда мы дели кошку?
Мы долго не были на неводе и только осенью собрались к Мурке.
Мы приехали утром, когда вытягивали невод. Море было совсем спокойное,
как вода в блюдце. Невод уж подходил к концу, и на берег вытащили вместе с
рыбой целую ватагу морских раков - крабов.
Они - как крупные пауки, ловкие, быстро бегают и злые. Они становятся
на дыбы и щелкают над головой клешнями: пугают. А если ухватят за палец, так
держись: до крови. Вдруг я смотрю: среди всей этой кутерьмы спокойно идет
наша Мурка. Она ловко откидывала крабов с дороги. Подцепит его лапой сзади,
где он достать ее не может, и швырк прочь. Краб встает на дыбы, пыжится,
лязгает клешнями, как собака зубами, а Мурка и внимания не обращает,
отшвырнет, как камешек.
Четыре взрослых котенка следили за ней издали, но сами боялись и близко
подойти к неводу. А Мурка залезла в воду, вошла по шею, только голова одна
из воды торчит. Идет по дну ногами, а от головы вода расступается.
Кошка лапами нащупывала на дне мелкую рыбешку, что уходила из невода.
Эти рыбки прячутся на дне, закапываются в песок - вот тут-то их и ловила
Мурка. Нащупает лапкой, подцепит когтями и бросает на берег своим детям. А
они уж совсем большие коты были, а боялись и ступить на мокрое. Мурка им
приносила на сухой песок живую рыбу, и тогда они жрали и зло урчали.
Подумаешь, какие охотники!
Рыбаки не могли нахвалиться Муркой:
- Ай да кошка! Боевая кошка! Ну, а дети не в мать пошли. Балбесы и
лодыри. Рассядутся, как господа, и все им в рот подай. Вон, гляди, расселись
как! Чисто свиньи. Ишь развалились. Брысь, поганцы!
Рыбак замахнулся, а коты и не шевельнулись.
- Вот только из-за мамаши и терпим. Выгнать бы их надо.
Коты так обленились, что им лень было играть с мышью.
Я раз видел, как Мурка притащила им в зубах мышь. Она хотела их учить,
как ловить мышей. Но коты лениво перебирали лапами и упускали мышь. Мурка
бросалась вдогонку и снова приносила им. Но они и смотреть не хотели:
валялись на солнышке по мягкому песку и ждали обеда, чтоб без хлопот
наесться рыбьих головок.
- Ишь мамашины сынки! - сказал Володька и бросил в них песком. -
Смотреть противно. Вот вам!
Коты тряхнули ушами и перевалились на другой бок.
Лодыри!
---------------------------------------------------------------------
Книга: Б.Житков. "Джарылгач". Рассказы и повести
Издательство "Детская литература", Ленинград, 1980
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 9 июня 2002 года
---------------------------------------------------------------------
Жил-был моряк Антоний. У него был свой собственный двухмачтовый
корабль. Антоний был итальянец, и корабль его ходил по всем морям. Корабли у
других хозяев назывались важно. То "Святой Николай", то "Город Генуя" или
"Король Филипп", а Антоний назвал свой корабль "Не Горюй".
Бывало, нет в море ветру, стоит корабль. Всем досадно. Антоний глянет
на паруса и скажет весело:
- Стоит "Не Горюй"!
Раз положило ветром корабль совсем боком, все перепугались, Антоний как
крикнет:
- Лежит "Не Горюй"!
У всех и страх прошел, и побежали матросы на мачты убирать паруса. И
все говорили:
- Разобьет нас о камни, все равно капитан крикнет свое: "Пропал "Не
Горюй"!"
А надо сказать, что везло Антонию во всем: стоят корабли в гавани,
везти нечего, хозяева злые по берегу ходят. А гляди - Антоний наберет всякой
дребедени и чуть не по самую палубу загрузит корабль.
- Мне всегда счастье будет, - говорил Антоний. - Имя у меня такое - все
Антонии счастливые. А которые несчастные Антонии, так это значит дураки.
Дурака как ни назови, все равно за борт свалится.
Все к Антонию служить набивались. Понятное дело: коли хозяину везет,
значит и матросам больше перепадает. Да и весело у веселого служить. Так все
в порту и звали Антония - Веселый Купец.
Стоял Антоний со своим кораблем в речном порту. И как назло уж вовсе
никакого грузу нельзя было достать. Антоний по городу бегает - нечего везти.
Пришел в порт, дымит трубочкой, торопится по пристани. А с других кораблей
хозяева поглядывают, подмигивают, локтем соседей подталкивают - кивают на
Антония.
- Кажись, невеселый идет.
Один крикнул:
- Эй, Антоний! Грузу-то много ли?
Антоний стал, обернулся и крикнул, чтобы всем было слыхать:
- Полон корабль, по самую палубу загрузим. Завтра в море ухожу.
А ему рукой машут - врешь, значит, хвастаешь.
А к вечеру едут в порт подводы одна за другой, вереницей, еле лошади
тянут. И все к Антонию. Повыскакивали с кораблей на берег люди, щупают на
ходу, что в мешках. Смешное какое-то: крупа не крупа. Один и ткнул ножом, -
а из мешка песок.
И все стали кричать:
- Песок! Песок! Вот дурак, с реки песок в море возит!
Антоний только на матросов покрикивает:
- Грузи "Не Горюй" под самую палубу!
Люди над матросами смеются:
- Кашу варить будете? Или на муку молоть повезете?
А матросы поплевывают:
- Дело хозяйское.
- Для форсу, - решили моряки, - для форсу грузится.
А Антоний хлопочет:
- Туда клади, сюда неси.
Под утро загрузили корабль - дальше уж некуда. Потянул ветерок, и все
видели, как вытянулся "Не Горюй" на середину реки, поставил паруса и ушел в
море.
А Антоний и вправду не знал, куда с этим песком деваться. Вышел в море
и не знает, куда курс держать.
"Эх, - думает Антоний, - есть одна гавань, и город там богатый - давно
там не бывал я. Была не была, пойду я туда, а там видно будет".
Набил трубочку, вышел на палубу. Надулись паруса пузырями, идет судно
попутным ветром. Солнце с неба светит, веселая вода за бортом плещется, и от
палубы смоляной горячий дух поднимается. Везет "Не Горюй" полное брюхо
песку, тянет, везет, куда хозяин ведет. Тяжело на волне переваливается.
Матросы в тень забрались и в карты шлепают. Один рулевой стоит и правит,
куда велел Антоний.
Наутро стали подходить к берегу. Что такое? Узнать Антоний не может:
как будто и тот город стоит, куда шел, да берега не узнать: где раньше
деревянные сваи из воды забором торчали, черные, как старые зубы, - тут уж
стена каменная стоит, загораживает гавань от зыби. А на пристани народу -
как муравьев, и натыкано чего-то, нагорожено.
Приказал Антоний отдать якорь. Не вошел в гавань, а поставил судно
перед каменной стенкой.
- Спускай, - говорит, - ребята, шлюпку: я на берег еду.
Гребут молодцы, наваливаются, Антоний правит. Вот проход в стене
оставлен. Прошел в проход Антоний, гребут к пристани. Батюшки! Пристать
некуда! Все разворотили, всю пристань заново строят.
- Сюда! Сюда! - кричат с берега и показывают, где есть удобное
местечко. Выскочил Антоний на берег - еле пройти, протиснуться. Рабочих,
каменщиков! Стучат, камень тешут. Мастера бегают:
- Не спи, - кричат, - поторапливайся.
И все, как мукой, каменной пылью засыпаны.
- Не ко времени, - говорят Антонию, - не ко времени пришел, брат. Тут у
нас и стать негде. Видишь, что делается. Ни одного корабля в гавани нет. Иди
дальше со своим судном.
И никто на Антония и глядеть не хочет.
"Ну, - думает Антоний, - не стыдно и уйти: нельзя никому здесь
выгружаться, не я один".
И пошел в город.
"Куплю, - думает, - бочонок вина, сам выпью и ребят угощу. Все равно
весело будет".
Вдруг подходит к нему старик - тамошний купец.
- О, - говорит, - Антоний, Веселый Купец. Здорово! Гляди - и тебе не
повезло. А товар-то дорогой, должно?
Антоний рассмеялся:
- Да просто песок.
- Речной? - старик крикнул и присел даже.
- С реки, - говорит Антоний.
- Да милый ты мой! Да хороший ты мой! Песку-то тут и надо. К нам король
приезжает, нам три недели осталось, а песку-то проклятого не хватает на
постройку. За сорок верст возим. Да не шутишь ли?
- Да я знал, - говорит Антоний, - о чем вы плачете, - вот и привез
песку. Цена-то вот только хороша ли?
А тут уж народ обступил, и все кричат:
- Песок! Песок привез! Самолучший.
И наперебой гонят цену - крик подняли.
- Много ли?
- Полно судно!
Антоний и в город не успел сходить.
- Гони, - кричат, - судно сюда, к самой постройке.
Засмеялся Антоний, в землю плюнул.
- Тьфу ты, - говорит, - вот поди: даром я Антоний, что ли?
Нагнали народу выгружать Антониев корабль. Песок горой на пристань
высыпают, Антоний сидит да деньги считает. Матросам бочонок вина поставил.
Сидят выпивают и песни горланят.
Снялся утром Антоний, а куда - матросы не спрашивают. Так уж заведено
было: хоть к черту на рога. А ведет Антоний судно - значит, не горюй.
Капитан знает!
Скрылся за кормой город - легкой полоской лежит на горизонте берег,
будто прочеркнут легкой черточкой. Бежит по воде "Не Горюй", полощется белым
пузом, порожнем бежит. Прыгает, как утка, на волне. Веселый ветер играет в
море. Надулись паруса, напружились мачты. Антоний выколачивает трубочку о
борт. Кричит:
- Давай мне, ребята, кружку вина!
Пьет Антоний вино из ковшика, и несет в лицо свежую пену из-за борта.
Летняя погода - веселая. Синяя вода в Средиземном море, синяя, будто синька
распущена. И зыбь завивается большими гребешками, и средь зыбей белым
лебедем переваливается корабль на всех парусах.
А в реке, в порту на кораблях последний табак докуривают. Стоят все
корабли хмурые, и голые мачты с реями торчат, как кресты на кладбище.
Хозяева злые ходят по пристани и уж друг на друга глядеть не могут. И вдруг
крикнул кто-то:
- Гляди - не Антоний ли?
Все глянули - и верно: валит в порт "Не Горюй" напротив воды, тужится
против теченья, раздулись, как щеки, паруса с натуги, и вечернее солнце
ударило в них красным пламенем.
Вышел на пристань Антоний.
- Что, - говорят, - на зубах не хрустит?
Антоний веселыми ногами в город спешит, трубкой дымит, посмеивается.
- Тебя как звать? - спрашивает одного.
- Филипп.
- Вот здесь и прилип! А тебя?
- Герасим.
- Погоди, завтра покрасим! А я Антоний - не горит, не тонет.
Пошли капитаны Антониевых матросов спрашивать: куда ходили, чего там
хозяин накуролесил?
А те все в одно слово:
- За морем были, весь товар сбыли.
Наутро глядят капитаны - опять Веселый Купец песок грузит.
Одни говорят:
- С ума сошел от форсу.
А другие продали последние веревки и наняли подводы, чтоб им тоже песок
возили. Загрузился Антоний песком. Вышел в море, оглянулся - три корабля
сзади.
И направил Антоний свой корабль прямо в море. Глядит - и все три
корабля за ним повернули. Идут следом, как на веревке привязанные.
А Антоний посмеивается:
- Иди, иди, по воде следу нету, дай срок.
Стих ветер. Лежит море как скатерть шелковая, и на нем три белых
корабля, а впереди четвертый, Антониев. Вечер упал. И прикрыло море черным
небом - только звезды на небе горят, колыхаются. И тут задышал ветерок.
Встрепенулся "Не Горюй", выпучились паруса, зашептал ветер в снастях,
зажурчала вдоль бортов вода.
Оттолкнул Антоний рулевого, сам взялся за руль и повернул корабль, куда
надо.
- Так и веди, - сказал Антоний, - а огня на судне - чтоб ни-ни, чтоб и
трубки на палубе не зажгли.
А три корабля все шли туда, вперед, как повел их Антоний, - всю ночь
шли. Наутро глянули - нет Антония. Ушел "Не Горюй" - и загоревали. Надул
Веселый Купец, удрал. А по воде следу нету. Озлились и пошли назад. Дорогой
песок в море сыпали. Пропади он пропадом!
В третий раз сходил Антоний, и уж никто за ним не гнался.
- Куда ж ты возил? - спрашивают.
- А на мельницу, - говорит Антоний, - на муку мололи. Приходи нонче ко
мне блины есть.
Денег стало у Антония - куча. И привязалось к нему счастье - хоть
поленом гони. И уж все на него сердиться забыли. Придут капитаны погостить
на судно - Антоний вина не жалеет.
Вот раз идет Антоний в море и видит - дым идет из моря. Что за чудо? Не
горит ли корабль на воде? И направил на дым. Добежать бы скорей, спасти хоть
людей.
Он к дыму, а дым от него. Что за притча? Достал Антоний медную трубу и
стал в трубу глядеть. Матросы сзади стояли - ждали, что капитан увидит.
- Ничего не пойму, - сказал Антоний, - кухня по морю плывет. Черная
труба торчит, а оттуда дым валит.
И отдал матросам трубку. Все глядели. И один сказал:
- Слыхал я про это. Это - пароход.
- Сам знаю, - сказал Антоний, и первый раз капитан нахмурился и ушел в
каюту.
- А здорово прет проклятая пекарня, - сказали матросы.
А ночью не было ветра. "Не Горюй" стоял, и паруса отдыхали. Как усталые
повисли на реях. И вдруг мимо прошумел пароход и махнул на корабль вонючим
дымом. Прошел мимо корабля - и слышно было в тихой ночи, как ворочается,
урчит машина в утробе, ворчит, наворачивает...
Выскочил Антоний на палубу, глянул вслед пароходу:
- Как еще вода эту жаровню держит! - и плюнул за борт: - На тебе на
дорогу.
Старый матрос подошел к Антонию, кивнул вслед пароходу:
- А ведь самый-то лучший груз они подбирают.
- Плевал я, - засмеялся Антоний, - пусть дураки везут им мешки да
бочки. Да на этой жаровне и ладан серой провоняет! А много ли их,
пароходов-то?
- Да слыхал, что уж два их в нашем море завелось.
Ушел старик спать. Антоний долго глядел вслед пароходу и видел, как
уходит вдаль огонек, все меньше, меньше и вот уж совсем не стало.
- Ишь устилает, - сказал Антоний. - Погоди! - и погрозил кулаком
пароходу вслед.
С полночи заиграл ветерок, скрипнули мачты, проснулся "Не Горюй" и
пошел полным ветром через море, на ту сторону.
А на той стороне был город на море. И прямо пройти к этому городу
нельзя было. Под водой лежала каменная гряда. Каменные горы стеной стояли,
острые, как пики, и только порожним кораблям можно было проскользнуть поверх
этих пик, а груженые корабли делали крюк, большой дугой обходили эти мели и
камни.
Антоний не спал ночью, поджидал, когда надо свернуть и пойти вдоль
страшных каменьев.
"Волчьи зубы", - говорили моряки про эти каменья.
Стало светать, и уж близко должны быть Волчьи зубы. Глядит Антоний
вперед - что за чудо? Будто вышел зуб из воды и торчит черным пеньком.
Присмотрелся - что за дьявол? Никак пароход стоит. Стоит как раз на "зубах".
- Ребята! - крикнул Антоний, - попала кузница волку в зубы.
Все вскочили, все через борт глядят, глаза со сна протирают.
- Верно! Сел пароход на каменья.
А на пароходе флаг на мачте и флаг узлом завязан: просит пароход флагом
помощи.
Антоний направил корабль к пароходу, а с парохода к нему шлюпка идет,
гребут гребцы изо всех сил. Приехал сам капитан.
- Антоний, - говорит капитан, - будь, Антоний, другом, спаси ты нас.
- А езжайте все ко мне, - говорит Антоний, - я гостям всегда рад.
- Нет, - говорит капитан, - нет, Антоний. Дай ты мне один свой парус. У
меня дырка в боку. Я твой парус подведу, растяну за четыре угла, и он мне
как пластырем дыру мою залепит. Дойду как-нибудь до порта.
- Тебе пластырь надо? - говорит Антоний. - У меня не аптека!
- Антоний, - взмолился капитан, - видишь, стоит мой пароход, а ты мимо
идешь...
- Я тоже стоял, а ты мимо шел, - смеется Антоний, - я ж не плакал.
- Так ведь потонет пароход! - закричал капитан.
- А зачем кузнице по морю плавать? - сказал Антоний. - Бросай свой
утюг, вези всех людей сюда. А не хочешь - я дальше пошел. Решай: раз и два.
Озлился капитан, чуть не заплакал. Однако поехал назад и всех людей
перевез к Антонию на корабль.
- Пошел "Не Горюй"! - крикнул Антоний и пустил корабль в обход вдоль
"зубов".
А капитан стоял на борту и все глядел, как тонул его пароход.
- Все равно другой остался, - шепнул старик Антонию в ухо.
А на другом пароходе был ловкий капитан. Осторожный моряк,
изворотливый. Бегал, рыскал его пароход по всем портам. Только Антоний
сунется за товаром, - глядь - уж пароход перехватил и увез куда надо.
Товарищи-капитаны смеются.
- Что, - говорят, - вози песок, Веселый Купец.
- Всему время будет, - говорит Антоний. - Чего вы пароходом пугаете? Да
плевал я на это чучело, коли я Антоний! Чем пароход грузится?
- Да не для тебя это, - говорят капитаны. - Маслом прованским грузится
- новое масло, брат, а за морем его нет. Сейчас какую хочешь там цену дадут
- приди только вперед парохода. А уж опоздаешь - никто и бочки одной не
возьмет. Повезешь домой.
- Плевал я, - сказал Антоний, и побежал в город. Накупил масла на все
деньги, что были. На пароход бочки катают, спешат, а на Антониев корабль и
того хлеще: вся команда в поту. И закатывают, закатывают, как орехи в мешок
сыпят.
Управился Антоний раньше парохода. Скорей ставь паруса, пошел в море.
Как двинул ветер с берега - еле мачты держат, зыбь в корму шлепает,
подгоняет.
- Не горюй! - кричит Антоний. - А что, ребята, не Антоний я?
Уж вот-вот он, берег. Еще немного. Спадать тут стал ветер, не дотянул.
Ах, чуть-чуть бы - вон и город видать, рукой подать. Оглянулся Антоний и
видит: дымит сзади пароход. Вот уж видать, как торчит черной папиросой труба
из моря, а вот и весь пароход видно стало. А у Антония нет ветру в парусах,
нет совсем, хоть сам дуй. Совсем нагоняет Антония черный пароход, и черным
змеем далеко-далеко уходит дым, виснет над морем.
Прошумел мимо пароход и первым пришел в порт.
Все матросы оглянулись на Антония.
- Не горюй, - сказал Антоний, - все равно наша возьмет.
Только к ночи притащился Антоний в порт. Про товар никто и не
спрашивает. У всех купцов полно масла.
- А куда, - спросил Антоний, - пароход пошел?
- Да сейчас, - говорят, - только вышел. Разве не встретили? Туда,
знаешь, пошел - за Волчьи зубы, там масла нет. Цена, сказывали, как на
золото.
- Ставь паруса! - крикнул Антоний.
Сорвался Антоний из порта, и побежало судно в море.
И снова двинул прежний ветер. Крепкий, ровный.
- Откуда снова взялся? - говорят матросы.
- Это он обедать ходил, - кричит Антоний. - Что он вам поденщик, что
ли? Поспал, теперь свое возьмет. Не горюй, молодцы!
Ночь была темная, тьма густая стояла, только вода белыми гребнями
вспыхивала, и птицами летала белая пена через Антониев корабль. Никто на
корабле не спал, и сам Антоний на руле стоял. И как раз тут, вот уж скоро,
должны быть рядом Волчьи зубы.
Вдруг Антоний повернул корабль - и все поняли, что направил прямо на
Волчьи зубы. Да с такого хода!
Старик подбежал к Антонию:
- Хозяин! Что делаешь? На каменья правишь!
- Не горюй! - орет Антоний. - Открывай трюм, ребята, кидай бочки за
борт, пока не крикну баста. Живо!
Бросились матросы, открыли трюм и давай валить бочки за борт. С ума
сошел хозяин. Да все равно - не горюй!
- Вали, вали! - кричит Антоний, - живо!
Половину груза вывалили матросы. А каждый в уме путь мерит: вот-вот уж
скоро Волчьи зубы.
А "Не Горюй" всплыл выше, легче стало судно, и совсем на бок положил
его ветер. А на самые на Волчьи зубы напрямик к порту гонит свой корабль
Антоний.
И вот они, буруны, белеют во тьме над "зубами", ревом ревет вода,
пенится. В самые буруны гонит Антоний судно, со всего ходу. Матросы глаза
Так мы с ней часто встречались, но кошка никогда меня к себе не
подпускала. Раз в сумерках я ее принял за кролика и хотел уже стрелять.
Весной я начал рыбачить, и около моего дома запахло рыбой.
Вдруг слышу - лает мой Рябчик. И смешно как-то лает: бестолково, на
разные голоса, и подвизгивает. Я вышел и вижу: по весенней траве не торопясь
шагает к моему дому большая серая кошка. Я сразу ее узнал. Она нисколько не
боялась Рябчика, даже не глядела на него, а выбирала только, где бы ей
посуше ступить. Кошка увидала меня, уселась и стала глядеть и облизываться.
Я скорее побежал в дом, достал рыбешку и бросил.
Она схватила рыбу и прыгнула в траву. Мне с крыльца было видно, как она
стала жадно жрать. Ага, думаю, давно рыбы не ела.
И стала с тех пор кошка ходить ко мне в гости.
Я все ее задабривал и уговаривал, чтобы перешла ко мне жить. А кошка
все дичилась и близко к себе не подпускала. Сожрет рыбу и убежит. Как зверь.
Наконец мне удалось ее погладить, и зверь замурлыкал. Рябчик на нее не
лаял, а только тянулся на цепи, скулил: ему очень хотелось познакомиться с
кошкой.
Теперь кошка целыми днями вертелась около дома, но жить в дом не хотела
идти.
Один раз она не пошла ночевать к себе в нору, а осталась на ночь у
Рябчика в будке. Рябчик совсем сжался в комок, чтобы дать место.
Рябчик так скучал, что рад был кошке.
Раз шел дождь. Я смотрю из окна - лежит Рябка в луже около будки, весь
мокрый, а в будку не лезет.
Я вышел и крикнул:
- Рябка! В будку!
Он встал, конфузливо помотал хвостом. Вертит мордой, топчется, а в
будку не лезет.
Я подошел и заглянул в будку. Через весь пол важно растянулась кошка.
Рябчик не хотел лезть, чтобы не разбудить кошку, и мок под дождем.
Он так любил, когда кошка приходила к нему в гости, что пробовал ее
облизывать, как щенка. Кошка топорщилась и встряхивалась.
Я видал, как Рябчик лапами удерживал кошку, когда она, выспавшись,
уходила по своим делам.
А дела у ней были вот какие.
Раз слышу - будто ребенок плачет. Я выскочил, гляжу: катит Мурка с
обрыва. В зубах у ней что-то болтается. Подбежал, смотрю - в зубах у Мурки
крольчонок. Крольчонок дрыгал лапками и кричал, совсем как маленький
ребенок. Я отнял его у кошки. Обменял у ней на рыбу. Кролик выходился и
потом жил у меня в доме. Другой раз я застал Мурку, когда она уже доедала
большого кролика. Рябка на цепи издали облизывался.
Против дома была яма с пол-аршина глубины. Вижу из окна: сидит Мурка в
яме, вся в комок сжалась, глаза дикие, а никого кругом нет. Я стал следить.
Вдруг Мурка подскочила - и я мигнуть не успел, а она уже рвет ласточку.
Дело было к дождю, и ласточки реяли у самой земли. А в яме, в засаде,
поджидала кошка. Часами сидела она вся на взводе, как курок: ждала, пока
ласточка чиркнет над самой ямой. Хап! - и цапнет лапой на лету.
Другой раз я застал ее на море. Бурей выбросило на берег ракушки. Мурка
осторожно ходила по мокрым камням и выгребала лапой ракушки на сухое место.
Она их разгрызала, как орехи, морщилась и выедала слизняка.
Но вот пришла беда. На берегу появились беспризорные собаки. Они целой
стаей носились по берегу, голодные, озверелые. С лаем, с визгом они
пронеслись мимо нашего дома. Рябчик весь ощетинился, напрягся. Он глухо
ворчал и зло смотрел. Володька схватил палку, а я бросился в дом за ружьем.
Но собаки пронеслись мимо, и скоро их не стало слышно.
Рябчик долго не мог успокоиться: все ворчал и глядел, куда убежали
собаки. А Мурка хоть бы что: она сидела на солнышке и важно мыла мордочку. Я
сказал Володе:
- Смотри, Мурка-то ничего не боится. Прибегут собаки - она прыг на
столб и по столбу на крышу.
Володя говорит:
- А Рябчик в будку залезет и через дырку отгрызется от всякой собаки. А
я в дом запрусь. Нечего бояться.
Я ушел в город.
А когда вернулся, то Володька рассказал мне:
- Как ты ушел, часу не прошло, вернулись дикие собаки. Штук восемь.
Бросились на Мурку. А Мурка не стала убегать. У ней под стеной в углу, ты
знаешь, кладовая. Она туда зарывает объедки. У ней уж много там накоплено.
Мурка бросилась в угол, зашипела, привстала на задние ноги и приготовила
когти. Собаки сунулись, трое сразу. Мурка так заработала лапами - шерсть
только от собак полетела. А они визжат, воют и уж одна через другую лезут,
сверху карабкаются все к Мурке, к Мурке!
- А ты чего смотрел?
- Да я не смотрел. Я скорее в дом, схватил ружье и стал молотить изо
всей силы по собакам прикладом, прикладом. Все в кашу замешалось. Я думал,
от Мурки клочья одни останутся. Я уж тут бил по чем попало. Вот смотри, весь
приклад поколотил. Ругать не будешь?
- Ну, а Мурка-то, Мурка?
- А она сейчас у Рябки. Рябка ее зализывает. Они в будке.
Так и оказалось. Рябка свернулся кольцом, а в середине лежала Мурка.
Рябка ее лизал и сердито поглядел на меня. Видно, боялся, что я помешаю -
унесу Мурку.
Через неделю Мурка совсем оправилась и принялась за охоту.
Вдруг ночью мы проснулись от страшного лая и визга.
Володька выскочил, кричит:
- Собаки, собаки!
Я схватил ружье и, как был, выскочил на крыльцо.
Целая куча собак возилась в углу. Они так ревели, что не слыхали, как я
вышел.
Я выстрелил в воздух. Вся стая рванулась и без памяти кинулась прочь. Я
выстрелил еще раз вдогонку. Рябка рвался на цепи, дергался с разбегу,
бесился, но не мог порвать цепи: ему хотелось броситься вслед собакам.
Я стал звать Мурку. Она урчала и приводила в порядок кладовую:
закапывала лапкой разрытую ямку.
В комнате при свете я осмотрел кошку. Ее сильно покусали собаки, но
раны были не опасные.
Я заметил, что Мурка потолстела, - у ней скоро должны были родиться
котята.
Я попробовал оставить ее на ночь в хате, но она мяукала и царапалась,
так что пришлось ее выпустить.
Беспризорная кошка привыкла жить на воле и ни за что не хотела идти в
дом.
Оставлять так кошку было нельзя. Видно, дикие собаки повадились к нам
бегать. Прибегут, когда мы с Володей будем в море, и загрызут Мурку совсем.
И вот мы решили увезти Мурку подальше и оставить жить у знакомых рыбаков. Мы
посадили с собой в лодку кошку и поехали в море.
Далеко, за пятьдесят верст от нас, увезли мы Мурку. Туда собаки не
забегут. Там жило много рыбаков. У них был невод. Они каждое утро и каждый
вечер завозили невод в море и вытягивали его на берег. Рыбы у них всегда
было много. Они очень обрадовались, когда мы им привезли Мурку. Сейчас же
накормили ее рыбой до отвала. Я сказал, что кошка в дом жить не пойдет и что
надо для нее сделать нору, - это не простая кошка, она из беспризорных и
любит волю. Ей сделали из камыша домик, и Мурка осталась стеречь невод от
мышей.
А мы вернулись домой. Рябка долго выл и плаксиво лаял; лаял и на нас:
куда мы дели кошку?
Мы долго не были на неводе и только осенью собрались к Мурке.
Мы приехали утром, когда вытягивали невод. Море было совсем спокойное,
как вода в блюдце. Невод уж подходил к концу, и на берег вытащили вместе с
рыбой целую ватагу морских раков - крабов.
Они - как крупные пауки, ловкие, быстро бегают и злые. Они становятся
на дыбы и щелкают над головой клешнями: пугают. А если ухватят за палец, так
держись: до крови. Вдруг я смотрю: среди всей этой кутерьмы спокойно идет
наша Мурка. Она ловко откидывала крабов с дороги. Подцепит его лапой сзади,
где он достать ее не может, и швырк прочь. Краб встает на дыбы, пыжится,
лязгает клешнями, как собака зубами, а Мурка и внимания не обращает,
отшвырнет, как камешек.
Четыре взрослых котенка следили за ней издали, но сами боялись и близко
подойти к неводу. А Мурка залезла в воду, вошла по шею, только голова одна
из воды торчит. Идет по дну ногами, а от головы вода расступается.
Кошка лапами нащупывала на дне мелкую рыбешку, что уходила из невода.
Эти рыбки прячутся на дне, закапываются в песок - вот тут-то их и ловила
Мурка. Нащупает лапкой, подцепит когтями и бросает на берег своим детям. А
они уж совсем большие коты были, а боялись и ступить на мокрое. Мурка им
приносила на сухой песок живую рыбу, и тогда они жрали и зло урчали.
Подумаешь, какие охотники!
Рыбаки не могли нахвалиться Муркой:
- Ай да кошка! Боевая кошка! Ну, а дети не в мать пошли. Балбесы и
лодыри. Рассядутся, как господа, и все им в рот подай. Вон, гляди, расселись
как! Чисто свиньи. Ишь развалились. Брысь, поганцы!
Рыбак замахнулся, а коты и не шевельнулись.
- Вот только из-за мамаши и терпим. Выгнать бы их надо.
Коты так обленились, что им лень было играть с мышью.
Я раз видел, как Мурка притащила им в зубах мышь. Она хотела их учить,
как ловить мышей. Но коты лениво перебирали лапами и упускали мышь. Мурка
бросалась вдогонку и снова приносила им. Но они и смотреть не хотели:
валялись на солнышке по мягкому песку и ждали обеда, чтоб без хлопот
наесться рыбьих головок.
- Ишь мамашины сынки! - сказал Володька и бросил в них песком. -
Смотреть противно. Вот вам!
Коты тряхнули ушами и перевалились на другой бок.
Лодыри!
---------------------------------------------------------------------
Книга: Б.Житков. "Джарылгач". Рассказы и повести
Издательство "Детская литература", Ленинград, 1980
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 9 июня 2002 года
---------------------------------------------------------------------
Жил-был моряк Антоний. У него был свой собственный двухмачтовый
корабль. Антоний был итальянец, и корабль его ходил по всем морям. Корабли у
других хозяев назывались важно. То "Святой Николай", то "Город Генуя" или
"Король Филипп", а Антоний назвал свой корабль "Не Горюй".
Бывало, нет в море ветру, стоит корабль. Всем досадно. Антоний глянет
на паруса и скажет весело:
- Стоит "Не Горюй"!
Раз положило ветром корабль совсем боком, все перепугались, Антоний как
крикнет:
- Лежит "Не Горюй"!
У всех и страх прошел, и побежали матросы на мачты убирать паруса. И
все говорили:
- Разобьет нас о камни, все равно капитан крикнет свое: "Пропал "Не
Горюй"!"
А надо сказать, что везло Антонию во всем: стоят корабли в гавани,
везти нечего, хозяева злые по берегу ходят. А гляди - Антоний наберет всякой
дребедени и чуть не по самую палубу загрузит корабль.
- Мне всегда счастье будет, - говорил Антоний. - Имя у меня такое - все
Антонии счастливые. А которые несчастные Антонии, так это значит дураки.
Дурака как ни назови, все равно за борт свалится.
Все к Антонию служить набивались. Понятное дело: коли хозяину везет,
значит и матросам больше перепадает. Да и весело у веселого служить. Так все
в порту и звали Антония - Веселый Купец.
Стоял Антоний со своим кораблем в речном порту. И как назло уж вовсе
никакого грузу нельзя было достать. Антоний по городу бегает - нечего везти.
Пришел в порт, дымит трубочкой, торопится по пристани. А с других кораблей
хозяева поглядывают, подмигивают, локтем соседей подталкивают - кивают на
Антония.
- Кажись, невеселый идет.
Один крикнул:
- Эй, Антоний! Грузу-то много ли?
Антоний стал, обернулся и крикнул, чтобы всем было слыхать:
- Полон корабль, по самую палубу загрузим. Завтра в море ухожу.
А ему рукой машут - врешь, значит, хвастаешь.
А к вечеру едут в порт подводы одна за другой, вереницей, еле лошади
тянут. И все к Антонию. Повыскакивали с кораблей на берег люди, щупают на
ходу, что в мешках. Смешное какое-то: крупа не крупа. Один и ткнул ножом, -
а из мешка песок.
И все стали кричать:
- Песок! Песок! Вот дурак, с реки песок в море возит!
Антоний только на матросов покрикивает:
- Грузи "Не Горюй" под самую палубу!
Люди над матросами смеются:
- Кашу варить будете? Или на муку молоть повезете?
А матросы поплевывают:
- Дело хозяйское.
- Для форсу, - решили моряки, - для форсу грузится.
А Антоний хлопочет:
- Туда клади, сюда неси.
Под утро загрузили корабль - дальше уж некуда. Потянул ветерок, и все
видели, как вытянулся "Не Горюй" на середину реки, поставил паруса и ушел в
море.
А Антоний и вправду не знал, куда с этим песком деваться. Вышел в море
и не знает, куда курс держать.
"Эх, - думает Антоний, - есть одна гавань, и город там богатый - давно
там не бывал я. Была не была, пойду я туда, а там видно будет".
Набил трубочку, вышел на палубу. Надулись паруса пузырями, идет судно
попутным ветром. Солнце с неба светит, веселая вода за бортом плещется, и от
палубы смоляной горячий дух поднимается. Везет "Не Горюй" полное брюхо
песку, тянет, везет, куда хозяин ведет. Тяжело на волне переваливается.
Матросы в тень забрались и в карты шлепают. Один рулевой стоит и правит,
куда велел Антоний.
Наутро стали подходить к берегу. Что такое? Узнать Антоний не может:
как будто и тот город стоит, куда шел, да берега не узнать: где раньше
деревянные сваи из воды забором торчали, черные, как старые зубы, - тут уж
стена каменная стоит, загораживает гавань от зыби. А на пристани народу -
как муравьев, и натыкано чего-то, нагорожено.
Приказал Антоний отдать якорь. Не вошел в гавань, а поставил судно
перед каменной стенкой.
- Спускай, - говорит, - ребята, шлюпку: я на берег еду.
Гребут молодцы, наваливаются, Антоний правит. Вот проход в стене
оставлен. Прошел в проход Антоний, гребут к пристани. Батюшки! Пристать
некуда! Все разворотили, всю пристань заново строят.
- Сюда! Сюда! - кричат с берега и показывают, где есть удобное
местечко. Выскочил Антоний на берег - еле пройти, протиснуться. Рабочих,
каменщиков! Стучат, камень тешут. Мастера бегают:
- Не спи, - кричат, - поторапливайся.
И все, как мукой, каменной пылью засыпаны.
- Не ко времени, - говорят Антонию, - не ко времени пришел, брат. Тут у
нас и стать негде. Видишь, что делается. Ни одного корабля в гавани нет. Иди
дальше со своим судном.
И никто на Антония и глядеть не хочет.
"Ну, - думает Антоний, - не стыдно и уйти: нельзя никому здесь
выгружаться, не я один".
И пошел в город.
"Куплю, - думает, - бочонок вина, сам выпью и ребят угощу. Все равно
весело будет".
Вдруг подходит к нему старик - тамошний купец.
- О, - говорит, - Антоний, Веселый Купец. Здорово! Гляди - и тебе не
повезло. А товар-то дорогой, должно?
Антоний рассмеялся:
- Да просто песок.
- Речной? - старик крикнул и присел даже.
- С реки, - говорит Антоний.
- Да милый ты мой! Да хороший ты мой! Песку-то тут и надо. К нам король
приезжает, нам три недели осталось, а песку-то проклятого не хватает на
постройку. За сорок верст возим. Да не шутишь ли?
- Да я знал, - говорит Антоний, - о чем вы плачете, - вот и привез
песку. Цена-то вот только хороша ли?
А тут уж народ обступил, и все кричат:
- Песок! Песок привез! Самолучший.
И наперебой гонят цену - крик подняли.
- Много ли?
- Полно судно!
Антоний и в город не успел сходить.
- Гони, - кричат, - судно сюда, к самой постройке.
Засмеялся Антоний, в землю плюнул.
- Тьфу ты, - говорит, - вот поди: даром я Антоний, что ли?
Нагнали народу выгружать Антониев корабль. Песок горой на пристань
высыпают, Антоний сидит да деньги считает. Матросам бочонок вина поставил.
Сидят выпивают и песни горланят.
Снялся утром Антоний, а куда - матросы не спрашивают. Так уж заведено
было: хоть к черту на рога. А ведет Антоний судно - значит, не горюй.
Капитан знает!
Скрылся за кормой город - легкой полоской лежит на горизонте берег,
будто прочеркнут легкой черточкой. Бежит по воде "Не Горюй", полощется белым
пузом, порожнем бежит. Прыгает, как утка, на волне. Веселый ветер играет в
море. Надулись паруса, напружились мачты. Антоний выколачивает трубочку о
борт. Кричит:
- Давай мне, ребята, кружку вина!
Пьет Антоний вино из ковшика, и несет в лицо свежую пену из-за борта.
Летняя погода - веселая. Синяя вода в Средиземном море, синяя, будто синька
распущена. И зыбь завивается большими гребешками, и средь зыбей белым
лебедем переваливается корабль на всех парусах.
А в реке, в порту на кораблях последний табак докуривают. Стоят все
корабли хмурые, и голые мачты с реями торчат, как кресты на кладбище.
Хозяева злые ходят по пристани и уж друг на друга глядеть не могут. И вдруг
крикнул кто-то:
- Гляди - не Антоний ли?
Все глянули - и верно: валит в порт "Не Горюй" напротив воды, тужится
против теченья, раздулись, как щеки, паруса с натуги, и вечернее солнце
ударило в них красным пламенем.
Вышел на пристань Антоний.
- Что, - говорят, - на зубах не хрустит?
Антоний веселыми ногами в город спешит, трубкой дымит, посмеивается.
- Тебя как звать? - спрашивает одного.
- Филипп.
- Вот здесь и прилип! А тебя?
- Герасим.
- Погоди, завтра покрасим! А я Антоний - не горит, не тонет.
Пошли капитаны Антониевых матросов спрашивать: куда ходили, чего там
хозяин накуролесил?
А те все в одно слово:
- За морем были, весь товар сбыли.
Наутро глядят капитаны - опять Веселый Купец песок грузит.
Одни говорят:
- С ума сошел от форсу.
А другие продали последние веревки и наняли подводы, чтоб им тоже песок
возили. Загрузился Антоний песком. Вышел в море, оглянулся - три корабля
сзади.
И направил Антоний свой корабль прямо в море. Глядит - и все три
корабля за ним повернули. Идут следом, как на веревке привязанные.
А Антоний посмеивается:
- Иди, иди, по воде следу нету, дай срок.
Стих ветер. Лежит море как скатерть шелковая, и на нем три белых
корабля, а впереди четвертый, Антониев. Вечер упал. И прикрыло море черным
небом - только звезды на небе горят, колыхаются. И тут задышал ветерок.
Встрепенулся "Не Горюй", выпучились паруса, зашептал ветер в снастях,
зажурчала вдоль бортов вода.
Оттолкнул Антоний рулевого, сам взялся за руль и повернул корабль, куда
надо.
- Так и веди, - сказал Антоний, - а огня на судне - чтоб ни-ни, чтоб и
трубки на палубе не зажгли.
А три корабля все шли туда, вперед, как повел их Антоний, - всю ночь
шли. Наутро глянули - нет Антония. Ушел "Не Горюй" - и загоревали. Надул
Веселый Купец, удрал. А по воде следу нету. Озлились и пошли назад. Дорогой
песок в море сыпали. Пропади он пропадом!
В третий раз сходил Антоний, и уж никто за ним не гнался.
- Куда ж ты возил? - спрашивают.
- А на мельницу, - говорит Антоний, - на муку мололи. Приходи нонче ко
мне блины есть.
Денег стало у Антония - куча. И привязалось к нему счастье - хоть
поленом гони. И уж все на него сердиться забыли. Придут капитаны погостить
на судно - Антоний вина не жалеет.
Вот раз идет Антоний в море и видит - дым идет из моря. Что за чудо? Не
горит ли корабль на воде? И направил на дым. Добежать бы скорей, спасти хоть
людей.
Он к дыму, а дым от него. Что за притча? Достал Антоний медную трубу и
стал в трубу глядеть. Матросы сзади стояли - ждали, что капитан увидит.
- Ничего не пойму, - сказал Антоний, - кухня по морю плывет. Черная
труба торчит, а оттуда дым валит.
И отдал матросам трубку. Все глядели. И один сказал:
- Слыхал я про это. Это - пароход.
- Сам знаю, - сказал Антоний, и первый раз капитан нахмурился и ушел в
каюту.
- А здорово прет проклятая пекарня, - сказали матросы.
А ночью не было ветра. "Не Горюй" стоял, и паруса отдыхали. Как усталые
повисли на реях. И вдруг мимо прошумел пароход и махнул на корабль вонючим
дымом. Прошел мимо корабля - и слышно было в тихой ночи, как ворочается,
урчит машина в утробе, ворчит, наворачивает...
Выскочил Антоний на палубу, глянул вслед пароходу:
- Как еще вода эту жаровню держит! - и плюнул за борт: - На тебе на
дорогу.
Старый матрос подошел к Антонию, кивнул вслед пароходу:
- А ведь самый-то лучший груз они подбирают.
- Плевал я, - засмеялся Антоний, - пусть дураки везут им мешки да
бочки. Да на этой жаровне и ладан серой провоняет! А много ли их,
пароходов-то?
- Да слыхал, что уж два их в нашем море завелось.
Ушел старик спать. Антоний долго глядел вслед пароходу и видел, как
уходит вдаль огонек, все меньше, меньше и вот уж совсем не стало.
- Ишь устилает, - сказал Антоний. - Погоди! - и погрозил кулаком
пароходу вслед.
С полночи заиграл ветерок, скрипнули мачты, проснулся "Не Горюй" и
пошел полным ветром через море, на ту сторону.
А на той стороне был город на море. И прямо пройти к этому городу
нельзя было. Под водой лежала каменная гряда. Каменные горы стеной стояли,
острые, как пики, и только порожним кораблям можно было проскользнуть поверх
этих пик, а груженые корабли делали крюк, большой дугой обходили эти мели и
камни.
Антоний не спал ночью, поджидал, когда надо свернуть и пойти вдоль
страшных каменьев.
"Волчьи зубы", - говорили моряки про эти каменья.
Стало светать, и уж близко должны быть Волчьи зубы. Глядит Антоний
вперед - что за чудо? Будто вышел зуб из воды и торчит черным пеньком.
Присмотрелся - что за дьявол? Никак пароход стоит. Стоит как раз на "зубах".
- Ребята! - крикнул Антоний, - попала кузница волку в зубы.
Все вскочили, все через борт глядят, глаза со сна протирают.
- Верно! Сел пароход на каменья.
А на пароходе флаг на мачте и флаг узлом завязан: просит пароход флагом
помощи.
Антоний направил корабль к пароходу, а с парохода к нему шлюпка идет,
гребут гребцы изо всех сил. Приехал сам капитан.
- Антоний, - говорит капитан, - будь, Антоний, другом, спаси ты нас.
- А езжайте все ко мне, - говорит Антоний, - я гостям всегда рад.
- Нет, - говорит капитан, - нет, Антоний. Дай ты мне один свой парус. У
меня дырка в боку. Я твой парус подведу, растяну за четыре угла, и он мне
как пластырем дыру мою залепит. Дойду как-нибудь до порта.
- Тебе пластырь надо? - говорит Антоний. - У меня не аптека!
- Антоний, - взмолился капитан, - видишь, стоит мой пароход, а ты мимо
идешь...
- Я тоже стоял, а ты мимо шел, - смеется Антоний, - я ж не плакал.
- Так ведь потонет пароход! - закричал капитан.
- А зачем кузнице по морю плавать? - сказал Антоний. - Бросай свой
утюг, вези всех людей сюда. А не хочешь - я дальше пошел. Решай: раз и два.
Озлился капитан, чуть не заплакал. Однако поехал назад и всех людей
перевез к Антонию на корабль.
- Пошел "Не Горюй"! - крикнул Антоний и пустил корабль в обход вдоль
"зубов".
А капитан стоял на борту и все глядел, как тонул его пароход.
- Все равно другой остался, - шепнул старик Антонию в ухо.
А на другом пароходе был ловкий капитан. Осторожный моряк,
изворотливый. Бегал, рыскал его пароход по всем портам. Только Антоний
сунется за товаром, - глядь - уж пароход перехватил и увез куда надо.
Товарищи-капитаны смеются.
- Что, - говорят, - вози песок, Веселый Купец.
- Всему время будет, - говорит Антоний. - Чего вы пароходом пугаете? Да
плевал я на это чучело, коли я Антоний! Чем пароход грузится?
- Да не для тебя это, - говорят капитаны. - Маслом прованским грузится
- новое масло, брат, а за морем его нет. Сейчас какую хочешь там цену дадут
- приди только вперед парохода. А уж опоздаешь - никто и бочки одной не
возьмет. Повезешь домой.
- Плевал я, - сказал Антоний, и побежал в город. Накупил масла на все
деньги, что были. На пароход бочки катают, спешат, а на Антониев корабль и
того хлеще: вся команда в поту. И закатывают, закатывают, как орехи в мешок
сыпят.
Управился Антоний раньше парохода. Скорей ставь паруса, пошел в море.
Как двинул ветер с берега - еле мачты держат, зыбь в корму шлепает,
подгоняет.
- Не горюй! - кричит Антоний. - А что, ребята, не Антоний я?
Уж вот-вот он, берег. Еще немного. Спадать тут стал ветер, не дотянул.
Ах, чуть-чуть бы - вон и город видать, рукой подать. Оглянулся Антоний и
видит: дымит сзади пароход. Вот уж видать, как торчит черной папиросой труба
из моря, а вот и весь пароход видно стало. А у Антония нет ветру в парусах,
нет совсем, хоть сам дуй. Совсем нагоняет Антония черный пароход, и черным
змеем далеко-далеко уходит дым, виснет над морем.
Прошумел мимо пароход и первым пришел в порт.
Все матросы оглянулись на Антония.
- Не горюй, - сказал Антоний, - все равно наша возьмет.
Только к ночи притащился Антоний в порт. Про товар никто и не
спрашивает. У всех купцов полно масла.
- А куда, - спросил Антоний, - пароход пошел?
- Да сейчас, - говорят, - только вышел. Разве не встретили? Туда,
знаешь, пошел - за Волчьи зубы, там масла нет. Цена, сказывали, как на
золото.
- Ставь паруса! - крикнул Антоний.
Сорвался Антоний из порта, и побежало судно в море.
И снова двинул прежний ветер. Крепкий, ровный.
- Откуда снова взялся? - говорят матросы.
- Это он обедать ходил, - кричит Антоний. - Что он вам поденщик, что
ли? Поспал, теперь свое возьмет. Не горюй, молодцы!
Ночь была темная, тьма густая стояла, только вода белыми гребнями
вспыхивала, и птицами летала белая пена через Антониев корабль. Никто на
корабле не спал, и сам Антоний на руле стоял. И как раз тут, вот уж скоро,
должны быть рядом Волчьи зубы.
Вдруг Антоний повернул корабль - и все поняли, что направил прямо на
Волчьи зубы. Да с такого хода!
Старик подбежал к Антонию:
- Хозяин! Что делаешь? На каменья правишь!
- Не горюй! - орет Антоний. - Открывай трюм, ребята, кидай бочки за
борт, пока не крикну баста. Живо!
Бросились матросы, открыли трюм и давай валить бочки за борт. С ума
сошел хозяин. Да все равно - не горюй!
- Вали, вали! - кричит Антоний, - живо!
Половину груза вывалили матросы. А каждый в уме путь мерит: вот-вот уж
скоро Волчьи зубы.
А "Не Горюй" всплыл выше, легче стало судно, и совсем на бок положил
его ветер. А на самые на Волчьи зубы напрямик к порту гонит свой корабль
Антоний.
И вот они, буруны, белеют во тьме над "зубами", ревом ревет вода,
пенится. В самые буруны гонит Антоний судно, со всего ходу. Матросы глаза