Страница:
Сталин, как известно, был недоучившимся семинаристом.
На этой встрече договорились о беспрепятственном создании духовных учебных заведений на территории СССР, о нормализации управления приходами, об издании ежемесячного церковного журнала. Сергий настаивал на освобождении священников, заключенных в лагерях, тюрьмах и ссылках, и на восстановлении в гражданских правах освобожденных из заключения. Наконец встал вопрос о созыве Собора, призванного избрать после восемнадцатилетнего (!) перерыва Патриарха.
Сталин не возражал. Более того, по его предложению в качестве резиденции будущего главы русской Церкви и служб Патриархии был определен особняк, служивший ранее, до войны… резиденцией германского посла графа Шулленбурга.
8 сентября 1943 года в Москве состоялся Собор епископов, избравший Патриархом Московским и всея Руси митрополита Сергия. Русская Церковь вновь возвращалась к каноническому строю своей организации. Впрочем, сам Сергий говорил на Соборе только о войне. По его настоянию, Собор принял составленное Патриархом постановление о том, что «всякий виновный в измене общецерковному делу и перешедший на сторону фашистов, как противник Креста Господня, да числится отлученным [от Церкви], а епископ или клирик – лишенным сана».
В 1944 году в стране было вновь открыто более 200 храмов. Разумеется, это был не конец противостояния русской Церкви и коммунистического режима: впереди были новые гонения и испытания, был неугомонный, бодрый разрушитель Хрущев, пообещавший показать всему миру «последнего попа» (наряду с «торжественным обещанием» построить коммунизм для «нынешнего поколения советских людей»), был и муторный, лживый брежневский «застой» с его казенным «государственным атеизмом» и арестами священников-диссидентов» (не по политическим, разумеется, статьям). Собственно «конец» наступил в 1991 году: коммунистическая власть неожиданно пала, увлекая в своем падении и Советский Союз, русская же Церковь, в очередной раз оказавшись в российском разброде, вновь принялась «собирать камни».
Теперь на прозвучавший в 1943 году отчаянный вопрос Зинаиды Гиппиус: «Если епископ Сергий уже 26 лет проповедует „ истину небесного идеала“ – сколько еще лет ему понадобится, чтобы „достичь отмены рабства“ куда горшего, чем старое, крепостное?» –ее оппонент мог бы четко ответить:
– Еще сорок восемь лет.
В схватке с коммунистическими «безбожниками», применявшими в своих гонениях все мыслимые формы государственного насилия, какие могла изобрести тоталитарная власть в XX столетии, русская Церковь, чьим оружием был только наперстный крест в руках запуганных до немоты приходских священников, одержала бесспорную и полную победу.
«…И врата ада не одолеют ее» (Мф. 16. 18).
Патриарх Сергий умер 15 мая 1944 года. 31 января 1945 года в Москве начал свою работу Поместный собор Русской православной церкви, на котором, помимо отечественного духовенства и мирян, присутствовали православные патриархи иих представители из Румынии, Сербии, стран Ближнего Востока, а также зарубежные иерархи Московской патриархии. Всего Собор составили 204 участника. Такого полномочного собрания русская Церковь не знала с 1918 года. 2 февраля 1946 года Собор избрал Патриархом митрополита Ленинградского и Новгородского Алексия (Симанского), который был местоблюстителем престола после кончины Сергия.
Ко времени Поместного собора окончательно развалилось «обновленчество», а оппозиционные «сергианцам» церковные группы «иосифлян» и «катакомбников» начали движение в сторону объединения с Московской патриархией. Впрочем, группы непримиримой «катакомбной», или так называемой Истинно православной церкви (которые очень жестоко преследовались советскими органами госбезопасности), сохранялись вплоть до конца СССР. Однако смерть «узурпатора» Сергия и утверждение на патриаршем престоле Алексия – героя блокады, избранного Поместным собором, привели к тому, что, оставаясь на нелегальном положении, многие из «катакомбников» стали возносить молитвы за Патриарха, то есть фактически примкнули к Москве, так сказать, «на правах автономии». В дни, когда писалась эта книга, было окончательно решено и объединение Русской православной церкви за рубежом с Московской патриархией. Единство русского православия, прошедшего в XX веке через горнило гонений, восстанавливается сейчас, таким образом, окончательно.
Грандиозную фигуру Сергия в истории новейшей русской Церкви сейчас, созерцая эту историю с рубежей уже завершенного этапа и зная финал всей «советской трагедии», переоценить, конечно, трудно. Тем не менее «стыд мученичества», который претерпели «сергианцы» в 1927–1941 годах, до сих пор омрачает образ Патриарха. [45]Сам Сергий даже не пытался прямообъясниться ни с современниками, ни с потомками, но его одинокий, загадочный образ, и сейчас тревожащий воображение многих, остался в народной памяти окруженным таинственными легендами. Рассказывают, например, что некий прямодушный батюшка, решивший в конце 1920-х – начале 1930-х годов порвать с «сергианцами», ругательски ругал «продавшегося большевикам» митрополита, а затем во сне увидел Сергия, коленопреклоненного.
– Вот ты меня ругаешь, а я-то каюсь, – промолвил Сергий.
Если же от подобных апокрифов перейти на почву строгого историзма, то, по крайней мере, нельзя не признать, что Сергию удалось практически доказать справедливость своих слов, некогда произнесенных с трибуны Религиозно-философских собраний:
– Церковь не восставала прямопротив рабства, но проповедовала истину небесного идеалаи этим, а не чем-либо иным, она достигла отмены рабства!
Среди всех участников Религиозно-философских собраний, высказывавших, как мы помним, самые разнообразные версии отечественного «церковного действия» в грядущем XX столетии, Сергий, когда история его вынудила перейти от слов к делу,оказался наиболее убедителен. Спорить с этим нельзя – и на этом мы «оставим жгущийся в обе стороны жупел», как говаривал покойный Розанов.
Роль Мережковского – организатора этих самых Религиозно-философских собраний – оказалась в грядущей трагедии русского православия куда менее заметной, а в последние месяцы его жизни – попросту жалкой. Тем не менее слова Н. А. Бердяева, с которых и начиналось наше повествование, —
Время вообще произвело с наследием Дмитрия Сергеевича странную метаморфозу: если для современников чтение его произведений было скорее знаком религиозного «свободомыслия», то нынешний российский интеллигент, начитавшись Мережковского, с неумолимостью железной оказывается затем если не в лоне, то, по крайней мере, в ограде Московской патриархии и, препоручая себя ее заботам, переключается с традиционных для интеллигенции «духовных поисков» на что-либо более продуктивное. Правило это, насколько я могу судить, без исключений.
Это странно, поскольку собственно содержание большинства книг Мережковского, скажем так, весьма далеко от апологии ортодоксии. Кстати, опять-таки по впечатлению сугубо личному, отношение большинства представителей современного православного духовенства к Мережковскому скорее сдержанное,нежели враждебное. Все его «богословские» построения принимаются здесь в качестве «игры ума», не требующей от активной современной православной религиозности сколь-нибудь жесткого противодействия, а только – деликатного уточненияпри случае, что если уж оценивать деятельность писателя не с художественно-литературной позиции, а с позиции строгого, догматического православия, то на Дмитрии Сергеевиче все-таки клейма ставить негде(что абсолютно справедливо). И тем не менее Мережковский не чужойв этом кругу: если и не по хорошему мил,так по милу хорош,говоря его же словами.
В начале 1970-х Владимир Высоцкий, размышляя над собственной трактовкой роли Гамлета, высказал в стихах, этим размышлениям посвященных, глубокую мысль:
Зато «вопросы Мережковского» оказались в полной мере востребованными его интеллигентными российскими читателями. Можно сказать, что «миссия среди интеллигенции», о которой он говорил в канун Религиозно-философских собраний, действительно удалась и русская интеллигенция в XX столетии практически перестала быть «секулярной».Если в начале XX века Чехов, иронизируя над Мережковским, признавался, что «с недоумением смотрит на всякого интеллигентного верующего», то теперь, в начале XXI века, странной кажется сама эта чеховская сентенция. Нынешнее русское православие интеллектуально,и та же русская литература (в которой произведения Чехова играют такую выдающуюся роль) просто непредставима в наши дни вне отечественной религиозно-философской проблематики.
– Мы занимаемся литературой, не желая произносить безответственных слов о религии, христианстве и зная, что в русской литературе заключена такая сила подлинной религиозности,что, говоря только словами, мы скажем все, что нужно, и сделаем свое дело, – говорил Мережковский в начале XX века, и в правоте этихего слов сейчас, в начале XXI столетия, уже мало кто сомневается.
Его жена, Зинаида Николаевна Гиппиус, скончавшаяся 9 сентября 1945 года, была погребена в той же могиле.
Памятник, воздвигнутый над ними, представляет собой белый обелиск, повторяющий контуры византийского православного храма, увенчанный маковкой с «восьмиконечным» православным крестом. В нише обелиска – изображение Пресвятой Троицы с образа преподобного Андрея Радонежского (Рублева). Ее обрамляет прошение молитвы Господней:
ДА ПРИИДЕТ ЦАРСТВИЕ ТВОЕ.
ОСНОВНЫЕ ДАТЫ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА Д. С. МЕРЕЖКОВСКОГО
[46]
На этой встрече договорились о беспрепятственном создании духовных учебных заведений на территории СССР, о нормализации управления приходами, об издании ежемесячного церковного журнала. Сергий настаивал на освобождении священников, заключенных в лагерях, тюрьмах и ссылках, и на восстановлении в гражданских правах освобожденных из заключения. Наконец встал вопрос о созыве Собора, призванного избрать после восемнадцатилетнего (!) перерыва Патриарха.
Сталин не возражал. Более того, по его предложению в качестве резиденции будущего главы русской Церкви и служб Патриархии был определен особняк, служивший ранее, до войны… резиденцией германского посла графа Шулленбурга.
8 сентября 1943 года в Москве состоялся Собор епископов, избравший Патриархом Московским и всея Руси митрополита Сергия. Русская Церковь вновь возвращалась к каноническому строю своей организации. Впрочем, сам Сергий говорил на Соборе только о войне. По его настоянию, Собор принял составленное Патриархом постановление о том, что «всякий виновный в измене общецерковному делу и перешедший на сторону фашистов, как противник Креста Господня, да числится отлученным [от Церкви], а епископ или клирик – лишенным сана».
В 1944 году в стране было вновь открыто более 200 храмов. Разумеется, это был не конец противостояния русской Церкви и коммунистического режима: впереди были новые гонения и испытания, был неугомонный, бодрый разрушитель Хрущев, пообещавший показать всему миру «последнего попа» (наряду с «торжественным обещанием» построить коммунизм для «нынешнего поколения советских людей»), был и муторный, лживый брежневский «застой» с его казенным «государственным атеизмом» и арестами священников-диссидентов» (не по политическим, разумеется, статьям). Собственно «конец» наступил в 1991 году: коммунистическая власть неожиданно пала, увлекая в своем падении и Советский Союз, русская же Церковь, в очередной раз оказавшись в российском разброде, вновь принялась «собирать камни».
Теперь на прозвучавший в 1943 году отчаянный вопрос Зинаиды Гиппиус: «Если епископ Сергий уже 26 лет проповедует „ истину небесного идеала“ – сколько еще лет ему понадобится, чтобы „достичь отмены рабства“ куда горшего, чем старое, крепостное?» –ее оппонент мог бы четко ответить:
– Еще сорок восемь лет.
В схватке с коммунистическими «безбожниками», применявшими в своих гонениях все мыслимые формы государственного насилия, какие могла изобрести тоталитарная власть в XX столетии, русская Церковь, чьим оружием был только наперстный крест в руках запуганных до немоты приходских священников, одержала бесспорную и полную победу.
«…И врата ада не одолеют ее» (Мф. 16. 18).
Патриарх Сергий умер 15 мая 1944 года. 31 января 1945 года в Москве начал свою работу Поместный собор Русской православной церкви, на котором, помимо отечественного духовенства и мирян, присутствовали православные патриархи иих представители из Румынии, Сербии, стран Ближнего Востока, а также зарубежные иерархи Московской патриархии. Всего Собор составили 204 участника. Такого полномочного собрания русская Церковь не знала с 1918 года. 2 февраля 1946 года Собор избрал Патриархом митрополита Ленинградского и Новгородского Алексия (Симанского), который был местоблюстителем престола после кончины Сергия.
Ко времени Поместного собора окончательно развалилось «обновленчество», а оппозиционные «сергианцам» церковные группы «иосифлян» и «катакомбников» начали движение в сторону объединения с Московской патриархией. Впрочем, группы непримиримой «катакомбной», или так называемой Истинно православной церкви (которые очень жестоко преследовались советскими органами госбезопасности), сохранялись вплоть до конца СССР. Однако смерть «узурпатора» Сергия и утверждение на патриаршем престоле Алексия – героя блокады, избранного Поместным собором, привели к тому, что, оставаясь на нелегальном положении, многие из «катакомбников» стали возносить молитвы за Патриарха, то есть фактически примкнули к Москве, так сказать, «на правах автономии». В дни, когда писалась эта книга, было окончательно решено и объединение Русской православной церкви за рубежом с Московской патриархией. Единство русского православия, прошедшего в XX веке через горнило гонений, восстанавливается сейчас, таким образом, окончательно.
Грандиозную фигуру Сергия в истории новейшей русской Церкви сейчас, созерцая эту историю с рубежей уже завершенного этапа и зная финал всей «советской трагедии», переоценить, конечно, трудно. Тем не менее «стыд мученичества», который претерпели «сергианцы» в 1927–1941 годах, до сих пор омрачает образ Патриарха. [45]Сам Сергий даже не пытался прямообъясниться ни с современниками, ни с потомками, но его одинокий, загадочный образ, и сейчас тревожащий воображение многих, остался в народной памяти окруженным таинственными легендами. Рассказывают, например, что некий прямодушный батюшка, решивший в конце 1920-х – начале 1930-х годов порвать с «сергианцами», ругательски ругал «продавшегося большевикам» митрополита, а затем во сне увидел Сергия, коленопреклоненного.
– Вот ты меня ругаешь, а я-то каюсь, – промолвил Сергий.
Если же от подобных апокрифов перейти на почву строгого историзма, то, по крайней мере, нельзя не признать, что Сергию удалось практически доказать справедливость своих слов, некогда произнесенных с трибуны Религиозно-философских собраний:
– Церковь не восставала прямопротив рабства, но проповедовала истину небесного идеалаи этим, а не чем-либо иным, она достигла отмены рабства!
Среди всех участников Религиозно-философских собраний, высказывавших, как мы помним, самые разнообразные версии отечественного «церковного действия» в грядущем XX столетии, Сергий, когда история его вынудила перейти от слов к делу,оказался наиболее убедителен. Спорить с этим нельзя – и на этом мы «оставим жгущийся в обе стороны жупел», как говаривал покойный Розанов.
Роль Мережковского – организатора этих самых Религиозно-философских собраний – оказалась в грядущей трагедии русского православия куда менее заметной, а в последние месяцы его жизни – попросту жалкой. Тем не менее слова Н. А. Бердяева, с которых и начиналось наше повествование, —
«Будем справедливы к Мережковскому, будем благодарны ему. В его лице новая русская литература, русский эстетизм, русская культура перешли к религиозным темам… В час, когда наступит в России жизненное религиозное возрождение, вспомнят и Мережковского, как одного из его предтеч в сфере литературной», —представляются сейчас, в общем, исторически оправданными. Их правоту может засвидетельствовать и автор этих строк, впервые по-настоящему открывший для себя Мережковского, листая том только что купленного «Иисуса Неизвестного» в зале для встречающих аэропорта «Пулково-2» весной 1997 года, ожидая запаздывающий самолет из Мадрида. Чтение, помнится, увлекло, а «жизненное религиозное возрождение», о котором пророчествовал Бердяев, как всегда в России «со скрипом и издержками», все же шло как раз в эти фантастические годы, так что менее чем через месяц после памятного «пулковского вечера» я вдруг оказался «в процессе воцерковления». Не скажу, чтобы между этими двумя событиями была совершенно прямая связь, но, как говорится, из песни слова не выкинешь.
Время вообще произвело с наследием Дмитрия Сергеевича странную метаморфозу: если для современников чтение его произведений было скорее знаком религиозного «свободомыслия», то нынешний российский интеллигент, начитавшись Мережковского, с неумолимостью железной оказывается затем если не в лоне, то, по крайней мере, в ограде Московской патриархии и, препоручая себя ее заботам, переключается с традиционных для интеллигенции «духовных поисков» на что-либо более продуктивное. Правило это, насколько я могу судить, без исключений.
Это странно, поскольку собственно содержание большинства книг Мережковского, скажем так, весьма далеко от апологии ортодоксии. Кстати, опять-таки по впечатлению сугубо личному, отношение большинства представителей современного православного духовенства к Мережковскому скорее сдержанное,нежели враждебное. Все его «богословские» построения принимаются здесь в качестве «игры ума», не требующей от активной современной православной религиозности сколь-нибудь жесткого противодействия, а только – деликатного уточненияпри случае, что если уж оценивать деятельность писателя не с художественно-литературной позиции, а с позиции строгого, догматического православия, то на Дмитрии Сергеевиче все-таки клейма ставить негде(что абсолютно справедливо). И тем не менее Мережковский не чужойв этом кругу: если и не по хорошему мил,так по милу хорош,говоря его же словами.
В начале 1970-х Владимир Высоцкий, размышляя над собственной трактовкой роли Гамлета, высказал в стихах, этим размышлениям посвященных, глубокую мысль:
Используя афоризм Высоцкого, можно сказать, что Мережковскому все-таки хватило здравого смысла в своих «религиозных поисках» не настаивать на «постановке каверзного ответа». Мережковский действительно какое-то время, по всей вероятности, считал себя «призванным» совершить некое глобальное «религиозное действие», выступая если не в качестве «создателя новой религии», подобно позднему Л. Н. Толстому, то, по крайней мере, в качестве «радикального обновителя» «старой» (христианства или, точнее, православия). На языке святоотеческой сотериологии такое состояние называется состоянием прелестии почитается одним из опаснейших духовных заблуждений, ведущих к погибели души. Однако сама история первой половины XX столетия, весьма круто обошедшаяся с нашим героем, в то же время оказалась спасительным «противоядием» против подобных духовных соблазнов. Несмотря на то, что некоторые даровитые историки литературы до сих пор стремятся утвердить за Мережковским «авторство» некоей «собственной церковности», все же вряд ли кому-либо всерьезпридет сейчас в голову говорить о «мережковстве»(!) наряду с «толстовством» или «соловьевством». Ни о «церкви Мережковского», ни даже о созданной им «секте» говорить, по совести, конечно, нельзя – просто за объективной невозможностью реального осуществления таковых начинаний в историческом контексте 1910-1930-х годов.
А мы все ставим каверзный ответ
И не находим нужного вопроса.
(«Мой Гамлет»)
Зато «вопросы Мережковского» оказались в полной мере востребованными его интеллигентными российскими читателями. Можно сказать, что «миссия среди интеллигенции», о которой он говорил в канун Религиозно-философских собраний, действительно удалась и русская интеллигенция в XX столетии практически перестала быть «секулярной».Если в начале XX века Чехов, иронизируя над Мережковским, признавался, что «с недоумением смотрит на всякого интеллигентного верующего», то теперь, в начале XXI века, странной кажется сама эта чеховская сентенция. Нынешнее русское православие интеллектуально,и та же русская литература (в которой произведения Чехова играют такую выдающуюся роль) просто непредставима в наши дни вне отечественной религиозно-философской проблематики.
– Мы занимаемся литературой, не желая произносить безответственных слов о религии, христианстве и зная, что в русской литературе заключена такая сила подлинной религиозности,что, говоря только словами, мы скажем все, что нужно, и сделаем свое дело, – говорил Мережковский в начале XX века, и в правоте этихего слов сейчас, в начале XXI столетия, уже мало кто сомневается.
* * *
Утром 10 декабря 1941 года Дмитрий Сергеевич Мережковский был отпет и погребен по православному обряду на русском кладбище в Сен-Женевьев-де-Буа.Его жена, Зинаида Николаевна Гиппиус, скончавшаяся 9 сентября 1945 года, была погребена в той же могиле.
Памятник, воздвигнутый над ними, представляет собой белый обелиск, повторяющий контуры византийского православного храма, увенчанный маковкой с «восьмиконечным» православным крестом. В нише обелиска – изображение Пресвятой Троицы с образа преподобного Андрея Радонежского (Рублева). Ее обрамляет прошение молитвы Господней:
ДА ПРИИДЕТ ЦАРСТВИЕ ТВОЕ.
ОСНОВНЫЕ ДАТЫ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА Д. С. МЕРЕЖКОВСКОГО
[46]
1865-2 августав семье столоначальника придворной конторы С. И. Мережковского и В. В. Мережковской родился сын Дмитрий. Детские годы проходили в Петербурге, где семейство проживало в казенной квартире в доме близ Прачечного моста (Фонтанка, 2). Летние месяцы юный Мережковский проводил на даче в комплексе зданий Елагина дворца, иногда родители брали его в Крым (Ореанда).
1876 –Д. С. Мережковский поступает в 3-ю классическую гимназию, где начинает писать стихи.
1879 – в июлевместе с отцом побывал в Алупке у княгини Е. К. Воронцовой; прослушав стихи мальчика, она поощряет его к дальнейшему творчеству.
1880 –С. И. Мережковский знакомит сына с Ф. М. Достоевским, который оценивает его творчество как «слабое»: «Чтобы хорошо писать, страдать нужно». В «Живописном обозрении» (№ 40) появляется стихотворение Д. С. Мережковского «Тучка» – это его дебют в печати. Участвует в благотворительном сборнике «Отклик» П. Ф. Якубовича-Мельшина.
1881-31 январяМережковский присутствует на похоронах Ф. М. Достоевского. 1 мартанародовольцами убит Александр II. Отец Мережковского выходит в отставку, и семья поселяется на улице Знаменской, 33.
1882 – осеньюМережковский присутствует на первых выступлениях С. Я. Надсона, пишет ему письмо. Начинается дружба со старшим поэтом.
1883 – в начале годаНадсон знакомит Мережковского с А. Н. Плещеевым, который вводит его в литературный круг журнала «Отечественные записки». Мережковский организует в гимназии «молье-ровский кружок», пытаясь поставить на школьной сцене «Тартюфа». Его разбор ролей пьесы Мольера навлекает неудовольствие полиции, как проявление «юношеского свободомыслия». ВеснойМережковский завершает гимназический курс и летомсдает вступительные экзамены на первый курс историко-филологического факультета Санкт-Петербургского университета. Осеньюначинает посещать литературный кружок О. Ф. Миллера. Все это время продолжается дружба с Надсоном, который оказывает значительное и личное и творческое влияние на юного поэта. В журнале «Отечественные записки» (№ 1) появляются два стихотворения Мережковского – его дебют в «большой литературе».
1884– Плещеев рекомендует Надсона и Мережковского в Литературное общество и вводит последнего в семью директора Петербургской консерватории К. Ю. Давыдова и А. А. Давыдовой, издательницы и общественной деятельницы. Здесь Мережковский знакомится с Н. К. Михайловским и Г. И. Успенским, под воздействием которых переживает увлечение «народничеством». Летомво время студенческих каникул путешествует по Волге, там знакомится с народным проповедником, близким к «толстовству», Василием Сютаевым, который производит на него большое впечатление. Эта встреча подвигает его к изучению работ Л. Н. Толстого, однако толстовское «опрощение» он не принимает.
1885– Н. К. Михайловский привлекает Мережковского к работе в созданном им вместе с А. А. Давыдовой журнале «Северный вестник». Мережковский публикует здесь стихотворения и пишет по заданию Михайловского аналитическую критику. Тогда же Мережковский увлекается дочерью издательницы «Вестника» Л. К. Давыдовой. Летомпутешествует с семьей А. А. Давыдовой по Франции и Швейцарии. Однако любовный роман оказался неудачным.
1886– Мережковский переносит тяжелую болезнь, что производит на него сильное впечатление и служит одной из главных причин «поворота к вере».
1887-19 январяв Ялте умирает от чахотки С. Я. Надсон. Мережковский присутствует на его похоронах в Петербурге и читает на литературном вечере стихотворение «Памяти Надсона». Стихи Мережковского начинают появляться в столичной периодике.
1888– пишет первую поэму «Протопоп Аввакум». Веснойвыходит первая книга Мережковского «Стихотворения». 24 мартав припадке безумия кончает с собой В. М. Гаршин; Мережковский откликается на эту трагедию стихотворением «Смерть Всеволода Гаршина» и присутствует на похоронах писателя на Волковом кладбище. В первой половине годаследуют публикации стихотворений Мережковского в «Северном вестнике». В апрелеон сдает выпускные экзамены в университете и защищает дипломную работу о Монтене. В начале маяМережковский едет в Одессу, оттуда морем – в Сухуми, потом по Военно-Грузинской дороге – в Боржом, куда прибывает в последних числах мая.В Боржоме останавливается на все лето,пишет драматическую поэму «Сильвио» («Возвращение к природе»). В конце июнязнакомится с З. Н. Гиппиус. 11 июляна детском балу в боржомской Ротонде делает З. Н. Гиппиус предложение. В сентябреМережковский провожает семью невесты в Тифлис и едет в Петербург устраивать предсвадебные дела. В ноябрев «Северном вестнике» появляется статья Мережковского о Чехове («Старый вопрос по поводу нового таланта»), обострившая его отношения с Н. К. Михайловским. 23 ноябряМережковский возвращается к невесте в Тифлис и в ожидании свадьбы поселяется в гостинице, ежедневно бывая в доме Гиппиус. Они читают литературные новинки, бывают в опере.
1889-8 январяМережковский венчается с З. Н. Гиппиус в тифлисской церкви архангела Михаила. 10 январямолодые уезжают по Военно-Грузинской дороге во Владикавказ, оттуда – в Москву, к родственникам З. Н. Гиппиус, а затем, в последних числах января, – вПетербург. Здесь они поселяются на Верейской улице, 12. В феврале-мартеМережковский знакомит жену с литературной жизнью столицы, пишет стихи и статьи о В. Г. Короленко и Ж. Ж. Руссо. 20 мартаскоропостижно умирает мать писателя Варвара Васильевна Мережковская (похоронена на кладбище Новодевичьего монастыря). После похорон Мережковский на месяц впадает в глубокую депрессию. В начале маявместе с женой уезжает из Петербурга в Крым. По пути они заезжают в Москву, куда собирается тогда же переехать из Тифлиса мать З. Н. Гиппиус – Анастасия Степановна с дочерьми, и снимают на подмосковной станции Поварово дачу на лето. МайМережковские проводят в Алупке, где их спутником оказывается Н. М. Минский, затем ненадолго едут на Кавказ, в Тифлис и Боржом, потом – в Москву, откуда отправляются на дачу в Поварово. Здесь они живут до сентября,затем возвращаются в Петербург, где поселяются в новой квартире в доме Мурузи на углу Литейного проспекта и Пантелеймоновской улицы (Литейный, 24). Весной-летомМережковским написана статья о Сервантесе («Северный вестник», № 8, 9). Осенью и зимойон работает над «повестью в стихах» «Вера», регулярно посещает Литературное общество, тесно общается с А. Н. Плещеевым и Н. М. Минским. Рождествочета Мережковских встречает в Москве в семье Гиппиус.
1890 – в первой половине годав «Северном вестнике» печатается «Сильвио», а в «Русской мысли» – «Вера». Помимо того в «Русском обозрении» в мартевыходит «критический этюд» о Достоевском, а в «Труде» в июне– «критический этюд» о Гончарове. В мае-июнеруководство «Северным вестником» переходит к «молодой редакции» во главе с Б. Б. Глинским. 15 июняМережковский получает приглашение сотрудничать в обновленном журнале (но впоследствии фактически теряет в нем всякое влияние). В этот же деньон получает восторженное письмо от П. П. Перцова – это начало их знакомства, пока «заочное». ЛетоМережковский проводит с семьей Гиппиус на даче в Поварове, где занимается переводами и делает первые наброски романа «Юлиан Отступник». Но его работу прерывает тяжелая болезнь жены – возвратный тиф. В Петербург Мережковские возвращаются только в ноябре.В «Северном вестнике» публикуется перевод Мережковского «Ворона» Эдгара По. Он завершает работу над переводом «Прикованного Прометея» Эсхила (будет напечатан в первом номере «Вестника Европы» в следующем, 1891 году). ЗимойМережковский работает над поэмой «Смерть». В этот сезон происходит знакомство Мережковских с К. Д. Бальмонтом.
1891 – в первой половине годав «Северном вестнике» опубликована поэма «Смерть», в «Русской мысли» – поэма «Семейная идиллия», в «Труде» – статьи об А. Н. Майкове, Марке Аврелии, Кальдероне. ВеснойМережковские совершают свою первую совместную поездку в Европу: Варшава, Вена, Венеция. В Венецию они прибывают 20 мартаи, осматривая собор Святого Марка, встречают также путешествующих по Италии А. П. Чехова и А. С. Суворина, которые на некоторое время становятся их спутниками. Из Венеции все вместе едут во Флоренцию, после – в Рим. В Риме Мережковские получают приглашение А. Н. Плещеева посетить его в Париже. Во Франции Мережковский и Гиппиус пробыли весь май;под впечатлением этих дней Мережковский пишет поэму «Конец века. Очерки современного Парижа» (опубликована в сб. «Помощь голодающим». М., 1892). Помимо того они побывали в Швейцарии, на Женевском озере. Летние месяцысупруги проводят вместе с семьей Гиппиус на даче в имении «Глубокое» под Вышним Волочком. Мережковский работает над романом о Юлиане Отступнике, который захватывает его всецело. ОсеньюМережковские возвращаются в Петербург. Роль «добытчицы» в семье переходит к Гиппиус, которая сбывает свою беллетристическую продукцию в многочисленные популярные издания. Осенью-зимойМережковский переводит Гёте («Пролог на небе» из «Фауста») для «Русского обозрения» и «Антигону» Софокла для «Вестника Европы» (обе публикации состоятся в будущем году). В сентябре,узнав у А. П. Чехова адрес А. С. Суворина, Мережковский обращается к издателю с предложением выпустить его новую книгу стихов.
1892 – к веснеМережковский завершает «Юлиана Отступника», но из-за неурядиц в редакции «Северного вестника» оказалось, что публиковать этот «модернистский роман» негде. Мережковский активно общается в это время с А. Л. Волынским, который подает надежду на публикацию «Юлиана Отступника», однако его грубые редакторские замечания и сокращения приводят к разрыву, после чего «Северный вестник» для Мережковского закрывается. У А. Н. Майкова устраиваются читки романа. Помимо публикаций стихотворений и переводов в «Северном вестнике», «Русском обозрении», «Вестнике Европы», сборниках «Нивы» и «Труде» у Мережковского выходит вторая книга стихов «Символы» в издании А. С. Суворина. В мартеЗ. Н. Гиппиус в очередной раз заболевает бронхитом, который преследовал ее весь осенне-зимний сезон. В апрелеМережковский, одолжив деньги у отца, везет жену в Ниццу, где в это время живет семья А. Н. Плещеева. Здесь Мережковские впервые встречаются с Д. В. Философовым. Из Ниццы Мережковский и Гиппиус уезжают в Италию, а потом морем – в Грецию (огромное впечатление от посещения афинского Акрополя вдохновило Мережковского на очерк об этом путешествии) и Турцию. В июнеМережковские возвращаются из Константинополя в Одессу. Летние месяцысупруги проводят на даче в имении «Глубокое» под Вышним Волочком вместе с семьей Гиппиус. Здесь Мережковский переводит «Ипполита» Еврипида (выйдет в первом номере «Вестника Европы» за 1893 год). ОсеньюЗ. Н. Гиппиус сближается с «новой редакцией» «Северного вестника», во главе которой теперь находятся А. Л. Волынский и Л. Я. Гуревич. Происходит знакомство Мережковских с Ф. К. Сологубом, переехавшим в Петербург из Вытигры. В этот сезон супруги посещают Шекспировский кружок. 26 октябряМережковский делает в Русском литературном обществе доклад «О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы», который затем повторяет 8 и 15 декабря. Осенью-зимойпишет «драматические сцены в четырех действиях» «Гроза прошла» (будут опубликованы в первых номерах «Труда» в будущем году).
1893 – в февралеМережковские побывали в Финляндии у И. Е. Репина. На зимне-весенние месяцыприходится сложная интрига З. Н. Гиппиус с Н. М. Минским, А. Л. Волынским, Л. Я. Гуревич и З. А. Венгеровой, что стало оригинальным поводом для последующего включения Мережковских в литературную политику «Северного вестника». Доклад «О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы» вызвал широкий резонанс в русских читательских кругах и был опубликован отдельным изданием. «Северный вестник» для Мережковского пока закрыт. Он публикует стихотворения в «Ниве» и «Труде», переводит для последнего «Лигейю» Э. По, а также печатает в «Русской мысли» и «Театральной газете» статьи о Монтене и Тургеневе. Тем не менее материальное положение Мережковских становится крайне тяжелым, и Мережковский, уже замышляя роман о Леонардо да Винчи, берется за любую работу. Для «Вестника иностранной литературы» делает подборку «изречений китайской мудрости». ОсеньюМережковский работает над переводом «Эдипа-царя» Софокла, который удается пристроить в «Вестник иностранной литературы» (выйдет в первом и втором номерах за 1894 год). 26 сентябряв Париже скончался А. Н. Плещеев. Мережковский публикует в «Театральной газете» некрологическую статью и присутствует на панихиде по поэту в Казанском соборе.
1876 –Д. С. Мережковский поступает в 3-ю классическую гимназию, где начинает писать стихи.
1879 – в июлевместе с отцом побывал в Алупке у княгини Е. К. Воронцовой; прослушав стихи мальчика, она поощряет его к дальнейшему творчеству.
1880 –С. И. Мережковский знакомит сына с Ф. М. Достоевским, который оценивает его творчество как «слабое»: «Чтобы хорошо писать, страдать нужно». В «Живописном обозрении» (№ 40) появляется стихотворение Д. С. Мережковского «Тучка» – это его дебют в печати. Участвует в благотворительном сборнике «Отклик» П. Ф. Якубовича-Мельшина.
1881-31 январяМережковский присутствует на похоронах Ф. М. Достоевского. 1 мартанародовольцами убит Александр II. Отец Мережковского выходит в отставку, и семья поселяется на улице Знаменской, 33.
1882 – осеньюМережковский присутствует на первых выступлениях С. Я. Надсона, пишет ему письмо. Начинается дружба со старшим поэтом.
1883 – в начале годаНадсон знакомит Мережковского с А. Н. Плещеевым, который вводит его в литературный круг журнала «Отечественные записки». Мережковский организует в гимназии «молье-ровский кружок», пытаясь поставить на школьной сцене «Тартюфа». Его разбор ролей пьесы Мольера навлекает неудовольствие полиции, как проявление «юношеского свободомыслия». ВеснойМережковский завершает гимназический курс и летомсдает вступительные экзамены на первый курс историко-филологического факультета Санкт-Петербургского университета. Осеньюначинает посещать литературный кружок О. Ф. Миллера. Все это время продолжается дружба с Надсоном, который оказывает значительное и личное и творческое влияние на юного поэта. В журнале «Отечественные записки» (№ 1) появляются два стихотворения Мережковского – его дебют в «большой литературе».
1884– Плещеев рекомендует Надсона и Мережковского в Литературное общество и вводит последнего в семью директора Петербургской консерватории К. Ю. Давыдова и А. А. Давыдовой, издательницы и общественной деятельницы. Здесь Мережковский знакомится с Н. К. Михайловским и Г. И. Успенским, под воздействием которых переживает увлечение «народничеством». Летомво время студенческих каникул путешествует по Волге, там знакомится с народным проповедником, близким к «толстовству», Василием Сютаевым, который производит на него большое впечатление. Эта встреча подвигает его к изучению работ Л. Н. Толстого, однако толстовское «опрощение» он не принимает.
1885– Н. К. Михайловский привлекает Мережковского к работе в созданном им вместе с А. А. Давыдовой журнале «Северный вестник». Мережковский публикует здесь стихотворения и пишет по заданию Михайловского аналитическую критику. Тогда же Мережковский увлекается дочерью издательницы «Вестника» Л. К. Давыдовой. Летомпутешествует с семьей А. А. Давыдовой по Франции и Швейцарии. Однако любовный роман оказался неудачным.
1886– Мережковский переносит тяжелую болезнь, что производит на него сильное впечатление и служит одной из главных причин «поворота к вере».
1887-19 январяв Ялте умирает от чахотки С. Я. Надсон. Мережковский присутствует на его похоронах в Петербурге и читает на литературном вечере стихотворение «Памяти Надсона». Стихи Мережковского начинают появляться в столичной периодике.
1888– пишет первую поэму «Протопоп Аввакум». Веснойвыходит первая книга Мережковского «Стихотворения». 24 мартав припадке безумия кончает с собой В. М. Гаршин; Мережковский откликается на эту трагедию стихотворением «Смерть Всеволода Гаршина» и присутствует на похоронах писателя на Волковом кладбище. В первой половине годаследуют публикации стихотворений Мережковского в «Северном вестнике». В апрелеон сдает выпускные экзамены в университете и защищает дипломную работу о Монтене. В начале маяМережковский едет в Одессу, оттуда морем – в Сухуми, потом по Военно-Грузинской дороге – в Боржом, куда прибывает в последних числах мая.В Боржоме останавливается на все лето,пишет драматическую поэму «Сильвио» («Возвращение к природе»). В конце июнязнакомится с З. Н. Гиппиус. 11 июляна детском балу в боржомской Ротонде делает З. Н. Гиппиус предложение. В сентябреМережковский провожает семью невесты в Тифлис и едет в Петербург устраивать предсвадебные дела. В ноябрев «Северном вестнике» появляется статья Мережковского о Чехове («Старый вопрос по поводу нового таланта»), обострившая его отношения с Н. К. Михайловским. 23 ноябряМережковский возвращается к невесте в Тифлис и в ожидании свадьбы поселяется в гостинице, ежедневно бывая в доме Гиппиус. Они читают литературные новинки, бывают в опере.
1889-8 январяМережковский венчается с З. Н. Гиппиус в тифлисской церкви архангела Михаила. 10 январямолодые уезжают по Военно-Грузинской дороге во Владикавказ, оттуда – в Москву, к родственникам З. Н. Гиппиус, а затем, в последних числах января, – вПетербург. Здесь они поселяются на Верейской улице, 12. В феврале-мартеМережковский знакомит жену с литературной жизнью столицы, пишет стихи и статьи о В. Г. Короленко и Ж. Ж. Руссо. 20 мартаскоропостижно умирает мать писателя Варвара Васильевна Мережковская (похоронена на кладбище Новодевичьего монастыря). После похорон Мережковский на месяц впадает в глубокую депрессию. В начале маявместе с женой уезжает из Петербурга в Крым. По пути они заезжают в Москву, куда собирается тогда же переехать из Тифлиса мать З. Н. Гиппиус – Анастасия Степановна с дочерьми, и снимают на подмосковной станции Поварово дачу на лето. МайМережковские проводят в Алупке, где их спутником оказывается Н. М. Минский, затем ненадолго едут на Кавказ, в Тифлис и Боржом, потом – в Москву, откуда отправляются на дачу в Поварово. Здесь они живут до сентября,затем возвращаются в Петербург, где поселяются в новой квартире в доме Мурузи на углу Литейного проспекта и Пантелеймоновской улицы (Литейный, 24). Весной-летомМережковским написана статья о Сервантесе («Северный вестник», № 8, 9). Осенью и зимойон работает над «повестью в стихах» «Вера», регулярно посещает Литературное общество, тесно общается с А. Н. Плещеевым и Н. М. Минским. Рождествочета Мережковских встречает в Москве в семье Гиппиус.
1890 – в первой половине годав «Северном вестнике» печатается «Сильвио», а в «Русской мысли» – «Вера». Помимо того в «Русском обозрении» в мартевыходит «критический этюд» о Достоевском, а в «Труде» в июне– «критический этюд» о Гончарове. В мае-июнеруководство «Северным вестником» переходит к «молодой редакции» во главе с Б. Б. Глинским. 15 июняМережковский получает приглашение сотрудничать в обновленном журнале (но впоследствии фактически теряет в нем всякое влияние). В этот же деньон получает восторженное письмо от П. П. Перцова – это начало их знакомства, пока «заочное». ЛетоМережковский проводит с семьей Гиппиус на даче в Поварове, где занимается переводами и делает первые наброски романа «Юлиан Отступник». Но его работу прерывает тяжелая болезнь жены – возвратный тиф. В Петербург Мережковские возвращаются только в ноябре.В «Северном вестнике» публикуется перевод Мережковского «Ворона» Эдгара По. Он завершает работу над переводом «Прикованного Прометея» Эсхила (будет напечатан в первом номере «Вестника Европы» в следующем, 1891 году). ЗимойМережковский работает над поэмой «Смерть». В этот сезон происходит знакомство Мережковских с К. Д. Бальмонтом.
1891 – в первой половине годав «Северном вестнике» опубликована поэма «Смерть», в «Русской мысли» – поэма «Семейная идиллия», в «Труде» – статьи об А. Н. Майкове, Марке Аврелии, Кальдероне. ВеснойМережковские совершают свою первую совместную поездку в Европу: Варшава, Вена, Венеция. В Венецию они прибывают 20 мартаи, осматривая собор Святого Марка, встречают также путешествующих по Италии А. П. Чехова и А. С. Суворина, которые на некоторое время становятся их спутниками. Из Венеции все вместе едут во Флоренцию, после – в Рим. В Риме Мережковские получают приглашение А. Н. Плещеева посетить его в Париже. Во Франции Мережковский и Гиппиус пробыли весь май;под впечатлением этих дней Мережковский пишет поэму «Конец века. Очерки современного Парижа» (опубликована в сб. «Помощь голодающим». М., 1892). Помимо того они побывали в Швейцарии, на Женевском озере. Летние месяцысупруги проводят вместе с семьей Гиппиус на даче в имении «Глубокое» под Вышним Волочком. Мережковский работает над романом о Юлиане Отступнике, который захватывает его всецело. ОсеньюМережковские возвращаются в Петербург. Роль «добытчицы» в семье переходит к Гиппиус, которая сбывает свою беллетристическую продукцию в многочисленные популярные издания. Осенью-зимойМережковский переводит Гёте («Пролог на небе» из «Фауста») для «Русского обозрения» и «Антигону» Софокла для «Вестника Европы» (обе публикации состоятся в будущем году). В сентябре,узнав у А. П. Чехова адрес А. С. Суворина, Мережковский обращается к издателю с предложением выпустить его новую книгу стихов.
1892 – к веснеМережковский завершает «Юлиана Отступника», но из-за неурядиц в редакции «Северного вестника» оказалось, что публиковать этот «модернистский роман» негде. Мережковский активно общается в это время с А. Л. Волынским, который подает надежду на публикацию «Юлиана Отступника», однако его грубые редакторские замечания и сокращения приводят к разрыву, после чего «Северный вестник» для Мережковского закрывается. У А. Н. Майкова устраиваются читки романа. Помимо публикаций стихотворений и переводов в «Северном вестнике», «Русском обозрении», «Вестнике Европы», сборниках «Нивы» и «Труде» у Мережковского выходит вторая книга стихов «Символы» в издании А. С. Суворина. В мартеЗ. Н. Гиппиус в очередной раз заболевает бронхитом, который преследовал ее весь осенне-зимний сезон. В апрелеМережковский, одолжив деньги у отца, везет жену в Ниццу, где в это время живет семья А. Н. Плещеева. Здесь Мережковские впервые встречаются с Д. В. Философовым. Из Ниццы Мережковский и Гиппиус уезжают в Италию, а потом морем – в Грецию (огромное впечатление от посещения афинского Акрополя вдохновило Мережковского на очерк об этом путешествии) и Турцию. В июнеМережковские возвращаются из Константинополя в Одессу. Летние месяцысупруги проводят на даче в имении «Глубокое» под Вышним Волочком вместе с семьей Гиппиус. Здесь Мережковский переводит «Ипполита» Еврипида (выйдет в первом номере «Вестника Европы» за 1893 год). ОсеньюЗ. Н. Гиппиус сближается с «новой редакцией» «Северного вестника», во главе которой теперь находятся А. Л. Волынский и Л. Я. Гуревич. Происходит знакомство Мережковских с Ф. К. Сологубом, переехавшим в Петербург из Вытигры. В этот сезон супруги посещают Шекспировский кружок. 26 октябряМережковский делает в Русском литературном обществе доклад «О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы», который затем повторяет 8 и 15 декабря. Осенью-зимойпишет «драматические сцены в четырех действиях» «Гроза прошла» (будут опубликованы в первых номерах «Труда» в будущем году).
1893 – в февралеМережковские побывали в Финляндии у И. Е. Репина. На зимне-весенние месяцыприходится сложная интрига З. Н. Гиппиус с Н. М. Минским, А. Л. Волынским, Л. Я. Гуревич и З. А. Венгеровой, что стало оригинальным поводом для последующего включения Мережковских в литературную политику «Северного вестника». Доклад «О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы» вызвал широкий резонанс в русских читательских кругах и был опубликован отдельным изданием. «Северный вестник» для Мережковского пока закрыт. Он публикует стихотворения в «Ниве» и «Труде», переводит для последнего «Лигейю» Э. По, а также печатает в «Русской мысли» и «Театральной газете» статьи о Монтене и Тургеневе. Тем не менее материальное положение Мережковских становится крайне тяжелым, и Мережковский, уже замышляя роман о Леонардо да Винчи, берется за любую работу. Для «Вестника иностранной литературы» делает подборку «изречений китайской мудрости». ОсеньюМережковский работает над переводом «Эдипа-царя» Софокла, который удается пристроить в «Вестник иностранной литературы» (выйдет в первом и втором номерах за 1894 год). 26 сентябряв Париже скончался А. Н. Плещеев. Мережковский публикует в «Театральной газете» некрологическую статью и присутствует на панихиде по поэту в Казанском соборе.