Абнетт Дэн. Всадники смерти

   Казалось, в станице не было постоянного воинского подразделения, воинов видно не было, но внутренняя сторона городской стены была увешана деревянными щитами грубой работы, и у каждого мужчины на поясе был освобожденный от тетивы лук и колчан со стрелами. На чехлы были намотаны запасные тетивы.
   Подкрепившись и воспряв духом, Герлах последовал примеру лансеров, которые чистили своих лошадей и правили оружие. Он расседлал своего коня и вычистил его пучком травы. Потом Герлах отвел Саксена к поилке, которую местные ребятишки наполняли из водокачки. Женщины принесли охапки сена.
   Станичных мальчишек жутко заинтересовал боевой конь армии Империи. Герлах понимал, насколько необычным кажется им его Саксен в сравнении с приземистыми и лохматыми кислевскими лошадками. Крепкий длинношеий Саксен и без того был крупнее обычного коня. Серой масти, с коротко подрубленным хвостом, он выделялся на общем фоне.
   Саксен явно произвел впечатление на мальчишек.
   – Бейли! Бейли! – закричали они.
   Потом они переключили внимание на хозяина необычного коня. Светлый окрас самого Герлаха заинтересовал их не меньше. Герлах вернулся к упряжи Саксена и своему походному снаряжению, разложенному на земле. Заинтригованные мальчишки с опаской последовали за ним. Местами расплющенные и прогнутые доспехи, несмотря ни на что, выглядели достойно. Герлах не надевал их с того вечера, когда рота сделала привал на холме. Его грязная, изорванная суконная одежда была в гораздо худшем состоянии. Герлах чуть не забыл, что бешмет, который он носил в походе, принадлежит Вейже.
   Сабля его была в зазубринах, копье утеряно, и Герлах забыл, где и когда. У него оставался кинжал да еще пистолет, но порох и дробь почти закончились.
   Герлах обследовал седельную сумку, содержимое ее было скудным. Личное снаряжение демилансеров перевозили в фургонах с провиантом. Помимо фляги с водой и одеяла Герлах выудил из седельной сумки гребень из панциря черепахи, складную бритву, трутницу, точильный камень, сапожное шило, бутылочку с жидким маслом, тряпку, свечку и горшочек с пчелиным воском. Еще там была скребница. Именно она привлекла внимание Герлаха. Он нахмурился. Он всегда так серьезно относился к уходу за своим конем, а сейчас просто быстро, как лансер-кислевит, почистил его пучком травы и даже не вспомнил о скребнице.
   На самом дне сумки Герлах обнаружил кусочки погнутых серебряных пластин и эмалевые осколки.
   Это было все, что осталось от образа Сигмара, который ему перед походом подарил отец. Уменьшенную золотую копию, подарок матери на десять лет, он носил на цепочке на шее.
   Подарок отца был слишком велик, надевать его можно было только по особо торжественным случаям, и Герлах возил его в сумке. Образ раскололся на куски, восстановить его было невозможно. Быстро оглядев седельную сумку из буйволовой кожи, Герлах обнаружил в ней дыру диаметром с палец. Сумку пробила пуля. Ни у кого из противников Герлах не заметил огнестрельное оружие, хотя, конечно, всякое было возможно. Но, скорее всего, кто-то из своих в битве при Ждевке случайно попал в его седельную сумку. Святой образ принял выстрел на себя и раскололся. Все остальное было в полном порядке. Но, если бы не подарок отца, он лишился бы в бою коня.
   Размышляя об этом, Герлах почувствовал прилив благодарности и смирение.
 
   Герлах принялся начищать маслом доспехи и точить меч. Вокруг собрались любопытные мальчишки. Они еще никогда не видели таких доспехов и такой сабли и теперь деловито обсуждали снаряжение имперца. Когда же Герлах начал чистить кремневый пистолет, станичные мальчишки и вовсе онемели, разинув рты.
   Наконец, один из мальчиков осмелился обратиться к Герлаху. Мальчику было не больше девяти лет, у него были живые темные глаза и копна черных нечесаных волос. Герлах поднял голову.
   Мальчишка торопливо повторил вопрос. Никто из пацанов не говорил на рейкшпилле, а Герлах знал не больше десятка слов по-кислевски.
   – Я не понимаю тебя, парень, – в конце концов сказал Герлах.
   Пацан нахмурился.
   – Я, – Герлах показал на себя, – тебя не понимаю. – Он показал на мальчика.
   – Доуко, – сказал мальчик.
   – Давука?
   – Доуко, – повторил мальчик и постучал себя в грудь.
   – Ты – Доуко? Тебя зовут Доуко? – переспросил Герлах, стараясь как можно точнее произнести имя.
   Старания Герлаха обрадовали мальчика и его друзей.
   – Хейлеман, – сказал Герлах, указывая на себя.
   Еще совсем недавно знаменосец Хейлеман посчитал бы ниже своего достоинства тратить время на разговоры с деревенскими детишками. А сейчас его внутреннее напряжение ослабло, как разжавшаяся пружина, и ему казалось, что нет ничего приятнее, чем болтать со станичной ребятней.
   Мальчишка несколько раз пытался произнести имя Герлаха, но это оказалось ему не под силу. Ребята попросили Герлаха повторить имя еще раз.
   Он повторил. У пацанов все равно ничего не получалось, и они так искренне смеялись друг над другом, что Герлах невольно заулыбался. Он нашел другой выход.
   – Вебла, – сказал Герлах и постучал себя в грудь кулаком.
   Мальчишки не могли сдержать смеха. Они повторили услышанное слово и побежали через двор, радостно выкрикивая «вебла, вебла».
   Герлах покачал головой и вернулся к работе. Пистолет был вычищен, меч заточен. Он осмотрел доспехи и попытался выправить глубокую вмятину на широком браслете, защищающем кисть. Вмятина осталась после удара мечом, который выбил у него из руки штандарт отряда. Он снова напрягся, припомнив ярость, с которой бился с врагом. На мгновение в нем проснулся прежний надменный Герлах Хейлеман, который отправился в боевой поход с уверенностью, что сможет отогнать врага от родной земли. Кровь бросилась ему в лицо.
   Герлах ожесточенно стучал по браслету рукояткой кинжала, как делали это кислевиты, но опыта в починке доспехов у него не было. Эту работу в отряде выполняли кузнецы, которые ехали вместе с обозом.
    Когда-тоехали с обозом.
   – Дай-ка я посмотрю.
   Герлах оглянулся. У него за спиной стоял Бородин – мастер по лошадям, мастер по металлу. Он покинул станичный зал и теперь с молоточком, щипцами и маленькой наковальней обходил лагерь, занимаясь мелким ремонтом доспехов и упряжи лансеров.
   – Давай. – Бородин протянул руку. – Я могу выправить его и сделать так, чтобы он не натирал тебе руку.
   Герлах отдал ему свой браслет, Бородин надел его на носик наковальни и начал отрывисто и точно постукивать по нему молотком.
   – Похоже, нам здесь рады.
   – Так принято, – отозвался Бородин.
   – И что будет дальше?
   – О чем ты? – переспросил Бородин и взглянул на Герлаха.
   – Мы потратили три дня на то, чтобы добраться сюда. Что будем делать дальше?
   – Отдыхать, поить лошадей. А вечером соберется круг Дашики, и мы к нему присоединимся.
   – Что значит «круг»?
   – Буквально? Круг. Любой круг близких. Круг воинов у костра. Горожане, собравшиеся на свой праздник. Круг превращает воинов отряда, как и жителей станицы, в одно целое. Сегодня круг Дашики – жители этой станицы – приглашает круг Йетчитч, то есть нас, объединитьсяв круг.
   – Можно запутаться. У вас сложный язык. Одно слово – и столько значений.
   – Значение одно. Круг. Это просто. Таков мир. Любая дорога ведет к своему началу, мир движется по кругу, и, если ты постоянно в пути, ты начинаешь скакать по собственным следам. Любая крепкая семья – круг. Любая рота – круг. Круг скрепляет нас вместе. Настоящий круг всегда крепкий.
   Бородин показал браслет Герлаху. Он выправил вмятину, и теперь браслет был безупречной круглой формы.
   Герлах улыбнулся и взял браслет:
   – Крепкий, как доспехи? Подходящее сравнение для твоего объяснения.
   Бородин нахмурился и, немного подумав, сказал:
   – А, понял. Я не собирался ничего сравнивать.
   Герлах пожал плечами. На его взгляд, было в мастере что-то от наставника, даже от священника. Он объяснял важные вещи, не привлекая к ним внимания.
   Герлах надел браслет и повращал сжатым кулаком:
   – Отлично. Спасибо.
   – Это неважно, – сказал Бородин – настоящий кислевит.
   – Где ты выучил мой язык, мастер? – спросил Герлах.
   – В твоей стране, – ответил Бородин так, словно это было само собой разумеющимся.
   – Ты бывал в Империи?
   – Много лет назад, когда я был молод и жаждал увидеть чужие страны. До того как Йетчитч позвал меня обратно в родную степь.
   – Йетчитч – это твоя родная деревня?
   – Да. Все всадники роты оттуда. Это на северо-востоке отсюда. На плоскогорье, в открытой степи.
   – Разве сейчас мы не в открытой степи?
   Бородата хмыкнул:
   – Конечно нет.
   – Значит, я скачу с ротой круга Йетчитч?
   – Да, – улыбнулся Бородин.
 
   Закат солнца на просторах кислевской области – медленный, томный процесс. С наступлением вечера хозяева и гости собрались в длинном здании станичного зала, где за несколько часов до сбора разожгли костры, чтобы согреть помещение. Было приготовлено несметное количество еды. Из зала просачивались густые, насыщенные запахи.
   Лансеры, дабы выглядеть достойно, войдя в круг, снова надели доспехи, включая шишаки, шкуры снежных барсов и каркасы с крыльями. Часть вечера они провели во дворе, выправляя серебряные и золотые доспехи и помогая друг другу надеть крылья и другие детали обмундирования.
   Герлах не мог не признать – выглядели лансеры впечатляюще, их доспехи затмевали все в этой небольшой станице на краю света.
   Сознавая важность происходящего, Герлах тоже надел свои вычищенные доспехи и шлем с плюмажем. Лансеры захлопали, увидев его при полном параде.
   Перед тем как избавиться от драной походной одежды и облачиться в доспехи, кислевиты совершили странный обряд. Они сняли длинные наконечники со своих кавалерийских копий, заточили их и побрились. Очень тщательно – головы, скулы, подбородки, все, кроме узлов волос на макушке и обвислых усов. Билидни лично проверил каждого на наличие щетины. Затем лансеры затянули узлы волос на макушках и, перед тем как надеть шлемы, спрятали их под кожаными шапочками.
   Билидни и раньше упоминал о бритье как о чем-то важном. Казалось, это единственная процедура, к которой со всей серьезностью относятся эти обычно неряшливые мужчины.
   Крылатые лансеры вновь прикрепили наконечники к копьям, а затем сложили их и свои мечи у входа в зал.
   Герлах, тоскуя о горячей воде, просто подровнял ножом свою остроконечную имперскую бородку. Подойдя к дверям зала, он положил свою саблю в общую груду оружия лансеров.
   Внутри было сумрачно и дымно. Зал был полон. Там собрались все жители станицы, включая и детей. На полу были расстелены стеганые одеяла и разбросаны тряпичные валики. Станичники захлопали, приветствуя гостей, и лансеры, пригибаясь, чтобы не задеть высокими крыльями балки под потолком, заняли места на полу. Один станичник бил в бубен, второй наигрывал что-то веселое на скрипке.
   Старый, облаченный в меха и полосатый халат с широкими рукавами с разрезами до плеч, атаман поднялся со своего места. Музыка смолкла, и атаман произнес слова приветствия. Билидни, также стоя, ответил, строго соблюдая церемонию. Все захлопали в ладоши.
   Молоденькие станичницы с круглыми подносами в руках начали обходить зал. На подносах стояли перевернутые вверх дном бокалы с толстыми ножками и небольшие тарелочки с солью. Герлаха поразило то, что в этом Богом забытом месте пользуются такими изящными предметами, как бокалы для вина. Атаман явно предлагал гостям лучшее, что у него есть.
   Все взяли по бокалу, взял и атаман. Герлах тоже взял бокал с подноса и с любопытством его осмотрел. Бокал был старинный, тяжелый и по форме напоминал колокольчик. Основания у ножки не было. Чтобы поставить такой бокал на место, его необходимо осушить и перевернуть вверх дном. Бокалы для тостов.
   – Другая рука! – шепнул Герлаху Вейжа. Герлах держал бокал в правой руке, а лансеры – в левой. Герлах исправил ошибку.
   – Сейчас… соль! – добавил Вейжа.
   Каждый лансер взял правой рукой щепотку соли.
   Есаул с высокой флягой в руках обошел по кругу гостей, наполняя бокалы прозрачной жидкостью. Это, по словам Вейжи, был квас.
   С полным до краев бокалом в левой руке и со щепоткой соли в правой Герлах наблюдал за присутствующими в зале и ждал, что будет дальше.
   Атаман провозгласил тост. Говорил он громко и страстно. Потом поднял бокал.
   Лансеры – и Герлах – подняли свои.
   – Здоровье!
   Ну, хоть это слово было знакомо Герлаху.
   Выкрикнув «здоровье!», лансеры слизнули соль с правой руки и опрокинули бокалы, осушив их залпом.
   Не желая никого обидеть, Герлах проделал то же самое.
   Кто-то наполнил его бокал расплавленным свинцом. Вливаясь в горло, жидкость обжигала, как горящая смола. Герлах даже не был уверен, что жидкость стекала в горло. Казалось, она прожигает себе путь в его желудок. Герлах поперхнулся и закашлялся, глаза его наполнились слезами.
   Зал одобрительно загудел.
   Герлаха слегка качнуло. Жар, распространившись по всему телу, неприятно ударил в голову. Стараясь твердо стоять на ногах, Герлах жадно ловил ртом воздух.
   Вернулся есаул, он заново наполнил бокалы, а девушки опять обнесли всех солью.
   – Спасибо, мне хватит, – сказал Герлах, когда есаул попробовал наполнить его бокал.
   Есаул остолбенел:
   – Шо?
   – Вебла! – настойчиво прошептал Вейжа. – Ротный не сказать ответ!
   Герлах со вздохом взял щепотку соли и позволил наполнить бокал.
   Теперь все слушали тост Билидни. Еще один крик «здоровье!» и еще одно испытание огненной жидкостью.
   Раскрасневшийся от жара, Герлах старался занять такую позицию, чтобы удержаться на ногах без посторонней помощи.
   Вейжа толкнул его локтем в бок.
   – Теперь говорить есаул, – улыбнулся он.
 
   По завершении церемонии, которая заключалась в провозглашении бесконечных тостов, когда, наконец, можно было сесть, Герлах начал глупо улыбаться и едва держался на ногах. Снова заиграла музыка. Лансеры сняли шишаки и крылья и стянули перчатки. По залу разносили еду. Ржаной хлеб, снова копченая рыба со сметаной, соленое мясо, вяленая перченая бастурма, колбаса, ячменные лепешки и козлятина, завернутая в капустные листья. Над кострами на вертелах жарили мясо и делили его на порции. Еще был кумыс и, к радости Герлаха, вода.
   Герлах плотно поел, его желудок все еще полыхал от выпитого кваса. Когда обильная еда, наконец, затушила огонь в желудке, он огляделся по сторонам. Зал служил станичникам и домом собраний, и храмом одновременно. В сакральном алькове в красном углу был помещен серебряный ящичек, украшенный орнаментом. К балкам были подвешены пучки сухой травы и вяленое мясо. На закопченных стенах можно было разглядеть старинные фрески – стилизованные фигуры мужчин с крыльями на слишком маленьких для всадников лошадях.
   – Здесь были лансеры? – спросил Герлах.
   – Сейчас их тут нет, Вебла.
   – А где они?
   Витали пожал плечами.
   – В полку, – сказал он.
   Герлах решил уточнить. Как всегда, для того чтобы составить понятную картинку из ответов Витали, потребовалось определенное время. Хорошо еще, что Вейжа заболтался с горнистом Иевни и не встревал в разговор, запутывая его своими разъяснениями еще больше.
   Насколько понял Герлах со слов Витали, каждая станица в степи делает все возможное, чтобы вырастить и содержать свою роту всадников. Численность роты зависела от размеров станицы и числа проживающих в ней мужчин. Герлах предположил, что Йетчитч далеко не маленькая станица, если смогла иметь такую крепкую роту, как рота Билидни. Витали согласно закивал. Йетчитч – прекрасное, чудесное место, при упоминании родной станицы глаза кислевита затуманились от слез. Рота Дашики была в два раза меньше роты Йетчитч.
   Все богатство станицы тратилось на роту. Кислевиты хотели, чтобы их воины выглядели лучше всех воинов на земле. Каждый кусочек золота или другого драгоценного металла уходил на доспехи, каждая сэкономленная монета тратилась на покупку лучших шелков из Катая, а также атласа и сукна для одежды своих солдат. Станичники готовы были отказать себе во многом ради своей роты, потому что оборванные, нищие воины – позор для атамана и всего круга.
   Теперь Герлах понимал, почему лансеры надевают свои великолепные доспехи только перед сражением, – они слишком дорого обходились станице, чтобы носить их каждый день.
   Обычно задачей роты была охрана станицы. Временами для этого роты нескольких станиц объединялись, чтобы прогнать со своих земель кьязаков или другую нечисть. Но во время широкомасштабных войн станицы отправляли свои роты, чтобы те объединились в полк – мощное войсковое соединение, иерархию которого Герлаху было сложно уяснить из вдохновенных и сбивчивых объяснений Витали.
   Все это предполагало сложное общественное устройство и богатую культуру края, о существовании которых Герлах и не подозревал. То, что он, южанин, представлял себе как пустынные земли с разбросанными по ним редкими селениями, оказалось пространством, покрытым хитрой сетью товарообмена и сотрудничества. В который раз Герлах корил себя за то, что с предубеждением относился к кислевитам, как к младшим братьям-язычникам. Он напомнил себе, что Кислев управляется иначе, чем его любимая Империя. Местные сообщества не были разобщены, как бы далеко они ни находились друг от друга. Вот и в этот вечер они жгли дрова и ели рыбу. Где находится ближайший лес? Как далеко от Дашики ближайшее озеро?
   Витали сказал, что рота Дашики покинула станицу пять недель назад, чтобы присоединиться к полку на Линске и укрепить армию Империи.
   Сам Витали вместе с ротой Билидни с той же целью покинул Йетчитч еще зимой, десять недель назад. Пока еще рота Дашики не вернулась домой.
   Герлах отхлебнул глоток кумыса и пожелал лансерам Дашики удачи. Его не покидало предчувствие, что они больше не увидят родную станицу.
   Витали с выражением на лице «это неважно» сказал:
   – Это путь Всадников смерти.
   – Всадников смерти? Так нас называет мастер по лошадям.
   – Яха! Все роты – Всадники смерти.
   Герлаху очень хотелось узнать, что это означает, но Витали не смог ему объяснить.
 
   Ночное небо было чистым, как кристалл. Звезд было столько, что Герлах не знал цифры, необходимой, чтобы передать их количество. Огромные и яркие, они усыпали весь небосклон над степью. Дома, в Империи, звезды были всего лишь прекрасными яркими точечками на темном небе.
   Герлах вышел во двор, где отдыхали лошади, и полной грудью вдохнул холодный и сладкий степной воздух. В зале за спиной Герлаха продолжалось хмельное веселье, звучала музыка, пели песни.
   Герлах прислонился к стене и вздохнул. Он переел и вынужден был выпить лишнее.
   За трапезой он случайно узнал, что кумыс делается из скисшего кобыльего молока, но эта новость не помешала ему пить кумыс дальше.
   Герлах сам себе удивлялся. Он уже не был тем чопорным знаменосцем, который с надменной улыбкой на лице покинул казармы Волтца.
   Городские ворота оставались открытыми – символ единства с бескрайней степью. Герлах разглядел в воротах человеческую фигуру. Он подошел ближе.
   Это был Билидни. В огромной пятерне он держал кожаную флягу.
   – Вебла, – спросил Билидни, завидев Герлаха, – ты не собираешься снова драться с ротным? Не время для драки.
   – Нет, – ответил Герлах. – На самом деле, мне жаль, что так получилось. Я про «труса». Извини меня.
   – Ладно. Это очень хорошо. Ротный Билидни очень рад. Выпей со мной.
   Герлах взял предложенную флягу и отхлебнул кумыса.
   – Ты хороший человек, Вебла. Сильный… воин. Я видел, как ты вернулся забрать штандарт. Забрать у норскийцев. Очень много норскийцев.
   – Это был мой штандарт, ротный.
   – Яха. Я бы тоже так сделал. Для роты. Я видел, как ты это делал, и я… – Билидни сбился. Он не мог подобрать нужные слова. – Я хочу. Нэ! Я думаю, я тоже это делать. Все равно. Вот почему ротный Билидни отдал приказ.
   – Ты приказал роте спасти меня?
   Билидни покачал головой:
   – Нэ, не спасти. Другое слово… помощь. Я видел дух Веблы. Смелый. Один. Я хочу, чтобы люди сделали так же, если ротный Билидни поскачет, как ты.
   Значит, Билидни повел своих людей в неравный бой, потому что на него произвела впечатление попытка Герлаха вернуть штандарт. Ротный пришел ему на выручку потому, что надеялся, что другие придут на помощь ему, если он решится на столь же рискованный поступок.
   – Ничего не вышло.
   – Шо?
   – Я потерял штандарт. Мой штандарт.
   – Но ты спас мой. Поднял с земли, когда Михаил Роусса упал мертвый. Эта честь ты сделал для нас.
   – Может быть. Я рад, что это… важно.
   Несколько минут они постояли молча. Билидни несколько раз передавал Герлаху флягу.
   – Я могу тебя попросить, ротный? – сказал, наконец, Герлах.
   – Можешь. Я – твой должник.
   – Разреши мне нести знамя. Я – знаменосец. Я несу штандарт. Это моя работа. Я потерял свой, но спас твой, а ты потерял Михаила Роусса. Если я поскачу с тобой, разреши мне делать то, к чему меня готовили.
   – Это неправильно, – сказал Билидни.
   Герлах вздохнул.
   – Есть порядок, – продолжал ротный. – Нести знамя – большая честь. Надо быть опытным, чтобы делать это. Ротный Билидни не хочет, не желает оскорблять людей в роте, таких, как Максим, как Митри, как Сорка, как Ифан. Все ждут чести нести знамя.
   – Я понимаю.
   – Но это особый случай. Это правильно. Вебла должен нести знамя. Люди в роте это поймут. Или Билидни даст им по голове.
   – Спасибо, ротный. Я исполню свой долг и не посрамлю звание… – Герлах чуть не произнес «демилансера Карла-Франца», но сдержался и вместо этого сказал: – …солдата.
   – Ротный Билидни знает это, Вебла. Ротный Билидни не глупый человек.
   – Конечно.
   – И не трус.
   – Совсем не трус.
   Герлах взял флягу и выжал из нее остатки кумыса.
   – Куда мы поскачем завтра?
   – Никуда.
   – А послезавтра?
   – Тоже никуда.
   – А потом?
   – Если рота Дашики не вернется через два дня, мы поскачем на север и на запад, в станицу Либия. Туда приказано вернуться полку, если враг слишком сильный.
   Тем временем взошли обе луны, очень яркие на фоне черного неба. В лунном свете фигуры мужчин отбрасывали длинные тени на городские ворота.
   – Можно еще спросить тебя, ротный?
   – Яха. О чем?
   – Ну… – Герлах улыбнулся. – Что значит «вебла»?
   – Яха! Ты спроси Бородина. Мастер лошадей и металла знает правильные слова. А теперь идем, Вебла. Идем в зал. Мы выпьем тост за то, что ты – знаменосец роты.
   Герлах вздохнул и последовал за массивным силуэтом ротного.
 
   Рассвет растекался на горизонте, как сметана, вылитая в черную воду. Свет, клубясь, свертывался и вытеснял темноту.
   – Извини за коня, – сказал Бородин Герлаху, как только тот, проснувшись, вышел во двор. – Здешние дети очень возбудимы.
   Герлах прошел через двор и отыскал Саксена. Конь был бодр и, казалось, прекрасно себя чувствовал. От хребта до брюха он был белым, а брюхо было кроваво-красного цвета. Граница двух цветов была четкой и ровной. От брюха по шее Саксена поднималась широкая красная полоса.
   – Твой конь вдохновил их. Они никогда таких не видели, – сказал Бородин. – Можешь считать себя счастливым. Так раскрашивают только лошадей великих защитников Кислева.
   – Они назвали его Бейли. Я имею ввиду – дети, – сказал Герлах.
   – Бейли. Белый. Без цвета. Я знаю, Саксен – серый, но для них он бесцветный, белый конь. Ну, теперь он действительно белый.
   – Не совсем белый.
   – Белый сверху, красный снизу. Конь героя, покрашен, как в старые времена. В святых книгах Урсана говорится, что гибельность всего сущего, над которой он стоит, символизируют всадники на белых конях.
   Герлах улыбнулся. Голова у него трещала после выпитого накануне.
   – Мне это нравится.
   – Хорошо, – сказал Бородин и направился в зал.
   – Мастер лошадей! – окликнул его Герлах и поспешил следом.
   – Что?
   – Хочу спросить.
   Бородин остановился.
   – Почему роту называют «Всадники смерти»?
   Бородин пожал плечами.
   – Когда мужчина покидает свой дом и уходит на войну, он уже умер. Наступит день, и он умрет, так что лучше провожать тех, кто уходит так, будто они ушли навсегда. Это не тот вопрос, которого я ждал.
   – А чего ты ждал?
   – Я ждал, ты спросишь, что значит вебла.
   – Ну? Что это значит? – крикнул Герлах вслед уходящему мастеру.
   – Узнаешь, Вебла.
 
   На третий день атаман и есаул совершили для них обряд богослужения. Все заполнили зал. Атаман подошел к сакральному алькову и достал серебряный ящичек.
   Это был оклад. Отделанный серебром ящичек с дверцами на петлях. Икона. На фоне леса фиговых деревьев, окруженного серебром, изображен лик Урсана. Это был кусочек небес, заключенный в драгоценный металл. Все склонили головы перед иконой.
 
   Утром рота Билидни отправилась из Дашики на запад. Вздымая высоко над головой знамя крылатых лансеров, Герлах скакал на раскрашенном Саксене навстречу степному ветру.