Абнетт Дэн. Всадники смерти

   И вот стало абсолютно ясно, что ничего этого не будет. Раньше или позже кто-нибудь из пленных решит, что жуткий голод страшнее опасности сопротивления или попытки бежать.
   На третью ночь, когда их цепи вколотили в землю на окруженной тополями поляне, произошло две вещи, которые приблизили пленных к критическому состоянию. Ночь была непроглядно-черной. Курганцы пили и хохотали у своих костров. Они припозднились со скудной едой для пленников, и один из пленных потерял сознание. Карл, стараясь сохранить тепло, сидел, поджав ноги и обхватив колени руками.
   Всю вторую половину того дня их обгоняли бесконечные массы северян. Ходили разговоры о скорой битве, и пленные гадали, в каком месте и при каком городе она состоится. Выдвигалось множество предположений, но никто из них не был знаком с географией этого региона, не говоря уже о том, что они не знали, где находятся в данный момент.
   С наступлением темноты красное зарево окрасило небосклон на юге. Хоть и смутно, но оно было видно сквозь деревья. Конвойные заметно возбудились. Обещанная битва. Город в огне.
   Одному из пленных в центре цепи, рядом с Карлом, стало плохо. Он корчился, выл, его выворачивало наизнанку. Видимо, по глупости от голода он съел какие-то ягоды или грибы.
   Несколько курганцев подошли посмотреть, в чем дело, но ничего не предпринимали. Пленнику грозила мучительная смерть, но конвойным было плевать. Они не предложили ему никакой помощи и даже не попытались избавить от страданий.
   Примерно через час пленный затих. Карл не мог понять, заснул он или умер.
   Воллен начал задумываться о побеге. Возможно, те пленные, что еще не заснули, были заняты тем же. Карл все еще прятал в затвердевших от грязи складках одежды кинжал Дрого Хенса. Конечно, он не мог разжать кандалы и тем более отрезать себе ногу. Но если бы ему удалось уговорить всех пленников из своей связки действовать сообща, они могли бы вытащить из земли колья и напасть на спящих курганцев. Кинжал давал ему шанс. Они могли бы завладеть оружием. Могли бы…
   Карл отбросил эту идею. Их всех изрубят на куски. Он прикинул, что как минимум двое в его связке слишком слабы, чтобы драться, и трое слишком напуганы. И потом, еще был фон Маргур.
   Даже если бы он согласился, его слепота – слишком серьезная помеха для побега.
   В конце концов, Карл решил отрезать себе ступню. Смешно, но удерживала его от этого шага ни грозящая боль, ни даже сложность бегства на костылях. Нет, ему казалось, что лезвие кинжала недостаточно велико, чтобы перерезать ногу.
   Послышался топот копыт. По дороге на всем скаку промчались колесницы и всадники с факелами. Они явно спешили принять участие в битве.
   А затем последовал другой звук. Карлу показалось, что это шумят на ветру верхушки деревьев. Еще не уснувшие пленные с любопытством посмотрели в небо.
   Свистящий звук рассекаемого воздуха. Как-то Карлу пришлось побывать в порту Мариенбурга, и он слышал похожий звук, когда ветер трепал широкие паруса торговых и частных судов, стоящих в русле реки.
   Курганцы тоже услышали этот звук. Они повскакивали со своих мест и спешно затушили костры и затоптали угли. Варвары были напуганы. Говорили они только шепотом и приказали пленным сидеть молча и не двигаться. Приказания сопровождались шипением, угрозами и демонстрацией обнаженных клинков.
   Хлопающие, свистящие звуки неслись над их головами с севера на юг. И варвары, и пленные оцепенели и в гробовой тишине смотрели в небо.
   Карл возносил мольбы Сигмару и надеялся, что эти звуки исходят не от того, что рисовало ему его воображение.
   Крылья. Огромные кожаные крылья неведомого существа неслись над лесом. Черные на черном фоне беззвездного неба. Дикая, смертоносная мерзость самого дальнего Севера спешила принять участие в сражении по зову колдунов Кургана.
   Пленный, который отравился ягодами или грибами, очнулся и завопил.
   Он успел крикнуть дважды, прежде чем курганцы вышли из ступора и смогли среагировать.
   Они навалились на орущего пленника и копьем пригвоздили его к земле.
   Снова воцарилась тишина, которую нарушали, только звуки хлопающих крыльев гигантских летучих мышей.
 
   С первыми лучами солнца курганцы подняли пленных и погнали их на дорогу. Было холодно и серо, снова пошел дождь. Останки отравившегося пленника, которого убили ради тишины, бросили гнить под вздыхающими тополями.
 
   Карл поклялся себе, что не примет такую смерть. Он не позволит варварам с позором отобрать у него жизнь только потому, что они решили, будто она принадлежит им.
   Бежать он не может. Во всяком случае, пока не случится нечто похожее на чудо. Но у него есть «настоящий убийца». Небольшой клинок, которого хватит на то, чтобы прикончить одного врага. Когда представится такая возможность, он вступит в драку и заберет с собой на тот свет хотя бы одну мерзкую душонку северянина.
   Волоча ноги в кандалах, Карл рассеянно почесал ранку на правой щеке. Метка вождя Улдина. Карл с радостью содрал бы кожу, лишь бы не быть помеченной собственностью.
   Дождь усилился. Потоки воды размывали дорогу. Лес по обе стороны дороги был едва виден за завесой дождя. Все пленники, включая и Карла, шли, задрав голову, и, открыв рты, ловили живительную влагу. Карл благодарил Таала, седого бога стихий, который восседал на небесах, за то, что он подарил своим детям эту маленькую радость.
   Доспехи всадника, ехавшего вдоль колонны пленных, теперь действительно стали серебряными. Струи дождя смыли ритуальные кровавые разводы, которые делали доспехи варвара розовыми. «Дождь отобрал кровавую защиту магии, – подумал Карл, – и сделал меня слабее».
   Он остановил свой выбор на стражнике Скаркитаха. Если удастся, он заберет с собой на тот свет душу варвара в серебряных доспехах. Эти узорчатые, обитые заклепками доспехи снова станут красными.
   Красными от крови курганца.
 
   Поздним утром четвертого дня они добрались до города. Дождь поутих, и солнце пыталось осветить землю.
   Город стоял на широкой равнине, раскинувшейся между лесами. Горстка изб за стеной из камней и бревен жалась к прекрасному, но обветшавшему храму.
   Они так и не узнали название города.
   Войско курганцев, как стая волков, напало на город. Они порубили местных жителей и спалили почти все избы. Варвары использовали городские колодцы и провиант из разграбленных амбаров и подвалов. Они превратили этот город в перевалочную базу для своих отрядов, идущих по окраинам Кислева на родину Карла.
   Пахло гарью и навозом. Место кишело курганцами. Варвары расставили войлочные шатры и полотняные палатки на пастбищах вокруг города, некоторые установили их прямо на улицах города. На окраине в загоне из цепей стояло большое стадо лошадей, неподалеку вырос лес из воткнутых в землю копий.
   Курганцы кнутами гнали пленных через пастбища, мимо шатров и палаток к городским воротам. Лучники расположились на валу, их луки были туго натянуты. На посту у ворот стояли часовые с длинными трубами, вырезанными из бычьих рогов.
   За стеной лежал разрушенный город. На грязных улицах стояли лужи. Тела мертвых кислевитов были грудами свалены вдоль городской стены. Над трупами роились бесчисленные мухи.
   Пленные прошли по главной улице, через мощеную рыночную площадь с кучами пепла от ритуальных костров и вышли к храму.
   Большое гранитное строение, возведенное в честь какого-то божества кислевитов, было разграблено, алтарь осквернен. Широкие окна и двери, за исключением главного входа, были заколочены. Лучшего здания под тюрьму в этом городе было не найти.
   Внутри было сухо и сумрачно. Мерцали лампады. Широкий и длинный внутренний зал был расчищен, на пол набросаны одеяла. В храме пахло сухим деревом, пылью и скисшим вином.
   Стражники приказали пленным сесть на кишащие вшами одеяла. Разожгли жаровню. Вскоре зал наполнил запах готовящейся пищи, желудки пленных болезненно сжались.
   Карл закутался в одеяло. При свете разведенного костра он разглядел алтарь. Утварь и, возможно, святые предметы были сброшены на пол и разбиты. На широком базальтовом цоколе стоял железный гроб. У гроба было четыре ноги в форме птичьих лап, по бокам были приварены рукояти, чтобы тяжелую ношу могли поднять на плечи могучие носильщики. С той стороны фоба, что смотрела в глубь храма, был выкован глаз, веками которому служили сплетенные между собой змеи. Внутри гроба горел огонь, его янтарный свет мерцал в зрачке глаза. Казалось, глаз мигает.
   На час или два пленных оставили в покое. А потом раздался грохот тяжелых шагов по каменным плитам и в храм вошел Хинн. Его сопровождали девять крепких носильщиков. Они принесли наковальню.
   Хинн склонился перед гробом и снял с головы украшенный птичьим клювом шлем.
   Голова его представляла собой отвратительное зрелище.
   Лицо Хинна было маленькое и пухлое, как у ребенка. У него не было бороды, но он и не брился. Щетина не пробивалась на его нежной коже. Смазанный жиром гладкий череп был ненормально, гротескно вытянут кверху. Для того чтобы упрятать такое уродство, и потребовался высокий золотой шлем.
   Хинну с раннего детства заматывали бинтами череп. Карл как-то слышал о том, что такой обычай существует у самых диких племен Севера. Тугие бинты принуждали мягкий детский череп вытягиваться по мере роста. Голова Хинна от подбородка до макушки была в два раза длиннее, чем у нормального человека, а, когда он поворачивался в профиль, от лба до затылка она была вполовину уже. Лысый череп варвара напоминал повернутое острым концом кверху яйцо с детским личиком в нижней части.
   Хинн повернулся от гроба к пленным. Выражение его лица было бессмысленным, почти идиотическим.
   – Чар благословляет вас, – произнес он голосом, который был слишком высоким и ломким для такого массивного тела.
   По хлопку Хинна вооруженные копьями стражники стали по одному подгонять пленных к наковальне. Носильщики с помощью зубил и молотков избавляли их от оков. В процессе работы они пробили нескольким пленникам икры и по крайней мере одному сломали стопу.
   Это была малая плата за избавление от цепей.
   Потом курганцы принесли еду.
 
   Еду принесли в нескольких медных котлах. Котлы были наполнены до краев, каждый с усилием несли два курганца, шесты, продетые сквозь ручки, прогибались под их тяжестью. Дымящаяся жирная рыба, тушенная в жире и конском молоке. Горячий коричневый суп с крупно порубленными овощами и жирными кусками баранины. Зерно и чечевица, сваренные в густом мясном бульоне. Вдобавок ко всему этому деревянные подносы с горами теплых овсяных лепешек.
   Носильщики поставили котлы в центре зала. Пленные не отрывали глаз от этого изобилия. Кто-то заплакал, кто-то заскулил по-собачьи. Никто не смел шевельнуться.
   Хинн улыбнулся. Улыбка у него была омерзительная.
   – Ешьте, – сказал он.
   Это… это был самый добрый жест со стороны северян за все время, что Карл был в плену.
   Пленные как обезумевшие кинулись к котлам. Они жадно проглатывали пищу, давились, рвали на куски лепешки и запускали руки в горячую еду, не обращая внимания на ожоги и волдыри. Они набросились на еду, как стая изголодавшихся волков на добычу, и рвали ее зубами, обжигая губы, языки, пальцы. Они поглотили так много и так быстро, что большинство пленных повалились на пол без чувств или впали в ступор. Кто-то рыгал, кто-то задыхался от кашля.
   Это была самая вкусная еда в жизни Карла Воллена.
   Снова появились носильщики. На этот раз они бросили в толпу насытившихся тел кожаные бурдюки с питьем. В бурдюках была жидкость, напоминавшая по вкусу молодое вино. Пленные осушали бурдюки, поддерживая их на высоте и вливая сладкую, крепкую выпивку друг другу в глотку.
   Они хохотали, их лица лоснились от жира, в бородах блестели капли бульона. Карл отыскал фон Маргура и помог ему подобраться к одному из котлов.
   Пока меченые пленники поглощали еду и питье, Хинн с подручными обошел храм, швыряя на жаровни коробочки с какими-то семенами. Вскоре сухой ароматный дым заполнил зал. Вдыхая его, осчастливленные едой пленники начинали выть и смеяться до слез. Они плясали с разинутыми в восторге ртами, из глаз у них струились слезы. Один пленник досмеялся до того, что у него начался приступ удушья.
   Горячий сухой дым заполнил весь зал. Хинн с подручными покинули храм. Кашляя и спотыкаясь на каждом шагу, одуревшие от опия пленные бродили по залу. Кто-то продолжал корчиться от смеха. Остальные растянулись на полу и громко храпели, желудки их были переполнены. Двоих пленных вывернуло наизнанку, и они в изнеможении упали на пол. Вылизанные медные котлы катались на боку по разбросанным вокруг одеялам. Фон Маргур рухнул на груду одеял и принялся стенать и плакать. Карл, вращая головой, уселся рядом. Глаза его были полны слез, но он продолжал истерично хихикать. Один из меченых, копьеносец из Карроберга, добрел до алтаря и нацепил на голову оставленный Хинном золотой шлем с птичьим клювом. Он начал отплясывать перед алтарем. А те, кто еще был в сознании, так дико хохотали, что казалось, их вот-вот разорвет на части.
   Карл, смеясь, поднялся на ноги. Его качало из стороны в сторону. В руке он сжимал спрятанного в складках одежды «настоящего убийцу».
   Карл двинулся к дверям, но идти было не так просто.
   Ему было очень хорошо.
   – Нет! – зарычал фон Маргур и протянул руку, пытаясь ухватить Карла за ногу.
   – Уйди! Отстань от меня, сир! – хихикал Карл.
   – Нет! – повторил фон Маргур и фыркнул, рассмеявшись над своим многозначительным тоном.
   – Пустите, сир…
   – Нет… Нет, Карл, – проговорил фон Маргур, не переставая смеяться. Он вцепился в щиколотку Воллена. – Пожалуйста, не надо. Что я буду без тебя делать?
   Карл остановился. У него не было ответа на вопрос слепого рыцаря. Он опустился на колени.
   – Сир? Сир? Возьмите кинжал и держите его так, чтобы я мог упасть на него и уйти от всего этого. Пожалуйста, сир. Пожалуйста…
   Фон Маргур уснул, из его полуоткрытого рта вытекала слюна с непережеванной едой.
   Карл поднялся с пола. Это было тяжело и заняло некоторое время. Как только он выпрямился, его зазнобило. Он держал перед собой «настоящего убийцу», как лопатку.
   Вдруг что-то очень холодное и очень твердое коснулось его левого плеча. Карл посмотрел вниз, пытаясь сфокусировать зрение. Твердый предмет блестел. Что-то стальное.
   Лезвие палаша.
   Перед ним стоял Хинн, один из мечей он держал горизонтально, поперек туловища Воллена.
   Карл вздрогнул, он покрылся испариной, ему стало не по себе.
   – Не знаю, где ты раздобыл эту булавку, – сказал Хинн своим идиотским высоким голоском, – но у тебя есть выбор. Отдаешь ее мне – остаешься жить. Оставляешь себе – умираешь.
   Непростой выбор. Карлу хотелось броситься на Хинна, но он был абсолютно уверен, что стоит ему шевельнуться – и он труп.
   Хинн, не меняя положения меча, протянул Карлу свободную руку.
   – Отдай его мне, имперец.
   Карл заморгал и услышал собственный голос:
   – Ты смешно говоришь.
   – Смешно?
   – Да, смешно. Как будто пищишь.
   Задетый за живое, Хинн отвел меч от плеча Карла и размахнулся.
   – Есть еще вариант, – послышался чей-то голос.
   За спиной телохранителя возник Скаркитах. Он улыбнулся Карлу.
   – То, что ты прятал кинжал, было разумно с твоей стороны. А сейчас убери его, и я позволю тебе оставить кинжал у себя.
   Это казалось справедливым решением.
   – Хорошо, – сказал Карл и сунул кинжал под грязную рубаху.
   А потом опустился на пол и заснул.
 
   Проснулся Карл рано. Жаровни погасли, и в храме снова стало холодно. В зале еще можно было уловить запахи опия и пищи. Все пленные спали.
   «Настоящего убийцу» у него забрали.
   Карл выругался, но он был слишком измотан, чтобы долго об этом думать.
 
   Пленные проспали почти весь следующий день. К вечеру, на закате, носильщики принесли еще еды и бурдюки с вином.
   На этот раз пленники ели медленнее. Они расслабились и плохо соображали.
   За пределами храма было шумно: били барабаны, пылали костры.
   Хинн вошел в храм, в каждой руке он держал по широкому мечу. Ночью он отыскал свой шлем, и теперь тот снова сверкал на голове телохранителя Скаркитаха. С птичьим клювом. С рогами барана.
   Некоторое время Хинн молча оглядывал зал, а потом ткнул острием правого меча в сторону крепкого копьеносца из Стирланда, у которого на щеке были три зеленые точки – метка зара Блейды.
   – Чар выбирает тебя, – пропищал Хинн.
   Он поднял левую руку и указал мечом на Карла:
   – И тебя.
 
   Стирландца звали Вернофф. Карл успел познакомиться с ним, когда их подгоняли к выходу из храма.
   – Что ради святого Сигмара, они хотят с нами сделать? – спросил испуганный Вернофф.
   – Не знаю.
   – Нас принесут в жертву, Воллен? Это будет кровавое жертвоприношение? – не унимался стирландец.
   – Сигмар, велика его милость, защитит нас, – успокаивал Верноффа Карл.
   Выйдя из храма, они сразу оказались в толпе пьяных, горланящих песни курганцев. Подручные Хинна оттащили Верноффа в сторону, и Карл потерял его из виду.
   Хинн повел Карла через орущую и пляшущую толпу на рыночную площадь.
   Добрый акр мощеной земли был совершенно пуст, а со всех сторон неслись крики тысяч северян. По периметру площади полыхали костры, отбрасывая желтые отсветы на каменные плиты.
   Хинн подтолкнул Карла к краю лающей своры курганцев.
   С противоположной стороны площади от толпы варваров отделилась фигура зара Блейды в измазанных дегтем доспехах. Он вышел в центр освященной кострами площади. Блейда остановился, обнажил свой меч и поднял его над головой. Зар потрясал оружием, варвары радостно голосили.
   Затем навстречу Блейде вышел зар Улдин в волчьих шкурах и шлеме с волчьим забралом. Улдин взмахнул над головой своим палашом, и варвары взвыли еще громче.
   Варвары встали друг против друга в центре площади. Блейда держал меч по диагонали поперек корпуса, Улдин свой – вертикально.
   До Карла постепенно начала доходить суть происходящего. Один на один, бой чести. Зар против зара. Карл ждал, что будет дальше.
   Блейда размахнулся тяжелым мечом. Улдин блокировал удар. Посыпались искры. Толпа взвыла.
   На этом бой прекратился. Вожди поклонились друг другу и вернулись к толпящимся по разные стороны площади варварам.
   Хинн насильно сунул свой палаш в руки Карлу. Карл растерялся. Телохранитель Скаркитаха протянул ему «настоящего убийцу» Дрого Хенса.
   – Он может тебе пригодиться, – сказал Хинн своим писклявым голосом из-под «птичьего» шлема.
   Карл ничего не мог понять. Вопли толпы грозили разорвать небеса. Карл заткнул кинжал за пояс и взвесил в руке массивный палаш.
   Хинн без предупреждения вытолкнул его на открытое пространство. Спотыкаясь, Карл с мечом в руке вышел на площадь. Вокруг полыхали костры. Завидев Карла, варвары заорали еще громче.
   С противоположной стороны площади из толпы курганцев, споткнувшись, словно его толкнули в спину, вышел Вернофф. В руках у него был широкий меч курганцев.
   У Карла похолодело внутри. Все правильно – бой один на один. Зар Блейда против зара Улдина. Но это – бой-развлечение, драться за них будут другие – меченные ими пленники.

VI. ДАШИКА

   Три дня в открытой степи – и они выехали к Дашике.
   По крайней мере, Герлах верил, что они скакали три дня. Казалось, в его имперском сознании не существует величин, которые можно приложить к открытому пространству степи. Во все стороны света открывалась плоская перспектива без каких-либо признаков жизни. Над головой раскинулся необъятный купол неба, под которым Герлах ощущал себя существом ничтожнее булавочной головки. Здесь отсутствовали направления, все, кроме одного, – вперед.
   Если бы кто-нибудь из кислевитов сказал ему, что они скачут четыре дня или даже пять, он бы ничуть не удивился. Он перемещался в пустоте и сам становился ничем.
   Пока копыта лошадей час за часом отстукивали время, на Герлаха снизошло откровение. Кислевская степь не принижает его, она демонстрирует ему, каков он на самом деле. На суетном фоне имперской знати он был молодым человеком с репутацией – знаменосец отряда демилансеров, ни много ни мало, с перспективами и амбициями – прославить имя Карла-Франца; совершить великие подвиги на полях сражений; стать человеком, совершившим настоящие деяния. Вот почему выжженная варварами Ждевка так опустошила его. Ощущение поражения было слишком велико. Почему он не смог единолично отбросить назад армии Севера?
   В степи он видел себя таким, каким его видело небо. Крохотное создание, стебелек травы, былинка.
   Маленький человек на бескрайних просторах, которые открыли ему, что он… лишь частичка Вселенной. Мысль о величии целого кружилась и кружилась у Герлаха в мозгу.
   Он ничего не мог изменить. В одиночку ни один человек ничего не смог бы сделать. Север – стихия, облеченная в человеческую плоть. Он не мог остановить ее. С таким же успехом он мог бы движением руки попытаться остановить гигантские облака, которые, словно груженные сокровищами гелионы, плыли по небу.
   Герлах начинал понимать причины фатализма Билидни и большинства лансеров в его роте. Пренебрежительный взгляд, слегка нахмуренные брови и странный жест – едва заметный поворот кисти, словно ротный отбрасывает горстку семян, «это неважно». Такая характерная небрежность, так по-кислевски. Они выросли в этой пустоте, и она приучила их не ломать голову попусту.
    Это неважно.Потому что нет ничего важного. Нет ничего, что имело бы значение в долгом походе, только мелькающие столетия и бескрайние просторы. Все остальное – прах, прах, отброшенный одним движением руки и подхваченный степным ветром.
   Станица Дашика. Город Дашика. Перевалочный пункт на пути из ниоткуда в никуда.
   За бревенчатой стеной, настолько старой, что бревна под воздействием стихий стали белыми как снег, теснились вокруг длинного зала многочисленнные избы. Стена была.
   Герлах был поражен, как неожиданно возникла станица среди бесконечной степи. Ничего, одна трава вокруг, и вдруг – город. Гряда холмов на северо-востоке оставалась такой же далекой, как и в начале пути.
   Лансеры каким-то образом почувствовали, что приближаются к городу, еще до того, как в степи показалась Дашика. Они сбавили шаг, ехавшие впереди начали переговариваться.
   Город казался безжизненным, только козы и низкорослые лошадки паслись у стен станицы. Рота остановилась и выстроилась в шеренгу за поллиги до города. По знаку Билидни Иевни, горнист, затрубил в рог.
   Звук рога прокатился по степи и растворился вдали. Лансеры ждали. Лошади пряли ушами и подергивали хвостами.
   Из-за стены Дашики громко и чисто протрубили в ответ. Герлах заметил какое-то движение, и ворота в город открылись.
   – Яха! – закричал Билидни, и отряд помчался в станицу.
 
   «Жизнь в степи, – решил про себя Герлах, – похожа на жизнь на островах. Трава – это море, а станицы – маленькие островные государства».
   В Дашике роту встречали иначе, чем отряд демилансеров Империи в Чойке. Горожане – их было немного – выходили из домов во дворы и приветствовали роту Билидни, барабаня по пустым горшкам и котелкам. Лансеры спешивались, к ним подходили люди и дружески пожимали руки. Герлах обменялся рукопожатием с дюжиной незнакомых ему людей. Они радовались ему так, словно он был братом или кузеном, вернувшимся домой после долгой отлучки.
   Со стороны могло показаться, что лансеры знакомы с горожанами, и наоборот, но едва ли это было так. Возможно, они воспринимали друг друга как одну семью, потому что все они были сыновьями Кислева. Вероятно, этого для них было достаточно.
   Из длинного зала вышел атаман. Это был бородатый мужчина с обветренным лицом. На нем были старый заостренный шлем с меховой оторочкой, длинная черкеска и переброшенная через одно плечо овчина. Атамана сопровождал заместитель – есаул с небольшим жезлом в руках. Жезл – булава – был символом атаманской власти.
   Атаман принял от есаула булаву и передал ее ротному. Одновременно Билидни передал атаману знамя роты. Каждый из них приложился лбом к переданному ему тотему и очень серьезно произнес какую-то клятву или ритуальное заклинание. Затем булава и знамя вернулись к своим хозяевам, а те передали их заместителям. Билидни и атаман рассмеялись, широко развели руки и обнялись. После этого Билидни, Максим и Бородин последовали за атаманом и его есаулом в зал.
   На улице лансеры уселись в круг в небольшом дворе, некоторые из них занялись своими лошадьми. Женщины станицы принесли миски с копченой рыбой и сметаной, кувшины с известковой водой, кружки с кумысом и корзины с маленькими пирожками.
   Герлах принял еду из рук невысокой женщины в платке. В походе еда была скудной: солонина да сухари из седельных сумок. Герлах попытался показать женщине, как он благодарен. К нему присоединились Вейжа и Витали. Посмеиваясь и цокая языками, они принялись обучать Герлаха, как надо благодарить по-кислевски. Следовало соблюсти определенный ритуал. Понять молодого Вейжу и пожилого Витали было сложно, они, как обычно, противоречили друг другу.
   Сначала следовало принять воду, отхлебнуть немного, прополоскать рот от дорожной пыли и сплюнуть. Потом сделать несколько глотков. Затем с видимым удовольствием съесть скромную порцию рыбы. Дальше – пирог, его следовало разделить и часть вернуть хозяину. Суть, как понял Герлах, заключалась в том, что жители станицы делятся с гостем ценными припасами, а гость, соблюдая ритуал, демонстрирует им желание делиться своим. После соблюдения этого ритуала произносились слова благодарности и выпивался кумыс.