Страница:
Варвар подошел к клетке, его босые ноги шлепали по жидкой грязи. Он был невысокий, коренастый, с толстой шеей. В каждой руке он держал по длинному кинжалу.
Он подошел к клетке и уставился на Карла. Карл не сомневался, что рогатый демон узнал его.
Больше того, он был уверен, что северянин ищет именно его. Сбоку на шлеме варвара, в том месте, куда Воллен ударил саблей, зияла сквозная щель.
Северянин убрал один из кинжалов в ножны и потянулся к пробоине в шлеме. Провел пальцами по рваному железному краю и до крови порезал подушечки пальцев.
Потом варвар одним быстрым движением выбросил руку вперед и измазал кровью лицо Карла.
– Я – Онс Олкер, мясо, – отрывисто, но на правильном имперском сказал он. – Я повязал тебя кровью. Ты нанес мне оскорбление, за это я заберу твою душу.
Варвар стряхнул кровь с руки и ушел, растворившись в дыму.
Карла разбудил дождь, холодный проливной дождь. Он не заметил, как и когда заснул. Сильнее дождя не было с того дня, когда отряд лансеров выехал из Бродни. Дождь был просто ледяной. Он привел в чувство многих пленных, включая Маргура и нескольких солдат, которых Карл принимал за мертвых. Теперь, когда очнулось столько пленных, передвигаться по клетке стало невозможно. Они стонали и дрожали от холода, стоя на телах тех, кто уже вряд ли поднимется.
Кто-то рыдал. Кто-то выкрикивал какие-то бессмысленные обрывки фраз. Несколько солдат, объединившись, возносили сигмаритские мольбы, прося избавления и стойкости.
Карл вдруг осознал, что и сам непроизвольно повторяет давно заученные слова. Он промок и промерз до самых костей и никак не мог унять дрожь. Дождь лил стеной, за клеткой было видно не дальше чем на четыре пяди. Карлу стало интересно – стережет ли их кто-нибудь? Ничто не мешало выдернуть из земли пару копий и бежать из клетки.
Бежать куда? За попытку побега варвары наверняка будут жестоко мстить.
Но что может быть хуже того положения, в котором они уже оказались?
Карл ухватился за ближайший кол.
– Что ты делаешь? – прошипел стоящий рядом солдат.
Карл не отвечал.
– Прекрати! – сказал тот же солдат. – Они наверняка нас всех убьют, если ты…
Карл посмотрел на солдата. Это был крупный мужчина средних лет в разодранном кожаном фартуке кузнеца или пушкаря.
– Они нас так и так убьют, – сказал Карл.
– Карл? Это ты? – позвал Маргур, протянув руку вперед.
– Парень хочет бежать! – сказал здоровяк в фартуке.
– Не делай этого, Карл, – спокойно сказал фон Маргур.
– Снаружи никого нет, сир… – Карл начал раскачивать кол.
– Нет, есть, – сказал фон Маргур.
– Откуда вы знаете? Вы же не… я хочу сказать…
– Я их чувствую. Я чувствую, как они наблюдают за нами, – сказал слепой рыцарь. Он сказал это с такой убежденностью, что Карл покорно отпустил кол.
Прошло несколько минут, и дождь вдруг прекратился. Потоки падающей с небес воды разогнали дым. Глазам пленных открылся сумеречный, лишенный красок серый мир. Опустошение – акры грязи, вытоптанные поля, дымящиеся руины Ждевки. Их клетка была одной из двух десятков, возведенных на залитом водой пастбище на западной окраине мертвого города. Все клетки были забиты беспомощными, воняющими кровью и грязью телами пленных солдат. Больше тысячи человек томились, загнанные в клетки, как свиньи в хлев.
Вдали полыхали костры, они были такими огромными, что даже проливной дождь не смог их загасить. Горы бревен посылали в унылое небо языки пламени. Сторожевые костры, погребальные, костры в честь одержанной победы… Карл не мог определить их назначение. Человеческие фигуры – чуть больше точки на таком расстоянии – плясали вокруг костров, исполняя какой-то ритуал. Карл слышал бой барабанов и песнопения. Над полем кружили вороны, тысячи падальщиков опускались на землю, как осенние листья.
И еще кое-что открылось после дождя – возле клеток в укрытиях затаились северяне, вооруженные рогатинами и топорами, и наблюдали за пленными. Рядом с некоторыми варварами лежали на цепи огромные гончие псы.
– Видишь? – прошептал крупный солдат, стоявший рядом с Карлом.
– Вы были правы, сир, – сказал Карл рыцарю.
В клетке воцарилось молчание. Даже пленный, который выкрикивал нечленораздельные проклятия, заткнулся. Их ожидало такое мрачное, такое апокалиптичное будущее, что было не до разговоров.
Опустилась ночь, черная, холодная и безоблачная. Клетку окружила подмораживающая темнота северной весенней ночи.
Пленные оставались на ногах, их била дрожь, от холода сводило конечности. Взошла луна, мутная и мерцающая, как белый фонарь. Появились звезды, они были далекими и холодными. Карл не смог распознать ни одного известного ему созвездия. Он был уверен, что все это – плод его воображения.
Позднее взошла вторая луна, но её свет было не сравнить с ледяным блеском первой. Бой барабанов и песнопения, доносящиеся издалека, стихли, огромные костры погасли.
В следующий раз Карл проснулся на рассвете. Он промерз до мозга костей. Карл поморгал спросонья, а затем огляделся. Он обнаружил, что его поддерживал все это время, чтобы он мог спать стоя, крепкий солдат в кожаном фартуке. Карла поразила доброта солдата.
– Все в порядке, парень, – сказал солдат и кивнул головой. – Я бы не дал тебе упасть. Тебя бы затоптали.
Карл посмотрел на вытянутое лицо солдата и по его красным глазам понял, что тот плакал. Его налитые силой руки дрожали от холода и страха.
– Как тебя зовут? – спросил Карл.
– Ладхор Бреззин из Нулна.
– Инженер?
– Нет, парень. Ничего такого. Простой заряжающий из орудийной команды. Я… был заряжающим.
Солдат пожал могучими плечами, насколько позволяла теснота в клетке, и отвернулся, вытирая нос и глаза огромными кулаками.
– У него есть сын, – шепнул кто-то на ухо Карлу.
Это был слепой рыцарь.
– Сын?
– Пацан примерно твоих лет. Всю ночь он плакал оттого, что больше никогда его не увидит.
– Это он вам сказал, сир? – шепотом спросил Карл.
Фон Маргур отрицательно покачал головой.
Воллен хотел спросить рыцаря, откуда он все это узнал, но благородный воин был слаб и мертвенно-бледен. Кровоподтек на виске разросся и стал светлее. Глаза его по-прежнему были похожи на глаза сломанной куклы, но теперь левый, тот, что ближе к кровоподтеку, налился кровью. Карл был уверен, что, хотя рыцарю и не раскроили череп, он был тяжело контужен. Фон Маргур лишился зрения и наверняка страдал от жуткой головной боли. Когда он начинал говорить, было видно, что его белые зубы очерчены кроваво-красной полосой.
– Мой противник нанес мне очень сильный удар, – вдруг сказал рыцарь, словно подслушал мысли Карла и решил поддержать беседу. Он повернулся лицом к горнисту, но глаза его смотрели в другую сторону. – Это был дьявол в черных гравированных доспехах…
– Курганцы называли его заром Блейдой, – сказал Воллен.
– Он – настоящий демон, – сказал слепой рыцарь. – Его мысли словно расплавленное железо. Он мечтает стать Верховным Заром и замышляет убить Сурса Ленка.
– Кого?
– Я не знаю. Слова сами приходят ко мне. – Фон Маргур вдруг умолк и протянул руку Карлу.
Горнист взял протянутую руку. Прикосновение рыцаря было холодным как лед. Карл разглядел на правой щеке рыцаря метку зара Блейды. Три темные точки запекшейся крови. Кожа вокруг точек окрасилась в зеленый цвет. На булавке была краска или чернила.
Что имел в виду «волчье забрало», когда сказал, что пометил Карла? Горнист провел свободной рукой по лицу. Левая сторона все еще представляла собой один большой синяк с порезами и ссадинами. На правой щеке он почувствовал легкое раздражение. Крошечная, болезненная ранка. Укол иглой.
Что означает эта метка?
– Карл, – сказал Маргур, – я боюсь.
– Нам всем страшно, сир.
– Я боюсь самого себя. Что-то проникает ко мне в голову. Оно пытается вырваться наружу. Заставляет видеть нечто и находить для этого слова. Я… – Рыцарь снова умолк и тряхнул головой. А потом он упал.
У фон Маргура начались судороги, его позвоночник и конечности напряглись и стали твердыми, как древко копья. Жуткие хрипы и бульканье вырывались из его горла, розовая пена пузырилась на оскаленных, крепко сжатых зубах.
Карл обхватил рыцаря за плечи. Напуганные пленные старались отступить в сторону, лишь бы не коснуться слепого рыцаря.
– Помогите же мне! – кричал Воллен.
– Оставь его, мальчик! Его коснулась порча! – предостерег Воллена один из пленных.
– Он одержимый! В него вселился злой дух северян! – завизжал второй.
– Негодяи! Бездушные тупицы! – орал Воллен. – Это просто приступ! Из-за ранения! Боги, мы же солдаты Империи! Мы не должны быть такими дремучими! Помогите мне, суеверные дураки!
Один только Бреззин решился помочь Карлу.
– Смотри, чтобы он не прикусил язык, – сказал могучий пушкарь, аккуратно обняв фон Маргура сильными руками.
Через минуту тело рыцаря обмякло, судороги прекратились. Бреззин осторожно отпустил Маргура, и тот неожиданно сел, нагнулся вперед, и его вырвало черной, ядовитой желчью на тела лежавших под ним мертвецов. А потом рьщарь заснул.
– Слава Сигмару, хоть ты не испугался, как весь этот сброд, – сказал Карл пушкарю.
– Испугался чего? Того, что он одержим?
Карл кивнул.
– Испугался, – сказал Бреззин, – но тебе нужна была помощь.
Через час после припадка Маргура возле клеток начали собираться курганцы. Они были крайне возбуждены, трубили в рога, били в барабаны. Громко лаяли собаки, а варвары хохотали и что-то орали на грубом северном диалекте.
Пленники в клетках напряженно ждали.
Вокруг клетки, где сидел Карл, сгрудилось множество варваров. Они заглядывали внутрь, выкрикивали оскорбления и тыкали через прутья рогатинами. Пленники испуганно жались друг к другу. Карл увидел дикаря, который назвался Онсом Олкером, – его шлем с тремя асимметричными рогами выделялся в толпе северян.
Послышался стук копыт, и курганцы расступились, давая дорогу всаднику. Это был наметивший для себя Карла вождь – воин с волчьим забралом.
Он спешился и подошел к клетке. На нем все еще была медвежья шкура, черные штаны и сапоги, но кожа его теперь была отмыта и смазана жиром. Воин хлопнул в ладоши, и железные кольца у него на руках зазвенели. Хлопок спровоцировал гортанные вопли варваров. Вождь поднял руки и за изогнутые рога снял с головы шлем.
Его лицо было совсем не таким, каким его представлял себе Карл. Варвар был гладко выбрит, у него не было ни бороды, ни усов, ни волос на голове, ни даже бровей. Ритуальные шрамы широкими бороздами пересекали по диагонали его скулы – пять на одной и два на другой. Глаза его были яркими, а взгляд острым, как алмаз. Он был красив необычной дикой красотой – так вожака волчьей стаи можно было бы назвать красивым.
Варвар отбросил шлем одному из курганцев и провел ладонями по гладкому, сальному черепу.
– Выводите их, – приказал он.
Курганцы ринулись к клетке. Они повыдергивали из земли колья и пики, сорвали с решетки цепи, а потом рогатинами повыталкивали из клетки пленников. За их спинами остался островок искалеченных мертвых тел.
Бреззин и Воллен с двух сторон поддерживали фон Маргура. Некоторые пленники рыдали и молили о пощаде. Курганцы толкались вокруг пленных, тянулись к ним руками, пинали, дразнили и надрывались от хохота. Один из пленных упал на колени перед «волчьим забралом» и начал молить о пощаде.
Варвар ногой ударил его по зубам.
– Трехрогий! – вдруг сказал Маргур и напрягся.
Бреззин и Карл удивленно посмотрели на рыцаря. Кто-то вцепился Воллену в руку, он обернулся и увидел прямо перед собой бычью морду с тремя рогами. Голый дикарь рвался к нему сквозь толпу. Один из своих кинжалов он держал наготове.
"Волчье забрало» растолкал пленных и ударил Онса Олкера в грудь до того, как тот успел зарезать Карла. Олкер упал на землю и жалобно завыл. И пленные, и курганцы расступились, уступая место для схватки.
«Волчье забрало» нанес еще один тяжелый удар по шлему Олкера. От удара и без того завитый рог согнулся.
Онс скулил по-собачьи. Бусы брякали, как погремушки.
– Что ты задумал, Олкер? В какие игры ты играешь? – угрожающе спросил «волчье забрало», нависая над голым дикарем.
– Он мой должник, зар! Он нанес мне оскорбление, и я повязал его кровью! Я заберу его душу!
– Плевать на твою кровь. На нем моя метка, Олкер. Ты должен просить его у меня, а не бить в спину!
– Я требую его душу! – завывал дикарь. «Волчье забрало» пнул его ногой:
– Проваливай, падальщик! Зар Блейда еще может наградить тебя за твой вид, но не я. Ты – недоношенный говноед. Проваливай, пока я не вставил тебе глаза в задницу, чтобы ты увидел что-нибудь более подходящее для тебя!
Онс Олкер зашипел на могучего воина и предостерегающе скрестил пальцы. Потом потряс своими костяными бусами.
– Плевал я на твои чары! Мой шаман заколдовал меня! – взревел «волчье забрало».
Онс Олкер подцепил пальцами свой шлем и поднял его так, что стали видны клочья усов и оскал кривых коричневых зубов. Он плюнул в «волчье забрало».
– Будь ты проклят, зар Улдин! Ты должен мне душу!
«Волчье забрало» – Улдин – глянул на одного из своих воинов.
– Подай-ка мне мой палаш, – сказал он.
Онс Олкер мгновенно исчез.
Зар Улдин медленно повернулся к Карлу. Его глаза были яркими и холодными, как луна, которая смотрела на них в эту ночь с небес.
– Ты мне дорого обходишься, маленький южанин. Это… – Он коснулся свежей раны на плече, которую нанес ему Карл в бою возле зала Ждевки. – А теперь еще проклятия войскового шамана. Кажется, тебя проще убить.
– Ты убил мою лошадь, – дерзко ответил Воллен.
Зар Улдин сузил глаза, а потом громко расхохотался:
– Лошадь тебе уже не понадобится.
Он ушел, по пути раздавая приказы курганцам.
Пленников увели на заливные луга, где днем раньше сражались две армии. Курганцы пригнали их туда, где еще недавно полыхал огромный костер. Теперь на этом месте возвышалась гора из золы и обугленных бревен. Покрытые белым пеплом бревна еще дымились на холодном утреннем воздухе. Карл заметил, что пленных из других клеток пригнали к таким же кострищам. В воздухе носился странный запах. Пахло дымом, но к нему примешивался запах паленого мяса.
Подталкивая пленных рогатинами, курганцы заставляли их рыться в пепелище потухшего костра. Обугленные поленья еще не остыли, а когда пленные разгребали их голыми руками, жар внизу был как в печи. Очень скоро руки пленников покрылись ожогами и волдырями.
– Какого черта мы здесь делаем? – спросил один из пленных солдат.
Карл отгреб в сторону груду горячих углей и наткнулся на ответ. Еще нескольким пленным одновременно открылась правда, и они закричали от ужаса.
Они откапывали черепа. Черепа, с которых огнем счищали плоть. Черепа были белыми как мел и пульсировали от внутреннего жара. Когда их вытаскивали из-под углей, из них выливались остатки горячей грязной жижи.
Вот для чего жгли гигантские костры. Так варвары подготавливали черепа побежденных для своих пирамид победы. То, что пленные должны были своими руками доставать черепа своих собратьев из горы пепла, было для них очередной унизительной пыткой.
Курганцы с диким хохотом и криками заставляли пленных выкапывать черепа и складывать их рядом с кострищем. Черепа стукались друг о друга, скоро из них выросла белая костяная гора. Кого-то из пленных рвало. Один солдат отказался подчиниться, его избили, потом проткнули копьями и оставили на съедение воронам.
Вновь появился зар Улдин, и кое-кто из варваров начал передавать ему черепа из груды, наваленной рядом с потухшим костром. Улдин старательно, как ребенок, играющий в кубики, начал раскладывать черепа на земле. Его шаман был рядом – маленький, сморщенный человек, голый, как и Онс Олкер. На шамане был железный шлем с выгравированной по верху змеей, он выкрикивал заклинания и скакал вокруг зара, потрясая бусами, шнурками с ракушками и костяшками человеческих пальцев. Белым пеплом от костра он нанес на голое тело какие-то магические символы.
Зар Улдин точно следовал инструкциям своего шамана, которые тот выкрикивал лающим голосом. Сначала он выстроил из черепов правильный квадрат – по тринадцать штук с каждой стороны, глазницами наружу, а шаман убедился, что один из углов квадрата указывает на север. Карл не знал точно, как он это сделал; кажется, у шамана были грозовой камень и железная игла.
Затем Улдин начал заполнять черепами, которые передавали ему курганцы, внутренность квадрата и возводить пирамиду. Он что-то напевал, но что именно, Карл разобрать не мог. Шаман скакал вокруг вождя, не переставая петь и греметь своими амулетами, его левая нога ни разу не коснулась земли.
Пленных тошнило, их руки были обожжены и по локоть перепачканы в пепле. Многие плакали.
Пирамида росла. Шаман прыгал и размахивал своими бусами.
Карл откопал еще один череп и рискнул оглядеться. У каждого потухшего костра на бывшем поле боя происходило то же действо. Под присмотром северян пленные выкапывали из пепла черепа, вожди возводили из них пирамиды, а вокруг них плясали шаманы. Улдин почти докончил пирамиду. Было ясно, что пирамида возводится по строго определенным правилам. Чтобы ее построить, требуется точное количество черепов.
– Еще три! – потребовал Улдин.
Взмокшие от жара пленные сровняли потухший костер с землей. Они откопали еще два черепа. Курганцы поторопились передать находку Улдину.
– Еще! – крикнул он.
Пленный солдат в изодранной униформе аркебузеров Нордланда добыл последний череп. Казалось, он невероятно рад, что ему удалось услужить вождю варваров. Улдин подошел к пленному, взял у него из рук горячий череп и повел его к пирамиде.
Улдин водрузил последний череп на вершину пирамиды. Шаман с гиканьем и улюлюканьем скакал вокруг своего хозяина. Казалось, костяные грани пирамиды излучают холодный свет. Пустые глазницы походили на черные окна в белых склонах из черепов.
Пленные мрачно наблюдали за тем, как вожак варваров достраивает свою пирамиду. С запада подул холодный ветер, и белый прах развеялся по сырому полю.
Зар взглянул на дрожащего аркебузера из Нордланда, который подал ему последний череп, и успокаивающе, даже дружелюбно, улыбнулся, якобы в благодарность за оказанную услугу. А потом Улдин выхватил у своего шамана кремневый кинжал и перерезал аркебузеру горло.
Пленный еще выл и пускал пузыри, когда вожак северян приподнял его над пирамидой черепов и окропил ее горячей кровью своей жертвы.
Карл с отвращением отвернулся. Некоторые из пленных повалились на колени, моля о пощаде.
Улдин отбросил труп аркебузера, обернулся к пляшущему шаману и вернул ему обагренный кровью кинжал.
Следуя какому-то варварскому обычаю, шаман полоснул кинжалом по щеке вождя. Теперь на одной щеке Улдина было пять шрамов, а на второй – три. Улдин воздел руки к небу и радостно завопил.
Загремел гром. «Боги, – подумал Карл, – боги слышат». Языческие боги, имен которых он не знает.
Курганцы погнали пленных обратно по усеянному трупами полю и снова заперли их в клетку. Подгоняемый варварами, Карл не смог даже приблизительно сосчитать количество возведенных из черепов пирамид.
В следующую ночь у Маргура случился еще один приступ. Когда рыцарь пришел в себя, лежа на руках Карла и Бреззина, он произнес что-то похожее на «убей меня».
– Я не могу, сир. Я не сделаю этого, – сказал Карл.
Фон Маргур качнул головой, глаза его смотрели в никуда, он улыбнулся, на губах его выступила пена.
– Нет, Карл. Я сказал… Ты убьешь меня. И убьешь Улдина. Но сначала ты нанесешь ему пятый шрам на щеку.
После этого Маргур уснул. Карл Воллен надеялся, что слепой рыцарь больше не проснется.
IV. НОРСКА
Он подошел к клетке и уставился на Карла. Карл не сомневался, что рогатый демон узнал его.
Больше того, он был уверен, что северянин ищет именно его. Сбоку на шлеме варвара, в том месте, куда Воллен ударил саблей, зияла сквозная щель.
Северянин убрал один из кинжалов в ножны и потянулся к пробоине в шлеме. Провел пальцами по рваному железному краю и до крови порезал подушечки пальцев.
Потом варвар одним быстрым движением выбросил руку вперед и измазал кровью лицо Карла.
– Я – Онс Олкер, мясо, – отрывисто, но на правильном имперском сказал он. – Я повязал тебя кровью. Ты нанес мне оскорбление, за это я заберу твою душу.
Варвар стряхнул кровь с руки и ушел, растворившись в дыму.
Карла разбудил дождь, холодный проливной дождь. Он не заметил, как и когда заснул. Сильнее дождя не было с того дня, когда отряд лансеров выехал из Бродни. Дождь был просто ледяной. Он привел в чувство многих пленных, включая Маргура и нескольких солдат, которых Карл принимал за мертвых. Теперь, когда очнулось столько пленных, передвигаться по клетке стало невозможно. Они стонали и дрожали от холода, стоя на телах тех, кто уже вряд ли поднимется.
Кто-то рыдал. Кто-то выкрикивал какие-то бессмысленные обрывки фраз. Несколько солдат, объединившись, возносили сигмаритские мольбы, прося избавления и стойкости.
Карл вдруг осознал, что и сам непроизвольно повторяет давно заученные слова. Он промок и промерз до самых костей и никак не мог унять дрожь. Дождь лил стеной, за клеткой было видно не дальше чем на четыре пяди. Карлу стало интересно – стережет ли их кто-нибудь? Ничто не мешало выдернуть из земли пару копий и бежать из клетки.
Бежать куда? За попытку побега варвары наверняка будут жестоко мстить.
Но что может быть хуже того положения, в котором они уже оказались?
Карл ухватился за ближайший кол.
– Что ты делаешь? – прошипел стоящий рядом солдат.
Карл не отвечал.
– Прекрати! – сказал тот же солдат. – Они наверняка нас всех убьют, если ты…
Карл посмотрел на солдата. Это был крупный мужчина средних лет в разодранном кожаном фартуке кузнеца или пушкаря.
– Они нас так и так убьют, – сказал Карл.
– Карл? Это ты? – позвал Маргур, протянув руку вперед.
– Парень хочет бежать! – сказал здоровяк в фартуке.
– Не делай этого, Карл, – спокойно сказал фон Маргур.
– Снаружи никого нет, сир… – Карл начал раскачивать кол.
– Нет, есть, – сказал фон Маргур.
– Откуда вы знаете? Вы же не… я хочу сказать…
– Я их чувствую. Я чувствую, как они наблюдают за нами, – сказал слепой рыцарь. Он сказал это с такой убежденностью, что Карл покорно отпустил кол.
Прошло несколько минут, и дождь вдруг прекратился. Потоки падающей с небес воды разогнали дым. Глазам пленных открылся сумеречный, лишенный красок серый мир. Опустошение – акры грязи, вытоптанные поля, дымящиеся руины Ждевки. Их клетка была одной из двух десятков, возведенных на залитом водой пастбище на западной окраине мертвого города. Все клетки были забиты беспомощными, воняющими кровью и грязью телами пленных солдат. Больше тысячи человек томились, загнанные в клетки, как свиньи в хлев.
Вдали полыхали костры, они были такими огромными, что даже проливной дождь не смог их загасить. Горы бревен посылали в унылое небо языки пламени. Сторожевые костры, погребальные, костры в честь одержанной победы… Карл не мог определить их назначение. Человеческие фигуры – чуть больше точки на таком расстоянии – плясали вокруг костров, исполняя какой-то ритуал. Карл слышал бой барабанов и песнопения. Над полем кружили вороны, тысячи падальщиков опускались на землю, как осенние листья.
И еще кое-что открылось после дождя – возле клеток в укрытиях затаились северяне, вооруженные рогатинами и топорами, и наблюдали за пленными. Рядом с некоторыми варварами лежали на цепи огромные гончие псы.
– Видишь? – прошептал крупный солдат, стоявший рядом с Карлом.
– Вы были правы, сир, – сказал Карл рыцарю.
В клетке воцарилось молчание. Даже пленный, который выкрикивал нечленораздельные проклятия, заткнулся. Их ожидало такое мрачное, такое апокалиптичное будущее, что было не до разговоров.
Опустилась ночь, черная, холодная и безоблачная. Клетку окружила подмораживающая темнота северной весенней ночи.
Пленные оставались на ногах, их била дрожь, от холода сводило конечности. Взошла луна, мутная и мерцающая, как белый фонарь. Появились звезды, они были далекими и холодными. Карл не смог распознать ни одного известного ему созвездия. Он был уверен, что все это – плод его воображения.
Позднее взошла вторая луна, но её свет было не сравнить с ледяным блеском первой. Бой барабанов и песнопения, доносящиеся издалека, стихли, огромные костры погасли.
В следующий раз Карл проснулся на рассвете. Он промерз до мозга костей. Карл поморгал спросонья, а затем огляделся. Он обнаружил, что его поддерживал все это время, чтобы он мог спать стоя, крепкий солдат в кожаном фартуке. Карла поразила доброта солдата.
– Все в порядке, парень, – сказал солдат и кивнул головой. – Я бы не дал тебе упасть. Тебя бы затоптали.
Карл посмотрел на вытянутое лицо солдата и по его красным глазам понял, что тот плакал. Его налитые силой руки дрожали от холода и страха.
– Как тебя зовут? – спросил Карл.
– Ладхор Бреззин из Нулна.
– Инженер?
– Нет, парень. Ничего такого. Простой заряжающий из орудийной команды. Я… был заряжающим.
Солдат пожал могучими плечами, насколько позволяла теснота в клетке, и отвернулся, вытирая нос и глаза огромными кулаками.
– У него есть сын, – шепнул кто-то на ухо Карлу.
Это был слепой рыцарь.
– Сын?
– Пацан примерно твоих лет. Всю ночь он плакал оттого, что больше никогда его не увидит.
– Это он вам сказал, сир? – шепотом спросил Карл.
Фон Маргур отрицательно покачал головой.
Воллен хотел спросить рыцаря, откуда он все это узнал, но благородный воин был слаб и мертвенно-бледен. Кровоподтек на виске разросся и стал светлее. Глаза его по-прежнему были похожи на глаза сломанной куклы, но теперь левый, тот, что ближе к кровоподтеку, налился кровью. Карл был уверен, что, хотя рыцарю и не раскроили череп, он был тяжело контужен. Фон Маргур лишился зрения и наверняка страдал от жуткой головной боли. Когда он начинал говорить, было видно, что его белые зубы очерчены кроваво-красной полосой.
– Мой противник нанес мне очень сильный удар, – вдруг сказал рыцарь, словно подслушал мысли Карла и решил поддержать беседу. Он повернулся лицом к горнисту, но глаза его смотрели в другую сторону. – Это был дьявол в черных гравированных доспехах…
– Курганцы называли его заром Блейдой, – сказал Воллен.
– Он – настоящий демон, – сказал слепой рыцарь. – Его мысли словно расплавленное железо. Он мечтает стать Верховным Заром и замышляет убить Сурса Ленка.
– Кого?
– Я не знаю. Слова сами приходят ко мне. – Фон Маргур вдруг умолк и протянул руку Карлу.
Горнист взял протянутую руку. Прикосновение рыцаря было холодным как лед. Карл разглядел на правой щеке рыцаря метку зара Блейды. Три темные точки запекшейся крови. Кожа вокруг точек окрасилась в зеленый цвет. На булавке была краска или чернила.
Что имел в виду «волчье забрало», когда сказал, что пометил Карла? Горнист провел свободной рукой по лицу. Левая сторона все еще представляла собой один большой синяк с порезами и ссадинами. На правой щеке он почувствовал легкое раздражение. Крошечная, болезненная ранка. Укол иглой.
Что означает эта метка?
– Карл, – сказал Маргур, – я боюсь.
– Нам всем страшно, сир.
– Я боюсь самого себя. Что-то проникает ко мне в голову. Оно пытается вырваться наружу. Заставляет видеть нечто и находить для этого слова. Я… – Рыцарь снова умолк и тряхнул головой. А потом он упал.
У фон Маргура начались судороги, его позвоночник и конечности напряглись и стали твердыми, как древко копья. Жуткие хрипы и бульканье вырывались из его горла, розовая пена пузырилась на оскаленных, крепко сжатых зубах.
Карл обхватил рыцаря за плечи. Напуганные пленные старались отступить в сторону, лишь бы не коснуться слепого рыцаря.
– Помогите же мне! – кричал Воллен.
– Оставь его, мальчик! Его коснулась порча! – предостерег Воллена один из пленных.
– Он одержимый! В него вселился злой дух северян! – завизжал второй.
– Негодяи! Бездушные тупицы! – орал Воллен. – Это просто приступ! Из-за ранения! Боги, мы же солдаты Империи! Мы не должны быть такими дремучими! Помогите мне, суеверные дураки!
Один только Бреззин решился помочь Карлу.
– Смотри, чтобы он не прикусил язык, – сказал могучий пушкарь, аккуратно обняв фон Маргура сильными руками.
Через минуту тело рыцаря обмякло, судороги прекратились. Бреззин осторожно отпустил Маргура, и тот неожиданно сел, нагнулся вперед, и его вырвало черной, ядовитой желчью на тела лежавших под ним мертвецов. А потом рьщарь заснул.
– Слава Сигмару, хоть ты не испугался, как весь этот сброд, – сказал Карл пушкарю.
– Испугался чего? Того, что он одержим?
Карл кивнул.
– Испугался, – сказал Бреззин, – но тебе нужна была помощь.
Через час после припадка Маргура возле клеток начали собираться курганцы. Они были крайне возбуждены, трубили в рога, били в барабаны. Громко лаяли собаки, а варвары хохотали и что-то орали на грубом северном диалекте.
Пленники в клетках напряженно ждали.
Вокруг клетки, где сидел Карл, сгрудилось множество варваров. Они заглядывали внутрь, выкрикивали оскорбления и тыкали через прутья рогатинами. Пленники испуганно жались друг к другу. Карл увидел дикаря, который назвался Онсом Олкером, – его шлем с тремя асимметричными рогами выделялся в толпе северян.
Послышался стук копыт, и курганцы расступились, давая дорогу всаднику. Это был наметивший для себя Карла вождь – воин с волчьим забралом.
Он спешился и подошел к клетке. На нем все еще была медвежья шкура, черные штаны и сапоги, но кожа его теперь была отмыта и смазана жиром. Воин хлопнул в ладоши, и железные кольца у него на руках зазвенели. Хлопок спровоцировал гортанные вопли варваров. Вождь поднял руки и за изогнутые рога снял с головы шлем.
Его лицо было совсем не таким, каким его представлял себе Карл. Варвар был гладко выбрит, у него не было ни бороды, ни усов, ни волос на голове, ни даже бровей. Ритуальные шрамы широкими бороздами пересекали по диагонали его скулы – пять на одной и два на другой. Глаза его были яркими, а взгляд острым, как алмаз. Он был красив необычной дикой красотой – так вожака волчьей стаи можно было бы назвать красивым.
Варвар отбросил шлем одному из курганцев и провел ладонями по гладкому, сальному черепу.
– Выводите их, – приказал он.
Курганцы ринулись к клетке. Они повыдергивали из земли колья и пики, сорвали с решетки цепи, а потом рогатинами повыталкивали из клетки пленников. За их спинами остался островок искалеченных мертвых тел.
Бреззин и Воллен с двух сторон поддерживали фон Маргура. Некоторые пленники рыдали и молили о пощаде. Курганцы толкались вокруг пленных, тянулись к ним руками, пинали, дразнили и надрывались от хохота. Один из пленных упал на колени перед «волчьим забралом» и начал молить о пощаде.
Варвар ногой ударил его по зубам.
– Трехрогий! – вдруг сказал Маргур и напрягся.
Бреззин и Карл удивленно посмотрели на рыцаря. Кто-то вцепился Воллену в руку, он обернулся и увидел прямо перед собой бычью морду с тремя рогами. Голый дикарь рвался к нему сквозь толпу. Один из своих кинжалов он держал наготове.
"Волчье забрало» растолкал пленных и ударил Онса Олкера в грудь до того, как тот успел зарезать Карла. Олкер упал на землю и жалобно завыл. И пленные, и курганцы расступились, уступая место для схватки.
«Волчье забрало» нанес еще один тяжелый удар по шлему Олкера. От удара и без того завитый рог согнулся.
Онс скулил по-собачьи. Бусы брякали, как погремушки.
– Что ты задумал, Олкер? В какие игры ты играешь? – угрожающе спросил «волчье забрало», нависая над голым дикарем.
– Он мой должник, зар! Он нанес мне оскорбление, и я повязал его кровью! Я заберу его душу!
– Плевать на твою кровь. На нем моя метка, Олкер. Ты должен просить его у меня, а не бить в спину!
– Я требую его душу! – завывал дикарь. «Волчье забрало» пнул его ногой:
– Проваливай, падальщик! Зар Блейда еще может наградить тебя за твой вид, но не я. Ты – недоношенный говноед. Проваливай, пока я не вставил тебе глаза в задницу, чтобы ты увидел что-нибудь более подходящее для тебя!
Онс Олкер зашипел на могучего воина и предостерегающе скрестил пальцы. Потом потряс своими костяными бусами.
– Плевал я на твои чары! Мой шаман заколдовал меня! – взревел «волчье забрало».
Онс Олкер подцепил пальцами свой шлем и поднял его так, что стали видны клочья усов и оскал кривых коричневых зубов. Он плюнул в «волчье забрало».
– Будь ты проклят, зар Улдин! Ты должен мне душу!
«Волчье забрало» – Улдин – глянул на одного из своих воинов.
– Подай-ка мне мой палаш, – сказал он.
Онс Олкер мгновенно исчез.
Зар Улдин медленно повернулся к Карлу. Его глаза были яркими и холодными, как луна, которая смотрела на них в эту ночь с небес.
– Ты мне дорого обходишься, маленький южанин. Это… – Он коснулся свежей раны на плече, которую нанес ему Карл в бою возле зала Ждевки. – А теперь еще проклятия войскового шамана. Кажется, тебя проще убить.
– Ты убил мою лошадь, – дерзко ответил Воллен.
Зар Улдин сузил глаза, а потом громко расхохотался:
– Лошадь тебе уже не понадобится.
Он ушел, по пути раздавая приказы курганцам.
Пленников увели на заливные луга, где днем раньше сражались две армии. Курганцы пригнали их туда, где еще недавно полыхал огромный костер. Теперь на этом месте возвышалась гора из золы и обугленных бревен. Покрытые белым пеплом бревна еще дымились на холодном утреннем воздухе. Карл заметил, что пленных из других клеток пригнали к таким же кострищам. В воздухе носился странный запах. Пахло дымом, но к нему примешивался запах паленого мяса.
Подталкивая пленных рогатинами, курганцы заставляли их рыться в пепелище потухшего костра. Обугленные поленья еще не остыли, а когда пленные разгребали их голыми руками, жар внизу был как в печи. Очень скоро руки пленников покрылись ожогами и волдырями.
– Какого черта мы здесь делаем? – спросил один из пленных солдат.
Карл отгреб в сторону груду горячих углей и наткнулся на ответ. Еще нескольким пленным одновременно открылась правда, и они закричали от ужаса.
Они откапывали черепа. Черепа, с которых огнем счищали плоть. Черепа были белыми как мел и пульсировали от внутреннего жара. Когда их вытаскивали из-под углей, из них выливались остатки горячей грязной жижи.
Вот для чего жгли гигантские костры. Так варвары подготавливали черепа побежденных для своих пирамид победы. То, что пленные должны были своими руками доставать черепа своих собратьев из горы пепла, было для них очередной унизительной пыткой.
Курганцы с диким хохотом и криками заставляли пленных выкапывать черепа и складывать их рядом с кострищем. Черепа стукались друг о друга, скоро из них выросла белая костяная гора. Кого-то из пленных рвало. Один солдат отказался подчиниться, его избили, потом проткнули копьями и оставили на съедение воронам.
Вновь появился зар Улдин, и кое-кто из варваров начал передавать ему черепа из груды, наваленной рядом с потухшим костром. Улдин старательно, как ребенок, играющий в кубики, начал раскладывать черепа на земле. Его шаман был рядом – маленький, сморщенный человек, голый, как и Онс Олкер. На шамане был железный шлем с выгравированной по верху змеей, он выкрикивал заклинания и скакал вокруг зара, потрясая бусами, шнурками с ракушками и костяшками человеческих пальцев. Белым пеплом от костра он нанес на голое тело какие-то магические символы.
Зар Улдин точно следовал инструкциям своего шамана, которые тот выкрикивал лающим голосом. Сначала он выстроил из черепов правильный квадрат – по тринадцать штук с каждой стороны, глазницами наружу, а шаман убедился, что один из углов квадрата указывает на север. Карл не знал точно, как он это сделал; кажется, у шамана были грозовой камень и железная игла.
Затем Улдин начал заполнять черепами, которые передавали ему курганцы, внутренность квадрата и возводить пирамиду. Он что-то напевал, но что именно, Карл разобрать не мог. Шаман скакал вокруг вождя, не переставая петь и греметь своими амулетами, его левая нога ни разу не коснулась земли.
Пленных тошнило, их руки были обожжены и по локоть перепачканы в пепле. Многие плакали.
Пирамида росла. Шаман прыгал и размахивал своими бусами.
Карл откопал еще один череп и рискнул оглядеться. У каждого потухшего костра на бывшем поле боя происходило то же действо. Под присмотром северян пленные выкапывали из пепла черепа, вожди возводили из них пирамиды, а вокруг них плясали шаманы. Улдин почти докончил пирамиду. Было ясно, что пирамида возводится по строго определенным правилам. Чтобы ее построить, требуется точное количество черепов.
– Еще три! – потребовал Улдин.
Взмокшие от жара пленные сровняли потухший костер с землей. Они откопали еще два черепа. Курганцы поторопились передать находку Улдину.
– Еще! – крикнул он.
Пленный солдат в изодранной униформе аркебузеров Нордланда добыл последний череп. Казалось, он невероятно рад, что ему удалось услужить вождю варваров. Улдин подошел к пленному, взял у него из рук горячий череп и повел его к пирамиде.
Улдин водрузил последний череп на вершину пирамиды. Шаман с гиканьем и улюлюканьем скакал вокруг своего хозяина. Казалось, костяные грани пирамиды излучают холодный свет. Пустые глазницы походили на черные окна в белых склонах из черепов.
Пленные мрачно наблюдали за тем, как вожак варваров достраивает свою пирамиду. С запада подул холодный ветер, и белый прах развеялся по сырому полю.
Зар взглянул на дрожащего аркебузера из Нордланда, который подал ему последний череп, и успокаивающе, даже дружелюбно, улыбнулся, якобы в благодарность за оказанную услугу. А потом Улдин выхватил у своего шамана кремневый кинжал и перерезал аркебузеру горло.
Пленный еще выл и пускал пузыри, когда вожак северян приподнял его над пирамидой черепов и окропил ее горячей кровью своей жертвы.
Карл с отвращением отвернулся. Некоторые из пленных повалились на колени, моля о пощаде.
Улдин отбросил труп аркебузера, обернулся к пляшущему шаману и вернул ему обагренный кровью кинжал.
Следуя какому-то варварскому обычаю, шаман полоснул кинжалом по щеке вождя. Теперь на одной щеке Улдина было пять шрамов, а на второй – три. Улдин воздел руки к небу и радостно завопил.
Загремел гром. «Боги, – подумал Карл, – боги слышат». Языческие боги, имен которых он не знает.
Курганцы погнали пленных обратно по усеянному трупами полю и снова заперли их в клетку. Подгоняемый варварами, Карл не смог даже приблизительно сосчитать количество возведенных из черепов пирамид.
В следующую ночь у Маргура случился еще один приступ. Когда рыцарь пришел в себя, лежа на руках Карла и Бреззина, он произнес что-то похожее на «убей меня».
– Я не могу, сир. Я не сделаю этого, – сказал Карл.
Фон Маргур качнул головой, глаза его смотрели в никуда, он улыбнулся, на губах его выступила пена.
– Нет, Карл. Я сказал… Ты убьешь меня. И убьешь Улдина. Но сначала ты нанесешь ему пятый шрам на щеку.
После этого Маргур уснул. Карл Воллен надеялся, что слепой рыцарь больше не проснется.
IV. НОРСКА
Двое суток после резни в Ждевке рота кислевитов скакала на восток. Герлах скакал вместе с ними.
Область к востоку от Ждевки представляла собой край глухих лесов, болот и широких степей, уходящий к природной границе Кислева – реке Линек. На кленах, ивах и старых тополях с приходом весны начали набухать почки. Крохотные дымчато-синие цветы в изобилии росли на полянах, образуя островки, похожие на голубые сугробы. Певчие птицы кружили в воздухе, пахло дождем и свежестью. Каждые несколько лиг лес пересекали открытые полосы черного глинозема, которые поблескивали в лучах весеннего солнца. Талые воды заливали берега Линска. В воде, стоявшей в глиняных ямах, отражались блестящие доспехи всадников.
Ведомые ротным знаменем кислевиты скакали вперед. Они скакали молча и не останавливались, не останавливались ни разу.
Днем они скакали ровной рысью, ночью – медленным шагом. Временами кто-то из лансеров засыпал на ходу, но их лошади не отставали от отряда.
Ночи стояли холодные и непроглядно-черные. Лансеры не зажигали ни фонари, ни факелы. В промежутках между потоками дождя с неба наблюдали за ротой две мерцающие белым светом луны. Совы-сипухи дразнили всадников своими криками. Время от времени слышались раскаты грома.
Днем продвигаться было не легче. Дождь зачастил, потоки воды пробивались сквозь черные голые ветви деревьев и превращались в туман. На открытых пространствах дождь переходил в ливень, земля превращалась в жижу, ямы со стоячей водой едва было можно разглядеть за струями дождя. Солнца практически не было видно, только белесый свет в облаках. Очень редко бледно-желтые лучи пытались прорваться сквозь тучи, но безрезультатно. Лансерам попадались цапли и болотные птицы, однажды они увидели коричневого волка, трусившего вдоль реки.
Три-четыре всадника постоянно скакали на некотором расстоянии позади отряда, чтобы предупредить о возможной погоне. Каждые несколько часов лансеры из основного отряда сменяли часовых в арьергарде. На исходе первого дня часовые подтянулись вперед, и рота на полном скаку пересекла растянувшееся на несколько лиг пространство затопленной ливнем земли до ближайшего леса. Враг так и не появился.
На третий день Билидни повернул роту на север.
Димитер тоже ехал с ними. Кислевиты завернули его тело в саван и перебросили его через седло боевого коня демилансера. Герлах настоял на том, чтобы самому повести коня Димитера.
Никто не заговаривал со знаменосцем, он тоже ни к кому не обращался. Ему просто нечего было сказать. Герлах скакал, устало ссутулясь в седле, и смутно ощущал, как силы покидают Саксена. Кишки сводило от голода, от ушибов болело все тело.
Когда на третий день рота повернула на север, кислевиты прибавили шаг, и Герлах понял, что постепенно отстает. Он решил не придавать этому значения. Лансеры начали переговариваться между собой, временами до Герлаха долетал их смех. Ему хотелось, чтобы кислевиты скакали дальше и оставили его одного. Он больше не хотел быть вместе с ними.
Два всадника отделились от роты и подъехали к Герлаху. Они скакали по бокам от знаменосца и жестами и улыбками просили его догнать отряд.
– Уезжайте, оставьте меня, – сказал он.
Кислевиты переглянулись, не совсем понимая, что он говорит.
– Скачите дальше! – Герлах устало махнул рукой.
– Мы скачем, и ты скачешь, – сказал один из подъехавших – высокий мужчина с узлом седых волос на макушке и глубоко посаженными глазами. У него был большой рот с мелкими ровными зубами. Длинные загнутые крылья из перьев ястреба на деревянном каркасе возвышались у него за спиной.
– Уезжайте, – резко сказал Герлах.
– Ротный говорит – ехать с тобой. Ехать с тобой. С… – Лансер запнулся. – Как ты это говорить?
Герлах вздохнул.
– Ты ехать сейчас с ним! – настойчиво сказал второй кислевит. Он был невысок, простой пацан с жидкими усиками и синими-синими глазами. Его деревянные крылья были украшены яркими перьями сойки. Он возбужденно посмотрел на старшего товарища, явно довольный своими лингвистическими познаниями. – Яха? Яха?
– Ты ехать сейчас с ним, – повторил первый, с энтузиазмом кивая головой. – Ты ехать сейчас с ним!
– Яха? – повторил довольный собой мальчишка и посмотрел на Герлаха. – Я говорить хорошо тебе!
– Я так не думаю, – пробормотал знаменосец.
– Яха?
– Я говорю… неважно.
– Шо?
Старший лансер помрачнел. Он указал на молодого. Говорил он старательно, подбирая правильные слова:
– Вейжа – парень, он… м-м-м… говорит много… м-м-м… хорошие слова во рту. В твоем ухе… м-м-м… тоже хорошо?
Паренек – Вейжа – торопливо шепнул что-то товарищу.
– А! – воскликнул старший лансер. – Вейжа, его язык в твоем ухе.
– Яха? – не унимался молодой.
Герлах посмотрел на Вейжу:
– Очень хорошо. Хорошее слово.
– Ты понимаешь! Это хорошо! – обрадовался Вейжа; старший лансер сиял, как гордый за умного сына. – Много раз я читать книгу. Одну книгу. Книга. О! Снова книга. Так я учить.
– Очень хорошо, – сказал Герлах. Он совсем обессилел. «Интересно, – подумал знаменосец, – книга, по которой учился Вейжа, поможет ему понять смысл слова „проваливай"?».
Парень наклонился в Герлаху:
– Витали – он. Витали учит нехорошо.
Витали насупился.
– Витали говорит мало хорошо, – печально сказал он.
Молодой лансер начал дружески бранить Витали по-кислевски. Они добродушно подшучивали друг над другом. Рота почти исчезла за деревьями. Герлах мечтал, чтобы его оставили в покое.
Область к востоку от Ждевки представляла собой край глухих лесов, болот и широких степей, уходящий к природной границе Кислева – реке Линек. На кленах, ивах и старых тополях с приходом весны начали набухать почки. Крохотные дымчато-синие цветы в изобилии росли на полянах, образуя островки, похожие на голубые сугробы. Певчие птицы кружили в воздухе, пахло дождем и свежестью. Каждые несколько лиг лес пересекали открытые полосы черного глинозема, которые поблескивали в лучах весеннего солнца. Талые воды заливали берега Линска. В воде, стоявшей в глиняных ямах, отражались блестящие доспехи всадников.
Ведомые ротным знаменем кислевиты скакали вперед. Они скакали молча и не останавливались, не останавливались ни разу.
Днем они скакали ровной рысью, ночью – медленным шагом. Временами кто-то из лансеров засыпал на ходу, но их лошади не отставали от отряда.
Ночи стояли холодные и непроглядно-черные. Лансеры не зажигали ни фонари, ни факелы. В промежутках между потоками дождя с неба наблюдали за ротой две мерцающие белым светом луны. Совы-сипухи дразнили всадников своими криками. Время от времени слышались раскаты грома.
Днем продвигаться было не легче. Дождь зачастил, потоки воды пробивались сквозь черные голые ветви деревьев и превращались в туман. На открытых пространствах дождь переходил в ливень, земля превращалась в жижу, ямы со стоячей водой едва было можно разглядеть за струями дождя. Солнца практически не было видно, только белесый свет в облаках. Очень редко бледно-желтые лучи пытались прорваться сквозь тучи, но безрезультатно. Лансерам попадались цапли и болотные птицы, однажды они увидели коричневого волка, трусившего вдоль реки.
Три-четыре всадника постоянно скакали на некотором расстоянии позади отряда, чтобы предупредить о возможной погоне. Каждые несколько часов лансеры из основного отряда сменяли часовых в арьергарде. На исходе первого дня часовые подтянулись вперед, и рота на полном скаку пересекла растянувшееся на несколько лиг пространство затопленной ливнем земли до ближайшего леса. Враг так и не появился.
На третий день Билидни повернул роту на север.
Димитер тоже ехал с ними. Кислевиты завернули его тело в саван и перебросили его через седло боевого коня демилансера. Герлах настоял на том, чтобы самому повести коня Димитера.
Никто не заговаривал со знаменосцем, он тоже ни к кому не обращался. Ему просто нечего было сказать. Герлах скакал, устало ссутулясь в седле, и смутно ощущал, как силы покидают Саксена. Кишки сводило от голода, от ушибов болело все тело.
Когда на третий день рота повернула на север, кислевиты прибавили шаг, и Герлах понял, что постепенно отстает. Он решил не придавать этому значения. Лансеры начали переговариваться между собой, временами до Герлаха долетал их смех. Ему хотелось, чтобы кислевиты скакали дальше и оставили его одного. Он больше не хотел быть вместе с ними.
Два всадника отделились от роты и подъехали к Герлаху. Они скакали по бокам от знаменосца и жестами и улыбками просили его догнать отряд.
– Уезжайте, оставьте меня, – сказал он.
Кислевиты переглянулись, не совсем понимая, что он говорит.
– Скачите дальше! – Герлах устало махнул рукой.
– Мы скачем, и ты скачешь, – сказал один из подъехавших – высокий мужчина с узлом седых волос на макушке и глубоко посаженными глазами. У него был большой рот с мелкими ровными зубами. Длинные загнутые крылья из перьев ястреба на деревянном каркасе возвышались у него за спиной.
– Уезжайте, – резко сказал Герлах.
– Ротный говорит – ехать с тобой. Ехать с тобой. С… – Лансер запнулся. – Как ты это говорить?
Герлах вздохнул.
– Ты ехать сейчас с ним! – настойчиво сказал второй кислевит. Он был невысок, простой пацан с жидкими усиками и синими-синими глазами. Его деревянные крылья были украшены яркими перьями сойки. Он возбужденно посмотрел на старшего товарища, явно довольный своими лингвистическими познаниями. – Яха? Яха?
– Ты ехать сейчас с ним, – повторил первый, с энтузиазмом кивая головой. – Ты ехать сейчас с ним!
– Яха? – повторил довольный собой мальчишка и посмотрел на Герлаха. – Я говорить хорошо тебе!
– Я так не думаю, – пробормотал знаменосец.
– Яха?
– Я говорю… неважно.
– Шо?
Старший лансер помрачнел. Он указал на молодого. Говорил он старательно, подбирая правильные слова:
– Вейжа – парень, он… м-м-м… говорит много… м-м-м… хорошие слова во рту. В твоем ухе… м-м-м… тоже хорошо?
Паренек – Вейжа – торопливо шепнул что-то товарищу.
– А! – воскликнул старший лансер. – Вейжа, его язык в твоем ухе.
– Яха? – не унимался молодой.
Герлах посмотрел на Вейжу:
– Очень хорошо. Хорошее слово.
– Ты понимаешь! Это хорошо! – обрадовался Вейжа; старший лансер сиял, как гордый за умного сына. – Много раз я читать книгу. Одну книгу. Книга. О! Снова книга. Так я учить.
– Очень хорошо, – сказал Герлах. Он совсем обессилел. «Интересно, – подумал знаменосец, – книга, по которой учился Вейжа, поможет ему понять смысл слова „проваливай"?».
Парень наклонился в Герлаху:
– Витали – он. Витали учит нехорошо.
Витали насупился.
– Витали говорит мало хорошо, – печально сказал он.
Молодой лансер начал дружески бранить Витали по-кислевски. Они добродушно подшучивали друг над другом. Рота почти исчезла за деревьями. Герлах мечтал, чтобы его оставили в покое.