– Разрешение на что?
   – Чтобы Максим нес знамя, – сказал Билидни.
   Максим с уважением чуть склонил голову.
   – Почему?
   – Боярин отдал приказ. Полк выступает.
   – Это хорошо! Очень хорошо! Я с радостью сам…
   – Нэ, Вебла. – Герлах не сразу заметил стоящего за спинами Билидни и Максима Бородина. – У тебя еще нет сил, чтобы самому пройти через барак, я уже не говорю о том, чтобы сесть в седло. Ты не можешь пойти с нами. Ты и дня не продержишься.
   Герлах отчаянно затряс головой.
   – Это так, Вебла, – пробормотал ротный. – Билидни очень жаль. Ты не идешь.
   Герлах отвернулся, он понимал, что они правы.
   – Пожалуйста, дай Билидни разрешение поручить Максиму нести знамя, – тихо сказал Билидни.
   – Пусть несет, – отозвался Герлах.
 
   Полк выступил на следующий день. Герлах с трудом добрел до входа в барак и, опершись о косяк, смотрел, как армия кислевитов покидает город. Били барабаны, гудели горны. Барабанный бой и гудение еще долго приносил южный ветер с долины.
 
   Герлах делал все, чтобы как можно быстрее вновь обрести физическую форму. Ел все, что мог раздобыть, чтобы восстановить силы, и упражнялся, стараясь вернуть слабым конечностям подвижность и гибкость. Через три недели после ухода полка из Зойшенка он уже мог ходить и ездить верхом. Герлах понимал, что ему еще далеко до того, каким он был до ранения, и все же считал, что этого достаточно. Он собрал свои пожитки, раздобыл кое-какие припасы в дорогу и приготовился следовать за полком на юг.
   Тем временем наступило жаркое и томное позднее лето. Дни стали длиннее, земля высохла. Скотоводы Зойшенка в поисках пастбищ с зеленой и сочной травой уводили свои стада на плоскогорья, торговцы-фермеры с юго-восточных земель привозили в город зерно и пшеницу. Жаркое солнце превратило Тобол в тоненький ручеек, бегущий по широкой пыльной дороге. Повсюду в выгоревшей траве стрекотали степные кузнечики.
   А потом вернулся полк.
 
   Армия Боярина углубилась на юг до самого Прейдишиня, по дороге к ней присоединились два небольших отряда всадников. У Прейдишиня кислевиты заметили войско, превосходившее их армию в три или четыре раза. Без сомнения, это было гигантское сборище банд самого Верховного Зара. Чтобы избежать уничтожения в неравной схватке, полк отступил за исток Тобола и ждал, когда прибудет полк Усковика, чтобы объединить свои силы.
   Полк так и не появился. Был ли он уничтожен северянами, или что-то его задержало, кислевиты не знали. Боярин решил ждать два дня. Но в это время враг пришел в движение. Войско варваров, внушительная часть орды Верховного Зара, атаковало полк, форсировав обмелевший Тобол. Силы были неравны, но полк Боярина был готов к атаке. Бой длился около пяти часов, а поздно вечером, понеся большие потери, изрядно потрепанные кислевитами кулы отступили. Небольшая передышка позволила Боярину увести свою армию в область, до того как орда бросит на них все свои силы.
   Некоторое время их преследовали, но полк был гораздо мобильнее тяжелых сил курганцев и вскоре оторвался от противника.
   Федор Куркоск, посовещавшись со своими командирами, был вынужден принять тяжелое решение. Лето было на исходе, на пороге стояла холодная осень, а за ней и суровая зима. Решено было расформировать полк. Составляющие его отряды отправлялись зимовать в родные станицы. За это время они могли набрать рекрутов, пополнить свои припасы, привлечь наемников и заручиться поддержкой соседних регионов. Куркоск издал приказ – полк Санизы должен воссоединиться в Зойшенке во второй половине зимы, с наступлением первых оттепелей. Если все сложится удачно, полк вырастет в два или три раза. И, если удача их не покинет, полк Санизы будет одним из нескольких собравшихся под знаменами Боярина и его командиров.
   Путь лансеров Билидни лежал через степь в Йетчитч.
   – Ты идешь, Вебла, яха? – возбужденно спросил Герлаха Витали.
   У Герлаха не было особого выбора. Вряд ли он смог бы самостоятельно пробиться на юг, и он не представлял, что будет делать один зимой в городе скотоводов. Кроме того, Зойшенк превратился в место, где разбивались надежды, и Герлаху это надоело.
   Он поедет с ротой в Йетчитч. Пусть это и попахивает бегством.

XI. ЧАМОН ДАРЕК

   – Дай зеркало, – резко сказал Карл.
   – Что?
   – Отражающее стекло, – сказал Карл. – Я знаю, у тебя есть. Я видел, как ты им пользовался для своих колдовских штучек.
   Чегрум нахмурился, помедлил немного, а потом потянулся к своему мешку с шаманскими принадлежностями, сшитому из шкур.
   – Оно не для того, чтобы в него смотреться. Только шаманы могут… – Он пожал плечами. – Может, такому, как ты, можно им пользоваться.
   Костлявыми пальцами с длинными ногтями Чегрум выудил из мешка зеркало и протянул его Карлу.
   Это был неправильной формы кусок посеребренного с тыльной стороны стекла на ножке из фигового дерева. Карл взял зеркало и посмотрелся.
   Казалось, прошли годы, с тех пор как он в последний раз смотрелся в зеркало в гарнизоне Валтца. Теперь на него смотрел уже не тот Карл Райнер Воллен.
   Пуля пистолета лансера Империи ударила его в левую надбровную дугу. Кость размозжило, и часть лица от брови до щеки превратилась в рваную рану. Рану затянуло бледно-розовой кожей с черными струпьями, после того боя прошла неделя, и опухоль уже спала.
   Карл лишился левого глаза. Боль еще пульсировала в пустой глазнице и давила на череп над выбитым глазом. Чегрум прижег рану раскаленным железом и промыл глазницу травяным настоем. Он, конечно, спас Карла от заражения крови, но изуродованное лицо было уже не спасти.
   Карл долго разглядывал себя в зеркале. Он был небрит, зубы нечищены. Черные волосы отросли настолько, что теперь он постоянно завязывал их в хвост. Три синие точки на правой скуле – метка зара Улдина – превратились в старый синяк.
   Карл заметил, что, с тех пор как его ранило, курганцы при встрече с ним в страхе отводят глаза в сторону. Это было довольно странно, ведь варвары были привычны к жутким ранам и увечьям. Однако отвращения они не проявляли.
   Посмотрев на себя в зеркало, Карл понял, что их пугало.
   У него остался один глаз. Один синий глаз. Порох въелся в кожу и оставил на лице черные несмываемые полосы. Черные извивающиеся, как змеи, полосы вокруг здорового глаза.
   Синий глаз, окруженный змеями. Неудивительно, что курганцы избегали встречаться с ним взглядом. Карл вернул Чегруму зеркало.
   – Лучше бы ты дал мне умереть, – сказал он.
 
   Орда Сурсы Ленка уничтожила армию Рейка под стенами Аахдена. Это была блестящая победа. Вскоре пал и сам город, и сотни горожан, так же как и пленные, взятые в бою, перешли в собственность рабовладельца Скаркитаха. Улдин со своим отрядом, как и Блейда или Херфил и еще шесть вождей, уничтожил достаточно противников, чтобы возвести свою пирамиду из черепов.
   Чегрум вырезал очередной шрам победы на щеке Улдина. Четвертый на этой щеке.
   А потом Улдин собрал своих воинов на пир. Все вожди в орде праздновали победу. Попировав, они разделили награбленное добро. Было выковано немало трофейных колец.
   Впереди лежал Вольфенбург. Улдин надеялся заслужить пятый победный шрам еще до того, как затянется четвертый.
 
   Левое предплечье Карла-Азитзина было до кисти унизано трофейными кольцами, и еще три кольца были на правом предплечье. Когда он немного оправился, Улдин вывел его под стены Аахдена и предложил на выбор одну из захваченных лошадей.
   – Я оставлю ту, что у меня есть.
   – Она никудышная, Карл-Азитзин. Старая, больная.
   – Мне подходит. Ее ничем не остановишь. Я ее не променяю.
   Улдин пожал плечами. Даже зар избегал смотреть Карлу в глаза.
   – Ну, тогда назови ее как-нибудь.
   Курганцы не были сентиментальны. Они давали чему-то имя, только когда это того заслуживало. Многие лошади никак не звались до тех пор, пока не прошли со своим хозяином хоть через одну битву.
   – Ей не нужно имя, – отвечал Карл. – Она старая и всю жизнь обходилась без имени. Это просто моя лошадь.
   После такого прямого отказа войны из отряда Улдина начали звать старую кобылку – Лошадь-Карла-Азитзина.
   – Тебе причитается доля золота, – осведомил Карла зар.
   – Мне не на что его тратить. Дай мне добрую шкуру и седло. Будь я проклят, если еще буду драться копьем без стремян. И еще – достойный меч.
   Все по приказу Улдина предоставили Карлу в течение одного часа. Хорошее седло, медная упряжь, шпоры, которые Карл сразу прибил к своим тяжелым сапогам, тяжелая бурая шкура медведя с пряжкой. Пряжка в форме длинногривой скачущей лошади была отлита из скифского золота.
   Улдин лично вручил Карлу меч. Отличный палаш, выкованный не из железа, а из стали, с прямой рукоятью на две руки. Карл затачивал клинок до тех пор, пока лезвие с обеих сторон не стало таким острым, что с одного удара отсекало от дерева толстый сук.
   Лето было в разгаре. Когда-то это была любимая пора Карла. Погода стояла прекрасная, и ландшафт, там, где его не изуродовала несметная орда Верховного Зара, радовал глаз сочной зеленью.
   Орда оставила поверженный Аахден и двинулась на Вольфенбург.
 
   Вольфенбург – форпост на северных границах Остланда – раскинулся у подножия Срединных Гор, в окружении густых лесов. Даже в жаркую летнюю пору вершины темных гор укрывал снег. Темно-синие силуэты уходили в облака и заслоняли горизонт.
   Сам Вольфенбург был древним городом-крепостью. Его возвели на холме у излучины реки. Город окружали солидные внутренние и внешние стены. Местные жители заняли оборону еще до прихода варваров. Обширные участки леса у стен города были вырублены, чтобы лишить нападающих прикрытия и для того, чтобы запастись топливом на время осады.
   Первые отряды варваров с ходу атаковали южные городские ворота. Но их отбросили назад залпами из ружей, шквалом стрел и потоками кипящего масла, которое ведрами выливали из бойниц над воротами.
   Вскоре прибыли основные силы северян и встали лагерем вокруг города. И снова вырубали лес, на этот раз бердышами. Этот лес шел на костры, из него сооружали передвижные щиты, которые катили перед лучниками, пока те обстреливали городские стены. Когда подтянулся обоз, в ход пошли баллисты, грубой работы требушеты и катапульты. Из баллист – гигантских самострелов – запускали стрелы в две пяди длиной с горящими наконечниками. Из требушет и катапульт запускали камни, утяжеленные тюки горящей соломы, кожаные фляги с кипящим маслом и гниющие отрубленные головы, припасенные в Аахдене специально для этой цели.
   Началась настоящая осада. Скучнее рода боевых действий Карл не знал. Медленная, тягучая рутина. Осадные орудия обстреливали городские стены, в ответ стреляли ружья, пращи, луки, пушки, временами посылая обратно снаряды осаждающих. Так продолжалось сутки напролет. Каждые несколько минут раздавался скрежет и лязг металла – стреляло орудие. Барабаны били не переставая.
   Отряды северян ждали своего часа. В этой изматывающей схватке кавалерии нечего было делать.
   Карл поймал себя на том, что часами смотрит за лес на юго-запад. Всего пятнадцать дней пути верхом до Талабхейма, до его родного города, в который он уже никогда не вернется или вернется, только взяв штурмом его стены и придав огню его башни.
 
   Осада продолжалась двенадцать недель. Изредка она прерывалась всплесками активности. Рыцари ордена Серебряной Горы вместе с меченосцами гарнизона Вольфенбурга совершили несколько вылазок и потрепали нервы осаждавшим. Их встречали отряды варваров. В этих стычках Карл заслужил еще два трофейных кольца, одно в счет меченосца, который едва не рассек горло его кобылке, а второе за счет рыцаря, чьи серебряные доспехи не оставили никаких сомнений в качестве заточки его палаша.
   Спешившиеся солдаты из отряда Улдина принимали участие в атаках на стены Вольфенбурга. Обычно северяне штурмовали городские стены в сумерках или на рассвете. Курганцы на бегу тащили штурмовые лестницы, пехотинцев шквалом стрел прикрывали лучники. Отдельные группы варваров, укрываясь под навесами из шкур, волокли массивные тараны.
   Пешие атаки не обходились без потерь. Даже если таран не загорался от стрел и метательных снарядов, он не мог оставить хоть сколько-нибудь значительную вмятину во внушительных воротах Вольфенбурга. Атакующие с лестницами десятками гибли под дождем стрел, камней и кипящей смолы либо ломали руки, ноги и спины, падая на отброшенных от стен лестницах. Левое плечо Карла задела стрела, а рука покрылась волдырями от горячего масла. Такими же ранениями мог похвастать любой курганец из отряда Улдина. У Диормака оторвало ухо. Лиру стрелой насквозь прострелили ногу. Атцу камнем размозжило челюсть. Два дня кряду он выл и кричал от боли, пока Улдин наконец не выдержал и не перерезал ему горло. Вождя это по-настоящему разозлило, он не скрывал своего недовольства тем, что Верховный Зар вынудил его придать позорной смерти одного из своих всадников. Многие варвары считали, что Сурса Ленк делает недостаточно для того, чтобы закончить осаду. В орде начались разногласия.
   В свободное время, которое лишь изредка прерывалось боевыми стычками, Карл помогал Барласу и другим лучникам изготовлять луки. Это было непростое дело, ведь луки варваров состояли из трех частей. Центральную часть, для того чтобы она смогла выдержать сжатие и натяжение, выпиливали из клейкой древесины клена или шелковицы и отделывали с тыльной стороны сухожилиями животных, а снаружи роговыми пластинами. Для особых случаев Барлас использовал человеческие сухожилия. К этой центральной части крепились две дуги, отделанные костью длиннорогого скота. На каждую дугу крепился костяной наконечник, после чего лук изгибали до положения, когда он, расправившись, мог с силой послать стрелу. Затем луки оставляли сушиться на несколько суток, а если позволяло время, и на несколько месяцев.
   После этого в тыльную сторону лука еще вбивали сухожилия, лук снова натягивали и оставляли сушиться.
   Просушив луки, их аккуратно разогревали и уже потом натягивали тетиву. От того, насколько четко выполняется эта поэтапная работа, зависела эффективность луков.
   Карл не стал мастером по изготовлению луков. Но Барлас был рад тому, что он принимает участие в этом процессе. Видимо, ему казалось, что Карл одним только прикосновением благословляет оружие. Луки были ценным оружием, их изготовление было трудоемким процессом, и именно поэтому, как объяснил Карлу Барлас, луки никогда не хоронили с павшими воинами, как, например, мечи или лошадей. Это было бы слишком расточительно.
   Как только по войску распространился слух о том, что Карл благословляет оружие, к нему стали приходить варвары из соперничающих отрядов с частями луков, с наконечниками стрел и даже с точильными камнями. Карлу было неприятно это внимание к его персоне, но он никому не отказывал.
   Карл научился стрелять из лука. В юности он усвоил азы стрельбы из лука, но изогнутый лук для него был открытием. Лук натягивался свободно и мягко, а освобожденная тетива не увлекала за собой лучника, как это бывало при стрельбе из луков, изготовленных из одного куска древесины.
   Очень скоро Карл убедился, что из чужого оружия он стреляет гораздо точнее, чем из длинных имперских луков в отрочестве.
   Барлас поделился с ним секретами лучника. Он посоветовал Карлу забыть о южной манере натягивать тетиву тремя пальцами. Курганцы цепляли тетиву большим пальцем, а тремя другими перекрывали его. На большой палец лучники специально надевали медные или вырезанные из кости кольца. Именно поэтому курганцы пускали стрелы с правой стороны лука, а не с левой, как это делали лучники Империи. Из изогнутых луков северян можно было выпустить стрелу больше чем на три сотни пядей, но точно поразить цель можно было только с расстояния в сорок пять луков. Стрелять в цель с большего расстояния, по мнению опытного Барласа, было пустой тратой стрел. Еще лучники стреляли «аркадой», они пускали стрелы вверх, и стрелы поражали цель, падая почти вертикально вниз. В отличие от токсофилов Империи, которые были пехотинцами и могли позволить себе пользоваться цельными длинными луками, курганцам нужны были луки, из которых они могли бы стрелять, сидя верхом на лошади. А для этого подходили, только изогнутые луки с легким натяжением.
   Шел четвертый месяц осады. Прошел слух, что Верховный Зар недоволен ордой и намерен призвать силы Богов Тьмы и покончить с осадой.
   Карл, отъехав в лесную просеку, практиковался в стрельбе «аркадой», когда к нему подъехали всадники.
   Их было двадцать, все стражники Сурсы Ленка. За главного у них был гигант с торчащими из черепа рогами быка. Он приблизился к Карлу и протянул ему отполированный до перламутрового блеска человеческий череп. Карл взял череп в руки, и гигант тут же забрал его обратно. Стражники ускакали.
   Карл рассмеялся. Вот уже и Верховный Зар нуждается в том, чтобы Карл благословил его орудия войны.
 
   В ту ночь над Вольфенбургом заплясали огни Северного Сияния. А потом в летнюю ночь ворвалась настоящая буря. Свирепая, жестокая зимняя буря. Земля покрылась толстым слоем инея, раскачивающиеся деревья сковало льдом. Молнии, как молот, били и били в городскую стену. Удары были такими яростными и беспощадными, что сторожевая башня у ворот не выдержала и рухнула.
   С торжествующими воплями курганцы ворвались в Вольфенбург и вырезали всех защитников города и всех мирных жителей.
 
   Город предали огню, и на рассвете Улдин возвел свою пирамиду из черепов. Его отряд уничтожил множество воинов противника и мирных жителей, и Верховный Зар ему благоволил. Сразу после того, как Улдин окропил свою пирамиду черепов кровью пленника, ему должны были нанести шрам победителя на щеку. К вождю подошел Чегрум с кремневым ножом в руке, но Улдин отослал его прочь и вызвал Карла-Азитзина.
   Карл вышел из толпы варваров и, следуя указаниям шамана, нанес на щеку вождя пятый победный шрам. В последний момент он отшвырнул кремневый нож и полоснул Улдина по щеке «настоящим убийцей» Дрого Хенса.
 
   – Мы идем на север, – объявил Улдин.
   Но все было не так просто. Осень была уже на пороге, листва на деревьях начала менять цвет. Разведчики докладывали о скоплении больших сил противника на севере, на окраинах области Кислева. Архаон желал уничтожения врага, а орда Сурсы Ленка была ближе всех к Кислеву.
   Сурса Ленк призвал к себе Улдина и возвысил его до Хитвождя, передав под его командование шесть отрядов – отряд самого Улдина, отряды заров Блейды, Херфила, Крейи, Сколта и Тзагза. Уже в качестве Хитвождя Улдин должен был вести свои отряды на север и уничтожить соединение противника. Это была большая честь для Улдина. Хотя было ясно, что его отряд выбран из-за Карла-Азитзина. Блейда и Херфил были крайне недовольны и затаили обиду.
   И вот уже во второй раз за год Карл с отрядом всадников скакал на север, на окраину Кислева. Легкое увядание коснулось природы. Селения, мимо которых лежал путь варваров, были либо разрушены, либо покинуты.
   В прохладном воздухе кружили первые опавшие листья. На рассвете уже случались заморозки, иногда несколько дней кряду лил дождь.
   Как-то после полудня, когда курганцы форсировали Линск там, где он широко разлился и обмелел, они увидели всадников, выезжающих из леса с противоположной, стороны равнины. Лиственные леса остались у них за спиной на юге. Вечнозеленые хвойные леса темной стеной поднимались стеной за спиной появившихся всадников.
   Сначала курганцы решили, что наконец столкнулись с первыми частями армии кислевитов, которую их послали уничтожить. Варвары спешно приготовились к бою.
   Но всадники не были кислевитами. Это были бандиты-кьязаки, судя по их внешнему виду – кулы или тахмаки. Эфгул глянул на Карла и усмехнулся. Он считал, что все кьязаки, особенно кулы, – подлые, трусливые крысы.
   – Нас больше, Карл-Азитзин, – сказал он. – Вот увидишь, они побегут.
   Косматый северянин ошибся; и ошибся дважды. Кьязаки не бежали, завидев отряды курганцев. И это их было больше.
   – Они тебя надули, Эфгул, сех, – сказал скачущий по другую сторону от Карла Хзаер.
   Бандиты повернули в сторону курганцев и скакали все быстрее. Под командованием Улдина было шесть отрядов – почти четыре сотни всадников, но кьязаки, которых сначала, казалось, было не больше сорока, скоро превратились в сотню, две, пять сотен. Они россыпью выскакивали из леса и присоединялись к несущимся по равнине всадникам.
   Улдин громовым голосом отдал приказ. Хзаер и другие горнисты протрубили сигнал к бою. Шесть знаменосцев подняли знамена. Самым большим было знамя Ускела. Штандарт Улдина, дабы подчеркнуть статус Хитвождя, помимо золоченых черепов и одноглазой волчьей морды украсили огромными лосиными рогами с развешанными на них бусами из человеческих зубов. Курганцы выхватили оружие и с кровожадными криками помчались галопом на кьязаков.
   Два войска столкнулись и смешались друг с другом, как два горных барана, сцепившиеся рогами. Карла закружило в водовороте дерущихся всадников. Уши закладывало от лязга, грохота и треска. Земля дрожала под ногами дерущихся насмерть противников. Трещали копья, раскалывались щиты, ломались кости. Лошади вставали на дыбы и сбрасывали всадников. Мощными ударами варвары выбивали друг друга из седел. У Карла затекла правая рука, он уже парировал тяжелым мечом шесть или семь ударов.
   В воздухе летали деревянные щепы, металлическая стружка, брызги грязи, крови и пота. Столкновение затормозило движение, и противники рубились, практически стоя на месте. Каждый яростно дрался с ближайшим к нему противником. Карл знал, что уже отправил на тот свет четырех кьязаков, но схватка была такой сумбурной и интенсивной, что он, в конце концов, сбился со счета.
   Первую четверть часа обе стороны бились не на жизнь, а на смерть, но потом кьязаков, которые несли большие потери, покинуло присутствие духа. В считаные минуты те из них, кто мог вырваться на открытое пространство, бежали в сторону леса. Курганцы Блейды и Херфила отделились от войска и устремились в погоню за скрывшимися в лесной чаще кьязаками. Оставшиеся на равнине отряды Улдина перегруппировались и приходили в себя. Многие выбились из сил за время этой короткой, но жестокой схватки.
   И многие погибли. Отряд Улдина потерял сорок всадников. Еще дюжина была тяжело ранена. Кьязаки заплатили за поражение тремя сотнями жизней.
   Курганцы орали и горланили свои победные песни. Карл вернулся в строй. Эфгул, несмотря на глубокий порез на груди, вопил и потрясал в воздухе кулаками. Меч кьязака отсек мизинец на правой руке Хзаера, но он не обращал на это внимания и, брызгая кровью с каждым движением, извлекал сумбурные триумфальные звуки из своего горна. Карл был заляпан кровью, но чужой, на нем самом не было ни единой царапины.
   Прошло два часа, Блейда и Херфил вернулись после погони и присоединились к всеобщему торжеству. Они привезли с собой скальпы, оружие для перековки в трофейные кольца и еще новости. Новости были переданы Улдину не без злорадства.
   В лесу отряды Блейды и Херфила встретились с всадниками из другого войска курганцев. Это были воины, присягнувшие Верховному Вождю Оккодаю Тарсусу. Они рассказали, что их Верховный Зар со своей всемогущей ордой очистил от врага северные леса и теперь направляется на юг, чтобы присоединиться к армии Архаона. Всадники Оккодая Тарсуса гнали перед собой армию кьязаков, это и объясняло отчаянную атаку бандитов. Бой с четырьмя армиями курганцев куда предпочтительнее встречи с десятью тысячами всадников Верховного Зара.
   Была еще одна новость. Оккодай Тарсус уже разбил армию кислевитов, на уничтожение которой был послан Улдин. Эта битва произошла семь дней назад дальше на севере, на соленых берегах Тобола, и закончилась не уничтожением, но бегством кислевитов. Армия Господарства не выдержала напора великой орды Оккодая Тарсуса и растворилась в области.
   Осень в области может в одну ночь превратиться в зиму. Уже задули холодные ветра, в воздухе запахло снегом. Даже если бы курганцы повернули назад, они вряд ли добрались бы до Остланда до первых снегопадов.
   Войско Улдина направилось на север. Уже за неделю они убедились в том, что никто из кислевитов не прятался в этих краях. Не заметили они и следов орды Оккодая Тарсуса, которая направилась на юго-восток, к столице Кислева.
   С первым снегом Улдин повел свои отряды в дикие края на северо-востоке от Эренграда. Они направлялись в Чамон Дарек, где и собирались переждать зиму.
 
   Чамон Дарек – отдаленное и сакральное для всех курганцев место. Он располагался на суровых, негостеприимных плоскогорьях, туда приходили поклоняться своим божествам варвары-пилигримы, там зимовали и отдавали дань Теням Севера отряды варваров. В Чамон Дареке, как и во всех сакральных местах, барьер между миром смертных и загробным миром был очень тонок. Место золота и тьмы – вот что означало это название.
   Шаман Чегрум с особым нетерпением ждал прибытия в Чамон Дарек. Он бывал во многих святых местах на востоке, но никогда в таком великом и сакральном месте на западе.
   – Место тайн и чудес! – возбужденно восклицал он.
   Курганцы добрались до места за три недели. Последние семь дней они пробивались через снега, сквозь бураны, разгуливающие по безжизненным северным холмам.
   В день, когда они прибыли в Чамон Дарек, метель поутихла, и над укрытыми снежным одеялом холмами взошло красное зимнее солнце. Чамон Дарек скрывался в долине, которую соединяло с внешним миром узкое ущелье. Когда армия Улдина выехала на открытое пространство, многие варвары остановили своих лошадей и с восхищением смотрели на священное место.