Абнетт Дэн. Всадники смерти

   Зар немного поразмыслил и слегка пожал плечами. Он поверил Карлу.
   – Но о бегстве я тоже думал, – прямо сказал Карл.
   Улдин напрягся:
   – И?
   – Я передумал.
   Зар улыбнулся:
   – Перемена. Теперь ты понимаешь? Чар в твоих жилах.
   – Нет, – упрямо ответил Карл. – Нет его в моих жилах.
   Улдин потерял интерес к пленнику и снова склонился над телом шамана. Косматый варвар с собачьим забралом вновь привязал Карла к цепочке пленных.
   Варвары собрались вместе. Вид у них был мрачный. Вероятно, смерть шамана была для них дурным знаком, и они считали, что отряд, лишившись шамана, теряет силу.
   – Почему эти ублюдки такие мрачные? – шепнул Карлу стоявший рядом пленник.
   – Убит шаман. Это для них дурное предзнаменование.
   – Откуда ты знаешь, Карл?
   – Я слышал их разговор.
   Пленник встревожено взглянул на Карла:
   – Ты знаешь их язык?
   – А ты нет? – спросил Карл.
   – Конечно нет, – услышал он ответ. Стоявшие рядом пленные тоже отрицательно закачали головами.
   – Но… – начал было Карл и сразу умолк: он был слишком напуган открывшейся ему истиной.
   К Улдину подошел Ускел, знаменосец, и приложил руку к сердцу. Он сказал что-то о приготовлениях. Улдин кивнул и подхватил на руки маленькое бездыханное тело Саботая.
   Варвары повалили несколько обугленных деревьев на краю поляны и соорудили из стволов небольшую ограду. Работа заняла почти весь день. Некоторые курганцы вынуждены были уходить в глубь леса, чтобы отыскать подходящее крепкое дерево. Тела убитых сложили внутри ограды, там же положили их оружие. Затем лошадям погибших курганцев и ослу шамана вспороли брюхо. Обескровленные туши водрузили на острые колья и установили вдоль всей ограды. Болтающиеся головы мертвых животных подперли свежесрубленными рогатинами, так что со стороны казалось, будто они скачут галопом.
   Голые тела рыцарей и три трупа пленников бросили гнить на земле.
   С наступлением ночи отряд варваров собрался вокруг ограды. Медленно застучали барабаны, в темноте длинно и заунывно взвыл рог.
   Улдин без шлема обошел ограду. Он останавливался возле каждого мертвого животного, что-то бормотал и каждого целовал в морду. Закончил он возле осла Саботая.
   Потом зар взял из рук лучника Барласа горящий сук и поджег деревянную ограду.
   Пламя охватило ограду и сложенные за ней тела убитых. Курганцы задрали головы к небу и завыли, как стая волков. Не переставая трубил рог, его звуки сливались с воем варваров. Вскоре огонь охватил и туши животных.
   Ветер погнал через выгоревший лес едкий дым. Пленники закашлялись и повернулись к кострищу спиной.
   Герлах не отрываясь смотрел на огонь.
 
   На рассвете отряд варваров снялся с места и поскакал в сторону долины, следом потащились фургоны и побрели пленные. Догорал погребальный костер – кольцо черных бревен, окруженное дымящимися скелетами восьми убитых лошадей, насаженными на колья.
   Битва в долине завершилась. Холодный утренний воздух был насыщен запахами войны, пахло кровью, экскрементами, тлеющим углем, раскаленным металлом и паленым мясом. Эти запахи были повсюду.
   Побежденных – и мертвых, и живых – распяли на крестах из пик и на колесах. Зловещие, разлагающиеся часовые охраняли поле боя. Они были расставлены на расстоянии пяти пядей друг от друга. Черные стаи падальщиков кружили над израненной землей, как подгоняемые осенним ветром листья.
   Отряд Улдина шел без остановок и к полудню добрался до города. Город Империи – бург.
   Судя по дыму, который клубился над домами за высокой городской стеной, было ясно, что бург уже взят северянами.
   Кто-то сказал Карлу, что это Брунмарл. Если это так – они на территории Империи в нескольких переходах от Остермарка. Брунмарл славился своим величественным собором. Карл был о нем наслышан. Однако никакого шпиля за стеной видно не было, но было большое здание, которое когда-то вполне могло быть украшено шпилем.
   Улдин провел отряд через городские ворота. Уже не один зар привел за городскую стену своих воинов. Знаменосцы, завидев штандарт отряда соперника, принимались громко поносить друг друга. Ускел превзошел всех в этом деле, его оскорбления в адрес других знаменосцев были особенно грубыми.
   Вдалеке на улице мелькнул штандарт зара Блейды – окровавленный меч на красном поле, – а на рыночной площади Карл заметил штандарт зара Херфила – с черным боровом. Орда северян выбрала этот город для отдыха.
   Отряд Улдина определили на постой в старом доме из песчаника, который оказался городской библиотекой, Карл ожидал увидеть, как курганцы испражняются на бесценные книги, но действительность его приятно удивила.
   Воины на деревянных носилках выносили из полуразрушенного здания старинные тома, а шаманы внимательно их листали и обсуждали друг с другом обнаруженную в книгах информацию.
   Северяне не только грабили, разоряли и заливали потоками крови чужие земли, они воровали знания.
   Оказавшись в пустых залах библиотеки, Карл наклонился и поднял с пола отброшенный в груду кирпичных осколков тоненький томик. Это был трактат по фортификации, написанный на древнетилийском языке.
   – Эти листья в книге, – спросил его оказавшийся поблизости шаман, – ты можешь их читать?
   – Конечно, – сказал Карл и отбросил томик в сторону.
   Шаман, высокий, долговязый молодой дикарь в меховой шапке с маленькими оленьими рожками, вскочил на ноги и подбежал к Карлу.
   – Ты можешь их читать? – повторил он.
   Нитки бус из ракушек побрякивали на длинной, тощей шее. На руках у него не хватало двух средних пальцев, это делало их похожими на клювы любопытных птиц, теребящие страницы старой книги.
   – Что это за слово? – требовательно спросил он.
   – Это… «сильный», – ответил Карл.
   – А это?
   – Э-э-э… «тур»… корзина без дна, заполненная землей… оборонительный термин.
   Шаман уставился на Карла. Глаза его были обведены сурьмой, рот тоже был обведен черной линией, отчего казался еще шире. Лицо, шея и плечи шамана были присыпаны мелом. Он потряс перед Карлом своим амулетом и запрыгал с ноги на ногу.
   Ускел затащил Карла в дом. Меченых пленников загнали в подвал и закрыли дверь на засов. Несколько часов они прождали в кромешной темноте.
   Затем дверь снова открылась, и по деревянным ступеням, тяжело ступая, в подвал спустился зар Улдин. Он огляделся по сторонам и указал на Карла. Стоявшие за спиной вождя курганцы бросились вперед и схватили пленника.
   На улице стемнело. Зажгли факелы.
   – Еще один бой? – мрачно спросил Карл.
   – Да, Азитзин.
   Карл тяжело вздохнул.
   – Это важно! – резко сказал Улдин и повернулся лицом к Карлу. – Ты должен доказать, что мой отряд не потерял силу. Зары знают, что я потерял шамана. Сегодня я должен победить, чтобы доказать всем, что удача не покинула меня и моих людей.
   – А если я проиграю?
   – Мой отряд поделят между другими вождями, – отвечал Улдин.
   Карл улыбнулся. Искушение было слишком велико.
   – А если выиграю?
   – Если повезет, переманю нового шамана.
   – Значит, от того, как я поступлю сегодня вечером, зависит будущее твоего отряда.
   – Да.
   – Итак, я, наконец, имею власть над тобой, – сказал Карл и пошел прочь.
   – Азитзин! Азитзин! – окликнул его Улдин и побежал следом.
   – Как меня зовут, зар? Мое имя?
   – Я забыл…
   – Как меня зовут?
   – Э-э… Керл?
   – Карл!
   – Сех! Карл!
   – Зови меня по имени, и я буду за тебя драться. Будешь называть меня этой чертовой кличкой, и я найду способ быстро умереть. С кем я буду драться?
   – С одним псом, помеченным заром Крейей. А потом, если ты его убьешь, с рабом зара Херфила.
   – Как меня зовут?
   – Тебя зовут Карл.
   На бой его вели с почестями. Впереди шел Ускел, он нес штандарт с позолоченными черепами, Хзаэр шел позади и выдувал из своего длинного витого рога воинственные звуки, которые эхом разносились по освещенным кострами улицам. Шесть воинов с обнаженными мечами шли по бокам от Карла. Барлас – лучник, Эфгул – косматый варвар в шлеме с собачьим забралом и еще четверо – Фагул Однорукий, Диормак, Лир и Сакондор.
   Карлу стали известны имена курганцев, потому что они назвали ему их. Поочередно, перед тем как вывести его на бой, варвары подходили к Карлу, прикладывали правую ладонь к сердцу и, склонив голову, называли свое имя.
   Карл понимал, что это никакие не почести. Для варваров он оставался меченым ничтожеством. Но они сознавали, что ему предстоит сыграть важную роль в судьбе их отряда. Варвары называли Карлу свои имена, и в этом было что-то магическое. Они наделяли его силой, произнося имена и приложив руку к сердцу. Курганцы передавали ему свою силу.
   Карла провели к заброшенному зданию, которое когда-то служило скобяной лавкой или кузницей. Внутри дома была длинная каменная ванна, нагретая и наполненная водой с маслами. От воды поднимался пар и аромат имбиря и бальзама.
   Ускел и Эфгул заставили Карла раздеться и залезть в горячую воду. Несколько раз его окунали в ванну и удерживали под водой. Когда Карл, наконец, кашляя, выбрался из ванной, его тело было чистым, а кожа нежной и скользкой от масла.
   Обнаженный Карл стоял на полу. Барлас зачесал гребнем его волосы назад и завязал в хвост на затылке. Лир побрил его пугающе острым ножом. А затем Хзаер осыпал его синим порошком, покрыв им голову, плечи и грудь Карла, и нанес черную краску ему на веки.
   Теперь у Карла была синяя кожа, а яркие глаза сверкали из угольно-черных глазниц.
   Курганцы дали ему коричневые кожаные штаны, тяжелые черные сапоги и железные набедренные пластины, затем последовали бриджи из металлической сетки на широком ремне с массивной бляхой с выгравированной на ней змеей. Хзаер и Барлас обернули руки Карла кожаными лентами, которые продевались между пальцами и крепились на кисти.
   Ускел принес щиток из черного металла и привязал его к левому плечу Карла.
   Курганцы отступили назад. Из сумрака появились Скаркитах и Улдин. Казалось, рабовладелец, облаченный в шкуру белого медведя, излучает свет. На его толстой шее поблескивал синим светом золотой амулет, на приподнятой левой руке сидел старый одноглазый ворон. Зар Улдин нес черный железный шлем с короткими закрученными рогами.
   После смерти Саботая, испугавшись дурного знака, Улдин обратился к обладающему колдовской силой рабовладельцу. Зар, конечно же, заплатил Скаркитаху, ведь тот не принадлежал ни к одному отряду.
   Скаркитах не прыгал и не верещал заклинания. Не потрясал, как все шаманы, бусами и амулетами. Он посмотрел Карлу прямо в глаза и медленно, низким голосом произнес черное благословение. Слов Карл разобрать не мог, но в этом не было нужды. От каждого произнесенного Скаркитахом слога кожа у Карла покрывалась мурашками. Старый ворон кивал головой, приседал и щелкал огромным клювом. Затем Скаркитах поднял свой амулет, и Карл вынужден был смотреть на яркие синие камни, вставленные в зрачок увитого змеями глаза. Камни мерцали и переливались в отсветах лампад.
   – Теперь Чар правит тобой. Он завладел тобой сильнее, чем ты можешь себе представить. Позволь ему сегодня вечером направлять твою руку.
   Карл молчал.
   – Ты будешь драться? – спросил Улдин.
   – Я буду драться, – не задумываясь, ответил Карл.
   – Или ты дерешься честно, или вообще не дерешься, – сказал Улдин.
   Карл колебался. Потом он поднял правую руку – руку, владеющую мечом, – и приложил ладонь к сердцу.
   – Я буду драться.
   Удовлетворенный ответом, Улдин надел на макушку Карла кожаный чепец и водрузил сверху тяжелый железный шлем. Шлем был тесным, узкие прорези для глаз ограничивали обзор.
   – Нет, – сказал Карл и стянул с головы шлем.
   – Он тебе понадобится, – предупредил Скаркитах.
   – Нет, если Чар со мной, – насмешливо сказал Карл, но его ответ явно порадовал рабовладельца.
   Скаркитах протянул руку и прикоснулся пухлыми пальцами к левой щеке Карла, а большим пальцем коснулся его губ.
   – Конечно, Чар с тобой.
   Горны из металла и вырезанные из рогов животных громко затрубили на улице, и Карл услышал далекий гул – приветственные крики варваров.
   Эскорт курганцев провел его к выходу. У дверей Ускел остановился и протянул Карлу «настоящего убийцу». Кинжал забрали у него вместе с грязной, драной одеждой. Карл заткнул кинжал за пояс.
   Шагов через двести от кузницы находилось круглое здание, как догадывался Карл – городской зал зрелищ. Деревянное строение напоминало небольшой открытый амфитеатр. Освещенные факелами трибуны и галереи заполнили северяне, они возбужденно орали и топали ногами.
   Сопровождаемый курганцами, Карл прошел под аркой для актеров и дальше – под зрительскими местами, по темному коридору с низким потолком, на залитую желтым светом арену.
   Арена представляла собой круг утоптанной земли, окруженный дощатыми бортами. Такого скопления публики, как в этот вечер, городской зал зрелищ еще не видел.
   Ускел подал круглый щит из толстого дерева, и Карл продел левую руку в петли. Щит был синий с эмблемой – глаз в окружении змей – по центру и украшен черным лошадиным хвостом. Карл повращал рукой и прикинул его вес. Потом зар Улдин рукоятью вперед подал ему свой палаш.
   Снова затрубил рог. Улдин принял из рук Лира широкий меч и решительно шагнул на арену. Навстречу ему вышел зар Крейа – гигант в остроконечном шлеме из золота, и они обменялись ритуальными ударами.
   Вожди разошлись, и Карла вытолкнули на арену.
   Курганцы завыли и начали отбивать счет, стуча кулаками по перилам на трибунах.
   С противоположной стороны арены появилась человеческая фигура. Мужчина в железных и кожаных доспехах был вооружен мечом и щитом. Его гибкое тело было выкрашено в зеленый цвет. Карл с вызовом поднял палаш.
   И только когда они сблизились до нескольких шагов, Карл узнал своего оппонента.
   Это был Йоханн Фридел.
 
   Глазницы Фридела были обведены белой краской, белым были закрашены и ввалившиеся щеки. И еще вертикальные белые полоски были нанесены на верхнюю и нижнюю губу. Он был похож на мертвеца, голова – череп, тело зеленого трупного цвета. Волосы Йоханна были прилизаны к черепу при помощи какого-то клейкого белесого состава.
   – Йоханн?
   Воин зарычал.
   – Йоханн? Это я, Карл.
   Фридел замахнулся мечом с глубокими желобами. Карл поднял левую руку, меч с грохотом обрушился на щит, сила удара чувствовалась даже через толстое дерево.
   – Йоханн!
   Еще один удар по щиту. И еще. Синие щепы разлетались в стороны.
   – Ради Сигмара! Йоханн! Я – Карл!
   Следующий удар был таким мощным, что щит Карла отлетел в сторону, и Воллен едва успел отразить его мечом.
   Тело воина принадлежало Фриделу, в этом можно было не сомневаться. Но самого Йоханна в нем не было. Его глаза, обведенные белой краской, были… пустыми. Когда Карл был еще мальчишкой, у него была собака, веселая, игривая гончая. Однажды ее укусила крыса, и гончая подхватила смертельную болезнь. Отец Карла, чтобы собака не мучилась, убил ее мотыгой.
   Взгляд Фридела был таким же, как у гончей Карла перед самой смертью. Пустой, дикий, обезумевший от боли, страха и тоски.
   Они ходили по кругу и обменивались ударами. Фридел кидался вперед, Карл, прикрыв плечо щитом, оттеснял его назад. Еще одно столкновение, на этот раз – щит на щит. В теле Фридела таилась животная сила, о которой Карл и не подозревал.
   Он сомневался, что этот юноша был так же силен, когда они виделись в последний раз.
   Тогда перед самым падением Ждевки Йоханн Фридел выкрикивал имя Карла и умолял его не уходить.
   Карла поразило то, какой болью отозвалось в нем это мимолетное воспоминание. Поразило… и разозлило. С тех пор как он чуть не бежал из выгоревшего леса, Карл стал жестче и спокойнее. Он избавился от способности страдать из-за того, что случилось при Ждевке, или горевать по тем, кого он там потерял. Для того чтобы жить дальше, необходимо было крепко стиснуть зубы и забыть о чувствах. В душе он давно оплакал Йоханна Фридела, которого, как и всех других товарищей, считал погибшим.
   Но Фридел не погиб. С ним случилось нечто пострашнее смерти. Он превратился в разложившуюся копию себя прежнего и явился из мрака, чтобы напомнить Карлу о безвозвратных потерях и разбередить его душу. Вернулся, чтобы Карл снова прошел через всю эту боль. Фридел тоже страдал. Страдал, как подыхающий пес.
   Так не должно быть. Карл должен был покончить с этими невыносимыми мучениями. Покончить. Покончить.
   Толпа на трибунах орала и выла. Шум был таким громким, что Карл физически ощущал его силу. На мгновение он забыл, где находится.
   Карл развернулся вокруг своей оси в поисках противника и поднял меч. По желобам, выбитым в мече, заструилась кровь и обагрила ему руку.
   Изрубленный на куски Фридел лежал на арене. Его тело было настолько изуродовано, что Карл не мог на него смотреть.
   Улдин вышел на арену и в ответ на восторженные крики варваров поднял вверх руки, увешанные широкими трофейными кольцами. Вслед за заром на арену выскочил Эфгул и побежал успокоить Карла.
   – Дух Кхара! – задыхаясь, просипел курганец. – Ты подарил ему смерть, как настоящий демон, Азитзин!
   – Хватит! Я не могу… не могу… – Карл ловил ртом воздух, его била дрожь.
   Эфгул тряхнул его за плечи:
   – Не сдавайся! Ты уже на полпути к цели!
   – Я не могу…
   – Будь тверже!
   – Ты не понимаешь! Он был моим другом!
   – Ты передал ему дар Чара! Дар перемены! Жизнь на смерть! Плен на свободу!
   – Боги, помогите мне…
   – Послушай, Азитзин. Банда Крейи – Символ Разложения! Нургл Нечистый! Если эта плоть и правда была твоим другом, ты избавил его от Пожирающего Все Разложения!
   Эфгул говорил горячо и искренне, словно открывал Карлу страшную истину. Карлу слова курганца казались бессмыслицей.
   – Я не понимаю, – сказал он, глядя на косматого Эфгула.
   – Поживешь – поймешь.
   Завыли рога, и Эфгул оттащил Карла в сторону. Улдин совершил формальный обряд, вызвав на бой зара Блейду. Рядовые курганцы собрали и унесли останки Фридела.
   Арена опустела. Эфгул тоже ушел, прихватив меч Йоханна, чтобы выковать из него очередное трофейное кольцо на руку Улдина. На Карла вышел ритуальный боец Блейды.
   Это был высокий воин в кольчуге и в металлических щитках на руках и ногах. Кожа его была выкрашена в красный цвет. Щита у воина не было. Обеими руками он сжимал длинный меч, выкованный мастерами Карроберга.
   В какой-то момент Карлу показалось, что это Виннес, ведь Виннес был из Карроберга и у него была метка Блейды.
   Но он ошибся.
   И даже если бы это был Виннес, Карл все равно не отступил бы. Теперь уже нет. Не осталось никого, кого он не мог бы лишить жизни.

VIII. КУЛЫ

   Они скакали на северо-запад двадцать дней и двадцать ночей. Герлах Хейлеман думал, что его сознание приспособилось к бесконечным степным просторам во время перехода в Дашику, но это путешествие сводило приобретенный им опыт на нет. Двадцать дней верхом, и, куда ни кинь взгляд, пустота. Герлах уже начал радоваться восходу луны или изредка пролетающим в небе канюкам. Эти короткие, бесценные перемены хоть ненадолго прерывали монотонность бескрайнего небосклона и поросшей травой равнины.
   Так было до тех пор, пока он не обратил внимания на облака. Это случилось на пятый или шестой день пути. Герлах удивился тому, что он не замечал их раньше. Ни одно облако не повторяло другое. У каждого были свои очертания, плотность и цвет, даже скорость. Некоторые облака напоминали вполне определенные предметы – башню замка, пасущуюся лошадь, крыло орла. Герлах уже замечал, что кислевиты время от времени показывают друг другу на небо и делают какие-то замечания, которые обычно сопровождаются одобрительным цоканьем языком и довольным смехом. Теперь он понял, в чем дело. Они тоже видели облака.
   – Баран! – мог крикнуть кто-нибудь из них. С ним соглашались или предлагали иной вариант.
   Иногда сравнения были не такими конкретными. Какой-нибудь лансер тыкал в небо и со смехом кричал:
   – Митри!
   Очертания облака – серая глыба – и близко не были похожи на фигуру крепкого лансера… разве что его фактура и мрачноватый вид имели что-то общее с характером Митри и его манерой держаться. Некоторые облака вызывали неопределенные образы, словно имели собственный характер.
   Странно, но как только Герлах начал наблюдать за облаками, степь перестала казаться ему пустым пространством. Она постоянно менялась. Всегда находилось на что посмотреть и чему найти определение. На то, чтобы его привыкший анализировать сложные ландшафты Империи мозг перестроился на степной лад, потребовалось время. И вот теперь Герлах решил, что научился видеть мир так, как его видят кислевиты. То, что раньше казалось ему пустотой, оказалось тонко устроенным пространством, главное – его почувствовать.
   – Овца кормит ягнят! – сказал Герлах, и кислевиты, казалось, порадовались вместе с ним.
   Каждую ночь они делали привал на несколько часов. Дров в степи не было, но всадники везли с собой топливо. В основном это были кости, сбереженные после предыдущего принятия пищи. В мире, где нет ничего в достаточном количестве, в ход идет все.
   Вечерами, сидя у небольшого костерка, мужчины вели неторопливые беседы и делились воспоминаниями. Порой они даже обсуждали предметы, которые напоминали им увиденные в тот день облака. Бережливость была главным правилом их жизни. Все и без того ограниченные ресурсы применялись вновь и вновь, до полного их истощения. Кости, оставшиеся от одного ужина, использовались для разведения костра для приготовления следующего. Облака не давали всадникам сойти с ума от скуки днем, а воспоминания о них развлекали их вечером. Изобретательность и экономность.
   Как-то у костра Бородин поделился с Герлахом своим знанием о небе. Это было, как догадался Герлах, как-то связано с понятием «круг». Не бывает двух одинаковых облаков. Они вечно плывут по небу, повторяя по кругу свой путь на небосклоне. Когда человек видит облако, которое уже когда-то видел в своей жизни, он понимает, что небо совершило полный круг и его время подошло к концу. Бывало, говорил Бородин, тот, кто увидел во второй раз одно и то же облако, садился на коня и уезжал из роты или из родной станицы навстречу судьбе, и больше его никогда не видели.
   Утром, в холодном, зеленоватом свете начинающегося дня, Герлах и кислевиты седлали лошадей и скакали дальше. Герлах думал о том, увидят ли еще хоть кого-нибудь из них в родной станице.
 
   Он даже не предполагал, какое огромное количество информации можно получить в степи. В монотонном мире – плоская земля, пустое небо – любая перемена, какой бы незначительной она ни была, сразу бросается в глаза.
   Рожденные в степи кислевиты мгновенно улавливали ее сигналы и разгадывали ее загадки. Как только Герлах начал подыскивать сравнения для облаков, он обнаружил, что стал замечать многое другое. Например, травы в степи были очень разными, какими бы одинаковыми они ни казались поначалу. Старая трава и молодая поросль, разные виды трав, заросли дрока и морозоустойчивый щитовник. Один взгляд на степную траву мог сказать всаднику, как давно прошел здесь последний дождь и далеко ли он может найти ложбину с водой, куда дует ветер и какое сейчас время суток. Опытному всаднику даже не нужно было смотреть на траву. Достаточно было прислушаться к звуку копыт лошади. Отрывистый топот и сухой, мягкий и влажный, ровный и гулкий.
   По температуре воздуха и его влажности можно было предугадать погоду. Всадники могли предсказать дождь и с какой стороны он придет.
   Они могли предсказать грозу задолго до того, как начинало темнеть небо. Вид и движение травы выдавали направление ветра, а меняющееся освещение на горизонте – перемену погоды.
   К тому времени, когда они приблизились к Либлии, Герлах узнал достаточно, чтобы понять, как кислевиты, еще не видя станицу, догадались, что она уже близко. Они учуяли дым и еще запах навоза и уксуса. Конечно, никаких признаков станицы видно не было, но после долгого перехода в открытой степи одного запаха дыма было достаточно.
   Максим поднял руку, и рота, замедлив шаг, выстроилась в линию по сторонам от него.
   – Либлия, – сказал Максим, и многие всадники с ним согласились.
   Перед ними колыхалась на ветру бесцветная, почти белая в дневном свете трава.
   Герлах хотел было подшутить над ними, но потом и сам учуял слабый запах дыма и животного пота.
   – Много людей, – пробормотал Билидни. Герлах не понял – хорошо это или плохо. – Ятша! – отрывисто крикнул ротный и помчался вперед, увлекая их за собой.
   Из того, что ему рассказывали, Герлах понял, что Либлию выбрали как самое подходящее место для воссоединения кислевского полка в случае отступления или поражения. Каждая рота которой удалось вырваться из Ждевки, должна была вернуться в Либлию. Герлах воспрял духом. Если там «много людей», тогда, возможно, удастся собрать полк, а потом вернуться в зону боевых действий. Они восстановят в Либлии силы и вернутся на юг, чтобы нанести врагу ответный удар.
   Через четверть часа Билидни снова замедлил шаг и знаком приказал роте остановиться. Ротный совещался с Максимом и с горнистом Иевни.
   – В чем дело? – спросил Герлах Витали.
   – Кровь, – мрачно ответил тот.
   – Ты чуешь ее?
   – Яха. Вебла не чует?
   Герлах не чуял, только запах дыма стал немного сильнее.