Добравшись до леса, лансеры заметно приободрились. Некоторые начали распевать охрипшими голосами песни. Вокруг поднимался заснеженный хвойный лес. Иногда они видели лосей или пугливых северных лисиц, которые, заслышав людские голоса, замирали на месте и тут же пускались наутек.
   Герлах ощущал атмосферу радости, которая распространилась в роте, по мере того как они приближались к родному дому. Вейжа и Витали принялись учить его словам одной из песен, чтобы он мог петь вместе со всеми. Словесный запас у обоих был маленький, а губы занемели на морозе, и, в конце концов, все трое не выдержали и расхохотались.
   Ифан первым увидел стены Йетчитч и радостно закричал. Иевни тщательно отогрел мундштук своего рога и выдул один сигнал, который эхом зазвучал по всему лесу. В станице в ответ протрубили в рог.
   Йетчитч была размером с Дашику. Крытые соломой избы теснились вокруг зала. Черепичная крыша зала была укрыта толстым слоем снега, за исключением оттающего пятачка, где был дымоход. Оборонительной стены не было, но станицу окружал высокий забор из досок, который не пускал движущиеся сугробы снега. Лансеры миновали ворота в заборе и въехали в станицу.
   Им навстречу из домов вышли укутанные в теплые одежды станичники. Никто не бил в кастрюли и сковороды, не было и ритуального преломления хлеба, только молчаливые и сердечные объятия. Станица встречала своих потерянных сыновей. Родители, друзья, кровные родственники, а иногда и дети бежали по снегу, чтобы обнять своих любимых.
   Герлах в одиночестве сидел на своем Саксене и наблюдал за теплой встречей всадников и станичников, какое-то время никто не обращал на него внимания.
   Шустрые мальчишки уводили лошадей в конюшни, станичники провожали лансеров в городской зал. Герлах спешился, к нему подошел юноша с едва пробившимися усиками и, склонив голову, поприветствовал демилансера. Вокруг Герлаха начали собираться люди, все они с удивлением разглядывали чужака, который держал в руке знамя их роты.
   Юноша протянул руку, чтобы принять у Герлаха удила.
   – Как его зовут? – спросил он.
   – Его зовут Бейли-Саксен, – сказал Герлах на грубом кислевском. – Хорошо за ним смотри.
   Юноша с серьезным видом кивнул головой и повел коня к лошадям лансеров.
   Пожилая женщина, стоявшая в окружившей Герлаха толпе, посмотрела ему в глаза и спросила:
   – Почему Михаил Роусса не несет знамя?
   – Он мертв, – отвечал Герлах.
   Женщина нахмурилась, так, словно ей дали не тот ответ, которого она ждала.
   – Я знаю, что он мертв. Где он умер?
   – Он пал под Ждевкой, – ответил Герлах, сожалея о своем скудном кислевском.
   Женщина коротко кивнула и отвернулась от Герлаха. Станичники окружили женщину, кто-то положил руки ей на плечи.
   Появился Билидни. Он потянул Герлаха за рукав и повел его в зал.
   Воздух в зале, казалось, был раскален. Герлах испугался, что вот-вот потеряет сознание от жара. В зале собрались станичники, они перебрасывались шутками и смеялись с лансерами, угощали их горячей едой, помогали избавиться от тяжелых одежд.
   Билидни провел Герлаха в конец зала, и они поднялись на помост над костром. На этом помосте восседал атаман станицы. Это был мужчина средних лет, с длинными густыми волосами и широкими плечами лесоруба. Атаман встал и подошел к ним в сопровождении своего есаула, который нес булаву – небольшой жезл, символизирующий власть атамана.
   Атаман сдвинул брови и с интересом посмотрел на Герлаха. Билидни повернулся к собравшимся в зале и поднял руку, призывая к тишине.
   – Это Герлах Хейлеман из Талабхейма! – громко сказал он на кислевском. – Рота храбро сражалась в этот темный год. Мы потеряли много товарищей. Когда Михаил Роусса пал в бою, этот смелый воин спас наше знамя, и за этот поступок ротный Билидни назначил его знаменосцем роты!
   Станичники захлопали и одобрительно загудели.
   Билидни еще раз призвал их к тишине.
   – Теперь он один из нас. Он из круга Йетчитч. Примите его как брата. Мы зовем его Вебла!
   На этот раз хлопки заглушил громкий смех. Герлах посмотрел на Билидни и, старательно выговаривая слова, сказал:
   – Ты говоришь добрые слова, ротный.
   – Ты заслужил добрые слова, – сказал Билидни, переходя на рейкшпиль. – Вебла заслужил награду круга… Вебла отдавать знамя роты атаману.
   Герлах повернулся к атаману и передал ему знамя. Перед тем как отпустить знамя, он поцеловал древко. Атаман принял знамя и воткнул его в специальное отверстие в помосте, так, чтобы оно возвышалось над собравшимися в зале станичниками. А потом атаман едва не задушил Герлаха в своих медвежьих объятиях.
   Станичники снова одобрительно загудели.
   По знаку есаула принесли квас и соль для обмена тостами. Герлах отыскал глазами ближайшую скамью.
 
   Они весело пировали, потом прервались на сон и пировали снова. В погребах Йетчитча хранились, припасенные с осени, соленое мясо, копченая свинина и другие продукты, квас и кумыс лились рекой.
   Долгими ночами пирующие рассказывали друг другу истории. Лансеры во всех подробностях вспоминали то, что с ними происходило в этот год, вспоминали своих погибших товарищей, свои победы и поражения. Станичники рассказывали воинам роты о сборе урожая, о домашней скотине, заболевшей или издохшей, о рождениях, смертях и свадьбах. Играла скрипка, ей подыгрывал бубен.
   Витали с гордостью представил Герлаха своей престарелой матери. Вейжа, который совсем не был похож на отца, похвастал двумя детишками. Митри познакомил Герлаха со своей симпатичной, пухленькой женой.
   Кветлай, заметно нервничая, подвел Герлаха к молоденькой девушке и представил ее как свою невесту. Девушка, почти ребенок, держалась скованно и смущалась, как и ее жених. Ее звали Луша.
   У Луши было три сестры, и она настаивала на том, что все они гораздо красивее ее. Старшим в семье был ее брат Сорка.
   Заметив боль, мелькнувшую в глазах Герлаха при упоминании о брате, Луша сказала:
   – Я уже оплакала его. Я оплакала его, когда он уехал из станицы.
   Жена Митри поинтересовалась, почему Герлах не обривает голову, как все в роте.
   – Узел и длинные усы идут мужчине больше, – убежденно говорила она.
   – Станичники не бреются, – сказал Герлах, указывая на атамана и других мужчин в зале.
   – Они не воины! – усмехнувшись, воскликнула Дарья.
 
   Зима шла к концу. Максим во главе небольшого отряда отправился в соседние селения, чтобы набрать рекрутов, лансеры надеялись, что роты других станиц значительно усилятся к наступлению оттепелей.
   Пять юношей из круга Йетчитч достигли возраста, когда их можно было принять в роту. Лансеры и станичники провели шумную, пьяную ночь, посвящая новичков в воины. В посвящение входили грубые игры и бритье голов.
   Билидни лично выполнил обряд острым наконечником своего копья.
   – Вебла не понимает, – сказал Герлах Витали, когда они наблюдали за тем, как юноши лишаются волос и у них остается только пучок на макушке.
   – Мы бреемся перед боем, все бреемся, – сказал Витали.
   – Вебла это знает. Вебла не понимает, нэ.
   Витали улыбнулся, обнажив свои маленькие ровные зубы.
   – Перед боем мы точить мечи и наконечники. Делаем их острыми, надежными. Потом мы брить ими головы и щеки. Если ротный видит щетина, он знает оружие плохо для боя.
   Герлах удивился простой логике ответа Витали.
   Дрожащие, неловкие новобранцы с бледными обритыми головами, местами в порезах, выстроились перед Билидни. Ротный всех осмотрел, а потом дал каждому прикоснуться к знамени и произнести клятву верности. Матери новобранцев плакали от гордости за своих сыновей.
   Новобранцев звали – Геннеди, Бодо, Ксавер, Кубех и Велентин. Кубех был тем самым юношей, который увел Саксена в конюшни. Он был, как объяснили Герлаху, сыном Билидни. Присмотревшись, Герлах заметил в них сходство. Добавить парню несколько шрамов, десяток-другой годков и убрать передние зубы…
   Билидни объяснил новичкам философию воинов роты. Каждый бой, говорил он юношам, – последний бой. В каждом бою можно лишиться жизни. Если они не будут к этому относиться именно так, их точно убьют. Воин роты дерется каждый раз, как в последний раз.
   Потом Бородин вынес в зал их крылья. Крылья были украшены перьями птиц, которых сами новобранцы добыли на охоте. Вороны, зяблики, сороки, сойки, пустельги. Богатое украшение из перьев орла или ястреба надо было заслужить в бою.
   Крылья необходимы воинам, чтобы поднять их в небо на встречу с Дазхом.
   Веселье стихло. Все оделись в теплые шкуры и шубы и вышли на освещенную факелами и расчищенную от снега площадку за залом. Там были вырублены в промерзшей черной земле пять могил.
   Жители станицы встали в круг и произнесли погребальные молитвы по пятерым юношам-новобранцам. Их матери и сестры бросили в могилы сухие полевые цветы и остриженные волосы своих любимых и громко зарыдали, оплакивая потерю. С этой поры юноши были вырваны из семьи, для всех они были мертвы. Их оплакивали, чтобы горе больше не посетило их близких. Никто не будет ждать конца года, чтобы узнать о судьбе молодых воинов. Они были мертвы и ушли вместе с ротой навстречу своей судьбе.
 
   Как-то во второй половине зимы Герлаху приснился сон, сон был таким ярким, что он мгновенно проснулся. Он лежал в зале, под шубами, ему было жарко. Все воины роты спали в зале. В их домах больше не было для них кроватей.
   Герлах заметил сидящего неподалеку Бородина. Мастер лошадей смотрел на языки пламени, пляшущие в огромном камине.
   – Вебла видел сон, – сказал Герлах, присаживаясь рядом с Бородиным.
   – Так бывает. Мы все видим. И еще я вижу знаки в звездном небе. Что ты видел?
   – Вебла видел…
   – Говори на своем языке, Вебла. Я пойму.
   Герлах улыбнулся:
   – Я видел битву. Огромное поле. Знамена курганцев против знамен Кислева. И я должен выйти и драться с их предводителем.
   Бородин кивнул:
   – Я тоже это видел, мы все видели такие сны. Дазх посылает нам знаки в круге неба.
   Мастер лошадей посмотрел на Герлаха, в глазах его отражался огонь.
   – Я думал, ты послан нам, чтобы спасти знамя. Знамя роты. Я думал, что Дазх и Урсан прислали тебя для этого. Но это было только начало. Встреча роты Йетчитч и Герлаха-которого-называют-Вебла.
   – И что теперь?
   – Если боги не оставят тебя, ты будешь драться с предводителем сил Хаоса.
   – С Архаоном? Я буду драться с Архаоном? Это мое предназначение?
   Бородин пожал плечами:
   – Сны не обманывают, но их трудно понять. Все, что я знаю, – это то, что ты будешь драться с великой мерзостью Хаоса. Если ты победишь, область и твоя любимая Империя будут спасены. Если это чудовище одолеет тебя, весь Старый Свет потонет в крови. И я говорю – да. Я верю – ты будешь драться с Архаоном, потому что большего зла нет на этой земле.
   – Я убью его? – спросил Герлах.
   – Звезды об этом не говорят, сны – тоже.
   – Но я его убью? – настаивал Герлах.
   – Конечно. С тобой будет рота круга Йетчитч.
 
   Земля была покрыта толстым слоем снега, но небо было ясным и синим. Шла вторая половина зимы, холода начали постепенно отступать.
   Герлах вышел на станичную площадь и наблюдал за тем, как мальчишки выгоняют пони на площадку для выездки лошадей. Новобранцы держались особняком, ведь они уже не были простыми пацанами. Посвященные в воины юноши выезжали лошадей, на которых будут ехать с отрядом Билидни. Юноши скакали по кругу, они не пользовались удилами и били бубнами по голове своих пони то с одной стороны, то с другой. Бэнг-бэнг! Бэнг-бэнг!
   Герлах стоял, облокотившись о высокий забор, и затачивал наконечник нового копья, которое выдал ему Билидни. Кубех пытался напугать свою лошадку, колотя в небольшой барабан. Он был отличным наездником, весь в отца.
   А на следующий день была назначена свадьба Кветлая и Луши. Герлах решил побриться по такому случаю. Он прошел в зал, набрал из большого чайника, который всегда стоял на огне, горячей воды и начал тщательно брить скулы, подбородок, голову. Он сбрил все, оставил лишь пучок волос на макушке и усы.
 
   На шумной свадьбе все были пьяны. Жених, принарядившийся в украшенный перьями белый бешмет, попросил Герлаха сказать несколько слов. Просьбу Кветлая бурно поддержали Витали и Вейжа. Демилансер еле-еле смог произнести несколько предложений. Запинаясь, с трудом подбирая слова, он рассказал о Замак Спаенья, о храбрости Кветлая, а потом попытался выразить свой восторг перед красотой новобрачной. Все собравшиеся радостно приветствовали короткую речь Герлаха.
   Когда он без сил повалился на скамью, жена Митри провела ладонью по его обритой наголо голове.
   – Вот так лучше, – похвалила она.
   Заиграла музыка, и пирующие пустились в пляс.
   Лександра, одна из сестер невесты, ухватила Герлаха за руку и затащила его в водоворот пляшущих тел. Красивей девушки Герлах не видел. Они танцевали обнявшись, и Лександра тихонько засмеялась.
   – Ты – Вебла, – сказала она.
   – А ты – Лександра.
   – Лександра – это не смешно. Вебла – смешно.
   – Что значит «вебла»? Что это значит, Лександра? Мне никто не говорит.
   – Вот есть овечка.
   – Овечка?
   – Мама-овца. У нее ягнята. Одни – сильные и большие, другие – маленькие. Самый маленький ягненок со всеми дерется, хочет молока. Это… это беспокойный маленький ягненок, он все время вертится под ногами, все время что-то просит, о нем всегда надо заботиться. Он упрямый и беспокойный.
   – И таких называют «вебла»?
   – Таких и называют, – сказала Лександра и звонко рассмеялась, откинув назад голову.
   Герлах закружил девушку под звуки бубнов. Этот счастливый смех навсегда останется с ним.
 
   Прошла неделя после свадьбы Кветлая. Однажды утром воинов роты разбудил Максим, он гремел черпаком внутри медного котла для картошки.
   Максим не обращал внимания на ругательства и грубые шутки товарищей.
   – Первая оттепель, – объявил он.
 
   Герлах принял знамя из рук атамана и вышел из зала на площадь. Снег на земле еще был плотным, но в воздухе уже пахло талой водой. Небо над соснами было изумрудно-синим.
   Увидев Герлаха, жители станицы радостно закричали и захлопали в ладоши. За зиму Бородин потрудился над измятыми доспехами Герлаха, мастер по металлу украсил их золотом и серебром. На месте кокарды на шлеме теперь был шип, а вместо плюмажа – серебряная сеть. Кирасу до самых бедер укрывала кольчуга из тонких серебряных пластин, на плечи наброшена шкура. В специальных скобах на спине были укреплены высокие крылья из орлиных перьев. Герлаху потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к сердцевидному вырезу забрала, которое приковал к его шлему Бородин. Глядя на этот шишак, трудно было догадаться, что в основе своей это шлем демилансера Империи.
   К Герлаху подбежала Лександра. Девушка подала ему ритуальную чашу с кумысом и так крепко поцеловала в губы, что собравшиеся на площади станичники радостно заулюлюкали. Герлах прижал Лександру к себе, а потом передал знамя роты стоящему рядом Кубеху.
   Он с места запрыгнул на Саксена, чем вызвал еще одну волну одобрительных криков. Бейли-Саксен был в отличной форме, его снова выкрасили в белый и красный цвет, так, как это сделали мальчишки из Дашики. Хвост и грива коня, которые когда-то были подрублены и заплетены по всем правилам кавалерии, давно отросли.
   Кубех вернул знамя Герлаху. Герлах высоко поднял знамя, и Иевни протрубил сигнал к походу.
   Пятьдесят три воина, все они – Всадники смерти, развернули лошадей, выехали за ворота станицы и исчезли в хвойном лесу.
   Все жители Йетчитч, весь круг, махали вслед ускакавшей роте.

XIII. МАЖГОРОД

   Кислевиты называли это место Мажгород, но курганцы, в память о великой для них битве, которая состоялась здесь в очень далекие времена, называли его Кхарпак Акшик. В летнее время, прогуливаясь по округе, здесь можно было найти старые наконечники стрел, шишки щитов, кольца от уздечек и прочие мелкие металлические предметы, оставшиеся после того сражения. Земли Мажгорода опускались к реке Урской там, где ее можно было перейти вброд. Низкие берега широкой реки в ее излучине были покрыты галькой. По обе стороны реки лежали поросшие степным чертополохом равнины с редкими перелесками. С запада равнины укрывала гряда молодых гор, на юго-востоке виднелась череда низких каменистых холмов.
   Весна только-только наступила. Землю еще укрывал толстый слой снега, он не собирался таять еще месяца полтора, но оттепель уже наступила. Лед с Урской сошел, вода поднялась до высшей годовой отметки, бурные потоки несли редкие обломки льдин.
   Год еще был совсем юным, но пора сражений уже началась.
   Путь в Зойшенк, даже несмотря на чутье Максима, занял на три недели больше, чем рассчитывали воины роты. Ветер, гулявший в степи всю зиму, превратил ее в снежную пустыню с белыми дюнами. Многие мили всадники вынуждены были, утопая по колено в снегу, вести за собой лошадей.
   Когда рота, наконец, добралась до Зойшенка, они обнаружили, что полк Санизы уже сформировался и покинул город. Федор Куркоск, Боярин, сумел с толком использовать зимние месяцы и собрал под своим командованием силы, в четыре раза превосходящие те, что собрались на берегах Тобола прошлым летом. Он объединился с полком Усковика, который также значительно вырос за зиму. Не желая терять время, Боярин воспользовался рано наступившей оттепелью и повел свою армию на юг.
   В разграбленной норскийцами области, которая лежала в сотне лиг от Кислева, силы Боярина столкнулись с армией Оккодая Тарсуса. Холодные и голодные массы воинов Верховного Зара ползли на запад. Архаон призвал их присоединиться к силам Севера в решающей битве у далеких Срединных Гор.
   Орда Верховного Зара почти в два раза превосходила объединенные полки Боярина. Они встретились в Красичине, на равнине возле хвойных лесов. Какое-то время казалось, что Оккодай Тарсус вот-вот уничтожит полк, который ушел от него годом раньше.
   Но потом появилась еще одна армия. С юга в тыл Оккодаю зашла имперская армия из Стирланда.
   После битвы, которая длилась два дня, окруженная с двух сторон орда Тарсуса. была повержена и обращена в бегство.
   Две армии, торжествуя победу, объединились и повернули на запад. Это были первые силы с востока и из Кислева, которые возвращались на юг, чтобы помочь Империи в самые мрачные для нее времена.
   Из Кислева, вслед за ними, вела союзные войска сама Царица.
   Рота Билидни, с присоединившимися к ней в Зойшенке отрядами, нагнала армию Федора Куркоска в Мажгороде. Настроение у всех было приподнятое, воины верили в победу и рвались в бой.
   Наконец-то… свершилось! Они возвращаются, чтобы нанести ответный удар и отомстить за поражение прошлого года. Сбывалось все, о чем мечтал Герлах. Но он не испытывал радостного возбуждения.
   Теперь ему не давал покоя сон, который он увидел зимой. Герлах никак не мог понять значение этого сна, и это его раздражало.
   – Ты будешь смотреть радостно, Вебла? – с укором спросил его ехавший рядом Витали.
   – Яха, – закивал Вейжа. – Мы ехать на войну. Вебла это все время хотел. Рота, ехать на войну, говорил Вебла. Почему вы не ехать со мной на войну? Как эхо в пещере. Вот мы едем с тобой на войну, и… ничего! Вебла смотрит, как будто кто-то наделал ему в кубок.
   – Я доволен, – отвечал Герлах друзьям на их языке. – Я доволен, мы едем на войну. Вебла просто…
   – Что – просто? – спросил Вейжа.
   – Тебя беспокоит твой сон, верно? – спросил Витали на кислевском. – Мы все видим сны.
   Герлах кивнул.
   – Всему свое время, – мудро заметил Вейжа и махнул кистью, словно стряхивал пыль. – Это неважно.
   – Мне кажется, – сказал Герлах, – это может быть важно.
 
   В Мажгороде разведчики, посланные к броду через реку, вернулись и сообщили о большом скоплении врага в восточном направлении. Итак, они встретятся в Мажгороде, там состоится битва.
   Боярин разбил лагерь на холмах к юго-востоку от брода через Урскую. С этого места были видны вся равнина и извивающаяся река. С наступлением темноты они могли видеть огни войска курганцев на противоположном берегу реки.
   – Завтра мы будем драться, – объявил Билидни, когда рота собралась в круг у костра. Он вместе с другими командирами полка был на совете у Боярина и теперь сообщал своим людям о принятом их предводителем решении. – Они попробуют перейти реку, скорее всего на рассвете. Боярин приказал атаковать их после того, как они выйдут из реки. Река глубокая, они будут уязвимы.
   Воины с радостью выслушали новости. По кругу передавали бурдюки с кумысом, провозглашались тосты за победу над врагом. Билидни приказал всем побриться.
   Герлах отошел от круга на каменистый склон холма. Вокруг в снежных сумерках мерцали огни костров великого полка Боярина.
   В нескольких лигах, на другом берегу, река в темноте была не видна, полыхали костры варваров.
   Из темноты появился Билидни.
   – Я приказал бриться. Ты не побрился, – сказал он.
   – Я побреюсь, ротный. Побреюсь перед сном.
   – Тебя что-то беспокоит.
   Герлах посмотрел на пожилого, крепкого воина:
   – Ты знаешь про сны?
   – Я сам вижу сны.
   – Я ничего не могу понять. – Герлах указал на огни войска курганцев. – Дазх сказал мне, что я буду драться с великим чудовищем Хаоса. Он сказал, что будущее нации в моих руках.
   – Яха.
   – Архаон, да будет проклято его имя, – великое чудовище, так?
   – Ротный Билидни может согласиться.
   – И… его ведь там нет, верно? Завтра мы деремся с норскийцами. И даже если мы победим…
   – Мы победим, Вебла.
   – Конечно. Но даже победа в великой битве – всего лишь один шаг на моем пути. Сколько еще армий мы должны победить, прежде чем я встречусь лицом к лицу с великим чудовищем? Каким сильным я должен быть?
   – Достаточно сильным.
   Герлах провел ладонью по обритой голове и поправил узел волос на макушке.
   – Надеюсь, я буду сильным. Только мне кажется, что я должен быть не здесь, а где-то еще, где это важно.
   – Здесь это важно, Вебла. Здесь – важно. Здесь и там, и потом еще дальше. Это – путь. А путь – это…
   – Круг. Я знаю. Но когда мой путь, наконец, совершит круг и приведет меня туда, где я должен быть? Я никогда не встречу Архаона. Я никогда не встречу ни одного порождения Хаоса. Наверное, мой путь – прямая линия, что бы там ни говорила философия Кислева. И на моем пути битва, которая нам предстоит.
   – Ты – Вебла, – сказал Билидни, переходя на свой ломаный рейкский. – Ты изводишь себя и других. Тебя все беспокоит. Ты всегда такой. Ты поймешь, когда твой круг завершился.
   Герлах улыбнулся.
   – Можно, я что-то тебя спрошу, ротный? – спросил он.
   Билидни кивнул.
   – Когда я еще был молодым… – начал Герлах. – Я хочу сказать, в прошлом году, – сказал он, и Билидни рассмеялся. – Я верил, что один смогу изменить весь мир. Когда я выезжал из Талабхейма, у меня пар валил из ушей от самомнения. Я верил, что смогу превратить ночь в день. Собирался стать героем Империи. Мне казалось, что я могу одним ударом меча разбить все орды норскийцев.
   Герлах замолчал и взглянул на звезды.
   – За то время, что я пробыл с тобой, с ротой… степь изменила меня. Огромная область показала мне, насколько я мал. Какой я ничтожный. Просто одинокий маленький человечек в огромном мире. Это… это смиряет.
   – Степь всех смиряет, – согласился Билидни.
   – Яха. Это был запоздалый урок для такого Веблы, как я. Надо знать свое место. Не быть таким самонадеянным.
   – Значит, год не прошел даром, яха? – ухмыльнулся Билидни.
   Герлах рассмеялся и продолжил:
   – И вот теперь Дазх говорит мне, что я не такой уж и маленький человечек. Я как раз тот самый, кем себя когда-то возомнил. Так говорит Дазх.
   – Дазх показывает нам важные знаки, – кивнул Билидни.
   – Это слишком неожиданно для меня. Я отказался от предназначения, потому что оно показалось мне глупостью. Стать человеком, который спасет мир. Стать тем, кто сразится с порождением Хаоса. Сыграть важную, действительно важную роль в этом мире. Дазх открыл мне мое предназначение слишком поздно, как раз когда я понял, что я один ничего не значу.
   Билидни присел на камень.
   – Да, этот хитрец Дазх и правда может такое подстроить, – сказал ротный, и Рерлах снова рассмеялся.
   – Каждый человек – это важно, – продолжил Билидни. – Важно, как он живет, как умирает, что делает. Важно, как устроена жизнь, как человек проходит свой путь. Круг поворачивается, и мы принимаем новый день. Если Дазх говорит, что ты встретишь свое чудовище, ты встретишь. Он повернет жизнь так, что вы встретитесь.
   – А он повернет?
   – Твой сон не пророчество, которое должно сбыться. Так Дазх предупредил тебя о том, что может случиться.
 
   На рассвете отряды Сурсы Ленка спустились к западному берегу реки. За ночь шаманы своими воинственными воплями и пронзительными благословениями довели воинов до бешенства. При слабом свете зарождающегося дня река казалась невероятно широкой. Урская бурлила, на черной воде мелькали проплывающие обломки льдин. Лошади пятились и отказывались идти в воду.
   Громко затрубил рог. Воины с беспокойством поглядывали на широкую, кипящую реку, но ни вожди, ни Хитвожди не испытывали никаких сомнений. Это был приказ Архаона. Властелин Конца Всех Времен дал знак Сурсе Ленку идти на восток и уничтожить степные армии. Восточный фланг Архаона оказался незащищенным, и орда Ленка должна была прикрыть его.