И тут Вале изменила его обычная выдержка. Он вскочил как ужаленный, схватил с вешалки возле двери свое пальто, шапку и выскочил в коридор, на ходу натягивая пальто, даже забыв накинуть на шею кашне. Такой небрежности за ним еще никто не замечал.
   Валя пулей скатился с лестницы и, пробежав длиннейший коридор, по пути показав свое удостоверение молоденькому дежурному милиционеру, наконец выскочил из высокого подъезда в переулок. Ему повезло, двое знакомых сотрудников из их управления, не торопясь садились в машину.
   — Братцы, — взмолился Валя, — подбросьте в направлении Первомайской. Горит все.
   Сотрудники переглянулись, и один из них сказал другому:
   — Этот парень никогда не преувеличивает, я его знаю.
   Второй, скрывая улыбку, подтвердил:
   — Я тоже. — И добавил, обращаясь к Денисову: — Прошу, маэстро. В какое место Первомайской прикажете доставить?
   Сорвавшись с места, машина понеслась по путанице московских улиц.
   Пока ехали, шел общий разговор «за все». Дела, по которым работали сотрудники отдела Цветкова, всегда привлекали внимание. Как правило, они были особенно запутанными, сложными, а порой и опасными. Впрочем, удивить всем этим было трудно, но заинтересовать могло всякого из любого отдела.
   Так незаметно и дружески Денисова подкинули до самой Первомайской и высадили совсем недалеко от дома, в котором жила Альбина Афанасьевна, мать Музы-Шоколадки.
   Валя торопливо вбежал в просторный, заснеженный двор и, подгоняемый сильными порывами ветра, пересек пустынную детскую площадку с двумя сиротливыми, облупленными «грибками» и неизменной снежной горкой. Перебежав асфальтовую дорожку возле дома, Валя уже собирался нырнуть в подъезд, когда за его спиной раздался веселый и очень знакомый голос:
   — Куда вы так спешите, молодой человек?
   Валя оглянулся.
   Возле подъезда, за выступающей, невысокой стенкой, украшенной цветной плиткой, спряталась от ветра Альбина Афанасьевна. Она была в меховой красивой шубке и пуховом белом платке. На румяном лице молодо блестели черные глаза. Возле нее стояла детская коляска. «И не скажешь, что бабушка», — подумал Валя.
   — А я к вам, — сказал он.
   — Вот и прекрасно. Помогите тогда коляску занести.
   Валя охотно помог затащить коляску на второй этаж, подмигивая удивленно таращившейся на него девчушке. Пока Альбина Афанасьевна возилась в комнате с внучкой, он, следуя приглашению, снял в передней пальто и шапку и прошел на кухню. Валя все еще не мог решить, продолжать ли играть роль приятеля Кольки-Чумы или говорить с этой женщиной открыто. Вале очень хотелось поговорить с ней открыто. Притворяться всегда не только трудно, но и противно, даже как-то унизительно. Ну, что, в самом худшем случае, может произойти, если Валя представится работником милиции? Альбина Афанасьевна замкнется и ничего не скажет больше? Но, во-первых, она уже столько сказала, так перед ним раскрылась, что больше скрывать, кажется, уже нечего. А потом — и это главное, — он же хочет помочь ее дочери, спасти ее. В конце концов, если даже она и в самом деле дочь не любит, то все равно заинтересована, чтобы та была жива и здорова, чтобы хоть сколько-нибудь заботилась о своем ребенке. Ведь как она хотела, чтобы Муза вышла замуж за богатого Гвимара Ивановича. Да, пожалуй, можно поговорить с ней в открытую. Хотя, конечно, риск тут есть…
   В этот момент в передней раздался звонок.
   — А вот и Ниночка! — услышал Валя возглас Альбины Афанасьевны. — Вам не скучно будет ждать меня!
   Она поспешно выбежала в переднюю и открыла входную дверь. Послышались оживленные возгласы, какая-то возня.
   — Проходите, проходите, Ниночка, — говорила Альбина Афанасьевна. — Вон туда, на кухню. Там меня один молодой человек ждет. А я сейчас, только с Наташкой кончу.
   А Денисов тем временем лихорадочно соображал, что же ему теперь делать. Черт возьми, ну и положение! Нине вовсе не следовало пока знать, что он сотрудник уголовного розыска, как не следовало это знать вообще никому из работников ресторана. Но и инспектором из треста в присутствии Альбины Афанасьевны он представляться уже не может. А приятелем Кольки-Чумы при Нине — тем более. Ну и ну. Валя даже усмехнулся от почти комедийной ситуации, в которой неожиданно очутился. Да, все было бы очень смешно, если бы не надо было искать такого опасного человека, как Колька-Чума.
   На кухню зашла Нина и в изумлении остановилась на пороге.
   — Это вы?..
   Взгляд ее неожиданно напомнил почему-то Вале взгляд той девчушки из коляски, ну совершенно такой же, растерянный и любопытный. Он невольно рассмеялся, и сразу же исчезло владевшее им напряжение. И как-то сама собой нашлась единственно, кажется, возможная в этой ситуации линия поведения.
   — Да, это я, — подтвердил Валя и очень серьезно добавил: — И я вас прошу, Нина, ничему не удивляйтесь. Я вам потом все объясню. А пока скажите, зачем вы приехали?
   — Муза просила взять ее паспорт.
   — Что вы говорите!.. Хотя… Я так и думал. Что ж, берите, и выйдем обязательно вместе. Хорошо?
   — Ну конечно…
   Нина все еще не могла прийти в себя от неожиданной встречи.
   Но тут на кухне появилась наконец Альбина Афанасьевна в открытой, пестрой кофточке и ладных брючках, подчеркивавших ее стройную фигуру.
   — Ну, познакомились, понравились? — с веселым возбуждением спросила Альбина Афанасьевна. — Долго ли умеючи, так, что ли?
   — Познакомились, — сдержанно ответил Денисов и тем же тоном добавил: — Я зашел только узнать насчет вашей дочки.
   — Нечего узнавать, — запальчиво ответила Альбина Афанасьевна. — Плевать ей и на мать, и на ребенка. Вот видите? — она указала на Нину. — Через подружку даже паспорт просит у родной матери. А? Это вместо спасибо!.. Это за все мои слезы, за все мои муки!.. Вот что имею!.. Вот, вот, глядите!..
   Она опять начала взвинчивать себя, распалять, доводить до припадка, до истерики, как в тот раз. Уже округлились, возбужденно заблестели глаза, затряслись губы. Но тут Денисов, вмешавшись, сухо и деловито сказал:
   — Идите, Альбина Афанасьевна, принесите паспорт. Идите, идите…
   Он взял ее за плечи и увлек в переднюю. Это внезапное вмешательство сорвало подступавшую истерику, внимание Альбины Афанасьевны невольно переключилось на конкретное, необходимое дело. Она словно проснулась и, спохватившись, торопливо сказала:
   — Да, да. Сейчас. Где же он, господи?..
   Она вывернулась из Валиных рук и, не оглядываясь, побежала в комнату. Ей вдруг стало, видимо, неловко, так, по крайней мере, показалось Вале.
   Нина и он, оставшись одни, теперь молча стояли посреди кухни, сами взвинченные всем происходящим и не зная, что можно сейчас сказать друг другу. Нина выглядела еще и испуганной. Тоненькая фигурка ее показалась Вале такой слабой и беззащитной, что ему даже на миг стало почему-то совестно.
   Он уже собрался сказать что-то, но в этот момент на кухне появилась Альбина Афанасьевна с паспортом в руке. Смуглое, красивое лицо ее было уже спокойно и чуть грустно. Она протянула Нине паспорт и сказала:
   — Вот, Ниночка. Передайте ей. Пусть свое счастье поищет, пусть хоть кого-нибудь полюбит по-настоящему. Пусть. Бог с ней. А мы уж с Наташкой как-нибудь сами. Не пропадем авось.
   На глаза ее навернулись слезы.
   — Ну что вы, Альбина Афанасьевна, — взволнованно сказала Нина. — Она же вернется, скоро вернется, увидите. Она вас любит, и Наташу тоже.
   — Не знаю, кого она любит! Не знаю! И знать не желаю! — сжав кулак», закричала вдруг Альбина Афанасьевна. — Так ей, дряни, и передайте!.. Ой! — она прижала ладони к щекам и умоляюще посмотрела на Валю. — Простите уж…
   Больше она не произнесла ни слова, пока Валя и Нина одевались в передней, и, кивнув, с виноватой улыбкой молча закрыла за ними дверь.
   Только очутившись во дворе, Нина, вздохнув, сказала:
   — Ой, какой ужас! Она же так мучается.
   — Да уж, — согласился Валя. — Никому не пожелаешь. Но вы поняли, что происходит с вашей подругой?
   — А! — досадливо махнула рукой Нина. — Просто очередное увлечение. Это пройдет, как всегда. Тут с ней невозможно ничего поделать. Такой уж взбалмошный характер. А вы, значит… — она украдкой посмотрела на Валю, —…так ею заинтересовались?
   — Больше ее приятелем, честно говоря.
   — Почему? — удивилась Нина и, неожиданно спохватившись, неуверенно спросила: — Об этом, наверное, нельзя спрашивать?
   — Можно. И я ведь обещал вам все рассказать, помните? Но сначала скажите, как вы передадите Музе паспорт?
   — Я ей сейчас позвоню, и мы встретимся.
   — Где?
   — Ну, где-нибудь. Она не хочет приезжать на работу.
   Некоторое время они шли молча.
   Денисов мысленно прикинул: если взять Музу под наблюдение в момент встречи с Ниной, то она, очевидно, приведет к Чуме, туда, где он скрывается, на какую-то квартиру. Второй путь туда — через номер телефона, по которому Нина должна сейчас позвонить. Словом, место, где скрывается Чума, а с ним, вероятно, и Леха, установить теперь нетрудно. А дальше должна действовать группа захвата. Это будет сложная и опасная операция. Двое бандитов, и у одного из них пистолет. И сопротивляться будут отчаянно. Им ведь терять нечего: рецидив и убийство, хуже не придумаешь. Поэтому тут нельзя действовать в лоб, нужна какая-то хитрая комбинация. Жертв в момент захвата не должно быть. Денисов чувствовал, что придумать тут что-то не только нужно, но и можно. Однако прежде всего об этом следовало доложить Кузьмичу. Сам Валя, по его мнению, сейчас не должен был принимать никаких самостоятельных решений. И вообще ни одного шага дальше, пока не будет приказа и общего плана операции, утвержденного начальством. Момент такой, что надо сто раз все взвесить, и не ему одному. Вот таков был Валя Денисов.
   — Когда вы должны звонить Музе? — спросил он Нину.
   Девушка посмотрела на часы.
   — Сейчас половина первого. А звонить я ей должна от часа до двух.
   — Отлично. Едем.
   — Куда? — испуганно спросила Нина.
   Денисов виновато улыбнулся. Он и самом деле произнес это слишком уж решительно, словно приказ отдал.
   — Не бойтесь, — сказал он уже совсем другим тоном. — Просто мы сейчас заедем ко мне на работу. На одну минуту, хорошо? Очень вас прошу. Надо посоветоваться с товарищами. Ах, да! Дело в том, что я работаю… — он секунду помедлил, —…в уголовном розыске.
   Нина, улыбнувшись, кивнула.
   — Я сразу что-то вроде этого подумала. Еще тогда.
   — Почему вы так подумали? — заинтересованно спросил Валя.
   — Потому что я знаю инспекторов треста, — засмеялась девушка. — И они задают совсем другие вопросы.
   — Да-а… — досадливо произнес Валя. — Выходит, не очень-то удачно это у меня получилось. Провалил роль, значит?
   — Нет, нет, — поспешно возразила Нина. — Ведь такие вопросы вы задавали только мне почему-то. Сергей Иосифович, например, уверен, что вы инспектор. Новый. Они у нас часто меняются.
   — Пусть так и думает, ладно? И остальные тоже, очень вас прошу. Сумеете не проболтаться?
   — Ну конечно.
   Разговаривая, они спустились в метро, доехали до центра и там пересели на троллейбус. Пассажиров в этот час было мало, и разговор не прерывался.
   — А что я скажу на работе? — спохватилась Нина, когда они уже зашли в высокий вестибюль и миновали окошечко бюро пропусков.
   — Пустяки, — Валя махнул рукой. — Что-нибудь придумаем.
   К счастью, Кузьмич оказался у себя. Он уже собирался идти обедать, когда в кабинет заглянул Денисов.
   — Ну, заходи, — сказал Кузьмич. — Что у тебя?
   Валя зашел, аккуратно закрыл за собой дверь и только после этого сообщил о возникшей непростой ситуации.
   — Если брать их в квартире, то возможны жертвы, — заключил он. — Поэтому у меня, Федор Кузьмич, есть предложение.
   — Что же это за предложение, интересно?
   — Я пойду с Ниной. Ну, как приятель ее, допустим.
   — Так, так. Ну, а дальше?
   — Познакомлюсь с Музой, проводим ее, зайдем в ту квартиру. Посидим, выпьем. И в нужный момент я открою дверь. Ребята войдут…
   — Нет, — покачал головой Кузьмич. — Тебе не дадут открыть дверь. Я вижу, это народ опытный. Да и в квартиру тебя тоже не впустят.
   — Зависит от того, как я сыграю.
   — Еще и Нина должна сыграть, не забывай, — добавил Кузьмич и спросил: — А ты в ней до конца уверен? Ведь подруга Музы, что ни говори.
   — Муза и ей врала.
   — Что-то врала, а что-то и не врала. Это ей ты поверил, что Муза ничего про Чуму не знает?
   Валя нахмурился и отвел глаза.
   — Ей.
   — Ну, вот видишь? Тогда заплатил за это Лосев. Сейчас заплатишь сам, если снова ошибешься.
   — Она хорошая девушка, Федор Кузьмич. Вы с ней сами поговорите.
   Валя поймал себя на том, что ему и в самом деле хочется, чтобы Кузьмич поговорил с Ниной, чтобы посмотрел, какая она, ну, и, между прочим, утвердил бы самого Валю в его мнении. Валя, как и все, свято верил в проницательность старика.
   — Позови ее, — приказал Кузьмич.
   Валя поспешно сорвался со стула.
   Уже через пять минут после начала разговора Валя понял, что Нина нравится Кузьмичу, безусловно нравится. Он, кажется, даже поверил ей и решил, что Нина не подведет, не смалодушничает, не выдаст Валю. Но всего этого было мало. Кузьмич должен был еще решить, способна ли девушка «подыграть» Вале, помочь ему в опасной ситуации, которая непременно возникнет после встречи с Музой. В глубине души Валя не был в этом уверен. Поэтому он и хотел, чтобы решение тут принял сам Кузьмич. Валя же мог поручиться только за Нинину честность. Что делать, большего он взять на себя не мог. Ведь на карту ставилось слишком много. И Валя ждал.
   Но вот Кузьмич медленно, со значением сказал, вертя в руках очки:
   — Так вот, Нина. Вы можете нам очень помочь. А нам — это значит и всем. Мы ведь не для собственного удовольствия и не для собственной безопасности, между прочим, преступников ловим. Такая уж у нас малоприятная, но, я считаю, полезная служба. И не всякому мы, кстати говоря, доверимся. Это вы, наверное, понимаете?
   — Конечно… — тихо ответила Нина, все еще удивленная и растерянная от этой неожиданной беседы.
   А Кузьмич, помолчав, вдруг спросил:
   — Вы Музу, когда встретитесь, можете куда-нибудь пригласить?
   — Я не знаю… куда мне ее пригласить.
   — А я знаю! — неожиданно воскликнул Валя. — Я приглашу вас обеих. А Муза позовет этого… Колю. Ручаюсь.
   — А куда вы нас пригласите? — улыбаясь, с любопытством спросила Нина.
   И Валя заметил, что ее улыбка тоже понравилась Кузьмичу.
   На самом деле Кузьмичу понравилось другое. Он заметил, что девушка постепенно успокаивается и осваивается с необычной ситуацией, что она внутренне уже как бы настраивается на ту линию поведения, которую от нее ждут, и это, кажется, не требует от нее особых усилий, не требует преодоления какого-то внутреннего сопротивления, то есть сопротивление, конечно, было, не могло не быть, но преодолелось, вот сейчас уже преодолелось. Да, Нина, кажется, подходила к той роли, которую ей собирались поручить.
   — Так куда же вы нас пригласите? — повторила свой вопрос Нина уже уверенней и даже с вызовом, словно подзадоривая Валю.
   — Увидите, — загадочно ответил он. — Только не отказывайтесь.
   — Это новый ваш приятель, — пояснил Кузьмич без тени усмешки. — Вы еще не успели познакомить его с Музой. А он, понимаете, за вами изо всех сил ухаживает. И вам он нравится, не забудьте.
   — Не забуду, — засмеялась Нина.
   Сейчас она была совсем не робкой, а очень даже бойкой, и это неожиданно было Вале приятно.
   — А я с удовольствием буду ухаживать, — сказал он.
   — Ты, милый мой, потом будешь от этого удовольствие получать. А пока советую не забывать про главное. Дорого может твоя забывчивость обойтись.
   Кузьмич был удивлен и слегка раздосадован: кого-кого, но Денисова предупреждать о таких вещах ему еще не приходилось.
   Затем Нина позвонила Музе, и та предложила встретиться на площади Маяковского, возле входа в метро.
   Когда они вышли из кабинета Кузьмича, Валя остановился и виновато сказал:
   — Ой, Ниночка, извините, забыл кое-что спросить. Подождите меня одну минуту.
   Он чуть не бегом вернулся в кабинет. Кузьмич ждал его.
   — Значит, так, — сказал он. — Группа следует за вами. На машинах. Твоя задача не входить в ту квартиру, а выманить их из нее. Или, в крайнем случае, вместе потом выйти с Чумой. Ты меня понял?
   — Понял, Федор Кузьмич. И когда он будет рядом, я…
   — Дальше действуйте по обстановке. Но сигнал даешь ты.
   …До площади Маяковского их довезли на одной из машин. Дальше Нина и Валя, оживленно беседуя, не торопясь пересекли площадь, миновали памятник Маяковскому и подошли ко входу в метро, рядом с массивными квадратными колоннами концертного зала.
   Стоял редкий теперь для зимней Москвы морозный, солнечный день. Бесконечный поток прохожих обтекал огромные колонны, и снег, видимо перемешанный с солью, черным месивом жирно чавкал под ногами. Только на дальних крышах да на темной фигуре памятника он лежал неправдоподобно белый, стерильной, казалось, чистоты.
   Нине удивительно шло, по мнению Вали, синее пальто с пушистым белым воротником и белая, из того же меха, шапка. Глядя на ее разрумянившееся лицо и потемневшие от сдерживаемого волнения глаза, он поминутно спрашивал:
   — Вам не холодно?
   — Что вы, — улыбалась Нина и, глядя на его драповое пальтишко и тонкие ботинки, добавляла: — Это вам, наверное, холодно.
   — Мне холодно не бывает, у меня пальто специальное, с электрическим подогревом.
   Так они по очереди уверяли друг друга, что им не холодно, пока Нина вдруг не воскликнула:
   — Вот и Муза!..
   Валя посмотрел в ту сторону, куда смотрела она, и сразу узнал Музу. Она была удивительно похожа на мать, только выше и краски на смуглом лице были ярче, а походка легче и порывистей. «Красавица, конечно», — неприязненно подумал Денисов. А Муза уже подошла к ним в своей красивой дубленке, пушистой огромной шапке и изящных сапожках, вся словно сошедшая со страницы журнала мод, оживленная, улыбающаяся, сознавая, что привлекает всеобщее внимание, и радуясь этому. Она увидела Нину, обняла ее. И Валю покоробило от этого объятия.
   — А я не одна, — сказала Нина. — Знакомьтесь.
   Муза быстро оглянулась на Валю и погрозила пальчиком подруге.
   — Ой, Нинок! Это твой друг? Ой, я не верю!
   — Почему же? — улыбаясь, спросил Валя. — Разве у вас нет друга?
   — Нет, это я от неожиданности, — рассмеялась Муза. — Чтобы эта скромница… и вдруг… Имейте в виду, вам очень повезло.
   — Тогда давайте это отметим, — предложил Валя. — Дело в том, что я имею некоторое отношение к Москонцерту, Нина знает, — для убедительности он достал из кармана какую-то книжечку и помахал ею. — Так вот, сейчас в Москве впервые начинает гастроли мировой славы негритянский ансамбль «Блэк Бенд». Слыхали, надеюсь?
   — Еще бы! — азартно воскликнула Муза. — Это неслыханное событие. За билетами душатся. Сутками стоят. Говорят, один парень, не достав, сошел с ума.
   — Все правильно, — подтвердил Валя. — Так вот завтра у них первый концерт.
   — Ой, завтра мы уже уезжаем, — горестно сообщила Муза.
   — Нет, я вас хочу пригласить сегодня, — сказал Валя. — В четыре часа у них генеральная репетиция. Хотите?
   — Валечка! — Муза взволнованно погрозила ему пальчиком. — А вы не шутите? Это же неслыханное дело! Боже мой, попасть на «Блэк Бенд»! С ума сойти!
   — Так вы не возражаете?
   — Ну еще бы! А мы пойдем…
   — Вчетвером. Если у вас есть друг, конечно. Есть, надеюсь?
   — Допустим, — лукаво улыбнулась Муза.
   — Тогда поторопимся. У нас всего час пятнадцать. Погодите!.. Вон такси. Момент!
   Валя сорвался с места. Девушки, улыбаясь, следили за ним.
   Спустя минуту они уже садились в машину.
   — Куда ехать? — оглянулся Валя.
   — К Белорусскому. На Лесную, — ответила Муза. — Там я покажу.
   — Поехали, — распорядился Валя и добавил, обращаясь к водителю: — только не спешите ради бога. Время у нас есть.
   Водитель снисходительно усмехнулся. Такая же усмешка мелькнула и на губах Музы.
   Машина медленно вывернула на улицу Горького. Развернувшись возле центрального телеграфа, она двинулась в сторону Белорусского вокзала. Валя изредка поглядывал на заднее стекло, перебрасываясь шутками с девушками. Впрочем, Нина больше помалкивала, с напряженной улыбкой следя за болтовней подруги.
   Когда машина, следуя указаниям Музы, наконец остановилась в одном из тихих переулков недалеко от Лесной улицы, Валя, помогая девушкам выйти, сказал Музе:
   — Мы с Ниной заходить не будем. Подождем вас здесь. Чтобы шеф не нервничал. Хорошо?
   — Вы подождите, а Ниночка пойдет со мной, — распорядилась Муза и, сияя глазами, добавила: — Вы просто волшебник. «Блэк Бенд»! Мне же никто не поверит!
   — Следующий раз только через пятьдесят лет, — засмеялся Валя. — Спешите, почтеннейшая публика!
   Девушки исчезли в дверях подъезда.
   Томительно потянулось время. Валя, сунув руки в карманы пальто, медленно прогуливался по тротуару. Шофер такси, проехав немного вперед по указанию Вали, уже дремал за рулем. У подъезда противоположного дома остановилась машина. Спустя минуту еще одна остановилась невдалеке. Прохожих почти не было видно. По улочке проехала с шумом грузовая машина, мелькнуло такси. На бледно-голубом, подернутом дымкой небе весело светило солнце, чуть заметно уже начиная пригревать.
   Валя заставлял себя не ускорять шаг и чувствовал, как легкий озноб холодит спину. Хуже всего ждать. Он небрежно посмотрел на часы. Пора бы уже…
   И в тот же миг, словно следуя его указанию, хлопнула дверь подъезда и оттуда вышли Нина, Муза и высокий рыжеватый парень в светлой дубленке и пушистой ушанке. Валя сразу его узнал. Он самый, Чума!
   Улыбнувшись, Валя быстро направился к ним. Парень небрежно протянул ему руку:
   — Ну, будем знакомы. Нико…
   Он не успел закончить. Нелепо поскользнувшись, он вдруг перелетел через пригнувшегося Валю, и со всего размаха грохнулся на тротуар. В ту же секунду Валя очутился на нем и заломил его правую руку за спину с такой резкой силой, что Чума лишь глухо вскрикнул и уткнулся лицом в снег.
   От стоявших невдалеке машин уже бежали к ним люди.
   Итак, я снова отправляюсь в тот злосчастный двор. О событиях, которые там разыгрались, мы с Шухминым будем сегодня собирать сведения, как бы с двух сторон. Он — у шоферов машин, побывавших там, а я у местных жителей. На этот раз я не зову с собой Егора Ивановича. Одному сейчас удобнее, спокойнее как-то, незаметнее, проще. Такой настал момент, такой этап в работе.
   Я бреду по тихому, уже знакомому мне переулку, пешеходов тут почти нет, машин тоже. Трудно идти по обледенелому, неровному тротуару. Куда только подевались все дворники, интересно знать. Какая-то вымирающая профессия.
   Наконец я добираюсь до зеленых ворот и на минуту задерживаюсь, разглядывая их. В самом деле, кому пришло в голову выкрасить их сейчас? Наверное, по смете остались деньги, а потом их уже не будет. Какая нелепость то и дело возникает с этими сметами. И вот свежая краска уже наполовину отлетела, отслоилась, ворота обросли льдом и комьями смерзшегося снега. Так что Егор Иванович напрасно огорчается, зеленой краски уже почти не видно. Усмехнувшись, я протискиваюсь в узкую, на длину цепи, щель в воротах. На эту цепь их замкнули совсем недавно, лишь после случившейся кражи. Ведь до этого машины свободно заезжали во двор. Но теперь, видимо, решено принять особые меры предосторожности.
   Я миную сумрачный тоннель подворотни. Вот и двор, тоже уже знакомый. Тесный, как и все старые дворы, окруженный кирпичными стенами соседних домов, сараями, какими-то гаражиками. Посередине втиснулась крохотная детская площадка, вся заваленная снегом, с протоптанными в разных направлениях тропинками, двумя скамейками и ледяной горкой. Возле горки я вижу, как и в прошлый раз, двух карапузов в одинаковых желтых теплых комбинезончиках, с санками и лопатками. Сейчас оба деловито пыхтят и что-то роют в снегу. На скамейке возле них сидит укутанная в платок женщина, читает толстую книгу. Вторая скамейка пустая. И вообще больше во дворе никого нет.
   Я направляюсь к скамейке, где сидит женщина. Здороваюсь и сажусь рядом. Город не деревня, здороваться при встрече с незнакомыми людьми не принято. И женщина, оторвавшись от книги, бросает на меня равнодушный взгляд. Я успеваю, однако, ее рассмотреть. Усталое, немолодое, интеллигентное лицо, впалые, морщинистые щеки и живые, темные глаза за сильными стеклами очков. С внуками гуляет, не иначе.