Страница:
— Ну что ты. Наша дружба — это совсем иное.
— А-а, — протянула я. — Так это у вас дружба.
— Да.
— В жизни большей брехни не слышала.
— Ну что же. Тем не менее так оно и есть.
Я вскипела.
— Вы друг с другом спите и называете это дружбой?!
— Вик, ты знаешь, я не выношу такого тона.
— Скажи мне правду!
— Мы не спим.
— Но будете спать. Никакая это не дружба. Верно?
Он отрицательно помотал головой.
— Значит, ты не выносишь такого тона, — услышала я свой собственный голос. — Ну так позволь мне кое-что сказать. А я не выношу, когда ты весь раздуваешься от самодовольства!
И он даже не счел нужным ответить.
— Ты у нас всегда прав, а я никогда не права, и ты у нас — такой умный, а я — дура набитая!
— Я не говорил ничего подобного. Просто твой тон... Знаешь, очень трудно разговаривать, когда ты...
— ВОТ КАК, ДА?! — заорала я, заорала так, что если в проезжающих автомобилях стекла были опущены, то там меня, конечно, услышали.
Мы ехали молча. Где-то в глубине души мне хотелось очутиться в одной из параллельных вселенных — в той, где мы с Хилари встали и, прошествовав мимо столика Дэна, удалились из кафе. Будь неладна эта его доброта, это его благодушие! Так может вести себя человек, уже отправивший меня в мусорную корзину — со штемпелем «славная старушка Виктория», и я ненавижу, ненавижу, ненавижу! Ненавижу, когда не остается надежд. Когда мы подъехали к стоянке у моего дома, оттуда чуть ли не боком выруливал Билл.
— Господи, ну и дерьмовый же водила! — вырвалось у Дэна. И он поймал меня врасплох — я рассмеялась. Тут Билл углядел меня через стекло и тотчас смущенно отвернулся — из чего я сделала вывод, что вид у меня тот еще.
Билл помахал рукой и укатил.
— Помнишь его? — Голос мой звучал почти нормально. — Он въехал в квартиру наверху. Умник Билл. Помогает мне с компьютером.
— Ему бы кто с этой дрянью на лице помог.
— Обычный пластырь, просто некому сдирать. Я тут все пытаюсь свести их с Хилари, только ничего не получается...
Слова так и сыпались из меня, перемежаемые короткими смешками. И Дэн воспользовался моментом — лишь бы не дать мне опять заплакать. Я и забыла, что он не выносит, когда я плачу.
— Ну так что, покупаешь ты свой первый порше?
Это была наша старая, очень старая шутка, и, если честно, даже не совсем смешная. Давным-давно у меня был какой-то допотопный драндулет, на котором я врезалась в столб; драндулет после этого двигаться уже не мог, так что я его там и оставила, и меня оштрафовали. Когда мы с Дэном встретились в первый раз, я рассказала ему эту историю и зачем-то глупо прибавила, что подумываю купить порше. Вот так. Наша старая шутка. Вот чем Дэн решил меня — ха-ха-ха — рассмешить.
Ну что же. Мне еще предстояла вечером эксклюзивная пытка — думать о татуированной руке Эрики и гадать, где еще у нее татуировки. И я хотела, чтобы Дэн почувствовал мою боль, целиком и полностью — здесь и сейчас. Я знала, что он по-своему боится меня, но не собиралась жертвовать собой только ради того, чтобы ему полегчало.
Мы поднялись наверх, и я отперла дверь, чувствуя на себе его взгляд и желая всей душой, чтобы он потянулся ко мне... но он не сделал этого. Закон расставаний номер два: как бы ты ни хотела, чтобы он позвонил, он этого ни за что не сделает. Как бы ты ни хотела, чтобы он сгреб тебя в объятия, — не дождешься.
Мы вошли. Через приоткрытую дверь была видна моя разобранная постель — господи, все бы отдала, чтобы там сейчас развалился среди подушек блондин. Но блондина в комнате не было — только мой обычный кавардак и пачка тампонов на полу.
— Ну, обед с Эрикой я отменил, — сказал Дэн.
— И?..
— И мы можем поговорить. Обо всем. Может, ты как-нибудь с ней встретишься и поймешь, что она такой же человек, как и ты.
Я фыркнула.
— Яппи, которая что-то там из себя корчит.
Он пропустил это мимо ушей. Я почувствовала себя разобиженной шестилеткой, а из Дэна, видимо, получилось что-то шестидесятилетнее. Он — мудрец, а я — чокнутая. Интересно, во что превратился бы наш роман, примись я за роль, которую разыгрывает Дэн? Стал бы он рвать на себе волосы и впадать в бешенство?
— Только не уверяй, будто раньше ты никогда ни с кем не расставалась, — сказал наконец Дэн.
Что бы там ни говорила ясновидящая, я могла думать только об Эрике и Дэне. У них будет все то, что для меня невозможно. Они развесят по стенам дорогие картины. Они будут устраивать званые обеды. Однажды она найдет мои старые письма — и махнет на них рукой.
Забавно, но достаточно всего нескольких деталей, чтобы мысленно составить портрет человека. Факты, которые я знаю о ней, можно перечислить по пальцам одной руки. Адвокатиха. На предплечье татуировка. Зовут Эрика. Отпускает шуточки про кокаин, на пикник надевает ситцевые шортики. И считает, что обладает чувством социальной справедливости.
Я оставила Дэна на диване, а сама скрылась в ванной, продолжая размышлять об Эрике. Наверное, за ней половина судейской коллегии волочится. А в шестнадцать лет наверняка сбежала из дому, чтобы побродить по Берлину, — не то что я, у меня-то в таком возрасте самой грандиозной авантюрой была поездка в Долину Охотников вместе с тетушкой Бет. Я представляла, как она блистает на обеде с Дэном, разглагольствуя о легализации героина. А где-нибудь в Нью-Йорке у нее припрятан еще один любовник. Думаю, половину своего жалованья она жертвует «Черным пантерам»[7].
Я окинула взглядом свою ванную. Средство для мытья унитазов, розовая пластмассовая щетка, косметика, раскиданная по полке, и занавеска для душа, расписанная дурацкими улитками. Воображаю, как выглядит ванная у нее. Джакузи. Экологически чистое масло «Аюрведа». Черное кимоно из натурального шелка. И правда, как я могу обвинять в чем-то Дэна? Он оказался бы последним кретином, откажись от такого. Но я все равно на него злилась.
А когда я вернулась в комнату, он забился в самый дальний угол дивана — чтобы мы не очутились слишком близко друг к другу. Вот и начинали мы так же — на разных концах моего дивана. Но тогда между нами искры проскакивали, а теперь разделял вакуум.
— Виктория, — заговорил Дэн. — Ты мне по-прежнему нравишься. И ты для меня многое значишь. Да.
— Ну-ка, еще раз. Я тебе по-прежнему нравлюсь? — Он кивнул. — Так, значит, я тебе нравлюсь. Я только тобой и жила, а получила вот что — НРАВЛЮСЬ! Так нравлюсь, что ты снова хочешь меня видеть?
— Ты же знаешь, что ничего у нас не получится.
— Значит, нравлюсь до смерти, но у нас ничего не получится. И долго ты эту мудрость постигал?
Дэн встал, и несколько кошмарных мгновений я думала, что он уйдет, — но он только принес стакан воды, один стакан.
— Я лишь хотела, чтобы ты не рвал наши отношения в мой день рождения. Вот и все.
— Когда-то же это должно было случиться.
— Почему?
— Потому что... И зачем ты все время возвращаешься к этому? Ты не совсем подходишь мне. Я не совсем подхожу тебе. Тогда какой смысл?
— Ты-то мне как раз подходишь.
— Да, и ты выкидываешь свои таблетки и стараешься забеременеть. — Дэн покачал головой, машинально разглядывая красное пятно от вина на ковре — его оставила Хилари еще в прошлом году. — Я с тобой об этом никогда не говорил, — произнес он. — А надо было.
— Помогло бы?
— Да, помогло бы покончить со всем этим. Но ничего бы не изменило. Так что выброси из головы. Наши отношения рухнули вовсе не потому, что тебя осенила гениальная мысль тайком забеременеть.
— А почему же тогда?
— Подумай сама. Да, в конце концов ты так и не забеременела, ну а если бы удалось — что тогда?
— Ну, говори.
— Чего ты ожидала?
— Не знаю.
Последние недели собственная квартира казалась мне такой одинокой, в ней было так тихо, когда я возвращалась с работы, и так серо, мрачно и пусто, когда просыпалась среди ночи. Но никогда я не радовалась, что живу одна, больше, чем в тот раз. Это был самый безнадежно личный разговор, какой только происходил в моей жизни.
— Я хотела от тебя ребенка.
Дэн не ответил ни слова — просто встал и принес мне салфетки из спальни — из спальни, где нет блондинов, а есть только кавардак и его фотография на дверце гардероба, фотография, снять которую у меня не поднялась рука.
— Вот, вытри нос.
Нос я вытерла, но заодно размазала зеленоватый корректор из парфюмерного магазина. И внезапно поняла, как смотрюсь со стороны. Непривычно рыжие волосы, торчащие мокрыми перьями, красные глаза, багрово-зеленая физиономия.
— Договаривай. Что, если бы я забеременела?
— Ты не забеременела. Так что и говорить не о чем.
— Нет, все-таки, — упорствовала я.
— Тогда — по твоему усмотрению.
— Но ты бы согласился?
— Без вопросов, — ответил Дэн. — Только вот что я тебе скажу. То, что я не пылал прежней страстью, — это же было ясно! А ты и считаться не стала. Ты что же, думаешь — ребенок — это так, вроде улицы с односторонним движением?
И вот теперь настал его черед вытирать глаза. Честно скажу: за все то время, что я знала Дэниэла Хоукера, такое я видела впервые.
Как-то я видела мамашу с сыном в женском туалете. Он был еще в том возрасте, когда мать может захватить его в чисто дамское заведение. Мальчик обливался слезами, а мамаша отрывала все новые и новые куски туалетной бумаги и вытирала ему лицо. Сначала она твердила: «Ну, не плачь», потом: «Натан, успокойся!» и наконец: «А ну прекрати, ты уже большой!» Если бы она его ударила, я бы что-нибудь сказала, но она ничего такого не сделала, так что я просто высушила руки и вышла оттуда с ощущением, что постигла кое-что новое.
«Парни не плачут», — пел Роберт Смит на моих старых записях «Кью». Но сейчас я видела доказательство обратного.
— Извини, Дэн.
— Все в порядке. Тебе просто нужен мужчина, который захочет завести с тобой ребенка.
— И это не ты, — услышала я свой собственный голос.
— И это не я.
Наши души, наверное, сейчас напоминали лаву. И так же клокотали. Так мы и сидели по-дурацки целую вечность — не касаясь друг друга, даже не обмениваясь взглядами, — просто смотрели на стены, на подушки, книги на полках (некоторые из них он и подарил).
— Ладно... — Он улыбнулся. Опять эта добрая улыбка. Эта треклятая симпатия, означающая, что на любви раз и навсегда поставлен крест.
Я поднялась и пошла ставить чайник.
— Я не буду.
На кухне Дэн подошел ко мне и крепко прижал к себе. Потом поцеловал в макушку, сказал «счастливо», и... и все. Ничто не кончено, пока не кончено, спасибо, Ленни Кравиц, — а сейчас именно это и произошло.
Он сел в машину, и я вслушивалась в знакомое, раскатистое рычание «ровера», пока оно не смолкло навсегда. Ну, не то чтобы совсем навсегда — мы же и в 2020 году останемся друзьями, и Татуированная Адвокатиха к тому времени выйдет замуж за судью, а сам он обзаведется женушкой-перчиком. Я все это знаю. Знаю. Но сейчас мне хотелось дать волю отчаянию. Самое время.
Глава одиннадцатая
— А-а, — протянула я. — Так это у вас дружба.
— Да.
— В жизни большей брехни не слышала.
— Ну что же. Тем не менее так оно и есть.
Я вскипела.
— Вы друг с другом спите и называете это дружбой?!
— Вик, ты знаешь, я не выношу такого тона.
— Скажи мне правду!
— Мы не спим.
— Но будете спать. Никакая это не дружба. Верно?
Он отрицательно помотал головой.
— Значит, ты не выносишь такого тона, — услышала я свой собственный голос. — Ну так позволь мне кое-что сказать. А я не выношу, когда ты весь раздуваешься от самодовольства!
И он даже не счел нужным ответить.
— Ты у нас всегда прав, а я никогда не права, и ты у нас — такой умный, а я — дура набитая!
— Я не говорил ничего подобного. Просто твой тон... Знаешь, очень трудно разговаривать, когда ты...
— ВОТ КАК, ДА?! — заорала я, заорала так, что если в проезжающих автомобилях стекла были опущены, то там меня, конечно, услышали.
Мы ехали молча. Где-то в глубине души мне хотелось очутиться в одной из параллельных вселенных — в той, где мы с Хилари встали и, прошествовав мимо столика Дэна, удалились из кафе. Будь неладна эта его доброта, это его благодушие! Так может вести себя человек, уже отправивший меня в мусорную корзину — со штемпелем «славная старушка Виктория», и я ненавижу, ненавижу, ненавижу! Ненавижу, когда не остается надежд. Когда мы подъехали к стоянке у моего дома, оттуда чуть ли не боком выруливал Билл.
— Господи, ну и дерьмовый же водила! — вырвалось у Дэна. И он поймал меня врасплох — я рассмеялась. Тут Билл углядел меня через стекло и тотчас смущенно отвернулся — из чего я сделала вывод, что вид у меня тот еще.
Билл помахал рукой и укатил.
— Помнишь его? — Голос мой звучал почти нормально. — Он въехал в квартиру наверху. Умник Билл. Помогает мне с компьютером.
— Ему бы кто с этой дрянью на лице помог.
— Обычный пластырь, просто некому сдирать. Я тут все пытаюсь свести их с Хилари, только ничего не получается...
Слова так и сыпались из меня, перемежаемые короткими смешками. И Дэн воспользовался моментом — лишь бы не дать мне опять заплакать. Я и забыла, что он не выносит, когда я плачу.
— Ну так что, покупаешь ты свой первый порше?
Это была наша старая, очень старая шутка, и, если честно, даже не совсем смешная. Давным-давно у меня был какой-то допотопный драндулет, на котором я врезалась в столб; драндулет после этого двигаться уже не мог, так что я его там и оставила, и меня оштрафовали. Когда мы с Дэном встретились в первый раз, я рассказала ему эту историю и зачем-то глупо прибавила, что подумываю купить порше. Вот так. Наша старая шутка. Вот чем Дэн решил меня — ха-ха-ха — рассмешить.
Ну что же. Мне еще предстояла вечером эксклюзивная пытка — думать о татуированной руке Эрики и гадать, где еще у нее татуировки. И я хотела, чтобы Дэн почувствовал мою боль, целиком и полностью — здесь и сейчас. Я знала, что он по-своему боится меня, но не собиралась жертвовать собой только ради того, чтобы ему полегчало.
Мы поднялись наверх, и я отперла дверь, чувствуя на себе его взгляд и желая всей душой, чтобы он потянулся ко мне... но он не сделал этого. Закон расставаний номер два: как бы ты ни хотела, чтобы он позвонил, он этого ни за что не сделает. Как бы ты ни хотела, чтобы он сгреб тебя в объятия, — не дождешься.
Мы вошли. Через приоткрытую дверь была видна моя разобранная постель — господи, все бы отдала, чтобы там сейчас развалился среди подушек блондин. Но блондина в комнате не было — только мой обычный кавардак и пачка тампонов на полу.
— Ну, обед с Эрикой я отменил, — сказал Дэн.
— И?..
— И мы можем поговорить. Обо всем. Может, ты как-нибудь с ней встретишься и поймешь, что она такой же человек, как и ты.
Я фыркнула.
— Яппи, которая что-то там из себя корчит.
Он пропустил это мимо ушей. Я почувствовала себя разобиженной шестилеткой, а из Дэна, видимо, получилось что-то шестидесятилетнее. Он — мудрец, а я — чокнутая. Интересно, во что превратился бы наш роман, примись я за роль, которую разыгрывает Дэн? Стал бы он рвать на себе волосы и впадать в бешенство?
— Только не уверяй, будто раньше ты никогда ни с кем не расставалась, — сказал наконец Дэн.
Что бы там ни говорила ясновидящая, я могла думать только об Эрике и Дэне. У них будет все то, что для меня невозможно. Они развесят по стенам дорогие картины. Они будут устраивать званые обеды. Однажды она найдет мои старые письма — и махнет на них рукой.
Забавно, но достаточно всего нескольких деталей, чтобы мысленно составить портрет человека. Факты, которые я знаю о ней, можно перечислить по пальцам одной руки. Адвокатиха. На предплечье татуировка. Зовут Эрика. Отпускает шуточки про кокаин, на пикник надевает ситцевые шортики. И считает, что обладает чувством социальной справедливости.
Я оставила Дэна на диване, а сама скрылась в ванной, продолжая размышлять об Эрике. Наверное, за ней половина судейской коллегии волочится. А в шестнадцать лет наверняка сбежала из дому, чтобы побродить по Берлину, — не то что я, у меня-то в таком возрасте самой грандиозной авантюрой была поездка в Долину Охотников вместе с тетушкой Бет. Я представляла, как она блистает на обеде с Дэном, разглагольствуя о легализации героина. А где-нибудь в Нью-Йорке у нее припрятан еще один любовник. Думаю, половину своего жалованья она жертвует «Черным пантерам»[7].
Я окинула взглядом свою ванную. Средство для мытья унитазов, розовая пластмассовая щетка, косметика, раскиданная по полке, и занавеска для душа, расписанная дурацкими улитками. Воображаю, как выглядит ванная у нее. Джакузи. Экологически чистое масло «Аюрведа». Черное кимоно из натурального шелка. И правда, как я могу обвинять в чем-то Дэна? Он оказался бы последним кретином, откажись от такого. Но я все равно на него злилась.
А когда я вернулась в комнату, он забился в самый дальний угол дивана — чтобы мы не очутились слишком близко друг к другу. Вот и начинали мы так же — на разных концах моего дивана. Но тогда между нами искры проскакивали, а теперь разделял вакуум.
— Виктория, — заговорил Дэн. — Ты мне по-прежнему нравишься. И ты для меня многое значишь. Да.
— Ну-ка, еще раз. Я тебе по-прежнему нравлюсь? — Он кивнул. — Так, значит, я тебе нравлюсь. Я только тобой и жила, а получила вот что — НРАВЛЮСЬ! Так нравлюсь, что ты снова хочешь меня видеть?
— Ты же знаешь, что ничего у нас не получится.
— Значит, нравлюсь до смерти, но у нас ничего не получится. И долго ты эту мудрость постигал?
Дэн встал, и несколько кошмарных мгновений я думала, что он уйдет, — но он только принес стакан воды, один стакан.
— Я лишь хотела, чтобы ты не рвал наши отношения в мой день рождения. Вот и все.
— Когда-то же это должно было случиться.
— Почему?
— Потому что... И зачем ты все время возвращаешься к этому? Ты не совсем подходишь мне. Я не совсем подхожу тебе. Тогда какой смысл?
— Ты-то мне как раз подходишь.
— Да, и ты выкидываешь свои таблетки и стараешься забеременеть. — Дэн покачал головой, машинально разглядывая красное пятно от вина на ковре — его оставила Хилари еще в прошлом году. — Я с тобой об этом никогда не говорил, — произнес он. — А надо было.
— Помогло бы?
— Да, помогло бы покончить со всем этим. Но ничего бы не изменило. Так что выброси из головы. Наши отношения рухнули вовсе не потому, что тебя осенила гениальная мысль тайком забеременеть.
— А почему же тогда?
— Подумай сама. Да, в конце концов ты так и не забеременела, ну а если бы удалось — что тогда?
— Ну, говори.
— Чего ты ожидала?
— Не знаю.
Последние недели собственная квартира казалась мне такой одинокой, в ней было так тихо, когда я возвращалась с работы, и так серо, мрачно и пусто, когда просыпалась среди ночи. Но никогда я не радовалась, что живу одна, больше, чем в тот раз. Это был самый безнадежно личный разговор, какой только происходил в моей жизни.
— Я хотела от тебя ребенка.
Дэн не ответил ни слова — просто встал и принес мне салфетки из спальни — из спальни, где нет блондинов, а есть только кавардак и его фотография на дверце гардероба, фотография, снять которую у меня не поднялась рука.
— Вот, вытри нос.
Нос я вытерла, но заодно размазала зеленоватый корректор из парфюмерного магазина. И внезапно поняла, как смотрюсь со стороны. Непривычно рыжие волосы, торчащие мокрыми перьями, красные глаза, багрово-зеленая физиономия.
— Договаривай. Что, если бы я забеременела?
— Ты не забеременела. Так что и говорить не о чем.
— Нет, все-таки, — упорствовала я.
— Тогда — по твоему усмотрению.
— Но ты бы согласился?
— Без вопросов, — ответил Дэн. — Только вот что я тебе скажу. То, что я не пылал прежней страстью, — это же было ясно! А ты и считаться не стала. Ты что же, думаешь — ребенок — это так, вроде улицы с односторонним движением?
И вот теперь настал его черед вытирать глаза. Честно скажу: за все то время, что я знала Дэниэла Хоукера, такое я видела впервые.
Как-то я видела мамашу с сыном в женском туалете. Он был еще в том возрасте, когда мать может захватить его в чисто дамское заведение. Мальчик обливался слезами, а мамаша отрывала все новые и новые куски туалетной бумаги и вытирала ему лицо. Сначала она твердила: «Ну, не плачь», потом: «Натан, успокойся!» и наконец: «А ну прекрати, ты уже большой!» Если бы она его ударила, я бы что-нибудь сказала, но она ничего такого не сделала, так что я просто высушила руки и вышла оттуда с ощущением, что постигла кое-что новое.
«Парни не плачут», — пел Роберт Смит на моих старых записях «Кью». Но сейчас я видела доказательство обратного.
— Извини, Дэн.
— Все в порядке. Тебе просто нужен мужчина, который захочет завести с тобой ребенка.
— И это не ты, — услышала я свой собственный голос.
— И это не я.
Наши души, наверное, сейчас напоминали лаву. И так же клокотали. Так мы и сидели по-дурацки целую вечность — не касаясь друг друга, даже не обмениваясь взглядами, — просто смотрели на стены, на подушки, книги на полках (некоторые из них он и подарил).
— Ладно... — Он улыбнулся. Опять эта добрая улыбка. Эта треклятая симпатия, означающая, что на любви раз и навсегда поставлен крест.
Я поднялась и пошла ставить чайник.
— Я не буду.
На кухне Дэн подошел ко мне и крепко прижал к себе. Потом поцеловал в макушку, сказал «счастливо», и... и все. Ничто не кончено, пока не кончено, спасибо, Ленни Кравиц, — а сейчас именно это и произошло.
Он сел в машину, и я вслушивалась в знакомое, раскатистое рычание «ровера», пока оно не смолкло навсегда. Ну, не то чтобы совсем навсегда — мы же и в 2020 году останемся друзьями, и Татуированная Адвокатиха к тому времени выйдет замуж за судью, а сам он обзаведется женушкой-перчиком. Я все это знаю. Знаю. Но сейчас мне хотелось дать волю отчаянию. Самое время.
Глава одиннадцатая
Кто-то мне рассказывал, что когда акула откусывает тебе ногу, ты ничего не чувствуешь. Разве что рывок — а вовсе не боль, — когда акульи зубы впиваются в твою плоть. Кажется, так проявляется доброта природы. Потому мне и понадобилось всего два дня, чтобы прийти в себя после разговора с Дэном.
Сначала был Жестокий Сон. Ну вы знаете. Голова покоится на его плече, тебе тепло, и ты влюблена, и вот ты просыпаешься и понимаешь, что все это бред, а потом смотришься в зеркало и обнаруживаешь мешки под глазами и понимаешь — ты все так же одинока.
А потом свершилось чудо. Поначалу я пребывала в каком-то оцепенении, но когда проснулась в пятницу утром, Дэн уже не был для меня проблемой. Умыться — вот это была проблема. Отсутствие чистых и мало-мальски пригодных черных колготок — вот проблема, а Дэн — нет.
Как утопающие, у которых начинаются галлюцинации, или жертвы акул, чувствующие только слабый рывок, я избежала худшего. Я даже не стала глотать прозак. Все, о чем я могла думать, выковыривая пару колготок из корзины для белья, — это секс с Лаймом. Бесцельный, ни к чему не обязывающий секс. Всего лишь способ убить время. Как трогательно — а я еще просила не торопиться. Неделю назад я утверждала, что ничего подобного не хочу.
Я даже попыталась мысленно раздеть Лайма, хотя никогда не понимала, как это делается. Ну, знаете, «он раздевал ее глазами». В общем, у меня не получилось. Я добралась до Лаймовой макушки, бачков (вот что в нем особенно нравится Кайли) и замшевой куртки, и на этом дело застопорилось. Мужчины — это такая загадка. Волосатая у него грудь или нет? А ноги? Ну и, понятно, центральная часть. Неизведанные далекие края, как выражается Хилари. Как прикажете быть с этим? Разве я могу угадать, как там все выглядит? Нет, лучше и не пытаться.
Вообще-то, когда я думала о сексе с Лаймом, мысли мои больше напоминали плохо смонтированный фильм. Я воображала его руки, блуждающие там и тут, представляла, что он мог бы говорить при этом, и мне даже смутно рисовались его красные боксерские трусы — и все. Я представляла его глаза, напоминающие начинку «Марса», и улыбку — губительную! — но дальше дело не двигалось.
Но, как бы там ни было, в случае необходимости это плохо срежиссированное кино позволит мне продержаться следующие несколько месяцев. Если жизнь покажется слишком унылой, я всегда смогу прокрутить его.
Забавно, как женщины запасаются к одинокой жизни. Примерно так же запасались провизией исследователи в викторианскую эпоху. Если мне удастся развить эту фантазию с Лаймом, она будет выручать меня всю неделю. А на выходные можно запастись фантазией пограндиознее. А если и это не поможет, сбегу на Аляску — кто-то мне говорил, что там на каждую одинокую женщину приходится восемнадцать мужчин.
Обо всем этом я думала, пока сушила феном колготки. И мыслей этих оказалось достаточно, чтобы я принялась подпевать Элвису Костелло, которого опять крутил Билл наверху. В конце концов, все обстояло не так уж плохо. Воображаемый секс с Лаймом. Ноль эмоций по поводу Дэна и Татуированной. «Верна моя цель», — разливался наверху Элвис Костелло. И я действительно чувствовала себя легко и беззаботно.
А потом заглянула в почтовый ящик и чуть не умерла на месте.
От кого: liam@ozemail.com.au
Кому: shep@mpx.com.au
Тема: Развратные выходные
Дорогая Виктория. Да или нет (пожалуйста, обведи кружочком).
Лайм.
Секс с Лаймом! Да! II est un miracle![8] Теперь я понимала, что чувствовал рехнувшийся на бейсболе Джейми Стритон, когда выигрывала его команда. Я вскидывала кулаки. Кажется, даже гикала. Потом натянула еще мокрые колготки, и они поехали до самого колена, а затем и вовсе разорвались.
Кому нужны фантазии, спрашиваете? Мне! Лайм, которого, казалось, я отпугнула навсегда, завет меня, Викторию Ходячий Крах Любовных Отношений, провести выходные вместе! И вот вам, пожалуйста, тридцать пять новых поводов для головной боли. Начиная с:
1) нет чистых и целых черных колготок;
2) подмышки не выбриты;
3) нет опыта по части орального секса.
И заканчивая:
35) презерватив рвется.
Потом я уселась с чашкой чая и стала ждать, когда ко мне вернется здравый смысл. Вернулся. Ну, я, вообще-то, знала, что так и будет. Развратные выходные? Я вновь в стране оргий и трахов и прочих словечек, которые используют мужчины, потому что любовь им не по зубам. И снова вырываются на волю все те инстинкты, которые крепко спали неделю назад, когда я откровенничала перед Лаймом и ибисом.
Я же по существу выставлена на торги. И если соглашусь на это, нет мне прощения.
Потом я выпила еще одну чашку чая, надеясь, что сумею образумиться, прежде чем прибуду на работу, но ничего, понятное дело, не вышло. Меня снедало сильное искушение рассказать обо всем Кайли — так, в знак своего превосходства тридцатилетней женщины, но я вовремя спохватилась.
Когда же я наконец взялась за работу — в грязных колготках, выуженных из корзины, — мне подсунули фирму, занимающуюся садовым ландшафтом. Я подозревала, что толку от меня не будет, — так оно и оказалось. Клиент хотел, чтобы я рассказала, какие у них огромные садовые гномы, а голова моя была забита одним только сексом.
В обеденный перерыв я не выдержала и позвонила Хилари и Джоди — созвала их на экстренное совещание. Мы отправились в наше излюбленное местечко — достаточно недорогое для Хилари, достаточно вегетарианское для Джоди, ну а для меня достаточно близкое к офису. Висевшие на стене часы-солнце показывали, что время близится к двум, но мне было все равно. Хилари заказала пиццу, а Джоди — салат без бекона, анчоусов и майонеза.
— Кажется, это получится просто латук, — заметила официантка.
— Ты уверена, что это подходящий момент? — спросила Джоди, откидываясь на спинку высокого железного стула.
— Главный вопрос: ты уже ответила? — поинтересовалась Хилари.
— Нет конечно. Я же не знаю, как быть.
Хилари закатила глаза.
— Ну так давай. Пусть он будет твоим переходным мужчиной.
— А я не думаю, что это стоящая затея, — вмешалась Джоди. — Слишком уж все быстро.
Вообще-то мне требовалось лишь подтверждение. Хотела услышать, что все будет распрекрасно и выходные станут началом новой, фантастической жизни. Для себя я уже решила, что скажу «да».
— Я ничего не имею против обычного развлечения, — не слишком убедительно сказала я.
— Так ты не любви ищешь? — удивилась Джоди.
— Бред! — отрезала Хилари.
— Нет, мне кажется, это как раз то, что нужно. Просто развлечение. Я же и хочу только развлечься. Что, неожиданно закон, запрещающий развлекаться, приняли?
— Хорошо хоть, он на тебя организационную часть не сваливает, — недовольным тоном заметила Хилари.
— Решать можешь только ты! — объявила Джоди.
Тут появилась официантка с листьями латука, прикрытыми огромной чашкой.
— Пармезан нужен?
1. Дэн ведь с кем-то еще это делает, так почему мне нельзя?
2. А если он увидит нас с Лаймом, то вполне может на коленях приползти обратно.
3. Лайм — это секс-божество, и я не должна противиться природе.
4. Мне срочно надо развлечься.
5. В гороскопе сказано, что у меня все будет в ажуре.
6. Может быть, Лайм — мой последний шанс на несколько следующих лет, если не считать Армии сорокалетних разведенцев.
7. Мне не нужны серьезные отношения, мне нужен Переходный Мужчина.
8. Все равно делать нечего в эти выходные.
9. Если поженимся, он бесплатно разрисует наши свадебные приглашения.
10. Кара говорила, что спутника жизни я найду через компьютер.
ПРОТИВ
1. Что, если у него была женщина, которой оказалось по карману увеличение груди?
2. Лайм может оказаться ВИЧ-инфицированным или сексуальным извращенцем — вдруг он любит обнюхивать сиденья велосипедов молоденьких девушек.
3. Если влюблюсь в него, это будет полной катастрофой, потому что по всем приметам он не из тех, кто перезванивает.
4. Нас может увидеть кто-нибудь с работы.
5. Если это плохо кончится, ни у кого из друзей не останется ко мне ни малейшего сочувствия.
Целый час я разглядывала все это на экране. И вот наконец Кайли отправилась за чашкой чая, а я взялась за ответное письмо. Сделав несколько черновых вариантов, я в конце концов написала следующее:
Кому: liam@ozemail.com.au
От кого: shep@mpx.com.au
Тема: Развратные выходные
Прошу заметить: я обвела кружочком «да». Что дальше? Виктория.
И тут, к своему несказанному ужасу, я увидела Кайли и Лайма: они направлялись в мою сторону с кружками в руках. Она смеялась, а он притворялся, будто смеется.
— Привет, — беззаботно сказал Лайм, совсем как парень из рекламы джинсов.
— Привет, — отозвалась я.
Лицо Кайли подозрительно напоминало горгулью.
— Знаете, я наверное, тоже за чаем схожу, — бестолково брякнула я и сбежала на кухню.
Лицо у меня пылало так, что его вполне можно было засунуть в холодильник, причем с нулевым результатом. Мне тридцать лет, а веду себя как школьница! Аховая ситуация, говорили у нас в классе. Трижды аховая.
И нет никакого выхода. Я твердо решила, что просижу здесь до тех пор, пока Лайм не уйдет, но если Кайли не прекратит болтать о вчерашней серии «Друзей», то на это понадобится несколько дней.
Проблема разрешилась, когда Лайм внезапно просунул голову в дверь. С минуту я просто стояла и смотрела на него, будто опоссум в свете автомобильных фар.
— Мое письмо получила? — спросил он, глядя на меня как-то странно.
— Э... Да.
— Ответ, как я понимаю, «нет»?
А вы, наверное, подумали, что пятнадцатилетний опыт научил меня хоть как-то ориентироваться в отношениях между мужчиной и женщиной? Как же. Я беспомощна точно так же, как и на той дискотеке в 1984 году, когда Тревор Макви лез ко мне со своим языком под песенку «Кью», а я прикинулась, будто у меня нарыв в зубе.
Ну почему я не могу быть, как те секси-суки в телевизоре? Почему у меня нет тяжелых век?
И почему я не могу говорить?
— Нет, я согласна.
— Согласна?
— Я только что послала тебе письмо. Я согласна.
Наступила пауза; несколько мгновений Лайм молча смотрел на меня, словно пытаясь прочесть мои мысли. Наконец он поставил чашку в мойку и направился к двери.
— Тогда потом поговорим, — произнес он. И ушел.
Когда я вернулась к своему столу, Кайли яростно барабанила по клавиатуре. Я с первого взгляда узнала «Худей с улыбкой». Бедная Кайли. Где-то в глубине души я испытывала нечто вроде самодовольства. Но еще я очень хорошо помнила, каково это — быть одинокой в двадцать два года. Порой мне кажется, что это почти так же невыносимо, как быть одинокой в тридцать три.
Я дала Богу обет, что если из моих развратных выходных что-нибудь выгорит, я найду Кайли того, кого она полюбит. Может, Умник Билл ею заинтересуется. Или кто-нибудь из ныряльщиков, приятелей Энтони Андерсона, — я то и дело сталкиваюсь то с одним, то с другим из них. Или отправлю ее на сайт «Найди друга», запущу под буквой "М" — Микро-мини-юбочка.
Я могу протащить телефонный шнур из столовой в спальню — и буду лежать среди подушек и болтать, болтать всякую игривую чушь, пока не засну.
В кухне его глаза с начинкой из «Марса» чуть блузку на мне не расплавили. И я знаю, что это чистейшая похоть, знаю, что очки не в мою пользу, что у меня все это идет так, рикошетом, — я прекрасно все это знаю. И тем не менее. Лайм — художник-график, а я — рекламный копирайтер. Он одинок, и я одинока. И кто поручится, что я, Виктория Шепуорт, год спустя не куплю белые замшевые туфельки и не запишусь на грандиозную навороченную прическу в парикмахерской?
Когда Лайм позвонил мне где-то около половины двенадцатого, я дала ему три шанса передумать — так, чтобы уравнять ситуацию. Я поинтересовалась, не слишком ли он занят, не слишком ли устал и так ли уж уверен, что в гостинице будут места; при этом я наматывала телефонный шнур на палец и всей душой желала, чтобы он не пошел на попятный. Но голос у Лайма звучал совершенно уверенно.
— Почему мне кажется, что ты такое уже устраивал?
— Я не устраивал.
— Но ты хорошо знаешь, что нужно делать.
— Беру в пример фильмы семидесятых. Ну, знаешь: «О да-а, давай зарегистрируемся как мистер и миссис Смит».
Тут я снова вспомнила, что одна из причин, по которым Лайм так мне нравится, — это то, что с ним всегда весело. Может, дело в том, что смех и секс в чем-то схожи.
— Так какой у нас план? — осведомилась я, поднимая ноги повыше, чтобы проверить степень волосатости. Слава тебе господи, видеотелефон еще не в ходу.
— Заеду за тобой после завтрака, — сказал Лайм. — На машине доберемся туда к обеду.
— А где это? — полюбопытствовала я.
— В горах.
— Что взять с собой?
— Кольца для сосков и огнеупорные одеяла.
В конце концов я упаковала все, что было в ванной, — ну, может, кроме щетки для унитаза и затычки для ванны. Флакон «Этернити», флакон «Пуазон», где и осталось-то всего на донышке, лосьон для искусственного загара — все. Еще я захватила ночную рубашку с зайчиками — на случай, если с Лаймом будет так уютно, что я решусь надеть это на ночь. И еще белое кружевное боди, которое держится на мне, как подпорка, если не втянуть живот. Плюс кое-что верное и черное, очень сексуальное и нейлоновое, которое я купила еще в годы Энтони Андерсона, и еще суперлифчик, который Джоди одалживала у меня в прошлом году на Марди Гра[9] и облепила блестками. Хорошо, что я заставила ее эти блестки отцепить. А вот надену ли я хоть что-нибудь из этого? Если бы. Как обычно, это будут штаны на полу и рубашка, закинутая на другой конец комнаты. Трогательно.
Сначала был Жестокий Сон. Ну вы знаете. Голова покоится на его плече, тебе тепло, и ты влюблена, и вот ты просыпаешься и понимаешь, что все это бред, а потом смотришься в зеркало и обнаруживаешь мешки под глазами и понимаешь — ты все так же одинока.
А потом свершилось чудо. Поначалу я пребывала в каком-то оцепенении, но когда проснулась в пятницу утром, Дэн уже не был для меня проблемой. Умыться — вот это была проблема. Отсутствие чистых и мало-мальски пригодных черных колготок — вот проблема, а Дэн — нет.
Как утопающие, у которых начинаются галлюцинации, или жертвы акул, чувствующие только слабый рывок, я избежала худшего. Я даже не стала глотать прозак. Все, о чем я могла думать, выковыривая пару колготок из корзины для белья, — это секс с Лаймом. Бесцельный, ни к чему не обязывающий секс. Всего лишь способ убить время. Как трогательно — а я еще просила не торопиться. Неделю назад я утверждала, что ничего подобного не хочу.
Я даже попыталась мысленно раздеть Лайма, хотя никогда не понимала, как это делается. Ну, знаете, «он раздевал ее глазами». В общем, у меня не получилось. Я добралась до Лаймовой макушки, бачков (вот что в нем особенно нравится Кайли) и замшевой куртки, и на этом дело застопорилось. Мужчины — это такая загадка. Волосатая у него грудь или нет? А ноги? Ну и, понятно, центральная часть. Неизведанные далекие края, как выражается Хилари. Как прикажете быть с этим? Разве я могу угадать, как там все выглядит? Нет, лучше и не пытаться.
Вообще-то, когда я думала о сексе с Лаймом, мысли мои больше напоминали плохо смонтированный фильм. Я воображала его руки, блуждающие там и тут, представляла, что он мог бы говорить при этом, и мне даже смутно рисовались его красные боксерские трусы — и все. Я представляла его глаза, напоминающие начинку «Марса», и улыбку — губительную! — но дальше дело не двигалось.
Но, как бы там ни было, в случае необходимости это плохо срежиссированное кино позволит мне продержаться следующие несколько месяцев. Если жизнь покажется слишком унылой, я всегда смогу прокрутить его.
Забавно, как женщины запасаются к одинокой жизни. Примерно так же запасались провизией исследователи в викторианскую эпоху. Если мне удастся развить эту фантазию с Лаймом, она будет выручать меня всю неделю. А на выходные можно запастись фантазией пограндиознее. А если и это не поможет, сбегу на Аляску — кто-то мне говорил, что там на каждую одинокую женщину приходится восемнадцать мужчин.
Обо всем этом я думала, пока сушила феном колготки. И мыслей этих оказалось достаточно, чтобы я принялась подпевать Элвису Костелло, которого опять крутил Билл наверху. В конце концов, все обстояло не так уж плохо. Воображаемый секс с Лаймом. Ноль эмоций по поводу Дэна и Татуированной. «Верна моя цель», — разливался наверху Элвис Костелло. И я действительно чувствовала себя легко и беззаботно.
А потом заглянула в почтовый ящик и чуть не умерла на месте.
От кого: liam@ozemail.com.au
Кому: shep@mpx.com.au
Тема: Развратные выходные
Дорогая Виктория. Да или нет (пожалуйста, обведи кружочком).
Лайм.
Секс с Лаймом! Да! II est un miracle![8] Теперь я понимала, что чувствовал рехнувшийся на бейсболе Джейми Стритон, когда выигрывала его команда. Я вскидывала кулаки. Кажется, даже гикала. Потом натянула еще мокрые колготки, и они поехали до самого колена, а затем и вовсе разорвались.
Кому нужны фантазии, спрашиваете? Мне! Лайм, которого, казалось, я отпугнула навсегда, завет меня, Викторию Ходячий Крах Любовных Отношений, провести выходные вместе! И вот вам, пожалуйста, тридцать пять новых поводов для головной боли. Начиная с:
1) нет чистых и целых черных колготок;
2) подмышки не выбриты;
3) нет опыта по части орального секса.
И заканчивая:
35) презерватив рвется.
Потом я уселась с чашкой чая и стала ждать, когда ко мне вернется здравый смысл. Вернулся. Ну, я, вообще-то, знала, что так и будет. Развратные выходные? Я вновь в стране оргий и трахов и прочих словечек, которые используют мужчины, потому что любовь им не по зубам. И снова вырываются на волю все те инстинкты, которые крепко спали неделю назад, когда я откровенничала перед Лаймом и ибисом.
Я же по существу выставлена на торги. И если соглашусь на это, нет мне прощения.
Потом я выпила еще одну чашку чая, надеясь, что сумею образумиться, прежде чем прибуду на работу, но ничего, понятное дело, не вышло. Меня снедало сильное искушение рассказать обо всем Кайли — так, в знак своего превосходства тридцатилетней женщины, но я вовремя спохватилась.
Когда же я наконец взялась за работу — в грязных колготках, выуженных из корзины, — мне подсунули фирму, занимающуюся садовым ландшафтом. Я подозревала, что толку от меня не будет, — так оно и оказалось. Клиент хотел, чтобы я рассказала, какие у них огромные садовые гномы, а голова моя была забита одним только сексом.
В обеденный перерыв я не выдержала и позвонила Хилари и Джоди — созвала их на экстренное совещание. Мы отправились в наше излюбленное местечко — достаточно недорогое для Хилари, достаточно вегетарианское для Джоди, ну а для меня достаточно близкое к офису. Висевшие на стене часы-солнце показывали, что время близится к двум, но мне было все равно. Хилари заказала пиццу, а Джоди — салат без бекона, анчоусов и майонеза.
— Кажется, это получится просто латук, — заметила официантка.
— Ты уверена, что это подходящий момент? — спросила Джоди, откидываясь на спинку высокого железного стула.
— Главный вопрос: ты уже ответила? — поинтересовалась Хилари.
— Нет конечно. Я же не знаю, как быть.
Хилари закатила глаза.
— Ну так давай. Пусть он будет твоим переходным мужчиной.
— А я не думаю, что это стоящая затея, — вмешалась Джоди. — Слишком уж все быстро.
Вообще-то мне требовалось лишь подтверждение. Хотела услышать, что все будет распрекрасно и выходные станут началом новой, фантастической жизни. Для себя я уже решила, что скажу «да».
— Я ничего не имею против обычного развлечения, — не слишком убедительно сказала я.
— Так ты не любви ищешь? — удивилась Джоди.
— Бред! — отрезала Хилари.
— Нет, мне кажется, это как раз то, что нужно. Просто развлечение. Я же и хочу только развлечься. Что, неожиданно закон, запрещающий развлекаться, приняли?
— Хорошо хоть, он на тебя организационную часть не сваливает, — недовольным тоном заметила Хилари.
— Решать можешь только ты! — объявила Джоди.
Тут появилась официантка с листьями латука, прикрытыми огромной чашкой.
— Пармезан нужен?
* * *
Вернувшись на работу (два часа двадцать восемь минут, не так уж плохо!), я закрыла файл с ландшафтами и открыла новый файл, который, чтобы отвести глаза Кайли, назвала «Сухие завтра-ки-2». Затем шрифтом «гельветика» набрала все доводы «за» и «против». Доводы «за» я старательно растягивала на целую страницу. Затем изменила шрифт на стилизованную готику. Чтобы смотрелось поофициальнее.Причина трахаться с Лаймом
ЗА1. Дэн ведь с кем-то еще это делает, так почему мне нельзя?
2. А если он увидит нас с Лаймом, то вполне может на коленях приползти обратно.
3. Лайм — это секс-божество, и я не должна противиться природе.
4. Мне срочно надо развлечься.
5. В гороскопе сказано, что у меня все будет в ажуре.
6. Может быть, Лайм — мой последний шанс на несколько следующих лет, если не считать Армии сорокалетних разведенцев.
7. Мне не нужны серьезные отношения, мне нужен Переходный Мужчина.
8. Все равно делать нечего в эти выходные.
9. Если поженимся, он бесплатно разрисует наши свадебные приглашения.
10. Кара говорила, что спутника жизни я найду через компьютер.
ПРОТИВ
1. Что, если у него была женщина, которой оказалось по карману увеличение груди?
2. Лайм может оказаться ВИЧ-инфицированным или сексуальным извращенцем — вдруг он любит обнюхивать сиденья велосипедов молоденьких девушек.
3. Если влюблюсь в него, это будет полной катастрофой, потому что по всем приметам он не из тех, кто перезванивает.
4. Нас может увидеть кто-нибудь с работы.
5. Если это плохо кончится, ни у кого из друзей не останется ко мне ни малейшего сочувствия.
Целый час я разглядывала все это на экране. И вот наконец Кайли отправилась за чашкой чая, а я взялась за ответное письмо. Сделав несколько черновых вариантов, я в конце концов написала следующее:
Кому: liam@ozemail.com.au
От кого: shep@mpx.com.au
Тема: Развратные выходные
Прошу заметить: я обвела кружочком «да». Что дальше? Виктория.
И тут, к своему несказанному ужасу, я увидела Кайли и Лайма: они направлялись в мою сторону с кружками в руках. Она смеялась, а он притворялся, будто смеется.
— Привет, — беззаботно сказал Лайм, совсем как парень из рекламы джинсов.
— Привет, — отозвалась я.
Лицо Кайли подозрительно напоминало горгулью.
— Знаете, я наверное, тоже за чаем схожу, — бестолково брякнула я и сбежала на кухню.
Лицо у меня пылало так, что его вполне можно было засунуть в холодильник, причем с нулевым результатом. Мне тридцать лет, а веду себя как школьница! Аховая ситуация, говорили у нас в классе. Трижды аховая.
И нет никакого выхода. Я твердо решила, что просижу здесь до тех пор, пока Лайм не уйдет, но если Кайли не прекратит болтать о вчерашней серии «Друзей», то на это понадобится несколько дней.
Проблема разрешилась, когда Лайм внезапно просунул голову в дверь. С минуту я просто стояла и смотрела на него, будто опоссум в свете автомобильных фар.
— Мое письмо получила? — спросил он, глядя на меня как-то странно.
— Э... Да.
— Ответ, как я понимаю, «нет»?
А вы, наверное, подумали, что пятнадцатилетний опыт научил меня хоть как-то ориентироваться в отношениях между мужчиной и женщиной? Как же. Я беспомощна точно так же, как и на той дискотеке в 1984 году, когда Тревор Макви лез ко мне со своим языком под песенку «Кью», а я прикинулась, будто у меня нарыв в зубе.
Ну почему я не могу быть, как те секси-суки в телевизоре? Почему у меня нет тяжелых век?
И почему я не могу говорить?
— Нет, я согласна.
— Согласна?
— Я только что послала тебе письмо. Я согласна.
Наступила пауза; несколько мгновений Лайм молча смотрел на меня, словно пытаясь прочесть мои мысли. Наконец он поставил чашку в мойку и направился к двери.
— Тогда потом поговорим, — произнес он. И ушел.
Когда я вернулась к своему столу, Кайли яростно барабанила по клавиатуре. Я с первого взгляда узнала «Худей с улыбкой». Бедная Кайли. Где-то в глубине души я испытывала нечто вроде самодовольства. Но еще я очень хорошо помнила, каково это — быть одинокой в двадцать два года. Порой мне кажется, что это почти так же невыносимо, как быть одинокой в тридцать три.
Я дала Богу обет, что если из моих развратных выходных что-нибудь выгорит, я найду Кайли того, кого она полюбит. Может, Умник Билл ею заинтересуется. Или кто-нибудь из ныряльщиков, приятелей Энтони Андерсона, — я то и дело сталкиваюсь то с одним, то с другим из них. Или отправлю ее на сайт «Найди друга», запущу под буквой "М" — Микро-мини-юбочка.
* * *
Когда твои низменные инстинкты удовлетворены, начинаешь чувствовать себя Санта-Клаусом. Хочется дарить друзьям подарки, закатывать пирушки, сводить друг с другом одиноких и пристраивать пушистых бездомных зверушек. Чудо свершилось, и я не собираюсь всю долгую одинокую зиму спасаться воображаемым Лаймом — теперь у меня есть настоящий. И этим вечером он мне позвонит.Я могу протащить телефонный шнур из столовой в спальню — и буду лежать среди подушек и болтать, болтать всякую игривую чушь, пока не засну.
В кухне его глаза с начинкой из «Марса» чуть блузку на мне не расплавили. И я знаю, что это чистейшая похоть, знаю, что очки не в мою пользу, что у меня все это идет так, рикошетом, — я прекрасно все это знаю. И тем не менее. Лайм — художник-график, а я — рекламный копирайтер. Он одинок, и я одинока. И кто поручится, что я, Виктория Шепуорт, год спустя не куплю белые замшевые туфельки и не запишусь на грандиозную навороченную прическу в парикмахерской?
Когда Лайм позвонил мне где-то около половины двенадцатого, я дала ему три шанса передумать — так, чтобы уравнять ситуацию. Я поинтересовалась, не слишком ли он занят, не слишком ли устал и так ли уж уверен, что в гостинице будут места; при этом я наматывала телефонный шнур на палец и всей душой желала, чтобы он не пошел на попятный. Но голос у Лайма звучал совершенно уверенно.
— Почему мне кажется, что ты такое уже устраивал?
— Я не устраивал.
— Но ты хорошо знаешь, что нужно делать.
— Беру в пример фильмы семидесятых. Ну, знаешь: «О да-а, давай зарегистрируемся как мистер и миссис Смит».
Тут я снова вспомнила, что одна из причин, по которым Лайм так мне нравится, — это то, что с ним всегда весело. Может, дело в том, что смех и секс в чем-то схожи.
— Так какой у нас план? — осведомилась я, поднимая ноги повыше, чтобы проверить степень волосатости. Слава тебе господи, видеотелефон еще не в ходу.
— Заеду за тобой после завтрака, — сказал Лайм. — На машине доберемся туда к обеду.
— А где это? — полюбопытствовала я.
— В горах.
— Что взять с собой?
— Кольца для сосков и огнеупорные одеяла.
В конце концов я упаковала все, что было в ванной, — ну, может, кроме щетки для унитаза и затычки для ванны. Флакон «Этернити», флакон «Пуазон», где и осталось-то всего на донышке, лосьон для искусственного загара — все. Еще я захватила ночную рубашку с зайчиками — на случай, если с Лаймом будет так уютно, что я решусь надеть это на ночь. И еще белое кружевное боди, которое держится на мне, как подпорка, если не втянуть живот. Плюс кое-что верное и черное, очень сексуальное и нейлоновое, которое я купила еще в годы Энтони Андерсона, и еще суперлифчик, который Джоди одалживала у меня в прошлом году на Марди Гра[9] и облепила блестками. Хорошо, что я заставила ее эти блестки отцепить. А вот надену ли я хоть что-нибудь из этого? Если бы. Как обычно, это будут штаны на полу и рубашка, закинутая на другой конец комнаты. Трогательно.