Страница:
— Сомневаюсь, что он такой чувствительный.
Хелена кивнула.
— Да, бывают такие, — промолвила она после паузы.
— У него было еще с одной. На десять лет моложе. С работы. Ну, понимаешь.
— Ага...
Она, похоже, как раз собиралась изречь нечто глубокое и провидческое, но тут Ольга рыгнула и извергла что-то белое.
— Можешь ты мне кое-что сказать? — спросила я, наблюдая как Хелена орудует шваброй, похлопывает по спине ребенка и одновременно выкладывает коржики на поднос.
— Угу-м-м?
— Как ты это делаешь?
Я думала, что Хелена по своей привычке отшутится, или на нее нападет вдруг приступ кашля, или же она просто наплетет мне что попало. Но целую минуту Хелена Четтл смотрела в кухонное окно, держа на плече Ольгу. Финальная сцена «Камиллы».
Наконец она обернулась. И ответила вопросом на вопрос:
— А почему ты сама не попробовала с Тревором Макви?
— Ну-у, здрасьте... Хелена улыбнулась.
— Тревор сейчас живет в Перте. У него две маленькие девочки. А с женой он разошелся.
— Тревор Макви?
Почему-то я никак не могла представить его отцом двух девочек. Еще бы — в последний раз я его видела, когда ему было шестнадцать и он едва не добрался до моих миндалин. А диск-жокей в это время гонял песни «Кью», танцевать под которые было невозможно — даже при том, что мы весь вечер смешивали кока-колу с какими-то безобидными таблетками, трогательно изображая, будто мы под кайфом.
— Он славный парень, — задумчиво произнесла Хелена.
И она все похлопывала Ольгу, поворачивала краны, открывала банки — и, улыбаясь, ждала, что я скажу.
— Я же не могу выйти замуж за Тревора Макви, — пробормотала я наконец.
— Ты ведь сказала, что у тебя абсцесс в зубе, когда он пытался тебя поцеловать?
— Ну да.
— Кажется, он расстроился из-за этого. Он говорил Мику.
— Ох нет! — вырвалось у меня.
— Ой, с этим все в порядке. Знаешь, Тревор в этом смысле мало отличается от Мика. Он парень что надо.
По-прежнему улыбаясь, Хелена поставила Ольгу в манеж и переложила половину коржиков на бумажную тарелку, прикрыв их нарядной оберткой.
— Вот, возьми.
— Ох... Спасибо.
Значит, вот оно как. Оракул сказал свое слово. Хелена Четтл дала мне толкование любви и жизни, из которого следует, что Мик Четтл и Тревор Макви — парни что надо, а если бы я не была лживой коровой и в 1984 году, когда кое-кто лез мне языком в горло, не прикинулась бы, будто у меня абсцесс в зубе, то сегодня была бы счастливейшей женщиной. Но коржики я все равно взяла. Вы бы тоже на моем месте взяли.
Глава тринадцатая
Глава четырнадцатая
Глава пятнадцатая
Хелена кивнула.
— Да, бывают такие, — промолвила она после паузы.
— У него было еще с одной. На десять лет моложе. С работы. Ну, понимаешь.
— Ага...
Она, похоже, как раз собиралась изречь нечто глубокое и провидческое, но тут Ольга рыгнула и извергла что-то белое.
— Можешь ты мне кое-что сказать? — спросила я, наблюдая как Хелена орудует шваброй, похлопывает по спине ребенка и одновременно выкладывает коржики на поднос.
— Угу-м-м?
— Как ты это делаешь?
Я думала, что Хелена по своей привычке отшутится, или на нее нападет вдруг приступ кашля, или же она просто наплетет мне что попало. Но целую минуту Хелена Четтл смотрела в кухонное окно, держа на плече Ольгу. Финальная сцена «Камиллы».
Наконец она обернулась. И ответила вопросом на вопрос:
— А почему ты сама не попробовала с Тревором Макви?
— Ну-у, здрасьте... Хелена улыбнулась.
— Тревор сейчас живет в Перте. У него две маленькие девочки. А с женой он разошелся.
— Тревор Макви?
Почему-то я никак не могла представить его отцом двух девочек. Еще бы — в последний раз я его видела, когда ему было шестнадцать и он едва не добрался до моих миндалин. А диск-жокей в это время гонял песни «Кью», танцевать под которые было невозможно — даже при том, что мы весь вечер смешивали кока-колу с какими-то безобидными таблетками, трогательно изображая, будто мы под кайфом.
— Он славный парень, — задумчиво произнесла Хелена.
И она все похлопывала Ольгу, поворачивала краны, открывала банки — и, улыбаясь, ждала, что я скажу.
— Я же не могу выйти замуж за Тревора Макви, — пробормотала я наконец.
— Ты ведь сказала, что у тебя абсцесс в зубе, когда он пытался тебя поцеловать?
— Ну да.
— Кажется, он расстроился из-за этого. Он говорил Мику.
— Ох нет! — вырвалось у меня.
— Ой, с этим все в порядке. Знаешь, Тревор в этом смысле мало отличается от Мика. Он парень что надо.
По-прежнему улыбаясь, Хелена поставила Ольгу в манеж и переложила половину коржиков на бумажную тарелку, прикрыв их нарядной оберткой.
— Вот, возьми.
— Ох... Спасибо.
Значит, вот оно как. Оракул сказал свое слово. Хелена Четтл дала мне толкование любви и жизни, из которого следует, что Мик Четтл и Тревор Макви — парни что надо, а если бы я не была лживой коровой и в 1984 году, когда кое-кто лез мне языком в горло, не прикинулась бы, будто у меня абсцесс в зубе, то сегодня была бы счастливейшей женщиной. Но коржики я все равно взяла. Вы бы тоже на моем месте взяли.
Глава тринадцатая
В конце концов я обошлась без Безумной Недели. Уложилась в Безумный День. Может, сказалось благотворное влияние Хелены Четтл, а может, подействовал Билл, который решил мне объяснить, что Интернет — это не только карты Таро.
Он зашел как-то вечером: мне настолько надоело по очереди терзаться то из-за Лайма, то из-за Дэна, что в поисках спасения я позвонила ему.
По правде говоря, я просто не могла больше сидеть в пустой квартире. И когда Билл прискакал сверху и дважды стукнул в дверь, я от души была ему рада.
Похоже, и он обрадовался не меньше. Впрочем, может, это из-за того, что сейчас на мне не было халата, через который просвечивали соски.
Я сварила нам кофе и тут только заметила, что пластырь Билла исчез. На его месте виднелся маленький шрам, все еще слегка розовый.
— Ты без этой штуки?
Как ни странно, он понял, о чем я, и провел пальцем по подбородку. Между прочим, весьма привлекательному — надо будет сообщить Хилари.
— Да, зажило наконец, — пожал Билл плечами и включил модем.
Это была та стадия, когда он уже обращался с моим компьютером как с собственным, а мне только и оставалось, что откинуться на спинку стула и выглядывать из-за его плеча.
— А что это было? — полюбопытствовала я.
— А-а... — Билл снова пожал плечами. — В меня чем-то кинули.
— Что, серьезно?
Мысль, что кто-то мог чем-нибудь запустить в Билла, не совсем укладывалась в голове.
— Девушка, с которой мы жили. Там, дома. Ну, это долгая история.
Вот тут я потеряла дар речи. Обычно у меня всегда есть что сказать Умнику Биллу — каким бы он ни был замкнутым и застенчивым. Но сейчас — пшик. Двух обескураживающих фактов — а) что кто-то испытывал к нему такую страсть и ярость, что запустил чем-то ему в физиономию, и б) что совсем недавно он жил с женщиной — оказалось вполне достаточно, чтобы я просто онемела.
— Выходные хорошо провела? — спросил Билл, сидя спиной ко мне. На какое-то мгновение я встревожилась, не слышал ли он мои слезные причитания и долгие терапевтические телефонные разговоры с подругами, которые поддерживали меня на плаву с самого воскресенья.
— Д-да. Нет. А ты как? У меня, если честно, все было дерьмово.
— А-а.
Он развернулся ко мне и улыбнулся, и до того это была чудесная улыбка, улыбка понимающих друг друга одиночек, что на какой-то миг у меня возникло странное чувство, будто у нас с ним есть нечто общее. Потом он снова отвернулся, ушел с головой в компьютер — и опять стал Умником Биллом.
— Вот, — пробормотал он, постучав несколько минут по клавишам и поелозив мышью. — Это чат.
— Ага.
— Вроде разговоров по телефону, только не вслух говоришь, а печатаешь.
— М-м-м.
Понимала я в этом примерно столько же, сколько в картах Таро, но Билл, похоже, считал, что я все отлично понимаю, и я вовсе не собиралась его разубеждать.
— Смотри. Тут разные каналы, вот это явно Новая Зеландия — Киви. А это...
— Ага. Оргия. Звучит неплохо.
Глядя на аккуратно подстриженный затылок Билла, я видела, как наливаются малиновым румянцем его шея и уши в стиле сороковых годов.
— А вот это Канал номер один, Австралия, — сказал он так, будто ничего не случилось. — Хочешь заглянуть?
Прозвучало это так, будто речь шла о том, чтобы сбросить меня с вертолета. Но я тем не менее ответила, что, конечно, хочу. Билл попросил меня придумать псевдоним.
— А почему я не могу быть просто Викторией?
— Можешь, просто, как правило, здесь все берут псевдонимы.
— Ну, тогда... Техноботаник.
Билл негромко рассмеялся, я смотрела, как подрагивают его плечи. Думаю, если бы его что-нибудь совсем развеселило, он бы взял и свалился с кресла.
— Хорошо. Значит, набираем твое прозвище — Техноботаник, а теперь ты можешь печатать свое сообщение.
— А-а... Что? Что говорить-то?
— Ну, для начала — «привет».
Билл указал на экран, и я увидела, что там идет нечто вроде обмена репликами по поводу очередной серии «Синфельда». Похоже, участвовало четверо. Некий Зигги, кто-то по прозвищу Призрак, женщина (а может, и мужчина, кто тут разберет) по имени Тина и какой-то Дэйв.
— Они и в самом деле вот так переписываются?
— Да.
— А находиться они могут где угодно?
— Да. Ты это видишь с небольшим отставанием. Теперь набирай. Через секунду пойдет.
Я так и сделала, чувствуя себя немного неуютно. Подождала, пока их, извините, беседа слегка сбавит темп, и вклинилась.
ТЕХНОБОТАНИК: ПРИВЕТ, КАК ДЕЛА?
— Теперь подожди, — произнес Билл. И я подождала — и с тихим ужасом смотрела, как мои слова появляются на экране.
ЗИГГИ: Моя любимая серия — с нацистским супом.
ТИНА: Да-а.
ПРИЗРАК: «Соревнование»! Лучшая серия на все времена.
ТЕХНОБОТАНИК: Привет, как дела.
— Еще немного подожди, — сказал Билл. И на экране возникло вот что:
ПРИЗРАК: Это еще что за черт?
Билл обернулся и посмотрел на меня с улыбкой.
— Очень вежливо. Хочешь ответить?
— Нет! Да! Нет!
Мы продолжали следить за экраном, и там появлялись новые строки:
ЗИГГИ: Привет, Техноботаник.
ТИНА: Добро пожаловать, Техноботаник.
И весь оставшийся вечер мы с Биллом по-журавлиному вытягивали шеи у компьютера, по очереди бегали на кухню за кофе и продолжали наш разговор. Очень странный, очень напыщенный, но такой затягивающий разговор.
— И сколько тут таких каналов? — спросила я наконец.
— Сотни, тысячи.
— И там люди со всего мира?
Билл поднялся, зевнул, потягиваясь, потер подбородок там, где прежде был налеплен пластырь, и отключил модем.
— А-га-а... И там не только всякие умники.
И с тем ушел. А я опять осталась одна с мерцающим экраном компьютера. И в мозгу тоже мерцало. Это что же получается, Умник Билл в курсе, что я его называю Умником? А если знает, то откуда? Или это у меня паранойя?
Он зашел как-то вечером: мне настолько надоело по очереди терзаться то из-за Лайма, то из-за Дэна, что в поисках спасения я позвонила ему.
По правде говоря, я просто не могла больше сидеть в пустой квартире. И когда Билл прискакал сверху и дважды стукнул в дверь, я от души была ему рада.
Похоже, и он обрадовался не меньше. Впрочем, может, это из-за того, что сейчас на мне не было халата, через который просвечивали соски.
Я сварила нам кофе и тут только заметила, что пластырь Билла исчез. На его месте виднелся маленький шрам, все еще слегка розовый.
— Ты без этой штуки?
Как ни странно, он понял, о чем я, и провел пальцем по подбородку. Между прочим, весьма привлекательному — надо будет сообщить Хилари.
— Да, зажило наконец, — пожал Билл плечами и включил модем.
Это была та стадия, когда он уже обращался с моим компьютером как с собственным, а мне только и оставалось, что откинуться на спинку стула и выглядывать из-за его плеча.
— А что это было? — полюбопытствовала я.
— А-а... — Билл снова пожал плечами. — В меня чем-то кинули.
— Что, серьезно?
Мысль, что кто-то мог чем-нибудь запустить в Билла, не совсем укладывалась в голове.
— Девушка, с которой мы жили. Там, дома. Ну, это долгая история.
Вот тут я потеряла дар речи. Обычно у меня всегда есть что сказать Умнику Биллу — каким бы он ни был замкнутым и застенчивым. Но сейчас — пшик. Двух обескураживающих фактов — а) что кто-то испытывал к нему такую страсть и ярость, что запустил чем-то ему в физиономию, и б) что совсем недавно он жил с женщиной — оказалось вполне достаточно, чтобы я просто онемела.
— Выходные хорошо провела? — спросил Билл, сидя спиной ко мне. На какое-то мгновение я встревожилась, не слышал ли он мои слезные причитания и долгие терапевтические телефонные разговоры с подругами, которые поддерживали меня на плаву с самого воскресенья.
— Д-да. Нет. А ты как? У меня, если честно, все было дерьмово.
— А-а.
Он развернулся ко мне и улыбнулся, и до того это была чудесная улыбка, улыбка понимающих друг друга одиночек, что на какой-то миг у меня возникло странное чувство, будто у нас с ним есть нечто общее. Потом он снова отвернулся, ушел с головой в компьютер — и опять стал Умником Биллом.
— Вот, — пробормотал он, постучав несколько минут по клавишам и поелозив мышью. — Это чат.
— Ага.
— Вроде разговоров по телефону, только не вслух говоришь, а печатаешь.
— М-м-м.
Понимала я в этом примерно столько же, сколько в картах Таро, но Билл, похоже, считал, что я все отлично понимаю, и я вовсе не собиралась его разубеждать.
— Смотри. Тут разные каналы, вот это явно Новая Зеландия — Киви. А это...
— Ага. Оргия. Звучит неплохо.
Глядя на аккуратно подстриженный затылок Билла, я видела, как наливаются малиновым румянцем его шея и уши в стиле сороковых годов.
— А вот это Канал номер один, Австралия, — сказал он так, будто ничего не случилось. — Хочешь заглянуть?
Прозвучало это так, будто речь шла о том, чтобы сбросить меня с вертолета. Но я тем не менее ответила, что, конечно, хочу. Билл попросил меня придумать псевдоним.
— А почему я не могу быть просто Викторией?
— Можешь, просто, как правило, здесь все берут псевдонимы.
— Ну, тогда... Техноботаник.
Билл негромко рассмеялся, я смотрела, как подрагивают его плечи. Думаю, если бы его что-нибудь совсем развеселило, он бы взял и свалился с кресла.
— Хорошо. Значит, набираем твое прозвище — Техноботаник, а теперь ты можешь печатать свое сообщение.
— А-а... Что? Что говорить-то?
— Ну, для начала — «привет».
Билл указал на экран, и я увидела, что там идет нечто вроде обмена репликами по поводу очередной серии «Синфельда». Похоже, участвовало четверо. Некий Зигги, кто-то по прозвищу Призрак, женщина (а может, и мужчина, кто тут разберет) по имени Тина и какой-то Дэйв.
— Они и в самом деле вот так переписываются?
— Да.
— А находиться они могут где угодно?
— Да. Ты это видишь с небольшим отставанием. Теперь набирай. Через секунду пойдет.
Я так и сделала, чувствуя себя немного неуютно. Подождала, пока их, извините, беседа слегка сбавит темп, и вклинилась.
ТЕХНОБОТАНИК: ПРИВЕТ, КАК ДЕЛА?
— Теперь подожди, — произнес Билл. И я подождала — и с тихим ужасом смотрела, как мои слова появляются на экране.
ЗИГГИ: Моя любимая серия — с нацистским супом.
ТИНА: Да-а.
ПРИЗРАК: «Соревнование»! Лучшая серия на все времена.
ТЕХНОБОТАНИК: Привет, как дела.
— Еще немного подожди, — сказал Билл. И на экране возникло вот что:
ПРИЗРАК: Это еще что за черт?
Билл обернулся и посмотрел на меня с улыбкой.
— Очень вежливо. Хочешь ответить?
— Нет! Да! Нет!
Мы продолжали следить за экраном, и там появлялись новые строки:
ЗИГГИ: Привет, Техноботаник.
ТИНА: Добро пожаловать, Техноботаник.
И весь оставшийся вечер мы с Биллом по-журавлиному вытягивали шеи у компьютера, по очереди бегали на кухню за кофе и продолжали наш разговор. Очень странный, очень напыщенный, но такой затягивающий разговор.
— И сколько тут таких каналов? — спросила я наконец.
— Сотни, тысячи.
— И там люди со всего мира?
Билл поднялся, зевнул, потягиваясь, потер подбородок там, где прежде был налеплен пластырь, и отключил модем.
— А-га-а... И там не только всякие умники.
И с тем ушел. А я опять осталась одна с мерцающим экраном компьютера. И в мозгу тоже мерцало. Это что же получается, Умник Билл в курсе, что я его называю Умником? А если знает, то откуда? Или это у меня паранойя?
Глава четырнадцатая
Я не рассчитывала, что когда-нибудь получу весточку от Лайма, и была права. Никаких посланий в компьютере, сколько бы я туда ни наведывалась, и никаких записей на автоответчике, сколько бы я его ни проверяла. Мы с Кайли уже придумали для него прозвище — Макраме-мужчина. Оказалось, что с ней он тоже завязывал узелки на презервативах, и мы позволили себе такую маленькую месть.
Вот он, тайный страх каждого мужчины. Обнаружить, что его детородный орган и/или сексуальные предпочтения оказываются предметом обсуждения хихикающих дамочек. Ну и пусть. Если он повел себя в полном соответствии со стереотипом, то и мы поступим точно так же. По крайней мере, я. Кайли было как-то неловко смешивать его с грязью. Но я старше, у меня больше причин для цинизма, так что наплевать.
И все же, дабы доказать себе, что я не совсем поросла мхом, я решила устроить встречу Билла и Хилари.
Мы болтались по Интернету, выискивая, чем бы сегодня заняться, и споря, кому из нас сидеть в крутящемся кресле. И как бы между прочим я заметила:
— Тут как-то вечером Билл заглядывал. После паузы:
— М-мда?
— Он такой славный.
— М-м.
— Не интересуешься? Снова пауза.
— А может, выключим? — сказала Хилари наконец. И сбежала на кухню, чтобы поставить чайник. Поиск ложечек она превратила в сцену, достойную Стивена Спилберга, и все выясняла, какой я хочу чай — в Джодиных травяных пакетиках или нормальный. И еще перемыла все, что было в раковине.
Наконец она появилась с двумя чашками, села на диван и сказала:
— Вообще-то у меня кое-что наметилось.
— Да что ты, — я была рада за нее. По-настоящему рада. — И кто же?
— Я кое-кого встретила в группе.
— В какой группе? — спросила я.
— Да ты знаешь.
— Хил, ты в тысячу разных групп ходишь.
— В «Женском кружке».
В голове у меня нарисовался мысленный образ: чувственный современный парень с золотистым загаром и на велосипеде. Красивый. Легко сходится с женщинами. Понимает их, и все в таком духе. На этот раз Хилари повезло. Но тут она сделала глубокий вдох и выпалила:
— Вообще-то это женщина.
Что?
Если годами наблюдаешь, как на глазах у всех Джоди с Диди хватают друг друга за джинсовые задницы, то считаешь, будто у тебя уже иммунитет к шоку. Но это же совсем другое. Это Хилари. Библиотекарь. Носит синие джемперы. Любит мужчин.
— Конечно, надо было тебе сразу сказать, — произнесла она, когда я села и тупо уставилась в стенку. — Это уже длится какое-то время.
— Ты серьезно?
— Конечно, а ты что думала?
— Извини.
Я чувствовала себя примерно так же, как в тот день, когда поддала головой футбольный мяч Дэниэла Хоукера и чуть не получила сотрясение мозга.
— Что ж, по-моему, здорово, — промямлила я.
— Правда?
— Ну да. Конечно, здорово. И мне даже удалось спросить с понимающей улыбкой:
— А я могу с нею познакомиться?
— Ну, Джоди подумывала тут насчет пикника.
— Ох, вегетарианский пикник с чечевицей...
— Вот-вот. Прогулка с репкой.
Я деланно засмеялась. Но что-то было не так, и обе мы это знали. Обычно, если у Хилари или у меня появлялся новый парень, мы устраивали друг другу допрос примерно до второй или третьей чашки кофе. И мы были беспощадны друг к другу. И вот я ступила в зону политкорректности. Оказалась на ничейной земле — и это с человеком, с которым мы вместе мазали губы шоколадным блеском.
— И что, — произнесла я наконец, — если это женщина — это уже что-то более личное?
— Ну, это новое. Что-то совершенно новое. Что бы ты хотела узнать?
— Главный вопрос: это теперь что, до конца жизни?
— С тем же успехом я могу спросить, считала ли ты, что Лайм — это до конца жизни, — заметила Хилари.
— Нет. Я не про то. В смысле — быть розовой. Ты розовая?
— Нет, — быстро ответила она и тут же поправилась. — Не знаю. Может быть. Но она мне нравится. Просто она мне нравится.
— Расскажешь, как это вышло?
И Хилари моментально стала вся по-девичьи смущенная и довольная — словно у нее спросили о потенциальном ухажере. Хотя, если учесть, что речь шла о женщине, то вот так вздергивать носик и накручивать прядь волос на палец довольно странно. Впрочем, неважно.
— Для некоторых упражнений нам надо было разбиваться на пары.
— А, понятно.
Хилари передернула плечом.
— Она всегда выбирала меня. Ее зовут Натали. Как-то вечером мы выпили сто сорок семь коктейлей в «Паддингтоне».
— И она тебя обставила, или как?
— Конечно, она меня обставила. Ты же знаешь, у меня со всеми сначала так.
Тут она подхватила газету и углубилась в раздел недвижимости — верный знак того, что разговор окончен. Я заподозрила, что вот это и называется — объявить о своей гомосексуальности. Я, Виктория Шепуорт, женщина девяностых, впервые в жизни стала свидетельницей того, как человек объявил о своей гомосексуальности. Я зачем-то начала взбивать диванные подушки. Клянусь, в жизни подушек не взбивала. Это что, такая реакция?
— Конечно, я могу пообедать с Биллом, если там еще кто-нибудь будет, — немного помолчав, сказала Хилари. — Ну, понимаешь. Только не надо мне ничего организовывать.
— Ох...
— Но все-таки спасибо.
— Ладно... А Джоди знает?
— Разумеется.
И я почувствовала себя уязвленной.
— Ты что, думала, я как-то не так отреагирую?
— Нет. Но всему свое время, верно? Ты была занята, и я была занята. Это совсем не то, как если бы мы с Джоди и Диди от тебя что-то скрывали.
— Если не считать того, что вы и скрыли.
— Вик, что ты так бесишься?
И вот о чем Хилари думала, хотя и не говорила этого вслух: она ведь ждала, как я за нее обрадуюсь. И поскольку сказать нам больше было нечего — потому что я рта не решалась открыть из опасения ее обидеть, — мы сменили тему, отыскали в газете какой-то фильм и отправились в кино.
Знаете, как это бывает: некоторые фильмы запоминаешь только по тому, какое тогда было настроение или с кем ты его смотрела. Я сразу могла сказать, что сейчас именно такой случай. Мы покупали билеты, а я думала об одном: этот фильм я смотрю в тот день, когда Хилари сообщила мне, что она лесбиянка.
Весь сеанс я ловила себя на мыслях: имеет ли это теперь для Хилари хоть какое-нибудь значение? И не коробит ли ее обнаженное мужское тело, мелькающее на экране? И во что превратятся наши совместные походы в кино? Что, больше никаких картин с голыми мужчинами? Или она думает, этот фильм я выбрала специально — показать свое превосходство?
Но когда зажегся свет, она была все той же Хилари. Несомненно. Стонала из-за стоимости билетов, из-за того, какой же Роберт Карлайл все-таки коротышка и как она никогда не наедается попкорном.
Будь я хорошей подругой, я бы надеялась, что эта Натали, или как там ее зовут, окажется Единственной. Или, по крайней мере, Той Самой. Но что поделать — я никогда не была достаточно сознательной. Леон Мерсер, студент-радикал, вам бы это подтвердил. Я была девчонкой, которая запустила руку в Фонд рабочих-социалистов, чтобы купить себе шоколадку. А теперь я — женщина, лучшая подруга которой объявила о своей гомосексуальности, и я молюсь, чтобы все поскорее стало как прежде.
Вот он, тайный страх каждого мужчины. Обнаружить, что его детородный орган и/или сексуальные предпочтения оказываются предметом обсуждения хихикающих дамочек. Ну и пусть. Если он повел себя в полном соответствии со стереотипом, то и мы поступим точно так же. По крайней мере, я. Кайли было как-то неловко смешивать его с грязью. Но я старше, у меня больше причин для цинизма, так что наплевать.
И все же, дабы доказать себе, что я не совсем поросла мхом, я решила устроить встречу Билла и Хилари.
Мы болтались по Интернету, выискивая, чем бы сегодня заняться, и споря, кому из нас сидеть в крутящемся кресле. И как бы между прочим я заметила:
— Тут как-то вечером Билл заглядывал. После паузы:
— М-мда?
— Он такой славный.
— М-м.
— Не интересуешься? Снова пауза.
— А может, выключим? — сказала Хилари наконец. И сбежала на кухню, чтобы поставить чайник. Поиск ложечек она превратила в сцену, достойную Стивена Спилберга, и все выясняла, какой я хочу чай — в Джодиных травяных пакетиках или нормальный. И еще перемыла все, что было в раковине.
Наконец она появилась с двумя чашками, села на диван и сказала:
— Вообще-то у меня кое-что наметилось.
— Да что ты, — я была рада за нее. По-настоящему рада. — И кто же?
— Я кое-кого встретила в группе.
— В какой группе? — спросила я.
— Да ты знаешь.
— Хил, ты в тысячу разных групп ходишь.
— В «Женском кружке».
В голове у меня нарисовался мысленный образ: чувственный современный парень с золотистым загаром и на велосипеде. Красивый. Легко сходится с женщинами. Понимает их, и все в таком духе. На этот раз Хилари повезло. Но тут она сделала глубокий вдох и выпалила:
— Вообще-то это женщина.
Что?
Если годами наблюдаешь, как на глазах у всех Джоди с Диди хватают друг друга за джинсовые задницы, то считаешь, будто у тебя уже иммунитет к шоку. Но это же совсем другое. Это Хилари. Библиотекарь. Носит синие джемперы. Любит мужчин.
— Конечно, надо было тебе сразу сказать, — произнесла она, когда я села и тупо уставилась в стенку. — Это уже длится какое-то время.
— Ты серьезно?
— Конечно, а ты что думала?
— Извини.
Я чувствовала себя примерно так же, как в тот день, когда поддала головой футбольный мяч Дэниэла Хоукера и чуть не получила сотрясение мозга.
— Что ж, по-моему, здорово, — промямлила я.
— Правда?
— Ну да. Конечно, здорово. И мне даже удалось спросить с понимающей улыбкой:
— А я могу с нею познакомиться?
— Ну, Джоди подумывала тут насчет пикника.
— Ох, вегетарианский пикник с чечевицей...
— Вот-вот. Прогулка с репкой.
Я деланно засмеялась. Но что-то было не так, и обе мы это знали. Обычно, если у Хилари или у меня появлялся новый парень, мы устраивали друг другу допрос примерно до второй или третьей чашки кофе. И мы были беспощадны друг к другу. И вот я ступила в зону политкорректности. Оказалась на ничейной земле — и это с человеком, с которым мы вместе мазали губы шоколадным блеском.
— И что, — произнесла я наконец, — если это женщина — это уже что-то более личное?
— Ну, это новое. Что-то совершенно новое. Что бы ты хотела узнать?
— Главный вопрос: это теперь что, до конца жизни?
— С тем же успехом я могу спросить, считала ли ты, что Лайм — это до конца жизни, — заметила Хилари.
— Нет. Я не про то. В смысле — быть розовой. Ты розовая?
— Нет, — быстро ответила она и тут же поправилась. — Не знаю. Может быть. Но она мне нравится. Просто она мне нравится.
— Расскажешь, как это вышло?
И Хилари моментально стала вся по-девичьи смущенная и довольная — словно у нее спросили о потенциальном ухажере. Хотя, если учесть, что речь шла о женщине, то вот так вздергивать носик и накручивать прядь волос на палец довольно странно. Впрочем, неважно.
— Для некоторых упражнений нам надо было разбиваться на пары.
— А, понятно.
Хилари передернула плечом.
— Она всегда выбирала меня. Ее зовут Натали. Как-то вечером мы выпили сто сорок семь коктейлей в «Паддингтоне».
— И она тебя обставила, или как?
— Конечно, она меня обставила. Ты же знаешь, у меня со всеми сначала так.
Тут она подхватила газету и углубилась в раздел недвижимости — верный знак того, что разговор окончен. Я заподозрила, что вот это и называется — объявить о своей гомосексуальности. Я, Виктория Шепуорт, женщина девяностых, впервые в жизни стала свидетельницей того, как человек объявил о своей гомосексуальности. Я зачем-то начала взбивать диванные подушки. Клянусь, в жизни подушек не взбивала. Это что, такая реакция?
— Конечно, я могу пообедать с Биллом, если там еще кто-нибудь будет, — немного помолчав, сказала Хилари. — Ну, понимаешь. Только не надо мне ничего организовывать.
— Ох...
— Но все-таки спасибо.
— Ладно... А Джоди знает?
— Разумеется.
И я почувствовала себя уязвленной.
— Ты что, думала, я как-то не так отреагирую?
— Нет. Но всему свое время, верно? Ты была занята, и я была занята. Это совсем не то, как если бы мы с Джоди и Диди от тебя что-то скрывали.
— Если не считать того, что вы и скрыли.
— Вик, что ты так бесишься?
И вот о чем Хилари думала, хотя и не говорила этого вслух: она ведь ждала, как я за нее обрадуюсь. И поскольку сказать нам больше было нечего — потому что я рта не решалась открыть из опасения ее обидеть, — мы сменили тему, отыскали в газете какой-то фильм и отправились в кино.
Знаете, как это бывает: некоторые фильмы запоминаешь только по тому, какое тогда было настроение или с кем ты его смотрела. Я сразу могла сказать, что сейчас именно такой случай. Мы покупали билеты, а я думала об одном: этот фильм я смотрю в тот день, когда Хилари сообщила мне, что она лесбиянка.
Весь сеанс я ловила себя на мыслях: имеет ли это теперь для Хилари хоть какое-нибудь значение? И не коробит ли ее обнаженное мужское тело, мелькающее на экране? И во что превратятся наши совместные походы в кино? Что, больше никаких картин с голыми мужчинами? Или она думает, этот фильм я выбрала специально — показать свое превосходство?
Но когда зажегся свет, она была все той же Хилари. Несомненно. Стонала из-за стоимости билетов, из-за того, какой же Роберт Карлайл все-таки коротышка и как она никогда не наедается попкорном.
Будь я хорошей подругой, я бы надеялась, что эта Натали, или как там ее зовут, окажется Единственной. Или, по крайней мере, Той Самой. Но что поделать — я никогда не была достаточно сознательной. Леон Мерсер, студент-радикал, вам бы это подтвердил. Я была девчонкой, которая запустила руку в Фонд рабочих-социалистов, чтобы купить себе шоколадку. А теперь я — женщина, лучшая подруга которой объявила о своей гомосексуальности, и я молюсь, чтобы все поскорее стало как прежде.
Глава пятнадцатая
Я только-только сделала новое открытие в Интернете: оказывается, там сохраняется список сайтов, куда ты наведывался. Проведя большую часть воскресного утра он-лайн (как круто — вворачивать словечки вроде «он-лайн»), я этот список проверила.
Таро
Людей-Кошек
Таро
Райдер-Уэйт
Спросите Мистическую Молли
Страничка И-Цзин
Восхитительно. Существует триллион всевозможных сайтов, с использованием самых продвинутых технологий, доступных женщинам и животным, но все, что меня занимает, — это детские гадания, которыми я развлекаюсь, сидя на горе подушек в своем вертящемся кресле. А с другой стороны, для чего тогда вообще нужен Интернет?
Сколько бы я ни спрашивала о том, что меня волнует, нужного ответа я так и не получила. Лайм не вернется, Дэн не вернется. Повторяйте за мной... Нет, похоже, это все-таки был Безумный Месяц. Я клялась, что со мной такого не случится, — и вот, пожалуйста, именно это со мной и творилось. Сначала — Безумный День, потом — Безумная Неделя и вот теперь — полноценный Безумный Месяц. Похоже, я бью рекорд Хилари. Вообще-то у меня явно случился полноценный лунатический сдвиг. Оставалось только приняться за корочки бисквитов и целый месяц не вылезать из махрового халата.
Между делом я набрела на какого-то типа по имени Говорящая Пуля Курта Кобейна и очень разволновалась — мне казалось, будто я попала в самые глубины мира рок-музыки. «Если загадки чьей-либо жизни не дают вам покоя, — гласило объявление, — Говорящая Пуля Курта Кобейна поможет вам найти ответы на вопросы. Панк-поэт гранжа стоит по ту сторону, готовый помочь вам в разрешении самых трудных проблем. О чем вы хотите спросить Курта Кобейна?»
Наверное, самое разумное было бы спросить, что он думает по поводу новой прически Кортни Лав. Но раз уж в моих странствиях меня занесло в такие дебри, я чувствовала себя просто обязанной узнать вот что:
ВСТРЕЧУ ЛИ Я ТОГО, КТО МНЕ ПРЕДНАЗНАЧЕН СУДЬБОЙ, В ИНТЕРНЕТЕ?
И тут произошло нечто действительно странное — если не считать того, что после нескольких часов, проведенных на беспорядочно накиданных подушках, у меня окончательно одеревенела задница. Экран словно замерз, и мерцающая буковка "N" в углу застыла в неподвижности. Конечно, если говорить откровенно, странного тут ничего не было. Билл говорил, что когда забираешься в Паутину, такое может случаться по десять раз за день. Но вдруг Курт Кобейн действительно пытался мне что-то сказать? К примеру — не будь чокнутой дебилкой. Или — используй Интернет для чего-нибудь дельного, а не завязывай контакты с мертвыми рок-звездами из Сиэтла, у которых одна мечта — чтобы их оставили в покое.
Чтоб тебя, Кара из «Хрустальных контактов»! Лучше бы я о тебе никогда и не слышала. Хилари была абсолютно права, это что-то вроде наркотика. «Встретишь того, кто предназначен, с помощью компьютера». У меня это даже где-то записано. Храню как свидетельство. Правда, сколько я эту бумажку ни искала, так и не смогла найти. Ее не оказалось ни под грудой веревок, ни под клейкой лентой, ни под скобками для бумаги, ни под прочим хламом, страсть к которому я унаследовала от мамы. В спальне бумажки тоже не оказалось. И хотя я порой и засовываю вещи вроде фотографий или любовных записок (ха!) в старый кожаный блокнот, там также не было нужного листка.
Ну и что делать, если ты покинута, разочарована, пребываешь в смятении, а съесть фруктовое полено или шоколад с орехами не решаешься? Существует, кажется, только одно средство — старое, но надежное. Две подушки под голову, энергичная музыка, пакетик орехов кешью (купила в лавке здорового питания — наверное, пойдет) и «Грозовой перевал».
Я как раз добралась до сцены, где призрак Кэти возникает за окном, когда произошло что-то странное. Из книги выпал листок бумаги с предсказаниями Кары. Вот они — выведены моими каракулями. Компьютер необходим ближайшие полгода. Не для работы. Встречу замечательных людей. Встречу Его. Вот оно. Компьютер не для работы. Понятно? Лайм — с работы. А Он — нет!
И вот, пока я перелистывала страницы, в голове постоянно зудело: ну почему Кара, если она такая блестящая гадалка, не предупредила меня насчет Лайма? Могла ведь выручить. Коротенькое предостережение: «Я вижу Голубые горы. Вижу бежевые покрывала. Вижу узелки на презервативах, полный крах...» — ну, что-то такое, понимаете?
Ладно, что дальше? Нашедшуюся бумажку я расценила как предзнаменование и уже подумывала, а не слетать ли мне в магазин за запретным фруктовым поленом или шоколадкой с орехами, когда зазвонил телефон.
— Привет, это Лайм.
— О... Привет.
Будь проклят элемент неожиданности. Я же столько раз мысленно прокручивала в голове этот звонок! И неизменно была такой хладнокровной, безмятежной, в гармонии со всей вселенной. Но Лайма, к слову сказать, вселенная в себя не включала. И вот вместо этого получилась чокнутая Виктория Шепуорт. «Ой... Привет». Да возьми же себя в руки!...
— Я тут подумал, что надо бы позвонить, узнать, как дела.
И почему мужчины, когда смущаются, произносят слова на американский манер, нарочито глотая окончания?
— Как дела... Читаю «Грозовой перевал» и ем орешки кешью.
Следующие его слова не сразу уложились у меня в голове.
— Скучала по мне?
Не знаю, отчего у меня так резко подскочил уровень сахара в крови — то ли подействовали три сотни только что съеденных орешков, то ли сказалось благотворное влияние Эмилии Бронте, а может, дело вообще в Кариных предсказаниях. Внезапно я обнаружила, что говорю именно то, что и должна говорить. Так, для разнообразия.
— Лайм, я понимаю, что ты обещал мне только развратные выходные, нечто вроде комедии положений, ха-ха-ха. Только дело вот в чем: я не знала, что незадолго до этого ты развлекался с Кайли.
— М-м-м...
Похоже, он язык проглотил. Отлично!
— Да. И она очень расстроилась, узнав, что ты и со мной решил развлечься. Да что там расстроилась, она зла как черт. И я тоже. Вот такую реакцию ты вызываешь у женщин, занимаясь с ними сексом без эмоций.
Продолжительная пауза.
— Ты вроде оросительной системы, Лайм. Тебе это не приходило в голову?
— Послушай...
— Нет, это ты послушай. Когда вернешься на свою планету и будешь готовить отчет о земных женщинах — а я уверена, что ты инопланетянин, — упомяни, что МЫ ПЛАЧЕМ, МЫ РЕВНУЕМ. МЫ ПЕРЕЖИВАЕМ! Не забудешь?
Когда Лайм, как и следовало ожидать, положил трубку, сердце у меня колотилось о ребра, словно заводная игрушка. Я была перепугана и никак не могла отдышаться. Это ужасно. Но... Я это сделала. И — пусть Билл там наверху решит, что я чокнулась, — я взвилась в воздух и во все горло заорала: «Ур-р-ра-а-а!» А потом ринулась в кухню, ахнула стакан воды, прибежала обратно и исполнила все по новой. Наверное, меня слегка трясло — да конечно же трясло. Мне бы помог глоток бренди или еще чего-нибудь в этом духе, а еще мне отчаянно и немедленно требовались фруктовое полено и шоколад с орехами. И дело не в том, что «Женский кружок» дал бы мне за такое выступление медаль, и не в том, что я врезала Лайму еще и за Кайли. Главное — я вышвырнула его вон из своей жизни!
Позже я немного успокоилась, вернулась к Эмилии Бронте и даже добралась до того места, где Хитклифф теряет рассудок. Но тут мои мысли снова уплыли к Лайму. Теперь я взирала на случившееся философски. Очень мудро. И кстати, очень непохоже на Викторию Крах Любовных Отношений.
Карты Таро были правы. Этот тип не выбирает средств. И все оказалось верно насчет послания, приглашения или предложения (наверняка у него было на уме и то, и другое, и третье). Карты Таро умолчали лишь об одном — о том, что, пока типам вроде Лайма все напрямую не выскажешь, до них ничего не дойдет.
Я понимала, что для многих случившееся вовсе не означало бы финала. Есть такая карма у иных мужчин и женщин — надеяться на другой день, на другую жизнь. Но для меня все точки были расставлены. Лайм позвонил, чтобы узнать, «как дела», — какие тут, интересно, могут быть дела! — словно жизнь легка и беззаботна не только для него, но и для меня. Что ж, я действительно не новичок в этой игре. Умею легкомысленно щебетать, загнав на задворки сознания все мучительное и плохое. Главное в этой игре — улыбаться, улыбаться и улыбаться.
Вот что хотел услышать Лайм:
Он. Как дела?
Я. Да так себе.
Он. Скучала по мне?
Я. Ха-ха-ха!
Он. Хочешь куда-нибудь выбраться?
Я. Ну, можно.
Он. Ты извини, я тут занят был, все никак не мог позвонить.
Я. Ой, да что ты, все в порядке, Лайм.
И так далее. Муть. Да, от этого действительно мутит. Что мы имеем? Жалкого, недоразвитого субъекта, который считает, что жизнь — это вроде комедии семидесятых, где все трахаются в гостиницах и перешучиваются; а если какая-нибудь дуреха зальется слезами из-за того, что никак не забудет бывшего парня, надо просто поплавать в бассейне, пока она не угомонится.
Я очень гордилась своей фразой насчет инопланетян. Надо же — я додумалась до такого сама, и теперь мне не терпелось кому-нибудь об этом рассказать.
Да, я внесла свой кирпичик в стену страха и ненависти между мужчиной и женщиной. Но отнюдь не испытывала чувства вины. Почему? Да потому что теперь, когда Лайм разляжется на кровати в гостинице, закинув руки за голову в ожидании очередной Кайли, мои слова будут выжжены у него в мозгу каленым железом. Я понимала, что останусь в его реестрах невротической сучкой года, но я также буду и укором совести — по меньшей мере на ближайшую сотню аккуратно завязанных презервативов. И еще кое-что. Мне больше никогда не придется торчать в пабе и слушать, как бренчит свои песенки дурацкий «ВОС».
«Стерва ты, Виктория», — сказала я себе, поставила «Грозовой перевал» обратно на полку и проверила, не появились ли у меня угри еще до того, как я съела шоколад.
Таро
Людей-Кошек
Таро
Райдер-Уэйт
Спросите Мистическую Молли
Страничка И-Цзин
Восхитительно. Существует триллион всевозможных сайтов, с использованием самых продвинутых технологий, доступных женщинам и животным, но все, что меня занимает, — это детские гадания, которыми я развлекаюсь, сидя на горе подушек в своем вертящемся кресле. А с другой стороны, для чего тогда вообще нужен Интернет?
Сколько бы я ни спрашивала о том, что меня волнует, нужного ответа я так и не получила. Лайм не вернется, Дэн не вернется. Повторяйте за мной... Нет, похоже, это все-таки был Безумный Месяц. Я клялась, что со мной такого не случится, — и вот, пожалуйста, именно это со мной и творилось. Сначала — Безумный День, потом — Безумная Неделя и вот теперь — полноценный Безумный Месяц. Похоже, я бью рекорд Хилари. Вообще-то у меня явно случился полноценный лунатический сдвиг. Оставалось только приняться за корочки бисквитов и целый месяц не вылезать из махрового халата.
Между делом я набрела на какого-то типа по имени Говорящая Пуля Курта Кобейна и очень разволновалась — мне казалось, будто я попала в самые глубины мира рок-музыки. «Если загадки чьей-либо жизни не дают вам покоя, — гласило объявление, — Говорящая Пуля Курта Кобейна поможет вам найти ответы на вопросы. Панк-поэт гранжа стоит по ту сторону, готовый помочь вам в разрешении самых трудных проблем. О чем вы хотите спросить Курта Кобейна?»
Наверное, самое разумное было бы спросить, что он думает по поводу новой прически Кортни Лав. Но раз уж в моих странствиях меня занесло в такие дебри, я чувствовала себя просто обязанной узнать вот что:
ВСТРЕЧУ ЛИ Я ТОГО, КТО МНЕ ПРЕДНАЗНАЧЕН СУДЬБОЙ, В ИНТЕРНЕТЕ?
И тут произошло нечто действительно странное — если не считать того, что после нескольких часов, проведенных на беспорядочно накиданных подушках, у меня окончательно одеревенела задница. Экран словно замерз, и мерцающая буковка "N" в углу застыла в неподвижности. Конечно, если говорить откровенно, странного тут ничего не было. Билл говорил, что когда забираешься в Паутину, такое может случаться по десять раз за день. Но вдруг Курт Кобейн действительно пытался мне что-то сказать? К примеру — не будь чокнутой дебилкой. Или — используй Интернет для чего-нибудь дельного, а не завязывай контакты с мертвыми рок-звездами из Сиэтла, у которых одна мечта — чтобы их оставили в покое.
Чтоб тебя, Кара из «Хрустальных контактов»! Лучше бы я о тебе никогда и не слышала. Хилари была абсолютно права, это что-то вроде наркотика. «Встретишь того, кто предназначен, с помощью компьютера». У меня это даже где-то записано. Храню как свидетельство. Правда, сколько я эту бумажку ни искала, так и не смогла найти. Ее не оказалось ни под грудой веревок, ни под клейкой лентой, ни под скобками для бумаги, ни под прочим хламом, страсть к которому я унаследовала от мамы. В спальне бумажки тоже не оказалось. И хотя я порой и засовываю вещи вроде фотографий или любовных записок (ха!) в старый кожаный блокнот, там также не было нужного листка.
Ну и что делать, если ты покинута, разочарована, пребываешь в смятении, а съесть фруктовое полено или шоколад с орехами не решаешься? Существует, кажется, только одно средство — старое, но надежное. Две подушки под голову, энергичная музыка, пакетик орехов кешью (купила в лавке здорового питания — наверное, пойдет) и «Грозовой перевал».
Я как раз добралась до сцены, где призрак Кэти возникает за окном, когда произошло что-то странное. Из книги выпал листок бумаги с предсказаниями Кары. Вот они — выведены моими каракулями. Компьютер необходим ближайшие полгода. Не для работы. Встречу замечательных людей. Встречу Его. Вот оно. Компьютер не для работы. Понятно? Лайм — с работы. А Он — нет!
И вот, пока я перелистывала страницы, в голове постоянно зудело: ну почему Кара, если она такая блестящая гадалка, не предупредила меня насчет Лайма? Могла ведь выручить. Коротенькое предостережение: «Я вижу Голубые горы. Вижу бежевые покрывала. Вижу узелки на презервативах, полный крах...» — ну, что-то такое, понимаете?
Ладно, что дальше? Нашедшуюся бумажку я расценила как предзнаменование и уже подумывала, а не слетать ли мне в магазин за запретным фруктовым поленом или шоколадкой с орехами, когда зазвонил телефон.
— Привет, это Лайм.
— О... Привет.
Будь проклят элемент неожиданности. Я же столько раз мысленно прокручивала в голове этот звонок! И неизменно была такой хладнокровной, безмятежной, в гармонии со всей вселенной. Но Лайма, к слову сказать, вселенная в себя не включала. И вот вместо этого получилась чокнутая Виктория Шепуорт. «Ой... Привет». Да возьми же себя в руки!...
— Я тут подумал, что надо бы позвонить, узнать, как дела.
И почему мужчины, когда смущаются, произносят слова на американский манер, нарочито глотая окончания?
— Как дела... Читаю «Грозовой перевал» и ем орешки кешью.
Следующие его слова не сразу уложились у меня в голове.
— Скучала по мне?
Не знаю, отчего у меня так резко подскочил уровень сахара в крови — то ли подействовали три сотни только что съеденных орешков, то ли сказалось благотворное влияние Эмилии Бронте, а может, дело вообще в Кариных предсказаниях. Внезапно я обнаружила, что говорю именно то, что и должна говорить. Так, для разнообразия.
— Лайм, я понимаю, что ты обещал мне только развратные выходные, нечто вроде комедии положений, ха-ха-ха. Только дело вот в чем: я не знала, что незадолго до этого ты развлекался с Кайли.
— М-м-м...
Похоже, он язык проглотил. Отлично!
— Да. И она очень расстроилась, узнав, что ты и со мной решил развлечься. Да что там расстроилась, она зла как черт. И я тоже. Вот такую реакцию ты вызываешь у женщин, занимаясь с ними сексом без эмоций.
Продолжительная пауза.
— Ты вроде оросительной системы, Лайм. Тебе это не приходило в голову?
— Послушай...
— Нет, это ты послушай. Когда вернешься на свою планету и будешь готовить отчет о земных женщинах — а я уверена, что ты инопланетянин, — упомяни, что МЫ ПЛАЧЕМ, МЫ РЕВНУЕМ. МЫ ПЕРЕЖИВАЕМ! Не забудешь?
Когда Лайм, как и следовало ожидать, положил трубку, сердце у меня колотилось о ребра, словно заводная игрушка. Я была перепугана и никак не могла отдышаться. Это ужасно. Но... Я это сделала. И — пусть Билл там наверху решит, что я чокнулась, — я взвилась в воздух и во все горло заорала: «Ур-р-ра-а-а!» А потом ринулась в кухню, ахнула стакан воды, прибежала обратно и исполнила все по новой. Наверное, меня слегка трясло — да конечно же трясло. Мне бы помог глоток бренди или еще чего-нибудь в этом духе, а еще мне отчаянно и немедленно требовались фруктовое полено и шоколад с орехами. И дело не в том, что «Женский кружок» дал бы мне за такое выступление медаль, и не в том, что я врезала Лайму еще и за Кайли. Главное — я вышвырнула его вон из своей жизни!
Позже я немного успокоилась, вернулась к Эмилии Бронте и даже добралась до того места, где Хитклифф теряет рассудок. Но тут мои мысли снова уплыли к Лайму. Теперь я взирала на случившееся философски. Очень мудро. И кстати, очень непохоже на Викторию Крах Любовных Отношений.
Карты Таро были правы. Этот тип не выбирает средств. И все оказалось верно насчет послания, приглашения или предложения (наверняка у него было на уме и то, и другое, и третье). Карты Таро умолчали лишь об одном — о том, что, пока типам вроде Лайма все напрямую не выскажешь, до них ничего не дойдет.
Я понимала, что для многих случившееся вовсе не означало бы финала. Есть такая карма у иных мужчин и женщин — надеяться на другой день, на другую жизнь. Но для меня все точки были расставлены. Лайм позвонил, чтобы узнать, «как дела», — какие тут, интересно, могут быть дела! — словно жизнь легка и беззаботна не только для него, но и для меня. Что ж, я действительно не новичок в этой игре. Умею легкомысленно щебетать, загнав на задворки сознания все мучительное и плохое. Главное в этой игре — улыбаться, улыбаться и улыбаться.
Вот что хотел услышать Лайм:
Он. Как дела?
Я. Да так себе.
Он. Скучала по мне?
Я. Ха-ха-ха!
Он. Хочешь куда-нибудь выбраться?
Я. Ну, можно.
Он. Ты извини, я тут занят был, все никак не мог позвонить.
Я. Ой, да что ты, все в порядке, Лайм.
И так далее. Муть. Да, от этого действительно мутит. Что мы имеем? Жалкого, недоразвитого субъекта, который считает, что жизнь — это вроде комедии семидесятых, где все трахаются в гостиницах и перешучиваются; а если какая-нибудь дуреха зальется слезами из-за того, что никак не забудет бывшего парня, надо просто поплавать в бассейне, пока она не угомонится.
Я очень гордилась своей фразой насчет инопланетян. Надо же — я додумалась до такого сама, и теперь мне не терпелось кому-нибудь об этом рассказать.
Да, я внесла свой кирпичик в стену страха и ненависти между мужчиной и женщиной. Но отнюдь не испытывала чувства вины. Почему? Да потому что теперь, когда Лайм разляжется на кровати в гостинице, закинув руки за голову в ожидании очередной Кайли, мои слова будут выжжены у него в мозгу каленым железом. Я понимала, что останусь в его реестрах невротической сучкой года, но я также буду и укором совести — по меньшей мере на ближайшую сотню аккуратно завязанных презервативов. И еще кое-что. Мне больше никогда не придется торчать в пабе и слушать, как бренчит свои песенки дурацкий «ВОС».
«Стерва ты, Виктория», — сказала я себе, поставила «Грозовой перевал» обратно на полку и проверила, не появились ли у меня угри еще до того, как я съела шоколад.