Страница:
О: Отношение к анархии, твое и вообще Панк-рока?
И: За весь Панк-рок отвечать не берусь (смеется), это его проблема (смеется). А мое отношение… Я себя считал анархистом. А в один прекрасный момент, я осознал, что анархия есть фашизм. Представляешь? Я как-то шел-шел… Думаю, главный принцип анархии… Основная идея в трудах Бакунина, Кропоткина, основоположников анархизма — авторитет необходимости, а авторитет необходимости называется фашизм. И я не обольщаюсь на этот счет, что анархия — это что-то такое. Свобода — это есть свобода, это внутреннее состояние человека и не зависит от того, какой строй, где он живет, в каком месте. Он может находится годиться в тюрьме и быть свободным. Это неважно. А анархия — это утопическая идея, она воспринимается как сказка. Но утопия анархия или не утопия, но все подростки воспринимают анархию, как плевание на тротуар, ругание матом и питье водки и все. Больше никак не воспринимают, не воспринимают как личные мотивы — что-то делать или что-то не делать. И вдобавок, они считают себя панками. Потому это довольно грустно.
Нам государства никто же насильно не навязывал. То, что люди пришли к государству (я не сторонник этого строя), исторически обусловлено. С первобытных времен — сначала появился какой-то сильный человек, который дал всем пизды и сказал: "Я самый главный". Его сын сказал "Я тоже самый главный". В итоге все стали крутыми-крутыми, все пиздили друг друга и в итоге доросли до такого состояния. Если бы человечество было склонно к анархизму, оно бы не стало бы таким, какое оно сейчас. То, что мы сейчас имеем, развивалось не за 5 лет и не за 70, как советское государство. Это развивалось постепенно, ступеньками. То к чему мы пришли, того мы и заслуживаем.
О: Чем русский Панк-рок отличается от западного?
И: Русский Панк-рок отличается от западного, тем, что у нас, нет никаких корней рок-н-ролла, а поэтому, наш Панк-рок сильно заблуждается. Понимаешь, в чем дело? Америке — ты говоришь по-английски, ты знаешь, о чем поют люди. Даже "Sex Pistols" поют такие тексты, которые эти все мудаки ваши и наши не будут петь никогда. Но они слушают музыку — им это прет — "О, музыка кайфовая!", а тексты у них (мозгов-то нет), поэтому они пишут тексты, то что знают. Поэтому получается такая вот хуйня. Поэтому разница русского Панк-рока и американского, или, скажем, английского — это то, что у нас нет никакой культуры рок-н-ролла, у нас нет элементарного знания языка английского. И все. Поэтому что-то приходится домысливать за другого. Вот и все отличие русского Панк-рока от западного.
О: А московского?
И: От питерского? (обращаясь к тусовке)Какие отличия питерского Панк-рока от московского?
Маша ("Чертовы Куклы"): У нас лучше.
Аля ("Чертовы Куклы"): У нас бодрее, у нас тяжелее.
И: Говно у вас все. И в Москве говно. Да везде, все говно, мне кажется. Я ни одной группы не знаю, кроме себя.
Аля: Ну, подожди, как это не знаешь? Знаешь.
(Смех)
И: А, я говорил про мужские группы.
(Хохот)
А: Да я вообще-то не про то говорю.
И: Я и не про "Strawberry Jam" говорю.
Шутки кончились
И: Так. Московского от питерского? Раньше у меня была такая идея, что Москва — это говно. Теперь у меня мнение на 180 изменилось, я считаю, что Питер — это говно, а Москва — это круто в плане того, что люди там ходят слушать эту музыку. У нас люди не ходят слушать Панк-рок и хардкор, а у вас они ходят — по вашим рассказам "Чертовых кукол" и по рассказам Пургена. Я с ним общался и просто охуел. У нас просто болото, деревня, по сравнению с Москвой.
Знаешь, считается, что Москва — большая деревня, есть такое выражение, а, по-моему, у нас вообще хутор какой-то. Хутор, просто хутор. Потому что никто ничем не интересуется, всем на все насрать, всем все по хуй.
О: Ну, наконец-то, кто-то на Москву не наезжает в Питере. Так приятно. А какие можешь выделить причины появления и самобытные условия панка в России? И есть ли таковые вообще?
И: Наслушаются "Sex Pistols" и «Exploited» и появилось. Ничего самобытного нет.
О: А какие ты можешь выделить основные течения в мировом Панк-роке и Панк-роке в России?
И: Вот так вопросец… Мне кажется, что есть настоящий Панк-рок и есть, поп — панк. Есть течение, которое показывают по МTV и говорят, что это панк рок, а есть течение Панк-рок. Все. Два течения. И больше нет никаких.
О: А у нас в России?
И: А у нас есть радио «Максимум». То, что ставят по радио "Максимум"
О: Радиоформативно, значит общество усваивает, пережевывает и выплевывает.
И: Да-да. И МТV тоже самое.
О: А что ты можешь сказать напоследок, пожелать?
И: Вести здоровый образ жизни, слушать хардкор и учить английский язык — вот мои главные пожелания молодежи и вообще всем.
Интервью с группой "The Strawberry Jam"
09.05.98; 15.11.98; 09.02.99
Магадан — С-Петербург — the whole word
Интервью происходит в сквоте в центре Питера глубокой ночью,
сопровождаемое употреблением некоторых напитков.
Ольга: Представьтесь, пожалуйста.
Гарри: Гарри, играю на гитаре
Шурик: Александр Юрьевич, вокалист.
Джонни: Джонни, барабаны.
Юрик: Юрик, делаю музыку бас — гитаре.
Гарри: А это — Ростик, он а еще не играет.
О: Когда и при каких обстоятельствах образовалась ваша группа?
Ш: Группа образовалась даже без нашего участия в 1989 году. Из прежнего состава никого не осталось.
Г: Наша группа (в смысле нынешний состав) образовалась 1 апреля 1993 года, а обстоятельства были… Помню из Москвы приехал, обратно в Магадан…
Д: Трень-пень, поиграли и порядок.
Ш: Играли 3 года, потом слились в Питер.
О: Откуда вы друг друга знаете, как попали в группу?
Г: Я с Шуриком с первого класса учился.
Д: На пьянстве и наркотиках сошлись.
Г: А Джонни с Юриком тоже в одном классе учились и примерно той же фигней страдали.
Ш: Тоже сошлись на пьянстве и наркотиках.
Г: А потом нас познакомил основатель группы, который теперь уже с нами не играет. Основателя нашей группы звали Вовик. кликуха у него была Соба. Он наполовину собрал эту группу, был первыми гитаристом и у него все шло с нами нормально до тех пор, пока он вдруг… Я не люблю слова: "ударился в религию". Он сейчас учится в духовной семинарии и очень хорошо учится. Он переступает через курсы экстерном и совсем другой жизнью живет.
Д: Подает большие надежды и поет в церковном хоре.
Ш: На самом деле, история группы большая и длинная, в ней кучи народу имеет место, куча всяких событий, регалий и баталий.
Г: Музыка была почти без примочки. Это не был Панк-рок.
Д: Это был авангард, джаз.
Г: Может быть, авангард, может быть новая волна изначально.
Д: "Клубничный джем" назывались.
О: А откуда название взялось?
Ш: У них на репетиционной точке в школе стояла банка с клубничным джемом и, когда они выбирали название, они сказали: "Реально было бы назваться "Клубничным джемом". И все одобрили.
Д: Мы все разные, от этого и джем. А клубничка… Порвем любого…
Ш:… за клубнику. Клубника — это пища, жратва, наше слабое место.
Д: Клубника — это символ одного, другого и третьего.
О: Расскажите поподробнее о деятельности группы в Магадане.
Ш: У нас было такое место — «Автотэк», клуб молодежи…
Г: Магадан — город маленький все группы тусуются в одном месте. Одна — две реп. точки на весь город.
Р: Люди, с которыми парням приходилось делить репетиционную точку и естественно, аппарат, все время плакали…
Г: Они все время жаловались, что мы убиваем аппарат.
Р: Я помню, приходил барабанщик садился за свои ударные и видел разорванный пластик на бочке…
Д: Хуйня это все.
Р:… он брался за голову и говорил: "Еб твою мать! Неужели это музыканты?!" Многие плакали, потому что на истории этой команды спалено аппарат столько, сколько даже не было человек в этой группе.
Г: Правда?.. Сейчас, я могу сказать, ситуация немного другая, потому чти все изменилось. Мы не в Магадане. Аппарат у нас здесь немного получше и сами мы уже не те, что прежде.
А вообще… Магадан — это очень далеко. Он очень оторван от такой жизни. Там нет клубов, таких как здесь.
Д: Такой же, как и Питер Магадан. Такая же деревня, болото. Питер — это база хорошая, но выступать лучше не здесь.
О: А почему, кстати, вы решили переименоваться англоязычно? "Клубничный джем" в "The Strawberry Jam"? Это уже вы сами, непосредственно…
Ш: Да, это непосредственно я. Это же абсурдно — называться по-русски "Клубничный джем", а петь на английском. Когда было такое название, мы пели на русском, а когда стали более-менее приобщаться к мировой культуре…
Д: О! Молодец! (взрыв хохота)
Р: Мировой субкультуре…
Ш: (продолжает)…стали использовать английский язык. Потому что английский язык, в общем-то, интернациональный язык. Его понимают…
Г: Его никто не понимает.
Ш: (продолжает)… Америка, Европа, Африка, Индонезия, Китай, Япония… Все, в общем-то, знают английский язык. Не хотелось закрепощаться в рамки отдельно взятой территории, имеется ввиду Россия.
Как пришел в группу, я пел песни на русском языке. Мне показывали совершенно свежие темы, ну и не совершенно свежие темы, на которые я…
Д:…и совершенно несвежие (смеется).
Г:…несовершенно свежие.
Д:…попахивающие. (Смех)
Ш: (продолжает)… на которые я придумывал тексты на русском и их пел. А когда я стал сочинять темы на английском, то и ориентация группы по музыке была другая.
Р: Все дело в том, что если начинать сначала, у Саши была очень старая болезнь, как и у некоторых членов группы — "болезнь Америки". Однажды Александр нашел на берегу моря старый, совершенно убитый баркас… Это действительно анекдотическая история. Он собирался его восстановить, купить к нему дизельный двигатель и на этой установке пересечь Берингов пролив к Аляске.
Г: Он пытался его пересечь даже пешком.
Ш: Это было присуще всем жителям Магадана.
Р: Он бредил Америкой, он изучал крупномасштабные карты, и не удивительно, что впоследствии он стал писать тексты на английском.
Ш:… с американским акцентом.
(общий смех)
Г: Я думаю, что может быть, вот почему. Мы, как я уже говорил, учились с Шуриком в одном классе. Каким-то образом, мы стали заниматься музыкой вместе, во время того, когда прогуливали школу. И все это была полнейшая импровизация, мы записывали, даже бывало, несколько кассет в день.
Ш: Да.
Г: Причем, занимались просто так, легко. Я брал гитару, играл все подряд, а Шурик брал книжку для детей — там были на английском языке веселые стихи, и мы их пели. Типа:
Rain, Rain go to Spain
Never show your face again
С этого все и началось.
Д: Язык Rock'n'Rollа.
Г: Но мы можем петь на любом языке, на каком сочинится вдруг что-то и нам понравится.
Ш: Не обязательно сводить все к моей личности. Смешение языков и культур настолько сильно повлияло… Мы приехали с севера Дальнего Востока, там культра совершенно другая.
О: Темы песен изменились с твоим приходом в группу и далее с тем, что вы начали петь на другом языке?
Ш: Нет, дело в том, что люди все похожи.
Г: Но в то же время очень разные.
Ш: И тексты получались похожие и очень разные. У меня был больше якобы замысловатый авангардизм.
Р: Скорей сюрреализм.
Ш: До моего прихода было — жажда по жизни, жажда по любви, такого плана.
Г (декламирует):
Нарисую на небе вопросительный знак,
как достать до того, чего нет.
Ш: А с моим приходом… (декламирует)
Котел — мои легкие,
Прожектор — мой глаз,
Мои ноги — колеса,
А топка — желудок.
Я пожираю килотоннами враз
Уран. Вот такой я ублюдок.
Мой мозг — кочегарка,
Кочегар в ней сгорел,
Все манометры лопнули
Два дня назад.
Сколько ехать мне,
Я спросить не успел.
От него я оставил
Лишь копоть и смрад.
Я уже не помню слова.
Г: А помнишь? -
Когда бетонная плита
Расскажет сладосказочку
Про Шуру — дурочка…
Эй, Эльвира из ВАИРа,
Дрянь, скотина и задира
Ну-ка, быро выпей пива
И проваливай с квартиры
Эй, Малаша,
В сумке каша,
Руки ваши,
Мозги наши…
Г: Трудно понять, о чем это?
О: Это, наверно, очень интересно.
Г: Это интересно, как тот бред. Помнишь, как ты говорила, "прикольный бред?" Наверное, твои слова были правильны, и их можно отнести ко всему творчеству группы.
Ш:
Порежь язык на тысячу частей,
Скажи по слову каждой частью,
Ты выпьешь разом сто морей,
И соль наполнит до ногтей
Твои мозоли мокрым счастьем.
Но когда я сочинял все эти тексты, была другая музыка. Тогда в группе было 5 человек, в том числе я и Юрик.
Г: Но до того как ты там пел, я там пел.
Ш: Ну, это когда было…
Г: Тогда там Юрик на гитаре играл.
Ш: Как появился английский язык в группе, тексты (пауза)стали постепенно обрастать реальностью. (Взрыв хохота)
Г: (серьезно)Да, они обросли настолько реальностью, что даже противно стало нам
Д: (Дико смеется)
Г: Знаешь, социальщина, как бульварная пресса, достает. Это не интересно становится петь.
О: Как окончательно сформировался ваш состав, как вы начали все в Магадане и почему переехали в Питер?
Г: Мы со школьных времен занимались музыкой, это способ самовыражения наверно, выплеск какой-то энергии.
Ш: В маленьком городе творческие люди находят друг друга быстро. Все это дело у нас сконгломерировалось.
Г: Если сидит музыкант один дома, то он чувствует себя паскудно. Если он находит подходящего ублюдка, такого же, как он, то чувствует себя немного уже не так похабно. И когда набирается полный состав, когда образуется группа этих ублюдков… Между прочим, мы даже в дурдом отправились все вместе. Группа — это общество людей, которые нашли себе подобных. И нет никакого монолита, потому что, действительно, люди разные и много споров возникает частенько. Но на самом деле, трудно определить то, что мы делаем. Это изнутри идет и это не задумано, не продумано, не направлено на какую-то определенную публику — это просто самовыражение. Это не бизнес. Жесткие пикники, 04.06.98
Сначала мы делали это просто для себя, чтобы убить время, находя в этом прикол. Потом собрался коллектив, появились такие понятия как «репетиция», «концерт» и всякое такое — это уже обязывает к чему-то. В Магадане мы играли концерты, может быть, раз в год. После каждого концерта возникали проблемы администрацией. То есть эта культура там не была развита так, как нам хотелось бы. Мы думали, куда бы нам двинуться — в Америку или в Европу? Попробовали в Америку, но там скользкие парни: они что-то говорят, но ничего не делают. Тогда мы просто сорвались с места и приехали сюда. У нас началось мировое турне. Мы находимся в процессе мирового турне. Мы не переехали в Питер, мы приехали в Питер. Мы можем так же отсюда, и уехать куда попало. Может быть, через год мы будем жить в Москве.
Д: Как в Питер приехали в 1995, первая база у нас была — «Гора», потом от туда слились, нашли себе хорошее место на Бакунина, оттуда слились, сейчас здесь находимся.
О: В чем проявляются ваши Магаданские корни?
Ю: Мы все самоучки, никто нигде играть не учился. Все дома чисто сидели дергали струны, Джонни молотил по барабанам. Это, наверное, сказывается Магаданская школа.
Г: Даже было такое понятие Магаданский рок. Не знаю, слышала ли ты об этом или нет, я об этом читал в прессе, центральной. Изначально, "The Strawberry Jam" были магаданской группой.
Ш: Некий особый взгляд на горизонт отличает творчество. Мы выросли на самом деле, на совершенно другом фоне.
Г: Ты представляешь себе, жить в муравейнике или вблизи или наблюдать со стороны? Мы сначала наблюдали со стороны, а теперь приехали и наблюдаем изнутри.
Ш: У нас горизонт был алый, а теперь он серый. В Питере горизонт серый. Когда мы жили в Магадане, там были четко разграничены части света. Когда видишь, алую зарю в окно над морем, а это море уходит… И мироощущение немного другое. Не то, что, например, находиться в центре одном, а есть еще другой центр… Ты находишься между этими центрами, и ты их воспринимаешь. Это образно говоря. А на самом деле, воспринимаешь, чуть ли не всю планету
Р: То есть будучи на периферии, нельзя сказать, что мы были отрезаны от всего, скорей наоборот. Информация поступала регулярно и со всех сторон…
Ш:…с нашей и с вражеской. Я, как радист, мог ловить и американское и японское радио. Мы все это обобщали и все это, в конце концов, превращалось в глобальную картину, которая и поражала. На самом деле, для нас Питер является как бы экзаменом перед решающим прорывом. Питер это очередной рубеж.
О: Какие-нибудь яркие воспоминаний из истории группы.
Ш: Был Фестиваль «ЭНЬГО» в Магадане в 1992 году, группа еще называлась "Клубничный Джем". Перед концертом мы выпили громадное количество пива. Мы так нажрались, что все ползали по сцене, и музыки просто шквал. Барабанщик, бля, якобы трезвый, молотил во всю.
Г: Он играл в трех группах подряд.
Ш: Никто друг дружку не понимал, но это хуйня. Я выхожу к микрофону и говорю: "Але, мастурбаторы". А у меня была такая телега, чтобы проверим микрофон говорить вместо "раз, два" — «мастурбаторы» — как там звуки прорываются в монитор, слышно или нет. И аудиозапись — чик, отрубили. Ладно, смотрим видеозапись. Ля-ля тополя. Конец выступления, все вроде как расползлись, кто что. Я выхожу на сцену в своей дурдомовской пижаме, поднимаю руку и говорю: "Хай Гитлер!" И на этом месте вырубается уже видеозапись. Так что видео-парни оказались более нонконформны, чем аудио-парни.
О: Тур по Голландии.
Ш: Все это замутилось в 1996 году, летом. Попали мы туда осенью. И у нас появился менеджер Коля Метлицкий. Встретили мы его случайно.
Г: Он ездит постоянно, то появляется, то исчезает.
Ш: В Россию, под руководством Николая Метлицкого, нашего менеджера приезжает DJ Dna команды "Urban Dance Squad", который слушает наше демо, говорит: "Реальные парни. Давай, Коля, вези их к нам в Голландию прописать конкретно". Это было летом. Осенью мы приезжаем в Голландию, прописываемся на Голландской студии, запись, конечно, дерьмовая.
Г: У нас много песен. Вот эта кассета ("Stupid Animals") выпущенная в 1998 году была записана в Магадане, на «Порно-студии» в 1994 году. И 4 года мы не могли себе позволить даже мысли о том, что эта кассета могла выходить. А теперь мы сделали это. То же самое происходит с голландской записью. Мы очень недовольны. Мы хотели бы, чтобы эти песни звучали по-другому. Мы даже не присутсвовали на сведении. Мы просто записали и уехали. Ну, мы поиграли там концерты потусовались.
О: То есть целью поездки в Голландию было турне или запись?
Д: Запись. Концерты, это так, просто было, перебрали с наркотиками…
О: Какой честный Джонни!
Д: Мы отыграли 6 или 5 концертов.
Ш: Очень хорошо принимали.
Г: Приглашали домой играть в компьютерные игры
Ю: Было довольно-таки прикольно. Хотя публика немного примажоренная. Очень интересно как там относятся к музыкантам. Это на меня произвело впечатление. Просто относятся как к людям, а не как к скотам каким-то, как будто ты великий человек. Не то, что великий, а это, наверное, обычное уважительное отношение, как и везде, наверное, к человеку. Приезжаешь, тебя встречают, накормят, напоят, спросят: "Какие проблемы?"
О: А что еще понравилось?
Ю: Свободы много. Настоящей свободы. Идешь по улице и знаешь, что к тебе никто не подойдет, не пристанет… Они там добрее, что ли, разумнее. Не запивают себе голову всяким дерьмом: "А как сделать это?" Они просто берут
Там очень красиво. Каналы. Мельницы. Велосипедистов много. Мне понравилось. Я бы там пожил. Но после месяца пребывания там становится довольно-таки тоскливо и скучно немного. Потому что все очень благополучно, нет стрессов, не хватает экстремала. Хочется уже в Россию. И здесь это напряжение прямо висит. Всегда должен быть начеку. Хочется сразу покоя.
О: Ваше представление о Панк-роке?
Ш: В моем понимании, Панк-рок — это прямое выражение своих каких-то ассоциаций, мыслей, взглядов на жизнь без ретуши.
Ю: Я думаю, это, прежде всего, экстремальная музыка, причем очень живая, не какая-то электронная, а в рок-н-рольных традициях. Некоторые, говоря, что Панк-рока нет. Но, на самом деле, он есть, если его хорошенько поискать даже у нас в стране.
О: А ты, Джонни, что скажешь?
Д: Я слишком туп для того, чтобы что-нибудь сказать.
О: Как вы понимаете Панк-рок как стиль жизни и как музыкальный стиль?
Ш: Панк — как стиль жизни — это миф.
Г: Как стиль жизни, панк сродни какой-то депрессии. "Живи быстро, умри молодым". А по музыке панк — сейчас это что-то непонятное. Многие говоря: "Панк — это когда не умеют играть". Но панк — это, скорей всего, что-то ант. И музыка психованная, энергичная. Но, на самом деле, это состояние души, это самовыражение какое-то, а стиль подписывается уже журналистами, всякими критиками.
А, вообще, панки — очень романтичны. Я думаю, что панки — это какие-то новые романтики. Они, конечно же, находятся в состоянии войны с нынешним миром, потому что он материален, а панки — люди романтические. Им по хую грубо говоря… Поэтому у них такой двусмысленный статус. Они очень хорошие люди. Они живые очень. Они, конечно, разные. Бывают наркоманы, бывают алкоголики, депрессики, холерики и др. Но те, кого я называю панками по-настоящему, они новые романтики, они любят жизнь и живут по своим правилам
Панк — очень сродни авангарду. Этот похуизм подталкивает на то, чтобы говорить. То есть у тебя нет правил, ты че хочешь, то и делаешь.
Анархия. Панки любят анархию. Панки по жизни отличаются от панков по музыке. Взять хотя бы меня и всех остальных из моей группы. Мы не панки по жизни, мы любим уют, комфорт. "Мы нежные животные", — как мы сами про себя говорим. Мы животные, да, мы грязные животные, но мы нежные животные. Может быть, панки такие же.
Понимаешь, все люди — психи. Нельзя никого считать нормальным человеком, потому что они все такие индивидуальные и даже если с медицинской точки посмотреть — все какие-то больные люди. Поэтому отвечать за других людей очень сложно. Панки — это люди больные. У нас больное общество, вообще больное. Все больные, даже ты, Оля.
Ш: Романтика может быть фасадом, или Панк-рок может быть фасадом. А все остальное, что скрывается за этим фасадом — обыденная реальность, которая поглощает тебя и которая, в конце концов, этот фасад обесцвечивает, покрывает подтеками, и он и панка превращается в такую же обыденную реальность, как и все остальное. Чем чище обыденность, тем, может быть чище фасад. Но он трансформируется уже из панка в какую-то другую вещь, которая не имеет названия, но оно более интеллектуально. Людям в 17 лет может и интересно — "Sex Pistols", Панк-рок, по хуй на все, спиздяйство. В 25 лет уже задумываешься не над тем, что по хуй или не по хуй, а над тем, каков смысл смыслов
О: Ого. (Смеется)
Г: На самом деле, тебя сама жизнь может сделать панком. Наши политики делают нас такими. Они творят с народом, что хотят, а народ ведется на все это. Можно сказать что они делают из народа зомби, а можно сказать, что они делают из народа панков.
Д: Стадо, блядь.
Г: Это какой-то похуизм. Ну это, может быть, немножко русская черта панка. Я бы сравнил панк и надежду на авось.
Д: Анархо-панк.
Г: Типа: "А где наша не пропадала?!" Поэтому необязательно играть в панк — группе, чтобы быть панком, можно не носить булавок и не «прикидываться» по панковски, и быть панком.
Ш: Смотря, что подразумевать под панком. Один человек нам сказал, что панк — это тот распиздяй, который живет, черт проссышь где, в грязи какой-то, но на черный день у него в кармане имеется чек на очень кругленькую сумму.
Люди, которые могут в любой момент с этой телеги слиться, могут дойти до крайностей, спрыгнуть, отойти от этого.
А бомжи, которые живут непонятно где, на помойках, жрут крыс — можно назвать их панками? Можно назвать панками ментов. Увидели кого угодно: "Давай доебемся". Отпиздили.
Панками можно назвать политиков, что хотят, то и воротят.
Панки — это не есть какая-то определенная социальная или идеологическая прослойка. Это нить, которая пронизывает все слои, абсолютно применимая ко всем, но с определенной интенсивностью.
О: Должен ли нести панк опасность для общества?
Ш: Это зависит от его умственного развития. Если умный панк, он никогда не начнет залупаться в магазине…, чтоб потом мотать срок где-то.
Г: Музыка панковская сейчас, если она осталась, то она звучит сейчас как ретро, как ностальжи по радио. "Sex Pistols", «Ramones» — это Панк-рок, это по-настоящему панк — музыка. Но если сейчас ее играют, то это уже не панк — музыка. Это, считай, они играют ретро.
Магадан — С-Петербург — the whole word
Интервью происходит в сквоте в центре Питера глубокой ночью,
сопровождаемое употреблением некоторых напитков.
Ольга: Представьтесь, пожалуйста.
Гарри: Гарри, играю на гитаре
Шурик: Александр Юрьевич, вокалист.
Джонни: Джонни, барабаны.
Юрик: Юрик, делаю музыку бас — гитаре.
Гарри: А это — Ростик, он а еще не играет.
О: Когда и при каких обстоятельствах образовалась ваша группа?
Ш: Группа образовалась даже без нашего участия в 1989 году. Из прежнего состава никого не осталось.
Г: Наша группа (в смысле нынешний состав) образовалась 1 апреля 1993 года, а обстоятельства были… Помню из Москвы приехал, обратно в Магадан…
Д: Трень-пень, поиграли и порядок.
Ш: Играли 3 года, потом слились в Питер.
О: Откуда вы друг друга знаете, как попали в группу?
Г: Я с Шуриком с первого класса учился.
Д: На пьянстве и наркотиках сошлись.
Г: А Джонни с Юриком тоже в одном классе учились и примерно той же фигней страдали.
Ш: Тоже сошлись на пьянстве и наркотиках.
Г: А потом нас познакомил основатель группы, который теперь уже с нами не играет. Основателя нашей группы звали Вовик. кликуха у него была Соба. Он наполовину собрал эту группу, был первыми гитаристом и у него все шло с нами нормально до тех пор, пока он вдруг… Я не люблю слова: "ударился в религию". Он сейчас учится в духовной семинарии и очень хорошо учится. Он переступает через курсы экстерном и совсем другой жизнью живет.
Д: Подает большие надежды и поет в церковном хоре.
Ш: На самом деле, история группы большая и длинная, в ней кучи народу имеет место, куча всяких событий, регалий и баталий.
Г: Музыка была почти без примочки. Это не был Панк-рок.
Д: Это был авангард, джаз.
Г: Может быть, авангард, может быть новая волна изначально.
Д: "Клубничный джем" назывались.
О: А откуда название взялось?
Ш: У них на репетиционной точке в школе стояла банка с клубничным джемом и, когда они выбирали название, они сказали: "Реально было бы назваться "Клубничным джемом". И все одобрили.
Д: Мы все разные, от этого и джем. А клубничка… Порвем любого…
Ш:… за клубнику. Клубника — это пища, жратва, наше слабое место.
Д: Клубника — это символ одного, другого и третьего.
О: Расскажите поподробнее о деятельности группы в Магадане.
Ш: У нас было такое место — «Автотэк», клуб молодежи…
Г: Магадан — город маленький все группы тусуются в одном месте. Одна — две реп. точки на весь город.
Р: Люди, с которыми парням приходилось делить репетиционную точку и естественно, аппарат, все время плакали…
Г: Они все время жаловались, что мы убиваем аппарат.
Р: Я помню, приходил барабанщик садился за свои ударные и видел разорванный пластик на бочке…
Д: Хуйня это все.
Р:… он брался за голову и говорил: "Еб твою мать! Неужели это музыканты?!" Многие плакали, потому что на истории этой команды спалено аппарат столько, сколько даже не было человек в этой группе.
Г: Правда?.. Сейчас, я могу сказать, ситуация немного другая, потому чти все изменилось. Мы не в Магадане. Аппарат у нас здесь немного получше и сами мы уже не те, что прежде.
А вообще… Магадан — это очень далеко. Он очень оторван от такой жизни. Там нет клубов, таких как здесь.
Д: Такой же, как и Питер Магадан. Такая же деревня, болото. Питер — это база хорошая, но выступать лучше не здесь.
О: А почему, кстати, вы решили переименоваться англоязычно? "Клубничный джем" в "The Strawberry Jam"? Это уже вы сами, непосредственно…
Ш: Да, это непосредственно я. Это же абсурдно — называться по-русски "Клубничный джем", а петь на английском. Когда было такое название, мы пели на русском, а когда стали более-менее приобщаться к мировой культуре…
Д: О! Молодец! (взрыв хохота)
Р: Мировой субкультуре…
Ш: (продолжает)…стали использовать английский язык. Потому что английский язык, в общем-то, интернациональный язык. Его понимают…
Г: Его никто не понимает.
Ш: (продолжает)… Америка, Европа, Африка, Индонезия, Китай, Япония… Все, в общем-то, знают английский язык. Не хотелось закрепощаться в рамки отдельно взятой территории, имеется ввиду Россия.
Как пришел в группу, я пел песни на русском языке. Мне показывали совершенно свежие темы, ну и не совершенно свежие темы, на которые я…
Д:…и совершенно несвежие (смеется).
Г:…несовершенно свежие.
Д:…попахивающие. (Смех)
Ш: (продолжает)… на которые я придумывал тексты на русском и их пел. А когда я стал сочинять темы на английском, то и ориентация группы по музыке была другая.
Р: Все дело в том, что если начинать сначала, у Саши была очень старая болезнь, как и у некоторых членов группы — "болезнь Америки". Однажды Александр нашел на берегу моря старый, совершенно убитый баркас… Это действительно анекдотическая история. Он собирался его восстановить, купить к нему дизельный двигатель и на этой установке пересечь Берингов пролив к Аляске.
Г: Он пытался его пересечь даже пешком.
Ш: Это было присуще всем жителям Магадана.
Р: Он бредил Америкой, он изучал крупномасштабные карты, и не удивительно, что впоследствии он стал писать тексты на английском.
Ш:… с американским акцентом.
(общий смех)
Г: Я думаю, что может быть, вот почему. Мы, как я уже говорил, учились с Шуриком в одном классе. Каким-то образом, мы стали заниматься музыкой вместе, во время того, когда прогуливали школу. И все это была полнейшая импровизация, мы записывали, даже бывало, несколько кассет в день.
Ш: Да.
Г: Причем, занимались просто так, легко. Я брал гитару, играл все подряд, а Шурик брал книжку для детей — там были на английском языке веселые стихи, и мы их пели. Типа:
Rain, Rain go to Spain
Never show your face again
С этого все и началось.
Д: Язык Rock'n'Rollа.
Г: Но мы можем петь на любом языке, на каком сочинится вдруг что-то и нам понравится.
Ш: Не обязательно сводить все к моей личности. Смешение языков и культур настолько сильно повлияло… Мы приехали с севера Дальнего Востока, там культра совершенно другая.
О: Темы песен изменились с твоим приходом в группу и далее с тем, что вы начали петь на другом языке?
Ш: Нет, дело в том, что люди все похожи.
Г: Но в то же время очень разные.
Ш: И тексты получались похожие и очень разные. У меня был больше якобы замысловатый авангардизм.
Р: Скорей сюрреализм.
Ш: До моего прихода было — жажда по жизни, жажда по любви, такого плана.
Г (декламирует):
Нарисую на небе вопросительный знак,
как достать до того, чего нет.
Ш: А с моим приходом… (декламирует)
Котел — мои легкие,
Прожектор — мой глаз,
Мои ноги — колеса,
А топка — желудок.
Я пожираю килотоннами враз
Уран. Вот такой я ублюдок.
Мой мозг — кочегарка,
Кочегар в ней сгорел,
Все манометры лопнули
Два дня назад.
Сколько ехать мне,
Я спросить не успел.
От него я оставил
Лишь копоть и смрад.
Я уже не помню слова.
Г: А помнишь? -
Когда бетонная плита
Расскажет сладосказочку
Про Шуру — дурочка…
Эй, Эльвира из ВАИРа,
Дрянь, скотина и задира
Ну-ка, быро выпей пива
И проваливай с квартиры
Эй, Малаша,
В сумке каша,
Руки ваши,
Мозги наши…
Г: Трудно понять, о чем это?
О: Это, наверно, очень интересно.
Г: Это интересно, как тот бред. Помнишь, как ты говорила, "прикольный бред?" Наверное, твои слова были правильны, и их можно отнести ко всему творчеству группы.
Ш:
Порежь язык на тысячу частей,
Скажи по слову каждой частью,
Ты выпьешь разом сто морей,
И соль наполнит до ногтей
Твои мозоли мокрым счастьем.
Но когда я сочинял все эти тексты, была другая музыка. Тогда в группе было 5 человек, в том числе я и Юрик.
Г: Но до того как ты там пел, я там пел.
Ш: Ну, это когда было…
Г: Тогда там Юрик на гитаре играл.
Ш: Как появился английский язык в группе, тексты (пауза)стали постепенно обрастать реальностью. (Взрыв хохота)
Г: (серьезно)Да, они обросли настолько реальностью, что даже противно стало нам
Д: (Дико смеется)
Г: Знаешь, социальщина, как бульварная пресса, достает. Это не интересно становится петь.
О: Как окончательно сформировался ваш состав, как вы начали все в Магадане и почему переехали в Питер?
Г: Мы со школьных времен занимались музыкой, это способ самовыражения наверно, выплеск какой-то энергии.
Ш: В маленьком городе творческие люди находят друг друга быстро. Все это дело у нас сконгломерировалось.
Г: Если сидит музыкант один дома, то он чувствует себя паскудно. Если он находит подходящего ублюдка, такого же, как он, то чувствует себя немного уже не так похабно. И когда набирается полный состав, когда образуется группа этих ублюдков… Между прочим, мы даже в дурдом отправились все вместе. Группа — это общество людей, которые нашли себе подобных. И нет никакого монолита, потому что, действительно, люди разные и много споров возникает частенько. Но на самом деле, трудно определить то, что мы делаем. Это изнутри идет и это не задумано, не продумано, не направлено на какую-то определенную публику — это просто самовыражение. Это не бизнес. Жесткие пикники, 04.06.98
Сначала мы делали это просто для себя, чтобы убить время, находя в этом прикол. Потом собрался коллектив, появились такие понятия как «репетиция», «концерт» и всякое такое — это уже обязывает к чему-то. В Магадане мы играли концерты, может быть, раз в год. После каждого концерта возникали проблемы администрацией. То есть эта культура там не была развита так, как нам хотелось бы. Мы думали, куда бы нам двинуться — в Америку или в Европу? Попробовали в Америку, но там скользкие парни: они что-то говорят, но ничего не делают. Тогда мы просто сорвались с места и приехали сюда. У нас началось мировое турне. Мы находимся в процессе мирового турне. Мы не переехали в Питер, мы приехали в Питер. Мы можем так же отсюда, и уехать куда попало. Может быть, через год мы будем жить в Москве.
Д: Как в Питер приехали в 1995, первая база у нас была — «Гора», потом от туда слились, нашли себе хорошее место на Бакунина, оттуда слились, сейчас здесь находимся.
О: В чем проявляются ваши Магаданские корни?
Ю: Мы все самоучки, никто нигде играть не учился. Все дома чисто сидели дергали струны, Джонни молотил по барабанам. Это, наверное, сказывается Магаданская школа.
Г: Даже было такое понятие Магаданский рок. Не знаю, слышала ли ты об этом или нет, я об этом читал в прессе, центральной. Изначально, "The Strawberry Jam" были магаданской группой.
Ш: Некий особый взгляд на горизонт отличает творчество. Мы выросли на самом деле, на совершенно другом фоне.
Г: Ты представляешь себе, жить в муравейнике или вблизи или наблюдать со стороны? Мы сначала наблюдали со стороны, а теперь приехали и наблюдаем изнутри.
Ш: У нас горизонт был алый, а теперь он серый. В Питере горизонт серый. Когда мы жили в Магадане, там были четко разграничены части света. Когда видишь, алую зарю в окно над морем, а это море уходит… И мироощущение немного другое. Не то, что, например, находиться в центре одном, а есть еще другой центр… Ты находишься между этими центрами, и ты их воспринимаешь. Это образно говоря. А на самом деле, воспринимаешь, чуть ли не всю планету
Р: То есть будучи на периферии, нельзя сказать, что мы были отрезаны от всего, скорей наоборот. Информация поступала регулярно и со всех сторон…
Ш:…с нашей и с вражеской. Я, как радист, мог ловить и американское и японское радио. Мы все это обобщали и все это, в конце концов, превращалось в глобальную картину, которая и поражала. На самом деле, для нас Питер является как бы экзаменом перед решающим прорывом. Питер это очередной рубеж.
О: Какие-нибудь яркие воспоминаний из истории группы.
Ш: Был Фестиваль «ЭНЬГО» в Магадане в 1992 году, группа еще называлась "Клубничный Джем". Перед концертом мы выпили громадное количество пива. Мы так нажрались, что все ползали по сцене, и музыки просто шквал. Барабанщик, бля, якобы трезвый, молотил во всю.
Г: Он играл в трех группах подряд.
Ш: Никто друг дружку не понимал, но это хуйня. Я выхожу к микрофону и говорю: "Але, мастурбаторы". А у меня была такая телега, чтобы проверим микрофон говорить вместо "раз, два" — «мастурбаторы» — как там звуки прорываются в монитор, слышно или нет. И аудиозапись — чик, отрубили. Ладно, смотрим видеозапись. Ля-ля тополя. Конец выступления, все вроде как расползлись, кто что. Я выхожу на сцену в своей дурдомовской пижаме, поднимаю руку и говорю: "Хай Гитлер!" И на этом месте вырубается уже видеозапись. Так что видео-парни оказались более нонконформны, чем аудио-парни.
О: Тур по Голландии.
Ш: Все это замутилось в 1996 году, летом. Попали мы туда осенью. И у нас появился менеджер Коля Метлицкий. Встретили мы его случайно.
Г: Он ездит постоянно, то появляется, то исчезает.
Ш: В Россию, под руководством Николая Метлицкого, нашего менеджера приезжает DJ Dna команды "Urban Dance Squad", который слушает наше демо, говорит: "Реальные парни. Давай, Коля, вези их к нам в Голландию прописать конкретно". Это было летом. Осенью мы приезжаем в Голландию, прописываемся на Голландской студии, запись, конечно, дерьмовая.
Г: У нас много песен. Вот эта кассета ("Stupid Animals") выпущенная в 1998 году была записана в Магадане, на «Порно-студии» в 1994 году. И 4 года мы не могли себе позволить даже мысли о том, что эта кассета могла выходить. А теперь мы сделали это. То же самое происходит с голландской записью. Мы очень недовольны. Мы хотели бы, чтобы эти песни звучали по-другому. Мы даже не присутсвовали на сведении. Мы просто записали и уехали. Ну, мы поиграли там концерты потусовались.
О: То есть целью поездки в Голландию было турне или запись?
Д: Запись. Концерты, это так, просто было, перебрали с наркотиками…
О: Какой честный Джонни!
Д: Мы отыграли 6 или 5 концертов.
Ш: Очень хорошо принимали.
Г: Приглашали домой играть в компьютерные игры
Ю: Было довольно-таки прикольно. Хотя публика немного примажоренная. Очень интересно как там относятся к музыкантам. Это на меня произвело впечатление. Просто относятся как к людям, а не как к скотам каким-то, как будто ты великий человек. Не то, что великий, а это, наверное, обычное уважительное отношение, как и везде, наверное, к человеку. Приезжаешь, тебя встречают, накормят, напоят, спросят: "Какие проблемы?"
О: А что еще понравилось?
Ю: Свободы много. Настоящей свободы. Идешь по улице и знаешь, что к тебе никто не подойдет, не пристанет… Они там добрее, что ли, разумнее. Не запивают себе голову всяким дерьмом: "А как сделать это?" Они просто берут
Там очень красиво. Каналы. Мельницы. Велосипедистов много. Мне понравилось. Я бы там пожил. Но после месяца пребывания там становится довольно-таки тоскливо и скучно немного. Потому что все очень благополучно, нет стрессов, не хватает экстремала. Хочется уже в Россию. И здесь это напряжение прямо висит. Всегда должен быть начеку. Хочется сразу покоя.
О: Ваше представление о Панк-роке?
Ш: В моем понимании, Панк-рок — это прямое выражение своих каких-то ассоциаций, мыслей, взглядов на жизнь без ретуши.
Ю: Я думаю, это, прежде всего, экстремальная музыка, причем очень живая, не какая-то электронная, а в рок-н-рольных традициях. Некоторые, говоря, что Панк-рока нет. Но, на самом деле, он есть, если его хорошенько поискать даже у нас в стране.
О: А ты, Джонни, что скажешь?
Д: Я слишком туп для того, чтобы что-нибудь сказать.
О: Как вы понимаете Панк-рок как стиль жизни и как музыкальный стиль?
Ш: Панк — как стиль жизни — это миф.
Г: Как стиль жизни, панк сродни какой-то депрессии. "Живи быстро, умри молодым". А по музыке панк — сейчас это что-то непонятное. Многие говоря: "Панк — это когда не умеют играть". Но панк — это, скорей всего, что-то ант. И музыка психованная, энергичная. Но, на самом деле, это состояние души, это самовыражение какое-то, а стиль подписывается уже журналистами, всякими критиками.
А, вообще, панки — очень романтичны. Я думаю, что панки — это какие-то новые романтики. Они, конечно же, находятся в состоянии войны с нынешним миром, потому что он материален, а панки — люди романтические. Им по хую грубо говоря… Поэтому у них такой двусмысленный статус. Они очень хорошие люди. Они живые очень. Они, конечно, разные. Бывают наркоманы, бывают алкоголики, депрессики, холерики и др. Но те, кого я называю панками по-настоящему, они новые романтики, они любят жизнь и живут по своим правилам
Панк — очень сродни авангарду. Этот похуизм подталкивает на то, чтобы говорить. То есть у тебя нет правил, ты че хочешь, то и делаешь.
Анархия. Панки любят анархию. Панки по жизни отличаются от панков по музыке. Взять хотя бы меня и всех остальных из моей группы. Мы не панки по жизни, мы любим уют, комфорт. "Мы нежные животные", — как мы сами про себя говорим. Мы животные, да, мы грязные животные, но мы нежные животные. Может быть, панки такие же.
Понимаешь, все люди — психи. Нельзя никого считать нормальным человеком, потому что они все такие индивидуальные и даже если с медицинской точки посмотреть — все какие-то больные люди. Поэтому отвечать за других людей очень сложно. Панки — это люди больные. У нас больное общество, вообще больное. Все больные, даже ты, Оля.
Ш: Романтика может быть фасадом, или Панк-рок может быть фасадом. А все остальное, что скрывается за этим фасадом — обыденная реальность, которая поглощает тебя и которая, в конце концов, этот фасад обесцвечивает, покрывает подтеками, и он и панка превращается в такую же обыденную реальность, как и все остальное. Чем чище обыденность, тем, может быть чище фасад. Но он трансформируется уже из панка в какую-то другую вещь, которая не имеет названия, но оно более интеллектуально. Людям в 17 лет может и интересно — "Sex Pistols", Панк-рок, по хуй на все, спиздяйство. В 25 лет уже задумываешься не над тем, что по хуй или не по хуй, а над тем, каков смысл смыслов
О: Ого. (Смеется)
Г: На самом деле, тебя сама жизнь может сделать панком. Наши политики делают нас такими. Они творят с народом, что хотят, а народ ведется на все это. Можно сказать что они делают из народа зомби, а можно сказать, что они делают из народа панков.
Д: Стадо, блядь.
Г: Это какой-то похуизм. Ну это, может быть, немножко русская черта панка. Я бы сравнил панк и надежду на авось.
Д: Анархо-панк.
Г: Типа: "А где наша не пропадала?!" Поэтому необязательно играть в панк — группе, чтобы быть панком, можно не носить булавок и не «прикидываться» по панковски, и быть панком.
Ш: Смотря, что подразумевать под панком. Один человек нам сказал, что панк — это тот распиздяй, который живет, черт проссышь где, в грязи какой-то, но на черный день у него в кармане имеется чек на очень кругленькую сумму.
Люди, которые могут в любой момент с этой телеги слиться, могут дойти до крайностей, спрыгнуть, отойти от этого.
А бомжи, которые живут непонятно где, на помойках, жрут крыс — можно назвать их панками? Можно назвать панками ментов. Увидели кого угодно: "Давай доебемся". Отпиздили.
Панками можно назвать политиков, что хотят, то и воротят.
Панки — это не есть какая-то определенная социальная или идеологическая прослойка. Это нить, которая пронизывает все слои, абсолютно применимая ко всем, но с определенной интенсивностью.
О: Должен ли нести панк опасность для общества?
Ш: Это зависит от его умственного развития. Если умный панк, он никогда не начнет залупаться в магазине…, чтоб потом мотать срок где-то.
Г: Музыка панковская сейчас, если она осталась, то она звучит сейчас как ретро, как ностальжи по радио. "Sex Pistols", «Ramones» — это Панк-рок, это по-настоящему панк — музыка. Но если сейчас ее играют, то это уже не панк — музыка. Это, считай, они играют ретро.