Альбано Питер. Атака седьмого авианосца (Седьмой авианосец - 5)

   Раздался общий задавленный вздох. Фудзита выпрямился, шире раскрыл глаза. Послышались два голоса:
   - Он не в себе, - сказал Марк Аллен. - Нужен доктор...
   - Брент, - сказал Йоси Мацухара. - Ты сам не знаешь что говоришь.
   Бернштейн мягко взял американца за руку:
   - Брент, вам надо отдохнуть... Вы пережили сильнейшее потрясение...
   Дэйл шагнула вперед, и по мере того, как смысл слов Брента доходил до нее, в глазах у нее все отчетливей проступал ужас:
   - Ты... Ты хочешь покончить с собой? Я не понимаю тебя.
   Кудо, округлив глаза, шепнул ему на ухо:
   - Молодой человек, не беспокойтесь: мы вас тревожить не будем. Вы действовали в пределах необходимой самообороны.
   И наконец Фудзита, резким взмахом руки установив тишину, произнес:
   - Объясните причину, Брент-сан.
   Брент вытянулся как струна:
   - Я виноват в гибели старшины Куросу.
   - Да нет же! - Дэйл обеими руками вцепилась в него и попыталась притянуть к себе. - Это не так!
   - Почему вы обвиняете себя в его смерти? - осведомился адмирал, не обращая на нее никакого внимания.
   - Я слишком много пил в тот вечер и слишком... слишком много внимания уделял миссис Макинтайр, тогда как должен был быть настороже и не терять бдительности. - Он обвел всех повлажневшими синими глазами. - Я был беспечен, и меня захватили врасплох.
   - Что за ерунда! - закричал адмирал Аллен. - Это могло случиться с каждым из нас! Да, стряслось несчастье - но не выпускать же себе из-за этого кишки?!
   Фудзита протянул к нему руку и поводил пальцами из стороны в сторону, словно веером, а затем кивнул Дэйл.
   - Конечно, нас взяли врасплох, - заговорила она. - Убийца появился из дверей кухни. - Не выпуская руки Брента, она впилась в него молящим взглядом: - Но ты отреагировал с такой стремительностью, что я даже не поняла, что происходит, пока он не упал прямо на меня.
   - Куросу убит, - мертвым, лишенным интонаций голосом сказал Брент. Убит, потому что я видел и слышал только тебя.
   - Но это же совершенно естественно! - воскликнул Йоси. - Когда сидишь с дамой в ресторане, ты занимаешься ею! Зато ты уложил двоих убийц, а миссис Макинтайр не получила даже царапины.
   - Какое право имеешь говорить мне это ты - ты, винивший себя в гибели Кимио и сам просивший разрешения на харакири? - взгляд Брента, устремленный на друга, был прям и тверд.
   - Ты не японец.
   - Я много раз слышал от тебя, что я больше японец, чем многие жители этой страны.
   - Зачем же понимать меня так буквально? Ты - человек другой расы, другой породы и вовсе не обязан следовать...
   Брент нетерпеливо оборвал его:
   - Совершающие харакири делятся на две группы: одни отрицают свою вину, другие сами заявляют о ней. Я себя считаю виновным. Ты будешь моим кайсяку?
   - Нет, он просто обезумел! - воскликнул Аллен.
   - Довольно! Всем замолчать! - Фудзита хлопнул ладонью по столу. Почему лучшие из моих офицеров так стремятся сами лишить себя жизни?! - Он поочередно взглянул на Йоси и Брента. - Наши враги предоставят вам тысячу возможностей перейти в бесконечность. - Рука его привычно легла на переплет "Хага-куре". - Есть время жить, и есть время умирать. Так вот, для вас, Брент-сан, оно еще не настало. Харакири запрещаю! - Он перевел взгляд на Аллена, потом на Мацухару и с вызовом произнес: - Подполковник, Брент Росс завоевал и многократно доказал свое право считаться самураем, и вы это знаете лучше, чем кто-либо иной. Вы тоже родились в Америке, приехали сюда таким же юношей, как лейтенант Росс. Тем не менее себя вы причисляете к самураям, ибо исполняете кодекс чести бусидо. К какой бы расе он ни принадлежал, меч лейтенанта Коноэ достался ему по праву, и в наших рядах он сражался доблестно, как истинный самурай. - Он снова хлопнул по столу. - Попрошу вас впредь воздерживаться от подобных реплик.
   - Есть воздерживаться, - выдавил из себя сквозь стиснутые зубы Мацухара. - Я никак не хотел тебя обидеть, Брент-сан. - Он повернулся к адмиралу: - Таково было мое мнение. Я высказал его и остаюсь при нем.
   - Оставайтесь, только чтобы на корабле, которым я командую, его никто не слышал. - Он поднял глаза, прижал костлявые пальцы ко впалой груди. Древний мудрец Ману сказал: "Тело, язык, разум свершают деяния, а соединенная с телом душа подразделяет их на деяния добрые, злые и безразличные к добру и злу". Так вот, Брент-сан, - он устремил на американца взгляд, в котором была почти нежность. - Никто не осмелится сказать, что ваши деяния были во зло или безразличны добру и злу.
   Брент глубоко вздохнул и шумно выпустил воздух:
   - Благодарю вас, господин адмирал. Однако ответственность за то, как я вел себя вчера вечером, несу я один. А действия мои не соответствуют ни моим понятиям о достойном поведении, ни кодексу бусидо.
   - Ради всего святого, Брент! - почти завопил Аллен. - Да уймись же ты! Приди в себя!
   Фудзита спросил его:
   - Адмирал, Брент Росс понадобится вам на лодке?
   - Разумеется! Я уже получил разрешение в разведуправлении на его перевод. Дело за вами, сэр.
   - Добро. Лейтенант, вы назначаетесь на подводную лодку "Блэкфин" командиром БЧ связи. Послезавтра вам надлежит быть в Нью-Йорке. Примете и проверите аппаратуру. Мы будем ждать от вас сообщений.
   - Есть, сэр, - ответил Брент почти машинально, потому что раздумывал в это время над словами Фудзиты: "истинный самурай". Что же - старый адмирал засомневался в этом? Согласен с Алленом в том, что у Брента - не все дома? Может быть, Фудзита отсылает его на лодку, чтобы уберечь от пули террористов? А вдруг он и вправду сходит с ума? Это вполне вероятно: не всякий рассудок мог выдержать испытания, которым подверглась команда "Йонаги". Несколько лет почти непрерывных боевых действий и опасностей философско-психологического плана, которые, пожалуй, будут еще похлеще огня, смерти и насилия. Разве может без ущерба для душевного равновесия он, американец по крови и рождению, рациональное западное существо, с колыбели затвердившее, что человек создан по образу и подобию Божьему и заключает в себе всю вселенную, воспринять восточную философию, по которой все на свете лишь частицы бесконечного целого, плывущие по реке жизни реке, у которой нет ни истока, ни устья? Можно ли совместить два полярных понятия в одной душе, не расщепив ее? А расщепление это иначе называется шизофренией, так что адмирал Аллен, вероятно, недалек от истины.
   Слова Фудзиты, обращенные к Дэйл Макинтайр, остановили этот водопад мыслей.
   - Миссис Макинтайр, вы улетаете сегодня в семнадцать по нулям из Токийского международного аэропорта?
   - Да, адмирал.
   - Вас проводит наряд, - пальцы его выбили дробь по дубовому столу. Пишите, Хакусеки: приказ старшему офицеру. Выделить для миссис Макинтайр штабной автомобиль с водителем и двумя охранниками. Сопровождение: двенадцать человек на двух боевых машинах с двумя пулеметами "Намбу". Двигаться колонной, имея в середине штабной "Мицубиси", и не останавливаться ни при каких обстоятельствах. Кто бы ни требовал - полиция ли, или Силы самообороны.
   Кацубе, кивая, споро выводил иероглифы, потом передал листок вахтенному, который вернулся к своим телефонам в углу и, сняв трубку одного из них, стал передавать приказ.
   - Адмирал... - сказала Дэйл. - Мне сначала надо заехать в отель.
   - Отставить! - сказал Фудзита связисту.
   Дэйл, одолевая смущение, взглянула на него:
   - Разрешите мне поговорить с лейтенантом Россом... наедине?
   - Да, пожалуйста. По правому борту - пустая каюта.
   - А потом и я бы хотел задать несколько вопросов миссис Макинтайр и лейтенанту, - сказал Кудо, доставая свой блокнот. - Можно?
   Адмирал кивнул, устало обвел присутствующих глазами и объявил:
   - Все свободны!
   ...Дэйл сидела рядом с Брентом, а капитан Кудо устроился напротив, держа наготове блокнот и ручку.
   - Мне не хочется бередить ваши раны, но ваши показания я обязан зафиксировать, - негромко, мягко и участливо заговорил он.
   Брент кивнул и коротко, не вдаваясь в подробности - особенно те, что касались Дэйл, - рассказал о том, как развивались события вчера вечером. Потом пришел черед Дэйл: она уже обрела прежнее самообладание, и голос ее не дрожал. Полицейский все записал, поблагодарил и ушел.
   Дэйл с тревогой взглянула на Брента. Ее пугала его необычная вялая покорность и уступчивость, особенно странные для человека, который умел так стремительно нападать и отбивать нападения, так жестоко бить и беспощадно убивать. Необъятные плечи ссутулились, а в синих глазах вместо прежнего живого света, притягивавшего ее и обещавшего так много, застыл тусклый и безжизненный холод. Она была уверена, что не смерть Куросу так опустошающе подействовала на него - это сказалось многодневное напряжение, которое испытывал каждый из команды "Йонаги". А Брент был все-таки еще совсем молод. И потом, он американец. "Янки-самурай", - вспомнилось ей. Разве это возможно? Разве такие вещи совместимы?
   - "Да, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут..." - приблизив губы почти к самому его уху, прочла она строчку Киплинга.
   Он повернул голову и улыбнулся - впервые за все это время:
   - "...пока не предстанут небо с землей на Страшный Господень Суд", продолжил он и взглянул ей в глаза: - Что ты хотела мне сказать?
   - Лучше меня и еще сто лет назад это сказал Киплинг.
   - Ты думаешь, я... как бы это выразить?.. у меня срыв?
   Дэйл на мгновение помедлила с ответом, но все же решилась:
   - Мысль о самоубийстве не может прийти в голову совершенно здорового человека.
   - Тебе этого не понять.
   - Да, это понимают японцы, но ведь они ненормальные! Нормальный человек не может быть последователем бусидо.
   - Все зависит от точки зрения, Дэйл. Они считают, что ритуальное самоубийство - абсолютно логичный шаг.
   - В том случае, если запятнана честь?
   - Да. И западные люди поступают так же, и ты это знаешь.
   - Но когда западный человек решает покончить с собой, он, во-первых, всегда волен передумать, во-вторых, не обставляет суицид такими церемониями... И все считают это помрачением рассудка либо отклонением от нормы. Пойми, Брент, - голос ее зазвенел от еле сдерживаемого волнения, нельзя быть единым в двух лицах. Японцы сделаны из другого теста. Они просто сотканы из противоречий, они упиваются ими...
   - Я погубил старшину трюмных машинистов Ацуму Куросу. Не вижу тут никакого противоречия.
   - Я уже говорила тебе десять минут назад у адмирала: ты среагировал на скрип двери, на движение руки под салфеткой. У тебя реакция леопарда! Я никогда в жизни не видела ничего подобного! Промедли ты хоть на долю секунды, нас с тобой уже на свете не было бы. Ты ничем не мог помочь Куросу.
   Наконец-то в синих глубинах замерцали какие-то живые искорки.
   - Ты в самом деле так думаешь?
   - Конечно. Ты и сам знаешь, что я права.
   - Дэйл, ты - потрясающая... - он потянулся к ней и тут же отпрянул. Что толку вести эти пустые разговоры. Адмирал Фудзита не разрешил харакири.
   - И правильно сделал. Он мудрец и прагматик. Ты ему нужен, и он не может позволить себе такой роскоши - выбросить тебя за ненадобностью. А скажи мне... этот летчик-подполковник...
   - Йоси Мацухара.
   - Да-да! Он что - тоже хотел совершить харакири?
   - Да. В перестрелке погибла его невеста. Он винил в этом себя.
   - Господи мой Боже, в голове не укладывается! - она поглядела на него, явно стараясь подавить рвущуюся на поверхность досаду. - Почему же нужно подвергать свою мужественность испытанию смертью?! Почему ты боишься проверить себя - женщиной? Разве проще пустить себе пулю в лоб или вспороть живот, чем... любить, любить женщину?! Меня любить? - последние слова вырвались словно противнее воли.
   Брент взглянул на нее почти с благоговением.
   - Ты потрясающая женщина, Дэйл, и слова твои вонзаются не хуже скальпеля. Подобные мысли мне никогда не приходили в голову. "Испытание смертью..." - повторил он, словно хотел запомнить эти слова навсегда, и улыбка смягчила каменные очертания квадратного подбородка. - Любить тебя? Такую умницу, такую красавицу? Нет, это проще и легче, чем по доброй воле отправиться на тот свет.
   - Вот и люби.
   По выражению его глаз Дэйл видела, что он возвращается из своей дали, но все еще отчужден.
   - Когда-нибудь, - сказал он, обведя вокруг себя рукой. - Когда-нибудь, когда все это кончится.
   Новая мысль осенила ее:
   - Думаю, не зря тебя переводят на лодку. Это будет полезно во всех смыслах.
   - Фудзита согласится с тобой.
   - "Блэкфин" стоит на Гудзоне - в нескольких минутах ходьбы от моего дома.
   Брент молчал.
   - Мы увидимся с тобой?
   Он медленно перевел на нее глаза - отстраненные и непроницаемые, как у медитирующего монаха.
   - Да. Увидимся.
   Но голос его не убедил Дэйл.
   В дверь постучали, и в каюту, не дожидаясь разрешения, заглянул Митаке Араи.
   - Миссис Макинтайр, я за вами: сопровождение готово и ждет, - глаза его с сочувствием и любопытством скользнули по лицу Брента.
   - И я готова. - Дэйл поднялась.
   Брент остался сидеть, глядя, как она направляется к двери.
   - Постой! - вдруг крикнул он. Дэйл замерла. - Провожу тебя до сходней.
   - Польщена, - рассмеялась она.
   Следом за Араи они вышли в коридор.
   Через два дня, за семь часов до того, как колеса чартерного "Констеллейшн", на борту которого находился будущий экипаж подводной лодки, оторвались от взлетной полосы в Цутиуре, Брента, Марка Аллена и Ирвинга Бернштейна вызвал к себе адмирал. Брент успел отдохнуть и выспаться, подавленность сменилась его обычной энергией, голова работала четко и ясно, и мучительные мысли не преследовали его больше, как неотвязные голодные демоны. Нет, он не забыл трагедии в отеле "Империал" и несколько раз, увидев во сне убитого Куросу, просыпался в холодном поту. Ничего не кончилось - и не кончится никогда. И Дэйл не было рядом - она уже улетела в Нью-Йорк... Пустота и уныние царили в душе лейтенанта.
   На столе адмирала он сразу увидел только утром расшифрованное им самим донесение. Пальцы Фудзиты выбивали по нему замысловатую дробь.
   - Под эгидой ООН в Нью-Йорке намечается провести встречу неофициальную, конечно, - представителей Организации Освобождения Палестины и еще кое-каких арабских группировок с американцами, англичанами и израильтянами. Японию не приглашали.
   Трое офицеров молча кивнули. Они расшифровывали депешу и были знакомы с ее содержанием.
   - ООП не является членом ООН, господин адмирал, - напомнил Брент.
   - Тем не менее их представитель сидит в Нью-Йорке, - возразил Бернштейн.
   - В донесении ничего не говорится о египтянах, сирийцах, ливийцах, иорданцах и всех прочих, - сказал Аллен.
   - Что-то затевается. Я хочу, чтобы вы приняли участие в этих переговорах и представили мне подробный доклад.
   - Это будет очень и очень непросто, - сказал Бернштейн.
   - Знаю. Вы, полковник, осведомлены о нравах этих негодяев лучше, чем кто-либо. Я поручаю это вам. Полетите в Нью-Йорк.
   - Сэр... Адмирал Аллен и лейтенант Росс тоже покидают "Йонагу", меня вы отправляете вместе с ними. Кто будет заниматься декодированием? Наши шифровальщики Рид и Пирсон - отличные ребята и знают свое дело, но тут нужны кое-какие специальные навыки.
   - Я затребовал офицеров, которые вас заменят, и они должны прибыть с минуты на минуту. - Как всегда, в раздумье он принялся крутить и дергать седой волос на подбородке. - Я вот что решил: вы - все трое - будете моими официальными представителями на этом сборище, какой бы бессмысленной говорильней оно ни оказалось. И главное - возвращение "Блэкфина" в строй должно быть тайной для всех.
   - С вашего позволения, адмирал, - сказал Аллен. - Это невозможно. Лодка стоит на Гудзоне, ее видят сотни тысяч глаз. Мы отправляем в Нью-Йорк новый экипаж - тридцать одного человека, а город кишит шпионами: все сотрудники советской миссии при ООН работают на КГБ. То же самое и у арабов. Нас засекут, как только мы приземлился в аэропорту Кеннеди.
   - Все это мне известно, - сказал Фудзита. - И все-таки надо постараться.
   - По "легенде" ВМС США передает лодку в дар Департаменту национальных парков Японии как музейный экспонат. Так?
   - Так. И это не какая-нибудь действующая модель, а подлинная, всамделишная субмарина времен Второй мировой, причем способная двигаться своим ходом и сохранившая боеспособность. Это образец того, с чем имел дело императорский флот на Тихом океане. - Все молча слушали адмирала Аллена, который демонстрировал блестящую память. - Часть сил, уничтоживших более двухсот боевых кораблей и почти шесть миллионов тонн груза.
   - Да-да, - не без досады сказал адмирал Фудзита.
   Брент и Аллен многозначительно переглянулись, а Бернштейн продолжал:
   - Насчет ООН - не знаю, сэр, право же, не знаю... Добра от этого не жду, арабы моментально заподозрят подвох... В этой затее столько противоречий, что...
   Костяшки сухого кулачка стукнули о стол.
   - Мне вам нечего возразить, Ирвинг-сан, но и выбора у нас нет. ВМС США требует, чтобы мы забрали лодку в нью-йоркской гавани или же не забирали ее вовсе. - Он скупо улыбнулся. - Что касается противоречий... Вы же знаете: мы, японцы, обожаем их, мы и сами - ходячее противоречие. - Он невесело рассмеялся, задвигал по столу пальцами, похожими на высохшие корешки. - Попробуйте, полковник. Вы можете, как говорится, наводить тень на ясный день: тогда, глядишь, и обнаружится истинная подоплека этих переговоров. Вот и все мои напутствия.
   В дверь постучали, и по знаку адмирала часовой отворил ее. Вошли двое. Первый был в американской военно-морской форме со знаками различия коммандера. Второй - в защитном комбинезоне израильской армии.
   - Вот вам и замена, - сказал Фудзита.
   - Каррино! Джозеф Каррино! - воскликнул Аллен, крепко пожимая руку невысокому смуглому человеку, в облике которого безошибочно угадывались явные черты латинской расы. - Ну, о таком специалисте можно только мечтать: мой выученик! - Он с энтузиазмом похлопал коммандера по плечу.
   Бернштейн тоже узнал во вновь прибывшем старого знакомого:
   - Маршалл Кац, рад вас видеть! Шалом!
   - Шалом! - ответил израильтянин, худощавый, седеющий человек лет шестидесяти, прокаленный солнцем и горячими ветрами пустыни до такой степени, что под морщинистой задубелой кожей не осталось, как у вяленой рыбы, ни капли влаги. У него оказался сильный звучный голос и крепкое рукопожатие.
   Адмирал легким покашливанием заставил всех вытянуться.
   - Вот мое предписание, сэр, - Каррино протянул ему длинный желтый конверт.
   То же самое сделал Кац.
   Адмирал, воздев на нос маленькие очки в круглой железной оправе, быстро проглядел документы и, очевидно, остался доволен:
   - Приветствую вас, господа, на борту авианосца "Йонага".
   - Для нас большая честь служить под вашим началом, сэр, - сказал коммандер.
   - Мы - союзники, господин адмирал, и Израиль склоняет голову перед жертвами, которые понесли ваши моряки, защищая наше государство и свободу всего мира от терроризма, - торжественно произнес Кац.
   Адмирал поблагодарил его учтивым кивком и медленно, словно суставы совсем износились за сто лет службы, поднялся со стула:
   - Ознакомлю вас с последними данными разведки. - Он показал на висевшую на переборке карту. - Мы получили радиосообщения нашей агентуры: на Сайпане и Тиниане идет беспощадная резня местного населения. На аэродромах кипит работа: арабы расширяют и ремонтируют их.
   - А все необходимое им, очевидно, доставляют подводные лодки, - добавил Аллен.
   - Да. Поскольку самолетов не замечено. - Он ткнул в нижнюю часть карты. - "Маджестик" отстаивается в сухом доке в Сурабае. Это дело еще нескольких месяцев. - Указка скользнула в сторону Каролинских островов. - Второй АВ "Принсипе де Астуриас", два крейсера и не меньше двенадцати эсминцев находятся на атолле Томонуто. Там же были замечены две плавбазы и два танкера. У нас есть время - время для того, чтобы потренировать наших летчиков и выйти для решающего удара. Нам нужен "Блэкфин" - арабы не ждут появления лодки. - Он выразительно глянул на Аллена. - Если мы утопим их авианосец, когда он снимется с Томонуто нам наперехват...
   - Да-а, - протянул тот. - Кое-какие перспективы это открывает. Надо бы не прозевать.
   - Обстановка ясна? - спросил Фудзита у вновь прибывших.
   - Ясна, господин адмирал! - ответили они в один голос, а Каррино продолжил:
   - По моему мнению, сэр, их присутствие на Марианах ставит под угрозу весь наш замысел. Им нужны лишь несколько бомбардировщиков дальнего действия...
   - Вы проницательны, коммандер, - сказал Фудзита. - Есть такая старинная арабская поговорка: "Если дать верблюду однажды просунуть в шатер голову, он скоро влезет туда целиком". Мы готовим десантную операцию, обучаем людей и вышвырнем "верблюда из шатра".
   Послышался общий смех. Брент едва удержался, чтобы не крикнуть "Банзай!".
   Старик перевел на него глаза.
   - Вас, лейтенант, и вас, господа, - он взглянул на Аллена и Бернштейна, - попрошу познакомить наших новых офицеров с оборудованием, аппаратурой, представить им личный состав БЧ, после чего собираться в путь. На новом месте глядите в оба: нью-йорские лихачи опаснее арабских пикирующих бомбардировщиков.
   Все снова рассмеялись. Адмирал повернулся к резному деревянному изображению пагоды. Все стали "смирно". Фудзита дважды хлопнул в ладоши.
   - Проведи нас по всем восьми виткам пути, проложенным Осиянным, не дав уклониться ни к соблазнам, ни к аскетизму, приобщи нас к Четырем Истинам, даруй силы возобладать над врагами и перебить их как собак. - Он снова хлопнул в ладоши, показывая, что молитва не кончена. - Враги многочисленны и могущественны и летят на нас, подобно тайфуну на экваторе. Но крепкое дерево лишь гнется, но не ломается, сколько бы снега ни пригибало его к земле. В 1946 году, когда отчаяние владело Японией, наш император сказал так: "Под гнетом снега ветви сосен склоняются до самой земли, но не ломаются". - Он обернулся и обвел глазами лица офицеров, словно хотел вдохнуть в них свою силу и решимость. - Пусть осенит нас образ Сына Небес, когда мы, отстаивая справедливость и честь, пойдем в бой. - Он замолчал на минуту и потом обычным тоном закончил: - Все свободны.
   В коридоре Брента ждал Йоси Мацухара. Он повел американца к себе, объясняя на ходу:
   - Приехал с аэродрома узнать, прибыли ли новые двигатели, и хотел повидать тебя перед отлетом.
   Закрыв дверь в свою по-спартански скромную каюту, летчик поставил на стол бутылку виски "Джонни Уолкер" с черной этикеткой и наполнил два стакана.
   - Хватит, хватит, - остановил его Брент. - Сегодня еще много дел.
   - За "Блэкфин"! - провозгласил Йоси, и они выпили.
   - Ну, как твои новички?
   - Осваиваются понемногу. Есть очень способные парни. Но "Зеро" после того, как на него поставили новый мотор, стал очень коварной машиной ничего не прощает. - Он вздохнул. - Вчера один разбился. Не сумел выйти из "мертвой петли". Сегодня обещали привезти новые двигатели и для бомбардировщиков, поэтому я здесь.
   - Для бомбардировщиков?
   - Да. Осчастливим Миуру и Эндо. - Он двинул стаканом взад-вперед и сказал, не поднимая глаз: - Знаешь, наверно, ты был прав тогда... После смерти Кимио... Когда я просил адмирала разрешить мне харакири.
   - Иными словами, ты даешь мне понять, что я вел себя глупо?
   - Нет, не глупо. Это был вопрос чести. - Он пристукнул дном стакана о стол, отчего виски чуть не вылилось через край. - Не глупо, но поспешно, под влиянием минуты, когда ты был, что называется, не в себе.
   - А ты?
   - И со мной тогда было то же самое, - летчик выпил и взглянул Бренту прямо в глаза: - Мы с тобой нужны "Йонаге". Сейчас и впрямь не время для харакири.
   - И потому Фудзита не дал разрешения ни тебе, ни мне?
   - Нет, не потому. Он хочет, чтобы подобные решения принимались не сгоряча и не в боевой обстановке. Дает нам время успокоиться.
   - Едва ли это время наступит, Йоси-сан, - Брент устремил взгляд поверх головы друга, и мысли его были где-то далеко. - А вот ответь, как, по-твоему, мы - все мы вместе - можем воздействовать на ход истории, на то, что творится на этой планете?
   - Ну и вопросы вас волнуют, молодой человек, - фыркнул Мацухара.
   - Нет, ты скажи! Скажи! - нетерпеливо допытывался Брент.
   Лицо летчика стало серьезным.
   - Ты хочешь знать, кто вертит колесо истории - слепая случайность или человек? - Он отпил виски и прежде, чем ответить, подержал его во рту, наслаждаясь вкусом. - Человек бессилен и беспомощен, не он творит историю, а она - его. События не зависят от нашей воли, мы ими не управляем. Мы плывем, подхваченные ими, как бурным течением.
   - Чувствуется, подполковник, хорошее знакомство с творчеством Льва Николаевича Толстого.
   Мацухара рассмеялся:
   - Если граф согласен со мной, тем лучше для графа.
   - Но ведь человек принимает решения, от которых зависят судьбы других людей. Полководец посылает своих солдат в бой...
   - Да, конечно. Но и он - щепка, которую несет поток. Кафка при всем своем безумии видел мир правильно - он понимал, что это враждебная человеку, непокорная ему среда, где все мы под властью могущественных и бесконечно далеких от нас властителей, зараженных общим сумасшествием. Но и им не под силу вертеть колесо истории.
   - Но тогда к чему все то, что мы делаем?! - воскликнул Брент, захваченный этой мыслью. - Мы уничтожаем людей и предметы, как пьяные игроки, сбрасывающие со стола кости! Пустим на дно еще один авианосец, возьмем вот ту высоту, ворвемся в следующую траншею - и так без конца! Мы ничего не достигнем!
   - Не согласен. Мы остановили Каддафи.
   - Но колесо сделает еще оборот, и война продолжится. За этим боем будет другой, а мы так и будем идти, не зная, куда и во имя чего мы идем. Наши победы создают иллюзию движения, а на самом деле ничего не меняется, и мы только глубже увязаем в этой трясине. - Он отхлебнул виски. - Не Каддафи, так Гитлер, а не он, как Аттила, Чингисхан, Иди Амин или какой-нибудь аятолла.