Страница:
-- Да, сегодня, если можно, Иванъ Юрьевичъ, -- сказалъ онъ не обычнымъ для него, просительнымъ тономъ.-- Благодарю васъ, такъ я въ девять буду ждать... И, пожалуйста, никому ни слова: боюсь визитовъ и звонковъ, ужъ это, знаете, мнe участiе! -- пояснилъ онъ.
Почему-то (однако не изъ-за визитовъ и знаковъ участiя) онъ не желалъ освeдомлять людей о своемъ нездоровьи, точно подозрeвая, что оно доставить имъ удовольствiе.
XXIX.
"Охъ, клiенты по мою душу",-- подумалъ Семенъ Исидоровичъ, подъeзжая къ дому, въ которомъ онъ жилъ. Окна его прiемной были ярко освeщены. "Какъ бы Никоновъ не наболталъ {195} пустяковъ, мастеръ врать малый"... На вечернемъ дeловомъ прiемe у Кременецкаго ему, по заведенному порядку, помогалъ Никоновъ. Семенъ Исидоровичъ, несмотря на брюшко, довольно бойко выскочилъ изъ саней и бросилъ "Можно распрягать" (онъ старался не говорить кучеру ни ты, ни вы). Онъ взошелъ на крыльцо, поскребъ о желeзную сeтку калошами, поднялся по хорошо освeщенной, крытой ковромъ лeстницe въ бельэтажъ и позвонилъ с?в?о?и?м?ъ звонкомъ,-- одинъ разъ довольно продолжительно, затeмъ тотчасъ вторично, коротко. Тамара Матвeевна встрeтила его въ передней,-- ей всегда становилось спокойнeе при этомъ звонкe.
-- Ну, что, засталъ? -- не безъ волненiя спросила она вполголоса.-Какъ онъ тебя принялъ?
-- Какъ принялъ? Что за вопросъ? Прекрасно, разумeется. Какъ же онъ могъ меня принять? Разсыпался въ любезностяхъ.
-- Онъ понимаетъ, конечно, съ кeмъ имeетъ дeло. Слава Богу, тебя всe достаточно знаютъ!.. Тутъ одна дама ждетъ,-- добавила еще тише Тамара Матвeевна, показывая глазами на дверь прiемной. Въ голосe и въ глазахъ Тамары Матвeевны вдругъ проскользнула легкая тревога, и по ней Семенъ Исидоровичъ сразу понялъ, что дама красивая. Безпричинная, тщательно и плохо скрываемая ревность жены всегда немного забавляла Кременецкаго, а съ нeкотораго времени ему и льстила.
-- Хорошенькая? -- спросилъ Семенъ Исидоровичъ, игриво подмигнувъ женe.
-- Ничего, такъ себe, я издали видeла. Она въ траурe, плохо видно. Да, скорeе красивая,-- старательно-равнодушно отвeтила Тамара Матвeевна.-- Зубы очень длинные... Такъ онъ прieдетъ обeдать? {196}
-- Кто? Ахъ, Нещеретовъ... Разумeется, прieдетъ. Въ четвергъ на той недeлe. Онъ былъ такъ радъ... Очень вамъ кланялся... Она давно ждетъ?
-- Дама? Минутъ десять. Никонова, конечно, еще нeтъ. Маша ей передала, что ты будешь въ шесть. Она сказала, что подождетъ...
-- Надо будетъ въ самомъ дeлe серьезно поговорить съ Никоновымъ. Это становится невозможнымъ.
Семенъ Исидоровичъ прошелъ въ свой кабинетъ, выровнялъ на полкe слишкомъ глубоко вдвинувшiеся томы "Энциклопедическаго словаря", бeгло оглянулъ себя въ зеркало и, подтянувъ брюшко, чуть выпятивъ грудь, открылъ дверь прiемной.
-- Сударыня,-- сказалъ онъ, кланяясь.
Съ дивана, стоявшаго наискось, особнякомъ, какъ ставится мебель на сценe, поднялась высокая дама въ траурe и поспeшно направилась къ Кременецкому. Семенъ Исидоровичъ пододвинулъ ей тяжелое кресло.
-- Пожалуйста, садитесь... Съ кeмъ имeю честь?..-- спросилъ онъ, также садясь и вглядываясь въ даму. Она въ самомъ дeлe была хороша собой и очень элегантно одeта. Даже траурная вуаль на ней, опущенная черезъ плечо, съ бeлой полоской у лба, была особенная. "Эффектная женщина! Ужъ не артистка ли?" -- подумалъ Кременецкiй. Дама на него взглянула, затeмъ опустила глаза, видимо, преодолeвая волненiе.
-- Я Елена Фишеръ,-- сказала она тихо.
Что-то дрогнуло въ лицe и въ душe Семена Исидоровича. {197}
-- Госпожа Фишеръ? -- повторилъ онъ.-- Вы не супруга ли... не вдова человeка, такъ трагически погибшаго на дняхъ?
-- Да, это я,-- прошептала дама.
Семенъ Исидоровичъ приподнялся въ креслe и крeпко пожалъ руку госпожe Фишеръ.
-- Я немного зналъ вашего покойнаго мужа, -- глубокимъ негромкимъ голосомъ сказалъ онъ. -- Разрeшите выразить вамъ мое искреннее сочувствiе и соболeзнованiе...
Дама низко наклонила голову. Семенъ Исидоровичъ помолчалъ съ минуту изъ участiя.
-- Могу ли я быть вамъ чeмъ-либо полезенъ? Повeрьте, все, что въ моихъ силахъ...
-- Да... Я хотeла просить васъ... Мнe посовeтовали обратиться къ вамъ. Разумeется, я и прежде о васъ слышала... Мнe посовeтовали обратиться къ вамъ за руководствомъ. Въ этомъ дeлe...-- Голосъ ея дрогнулъ.-- Въ этомъ ужасномъ дeлe мнe придется... Я хотeла просить васъ быть моимъ представителемъ... Гражданскимъ истцомъ...
Что-то неясное въ душe Семена Исидоровича слегка отравило переполнявшую его радость. Мысль его заработала напряженно. Но это длилось лишь мгновенье. Семенъ Исидоровичъ вдругъ словно повернулъ въ себe ключъ. Теперь онъ смотрeлъ на даму съ неподдeльнымъ участiемъ, съ жалостью, почти съ нeжностью. Всe лучшiя свойства Кременецкаго тотчасъ въ немъ пробуждались, когда клiентъ ввeрялъ ему свою участь. Въ кабинетe наединe съ клiентомъ, все равно какъ на засeданiи суда, Кременецкiй становился талантливымъ, чуткимъ, многое понимающимъ человeкомъ. Въ немъ проявлялась и всeми признанная за Семеномъ Исидоровичемъ безукоризненная корректность, и благородство тона, отсутствовавшее у него {198} въ обыденной жизни. Его интересы всецeло сливались съ интересами клiента. Тщеславiе отходило на второй планъ, а соображенiя денежной выгоды и всегда были для него второстепенными. Кременецкiй недаромъ такъ любилъ свое дeло и такъ гордился судомъ.
-- Сударыня,-- сказалъ онъ мягко...-- Простите, ваше имя-отчество? Елена Федоровна... Мое -- Семенъ Исидоровичъ... Елена Федоровна, я могу сказать вамъ лишь то, что отвeчаю всегда, всeмъ, ко мнe обращающимся: разскажите мнe ваше дeло. Только узнавъ его въ деталяхъ, я могу дать вамъ отвeтъ.
Кременецкiй говорилъ искренно,-- онъ нерeдко отказывался отъ выгодныхъ дeлъ, а дeлъ грязныхъ не принималъ совершенно. Однако онъ чувствовалъ, что отъ этого дeла едва ли откажется.
-- Я поняла васъ, Семенъ Сидоровичъ,-- отвeтила госпожа Фишеръ значительнымъ тономъ, точно онъ сказалъ нeчто весьма загадочное.-- Но я право не знаю, какъ начать, какъ все передать... Извините меня, ради Бога... Вы поймете мое волненье, это несчастье свалилось на меня такъ неожиданно...
-- Несчастья всегда неожиданны, Елена Федоровна,-- со вздохомъ, какъ выстраданную мысль, произнесъ Кременецкiй первое, что пришло ему въ голову.-- Тогда не разрeшите ли вы мнe предлагать вамъ вопросы? Можетъ быть, такъ вамъ будетъ легче...
-- Да, пожалуйста,-- поспeшно сказала госпожа Фишеръ.
-- Вы давно замужемъ?
-- Восемь лeтъ... Съ 1908 года.
-- Заранeе прошу извинить, если я коснусь тяжелыхъ сторонъ жизни и воспоминанiя. Но {199} это необходимо... Вы были счастливы въ супружеской жизни?
Елена Федоровна помолчала.
-- Счастлива? Нeтъ... Нeтъ, я не была счастлива. Мой несчастный мужъ былъ гораздо старше меня. Онъ велъ вдобавокъ такой образъ жизни... Это вы, впрочемъ, знаете.
-- Его образъ жизни вызывалъ протесты съ вашей стороны?
-- Вначалe да, потомъ я махнула рукой. Любви между нами все равно больше не было.
-- Такъ, я понимаю. А прежде была любовь?
-- Была... Съ его стороны,-- сказала, вспыхнувъ, Елена Федоровна, и ея смущенье еще больше тронуло Кременецкаго.
-- Дeтей у васъ не было?
Госпожа Фишеръ взглянула на него съ удивленiемъ.
-- Нeтъ, не было,-- отвeтила она.
-- Я понимаю,-- повторилъ Семенъ Исидоровичъ и тотчасъ съ неудовольствiемъ подумалъ, что здeсь эти слова, собственно, были не совсeмъ умeстны.-- Теперь разрeшите спросить васъ,-- продолжалъ онъ, показывая интонацiей, что переходить къ самому больному вопросу.-- Вы давно знаете того человeка, который арестованъ по подозрeнiю въ убiйствe вашего мужа? Этого Загряцкаго?
-- Да, давно, два года,-- рeзко сказала дама.
Семенъ Исидоровичъ замолчалъ, поглаживая большой ножъ изъ слоновой кости. Онъ слегка волновался, несмотря на многолeтнюю привычку къ разговорамъ на самыя мрачныя темы. По долгому опыту онъ зналъ, что вопросы въ подобныхъ случаяхъ надо ставить осторожно. Для общей картины дeла характеръ отношенiй между госпожей Фишеръ и Загряцкимъ имeлъ, конечно, {200} огромное значенiе. Но Кременецкiй былъ адвокатомъ, а не судьей и не слeдователемъ, и часто говорилъ, что, кромe интересовъ правосудiя, для него существуютъ еще интересы клiента. Полная откровенность обвиняемаго не всегда ему была выгодна, а защитника порою ставила въ тяжелое положенiе. Поэтому Семенъ Исидоровичъ, въ разговорахъ съ подзащитными, неизмeнно начиная съ предложенiя разсказать в?с?е, старался не доводить ихъ до полнаго сознанiя, если только по обстоятельствамъ дeла не считалъ сознанiе на судe наиболeе выгоднымъ для своего клiента. Здeсь, впрочемъ, онъ имeлъ дeло не съ обвиняемымъ, а съ потерпeвшимъ. Но и въ этомъ случаe очень многое зависeло отъ признанiй госпожи Фишеръ. Быстро соображая обстоятельства дeла, Кременецкiй рeшилъ предоставить иницiативу клiенткe. Онъ ждалъ не менeе минуты, внимательно глядя на Елену Федоровну. Она, однако, молчала, не сводя глазъ съ босого Толстого.
-- Когда вы видeли Загряцкаго въ послeднiй разъ?
-- Мы въ iюнe съ нимъ вмeстe уeхали изъ Петербурга въ Ялту.
-- Такъ, такъ,-- произнесъ Кременецкiй, точно находя это сообщенiе совершенно естественнымъ. Онъ постучалъ о бюваръ головой Наполеона, составлявшей ручку ножа.-- Разрeшите прямо васъ спросить: считаете ли вы Загряцкаго виновникомъ смерти вашего мужа?
-- Этого я не знаю. Но я считаю его низкимъ, на все способнымъ человeкомъ,-- съ энергiей въ голосe сказала госпожа Фишеръ.
-- На чемъ же основано такое ваше мнeнiе?
-- На знакомствe съ Вячеславомъ Фадeевичемъ. {201}
-- Вячеславъ Фадeевичъ это Загряцкiй? Такъ... Но есть ли у васъ какiя-либо свeдeнiя или хотя бы предположенiя, которыми еще не располагаетъ слeдствiе?
-- Объ этомъ я сегодня уже все сказала...
-- Кому?
-- Слeдователю, господину Яценко.
-- Ахъ, такъ вы уже были у слeдователя? Тогда, пожалуйста, изложите мнe содержанiе вашей бесeды съ нимъ. О чемъ онъ васъ разспрашивалъ?
-- О моихъ отношенiяхъ съ Вячеславомъ Фадeевичемъ. Я сказала ему, что онъ ошибается, какъ ошибались еще раньше многiе другiе... Тяжело, Семенъ Сидоровичъ, говорить обо всемъ этомъ...-- Она приложила къ глазамъ платокъ.-- Я совершенно измучена.
-- Ради Бога, успокойтесь, Елена Федоровна. Если вамъ слишкомъ тяжело, мы можемъ отложить нашъ разговоръ...
-- Нeтъ, ничего... Слeдователь ошибается... Загряцкiй ухаживалъ за мною, какъ ухаживали многiе... Я себя не обeляю и не оправдываю, Семенъ Сидоровичъ. Но этотъ мосье Яценко ошибается. Вячеславъ Фадeевичъ провожалъ меня въ Ялту съ согласiя моего мужа, даже по его просьбe.
-- Такъ, такъ, я понимаю... Когда же вы съ нимъ разстались?
-- Мы поссорились съ нимъ... Я потомъ все вамъ разскажу... Я поймала его на томъ, что онъ читалъ мои письма. Разумeется, я вспылила, и мы разстались. Онъ вернулся въ Петроградъ еще въ iюлe.
-- И съ тeхъ поръ вы его не видали?
-- Нeтъ. {202}
-- Значить, съ тeхъ поръ у васъ съ нимъ были дурныя отношенiя?
-- Да, дурныя... Никакихъ отношенiй. Я больше не хотeла его знать.
Кременецкiй смотрeлъ на нее удивленно.
-- Въ такомъ случаe позвольте...-- началъ онъ и остановился, не зная, какъ поставить вопросъ. Неудобно было спросить: "Въ такомъ случаe зачeмъ же ему было убивать вашего мужа?" Семенъ Исидоровичъ зналъ и по газетамъ и по ходившимъ разсказамъ, что цeлью убiйства считается желанiе Загряцкаго завладeть богатствомъ, которое должно было достаться его любовницe. Онъ положилъ ножъ на бюваръ и откинулся на спинку кресла.
-- Еще разъ извините мою настойчивость. Елена Федоровна, но я не вполнe понимаю... Думаете ли вы, что у Загряцкаго были основанiя желать смерти вашего мужа?
-- Вы мнe задаете тe же вопросы, что слeдователь,-- съ нeкоторымъ неудовольствiемъ въ тонe сказала госпожа Фишеръ.-- Основанiя? Можетъ быть, и были. Даже навeрное были.
-- Какiя же именно?
-- Этого я, конечно, не знаю.
Семенъ Исидоровичъ только вздохнулъ: онъ привыкъ къ безтолковости клiентокъ.
XXX.
-- ...Состоянiе вашего мужа теперь перешло къ вамъ?
-- Я надe... Я предполагаю,-- тотчасъ поправилась Елена Федоровна.-- У моего мужа есть дочь отъ перваго брака, но она не можетъ наслeдовать... {203}
-- Почему?
-- Дочь моего мужа крайняя соцiалистка и живетъ заграницей. Революцiонерка,-- значительнымъ тономъ пояснила госпожа Фишеръ.
-- Она лишена правъ состоянiя?
-- Не знаю, лишена ли... Но она неблагонадежная, эмигрантка и, значитъ, ничего не получитъ.
-- Ну, это еще ничего не значитъ,-- сказалъ, слегка улыбнувшись, Кременецкiй. Послeднiе отвeты госпожи Фишеръ чуть-чуть измeнили его тонъ.
-- Мой мужъ отъ нея совершенно отказался въ послeднее время. Она живетъ въ Парижe, участвуетъ въ какихъ-то кружкахъ и занимается, кажется, химiей у одного русскаго, у профессора Брауна.
-- Вотъ какъ, у Александра Михайловича? Онъ теперь здeсь. Мы съ нимъ прiятели... Вeдь завeщанiя вашъ мужъ, кажется, не оставилъ?
-- Слeдователь мнe сказалъ, что не оставилъ, но этого не можетъ быть. Мужъ всегда говорилъ, что все останется мнe. Навeрное гдe-нибудь есть завeщанiе, надо только поискать хорошенько. Я такъ и сказала слeдователю. Но онъ такой тяжелый человeкъ, этотъ мосье Яценко. Если-бъ вы знали, какъ онъ меня измучилъ своими вопросами.
Она говорила о слeдствiи, какъ о дeлe, имeвшемъ цeлью ее потревожить и разстроить.
-- Во всякомъ случаe, будетъ ли найдено завeщанiе или нeтъ, я не вижу, какую выгоду могъ извлечь Загряцкiй изъ убiйства вашего мужа?
Дама молчала. Кременецкiй смотрeлъ на нее вопросительно.
-- Вы изволили сказать,-- терпeливо началъ онъ снова,-- что считаете его способнымъ на убiйство и что у него могли быть для убiйства {204} основанiя. Я вынужденъ къ этому возвратиться. Какiе именно мотивы могли быть у Загряцкаго? Быть можетъ, мотивы не матерiальнаго характера? Ненависть, напримeръ, или, предположимъ, ревность?
-- Да, можетъ быть, и ревность,-- отвeтила быстро госпожа Фишеръ.
-- Онъ читалъ ваши письма къ мужу?
-- Да... И рылся въ моемъ чемоданe... Вообще я убeдилась въ томъ, что это человeкъ недостойный.
-- Понимаю. Но есть ли у васъ какiя-либо соображенiя, которыя можно было бы привести въ доказательство того, что онъ убилъ вашего мужа?
-- Доказательствъ у меня нeтъ, я такъ и сказала слeдователю. Но разныя к?о?с?в?е?н?н?ы?я доказательства могутъ быть,-- отвeтила дама, видимо съ удовольствiемъ употребляя слово "косвенныя".
-- Ахъ, этого мало, Елена Федоровна,-- сказалъ съ сожалeнiемъ Семенъ Исидоровичъ.-- О косвенныхъ уликахъ существуетъ классическiй афоризмъ нашего великаго адвоката Спасовича: "сколько бы бeленькихъ барашковъ вы ни привели, изъ нихъ одной бeлой лошади не сдeлаете". Впрочемъ, и косвенныя доказательства могутъ, конечно, имeть большое значенiе. Не будете ли вы добры изложить мнe ваши соображенiя?
-- Ради Бога, не теперь,-- сказала Елена Федоровна.-- Если-бъ вы знали, какъ меня измучилъ этотъ слeдователь. Все это на меня обрушилось такъ ужасно... Я предполагала вернуться въ Петроградъ въ самый разгаръ сезона. То есть, сезонъ мнe, конечно, не нуженъ, вы сами понимаете. Но это такой неожиданный ударъ. Теперь это слeдствiе... Эта камера...
Она опять поднесла платокъ къ глазамъ и на этотъ разъ заплакала по настоящему. Семенъ {205} Исидоровичъ разстроенно на нее смотрeлъ. Образъ клiентки выходилъ менeе привлекательнымъ, чeмъ хотeлось бы Кременецкому; однако она вызывала въ немъ искреннее участiе. "Птичка Божiя",-- подумалъ онъ, и сразу на это опредeленiе у него стали нанизываться мысли, слова, ораторскiя фигуры.
Тутъ только Семенъ Исидоровичъ ясно понялъ, что именно было ему непрiятно въ предложенiи госпожи Фишеръ. Непрiятна была теперь та работа мысли, которую онъ продeлалъ, представляя себя защитникомъ Загряцкаго. Образы, очевидно, были намeчены неправильно. "До ознакомленiя съ дeломъ во всей полнотe я, конечно, ни къ чему не могъ прiйти, да и теперь еще далеко не пришелъ",-- тотчасъ успокоилъ себя Семенъ Исидоровичъ. Къ тому же рeшительно никто не могъ знать о работe его воображенiя,-- мало ли что, не выливаясь наружу, проходитъ въ мысляхъ самаго порядочнаго человeка. Семенъ Исидоровичъ вообще предпочиталъ выступать защитникомъ, чeмъ гражданскимъ истцомъ. Но онъ чувствовалъ, что въ этомъ дeлe и въ роли гражданскаго истца сумeетъ показать чудеса. Интересы его клiентки, ея судьба и репутацiя были въ надежныхъ рукахъ. "Настало время для Вячеслава Загряцкаго дать отчетъ Богу и людямъ въ темныхъ его дeлахъ и дeлишкахъ",-- вдругъ откуда-то выскочила фраза въ умe Семена Исидоровича. И одновременно передъ нимъ мелькнуло лицо Меннера,-- который, конечно, дорого далъ бы, чтобы получить это дeло. "Развe Загряцкiй пригласить его въ защитники?.. Нeтъ, врядъ ли... Вeрно Якубовичу достанется. Будетъ борьба титановъ",-- подумалъ удовлетворенно Кременецкiй.
-- Пожалeйте себя, успокойтесь, Елена Федоровна,-- сказалъ онъ, перегибаясь {206} черезъ уголъ стола и прикасаясь къ рукe госпожи Фишеръ.-Вамъ тяжело, и это такъ естественно. Отложимъ нашъ разговоръ на завтра. Я тeмъ временемъ наведу въ частномъ порядкe кое-какiя справки.
-- Такъ я могу на васъ разсчитывать, Семенъ Сидоровичъ,-- сказала дама почти спокойнымъ голосомъ, отнимая платокъ отъ глазъ и, видимо, изъявляя согласiе пожалeть себя.
-- Я дамъ вамъ окончательный отвeтъ послe ознакомленiя съ дeломъ во всeхъ подробностяхъ. Но въ принципe, по тому, что я вижу, я радъ принять на себя защиту вашихъ интересовъ. Я полагаю, что денегъ вы съ Загряцкаго не ищете?
-- Нeтъ, нeтъ, ради Бога, никакихъ денегъ,-- съ жаромъ сказала Елена Федоровна.-- Мнe отъ него ничего не нужно... Да у него ничего нeтъ. Я хочу только выясненiя истины.
-- Я именно такъ васъ и понялъ. Въ такомъ случаe мы заявимъ искъ въ какой-нибудь ничтожной суммe. Ваши права истицы совершенно безспорны: нашъ законъ не даетъ прямого опредeленiя понятiя объ убыткахъ при взысканiи гражданскаго иска, однако онъ отнюдь не имeетъ въ виду только имущественный ущербъ... Вы пока вызваны на слeдствiе въ качествe свидeтельницы, нужно будетъ указать, что вы намeрены заявить искъ. Слeдователь просилъ васъ, вeроятно, явиться къ нему еще разъ?
-- Да, это такъ ужасно. Онъ сказалъ, что устроить мнe очную ставку. Можно подумать, что онъ и меня подозрeваетъ!.. Не могу сказать, какъ все это тяжело.
-- Надо взять себя въ руки, Елена Федоровна. Вы можете быть, впрочемъ, вполнe спокойны: Николай Петровичъ Яценко немного формалистъ, какъ они всe, но это честнeйшiй, благороднeйшiй {207} человeкъ, и традицiи нашего суда стоятъ очень высоко. Огорченiя могутъ быть причинены вамъ желтой печатью. Что-жъ дeлать, ваша частная жизнь стала на время достоянiемъ улицы. Но это надо въ себe преодолeть, вы выше этого, Елена Федоровна.
Госпожа Фишеръ на него взглянула съ благодарностью.
-- Я вамъ вeрю,-- прошептала она.
-- Да, вeрьте,-- отвeтилъ проникновенно Кременецкiй.
"Настало время для Вячеслава Загряцкаго"...-- снова побeдно пропeла фраза въ душe Семена Исидоровича.
Въ канцелярiи Никоновъ съ отвращенiемъ писалъ какую-то бумагу. Онъ всю ночь напролетъ игралъ въ карты, сначала въ винтъ, потомъ съ разсвeта въ покеръ, проигралъ восемьдесятъ рублей -- почти все, что у него было, выкурилъ полсотни папиросъ и выпилъ стакановъ пять крeпкаго чаю, чуть ли не пополамъ съ коньякомъ. Днемъ онъ спалъ и одeлся лишь въ шестомъ часу. У него болeла голова, во рту было нехорошо. Дeло, которое онъ дeлалъ, какъ и жизнь вообще, представлялось ему совершенно ничтожнымъ, скучнымъ и нелeпымъ. Григорiй Ивановичъ опоздалъ къ прiему, ждалъ непрiятнаго разговора съ Кременецкимъ и чувствовалъ себя школьникомъ-мальчишкой.
"Лучше всего было бы сегодня же сказать Семe, что, къ большому сожалeнiю, вынужденъ отказаться отъ должности его помощника",-- думалъ онъ, какъ всегда успокаивая самого себя искусственно-шутливымъ тономъ мысли.-"Григорiй Ивановичъ, вы меня не такъ поняли, я очень сожалeю..." -- "Я тоже сожалeю, {208} Семенъ Исидоровичъ, но это неизбeжно и я ухожу вовсе не вслeдствiе нашего разговора, а просто, эта работа не по мнe". Тутъ хорошо было бы сказать, что мнe предлагаютъ должность редактора "Вопросовъ философiи и психологiи", или консультанта въ Художественномъ Театрe, или что-нибудь еще въ такомъ родe. Да ничего подлецы не предлагаютъ и дeться будетъ некуда, если отъ Семы уйти... Что это Тамарочка мeста себe не находить, все по корридору шлепаетъ?.. Да, надо было бы перемeнить жизнь. По утрамъ работать, читать, напримeръ, дiалоги Платона,-- греческiй языкъ можно возстановить въ памяти. Хотя все забылъ, ни черта не помню. Шляпа былъ нашъ Дивишекъ, бапто эбафенъ. Надо бы подучиться и французскому языку, а то передъ Мусей неловко. Фоминъ нарочно всегда съ ней заговариваетъ по французски, зная, что я не умeю. Взять вечеромъ, вмeсто картъ, какого-нибудь Стендаля и читать со словаремъ,-- въ два мeсяца очень насобачишься... И брюки тоже надо чаще утюжить... Ногти опять заросли, этотъ особенно... Та полненькая маникюрша была, право, мила. Съ ней бы поeхать куда-нибудь въ Италiю или на Кавказъ, лучше было бы, чeмъ писать эту идiотскую справку для очередного шедевра Семы... Эхъ, тотъ томъ сенатскихъ рeшенiй остался у него въ кабинетe, безъ него ничего путнаго все равно не напишу... Собственно, Сема правъ, нельзя систематически опаздывать и его подводить. Человeкъ онъ не плохой, но какъ онъ, право, можетъ жить по часамъ, скука какая! Вeдь однимъ тщеславiемъ живетъ, чудакъ, ему и деньги уже дeвать некуда"...-Состоянiе Кременецкаго казалось предeломъ богатства Григорiю Ивановичу: для него и сотни, и даже десятки тысячъ были собственно астрономическими числами.-- "Восьмидесяти рублей {209} жаль,-- все тотъ проклятый Флешъ-ройяль подвелъ. Но счастливeе отъ восьмидесяти рублей я не сталъ бы. Все равно когда-нибудь помру. Самъ Сема и тотъ помретъ со всeми своими деньгами. Некрологи какiе шикарные будутъ въ газетахъ, не то, что по мнe, грeшномъ. Одинъ Альфредъ Исаевичъ въ память о ликерахъ что накатаетъ! Жить бы да жить послe такихъ некрологовъ, а вотъ Сема, бeдный, и не прочтетъ. Зато Тамарочка будетъ надъ ними заливаться слезами... Вотъ она опять, неприкаянная... Да, въ карманe пустовато, но во вторникъ можно будетъ сорвать съ Сергeева. Перебьюсь какъ-нибудь... Самое главное, конечно, связать себя съ какимъ-нибудь большимъ идейнымъ дeломъ... Надо, наконецъ, выяснить, могу ли я жить, писать эту справку и играть въ покеръ безъ отвeтственнаго министерства?.. Отвeтственнаго передъ народомъ и передъ Семой... Какъ это въ самомъ дeлe Сема еще не въ Думe?.. Къ эсэрамъ развe примкнуть? Нeтъ, всe помощники присяжныхъ повeренныхъ примыкаютъ къ эсэрамъ. Пусть къ нимъ примыкаетъ Фоминъ. Онъ, впрочемъ, не примкнетъ, потому дворянство не позволяетъ, да и сто вторая статья опять же... А, вотъ и Сема. Ишь ты, какая эффектная клiентка... Кто бы это?"
Семенъ Исидоровичъ, провожая госпожу Фишеръ, только бросилъ недовольный взглядъ на своего помощника. Задержавшаяся въ дверяхъ Тамара Матвeевна не успeла скрыться. Вопреки своему обычаю, Кременецкiй познакомилъ клiентку съ женой. Елена Федоровна гордо кивнула головой,-- обe дамы, видимо, не знали, что сказать другъ другу. Тамара Матвeевна не сразу сообразила, кто эта клiентка и какъ важенъ ея визитъ.
-- Разрeшите вамъ представить и одного изъ моихъ помощниковъ. Григорiй Ивановичъ Никоновъ... {210} Елена Федоровна Фишеръ... Позвольте вамъ помочь, Елена Федоровна... Извозчики стоятъ справа за угломъ, всегда найдете.
-- Меня ждетъ автомобиль. Благодарю васъ... Такъ до завтра...
-- Такъ точно...
"Елена Фишеръ! Матушки!" -- подумалъ Никоновъ.-- "Ай да Сема! Что я говорилъ?.. Ну, теперь и безъ Сергeева обойдемся. Дуракъ я буду, если съ Семы сегодня не получу впередъ за январь. За декабрь, кажется, все взялъ? Да, конечно, взялъ, всe сто двадцать пять",-- припомнилъ печально Григорiй Ивановичъ.
XXXI.
Будильникъ прозвонилъ, какъ ему полагалось, въ три четверти восьмого. Это было точно разсчитано на основанiи многолeтняго опыта: если послe звонка пролежать въ постели еще пять минутъ,-- но ни одной минутой болeе,-- и затeмъ достаточно быстро продeлать все, что требовалось, то можно было, не прибeгая къ извозчику, попасть въ училище безъ опозданiя: уроки на старшихъ семестрахъ начинались безъ пяти девять.
Витя растерянно оторвалъ голову отъ подушки, вытаращилъ глаза, повернулъ спросонья выключатель и, мигая съ болeзненной гримасой, уставился на будильникъ. Вытянутый треугольникъ длинной стрeлки уже выходилъ изъ чернаго пятнышка надъ цыфрой IX. Хотя Витя еще ничего ясно не понималъ, положенiе стрeлки вызывало въ его сознанiи нeчто печально-привычное: три четверти восьмого. Онъ злобно надавилъ пружинку. Отвратительный трескъ прекратился. {211} Витя опустилъ снова голову на подушку, закрылъ глаза и, морщась, рукавомъ заслонилъ ихъ отъ матовой лампочки, насмeшливо свeтившей всeми своими шестнадцатью свeчами. Двe жизни еще боролись въ его мозгу. Но на смeну той, уже непонятной, быстро и неумолимо приходила другая, въ которой все было ясно и отвратительно: и будильникъ,-- его тиканiе вдругъ стало слышнымъ, -- и ночной столикъ, и стулъ съ платьемъ у стeны подъ утыканной флажками большой географической картой. Всего отвратительнeе былъ, конечно, сложенный листокъ бумаги на ночномъ столикe. Этотъ листокъ былъ въ обeихъ жизняхъ, но въ т?о?й что-то какъ-то его скрашивало,-- к?а?к?ъ именно скрашивало, Витя уже съ трудомъ могъ вспомнить. Еще нeсколько мгновенiй назадъ все тамъ было ясно и логично. Теперь немногое, что еще вспоминалось, поражало нелeпостью: Муся Кременецкая не могла имeть никакого отношенiя къ письменному по тригонометрiи, Анатэма еще менeе. "Ахъ, да, Анатэма",-радостно вспомнилъ Витя и улыбнулся. Онъ отвелъ руку, зeвнулъ и широко раскрылъ глаза, вызывающе взглянувъ на матовую лампочку.
Почему-то (однако не изъ-за визитовъ и знаковъ участiя) онъ не желалъ освeдомлять людей о своемъ нездоровьи, точно подозрeвая, что оно доставить имъ удовольствiе.
XXIX.
"Охъ, клiенты по мою душу",-- подумалъ Семенъ Исидоровичъ, подъeзжая къ дому, въ которомъ онъ жилъ. Окна его прiемной были ярко освeщены. "Какъ бы Никоновъ не наболталъ {195} пустяковъ, мастеръ врать малый"... На вечернемъ дeловомъ прiемe у Кременецкаго ему, по заведенному порядку, помогалъ Никоновъ. Семенъ Исидоровичъ, несмотря на брюшко, довольно бойко выскочилъ изъ саней и бросилъ "Можно распрягать" (онъ старался не говорить кучеру ни ты, ни вы). Онъ взошелъ на крыльцо, поскребъ о желeзную сeтку калошами, поднялся по хорошо освeщенной, крытой ковромъ лeстницe въ бельэтажъ и позвонилъ с?в?о?и?м?ъ звонкомъ,-- одинъ разъ довольно продолжительно, затeмъ тотчасъ вторично, коротко. Тамара Матвeевна встрeтила его въ передней,-- ей всегда становилось спокойнeе при этомъ звонкe.
-- Ну, что, засталъ? -- не безъ волненiя спросила она вполголоса.-Какъ онъ тебя принялъ?
-- Какъ принялъ? Что за вопросъ? Прекрасно, разумeется. Какъ же онъ могъ меня принять? Разсыпался въ любезностяхъ.
-- Онъ понимаетъ, конечно, съ кeмъ имeетъ дeло. Слава Богу, тебя всe достаточно знаютъ!.. Тутъ одна дама ждетъ,-- добавила еще тише Тамара Матвeевна, показывая глазами на дверь прiемной. Въ голосe и въ глазахъ Тамары Матвeевны вдругъ проскользнула легкая тревога, и по ней Семенъ Исидоровичъ сразу понялъ, что дама красивая. Безпричинная, тщательно и плохо скрываемая ревность жены всегда немного забавляла Кременецкаго, а съ нeкотораго времени ему и льстила.
-- Хорошенькая? -- спросилъ Семенъ Исидоровичъ, игриво подмигнувъ женe.
-- Ничего, такъ себe, я издали видeла. Она въ траурe, плохо видно. Да, скорeе красивая,-- старательно-равнодушно отвeтила Тамара Матвeевна.-- Зубы очень длинные... Такъ онъ прieдетъ обeдать? {196}
-- Кто? Ахъ, Нещеретовъ... Разумeется, прieдетъ. Въ четвергъ на той недeлe. Онъ былъ такъ радъ... Очень вамъ кланялся... Она давно ждетъ?
-- Дама? Минутъ десять. Никонова, конечно, еще нeтъ. Маша ей передала, что ты будешь въ шесть. Она сказала, что подождетъ...
-- Надо будетъ въ самомъ дeлe серьезно поговорить съ Никоновымъ. Это становится невозможнымъ.
Семенъ Исидоровичъ прошелъ въ свой кабинетъ, выровнялъ на полкe слишкомъ глубоко вдвинувшiеся томы "Энциклопедическаго словаря", бeгло оглянулъ себя въ зеркало и, подтянувъ брюшко, чуть выпятивъ грудь, открылъ дверь прiемной.
-- Сударыня,-- сказалъ онъ, кланяясь.
Съ дивана, стоявшаго наискось, особнякомъ, какъ ставится мебель на сценe, поднялась высокая дама въ траурe и поспeшно направилась къ Кременецкому. Семенъ Исидоровичъ пододвинулъ ей тяжелое кресло.
-- Пожалуйста, садитесь... Съ кeмъ имeю честь?..-- спросилъ онъ, также садясь и вглядываясь въ даму. Она въ самомъ дeлe была хороша собой и очень элегантно одeта. Даже траурная вуаль на ней, опущенная черезъ плечо, съ бeлой полоской у лба, была особенная. "Эффектная женщина! Ужъ не артистка ли?" -- подумалъ Кременецкiй. Дама на него взглянула, затeмъ опустила глаза, видимо, преодолeвая волненiе.
-- Я Елена Фишеръ,-- сказала она тихо.
Что-то дрогнуло въ лицe и въ душe Семена Исидоровича. {197}
-- Госпожа Фишеръ? -- повторилъ онъ.-- Вы не супруга ли... не вдова человeка, такъ трагически погибшаго на дняхъ?
-- Да, это я,-- прошептала дама.
Семенъ Исидоровичъ приподнялся въ креслe и крeпко пожалъ руку госпожe Фишеръ.
-- Я немного зналъ вашего покойнаго мужа, -- глубокимъ негромкимъ голосомъ сказалъ онъ. -- Разрeшите выразить вамъ мое искреннее сочувствiе и соболeзнованiе...
Дама низко наклонила голову. Семенъ Исидоровичъ помолчалъ съ минуту изъ участiя.
-- Могу ли я быть вамъ чeмъ-либо полезенъ? Повeрьте, все, что въ моихъ силахъ...
-- Да... Я хотeла просить васъ... Мнe посовeтовали обратиться къ вамъ. Разумeется, я и прежде о васъ слышала... Мнe посовeтовали обратиться къ вамъ за руководствомъ. Въ этомъ дeлe...-- Голосъ ея дрогнулъ.-- Въ этомъ ужасномъ дeлe мнe придется... Я хотeла просить васъ быть моимъ представителемъ... Гражданскимъ истцомъ...
Что-то неясное въ душe Семена Исидоровича слегка отравило переполнявшую его радость. Мысль его заработала напряженно. Но это длилось лишь мгновенье. Семенъ Исидоровичъ вдругъ словно повернулъ въ себe ключъ. Теперь онъ смотрeлъ на даму съ неподдeльнымъ участiемъ, съ жалостью, почти съ нeжностью. Всe лучшiя свойства Кременецкаго тотчасъ въ немъ пробуждались, когда клiентъ ввeрялъ ему свою участь. Въ кабинетe наединe съ клiентомъ, все равно какъ на засeданiи суда, Кременецкiй становился талантливымъ, чуткимъ, многое понимающимъ человeкомъ. Въ немъ проявлялась и всeми признанная за Семеномъ Исидоровичемъ безукоризненная корректность, и благородство тона, отсутствовавшее у него {198} въ обыденной жизни. Его интересы всецeло сливались съ интересами клiента. Тщеславiе отходило на второй планъ, а соображенiя денежной выгоды и всегда были для него второстепенными. Кременецкiй недаромъ такъ любилъ свое дeло и такъ гордился судомъ.
-- Сударыня,-- сказалъ онъ мягко...-- Простите, ваше имя-отчество? Елена Федоровна... Мое -- Семенъ Исидоровичъ... Елена Федоровна, я могу сказать вамъ лишь то, что отвeчаю всегда, всeмъ, ко мнe обращающимся: разскажите мнe ваше дeло. Только узнавъ его въ деталяхъ, я могу дать вамъ отвeтъ.
Кременецкiй говорилъ искренно,-- онъ нерeдко отказывался отъ выгодныхъ дeлъ, а дeлъ грязныхъ не принималъ совершенно. Однако онъ чувствовалъ, что отъ этого дeла едва ли откажется.
-- Я поняла васъ, Семенъ Сидоровичъ,-- отвeтила госпожа Фишеръ значительнымъ тономъ, точно онъ сказалъ нeчто весьма загадочное.-- Но я право не знаю, какъ начать, какъ все передать... Извините меня, ради Бога... Вы поймете мое волненье, это несчастье свалилось на меня такъ неожиданно...
-- Несчастья всегда неожиданны, Елена Федоровна,-- со вздохомъ, какъ выстраданную мысль, произнесъ Кременецкiй первое, что пришло ему въ голову.-- Тогда не разрeшите ли вы мнe предлагать вамъ вопросы? Можетъ быть, такъ вамъ будетъ легче...
-- Да, пожалуйста,-- поспeшно сказала госпожа Фишеръ.
-- Вы давно замужемъ?
-- Восемь лeтъ... Съ 1908 года.
-- Заранeе прошу извинить, если я коснусь тяжелыхъ сторонъ жизни и воспоминанiя. Но {199} это необходимо... Вы были счастливы въ супружеской жизни?
Елена Федоровна помолчала.
-- Счастлива? Нeтъ... Нeтъ, я не была счастлива. Мой несчастный мужъ былъ гораздо старше меня. Онъ велъ вдобавокъ такой образъ жизни... Это вы, впрочемъ, знаете.
-- Его образъ жизни вызывалъ протесты съ вашей стороны?
-- Вначалe да, потомъ я махнула рукой. Любви между нами все равно больше не было.
-- Такъ, я понимаю. А прежде была любовь?
-- Была... Съ его стороны,-- сказала, вспыхнувъ, Елена Федоровна, и ея смущенье еще больше тронуло Кременецкаго.
-- Дeтей у васъ не было?
Госпожа Фишеръ взглянула на него съ удивленiемъ.
-- Нeтъ, не было,-- отвeтила она.
-- Я понимаю,-- повторилъ Семенъ Исидоровичъ и тотчасъ съ неудовольствiемъ подумалъ, что здeсь эти слова, собственно, были не совсeмъ умeстны.-- Теперь разрeшите спросить васъ,-- продолжалъ онъ, показывая интонацiей, что переходить къ самому больному вопросу.-- Вы давно знаете того человeка, который арестованъ по подозрeнiю въ убiйствe вашего мужа? Этого Загряцкаго?
-- Да, давно, два года,-- рeзко сказала дама.
Семенъ Исидоровичъ замолчалъ, поглаживая большой ножъ изъ слоновой кости. Онъ слегка волновался, несмотря на многолeтнюю привычку къ разговорамъ на самыя мрачныя темы. По долгому опыту онъ зналъ, что вопросы въ подобныхъ случаяхъ надо ставить осторожно. Для общей картины дeла характеръ отношенiй между госпожей Фишеръ и Загряцкимъ имeлъ, конечно, {200} огромное значенiе. Но Кременецкiй былъ адвокатомъ, а не судьей и не слeдователемъ, и часто говорилъ, что, кромe интересовъ правосудiя, для него существуютъ еще интересы клiента. Полная откровенность обвиняемаго не всегда ему была выгодна, а защитника порою ставила въ тяжелое положенiе. Поэтому Семенъ Исидоровичъ, въ разговорахъ съ подзащитными, неизмeнно начиная съ предложенiя разсказать в?с?е, старался не доводить ихъ до полнаго сознанiя, если только по обстоятельствамъ дeла не считалъ сознанiе на судe наиболeе выгоднымъ для своего клiента. Здeсь, впрочемъ, онъ имeлъ дeло не съ обвиняемымъ, а съ потерпeвшимъ. Но и въ этомъ случаe очень многое зависeло отъ признанiй госпожи Фишеръ. Быстро соображая обстоятельства дeла, Кременецкiй рeшилъ предоставить иницiативу клiенткe. Онъ ждалъ не менeе минуты, внимательно глядя на Елену Федоровну. Она, однако, молчала, не сводя глазъ съ босого Толстого.
-- Когда вы видeли Загряцкаго въ послeднiй разъ?
-- Мы въ iюнe съ нимъ вмeстe уeхали изъ Петербурга въ Ялту.
-- Такъ, такъ,-- произнесъ Кременецкiй, точно находя это сообщенiе совершенно естественнымъ. Онъ постучалъ о бюваръ головой Наполеона, составлявшей ручку ножа.-- Разрeшите прямо васъ спросить: считаете ли вы Загряцкаго виновникомъ смерти вашего мужа?
-- Этого я не знаю. Но я считаю его низкимъ, на все способнымъ человeкомъ,-- съ энергiей въ голосe сказала госпожа Фишеръ.
-- На чемъ же основано такое ваше мнeнiе?
-- На знакомствe съ Вячеславомъ Фадeевичемъ. {201}
-- Вячеславъ Фадeевичъ это Загряцкiй? Такъ... Но есть ли у васъ какiя-либо свeдeнiя или хотя бы предположенiя, которыми еще не располагаетъ слeдствiе?
-- Объ этомъ я сегодня уже все сказала...
-- Кому?
-- Слeдователю, господину Яценко.
-- Ахъ, такъ вы уже были у слeдователя? Тогда, пожалуйста, изложите мнe содержанiе вашей бесeды съ нимъ. О чемъ онъ васъ разспрашивалъ?
-- О моихъ отношенiяхъ съ Вячеславомъ Фадeевичемъ. Я сказала ему, что онъ ошибается, какъ ошибались еще раньше многiе другiе... Тяжело, Семенъ Сидоровичъ, говорить обо всемъ этомъ...-- Она приложила къ глазамъ платокъ.-- Я совершенно измучена.
-- Ради Бога, успокойтесь, Елена Федоровна. Если вамъ слишкомъ тяжело, мы можемъ отложить нашъ разговоръ...
-- Нeтъ, ничего... Слeдователь ошибается... Загряцкiй ухаживалъ за мною, какъ ухаживали многiе... Я себя не обeляю и не оправдываю, Семенъ Сидоровичъ. Но этотъ мосье Яценко ошибается. Вячеславъ Фадeевичъ провожалъ меня въ Ялту съ согласiя моего мужа, даже по его просьбe.
-- Такъ, такъ, я понимаю... Когда же вы съ нимъ разстались?
-- Мы поссорились съ нимъ... Я потомъ все вамъ разскажу... Я поймала его на томъ, что онъ читалъ мои письма. Разумeется, я вспылила, и мы разстались. Онъ вернулся въ Петроградъ еще въ iюлe.
-- И съ тeхъ поръ вы его не видали?
-- Нeтъ. {202}
-- Значить, съ тeхъ поръ у васъ съ нимъ были дурныя отношенiя?
-- Да, дурныя... Никакихъ отношенiй. Я больше не хотeла его знать.
Кременецкiй смотрeлъ на нее удивленно.
-- Въ такомъ случаe позвольте...-- началъ онъ и остановился, не зная, какъ поставить вопросъ. Неудобно было спросить: "Въ такомъ случаe зачeмъ же ему было убивать вашего мужа?" Семенъ Исидоровичъ зналъ и по газетамъ и по ходившимъ разсказамъ, что цeлью убiйства считается желанiе Загряцкаго завладeть богатствомъ, которое должно было достаться его любовницe. Онъ положилъ ножъ на бюваръ и откинулся на спинку кресла.
-- Еще разъ извините мою настойчивость. Елена Федоровна, но я не вполнe понимаю... Думаете ли вы, что у Загряцкаго были основанiя желать смерти вашего мужа?
-- Вы мнe задаете тe же вопросы, что слeдователь,-- съ нeкоторымъ неудовольствiемъ въ тонe сказала госпожа Фишеръ.-- Основанiя? Можетъ быть, и были. Даже навeрное были.
-- Какiя же именно?
-- Этого я, конечно, не знаю.
Семенъ Исидоровичъ только вздохнулъ: онъ привыкъ къ безтолковости клiентокъ.
XXX.
-- ...Состоянiе вашего мужа теперь перешло къ вамъ?
-- Я надe... Я предполагаю,-- тотчасъ поправилась Елена Федоровна.-- У моего мужа есть дочь отъ перваго брака, но она не можетъ наслeдовать... {203}
-- Почему?
-- Дочь моего мужа крайняя соцiалистка и живетъ заграницей. Революцiонерка,-- значительнымъ тономъ пояснила госпожа Фишеръ.
-- Она лишена правъ состоянiя?
-- Не знаю, лишена ли... Но она неблагонадежная, эмигрантка и, значитъ, ничего не получитъ.
-- Ну, это еще ничего не значитъ,-- сказалъ, слегка улыбнувшись, Кременецкiй. Послeднiе отвeты госпожи Фишеръ чуть-чуть измeнили его тонъ.
-- Мой мужъ отъ нея совершенно отказался въ послeднее время. Она живетъ въ Парижe, участвуетъ въ какихъ-то кружкахъ и занимается, кажется, химiей у одного русскаго, у профессора Брауна.
-- Вотъ какъ, у Александра Михайловича? Онъ теперь здeсь. Мы съ нимъ прiятели... Вeдь завeщанiя вашъ мужъ, кажется, не оставилъ?
-- Слeдователь мнe сказалъ, что не оставилъ, но этого не можетъ быть. Мужъ всегда говорилъ, что все останется мнe. Навeрное гдe-нибудь есть завeщанiе, надо только поискать хорошенько. Я такъ и сказала слeдователю. Но онъ такой тяжелый человeкъ, этотъ мосье Яценко. Если-бъ вы знали, какъ онъ меня измучилъ своими вопросами.
Она говорила о слeдствiи, какъ о дeлe, имeвшемъ цeлью ее потревожить и разстроить.
-- Во всякомъ случаe, будетъ ли найдено завeщанiе или нeтъ, я не вижу, какую выгоду могъ извлечь Загряцкiй изъ убiйства вашего мужа?
Дама молчала. Кременецкiй смотрeлъ на нее вопросительно.
-- Вы изволили сказать,-- терпeливо началъ онъ снова,-- что считаете его способнымъ на убiйство и что у него могли быть для убiйства {204} основанiя. Я вынужденъ къ этому возвратиться. Какiе именно мотивы могли быть у Загряцкаго? Быть можетъ, мотивы не матерiальнаго характера? Ненависть, напримeръ, или, предположимъ, ревность?
-- Да, можетъ быть, и ревность,-- отвeтила быстро госпожа Фишеръ.
-- Онъ читалъ ваши письма къ мужу?
-- Да... И рылся въ моемъ чемоданe... Вообще я убeдилась въ томъ, что это человeкъ недостойный.
-- Понимаю. Но есть ли у васъ какiя-либо соображенiя, которыя можно было бы привести въ доказательство того, что онъ убилъ вашего мужа?
-- Доказательствъ у меня нeтъ, я такъ и сказала слeдователю. Но разныя к?о?с?в?е?н?н?ы?я доказательства могутъ быть,-- отвeтила дама, видимо съ удовольствiемъ употребляя слово "косвенныя".
-- Ахъ, этого мало, Елена Федоровна,-- сказалъ съ сожалeнiемъ Семенъ Исидоровичъ.-- О косвенныхъ уликахъ существуетъ классическiй афоризмъ нашего великаго адвоката Спасовича: "сколько бы бeленькихъ барашковъ вы ни привели, изъ нихъ одной бeлой лошади не сдeлаете". Впрочемъ, и косвенныя доказательства могутъ, конечно, имeть большое значенiе. Не будете ли вы добры изложить мнe ваши соображенiя?
-- Ради Бога, не теперь,-- сказала Елена Федоровна.-- Если-бъ вы знали, какъ меня измучилъ этотъ слeдователь. Все это на меня обрушилось такъ ужасно... Я предполагала вернуться въ Петроградъ въ самый разгаръ сезона. То есть, сезонъ мнe, конечно, не нуженъ, вы сами понимаете. Но это такой неожиданный ударъ. Теперь это слeдствiе... Эта камера...
Она опять поднесла платокъ къ глазамъ и на этотъ разъ заплакала по настоящему. Семенъ {205} Исидоровичъ разстроенно на нее смотрeлъ. Образъ клiентки выходилъ менeе привлекательнымъ, чeмъ хотeлось бы Кременецкому; однако она вызывала въ немъ искреннее участiе. "Птичка Божiя",-- подумалъ онъ, и сразу на это опредeленiе у него стали нанизываться мысли, слова, ораторскiя фигуры.
Тутъ только Семенъ Исидоровичъ ясно понялъ, что именно было ему непрiятно въ предложенiи госпожи Фишеръ. Непрiятна была теперь та работа мысли, которую онъ продeлалъ, представляя себя защитникомъ Загряцкаго. Образы, очевидно, были намeчены неправильно. "До ознакомленiя съ дeломъ во всей полнотe я, конечно, ни къ чему не могъ прiйти, да и теперь еще далеко не пришелъ",-- тотчасъ успокоилъ себя Семенъ Исидоровичъ. Къ тому же рeшительно никто не могъ знать о работe его воображенiя,-- мало ли что, не выливаясь наружу, проходитъ въ мысляхъ самаго порядочнаго человeка. Семенъ Исидоровичъ вообще предпочиталъ выступать защитникомъ, чeмъ гражданскимъ истцомъ. Но онъ чувствовалъ, что въ этомъ дeлe и въ роли гражданскаго истца сумeетъ показать чудеса. Интересы его клiентки, ея судьба и репутацiя были въ надежныхъ рукахъ. "Настало время для Вячеслава Загряцкаго дать отчетъ Богу и людямъ въ темныхъ его дeлахъ и дeлишкахъ",-- вдругъ откуда-то выскочила фраза въ умe Семена Исидоровича. И одновременно передъ нимъ мелькнуло лицо Меннера,-- который, конечно, дорого далъ бы, чтобы получить это дeло. "Развe Загряцкiй пригласить его въ защитники?.. Нeтъ, врядъ ли... Вeрно Якубовичу достанется. Будетъ борьба титановъ",-- подумалъ удовлетворенно Кременецкiй.
-- Пожалeйте себя, успокойтесь, Елена Федоровна,-- сказалъ онъ, перегибаясь {206} черезъ уголъ стола и прикасаясь къ рукe госпожи Фишеръ.-Вамъ тяжело, и это такъ естественно. Отложимъ нашъ разговоръ на завтра. Я тeмъ временемъ наведу въ частномъ порядкe кое-какiя справки.
-- Такъ я могу на васъ разсчитывать, Семенъ Сидоровичъ,-- сказала дама почти спокойнымъ голосомъ, отнимая платокъ отъ глазъ и, видимо, изъявляя согласiе пожалeть себя.
-- Я дамъ вамъ окончательный отвeтъ послe ознакомленiя съ дeломъ во всeхъ подробностяхъ. Но въ принципe, по тому, что я вижу, я радъ принять на себя защиту вашихъ интересовъ. Я полагаю, что денегъ вы съ Загряцкаго не ищете?
-- Нeтъ, нeтъ, ради Бога, никакихъ денегъ,-- съ жаромъ сказала Елена Федоровна.-- Мнe отъ него ничего не нужно... Да у него ничего нeтъ. Я хочу только выясненiя истины.
-- Я именно такъ васъ и понялъ. Въ такомъ случаe мы заявимъ искъ въ какой-нибудь ничтожной суммe. Ваши права истицы совершенно безспорны: нашъ законъ не даетъ прямого опредeленiя понятiя объ убыткахъ при взысканiи гражданскаго иска, однако онъ отнюдь не имeетъ въ виду только имущественный ущербъ... Вы пока вызваны на слeдствiе въ качествe свидeтельницы, нужно будетъ указать, что вы намeрены заявить искъ. Слeдователь просилъ васъ, вeроятно, явиться къ нему еще разъ?
-- Да, это такъ ужасно. Онъ сказалъ, что устроить мнe очную ставку. Можно подумать, что онъ и меня подозрeваетъ!.. Не могу сказать, какъ все это тяжело.
-- Надо взять себя въ руки, Елена Федоровна. Вы можете быть, впрочемъ, вполнe спокойны: Николай Петровичъ Яценко немного формалистъ, какъ они всe, но это честнeйшiй, благороднeйшiй {207} человeкъ, и традицiи нашего суда стоятъ очень высоко. Огорченiя могутъ быть причинены вамъ желтой печатью. Что-жъ дeлать, ваша частная жизнь стала на время достоянiемъ улицы. Но это надо въ себe преодолeть, вы выше этого, Елена Федоровна.
Госпожа Фишеръ на него взглянула съ благодарностью.
-- Я вамъ вeрю,-- прошептала она.
-- Да, вeрьте,-- отвeтилъ проникновенно Кременецкiй.
"Настало время для Вячеслава Загряцкаго"...-- снова побeдно пропeла фраза въ душe Семена Исидоровича.
Въ канцелярiи Никоновъ съ отвращенiемъ писалъ какую-то бумагу. Онъ всю ночь напролетъ игралъ въ карты, сначала въ винтъ, потомъ съ разсвeта въ покеръ, проигралъ восемьдесятъ рублей -- почти все, что у него было, выкурилъ полсотни папиросъ и выпилъ стакановъ пять крeпкаго чаю, чуть ли не пополамъ съ коньякомъ. Днемъ онъ спалъ и одeлся лишь въ шестомъ часу. У него болeла голова, во рту было нехорошо. Дeло, которое онъ дeлалъ, какъ и жизнь вообще, представлялось ему совершенно ничтожнымъ, скучнымъ и нелeпымъ. Григорiй Ивановичъ опоздалъ къ прiему, ждалъ непрiятнаго разговора съ Кременецкимъ и чувствовалъ себя школьникомъ-мальчишкой.
"Лучше всего было бы сегодня же сказать Семe, что, къ большому сожалeнiю, вынужденъ отказаться отъ должности его помощника",-- думалъ онъ, какъ всегда успокаивая самого себя искусственно-шутливымъ тономъ мысли.-"Григорiй Ивановичъ, вы меня не такъ поняли, я очень сожалeю..." -- "Я тоже сожалeю, {208} Семенъ Исидоровичъ, но это неизбeжно и я ухожу вовсе не вслeдствiе нашего разговора, а просто, эта работа не по мнe". Тутъ хорошо было бы сказать, что мнe предлагаютъ должность редактора "Вопросовъ философiи и психологiи", или консультанта въ Художественномъ Театрe, или что-нибудь еще въ такомъ родe. Да ничего подлецы не предлагаютъ и дeться будетъ некуда, если отъ Семы уйти... Что это Тамарочка мeста себe не находить, все по корридору шлепаетъ?.. Да, надо было бы перемeнить жизнь. По утрамъ работать, читать, напримeръ, дiалоги Платона,-- греческiй языкъ можно возстановить въ памяти. Хотя все забылъ, ни черта не помню. Шляпа былъ нашъ Дивишекъ, бапто эбафенъ. Надо бы подучиться и французскому языку, а то передъ Мусей неловко. Фоминъ нарочно всегда съ ней заговариваетъ по французски, зная, что я не умeю. Взять вечеромъ, вмeсто картъ, какого-нибудь Стендаля и читать со словаремъ,-- въ два мeсяца очень насобачишься... И брюки тоже надо чаще утюжить... Ногти опять заросли, этотъ особенно... Та полненькая маникюрша была, право, мила. Съ ней бы поeхать куда-нибудь въ Италiю или на Кавказъ, лучше было бы, чeмъ писать эту идiотскую справку для очередного шедевра Семы... Эхъ, тотъ томъ сенатскихъ рeшенiй остался у него въ кабинетe, безъ него ничего путнаго все равно не напишу... Собственно, Сема правъ, нельзя систематически опаздывать и его подводить. Человeкъ онъ не плохой, но какъ онъ, право, можетъ жить по часамъ, скука какая! Вeдь однимъ тщеславiемъ живетъ, чудакъ, ему и деньги уже дeвать некуда"...-Состоянiе Кременецкаго казалось предeломъ богатства Григорiю Ивановичу: для него и сотни, и даже десятки тысячъ были собственно астрономическими числами.-- "Восьмидесяти рублей {209} жаль,-- все тотъ проклятый Флешъ-ройяль подвелъ. Но счастливeе отъ восьмидесяти рублей я не сталъ бы. Все равно когда-нибудь помру. Самъ Сема и тотъ помретъ со всeми своими деньгами. Некрологи какiе шикарные будутъ въ газетахъ, не то, что по мнe, грeшномъ. Одинъ Альфредъ Исаевичъ въ память о ликерахъ что накатаетъ! Жить бы да жить послe такихъ некрологовъ, а вотъ Сема, бeдный, и не прочтетъ. Зато Тамарочка будетъ надъ ними заливаться слезами... Вотъ она опять, неприкаянная... Да, въ карманe пустовато, но во вторникъ можно будетъ сорвать съ Сергeева. Перебьюсь какъ-нибудь... Самое главное, конечно, связать себя съ какимъ-нибудь большимъ идейнымъ дeломъ... Надо, наконецъ, выяснить, могу ли я жить, писать эту справку и играть въ покеръ безъ отвeтственнаго министерства?.. Отвeтственнаго передъ народомъ и передъ Семой... Какъ это въ самомъ дeлe Сема еще не въ Думe?.. Къ эсэрамъ развe примкнуть? Нeтъ, всe помощники присяжныхъ повeренныхъ примыкаютъ къ эсэрамъ. Пусть къ нимъ примыкаетъ Фоминъ. Онъ, впрочемъ, не примкнетъ, потому дворянство не позволяетъ, да и сто вторая статья опять же... А, вотъ и Сема. Ишь ты, какая эффектная клiентка... Кто бы это?"
Семенъ Исидоровичъ, провожая госпожу Фишеръ, только бросилъ недовольный взглядъ на своего помощника. Задержавшаяся въ дверяхъ Тамара Матвeевна не успeла скрыться. Вопреки своему обычаю, Кременецкiй познакомилъ клiентку съ женой. Елена Федоровна гордо кивнула головой,-- обe дамы, видимо, не знали, что сказать другъ другу. Тамара Матвeевна не сразу сообразила, кто эта клiентка и какъ важенъ ея визитъ.
-- Разрeшите вамъ представить и одного изъ моихъ помощниковъ. Григорiй Ивановичъ Никоновъ... {210} Елена Федоровна Фишеръ... Позвольте вамъ помочь, Елена Федоровна... Извозчики стоятъ справа за угломъ, всегда найдете.
-- Меня ждетъ автомобиль. Благодарю васъ... Такъ до завтра...
-- Такъ точно...
"Елена Фишеръ! Матушки!" -- подумалъ Никоновъ.-- "Ай да Сема! Что я говорилъ?.. Ну, теперь и безъ Сергeева обойдемся. Дуракъ я буду, если съ Семы сегодня не получу впередъ за январь. За декабрь, кажется, все взялъ? Да, конечно, взялъ, всe сто двадцать пять",-- припомнилъ печально Григорiй Ивановичъ.
XXXI.
Будильникъ прозвонилъ, какъ ему полагалось, въ три четверти восьмого. Это было точно разсчитано на основанiи многолeтняго опыта: если послe звонка пролежать въ постели еще пять минутъ,-- но ни одной минутой болeе,-- и затeмъ достаточно быстро продeлать все, что требовалось, то можно было, не прибeгая къ извозчику, попасть въ училище безъ опозданiя: уроки на старшихъ семестрахъ начинались безъ пяти девять.
Витя растерянно оторвалъ голову отъ подушки, вытаращилъ глаза, повернулъ спросонья выключатель и, мигая съ болeзненной гримасой, уставился на будильникъ. Вытянутый треугольникъ длинной стрeлки уже выходилъ изъ чернаго пятнышка надъ цыфрой IX. Хотя Витя еще ничего ясно не понималъ, положенiе стрeлки вызывало въ его сознанiи нeчто печально-привычное: три четверти восьмого. Онъ злобно надавилъ пружинку. Отвратительный трескъ прекратился. {211} Витя опустилъ снова голову на подушку, закрылъ глаза и, морщась, рукавомъ заслонилъ ихъ отъ матовой лампочки, насмeшливо свeтившей всeми своими шестнадцатью свeчами. Двe жизни еще боролись въ его мозгу. Но на смeну той, уже непонятной, быстро и неумолимо приходила другая, въ которой все было ясно и отвратительно: и будильникъ,-- его тиканiе вдругъ стало слышнымъ, -- и ночной столикъ, и стулъ съ платьемъ у стeны подъ утыканной флажками большой географической картой. Всего отвратительнeе былъ, конечно, сложенный листокъ бумаги на ночномъ столикe. Этотъ листокъ былъ въ обeихъ жизняхъ, но въ т?о?й что-то какъ-то его скрашивало,-- к?а?к?ъ именно скрашивало, Витя уже съ трудомъ могъ вспомнить. Еще нeсколько мгновенiй назадъ все тамъ было ясно и логично. Теперь немногое, что еще вспоминалось, поражало нелeпостью: Муся Кременецкая не могла имeть никакого отношенiя къ письменному по тригонометрiи, Анатэма еще менeе. "Ахъ, да, Анатэма",-радостно вспомнилъ Витя и улыбнулся. Онъ отвелъ руку, зeвнулъ и широко раскрылъ глаза, вызывающе взглянувъ на матовую лампочку.