Поздно вечеромъ Яценко сказали по телефону, что горитъ зданiе Суда. Это столь неожиданное извeстiе потрясло слeдователя. Онъ немедленно надeлъ шубу и вышелъ на улицу, несмотря на протесты и просьбы Натальи Михайловны.
   XX.
   Стрeльба затихла. На улицахъ было оживленiе необыкновенное. Толпы народа валили съ Невскаго по Литейному, по Надеждинской, по Знаменской. Шли и по мостовой, хотя было достаточно мeста на тротуарахъ. Яценко вглядывался въ проходившихъ людей и не узнавалъ петербургской толпы. Одни шли, какъ на сценe статисты {430} во время побeднаго марша, другiе -- такъ, точно неслись куда-то на крыльяхъ. Восторженное волненiе выражалось на всeхъ лицахъ. У многихъ было даже м?о?л?и?т?в?е?н?н?о?е выраженiе, которое показалось Николаю Петровичу неестественнымъ. Онъ былъ человeкъ чрезвычайно искреннiй и не могъ оставаться долго въ состоянiи фальшивыхъ чувствъ.
   Видъ этой толпы немного измeнилъ настроенiе Николая Петровича. Событiя по прежнему переполняли его душу радостью, но уже меньше, чeмъ дома. Онъ еще неясно сознавалъ эту перемeну и нeсколько ея стыдился. "Нельзя быть впечатлительнымъ, какъ нервная дама!" -- сказалъ себe Яценко.-- "Всe радуются освобожденiю страны и совершенно правы. Сбылась мечта декабристовъ, мечта десятка поколeнiй... Но все-таки что-то не то... Вотъ и послe взятiя Перемышля такая же была радость на улицахъ -- искренняя и не совсeмъ искренняя.... Собственно настоящiй восторгъ можетъ быть только отъ событiй личныхъ",-- нерeшительно подумалъ онъ. Загораживая дорогу Николаю Петровичу, два человeка заключили другъ друга въ объятiя. Онъ раздраженно на нихъ взглянулъ, пытаясь короткими шажками обойти ихъ то справа, то слeва.
   -- ...Да, какъ же, у казармъ войска б?р?а?т?а?ю?т?с?я съ народомъ! -восторженно сказалъ господинъ въ котиковой шапкe,-- я самъ видeлъ!..
   -- Господи, неужели это окончательно? Довелось же дожить!.. Изъ тюремъ выпустили у?з?н?и?к?о?в?ъ, которые тамъ т?о?м?и?л?и?с?ь...
   "Какъ однако неестественно стали говорить люди",-- подумалъ Яценко, проходя.-- "Разумeется, прекрасно, что войска отказываются стрeлять въ народъ, но "братаются"!.. Какъ это дeлаютъ? {431} Что такое "братаются"? -Онъ едва ли не впервые услышалъ тогда это слово.
   Казачiй отрядъ проeхалъ легкой рысью, разрeзая проходъ на улицe. Отшатнувшаяся къ тротуарамъ толпа смотрeла на казаковъ съ тревожнымъ чувствомъ, какъ бы еще не выяснивъ своего отношенiя къ этому явленiю. У казаковъ видъ былъ тоже странный, чуть растерянный и вмeстe молодцеватый болeе обычнаго,-- словно и они еще не рeшили, что нужно дeлать: не то б?р?а?т?а?т?ь?с?я съ толпою, не то взяться за нагайки. Николаю Петровичу показалось, что и то, и другое одинаково возможно. Казаки свернули въ боковую улицу и скрылись. Всe вздохнули свободнeе. "По Литейному, пожалуй, не пройти",-- сказалъ себe Яценко,-- "надо выйти на Шпалерную... Не можетъ быть, однако, чтобы сгорeлъ судъ"... Онъ думалъ о своей камерe, о дeлахъ, о документахъ. Вдругъ впереди раздались рукоплесканья. Въ одно мгновенье они распространились по улицe и смeшались съ криками "Ур-ра"!.. Справа медленно выeзжалъ грузовикъ съ краснымъ флагомъ. На немъ сидeли и стояли солдаты съ ружьями въ самыхъ странныхъ позахъ: свeсивъ ноги какъ съ телeги, на колeняхъ, на корточкахъ, во весь ростъ. Высокiй солдатъ стоялъ на грузовикe, приложивъ ружье къ плечу, нeсколько прищуривъ глазъ. Рядомъ съ Николаемъ Петровичемъ молодые люди съ яростью апплодировали изо всей силы и что-то ревeли. Яценко вдругъ хлопнулъ раза два въ ладоши,-- на немъ были толстыя ватныя перчатки, апплодировать было невозможно, но и этого случайнаго поступка онъ потомъ долго себe не прощалъ. Грузовикъ проeхалъ къ Невскому, мимо Николая Петровича прошло дуло ружья,-- онъ невольно уклонился съ непрiятнымъ чувствомъ. Ему навсегда запомнился {432} этотъ высокiй скуластый и прыщеватый солдатъ съ фуражкой набекрень, съ пулеметной лентой черезъ плечо; лицо у него было тупое, испуганное и злобное. "Нeтъ, не то, не то"...-- тоскливо подумалъ Яценко.
   По Шпалерной пройти было легче. Николаю Петровичу попадались въ толпe знакомыя лица. Весь Петербургъ высыпалъ на улицу. Яценко шелъ довольно быстро. Волненiе его все усиливалось по мeрe приближенiя къ Суду. Вдругъ онъ снова услышалъ впереди крики "ура"! Къ нему приближался странный шатающiйся огонь. Николай Петровичъ увидeлъ молодыхъ рабочихъ, бeжавшихъ по мостовой съ ф?а?к?е?л?о?м?ъ. У факела, поднявъ лeвую руку и оглядываясь по сторонамъ, неестественно-большими шагами шагалъ человeкъ въ тулупe; въ правой рукe онъ держалъ обнаженную саблю. За нимъ толпа несла на плечахъ, съ трудомъ поспeвая за факельщиками, странно одeтыхъ людей, которые кричали и махали шапками, то неловко поднимаясь, точно въ стременахъ, то хватаясь за плечи и шеи несущихъ. Процессiя поровнялась съ фонаремъ. Яценко остановился,-- лицо его дернулось: среди людей, которыхъ несли на рукахъ, онъ узналъ Загряцкаго.
   Судъ, повидимому, былъ подожженъ давно. Зданiе горeло изнутри. Къ небу валилъ густой рыжеватый дымъ. Мостовая была засыпана кипами бумагъ, осколками стеколъ. На противоположномъ тротуарe Литейнаго стояла толпа. Но никто и не пытался тушить пожаръ. Здeсь было тише, чeмъ на прилегавшихъ улицахъ. Одно изъ оконъ зданiя ровно свeтилось блeднымъ свeтомъ. Тамъ еще горeла какимъ-то чудомъ уцeлeвшая лампа,-- этотъ ровный свeтъ не могли забыть люди, видeвшiе пожаръ Суда. На углу {433} Захарьевской Николай Петровичъ увидeлъ знакомыхъ адвокатовъ: они озабоченно суетились около большихъ портретовъ, прислоненныхъ къ стeнe дома. Яценко, чувствуя слабость и дрожь въ ногахъ, пробрался къ углу и поздоровался со знакомыми. Здeсь были Кременецкiй, Фоминъ. Семенъ Исидоровичъ молча, крeпко и взволнованно сжалъ руку слeдователя. Въ нeсколькихъ шагахъ отъ нихъ у фонаря неподвижно стоялъ Александръ Браунъ. Въ глазахъ Николая Петровича скользнулъ испугъ. Браунъ смотрeлъ на пожаръ холоднымъ, почти безжизненнымъ взглядомъ.
   -- ...Положительно злой рокъ преслeдуетъ всe творенiя Баженова,-говорилъ сокрушенно Фоминъ.-- Вспомните Царицынскiй дворецъ или Кремлевскiй... Въ этомъ чудесномъ зданiя намeчалось возвращенiе къ нашему удивительному, еще не оцeненному барокко. Я думаю...
   -- Ахъ, полноте, до того ли теперь? -- сказалъ, морщась, Кременецкiй. Оглушительный трескъ прервалъ его слова. Полуовальное окно второго этажа лопнуло, стекло повалилось на улицу. Семенъ Исидоровичъ схватился за голову.
   -- Все-таки здeсь прошла наша жизнь,-- сказалъ онъ. Голосъ его вдругъ дрогнулъ отъ искренняго волненiя. Яценко увидeлъ слезы въ глазахъ Семена Исидоровича и почувствовалъ, что у него у самого подходятъ къ горлу рыданья. "Да, здeсь прошла наша жизнь... Можетъ быть, и всему конецъ... Вeдь это Россiя горитъ!" -- подумалъ Николай Петровичъ. Пламя метнулось въ окно, изогнулось, лизнуло фреску надъ оваломъ, изображавшую какой-то портфель. -"Пусть же хоть дeти наши будутъ счастливeе, чeмъ были мы"!.. {434}
   Огонь вырвался наружу и охватилъ зданiе, стeны, крышу, отсвeчиваясь заревомъ въ небe, освeщая невеселый праздникъ на развалинахъ погибающаго государства. {435} {436}
   Примeчанiе
   (Къ стр. 318)
   * 1.
   *) Столкновенiя между интересами правосудiя и принципами высшей политической полицiи дeйствительно иногда происходили въ Россiи (какъ и въ другихъ странахъ) и порою прiобрeтали чрезвычайную остроту. Департаментъ полицiи строго стоялъ на томъ, что онъ и въ случаe такого столкновенiя не долженъ выдавать своихъ сотрудниковъ. Полковникъ Мясоeдовъ (впослeдствiи столь извeстный, благодаря дуэли, процессу и казни) былъ въ свое время уволенъ въ отставку за то, что счелъ возможнымъ на судe сообщить о принадлежности какого-то лица къ охранному дeлу. Бывали и рeдкiя исключенiя. Такъ, напр., въ пору процесса Бейлиса, послe долгихъ колебанiй, послe доклада министру внутреннихъ дeлъ, Департаментъ Полицiи разрeшилъ начальнику кiевскаго губернскаго жандармскаго управленiя заявить на судe, что Махалинъ, одинъ изъ важныхъ свидeтелей по процессу, въ свое время состоялъ секретнымъ сотрудникомъ охраны (начальникъ жандармскаго управленiя, однако, этого не сдeлалъ). Слова, "розыскные офицеры, въ смыслe выдачи сотрудниковъ, была воспитаны въ томъ, что эта тайна должна умереть вмeстe съ ними; они не могли ее открыть" принадлежать одному изъ самыхъ выдающихся представителей политической полицiи Россiи, {437} съ которымъ, впрочемъ, не имeетъ ничего общаго Федосьевъ, фигура полусимволическая и вымышленная (какъ всe дeйствующiя лица романа "Ключъ").
   Принципъ безусловнаго храненiя разнаго рода тайнъ, повидимому, проводится органами высшей политической и военной полицiи при любомъ государственномъ строe. Ему одинаково слeдовали и Третье Отдeленiе, не опубликовавшее записки Бакунина (хотя она, конечно, могла нанести весьма тяжкiй моральный ударъ знаменитому революцiонеру), и республиканскiя власти современной Германiи: онe, какъ извeстно, до сихъ поръ ничего не сообщили о сношенiяхъ нeкоторыхъ большевистскихъ вождей съ нeмецкимъ генеральнымъ штабомъ во время войны (хотя въ цeляхъ внутренней политики опубликованiе соотвeтственныхъ документовъ могло бы быть весьма выгодно германскимъ правящимъ кругамъ). {438}