-- Точными опредeленiями не буду васъ утруждать, лучше кратко поясню примeромъ изъ той области, которая васъ интересуетъ. Я зналъ вождя революцiонной партiи -- иностранной, иностранной,-- добавилъ онъ съ улыбкой.-- Въ мiрe A это "идеалистъ чистeйшей воды", фанатикъ своей идеи, покровитель всeхъ угнетенныхъ, страстный борецъ за права и достоинство человeка. Такимъ онъ представляется людямъ. Такимъ онъ обычно видитъ себя и самъ. Но съ нeкоторымъ усилiемъ онъ, вeроятно, можетъ себя перенести въ мiръ B, внутренне болeе подлинный. Въ мiрe B это настоящiй крeпостникъ, деспотъ, интриганъ и полумерзавецъ...
   -- Почему же полу? -- спросилъ Федосьевъ. Утeшьте меня, можетъ быть, совсeмъ мерзавецъ, а? Такъ и психологически эффектнeе.
   -- Настоящихъ мерзавцевъ на свeтe такъ мало... Не выношу тeхъ плохихъ писателей, которые въ своихъ книгахъ все выводятъ подлецовъ и негодяевъ,-что за насилiе надъ жизнью! Ты возьми средняго порядочнаго человeка и, ничего не скрывая, покажи толкомъ, что дeлается у него въ душe... Этотъ не среднiй и не порядочный, однако, не могу васъ утeшить: только полумерзавецъ. Что у него въ мiрe B? На первомъ планe тщеславiе, властолюбiе, ненависть. Есть ли хоть немного любви къ человeчеству, "идеализма чистeйшей воды"? Есть, конечно, но немного, очень {229} немного. Былъ ли онъ когда-либо другимъ? Не думаю: онъ какъ та старуха у Петронiя, которая не помнила себя дeвственницей. Тяготится ли онъ жизнью въ мiрe мелкой злобы и интриги? Конечно, нeтъ,-- какъ рыба не страдаетъ морской болeзнью. Но видитъ ли онъ свой мiръ B? Могъ бы отлично видeть, ничего безсознательнаго тутъ, повторяю, нeтъ. Скорeе, однако, не видитъ или видитъ весьма рeдко: мысль у него лeнивая. Въ мiрe A она, впрочемъ, бойкая: человeкъ онъ довольно невeжественный, но въ его невeжествe есть пробeлы: онъ жуетъ свою полемическую жвачку, произносить страстныя рeчи и обдeлываетъ свои дeлишки такъ хорошо, что просто любо смотрeть. А вотъ подумать о своемъ подлинномъ, несимулированномъ мiрe ему трудно, да и некогда... Впрочемъ, не берусь утверждать, какой мiръ подлинный, какой призрачный. Симуляцiя, длящаяся годами, почти замeняетъ дeйствительность, уже почти отъ нея не отличается. Опытный зритель понимаетъ смыслъ пьесы, угадываетъ ея развязку, режиссеръ видитъ артистовъ безъ грима; но для актера привычка дeлаетъ главной реальностью сцену. А если-бъ актеръ игралъ каждый день одну и ту же роль, то для него жизнь перестала бы совсeмъ быть реальной. Таковъ и этотъ человeкъ. Онъ потерялъ ключъ изъ одного мiра въ другой.
   -- Развe обязательно имeть ключъ?
   -- Не знаю,-- сказалъ Браунъ.-- Можетъ быть, лучше и не имeть... Или забросить его куда-нибудь подальше. А то еще спятишь, и посадятъ тебя туда, куда сажаютъ людей, "нeсколько болeе сумасшедшихъ, чeмъ другiе"... Мой революцiонеръ, конечно, крайнiй случай, но примeровъ можно привести много въ самомъ различномъ родe. У меня вошло было въ привычку: угадывать мiръ B по мiру A. Сначала это забавляло. {230}
   -- Да, это должно быть иногда забавно,-- небрежно сказалъ Федосьевъ.-Почтенный человeкъ говоритъ о высокихъ предметахъ, о чистой Тургеневской дeвушкe,-- это, оказывается, мiръ A. А въ мiрe B у него старческiя слюнки текутъ отъ разныхъ Тургеневскихъ и не-Тургеневскихъ дeвочекъ. Очень забавно... Вы сыра не eдите? Тогда фруктовъ?.. И что же, у всeхъ людей, по вашему, есть мiръ B?
   -- Благодарю... У большинства, должно быть. Есть люди безъ мiра B, какъ есть люди безъ мiра A: какой-нибудь Федоръ Карамазовъ, что ли... Не надо, впрочемъ, думать, будто мiръ В всегда хуже мiра A: бываетъ и обратное. Бываетъ и такъ, что они очень близки другъ къ другу. Я бы сказалъ только, что мiръ B постояннeе и устойчивeе мiра A. По взаимоотношенiю этихъ двухъ мiровъ и нужно, по моему, изучать и классифицировать людей. Все иррацiональное въ человeкe изъ мiра B, даже самое будничное и пошлое,-- въ иррацiональномъ вeдь есть и такое: скупость, напримeръ. Кто изъ насъ не зналъ истинно-добрeйшей души людей, которые, чтобъ не разстаться съ ненужными имъ деньгами, дадутъ умереть отъ голода ближнему,-- ближнему не въ библейскомъ, а въ болeе тeсномъ смыслe слова. Душа у нихъ рвется на части, но денегъ они не дадутъ. Это мiръ В.
   Федосьевъ смотрeлъ на него задумчиво. "А какъ же ты могъ Фишера отравить, въ мiрe А или въ мiрe В?.."
   -- Ну, и что же?
   -- Только и всего.
   -- Такъ это чистая психологiя? -- разочарованно протянулъ Федосьевъ.-Какая же связь этой главы съ вашими аттилическими теорiями?
   -- О, связь лишь косвенная и абстрактная,-- сказалъ Браунъ и взглянулъ на часы.-- Однако {231} мы засидeлись! Вы меня извините, но я васъ предупредилъ, что тотчасъ послe обeда долженъ буду уeхать.
   -- Предупредить предупредили, правда, а все же еще посидите. Я такъ радъ случаю побесeдовать... Косвенная связь, вы говорите?
   -- Да, нeсколько искусственная... Я, быть можетъ, злоупотребилъ этой тяжелой и претенцiозной терминологiей. Но было соблазнительно перейти отъ человeка къ государству. У общественныхъ коллективовъ тоже есть свой не-симулированный мiръ. Я разсматриваю войну, революцiю, какъ прорывъ наружу чернаго мiра. Приблизительно разъ въ двадцать или въ тридцать лeтъ исторiя наглядно намъ доказываетъ, что такъ называемое культурное человeчество эти двадцать или тридцать лeтъ жило выдуманной жизнью. Такъ, въ театрe каждый часъ пьеса прерывается антрактомъ, въ залe зажигаютъ свeтъ,-- все было выдумкой. Эту неизбeжность прорыва чернаго мiра я называю рокомъ,-- самое загадочное и самое страшное изъ всeхъ человeческихъ понятiй. Ему посвящена значительная часть моей книги.
   -- Люди часто, по моему, этимъ понятiемъ злоупотребляютъ, какъ и понятiемъ неизбeжности. Захлопнуть бы черный мiръ и запереть надежнымъ ключемъ, а?
   -- Что-жъ, вы такой надежный ключъ и найдите.
   -- Возможности у насъ теперь маленькiя, это правда. Однако въ бесeдe съ вами жаловаться на это не приходится,-- сказалъ Федосьевъ,-- все равно, какъ неделикатно жаловаться на свою бeдность въ разговорe съ человeкомъ, который вамъ долженъ деньги... Но что такое черный мiръ государства? Мiръ безъ альтруистическихъ чувствъ?
   -- Нeтъ, гдe ужъ альтруизмъ! Я такъ далеко {232} и не иду. У меня славная программа-минимумъ. Какъ прекрасна, какъ счастлива была бы жизнь на землe, если-бъ люди въ своихъ дeйствiяхъ руководились только своими узкими эгоистическими интересами! Къ несчастью, злоба и безумiе занимаютъ въ жизни гораздо больше мeста, чeмъ личный интересъ. Они-то и прорываются наружу... Я и въ честолюбiе плохо вeрю. Нeтъ честолюбiя, есть только тщеславiе: самому честолюбивому человeку по существу довольно безразлично, что о немъ будутъ думать черезъ сто лeтъ, хоть онъ, можетъ быть, этого и не замeчаетъ... Смерть бьетъ и эту карту.
   -- Мысли у васъ не очень веселенькiя,-- сказалъ Федосьевъ.-- Но это не бeда: вы съ такими мыслями сто лeтъ проживете, Александръ Михайловичъ. Да еще какъ проживете! Безъ грeха, безъ грeшковъ даже, и въ мiрe A, и въ мiрe B. По рецепту Марка Твэна: жить такъ, чтобы въ день вашей кончины былъ искренно разстроенъ даже содержатель похороннаго бюро... Разрeшите вамъ налить портвейна? Недурной, кажется, портвейнъ.
   -- Очень хорошiй,-- сказалъ Браунъ, отпивъ изъ рюмки.-- И обeдомъ вы меня накормили прекраснымъ.
   -- Когда же, по вашему,-- спросилъ Федосьевъ,-- произойдетъ у насъ этотъ взрывъ мiра B? Или, попросту говоря, революцiя?
   -- По моему, удивительные всего то, что она еще не произошла, если принять во вниманiе всe дeла вашихъ политическихъ друзей...
   -- Моихъ и вашихъ. Давайте раздeлимъ отвeтственность пополамъ. Вeрьте мнe, это очень для васъ выгодно.
   -- Но такъ какъ фактъ налицо: до сихъ поръ никакого взрыва не было, то я твердо рeшилъ воздерживаться отъ предсказанiй въ отношенiи {233} нашего будущаго. Соцiологiю Россiи надо разъ навсегда предоставить гадалкамъ.
   -- Спорить не буду, хотя насчетъ сроковъ у меня устанавливается все болeе твердое мнeнiе. Но я и самъ думаю, что у насъ все возможно... Помнится, я вамъ даже это говорилъ... Вeрно у насъ съ вами сходный мiръ B? Въ мiрe A мы, къ сожалeнiю, расходимся.
   -- Да, немного. Но вы и въ мiрe A иногда высказываете мысли, которыя какъ будто не совсeмъ вяжутся съ вашимъ положенiемъ и оффицiальными взглядами... Признаюсь, мнe хотeлось бы знать, высказываете ли вы эти мысли также и близкимъ вамъ государственнымъ дeятелямъ?
   -- Имъ высказываю рeдко,-- отвeтилъ, смeясь, Федосьевъ.-- Не хватаетъ "гражданскаго мужества"... Очень я люблю это выраженiе: о людяхъ, не имeющихъ мужества-просто, ихъ друзья обычно говорятъ, что у нихъ есть гражданское мужество... Нeтъ, государственнымъ дeятелямъ не высказываю,-старичковъ бы еще разбилъ ударъ.
   -- Выскажите имъ все на прощанье, когда соберетесь въ отставку. Все-таки отведете душу: я думаю, вы ихъ любите не больше, чeмъ насъ... Но я, право, долженъ васъ покинуть, еще разъ прошу меня извинить,-- сказалъ, вставая, Браунъ. -- Въ свою очередь буду очень радъ, если вы ко мнe заглянете.
   -- Съ особеннымъ удовольствiемъ. Что-жъ, больше не удерживаю, знаю, какъ вы спeшите. Большое спасибо, что зашли...
   Онъ проводилъ гостя въ переднюю. Лакей въ сeрой тужуркe подалъ шубу.
   -- Вeдь вы въ Парижъ еще не скоро?
   -- Нeтъ, до конца войны думаю побыть здeсь. {234}
   -- До конца войны! -- протянулъ Федосьевъ, удерживая въ своей рукe руку Брауна.-- Соскучитесь... Вeдь у васъ тамъ друзья, ученики... Отъ Ксенiи Карловны кстати писемъ не имeете? -- быстро, подчеркивая слова, спросилъ онъ и, не дожидаясь отвeта, продолжалъ.-- Такъ я надeюсь скоро снова съ вами встрeтиться?
   -- Очень буду радъ,-- отвeтилъ Браунъ, опуская деньги въ руку лакея.-Нeтъ, писемъ не имeю. Мнe вообще мало пишутъ... До свиданья, Сергeй Васильевичъ, благодарю васъ.
   -- До скораго свиданья, Александръ Михайловичъ.
   Дверь захлопнулась. Федосьевъ вошелъ въ свой кабинетъ и сeлъ у письменнаго стола.
   "Нeтъ, очень крeпкiй человeкъ",-- подумалъ онъ.-- "Никакими штучками и эффектами его не проймешь. Ерунда эти слeдовательскiя штучки, когда имeешь дeло съ настоящимъ человeкомъ. Нисколько онъ не "блeднeетъ" и не "мeняется въ лицe"... А если и блeднeетъ, то какое же это доказательство! Видитъ, что подозрeваютъ, и потому блeднeетъ... Однако не вздоръ ли и вообще все это?" -- спросилъ себя съ досадой Федосьевъ.
   Онъ всталъ и прошелся по комнатe, затeмъ подошелъ къ шкафу, вынулъ щипцы, небольшой деревянный ящикъ, и вернулся въ столовую.
   -- Ступай къ себe,-- сказалъ онъ входившему лакею.-- Послe уберешь.
   Федосьевъ заперъ дверь, осторожно взялъ щипцами стаканъ, изъ котораго пилъ портвейнъ Браунъ, и поставилъ этотъ стаканъ въ ящикъ, утыканный изнутри колышками. Затeмъ перенесъ ящикъ въ кабинетъ, запечаталъ и надписалъ на крышкe букву B. "Вотъ мы и посмотримъ... Совсeмъ, однако, Шерлокъ Хольмсъ",-- подумалъ {235} онъ. Эта мысль была непрiятна Федосьеву: то, что онъ дeлалъ, не очень соотвeтствовало его рангу, привычкамъ, достоинству. "Но какъ же быть? Другого доказательства быть не можетъ... И такiя ли еще дeлаются вещи и у насъ, и въ другихъ странахъ!" -- утeшилъ себя онъ, перебирая въ памяти разныя чужiя дeла. Очевидно, воспоминанье о нихъ его успокоило. "Надо будетъ послать въ кабинетъ экспертизы",-- подумалъ Федосьевъ, оправляя пальцемъ твердeющiй сургучъ на угловой щели ящика.
   XXXIII.
   Должность второго парламентскаго хроникера составляла мечту донъ-Педро. Получить эту должность было, однако, нелегко. Не всe газеты имeли въ Думe двухъ представителей и Альфредъ Исаевичъ зналъ, что положенiе въ "Зарe" Кашперова, перваго думскаго хроникера, довольно крeпко. Донъ-Педро, впрочемъ, подъ Кашперова не подкапывался: онъ не любилъ интригъ. Но ему казалось, что газета съ положенiемъ "Зари" должна, кромe отчетовъ о засeданiяхъ Думы, печатать еще информацiю о "кулуарахъ". Альфредъ Исаевичъ, природный журналистъ, спалъ и во снe видeлъ этотъ отдeлъ. Онъ придумывалъ для него все новыя названiя,-- либо дeловыя: "Кулуары", "Въ кулуарахъ", либо болeе шутливыя: "Слухи и шопоты", "За кулисами". Изъ этихъ названiй онъ склонялся къ первому, серьезному: "Кулуары",-- слово это очень ему нравилось. Альфредъ Исаевичъ предполагалъ даже, въ случаe удачи, избрать себe новый псевдонимъ: подпись "Донъ-Педро" для такого отдeла была недостаточно серьезной. Нeсколько влiятельныхъ людей обeщало {236} Альфреду Исаевичу поговорить о немъ съ главнымъ редакторомъ газеты. Но донъ-Педро плохо вeрилъ обeщанiямъ, въ выполненiи которыхъ люди не были заинтересованы. Вдобавокъ, редакторъ, Вася, былъ въ послeднее время суховатъ съ Альфредомъ Исаевичемъ. Донъ-Педро приписывалъ это сплетнямъ.
   -- Конечно, насплетничали Васe,-- объяснялъ донъ-Педро секретарю причины охлажденiя къ нему политическаго редактора.-- Сто разъ я себe говорилъ: не болтать. А тутъ взялъ и разговорился въ одномъ домe о той передовой Васи. (У Альфреда Исаевича была привычка говорить о своихъ знакомствахъ и связяхъ нeсколько таинственно: "въ одномъ домe", "у однихъ друзей").
   -- Вотъ и не болтайте,-- наставительно сказалъ Федоръ Павловичъ.-- А впрочемъ сплетенъ бояться не надо: кто способенъ донести, тотъ можетъ и просто о васъ выдумать, даже если вы ничего не говорили.
   "Ну, это теорiя",-- подумалъ Альфредъ Исаевичъ (онъ называлъ теорiей все, что ему казалось чепухою).-- "Посплетничать одно, а выдумать другое."
   -- Вся моя надежда на васъ, Федоръ Павловичъ, -- жалобно сказалъ онъ.
   Секретарь редакцiи былъ въ этомъ вопросe на сторонe донъ-Педро: онъ отлично зналъ, что отдeлъ, посвященный слухамъ и сплетнямъ изъ "кулуаровъ", много интереснeе публикe, чeмъ самые дeльные отчеты о думскихъ пренiяхъ. Зато отчаянное сопротивленiе предвидeлось со стороны Кашперова.
   -- Что-жъ, я дeйствую съ открытымъ забраломъ,-- справедливо говорилъ Альфредъ Исаевичъ.-- Если онъ изъ этого сдeлаетъ кабинетскiй {237} вопросъ, это дeло его профессiональной совeсти.
   Въ редакцiи всe стояли за учрежденiе новаго отдeла: веселые, благодушные, насквозь проникнутые скептицизмомъ и корпоративнымъ духомъ люди, преобладавшiе въ редакцiи "Зари", какъ во всeхъ редакцiяхъ мiра, знали, что донъ-Педро хорошiй человeкъ, что, кромe жены, у него на содержанiи семья родственниковъ въ Черниговe и что лишнiе двeсти рублей въ мeсяцъ очень ему пригодились бы.
   Въ связи съ анкетой объ англо-русскихъ отношенiяхъ, донъ-Педро пустилъ пробный шаръ. Онъ заявилъ главному редактору, что для полученiя интервью отъ видныхъ депутатовъ ему необходимо постоянно бывать въ Думe, и потребовалъ билета въ ложу журналистовъ.
   -- Вы сами понимаете, иначе они никакого интервью не дадутъ: они терпeть не могутъ, чтобы къ нимъ ходили на домъ,-- сказалъ Альфредъ Исаевичъ, явно разсчитывая на довeрчивость Васи и не смeя поднять глаза на Федора Павловича, который только мрачно на него посмотрeлъ: оба они были убeждены, что изъ десяти извeстныхъ людей девять не только примутъ у себя на дому интервьюера, но съ удовольствiемъ пeшкомъ побeгутъ для интервью за городъ.
   Главный редакторъ согласился съ доводами Альфреда Исаевича, и для него былъ полученъ входной билетъ въ ложу журналистовъ. Это было половиной побeды: донъ-Педро, сiяя, принималъ поздравленiя.
   Открытiе думской сессiи было назначено на 19-ое ноября. Альфредъ Исаевичъ явился рано, въ прiятномъ и приподнятомъ настроенiи духа. {238} Онъ даже одeлся для этого случая нeсколько болeе парадно, чeмъ всегда. Подъ мышкой у него былъ солидный, крокодиловой кожи портфель съ иницiалами А. П., а въ карманe, вмeсто старой, потрепанной, новенькая записная книжка съ остро очиненнымъ карандашемъ въ боковомъ кружкe.
   Донъ-Педро бывалъ въ Таврическомъ Дворцe и раньше, зналъ многихъ депутатовъ, однако онъ не былъ своимъ человeкомъ въ Думe. Все очень ему нравилось. Прiятенъ былъ самый переходъ съ полутемной, сырой и грязной улицы въ ярко освeщенное, хорошо натопленное зданiе. Прiятны были и будки по сторонамъ палисадника, и монументальный швейцаръ у входа, и думская стража въ черныхъ мундирахъ съ тесаками, и замысловатый потолокъ аванзала, казавшiйся куполомъ, а на самомъ дeлe плоскiй. Теперь все это, и швейцаръ, и стража, и куполъ, составляло какъ бы собственность донъ-Педро. Сторожъ провeрялъ температуру у термометра. Альфредъ Исаевичъ тономъ завсегдатая спросилъ у сторожа, собрался ли уже н?а?р?о?д?ъ. Тотъ же вопросъ онъ предложилъ проходившему по аванзалу приставу въ сюртукe съ серебряной цeпью и получилъ тотъ же отвeтъ, что еще нeтъ почти никого. И сторожъ, и приставъ отвeчали чрезвычайно почтительно. Альфредъ Исаевичъ съ гораздо большей силой, чeмъ въ гостиницe "Паласъ", испытывалъ наслажденiе отъ необыкновеннаго комфорта и почета. "Да, самая настоящая Европа",-- думалъ онъ. Донъ-Педро имeлъ смутное представленiе объ Европe, но все, что онъ о ней зналъ, совпадало съ картиной Таврическаго Дворца.
   "Зарe" полагалось мeсто въ нижней ложe, предназначенной для газетной аристократiи. Какъ разъ въ ту минуту, когда донъ-Педро вошелъ въ ложу, въ залe засeданiй зажглись люстры и {239} освeтили пюпитры свeтло-желтаго дерева, трибуну, золотой орелъ, огромный портретъ императора, ходившихъ по залу людей съ серебряными цeпями. Ложа журналистовъ, какъ и зала, еще была почти пуста. Въ углу, въ первомъ ряду, сидeлъ Браунъ. "Вeрно по иностранному билету",-- подумалъ удивленно донъ-Педро. Онъ поклонился довольно холодно. Альфредъ Исаевичъ выбралъ мeсто во второмъ ряду, прислонилъ къ спинкe стула портфель и вынулъ газету, чтобъ можно было безъ неловкости воздержаться отъ всякаго разговора съ мрачнымъ профессоромъ. "Непрiятная фигура",-- подумалъ донъ-Педро, поглядывая изъ-за газеты на Брауна, который съ очень утомленнымъ видомъ неподвижно сидeлъ въ своемъ креслe, опустивъ руки на барьеръ. Читать Альфреду Исаевичу не хотeлось. Онъ посидeлъ немного, затeмъ поднялся, положилъ для вeрности на свой стулъ еще футляръ отъ очковъ, пожалeвъ, что клеенка на футлярe отклеилась, и вышелъ изъ ложи въ свое будущее царство, въ к?у?л?у?а?р?ы.
   Въ кулуарахъ уже были люди; донъ-Педро безпрестанно раскланивался со знакомыми. Нeкоторые депутаты, притомъ не только близкаго, но и враждебнаго лагеря, имeвшiе основанiе быть недовольными "Зарей", очень любезно здоровались съ нимъ, называя его по имени-отчеству. Они подтвердили Альфреду Исаевичу то, что онъ еще раньше слышалъ въ редакцiи: со стороны крайней лeвой ожидается обструкцiя противъ новаго правительства. Донъ-Педро качалъ головой съ нейтральнымъ, неопредeленнымъ видомъ. Въ душe онъ нисколько не сочувствовалъ обструкцiи. Какъ человeкъ пожилой и солидный, Альфредъ Исаевичъ уважалъ принципъ власти; а въ этомъ пышномъ великолeпномъ дворцe, гдe всe были такъ {240} любезны и учтивы, обструкцiя казалась ему ни съ чeмъ несообразнымъ, неподобающимъ дeломъ.
   Желая хорошо ознакомиться со своимъ дворцомъ, донъ-Педро заглянулъ въ залъ комиссiй, посмотрeлъ почтовое и врачебное отдeленiя, затeмъ зашелъ въ буфетъ, гдe, весело разговаривая, завтракали и пили чай депутаты. Въ пожиломъ человeкe, закусывавшемъ у стойки, донъ-Педро съ удовлетворенiемъ узналъ одного изъ второстепенныхъ министровъ, въ свое время давшаго ему интервью. Альфредъ Исаевичъ поклонился съ достоинствомъ: министръ былъ министръ, однако донъ-Педро чувствовалъ себя представителемъ "Зари": такъ молодой совeтникъ посольства, замeняя посла, съ особымъ достоинствомъ бесeдуетъ съ иностраннымъ премьеромъ, зная, что и на второстепенной должности представляетъ великую державу. Тeмъ не менeе отвeтный поклонъ министра былъ прiятенъ Альфреду Исаевичу. Онъ все яснeе чувствовалъ, что становится частью огромнаго, могущественнаго организма: благодаря кусочку картона съ пропечатанной фотографической карточкой, хранившемуся у него въ боковомъ карманe, и министръ какъ бы ему принадлежалъ. Водку въ думскомъ буфетe подавали безъ обычной маскировки. Донъ-Педро спросилъ рюмку зубровки, энергичнымъ движенiемъ опрокинулъ ее въ ротъ,-- онъ всегда пилъ водку съ такимъ видомъ, точно бралъ штурмомъ крeпость,-- закусилъ зубровку семгой, хоть не былъ голоденъ, и въ самомъ лучшемъ настроенiи, еще повеселeвъ отъ водки, вернулся въ Екатерининскiй залъ. Объ его комфортe здeсь очень заботились. "Только родильнаго отдeленiя не хватаетъ",-- подумалъ онъ.-- "И совершенная ерунда эта обструкцiя"...
   У стола съ журналами толпились депутаты. {241} Донъ-Педро посидeлъ въ удобномъ кожаномъ креслe, прислушиваясь къ разговорамъ. Говорили почти исключительно о предстоящей обструкцiи. Одни говорили о ней сочувственно, другiе возмущенно, но и у тeхъ, и у другихъ чувствовалось оживленiе и даже радость, точно всe съ удовольствiемъ ждали новаго зрeлища. Донъ-Педро вынулъ записную книжку, поставилъ на первой страницe число и набросалъ нeсколько строкъ, хотя отдeлъ "кулуары" еще не былъ ему порученъ. Отъ противоположнаго стола, гдe расписывались въ книгe члены Думы, своей быстрой энергичной походкой подошелъ князь Горенскiй. "Ужъ не взять ли у него интервью?" -подумалъ Альфредъ Исаевичъ. Однако онъ тотчасъ призналъ князя слишкомъ молодымъ для анкеты.
   -- Вы какъ здeсь? -- спросилъ Горенскiй, быстро и крeпко пожимая ему руку.-- Вeдь отъ "Зари" у насъ Кашперовъ?
   -- Кашперовъ самъ по себe, а я тоже самъ по себe,-- отвeтилъ Альфредъ Исаевичъ.-- Нашей газетe необходимо отображенiе внутренняго мiра Думы и я, вeроятно, возьму на себя этотъ отдeлъ. Что, князь, будетъ обструкцiя?.. Я не отрицаю, конечно, цeлесообразности этого метода борьбы при извeстной конъюнктурe, но вопросъ въ томъ, поскольку это отвeчаетъ задачамъ текущаго момента?
   -- Да, наши лeвые твердо рeшили,-- сказалъ князь.-- По моему...
   Мимо нихъ неувeренной походкой, робко и нервно оглядываясь по сторонамъ, прошелъ тотъ министръ, который только что закусывалъ въ буфетe. Князь сухо съ нимъ раскланялся.
   -- Вотъ она, звeздная палата,-- насмeшливо сказалъ онъ.-- Кстати, Столыпинъ послeднiй изъ нихъ умeлъ носить сюртукъ. {242}
   -- Вeдь этотъ изъ простыхъ, отецъ его былъ простой мeщанинъ... Странно все-таки, что интересы помeстнаго класса представляютъ выходцы изъ мeщанъ, а интересы надцензовой демократiи кровный рюриковичъ князь Горенскiй,-сказалъ, улыбаясь, донъ-Педро.
   -- А мнe совершенно все равно, изъ простыхъ онъ или не изъ простыхъ,-съ равнодушнымъ видомъ отвeтилъ князь (хотя ему было прiятно замeчанiе журналиста).-- Важно то, что и онъ, и они всe никуда не годятся.
   "Нeтъ, я все-таки возьму у него интервью",-- рeшилъ донъ-Педро. Онъ изложилъ князю свою просьбу. Лицо Горенскаго тотчасъ приняло серьезное, сосредоточенное выраженiе.
   -- Важная проблема, которую какъ нельзя болeе своевременно ставитъ газета "Заря"...-- началъ онъ. Но въ эту минуту въ залe зазвонилъ электрическiй звонокъ.
   -- Я буду къ вашимъ услугамъ послe засeданiя,-- сказалъ Горенскiй, пожимая руку Альфреду Исаевичу. По Екатерининскому залу, въ предшествiи человeка съ золотой цeпью, шелъ предсeдатель Государственной Думы, за нимъ еще нeсколько человeкъ въ сюртукахъ. Звонокъ продолжалъ звонить. Депутаты, оживленно разговаривая, устремились въ залу засeданiй. Донъ-Педро поспeшно вернулся въ ложу, теперь переполненную до отказа, отыскалъ глазами Кашперова, очень корректно съ нимъ раскланялся и, устроивъ себe пюпитръ изъ портфеля, положилъ на него книжку. Предсeдатель Думы уже сидeлъ на трибунe. Его голова приходилась въ уровень съ концомъ шпаги Императора. Нeсколько ниже приставъ, оглядывая быстро наполнявшiйся залъ, придерживалъ рукой прессъ-папье, положенное на кнопку электрическаго звонка,-- видимо, {243} этотъ прiемъ доставлялъ ему удовольствiе. Когда залъ заполнился, приставъ снялъ съ кнопки прессъ-папье. Электрическiй звонокъ оборвался, тотчасъ раздался другой. Предсeдатель рeзкимъ властнымъ движенiемъ встряхнулъ въ рукe мeдный колокольчикъ.
   -- Засeданiе Государственной Думы открывается.
   XXXIV.
   "Да, это и есть наше главное окно въ Европу, и только отсюда могло бы прiйти спасенiе",-- думалъ Браунъ, вглядываясь въ новую для него картину русскаго парламента. Зрeлище это доставляло ему почти такое же удовлетворенiе, какъ Альфреду Исаевичу. Онъ вдобавокъ находилъ, что Таврическiй дворецъ превосходилъ великолeпiемъ и размахомъ западные парламенты. "Да, эти люди продолжаютъ дeло Петра, хотятъ ли они того или нeтъ... Я родился европейцемъ, европейцемъ умру, въ Азiи мнe дeлать нечего и любоваться Азiей я не стану",-- думалъ онъ, невольно удивляясь собственному умeренному настроенiю. "Внeшнiй видъ Государственной Думы, блескъ Таврическаго дворца, очевидно, ничего не доказываютъ... Но я живой человeкъ, а не машина для выработки "стройнаго образа мыслей" и, какъ живой человeкъ, поддаюсь впечатлeнiямъ... Вeками лилась въ мiрe кровь для того, чтобы это создать. Что толку въ шуточкахъ Федосьева? Что можетъ онъ предложить взамeнъ этого? Что толку и въ моихъ мысляхъ, разрушительностью которыхъ я забавлялся, какъ юноша? Я пробовалъ устроиться съ комфортомъ въ пороховомъ погребe и еще другихъ приглашалъ въ гости. Но на всякiй случай {244} устроилъ себe и болeе удобную идейную квартиру, раздeливъ стeной философiю и практику. Я могу думать и проповeдывать что мнe угодно,-- эти учрежденiя, надоeвшiя пресыщеннымъ людямъ, эти идеи, ставшая общедоступными благодаря пролитой за нихъ крови, очень надолго переживутъ и мою философскую схему, и принципъ одновременнаго жительства въ нeсколькихъ идейныхъ квартирахъ...
   Какъ часто я завидовалъ простымъ, неглупымъ, хорошимъ людямъ, во время, т. е. на третьемъ десяткe лeтъ, выкинувшимъ изъ головы и логическую похоть, и мечты о славe, честно и мужественно прожившимъ жизнь для семьи, для дeтей, для добраго имени на одно-два поколeнья? Я всегда чувствовалъ превосходство ихъ простоты, хотя не зналъ, какъ обосновать это превосходство? Но есть, повидимому, и идеи, подобныя такимъ людямъ: честныя, простыя и мужественныя идеи, надъ которыми легко издeваться и которыя замeнить нельзя, не повергая себя въ самое мучительное состоянiе, хотя бы съ сотней парадно обставленныхъ идейныхъ, душевныхъ квартиръ и съ присвоеннымъ себe правомъ безпрепятственнаго переeзда изъ одной квартиры въ другую"...