Сомнeнiй быть не могло. Желтый томикъ Леонида Андреева, лежавшiй на коврикe у постели, былъ такой же дeйствительностью, какъ листокъ съ тригонометрическими формулами. Жизнь была сложна, и непрiятности вродe письменнаго, къ счастью, не сплошь ее заполняли. "Ну, мы еще поборемся!" -рeшительно сказалъ себe Витя. Онъ даже подумалъ было, не пожертвовать ли борьбe остающимися тремя минутами. Но это было все-таки слишкомъ обидно. Будильникъ непрiятно тикалъ. Кончикъ стрeлки, упорно ползшiй къ цыфрe X, только переползалъ на средину третьей черточки. Витя повернулъ голову къ {212} окну. Тамъ, надъ порванной кистью, гдe немного отставали шторы, было совершенно черно. "Холодъ, вeрно, отчаянный",-- содрогаясь, подумалъ Витя. Въ его комнатe, по гигiеническимъ соображенiямъ родителей, по утрамъ тоже было холодно, градусовъ десять. "Да надо еще многое обдумать... Значить, рeшено: удрать послe пятаго урока... Затeмъ въ библiотеку, оттуда къ Альберу... Это очень кстати, что Маруся заболeла... Денегъ достаточно... Въ ресторанъ, пожалуй, въ голландкe не пустятъ, значитъ, надeть пиджакъ... Ну, да, конечно, могутъ скалить зубы, сколько имъ угодно". Въ классe всeхъ, мeнявшихъ "голландку" на платье взрослыхъ, обычно встрeчали овацiей. Стрeлка надвинулась на пятнышко цыфры X,-- Витя откинулъ одeяло и, дрожа отъ холода, сталъ одeваться. Теперь самое непрiятное было позади.
   Умывшись, одeвшись, продeлавъ гимнастическiя упражненiя, нужныя для развитiя мускуловъ и силы воли, Витя на цыпочкахъ прошелъ въ полутемную столовую. Горничная подтвердила, что кухарка больна и что настоящаго обeда, вeрно, не будетъ,-- барыня велeли купить ветчины и яицъ. Витя поручилъ горничной сказать, что онъ плотно закуситъ въ училищe и чтобъ его къ обeду не ждали. Затeмъ онъ вошелъ въ свою комнату, развернулъ лежавшiй на ночномъ столикe листокъ и, закрывъ рукой правую сторону, принялся себя провeрять. На тангенсe 2а онъ сбился и пришлось заглянуть въ правую сторону листка. "Да, конечно, два тангенсъ а, дeленное на единицу минусъ тангенсъ квадратъ а... Теперь буду помнить",-- бодро утeшилъ себя Витя. Онъ тщательно сложилъ листокъ въ крошечный квадратикъ, потянулся рукой къ тому мeсту, гдe былъ карманъ на голландкe, и не безъ гордости вспомнилъ, что на немъ пиджакъ. Витя спряталъ листокъ въ {213} жилетный карманъ. Впрочемъ, онъ предполагалъ этимъ листкомъ воспользоваться только въ самомъ крайнемъ случаe, такъ какъ, вопреки школьнымъ традицiямъ, считалъ это не вполнe честнымъ. "Развe ужъ если затменiе найдетъ, какъ тогда передъ третьей четвертью"...
   Онъ сложилъ книги и тетради въ портфель (въ Тенишевскомъ училищe ранцевъ не полагалось, что составляло предметъ зависти гимназистовъ), сосчиталъ деньги въ кошелькe,-- было три рубля девяносто копеекъ,-- и вышелъ въ переднюю. Въ кабинетe Николая Петровича изъ-подъ двери уже свeтился огонь. "Много работаетъ папа, все больше въ послeднее время",-- огорченно подумалъ Витя.-- "Вeрно, дeло Фишера" (дeло это очень занимало и тревожило мысли Вити). Передъ уходомъ Витя заглянулъ въ почтовый ящикъ,-- нeтъ ли для него писемъ? (хоть получалъ онъ письма раза два въ годъ). Въ ящикe ничего не оказалось, кромe "Рeчи" и "Русскихъ Вeдомостей". Витя хотeлъ было пробeжать оффицiальное сообщенiе, но махнулъ рукою: времени больше не оставалось, да и оффицiальныя сообщенiя теперь были все не интересныя. Онъ и флажковъ давно не переставлялъ на картe,-- въ первые мeсяцы войны дeлалъ это съ необычайнымъ интересомъ и зналъ фронты не хуже главнокомандующаго.
   У Вити въ самомъ дeлe былъ занятой день. Наканунe ему позвонила по телефону Муся и просила его прiйти къ нимъ вечеромъ на совeщанiе о любительскомъ спектаклe. Наталья Михайловна поворчала; что-жъ это, ходить въ гости каждый день, когда же уроки готовить? -- но, благодаря протекцiи Николая Петровича, Витю отпустили.
   Пришелъ онъ къ Кременецкимъ именно такъ, {214} какъ слeдовало, съ небольшимъ, тонко разсчитаннымъ опозданiемъ, чтобы не быть -- избави Боже! -- первымъ. Муся вышла къ нему навстрeчу и крeпко, съ очевидной радостью, пожала ему руку.
   -- Я очень, очень рада, что вы с?о?г?л?а?с?и?л?и?с?ь играть,-- сказала она, медленно вскинувъ на него глаза, какъ дeлаютъ въ "первомъ планe" кинематографическiя артистки. Витя такъ и вспыхнулъ отъ счастья и отъ гордости. На Мусe было зеленое, расшитое золотомъ, закрытое платье со стоячимъ мeховымъ воротникомъ и съ мeховыми маншетами,-- его замeтили всe гости, а Глафира Генриховна была имъ, видимо, потрясена. Это въ самомъ дeлe было въ осеннiй сезонъ у?д?а?р?н?ы?м?ъ платьемъ Муси: портниха Кременецкихъ скопировала послeднюю модель Ворта, еще никому неизвeстную въ Петербургe.
   Совeщанiе происходило въ будуарe. Гостей собралось немного. Преобладала молодежь. Былъ, однако, и князь Горенскiй, принятый молодежью, какъ свой. Въ плотномъ, красивомъ, очень хорошо одeтомъ человeкe, сидeвшемъ на диванe подъ портретомъ Генриха Гейне, Витя съ радостнымъ волненiемъ узналъ извeстнаго актера Березина, котораго онъ зналъ по сценe и по газетамъ, но вблизи видeлъ впервые. Этимъ знакомствомъ можно было похвастать: Березинъ, несмотря на молодые годы, считался однимъ изъ лучшихъ передовыхъ артистовъ Петербурга.
   -- Сергeя Сергeевича, вы, конечно, знаете? Сергeй Сергeевичъ согласился руководить нашимъ спектаклемъ,-- сообщила Витe Муся.
   -- Ахъ, я вашъ поклонникъ, к?а?к?ъ ?в?с?e, -- сказалъ комплиментъ Витя. Онъ потомъ долго съ удовольствiемъ вспоминалъ это свое замeчанiе. Березинъ снисходительно улыбнулся, склонивъ {215} голову на бокъ. Признанный молодежью актеръ былъ со всeми ласковъ, точно заранeе благодаря за восхищенiе, которое онъ долженъ былъ вызывать у людей, въ особенности у дамъ.
   Вслeдъ за Витей въ будуаръ вошелъ медленными шагами, съ высоко поднятой головою, со страдальческимъ выраженiемъ на лицe, поэтъ Беневоленскiй, авторъ "Голубого фарфора".
   -- Ну, теперь, кажется, всe въ сборe,-- сказала, здороваясь съ нимъ, Муся.-- Мы какъ разъ были заняты выборомъ пьесы. Платонъ Михайловичъ Фоминъ предлагаетъ "Флорентiйскую трагедiю" Уайльда. Но Сергeй Сергeевичъ находить, что она намъ будетъ не по силамъ. Я тоже такъ думаю.
   -- Трудно намъ будетъ,-- подтвердилъ, качая головой, Березинъ.
   -- Не трудно, а просто невозможно.
   -- Alors, je n'insiste pas... Со мной какъ съ воскомъ,-- сказалъ Фоминъ.
   -- А что бы вы сказали, господа, объ "Анатолe" Шницлера? -- освeдомился князь Горенскiй.
   -- Играть нeмецкую пьесу? Ни за что!
   -- Ни подъ какимъ видомъ!
   -- Господа, стыдно! -- возмущенно воскликнулъ князь.-- Тогда ставьте "Позоръ Германiи"!
   -- Давайте, сударики, сыграемъ съ Божьей помощью "Медвeдя" или "Предложенiе",-- сказалъ Никоновъ своимъ обычнымъ задорнымъ тономъ горячаго юноши. Фоминъ пожалъ плечами.
   -- Лучше "Хирургiю",-- язвительно произнесъ поэтъ, видимо страдавшiй отъ всeхъ тeхъ пошлостей, которыя ему приходилось слушать въ обществe.
   -- Мы не въ Чухломe. {216}
   -- Вы бы въ самомъ дeлe еще предложили "Меблированныя комнаты Королева",-- набросилась на Никонова Муся.
   -- И расчудесное дeло!..
   -- Перестаньте дурачиться... Господа, я предлагаю "Бeлый ужинъ"...
   -- Rostand? -- спросилъ Фоминъ.-- Хорошая мысль. Но тогда, разумeется, по французски?
   -- Разумeется, по русски, что за вздоръ!
   -- Есть прекрасный переводъ въ стихахъ.
   -- Стихи Ростана! -- тихо простоналъ Беневоленскiй.
   -- Конечно, по русски.
   -- По русски, такъ по русски, со мной какъ съ воскомъ...
   -- Я нахожу, что Ростанъ...
   Березинъ постучалъ стальнымъ портсигаромъ по столу.
   -- Господа,-- произнесъ онъ съ ласковой улыбкой,-- на нeкоемъ сборищe милыхъ дамъ предсeдательница, открывая засeданiе, сказала "Mesdames, времени у насъ мало, а потому прошу всeхъ говорить сразу".-- Онъ переждалъ минуту, пока смeялись слушатели, тихо посмeялся самъ и продолжалъ: -- Такъ вотъ, чтобъ не уподобиться оной предсeдательницe и оному собранiю, рекомендую ввести нeкiй порядокъ и говорить поочередно.
   -- Я присоединяюсь...
   -- Я предлагаю избрать предсeдателя,-- сказала Глафира Генриховна.
   -- Сергeя Сергeевича... Сергeй Сергeича...
   -- Ну, разумeется.
   -- Сергeй Сергeевичъ, берите бразды правленiя.
   -- Слушаю-съ: беру... {217}
   -- Прошу слова по личному вопросу,-- сказалъ князь Горенскiй.-Господа, если вы выберете пьесу въ стихахъ, честно говорю заранeе: я пасъ. Воля ваша, я зубрить стихи не намeренъ.
   -- Ну, вотъ еще!
   -- Князь, вы прозаикъ,-- пошутилъ Фоминъ.
   -- Никакiе личные отказы не принимаются,-- заявила Муся.-- Сергeй Сергeевичъ, предложите всeмъ высказаться о "Бeломъ ужинe"... Викторъ Николаевичъ, вы самый младшiй... Вeдь въ Думe всегда начинаютъ съ младшихъ, правда, князь?
   -- То есть, ничего похожаго!
   -- Я предлагаю предварительно выработать нашъ наказъ,-- воскликнулъ Никоновъ.
   -- И сдать его въ комиссiю для обсужденiя.
   -- Господа, безъ шутокъ, ваше остроумiе и такъ всeмъ извeстно... Я начинаю съ младшихъ. Викторъ Николаевичъ, вы за или противъ "Бeлаго ужина"?
   -- Я не знаю этой пьесы,-- сказалъ, вспыхнувъ, Витя и счелъ себя погибшимъ человeкомъ.
   Березинъ опять постучалъ по столу.
   -- Господа, я съ сожалeнiемъ констатирую, что Марья Семеновна узурпируетъ мои функцiи.
   -- Это возмутительно!
   -- Призвать ее къ порядку!
   -- Ахъ, ради Бога! Я умолкаю...
   -- Молодой человeкъ правъ,-- продолжалъ Березинъ.-- Никто не обязанъ помнить "Бeлый ужинъ". Насколько я помню, пьеса вполнe подходящая. У насъ, вдобавокъ, есть чудесная Коломбина,-- сказалъ онъ, комически-торжественно кланяясь Мусe.-- Но вeдь "Бeлый ужинъ" вещица очень короткая?
   -- Помнится, два акта,-- сказала Глаша.
   -- Даже одинъ, если вамъ все равно,-- поправилъ Фоминъ. {218}
   -- Этого, разумeется, мало. Какiя есть еще предложенiя?.. Нeтъ предложенiй? Тогда я даю слово самому себe... Господа, я буду говорить безъ шутокъ.-- Лицо его внезапно стало серьезнымъ, Муся тоже сразу приняла серьезный видъ. -- Господа, это очень хорошо поставить милый, изящный французскiй пустячокъ, но ограничиться ли намъ этимъ? Я знаю, у насъ любительскiй спектакль, пусть! Однако всякiй спектакль, не осiянный подлиннымъ искусствомъ, это -- вы извините меня, господа,-- балаганъ! Пусть мы неопытные актеры, все же я прямо скажу: для меня въ служенiи искусству нeтъ разницы между любительскимъ спектаклемъ и большой сценой!..
   -- Браво! Браво!
   -- Я предлагаю поэтому, господа, въ дополненiе къ "Бeлому ужину", взять что-либо свое, настоящее) полноцeнное! -- съ силой сказалъ Сергeй Сергeевичъ.
   -- "Балаганчикъ"? -- озабоченно спросила Муся.
   -- Да, хотя бы "Балаганчикъ"... Впрочемъ, я выбралъ бы другое. Господа, что вы скажете объ "Анатэмe"?
   -- "Анатэма" Андреева?
   -- Вы не шутите?
   -- Но вeдь это длиннeйшая вещь!
   -- Это очень vieux jeu, "Анатэма", старо! -- возразилъ пренебрежительно Фоминъ. Березинъ быстро къ нему повернулся.
   -- Старо, можетъ быть,-- отчеканилъ онъ, но я за послeднимъ словомъ не гонюсь: было бы подлинное искусство!
   -- Браво!
   -- Все это хорошо, однако, кто изъ насъ рeшится играть Анатэму послe Качалова? -- спросилъ {219} Горенскiй. Березинъ на него покосился. Но Муся тотчасъ загладила неловкость князя.
   -- Какъ кто? -- возмущенно сказала она.-- Это превосходная мысль! Господа, Сергeй Сергeевичъ въ роли Анатэмы, да это будетъ сенсацiя на весь Петербургъ.
   -- Ахъ, да, развe самъ Сергeй Сергeевичъ...
   -- Кто же другой?
   -- А вы, князь, будете Давидъ Лейзеръ.
   Послышался смeхъ.
   -- Нeтъ, господа, я предложилъ бы поставить только одинъ актъ, ну, максимумъ, два... Цeлое, конечно, намъ не подъ силу. Скажемъ, прологъ, гдe всего два дeйствующихъ лица: Анатэма и Нeкто, ограждающiй входы. Потомъ еще какую-либо сцену... Сознаюсь вамъ, что у меня давно вертятся кое-какiя мысли объ этой пьесe. Кажется, выйдетъ недурно и свeжо.
   -- По моему, прекрасная мысль,-- заявила Глафира Генриховна.
   -- Мало сказать, прекрасная! -- воскликнули Муся.-- Господа, нашъ спектакль станетъ событiемъ!
   Въ эту минуту въ будуаръ вошла Тамара Матвeевна. Гости поднялись съ мeстъ. Вслeдъ за тeмъ горничная подала чай, и совeщанiе было скомкано. За чаемъ участники спектакля "въ принципe" согласились поставить "Бeлый ужинъ", актъ изъ "Анатэмы" и, быть можетъ, что-либо еще, такъ, чтобы для всeхъ нашлись роли. Было постановлено собраться снова на слeдующiй день, возстановивъ пьесы въ памяти, и приступить къ распредeленiю ролей.
   Письменный сошелъ вполнe благополучно. Послe пятаго урока Витя выбeжалъ на переднiй дворъ и присоединился къ кучкe товарищей, {220} собравшейся, по обыкновенiю, въ воротахъ: это съ давнихъ поръ называлось "поглазeть на Горемыкина",-- противъ воротъ Тенишевскаго училища находился домъ предсeдателя совeта министровъ. Когда прозвонилъ звонокъ, означавшiй конецъ малой перемeны, Витя незамeтно скользнулъ на Моховую и былъ таковъ.
   Въ библiотекe нашелся "Бeлый ужинъ", но за истекшiй мeсяцъ абонемента съ Вити взяли шестьдесятъ копеекъ. Этотъ непредвидeнный расходъ уменьшилъ его капиталъ до трехъ рублей. Витя, однако, разсчитывалъ, что на обeдъ у Альбера во всякомъ случаe должно хватить денегъ. Цeны были ему въ общемъ извeстны,-- ему давно хотeлось пообeдать въ хорошемъ ресторанe. У Альбера было не очень дорого, но, по словамъ знатоковъ, кормили вполнe прилично. Витя счелъ возможнымъ отдeлить отъ своего капитала двугривенный и взялъ извозчика,-- въ ресторанъ лучше было подъeхать на извозчикe.
   На углу Невскаго и Морской извозчикъ поспeшно задержалъ лошадь: впереди на Морскую съeзжала карета, запряженная великолeпными лошадьми, съ лакеемъ въ красной ливреe на козлахъ. Витя, перегнувшись изъ саней, вглядывался въ окно кареты. Хоть онъ былъ настроенъ довольно революцiонно и зналъ, что эти люди такъ жили "на народныя деньги", дворъ внушалъ Витe жадное любопытство. Но онъ ничего не увидeлъ, -- день кончался, на улицe давно горeли фонари.
   Въ залe ресторана было жарко и душно. Витя, скрывая волненiе, съ видомъ привычнаго человeка, прошелъ въ самый край залы, усeлся за столикъ, нервно развернулъ накрахмаленную салфетку и взялъ карту. Къ его ужасу оказалось, что напечатанныя на картe цeны (тe самыя, которыя ему называли) зачеркнуты и, вмeсто нихъ, всюду {221} проставлены другiя, болeе высокiя. Витя спeшно занялся вычисленiемъ,-- лакей, къ счастью, долго къ нему не подходилъ. Дешевле другихъ блюдъ стоили супы. Ихъ было два -- борщокъ и консомэ. Оба названiя нравились Витe. Онъ остановился на консомэ, такъ какъ борщокъ былъ, очевидно, разновидностью борща, который часто подавали и дома. На второе Витя выбралъ телячью котлету,-- это было привычное, но вкусное блюдо; а главное, стоило оно не очень дорого и вмeстe съ тeмъ не было самымъ дешевымъ, такъ что лакей ничего не могъ подумать. Очень его соблазняла Гурьевская каша, но противъ нея значилось: 1 р. 20. Сосчитавъ мысленно все, Витя рeшился на Гурьевскую кашу: денегъ хватало и по повышеннымъ цeнамъ, включая копеекъ сорокъ на чай; долженъ былъ даже образоваться еще небольшой остатокъ. Витя успокоился, положилъ карту на столъ и нерeшительно постучалъ ножомъ о стаканъ. Позвать "человeкъ!" онъ не рeшился.
   Лакей подбeжалъ, съ салфеткой подъ мышкой, и почтительно принялъ заказъ. Въ спeшкe,-- чтобъ не заставлять ждать лакея,-- Витя, вмeсто телячьей котлеты, по ошибкe заказалъ бифштексъ съ картофелемъ. Но измeнить заказъ было явно неудобно. Впрочемъ, бифштексъ стоилъ столько же, сколько телячья котлета.
   -- На третье Гурьевскую кашу... Слушаю-съ... Пить что изволите?
   Витя похолодeлъ: этого удара онъ никакъ не ожидалъ: о напиткахъ онъ не подумалъ.
   -- Квасу н?а?ш?е?г?о не прикажете ли? -- съ значительной интонацiей въ голосe спросилъ, улыбаясь, лакей.
   -- Нeтъ... Зельтерской воды,-- сказалъ Витя. -- Я пью только воду,-добавилъ онъ, чтобы какъ-нибудь себя спасти во мнeнiя лакея. {222}
   -- Слушаю-съ.
   Сельтерская вода, навeрное, стоила очень дешево, этотъ расходъ можно было покрыть изъ запаса. Витя принялся разсматривать залъ. "Хорошенькихъ женщинъ что-то не видать"... Ему становилось скучно. Онъ вдругъ вспомнилъ о "Бeломъ ужинe" и, доставъ книгу изъ портфеля, принялся ее пробeгать. На террасe мраморной виллы, надъ заливомъ, слушала послeднiе аккорды серенады Коломбина, "вся въ бeломъ, похожая на большой букетъ новобрачной"... На Витю вдругъ нахлынула непонятная радость,-- отъ этихъ образовъ, оттого, что онъ былъ взрослый и одинъ обeдалъ въ ресторанe, что передъ нимъ открывалась жизнь, что у него уже была своя Коломбина... "Я очень, очень рада",-вспомнилъ онъ, замирая. Веселый Пьеро, перескакивая черезъ перила, бросался къ Коломбинe "съ долгимъ раскатомъ смeха". Витя еще не зналъ, отчего Пьеро такъ весело, но онъ понималъ его и вмeстe съ нимъ испытывалъ радость. Дворецкiй позвалъ Коломбину къ "роскошно сервированному столу подъ пинiей",-- Витe какъ разъ подавали супъ.
   ...Довольно, посмотри, какъ столъ накрытъ красиво,
   Какъ измeняются всe вещи прихотливо!
   Лагуной кажется хрустальное плато,
   Въ сiяньи серебра цвeтами обвито;
   Арбузъ, нарeзанный на пурпурныя доли,
   Напоминаетъ мнe по формe о гондолe;
   Кiанти старое себe вокругъ брюшка
   Надeло юбочку изъ прутьевъ тростника..
   Консомэ оказалось самымъ обыкновеннымъ, жидкимъ бульономъ,-- по совeсти Маруся готовила супъ вкуснeе. Миска съ надбитымъ ушкомъ не казалась лагуной и рeшительно ничто на столe никакъ не напоминало о гондолe. Но Пьеро съ Коломбиной тоже начинали бeлый ужинъ съ {223} консомэ, это усилило аппетитъ Вити. Онъ eлъ супъ и, скосивъ глаза, читалъ книгу. Пьеро "вонзалъ толедскiй ножъ въ хрустящiй бокъ паштета",-- Витя съ наслажденiемъ eлъ тощiй бифштексъ. Дворецкiй разливалъ мадеру, шато-икемъ, марго, мускатъ,-- Витя бодро пилъ зельтерскую воду. Онъ былъ счастливъ...
   Лакей принесъ Гурьевскую кашу. Витя осторожно придвинулъ къ себe обжигавшее пальцы блюдо -- и вдругъ у противоположной стeны, со смeшаннымъ чувствомъ гордости и безпокойства, увидeлъ знакомаго. Это былъ докторъ Браунъ. Лицо его поразило Витю своей блeдностью и мрачнымъ выраженiемъ. "Да это онъ коньякъ такъ хлещетъ... Здорово!"... Браунъ что-то подливалъ въ бокалъ изъ кофейника,-- Витя зналъ, что въ кофейникахъ подаются запрещенные крeпкiе напитки. "Поклониться, что ли? Нeтъ, лучше не надо... Онъ, впрочемъ, почти не знакомъ съ нашими... Да это и не важно, разумeется... Какой онъ, однако, страшный!"-- тревожно думалъ Витя.
   XXXII.
   -- ...А вы знаете, Александръ Михайловичъ, сказалъ, улыбаясь, Федосьевъ, когда лакей унесъ блюдо,-- вeдь я за вами въ свое время чуть-чуть не установилъ наблюденiя.
   -- Вотъ какъ? Когда же это?
   -- За годъ или за два до войны. Вы тогда читали въ Парижe публичныя лекцiи на философскiя темы, и лекцiи эти. я слышалъ, имeли большой успeхъ?
   -- Я дeйствительно былъ въ модe въ теченiе нeкотораго времени. Потомъ, кажется, надоeлъ, -- и пересталъ читать. Къ тому же я тогда началъ {224} печатать въ журналe свою книгу "Ключъ",-- многое изъ лекцiй въ нее вошло. Но почему мои лекцiи вызвали такое ваше заботливое вниманiе?
   -- Видите ли, у васъ репутацiя очень лeваго человeка. Лекцiи же ваши усердно посeщались людьми, которыми мое вeдомство интересуется. И -- не у меня, но въ Парижe -- возникла мысль, что, быть можетъ, это не совсeмъ случайно... Я потому такъ откровенно говорю, что мысль о?к?а?з?а?л?а?с?ь нелeпой... Я вдобавокъ интересовался вами, какъ университетскимъ товарищемъ. Изъ вашего "Ключа" мнe довелось прочесть лишь одинъ отрывокъ, и я могъ убeдиться въ томъ, что революцiонность ваша сомнительная и что ультра-лeвымъ васъ можно назвать развe только для смeха... Вы не сердитесь?
   -- Нисколько. Мнe, впрочемъ, не совсeмъ ясно, что такое значитъ "ультра-лeвый"? Въ области практической я предъявляю къ государству довольно скромныя требованiя,-- приблизительно тe, которыя осуществлены въ Англiи и съ которыми вы такъ усердно боретесь. Но этого я въ "Ключe" почти не касался. Моя книга, какъ вы изволили сказать, философская, во всякомъ случаe теоретическая. Я подвергаю критикe разныя наши учрежденiя и догматы. Отношенiе мое къ нимъ какой-то остроумецъ назвалъ аттилическимъ: я, молъ, какъ Аттила, все предаю мечу и огню. Но это очень преувеличено. Притомъ, повторяю, у меня чистая теорiя.
   -- Вотъ, вотъ... Я одинъ вашъ аттилическiй отрывокъ читалъ съ истиннымъ наслажденьемъ и охотно признаю, что у него два равно отточенныхъ острiя, направленныхъ въ противоположныя стороны. Лeвымъ ваша книга, должно быть, еще непрiятнeе, чeмъ правымъ, и это меня, конечно, утeшаетъ. Но... Простите тривiальное замeчанiе: {225} я вообще боюсь, не столько бисера (бисеръ вещь вполнe безобидная), сколько его отражены въ мозгу свиней. Въ современномъ мiрe и безъ того очень развиты аттилическiе инстинкты. Вотъ и у насъ, я думаю, когда купцы бьютъ въ ресторанахъ зеркала, это происходитъ отъ излишняго аттилизма.
   -- Очень можетъ быть,-- отвeтилъ, смeясь, Браунъ,-- вeроятно, купецъ пьянымъ инстинктомъ чувствуетъ, что и ресторанъ дрянной, и зеркала дрянныя.
   -- Повeрьте, ничего подобнаго. Онъ потому ихъ и бьетъ, что они дорогiя и хорошiя: денегъ куры не клюютъ, разбилъ, вставь, с... с..., новыя!.. Но если слушатели вашихъ лекцiй начнутъ бить разныя зеркала, то, боюсь, новыя будетъ вставить трудно. Поэтому, можетъ быть, мы не такъ неправы, относясь подозрительно къ людямъ съ аттилическимъ инстинктомъ,-- разумeется, если они не чистые теоретики... Но вы кушайте...
   Федосьевъ, тоже смeясь, пододвинулъ Брауну блюдо. Разговоръ шелъ въ столовой Федосьева. Онъ жилъ въ частной холостой квартирe, обставленной небогато, чуть только прилично, и безъ всякихъ претензiй. Видно, и квартира, и ея обстановка мало интересовали хозяина. Коверъ, буфетъ, кожаные стулья были куплены въ первомъ магазинe по сосeдству съ домомъ. На покрытомъ дешевенькой салфеткой столикe стоялъ большой граммофонъ. На стeнe были развeшены фотографiи въ золоченыхъ рамкахъ. "Не хватаетъ канарейки",-подумалъ, войдя въ столовую, Браунъ.-- "Вотъ и суди по обстановкe..." Впрочемъ, когда онъ присмотрeлся къ квартирe, кое-что въ ней показалось ему характернымъ для Федосьева. Лампы давали много меньше свeта, чeмъ было бы нужно, и уюта, несмотря на мeщанскую {226} обстановку, не было. Обeдъ былъ хорошъ, безъ лишнихъ, предназначенныхъ для гостей, блюдъ. Подавалъ лакей въ сeрой тужуркe, безъ перчатокъ, съ бeгающими, воспаленными глазами. -- "Вeрно охранникъ"...
   -- Такъ вы читали "Ключъ"? -- спросилъ Браунъ, кладя себe на тарелку кусокъ индeйки.-- Какъ это у васъ хватаетъ на все времени?
   -- На все не на все, а на чтенiе хватаетъ... Для меня, Александръ Михайловичъ, какъ, впрочемъ, извините меня, и для васъ, начинается тяжкая подготовительная школа по изученiю ремесла старости... Салата совeтую взять... Или вы, по французски, eдите салатъ отдeльно?.. Скорeе подавай, -приказалъ онъ лакею,-- баринъ спeшитъ. Какъ могу, скрашиваю жизнь: книги вообще очень помогаютъ, но въ послeднее время все меньше. А вамъ? Вeдь вы, Александръ Михайловичъ, насколько я могу судить, человeкъ нервный, и раздражительный?
   -- Есть грeхъ.
   -- И не безъ легкихъ "тиковъ"?
   -- Не безъ легкихъ тиковъ. Не выношу ученыхъ дамъ, дeтей въ очкахъ, толстыхъ мопсовъ...
   -- Что еще?
   -- Я не шучу. Какъ насчетъ "тика смерти"? Вeдь люди дeлятся на завороженныхъ и "не-боящихся"...
   -- Невeрное дeленiе. Я скорeе изъ не-боящихся, а все-таки "завороженъ"... Если не самой смертью, то ея приближенiемъ. По крайней мeрe къ каждому новому человeку,-- къ умному, разумeется,-- я подхожу съ нeмымъ вопросомъ: что даетъ ему силу и охоту жить? Но этого не надо принимать трагически. Человeкъ удeляетъ философскимъ мыслямъ часъ-два въ сутки. Остальное время у него, слава Богу, свободно... Бываетъ, {227} весной повeетъ свeжимъ теплымъ вeтеркомъ, идя увидишь хорошенькую дeвушку, только начинающую жить, и, старый дуракъ, серьезно вeришь въ завтрашнiй день: вeчный обманъ тутъ какъ тутъ.
   -- Тутъ какъ тутъ? -- переспросилъ Федосьевъ.-- И, правда, слава Богу... Непремeнно прочту вашу книгу. Жаль, что мнe изъ нея попалось лишь нeсколько главъ, безъ начала и конца. Многаго я поэтому не могъ понять, даже въ терминологiи... Что такое, напримeръ, мiры A и B?
   -- Ахъ, это никакого интереса не представляетъ, такъ, маленькое отступленiе въ сторону,-- отвeтилъ Браунъ.-- Я говорилъ о двухъ мiрахъ, существующихъ въ душe большинства людей. Изъ ученаго педантизма и для удобства изложенiя я обозначилъ ихъ буквами. Мiръ A есть мiръ видимый, наигранный; мiръ B болeе скрытый и, хотя бы поэтому, болeе подлинный.
   -- Да вeдь, кажется, обо всемъ такомъ говорится въ учебникахъ психологiи? -- спросилъ Федосьевъ.-- Мнe знакомый психiатръ объяснялъ, что теперь въ большой модe ученiе о подсознательномъ, что ли?
   -- Нeтъ, нeтъ, совсeмъ не то,-- отвeтилъ Браунъ.-- Вашъ психiатръ, вeрно, имeлъ въ виду вeнско-цюрихскую школу: Брейера, Фрейда, Юнга. Это ученiе теперь дeйствительно въ большой модe, но меня оно не интересуетъ и многое въ немъ -- гипертрофiя сексуальной природы, эдиповъ комплексъ, цензура сновъ -- кажется мнe весьма сомнительнымъ... Нeтъ, благодарю васъ, больше не угощайте, я сытъ... Я совершенно не занимаюсь областью безсознательнаго и подсознательнаго. Точно также не занимаютъ меня и учебники психологiи,-- Ich und Es, the pure Ego, les personnalite's alternantes и т. д. Я не жду объясненiя человeческихъ дeйствiй отъ профессоровъ психологiи. {228} Нeкоторыхъ изъ нихъ -- весьма извeстныхъ -- я знаю лично. Это безпомощные младенцы, ровно ничего не понимающiе въ людяхъ... Впрочемъ, можетъ быть, мои мысли и не новы, гарантiи новизны я не даю.
   -- Такъ что же все-таки за мiры, если не секретъ?-- спросилъ, безъ большого, впрочемъ, интереса, Федосьевъ.