-- Да вeдь и намъ... и намъ не сразу пришло въ голову!
   -- В?а?м?ъ однако пришло, Сергeй Васильевичъ... Нeтъ, что ни говори, отстали мы отъ Европы.
   -- А почемъ вы знаете, вeрно и въ Европe такъ. И то сказать, какъ производить дознанiе, ни къ чему не прикасаясь? Они не духи... Не духи же они... Вы взяли оба снимка?
   -- Взялъ... Заключенiе эксперта: совершенно тождественны.
   -- Такъ, такъ, такъ... Ну, хорошо,-- сказалъ, переставъ, наконецъ, смeяться, Федосьевъ.-- Больше ничего?
   -- Сергeй Васильевичъ, меня все въ счетномъ отдeлe спрашиваютъ, какъ выписывать жалованье Брюнетки?
   -- Брюнетки? -- переспросилъ Федосьевъ и задумался.-- Объ этомъ я, вeроятно, завтра скажу.
   -- Отлично... Не буду вамъ мeшать.
   Петръ Богдановичъ вышелъ, сiяя счастливой улыбкой. Федосьевъ въ раздумьe взялся было за ручку телефоннаго аппарата и остановился въ нерeшительности.
   "Если попросить Яценко прieхать ко мнe, онъ, пожалуй, вломится въ амбицiю. Независимость {313} суда... Судебные уставы... Недопустимое вмeшательство административныхъ властей",-- устало подумалъ онъ. Федосьевъ мысленно заключалъ въ кавычки всe такiя слова и оттого они представлялись ему смeшными. "Ну, что-жъ, поeдемъ къ нему"...
   Онъ снова позвонилъ и приказалъ подать автомобиль.
   VII.
   Въ этотъ позднiй часъ въ зданiи суда уже было пустовато и скучно. Не снимая шубы, не спрашивая о слeдователe, стараясь не обращать на себя вниманiя, Федосьевъ поднялся по лeстницe и столкнулся лицомъ къ лицу съ Кременецкимъ, который выходилъ изъ корридора съ Фоминымъ, оживленно съ нимъ разговаривая. Семенъ Исидоровичъ значительно толкнулъ въ бокъ Фомина и раскланялся съ Федосьевымъ: они были знакомы по разнымъ ходатайствамъ Кременецкаго за подзащитныхъ. Фоминъ тоже съ достоинствомъ поклонился, оглядываясь по сторонамъ. Столкнулись они такъ близко, что Семенъ Исидоровичъ счелъ недостаточнымъ ограничиться поклономъ. Знакомство съ Федосьевымъ было и лестное, и вмeстe чуть-чуть неудобное. Его знали всe выдающiеся адвокаты; близкое знакомство съ нимъ было бы невозможнымъ, однако совершенно не знать Федосьева тоже было бы непрiятно Семену Исидоровичу.
   -- Въ нашихъ палестинахъ? -- поднявъ съ улыбкой брови, спросилъ Кременецкiй, не говоря ни вы, ни Ваше Превосходительство, какъ онъ не говорилъ ни вы, ни ты своему кучеру. Семенъ Исидоровичъ, впрочемъ, тотчасъ пожалeлъ, что {314} употребилъ слова "наши Палестины",-- въ связи съ его еврейскимъ происхожденiемъ они могли подать поводъ къ шуткe.
   -- Какъ видите... Вeдь кабинетъ прокурора палаты, кажется, тамъ, дальше?
   -- Прямо, прямо, вонъ тамъ...
   -- Благодарю васъ... Мое почтенiе,-- сказалъ, учтиво кланяясь, Федосьевъ и направился въ указанномъ ему направленiи.
   -- Говорятъ, конченный мужчина,-- радостно замeтилъ вполголоса Семенъ Исидоровичъ.-- Можетъ теперь на воды eхать мемуары писать.
   -- Il est fichu... Я изъ вeрнаго источника знаю: мнe вчера вечеромъ сообщили у графини Геденбургъ... Elle est bien renseigne'e,-- сказалъ Фоминъ; при видe сановника онъ какъ-то безсознательно заговорилъ по французски.
   -- А все-таки, что ни говори, выдающiйся человeкъ.
   -- Ma foi, oui... Еще бы,-- перевелъ Фоминъ, вспомнивъ, что Сема не любитъ его французскихъ словечекъ.
   -- Я очень радъ, что эта клика останется безъ него. Все мыслящее вздохнетъ свободнeе...
   -- Ваше Превосходительство ко мнe по дeлу Фишера? -- спросилъ Яценко, съ нeкоторой тревогой встрeтившiй нежданнаго гостя.
   -- Да, по этому дeлу... Вы разрeшите курить? спросилъ Федосьевъ, зажигая спичку.
   -- Сдeлайте одолженiе.-- Яценко пододвинулъ пепельницу.-- Долженъ, однако, сказать Вашему Превосходительству, что со вчерашняго дня это дeло меня больше не касается. Слeдствiе закончено, и я уже отослалъ производство товарищу прокурора Артамонову. {315}
   Федосьевъ, не закуривъ, опустилъ руку съ зажженной спичкой.
   -- Вотъ какъ? Уже отослали? -- съ досадой въ голосe спросилъ онъ.-- Я думалъ, вы меня предупредите?
   -- Отослалъ,-- повторилъ сухо Яценко, сразу раздражившись отъ предположенiя, что онъ долженъ былъ предупредить Федосьева.-- Послeднiй допросъ обвиняемаго далъ возможность установить весьма важный фактъ: связь Загряцкаго съ госпожей Фишеръ. Загряцкiй самъ признался въ этой связи, и очная ставка, можно сказать, подтвердила его признанiе. Вашему Превосходительству, конечно, ясно значенiе этого факта? Безъ него обвиненiе висeло въ воздухe, теперь оно стоитъ твердо.
   -- Стоитъ твердо? -- неопредeленнымъ тономъ повторилъ Федосьевъ.
   -- Такъ точно.-- Николай Петровичъ помолчалъ.-- Признаюсь, мнe и прежде были неясны мотивы того интереса, который Ваше Превосходительство проявляли къ этому дeлу. Во всякомъ случаe теперь, если вы продолжаете имъ интересоваться, вамъ надлежитъ обратиться къ товарищу прокурора Артамонову.
   -- Что-жъ, такъ и придется сдeлать,-- сказалъ Федосьевъ.-- Очень жаль, конечно, что я нeсколько опоздалъ: теперь формальности будутъ сложнeе.
   -- Формальности? -- переспросилъ съ недоумeнiемъ Яценко.
   -- Формальности по освобожденiю Загряцкаго изъ этого тяжелаго дeла,-сказалъ медленно Федосьевъ, заботливо стряхивая пепелъ съ папиросы.-- Я вынужденъ вамъ сообщить, Николай Петровичъ, что съ самаго начала слeдствiе ваше направилось по ложному пути. Загряцкiй невиновенъ {316} въ томъ преступленiи, которое вы ему приписываете.
   -- Это меня весьма удивило бы! -- сказалъ Яценко. Его вдругъ охватило сильное волненiе. -- Я желалъ бы узнать, на чемъ основаны ваши слова?
   Федосьевъ, по прежнему не глядя на Николая Петровича, втягивалъ дымъ папиросы.
   -- Полагаю, Ваше Превосходительство, я имeю право васъ объ этомъ спросить.
   -- Въ томъ, что вы имeете право меня объ этомъ спросить, не можетъ быть никакого сомнeнiя. Гораздо болeе сомнительно, имeю ли я право вамъ отвeтить. Однако, при всемъ желанiи, я другого выхода не вижу... Да, Николай Петровичъ, вы ошиблись, Загряцкiй не убивалъ Фишера и не могъ его убить, потому что въ моментъ убiйства онъ находился въ другомъ мeстe... Онъ находился у меня.
   Наступило молчанiе. Яценко, блeднeя, смотрeлъ въ упоръ на Федосьева.
   -- Какъ прикажете понимать ваши слова?
   -- Вы, вeроятно, догадываетесь, какъ ихъ надо понимать. Ихъ надо понимать такъ, что Загряцкiй нашъ агентъ, Николай Петровичъ... Агентъ, приставленный къ Фишеру по моему распоряженiю.
   Снова настало молчанiе.
   -- Почему же Ваше Превосходительство только теперь объ этомъ сообщаете слeдствiю? -- повысивъ голосъ, спросилъ Яценко.
   Федосьевъ развелъ руками.
   -- Какъ же я могъ вамъ объ этомъ сказать? Вeдь это значило не только провалить агента, это значило погубить человeка. Вы отлично знаете, Николай Петровичъ, что огласка той секретной службы, на которой находится Загряцкiй, у насъ {317} равносильна гражданской смерти... Лучшее доказательство то, что онъ самъ, несмотря на тяготeвшее надъ нимъ страшное обвиненiе, не счелъ возможнымъ сказать вамъ, гдe онъ былъ въ вечеръ убiйства. Не счелъ возможнымъ сказать, откуда онъ бралъ средства къ жизни... Разумeется, это вещь поразительная, что у насъ люди предпочитаютъ предстать передъ судомъ по обвиненiю въ тяжкомъ уголовномъ преступленiи, чeмъ сознаться въ службe государству на такомъ посту... Это будетъ памятникомъ эпохe,-- со злобой сказалъ онъ.-- Но это такъ, что-жъ дeлать?
   -- Ваше Превосходительство, разрeшите вамъ замeтить, что интересы этого господина, служащаго, какъ вы изволили сказать, государству, не могутъ имeть никакого значенiя сравнительно съ интересами правосудiя.
   -- Пусть такъ, но принципы, которыми руководятся люди, управляющiе государствомъ, имeютъ нeкоторое значенiе. Мы воспитаны на томъ, что выдачи сотрудниковъ быть не можетъ.1 А вы, какъ слeдователь, не имeли бы возможности, да, пожалуй, и права, хранить въ секретe роль Загряцкаго... Ну, человeкъ пять вы ужъ непремeнно должны были бы посвятить въ это дeло. А какой же секретъ, если о немъ будутъ знать пять добрыхъ петербуржцевъ. Это все равно, что въ агентство Рейтера передать... Нeтъ, я до послeдней минуты не могъ ничего вамъ сказать, Николай Петровичъ. Я вeдь разсчитывалъ, что, въ силу естественной логики вещей, невиновнаго человeка слeдствiе и признаетъ невиновнымъ. Но вышло не такъ... Опять скажу: что-жъ дeлать! Бываетъ такое стеченiе обстоятельствъ. Оно бываетъ даже чаще, чeмъ я думалъ, хоть, повeрьте, я никогда {318} не обольщался насчетъ разумности этой естественной логики вещей...
   Яценко всталъ и прошелся по комнатe. Онъ былъ очень блeденъ. "Нeтъ, я ничeмъ не виноватъ",-- подумалъ Николай Петровичъ,-- мнe стыдиться нечего!..."
   -- Я остаюсь при своемъ мнeнiи относительно дeйствiй Вашего Превосходительства,-- сказалъ онъ, останавливаясь. (Федосьевъ снова слегка развелъ руками).-- Но прежде всего я желаю выяснить факты. Значить, въ вечеръ убiйства Загряцкiй находился у васъ, въ вашемъ учрежденiя?
   Федосьевъ улыбнулся не то наивности слeдователя, не то его тону.
   -- Со мной, но не въ моемъ учрежденiи,-- отвeтилъ онъ, подчеркивая послeднее слово.-- Съ секретными сотрудниками я встрeчаюсь на такъ называемой конспиративной квартирe. Они ко мнe ходить не могутъ, это азбука.
   -- По какимъ причинамъ вы приставили къ Фишеру агента?
   -- Я не буду входить въ подробности... Впрочемъ, я сообщилъ вамъ при первомъ же нашемъ разговорe, почему я считалъ себя обязаннымъ слeдить за Фишеромъ... Онъ вдобавокъ, какъ вы догадываетесь, не единственный человeкъ въ Россiи, находящiйся у меня на учетe.
   -- Значить, и письма госпожи Фишеръ къ мужу Загряцкiй читалъ по предписанiю Вашего Превосходительства?
   Федосьевъ посмотрeлъ на слeдователя.
   -- Я предписываю установить наблюденiе за тeмъ или другимъ лицомъ -- и только. Техника этого наблюденiя лежитъ на отвeтственности агента и его непосредственнаго начальства, меня она не касается... Загряцкiй могъ и переусердствовать. {319}
   -- Да... Вотъ какъ...-- сказалъ Яценко. Онъ вернулся къ столу и снова сeлъ въ кресло. Волненье его все усиливалось.
   -- Кто же убилъ Фишера? -- вдругъ негромко, почти растерянно, спросилъ онъ.
   -- Этого я не могу знать.
   -- Однако, вы заинтересовались вeдь этимъ дeломъ не только для того, чтобы выгородить вашего агента?.. Да, вeдь вы тогда меня спрашивали, оставилъ ли завeщанiе Фишеръ,-- сказалъ, вспомнивъ, Яценко. Онъ вдругъ потерялъ самообладанiе.-- Ваше Превосходительство, я рeшительно требую, чтобъ вы перестали играть со мной въ прятки! Я прямо васъ спрашиваю и прошу мнe такъ же прямо отвeтить: вы полагаете, что въ дeлe этомъ есть политическiе элементы?
   -- Это одно изъ возможныхъ объясненiй,-- помолчавъ, отвeтилъ Федосьевъ.-- Но увeренности у меня никакой не было и нeтъ... Я дeйствительно предполагалъ, что Фишеръ могъ быть убитъ революцiонерами.
   -- Революцiонерами? -- съ изумленiемъ переспросилъ Яценко.-- Какими революцiонерами?.. Зачeмъ революцiонерамъ было убивать Фишера?
   -- Затeмъ, чтобы состоянiе убитаго досталось его дочери, которая, какъ вы знаете, связана съ революцiоннымъ движенiемъ.
   Яценко продолжалъ на него смотрeть, вытаращивъ глаза.
   -- Позвольте, Ваше Превосходительство,-- сказалъ онъ.-- Можно думать что угодно о нашихъ революцiонерахъ, я и самъ не грeшу къ нимъ особыми симпатiями, но когда же они дeлали такiя вещи? Убить человeка, чтобъ завладeть его состоянiемъ... Ваше подозрeнiе совершенно неправдоподобно! -сказалъ онъ рeшительно. {320}
   -- Я, напротивъ, думаю, что оно вполнe правдоподобно,-- холодно отвeтилъ Федосьевъ.-- И позволю себe добавить, что мое мнeнiе имeетъ въ настоящемъ случаe больше вeса, чeмъ ваше, или даже чeмъ мнeнiе всей нашей либеральной интеллигенцiи: какъ ни какъ, я посвятилъ этому дeлу всю свою жизнь. Вы спрашиваете: когда же революцiонеры дeлали такiя вещи? Я отвeчаю: за ними значатся вещи гораздо худшiя. Извeстно ли вамъ дeло о наслeдствe Шмидта? Извeстны ли вамъ дeла террористовъ въ Польшe? О кровавой субботe не слышали? Объ экспропрiацiи на Эриванской площади? О Лбовской организацiи?.. Я вамъ вкратцe напомню...
   Онъ заговорилъ, входя въ подробности звeрствъ, убiйствъ, грабежей. Яценко смотрeлъ на него сначала съ недоумeньемъ, потомъ съ нeкоторой тревогой.
   ...-- А Гориновичъ, котораго облилъ сeрной кислотой одинъ изъ ихъ самыхъ уважаемыхъ, иконописныхъ вождей? А анархистъ-террористъ Шпиндлеръ, прежде обыкновенный воръ и грабитель, удостоенный сочувственнаго некролога въ ихъ идейныхъ изданiяхъ? А тотъ -- какъ его? -- что переодeлся въ офицерскую форму и оскорбилъ дeйствiемъ германскаго консула: нужно было, видите ли, чтобы къ консулу выeхалъ съ извиненiями генералъ-губернаторъ, котораго они по дорогe собирались убить? А Кишиневская группа "мстителей"? А Дондангенскiе "лeсные братья"?.. А Московская "Свободная Коммуна"? Не помните? Разрeшите напомнить...
   Обычно холодный и безстрастный, Федосьевъ говорилъ возбужденно, увлекаясь все больше, точно этотъ счетъ чужихъ преступленiй, это мрачное свидeтельство о жестокости людей, съ которыми онъ велъ борьбу, доставляли ему наслажденiе. Онъ {321} все валилъ въ одну кучу: и подонки революцiи, и ея вожди всe точно были для него равны.
   ...-- А такъ называемые идеалисты, лучшiе изъ нихъ, которые, за компанiю съ министрами и генералами, убиваютъ съ ангельски-невиннымъ, мученическимъ видомъ ихъ кучеровъ, ихъ адъютантовъ, ихъ дeтей, ихъ просителей, что затeмъ нисколько имъ не мeшаетъ хранить гордый, героическiй, народолюбивый ликъ! Всегда вeдь можно найти хорошiя успокоительныя изреченiя: "лeсъ рубятъ, щепки летятъ", "любовь къ ближнему, любовь къ дальнему", правда? Они и въ Евангелiи находятъ изреченiя въ пользу террора. Гуманные романы пишутъ съ эпиграфами изъ Священнаго Писанiя... Награбленныя деньги безкорыстно отдаютъ въ партiйную кассу, но сами на счетъ партiйной кассы живутъ и недурно живутъ! Грабятъ и убиваютъ однихъ богачей, а деньги берутъ у другихъ,-- дураковъ у насъ, слава Богу, всегда было достаточно!.. Двойная бухгалтерiя, очень облегчающая и облагораживающая профессiю... Изъ убiйствъ дворниковъ и городовыхъ сдeлали новый видъ охоты. Тысячи простыхъ, неученыхъ, ни въ чемъ неповинныхъ людей перебили, какъ кроликовъ... Да что говорить! Нeтъ такой гнусности, передъ которой остановились бы эти люди... Они насъ называютъ опричниками! Повeрьте, сами они неизмeримо хуже, чeмъ мы, да еще, въ отличiе отъ насъ, на словахъ такъ и дышутъ человeколюбiемъ... Дай имъ власть и передъ ихъ опричниной не то, что наша, а та, опричнина царя Ивана Васильевича, окажется стыдливой забавой!..
   Яценко слушалъ его со страннымъ чувствомъ, въ которомъ къ безпокойству и недовeрiю примeшивалось нeчто похожее на сочувствiе,-- этого Николай Петровичъ потомъ не могъ себe объяснить. Многое изъ того, о чемъ говорилъ Федосьевъ, {322} было совершенно неизвeстно слeдователю; кое-что онъ зналъ или смутно вспоминалъ по газетамъ. Яценко понималъ односторонность нападокъ Федосьева, несправедливость разныхъ его доводовъ, но въ такомъ подборe и разсказe доводы эти звучали убeдительно и грозно. "А все-таки здeсь онъ ошибается... Преступленiе преступленiю рознь... Да, то они могли сдeлать, а это невозможно... Притомъ какъ же они могли отравить Фишера? Вeдь все это чистая фантазiя... Нeтъ, люди ему подобные, видно, становятся манiаками", -думалъ Николай Петровичъ.
   -- Разрeшите формулировать вашу мысль,-- сказалъ онъ, когда Федосьевъ, наконецъ, кончилъ. -- По вашимъ подозрeнiямъ, какой-то революцiонеръ непонятнымъ образомъ проникъ въ квартиру, гдe былъ Фишеръ, и отравилъ его, въ разсчетe на то, что миллiоны перейдутъ къ дочери убитаго, которая пожертвуетъ ихъ на революцiонныя цeли? Или ваши подозрeнiя еще ужаснeе и идутъ къ самой дочери Фишера? Но вeдь она находится заграницей...
   Вдругъ мысль о докторe Браунe ужалила Николая Петровича. "Какая ерунда!" -- сказалъ себe онъ.
   -- Не преувеличивайте значенiя моихъ словъ,-- уже спокойно, даже съ нeкоторымъ сожалeнiемъ, отвeтилъ Федосьевъ.-- Я сказалъ вамъ, что это только одна изъ возможностей, если хотите, возможность чисто теоретическая. Вы изволили мнe возразить: это совершенно неправдоподобно. Ваши слова меня, каюсь, задeли и я изложилъ вамъ -- слишкомъ пространно,-- почему я такую возможность совершенно неправдоподобной не считаю.
   -- Значить, вы не настаиваете на своемъ подозрeнiи? -- спросилъ Яценко. {323}
   -- Нeтъ, теперь не настаиваю,-- отвeтилъ нехотя Федосьевъ.-- Да я и прежде только смутно подозрeвалъ... Во всякомъ случаe вамъ виднeе. И, добавлю, теперь это ужъ никакъ не мое дeло, -- сказалъ онъ, улыбаясь.-Разрeшите подeлиться съ вами маленькимъ секретомъ, вы о немъ завтра прочтете въ газетахъ. Мои услуги признаны ненужными русскому государству, и я ко всеобщей радости уволенъ въ чистую отставку, съ мундиромъ и пенсiей, но больше ни съ чeмъ.
   "Вотъ оно что!" -- подумалъ Николай Петровичъ.-- "То-то онъ такъ демониченъ... Что-жъ, не сочувствiе же ему выражать, въ самомъ дeлe".
   -- Очень быстро у насъ идутъ теперь перемeны,-- уклончиво сказалъ Яценко.
   -- Да, мы не засиживаемся. Очевидно, высшее правительство совершенно увeрено въ своей силe, прочности и государственномъ искусствe. Слава Богу, конечно... Да, такъ видите ли, я не считалъ себя вправe оставлять своему преемнику дeло о Загряцкомъ. Я эту кашу заварилъ, я ее долженъ былъ и расхлебать. Скажу еще, что Загряцкiй значится не за охраннымъ отдeленiемъ, тамъ о немъ ничего не знаютъ, вы о немъ тамъ и не справляйтесь. А у меня онъ извeстенъ только подъ кличкой "Брюнетка", которую я поэтому также вынужденъ вамъ открыть.
   -- "Брюнетка",-- повторилъ Яценко. Оставившее его было раздраженiе вновь имъ овладeло. -- Не могу, однако, не сказать Вашему Превосходительству, что вы напрасно называете ваши дeйствiя расхлебыванiемъ каши. Напротивъ, расхлебывать ее придется намъ, а эта каша съ "Брюнетками" невкусная, Ваше Превосходительство.
   -- Очень сожалeю, что доставилъ вамъ огорченiе. Впрочемъ, оно вeдь не такъ ужъ велико? Прокуратура направитъ дeло къ дослeдованiю въ {324} порядкe 512-й статьи. Это, навeрное, не можетъ повредить вашей репутацiи, она достаточно прочна... Я все-таки хотeлъ бы и очень бы васъ просилъ, чтобы настоящая роль Загряцкаго осталась неразоблаченной. Очень бы просилъ, Николай Петровичъ... Но если, какъ я боюсь, это окажется практически невозможнымъ,-- вставая, сказалъ онъ съ подчеркнутой иронiей,-- то вeдомству вашему, да и лично вамъ, тревожиться нечего. Вся одiозность дeла вeдь падетъ на наше вeдомство, точнeе на вашего покорнаго слугу. Вамъ, напротивъ, обезпечено общественное сочувствiе, которое по нынeшнимъ временамъ всего важнeе... Прощайте, Николай Петровичъ, я у васъ засидeлся.
   Яценко, съ трудомъ сдерживаясь, сухо простился съ посeтителемъ. Онъ счелъ, впрочемъ, необходимымъ проводить его до дверей корридора именно въ виду отставки и опалы Федосьева.
   -- Да, кстати,-- добавилъ у двери Федосьевъ, не трудитесь искать убiйцу по дактилоскопическому снимку. Это рука околодочнаго, который производилъ дознанiе. Да, да, да... Онъ по неосторожности прикоснулся къ бутылкe... Околодочный Шавровъ... Я случайно выяснилъ... Прощайте, Николай Петровичъ,-любезно, почти ласково повторилъ онъ, выходя изъ камеры.
   Яценко растерянно смотрeлъ ему вслeдъ.
   VIII.
   Банкетъ по случаю двадцатипятилeтняго юбилея Кременецкаго долженъ былъ состояться въ одномъ изъ лучшихъ ресторановъ, въ большой залe, вмeщавшей около трехсотъ человeкъ. Еще за нeсколько дней до банкета запись желающихъ {325} принять въ немъ участiе была прекращена по отсутствiю мeста. Хотя въ февралe было еще нeсколько юбилеевъ, день, выбранный для чествованiя, оказался удачнымъ и не совпалъ ни съ какой другой общественной или театральной сенсацiей. Газетная подготовка юбилея прошла отлично: замeтки въ печати, вначалe глухiя, въ двe-три строки, потомъ понемногу все болeе подробныя, появлялись часто. У Семена Исидоровича были враги въ адвокатскомъ мiрe. Но въ газетныхъ кругахъ, гдe онъ былъ чужой, къ нему въ общемъ относились хорошо. Онъ часто выступалъ въ судe по литературнымъ дeламъ и въ этихъ случаяхъ неизмeнно отказывался отъ гонорара, даже тогда, когда его подзащитные были люди со средствами. Правда, доброе отношенiе къ Кременецкому у нeкоторыхъ старыхъ журналистовъ сочеталось съ насмeшкой. Такъ, Федоръ Павловичъ, секретарь газеты "Заря", принималъ замeтки объ юбилеe съ ругательствами; но все же принималъ ихъ и печаталъ на видномъ мeстe. Въ правыхъ газетахъ Семенъ Исидоровичъ тоже злобы не возбуждалъ.
   Комитета по устройству юбилея было рeшено не образовывать, такъ какъ при этомъ неизбeжны были жестокiя обиды. Все дeлалось способомъ семейнымъ, безымяннымъ. Главная тяжесть работы выпала на долю Тамары Матвeевны и Фомина; имъ помогали близкiе друзья дома. Въ теченiе мeсяца, предшествовавшаго юбилею, у Тамары Матвeевны, кромe чисто дeловыхъ засeданiй, происходили и небольшiе обeды въ тeсномъ кругу. Самъ Семенъ Исидоровичъ, разумeется, не присутствовалъ на засeданiяхъ, а съ обeдовъ рано уeзжалъ, ссылаясь на неотложныя дeла. Но Тамара Матвeевна по вечерамъ наединe подробно все сообщала мужу и узнавала его мнeнiе, которое онъ, впрочемъ, всегда высказывалъ отрывисто и {326} уклончиво, ибо его это дeло совершенно не касалось.
   Работа была трудная и сложная. Постоянно возникали новые вопросы, то мелкiе, техническiе, то серьезные и принципiальные. Такъ, на первомъ же обeдe въ тeсномъ кругу, передъ устроителями всталъ вопросъ о самомъ характерe чествованiя. За кофе Тамара Матвeевна, повторяя и слова, и бeглыя застeнчивыя интонацiи мужа, указала, что Семенъ Исидоровичъ не только одинъ изъ первыхъ адвокатовъ Россiи (изъ приличiя она не сказала первый): онъ кромe того политикъ и общественный дeятель. Должно ли придать чествованiю характеръ политическiй? Въ глубинe души Тамара Матвeевна предпочла бы отрицательный отвeтъ на этотъ вопросъ. Она боялась преслeдованiй со стороны правительства, травли черносотенныхъ организацiй. Ея мнeнiе раздeлялъ и Фоминъ. Но другiе участники обeда высказались рeшительно противъ этого мнeнiя. Особенно горячо высказался Василiй Степановичъ.
   -- Вы не можете не знать, дорогая Тамара Матвeевна,-- сказалъ онъ рeшительно, подливая себe бенедиктина,-- что юбилей Семена Исидоровича не только праздникъ русской адвокатуры: это праздникъ всей лeвой Россiи!
   "Экъ, однако, хватилъ!" -- подумалъ князь Горенскiй. Онъ озадаченно посмотрeлъ на редактора. Но добрые голубые глаза Василiя Степановича выражали такую глубокую увeренность въ правотe его словъ, что Горенскiй заколебался: можетъ быть, дeйствительно онъ недооцeнивалъ Семена Исидоровича и его заслуги? Быстро обдумавъ вопросъ, князь тоже заявилъ, что чествованiе необходимо придать характеръ общественно-политическiй. Противъ этого мнeнiя осторожно возражалъ Фоминъ. {327}
   -- Лeвая Россiя это хорошо, но Россiя-просто еще лучше,-- сказалъ онъ.-- Если мы поставимъ ударенiе на слово "лeвый", то магистратура во всякомъ случаe не приметъ участiя въ нашемъ праздникe.
   -- Тeмъ хуже для магистратуры! -- воскликнулъ Василiй Степановичъ. Однако Тамара Матвeевна не могла признать, что тeмъ хуже для магистратуры: она догадывалась, что и Семену Исидоровичу этотъ выходъ не будетъ особенно прiятенъ. Въ споръ вмeшался Никоновъ. Раздраженный словами Василiя Степановича, онъ высказался со свойственной ему шутливой рeзкостью:
   -- Ну, ужъ тамъ лeвая Россiя, или не лeвая Россiя, или никакая не Россiя,-- сказалъ онъ (всe немного смутились),-- но я прямо говорю: весь смыслъ банкета именно въ политической манифестацiи. Нашъ святой долгъ, господа, показать кукишъ правительству!.. Поэтому и публика къ намъ такъ валитъ... Теперь, послe убiйства Гришки, настроенiе такое, что и магистратура къ намъ повалитъ, голову даю на отсeченiе!
   -- Можетъ быть, вы не такъ дорожите своей головой, Григорiй Ивановичъ,-- сказалъ язвительно Фоминъ,-- но могу васъ увeрить, что сенаторъ Медвeдевъ на политическiй банкетъ не явится.
   -- Вотъ еще кто вамъ понадобился, зубръ этакой! -- воскликнулъ возмущенно князь.-- Мы устраиваемъ банкетъ не для Бeловeжской пущи.
   Василiй Степановичъ отъ негодованiя пролилъ ликеръ на скатерть.
   -- Объ этомъ надо, конечно, очень серьезно подумать,-- замeтила озабоченно Тамара Матвeевна, не имeвшая твердаго мнeнiя до тeхъ поръ, пока не высказался Семенъ Исидоровичъ.
   Вечеромъ она доложила о спорe мужу. {328}
   -- Фоминъ отчасти правъ,-- сказала она нерeшительно.-- Не только Медвeдевъ тогда не придетъ, Богъ съ нимъ! -- но и многiе другiе. Я не увeрена даже, что придетъ Яценко?
   -- Все-таки странно, что русскiе люди никогда ни на чемъ не могутъ сойтись,-- сказалъ съ горечью Семенъ Исидоровичъ.-- Во всякой другой странe существуютъ безспорныя цeнности: въ Англiи, во Францiи, въ Бельгiи ("Бельгiя" сорвалась у него какъ-то нечаянно). Одни мы, русскiе, всегда безъ нужды грыземся... Дeлайте, какъ хотите! -- въ сердцахъ отрывисто добавилъ онъ.
   Разстроенная Тамара Матвeевна немедленно перевела разговоръ на другой предметъ. Она принялась разсказывать о томъ, какъ всe, рeшительно всe, стремятся попасть на банкетъ и въ какое отчаянье приходятъ люди, узнавая, что мeстъ уже нeтъ. Семенъ Исидоровичъ понемногу смягчился. Характеръ чествованья такъ и остался неяснымъ. Было рeшено предоставить полную свободу ораторамъ.
   Вопросы не-принципiальные Тамара Матвeевна разрeшала сама. Ресторанъ былъ выбранъ очень дорогой, но плату за обeдъ установили низкую -- пять рублей съ человeка,-- чтобы сдeлать участiе въ банкетe возможно болeе доступнымъ. При этомъ Тамара Матвeевна поручила Фомину доплатить ресторатору столько, сколько будетъ нужно, не останавливаясь ни передъ какими расходами. У Тамары Матвeевны, благодаря щедрости мужа, уже года три были собственныя деньги и текущiй счетъ въ банкe. Изъ этихъ же денегъ она оплатила свой дорогой подарокъ Семену Исидоровичу: портретъ Муси работы извeстнаго художника. Меню обeда было поручено выработать Фомину, который имeлъ репутацiю тонкаго гастронома. Онъ очень хорошо справился со своей задачей; {329} любо было смотрeть на проэктъ разукрашенной карточки съ разными звучными и непонятными "Homard Thermidor", "Me'daillon de foie gras", "Coupe Chantilly", и т. п.