Эббот расстегнул пиджак, чтобы, если что, была возможность быстро выхватить Магнум и, ухмыляясь, двинулся к ним. Безоружный коп нежного возраста – это одно дело, а снайпер из Особого отдела – совсем другое. Если у того в руке окажется пистолет, он труп.
– Здорово, Дорис, дорогуша, в чем проблема?
– Эти вымогатели думают, что они могут...
– Уведи ее отсюда, приятель, – сказал парень из Особого отдела, – пока ее не забрали в отделение.
Агент смотрел на Эббота, но не видел его, отчасти потому что был смущен, а отчасти потому, что пьяная, нарывающаяся на неприятности шлюха никак не ассоциировалась у него в голове с Эбботом.
– В отделение? – переспросила Дорис. – Кто это, черт побери, собирается забрать меня в отделение? Я не какая-нибудь пятишиллинговая шлюха, я только что была здесь у очень важного человека.
Она махнула рукой в сторону отеля.
– Я бы и сам не возражал тебя забрать, ты симпатичная сучка, – сказал Эббот. – Цып-цып-цып. Пойдем.
По какой-то причине это развеселило Дорис, и она принялась хихикать. Ричард взял ее под руку и повел прочь. Ему было непросто повернуться спиной к агенту из Особого отдела. Он готов был в любой момент услышать: "Одну минуту, сэр", – и, повернувшись, увидеть направленное на него дуло пистолета, поэтому держал правую руку наготове, чувствуя себя как будто голым. Но ничего не произошло. Он снова вздохнул спокойно.
Дорис икнула и, покачнувшись, схватилась за его руку. Эббот вздрогнул.
– Что такое?
Пришлось рассказать ей о Хаки МакТаклзах.
– Я же тебе говорила! Если где назревает драка, эти чертовы Хаки МакТаклзы тут как тут.
– У них, должно быть, нюх.
– Еще бы – как у навозных жуков на дерьмо. Есть закурить?
Эббот протянул сигарету. Она попыталась ее зажечь, но не могла удержать спичку. Он помог ей прикурить.
– Дорис, зайка, где ты умудрилась с самого утра так надраться?
– Я не пьяная, я просто устала. Совсем не спала. Наш приятель ниггер останавливается только чтобы пожрать... Ну, может, немного выпила. Знаешь, у меня на завтрак было шампанское. Он спросил меня, чего мне хочется, и я сказала, что всегда хотела на завтрак настоящее французское шампанское, а не сладкую шипучую гадость местного разлива. Тогда он хлопнул в ладоши и велел этому своему дебилу помощнику Артуру принести шампанское для Эрминтруды. Он все время называет меня Эрминтрудой.
Она широко зевнула.
– Как насчет кофе?
– Может, хотя это меня разбудит.
Он завел ее в кофейню, и после пары чашек кофе зевание немного поутихло.
Расспросив ее о мерах безопасности в отеле, Ричард не узнал ничего, кроме того, что ему уже было известно или о чем он сам догадался.
Заскучав, он лениво размышлял о том, что Нжала в ней нашел. Возможно, ее доступность в любое время дня и ночи, или ему нравится возвращаться обратно на дно – то, что французы называют nostalgie de la boue.
Он был неправ. Дорис имела успех.
– Я ему нравлюсь, старому как-его-там.
– Правда?
– Ага, и знаешь, что ему нравится больше всего?
– Разговаривать с тобой.
– Мой характер. Он говорит, у меня рисковый характер.
– Не сомневаюсь.
Незаинтересованность Эббота была очевидной. Приняв ее за неверие, Дорис сказала:
– Думаешь, я шучу? Он пригласил меня к себе за город. Завтра вечером.
Эббот медленно и осторожно поставил на стол чашку с кофе, которая уже была на полпути к его рту.
– К себе за город?
– Ага. Более того, я полечу туда на вертолете, на военном, как принцесса.
– Куда?
– Не знаю. Это все "тсс". Что-то, связанное с государственной тайной Короны, он же такая важная шишка.
Эббот и не ждал, что она будет знать. Нжала не настолько глуп и неосторожен. И все-таки это была помощь. Теперь хотя бы появилась какая-то информация о предполагаемых передвижениях Нжала. И, возможно, он узнает больше. Гораздо больше.
– Теперь слушай, это будет бомба. Если ты действительно проведешь ночь в загородном поместье, я смогу продать историю на континент, в Америку, куда угодно. А с правами на постановку шоу, синдикацию и производство фильмов ты заработаешь целое состояние.
– Сколько?
– Минимум, гарантированный минимум, – пять тысяч.
– О, Господи Иисусе, – выдохнула она, мгновенно протрезвев и проснувшись. – Пять тысяч... О Боже...
– Но мне понадобится побольше достоверных деталей: как выглядит поместье, количество слуг, меры безопасности и так далее.
Он остановился, давая ей возможность переварить информацию.
– Каждая деталь, Дорис.
– За пять тысяч, крошка, – ответила Дорис, – ты получишь любую деталь, которую только можно вообразить, включая точную длину его большого черного члена. В сантиметрах, а не в дюймах, для Общего Рынка и для удобства понимания и восприятия мировой и европейской общественности.
И она так затряслась от смеха, что на столе задрожали чашки.
Он не помнил, как добрался до побережья. Просто однажды ночью вдруг понял, что находится на дороге, обсаженной мангровыми деревьями. Он знал, что теперь нужно идти в сторону порта, то есть в северном направлении. Порт, мерцавший в недолгих африканских сумерках, был уже виден с холма. Впрочем, быть может, это был мираж.
Дорога была мощеной, но неровной, поэтому идти по ней в темноте было довольно затруднительно. Периодически мимо проносились машины, преимущественно, военные джипы, ослепляя ярким светом фар, и тогда приходилось прятаться в придорожных кустах или канаве.
Он ориентировался по Полярной звезде и старался идти как можно быстрее, но, тем не менее, все время приходилось замедлять шаг, казалось, что он идет через вату, как во сне. Освещенный лунным светом, Ричард целую вечность шел по дороге, пока, наконец, она не превратилась в мост через мелкую речку и прибрежную зону, и он увидел луну, отражающуюся в маслянистой воде залива.
Место выглядело заброшенным. Он прошелся по пристани, на которую падали длинные тени от пришвартованных кораблей, нервничая от гнетущей тишины. Вдруг где-то над ним, на палубе одного из кораблей тихонько запел какой-то матрос. Возможно, это был некий сигнал, потому что одновременно из тени выступили двое черных громил. В темноте блеснуло лезвие ножа, но его пистолет был уже направлен им в лицо.
– Отвалите, придурки, – сказал он на местном диалекте, который, должно быть, удивил их даже больше, чем оружие.
И медленно пошел в сторону огней города. Города Нжала, который находился на возвышении относительно порта, а на севере местность круто поднималась, образуя плато, где, открытый холодным морским бризам, стоял президентский дворец. Когда-то это была официальная резиденция британского губернатора. После объявления независимости он был перестроен новым президентом на более пышный и богатый манер. Второй раз его перестроил Нжала, убивший нового президента, его семью, друзей и сторонников во время короткого и кровавого военного переворота. Нжала из дворца сделал крепость, денно и нощно охраняемую специально отобранными войсками.
Его присутствие ощущалось неизбежно и неотвратимо. Площадь Нжала, улица Нжала, повсюду статуи и плакаты. Даже футболки с его изображением. На сто процентов город Нжала.
И город Киро. Во всяком случае, эти трущобы. Здесь Киро жил вместе с другими политическими изгнанниками, не настолько значительными, чтобы сажать их в тюрьму или расстреливать. Пока, разумеется, они не станут достаточно важными, чтобы посадить их в тюрьму и расстрелять.
Он искал сестру Киро, проститутку, жившую на окраине трущоб.
Глава 14
Глава 15
– Здорово, Дорис, дорогуша, в чем проблема?
– Эти вымогатели думают, что они могут...
– Уведи ее отсюда, приятель, – сказал парень из Особого отдела, – пока ее не забрали в отделение.
Агент смотрел на Эббота, но не видел его, отчасти потому что был смущен, а отчасти потому, что пьяная, нарывающаяся на неприятности шлюха никак не ассоциировалась у него в голове с Эбботом.
– В отделение? – переспросила Дорис. – Кто это, черт побери, собирается забрать меня в отделение? Я не какая-нибудь пятишиллинговая шлюха, я только что была здесь у очень важного человека.
Она махнула рукой в сторону отеля.
– Я бы и сам не возражал тебя забрать, ты симпатичная сучка, – сказал Эббот. – Цып-цып-цып. Пойдем.
По какой-то причине это развеселило Дорис, и она принялась хихикать. Ричард взял ее под руку и повел прочь. Ему было непросто повернуться спиной к агенту из Особого отдела. Он готов был в любой момент услышать: "Одну минуту, сэр", – и, повернувшись, увидеть направленное на него дуло пистолета, поэтому держал правую руку наготове, чувствуя себя как будто голым. Но ничего не произошло. Он снова вздохнул спокойно.
Дорис икнула и, покачнувшись, схватилась за его руку. Эббот вздрогнул.
– Что такое?
Пришлось рассказать ей о Хаки МакТаклзах.
– Я же тебе говорила! Если где назревает драка, эти чертовы Хаки МакТаклзы тут как тут.
– У них, должно быть, нюх.
– Еще бы – как у навозных жуков на дерьмо. Есть закурить?
Эббот протянул сигарету. Она попыталась ее зажечь, но не могла удержать спичку. Он помог ей прикурить.
– Дорис, зайка, где ты умудрилась с самого утра так надраться?
– Я не пьяная, я просто устала. Совсем не спала. Наш приятель ниггер останавливается только чтобы пожрать... Ну, может, немного выпила. Знаешь, у меня на завтрак было шампанское. Он спросил меня, чего мне хочется, и я сказала, что всегда хотела на завтрак настоящее французское шампанское, а не сладкую шипучую гадость местного разлива. Тогда он хлопнул в ладоши и велел этому своему дебилу помощнику Артуру принести шампанское для Эрминтруды. Он все время называет меня Эрминтрудой.
Она широко зевнула.
– Как насчет кофе?
– Может, хотя это меня разбудит.
Он завел ее в кофейню, и после пары чашек кофе зевание немного поутихло.
Расспросив ее о мерах безопасности в отеле, Ричард не узнал ничего, кроме того, что ему уже было известно или о чем он сам догадался.
Заскучав, он лениво размышлял о том, что Нжала в ней нашел. Возможно, ее доступность в любое время дня и ночи, или ему нравится возвращаться обратно на дно – то, что французы называют nostalgie de la boue.
Он был неправ. Дорис имела успех.
– Я ему нравлюсь, старому как-его-там.
– Правда?
– Ага, и знаешь, что ему нравится больше всего?
– Разговаривать с тобой.
– Мой характер. Он говорит, у меня рисковый характер.
– Не сомневаюсь.
Незаинтересованность Эббота была очевидной. Приняв ее за неверие, Дорис сказала:
– Думаешь, я шучу? Он пригласил меня к себе за город. Завтра вечером.
Эббот медленно и осторожно поставил на стол чашку с кофе, которая уже была на полпути к его рту.
– К себе за город?
– Ага. Более того, я полечу туда на вертолете, на военном, как принцесса.
– Куда?
– Не знаю. Это все "тсс". Что-то, связанное с государственной тайной Короны, он же такая важная шишка.
Эббот и не ждал, что она будет знать. Нжала не настолько глуп и неосторожен. И все-таки это была помощь. Теперь хотя бы появилась какая-то информация о предполагаемых передвижениях Нжала. И, возможно, он узнает больше. Гораздо больше.
– Теперь слушай, это будет бомба. Если ты действительно проведешь ночь в загородном поместье, я смогу продать историю на континент, в Америку, куда угодно. А с правами на постановку шоу, синдикацию и производство фильмов ты заработаешь целое состояние.
– Сколько?
– Минимум, гарантированный минимум, – пять тысяч.
– О, Господи Иисусе, – выдохнула она, мгновенно протрезвев и проснувшись. – Пять тысяч... О Боже...
– Но мне понадобится побольше достоверных деталей: как выглядит поместье, количество слуг, меры безопасности и так далее.
Он остановился, давая ей возможность переварить информацию.
– Каждая деталь, Дорис.
– За пять тысяч, крошка, – ответила Дорис, – ты получишь любую деталь, которую только можно вообразить, включая точную длину его большого черного члена. В сантиметрах, а не в дюймах, для Общего Рынка и для удобства понимания и восприятия мировой и европейской общественности.
И она так затряслась от смеха, что на столе задрожали чашки.
* * *
После адского путешествия по джунглям, последние два дня которого были одним нескончаемым кошмаром, Эббот настолько ослаб, что ему хотелось просто прилечь в кустах и тихо умереть, как больное животное.Он не помнил, как добрался до побережья. Просто однажды ночью вдруг понял, что находится на дороге, обсаженной мангровыми деревьями. Он знал, что теперь нужно идти в сторону порта, то есть в северном направлении. Порт, мерцавший в недолгих африканских сумерках, был уже виден с холма. Впрочем, быть может, это был мираж.
Дорога была мощеной, но неровной, поэтому идти по ней в темноте было довольно затруднительно. Периодически мимо проносились машины, преимущественно, военные джипы, ослепляя ярким светом фар, и тогда приходилось прятаться в придорожных кустах или канаве.
Он ориентировался по Полярной звезде и старался идти как можно быстрее, но, тем не менее, все время приходилось замедлять шаг, казалось, что он идет через вату, как во сне. Освещенный лунным светом, Ричард целую вечность шел по дороге, пока, наконец, она не превратилась в мост через мелкую речку и прибрежную зону, и он увидел луну, отражающуюся в маслянистой воде залива.
Место выглядело заброшенным. Он прошелся по пристани, на которую падали длинные тени от пришвартованных кораблей, нервничая от гнетущей тишины. Вдруг где-то над ним, на палубе одного из кораблей тихонько запел какой-то матрос. Возможно, это был некий сигнал, потому что одновременно из тени выступили двое черных громил. В темноте блеснуло лезвие ножа, но его пистолет был уже направлен им в лицо.
– Отвалите, придурки, – сказал он на местном диалекте, который, должно быть, удивил их даже больше, чем оружие.
И медленно пошел в сторону огней города. Города Нжала, который находился на возвышении относительно порта, а на севере местность круто поднималась, образуя плато, где, открытый холодным морским бризам, стоял президентский дворец. Когда-то это была официальная резиденция британского губернатора. После объявления независимости он был перестроен новым президентом на более пышный и богатый манер. Второй раз его перестроил Нжала, убивший нового президента, его семью, друзей и сторонников во время короткого и кровавого военного переворота. Нжала из дворца сделал крепость, денно и нощно охраняемую специально отобранными войсками.
Его присутствие ощущалось неизбежно и неотвратимо. Площадь Нжала, улица Нжала, повсюду статуи и плакаты. Даже футболки с его изображением. На сто процентов город Нжала.
И город Киро. Во всяком случае, эти трущобы. Здесь Киро жил вместе с другими политическими изгнанниками, не настолько значительными, чтобы сажать их в тюрьму или расстреливать. Пока, разумеется, они не станут достаточно важными, чтобы посадить их в тюрьму и расстрелять.
Он искал сестру Киро, проститутку, жившую на окраине трущоб.
Глава 14
Шеппард и двое агентов Особого отдела всю ночь прождали Эббота в квартире Джоан.
Около четырех утра Шеппард заснул и проспал два часа, проснувшись от кошмара, в котором отделившееся от тела лицо Фрэнка Смита смеялось над ним. Затем оно превратилось в лицо Эббота, и суперинтендант попытался ударить его, но рука была бессильна, будто бы сделанная из ваты, и не слушалась суперполицейского. Он проснулся в холодном поту.
Один из агентов принес ему кофе. Но даже кофе не помог ему избавиться от кислого мерзкого привкуса во рту.
– Он не придет, – сказал он. – Этот ублюдок не придет.
Оставив агентов в квартире, он вернулся к себе в викторианский особняк, расположенный напротив кладбища на Апнер Тутипг, попытался снова заснуть, но слишком устал, и просто лежал, уставившись в потолок, все еще ощущая тот кислый привкус во рту. В девять полицейская машина доставила его на Холланд Парк на встречу с начальником Департамента и Фрэнком Смитом.
Он доложил о неудаче с Эбботом и проиграл запись телефонного разговора Ричарда с Джоан.
– Я ничего не понимаю. Она сказала ему, что он может приходить. Он сказал, что придет. Вы сами слышали. Он не мог выразиться яснее, правда?
– И вы прождали всю ночь? – спросил начальник Департамента.
– Всю ночь, черт побери.
Он увидел, что Смит улыбается.
– Что вас так рассмешило?
От усталости он стал раздражительным, от недосыпания его глаза опухли, а веки стали неподъемными. Он не завтракал, и начинал чувствовать голод. И он до сих пор не избавился от этого треклятого привкуса во рту.
Смит выглядел расслабленным и отдохнувшим, каковым и был после ночи тихой страсти, хорошего сна и отличного завтрака. Наконец-то мир казался ему прекрасным, и его природный пессимизм временно отступил.
– Я улыбаюсь, – ответил он, – потому что я счастлив.
Он также улыбался поражению Шеппарда. Что с того, что он не спал всю ночь. Так ему и нужно, толстому ублюдку. Не исключено, что это не последняя бессонная ночь, пока работа не окончена.
– Итак, почему он не появился?
– Возможно, – сказал начальник Департамента, – с ним что-то случилось. Может, несчастный случай.
– Надеюсь, нам повезет, – проворчал Шеппард.
– Имеет ли смысл обзванивать больницы?
– Нет, – ответил Смит, – не имеет. Я знаю объяснение. По крайней мере, думаю, что знаю. Это пришло мне в голову, когда я первый раз прослушал запись вчера вечером.
– Что ты имеешь в виду? – медленно произнес Шеппард.
Смит рассказал им о шифре ОСАР, наблюдая за тем, как багровый румянец расползается по лицу Шеппарда полосами от воротничка, постепенно окрашивая все лицо. На его лбу выступили вены, а на щеке дрожал мускул. Маленькие сине-серые глаза потемнели так, что радужная оболочка и зрачок слились в одно.
– Почему ты не сказал мне об этом прошлой ночью? – голос суперинтенданта звучал так, как будто что-то сдавило его горло.
Смит улыбнулся своей самой обезоруживающей улыбкой.
– Я не был уверен, решил ли он, что это шифр, или нет. Это самое прекрасное – никогда нельзя быть уверенным.
– И все-таки ты мог бы мне сказать.
– Вам бы все равно пришлось остаться и ждать, чтобы быть абсолютно уверенными, не так ли?
– Ну, я бы... – Шеппард не знал, что сказать. – Я думаю, я бы подождал часа два, оставил бы там пару человек и уехал.
– Ты и так мог бы это сделать.
– Я знаю, но... ну, я хотел присутствовать при моменте. Это естественно.
"Ты хочешь сказать, что хотел себе всех почестей и чертовой славы", – подумал Смит. Похвал и поздравлений. Хотел стать любимчиком министра, лучшим вундеркиндом Скотланд-Ярда, в одиночку поймавшим убийцу (кроме, разумеется, помощи полдюжины быков, о которых, естественно, все бы забыли, когда бы началась раздача розовых букетов и белых слонов). Суперполицейский снова сделал это. Но оказалось, что суперполицейский просидел в засаде без сна всю ночь, пока остальные спали или занимались любовью, как цивилизованные люди.
– Мне очень жаль, что вы провели бессонную ночь, – сказал Фрэнк и улыбнулся при виде того, как лицо Шеппарда снова начало окрашиваться в этот странный морковный цвет.
Он наслаждался маленькой местью за то, как Шеппард обошелся с Джоан, и Шеппард прекрасно это знал, но ничего не мог сделать, поэтому ему оставалось проглотить свою ярость и терпеливо ждать возможности расквитаться со Смитом. Он был из тех, кто умеет ждать годами.
– Если что-нибудь подобное случится снова, – сказал начальник Департамента, – я хочу, чтобы меня информировали сразу же, а не тогда, когда все уже кончено.
Шеппард кивнул, молча снося упрек. Однако теперь он еще более утвердился в своем намерении поймать Эббота, живым или мертвым, и без чьей-либо помощи, а особенно, без участия Смита. Он старался не смотреть на Смита, который, он был уверен, улыбался.
– Теперь, – сказал начальник Департамента, – как далеко мы продвинулись в подготовке сегодняшней операции?
– Вертолет Королевских Военно-Воздушных Сил будет стоять наготове на лондонском аэродроме с восьми тридцати, – сказал Смит.
– Нам понадобятся посадочные огни у дома.
– Их установят сегодня днем. На одной из лужаек.
– Так, а вы ответственны за доставку Нжала к вертолету.
Это уже Шеппарду, который кивнул в ответ.
– Мы заберем его из отеля около девяти, если он не заставит нас ждать. Дорога до аэродрома не должна занять больше двадцати минут.
– Какой будет эскорт?
– Пара полицейских машин, одна впереди, одна сзади, плюс несколько мотоциклистов.
– Weissen Mause, – сказал Смит.
– Что? – переспросил Шеппард.
– Белые мыши, – ответил Смит. – Так их называют немцы.
– Кого?
– Полицейские на мотоциклах.
"Идиотское замечание, – подумал Шеппард – Вполне типично для этого образованного чистоплюя".
– Правда? – вежливо отозвался он.
– Вы едете с ним?
Шеппард снова кивнул.
– Сержант Клиффорд и я будем вместе с ним в машине. А потом и в вертолете.
– Выводить его будете через парадный вход или через черный? – спросил Смит.
– Мы решили через черный.
– Мне кажется, через парадный было бы лучше, – заметил Смит.
Шеппард почувствовал вновь поднимающийся в нем гнев, но сумел его подавить. Этот ублюдок просто пытается ему досадить.
– Почему?
– Больше людей вокруг.
– Простите, я что-то не понимаю.
– Меньше шансов хорошо прицелиться. Большой шанс подстрелить невинного прохожего.
– Вы на самом деле полагаете, что это волнует психопата-убийцу?
– Мы говорим о Ричарде Эбботе, о нашем собственном агенте. О человеке, которого мы выбрали, чтобы убить президента Нжала. Тогда мы не называли его психопатом или убийцей.
– Что ж, это то, во что он превратился теперь.
– Исключительно в твоем тупом маленьком мозгу, который все упрощенно распределяет по категориям, потому что только так может функционировать.
Смит заметил, что трясется от гнева.
– Достаточно, Фрэнк, – сказал начальник Департамента.
Шеппард улыбнулся своей кривоватой улыбкой. Наконец-то он нащупал слабину.
– О, я все время забываю, – сказал он. – Вы ведь друзья.
– Ты много чего забываешь, включая то, с чем имеешь дело.
– Фрэнк, – снова вмешался начальник Департамента, – я сказал, этого достаточно.
Затем, обращаясь к Шеппарду:
– Зная Эббота, я тоже не думаю, что он станет стрелять на людной улице.
– О'кей, – внезапно сдался Шеппард, – мы выведем Президента через парадный вход.
Ему было наплевать, через какую дверь выводить Нжала. Его заботило только то, как свести счеты со Смитом. И он смутно чувствовал, что ему это удалось. Это было маленькое удовлетворение, но суперкоп повеселел. И, извинившись, ушел, улыбаясь во весь кривой рот.
– Фрэнк, ты должен себя сдерживать, несмотря на антипатию к Шеппарду.
– Мы не должны работать с такими подонками, как он.
– В идеальном мире мы и не стали бы. Но в идеальном мире у таких людей, как мы, вообще не было бы работы. А Шеппард добивается результатов. Каким-то образом.
– Разумеется, – горько сказал Смит, – кого волнует, каким.
– Фрэнк, каждой стране нужны такие люди, как он. У каждой страны они есть.
– Так вот почему мир так благоухает.
Начальник Департамента слабо улыбнулся и принялся за донесение разведки о русской торговой делегации, ожидавшейся днем в лондонском аэропорту. В нем говорилось, что глава делегации прямо из аэропорта направится в отель к Нжала на секретную встречу и к остальной делегации присоединится позднее.
– Это, – сказал начальник Департамента, – предположительно, и есть причина, по которой Нжала отказался сразу же ехать в деревню. Он хочет дождаться русских.
– Нет, это не причина. Мы могли бы доставить ему туда русских на блюдечке с голубой каемочкой.
– Предполагается, что встреча будет секретной.
– Да не смешите меня. Нжала не может не знать, что мы все выясним. Это же наша территория. В любом случае, откуда у нас эта информация?
– От нашего человека в одном из африканских посольств.
– А откуда ему это известно?
– Он знаком с кем-то из посольства Нжала. Мы полагаем, что это намеренная утечка информации.
– Вот именно. Нжала хочет, чтобы мы знали о том, что он торгуется с русскими. Чтобы он мог вздернуть цены на нефть.
– Полагаю, что так, – сказал начальник Департамента.
– Нет, – сказал Смит. – В этом есть что-то фальшивое. Он ждет чего-то еще. Или кого-то еще. Кого-то, о ком он не хочет, чтобы знали мы.
– Кого, например?
– Бог знает. Он хитрожопее, чем полковник Каддафи. И такой же опасный.
– Можешь выяснить?
Смит пожал плечами.
– Я попробую. Но он хитрый ублюдок.
– К тому же ненадежный, – добавил начальник Департамента, нервно ковыряя мизинцем в ухе.
– Так говорит Ричард Эббот.
– Ах да, я хотел спросить тебя о Ричарде.
Фрэнк Смит подумал, не был ли весь этот разговор о русской торговой делегации всего лишь преамбулой к разговору об Эбботе. Но к чему все эти околичности? Наверняка у начальника Департамента была на то причина. У него всегда была причина, хотя нередко ее было непросто определить.
После своей встречи с Эбботом Смит позвонил начальнику Департамента и рассказал об их разговоре так подробно, как только смог. Начальник Департамента слушал, не перебивая, но ничего не сказал. Он просто поблагодарил Смита и повесил трубку. Но Смиту показалось, что он собирается докладывать об этом одному из своих начальников, возможно, министру или премьер-министру. Никто не знал, кто отдает приказания самому начальнику Департамента.
– Из того, что ты мне сказал, – начал начальник Департамента, – мне показалось, что он вполне вменяем. Во всяком случае, практически.
Смит кивнул. Начальник Департамента по-прежнему говорил уклончиво.
– Но, так как мы не можем с ним связаться, мы не можем даже попытаться, – он отчаянно жестикулировал, – убедить его передумать.
– Он никогда не передумает.
– Только Бог и сумасшедшие никогда не изменяют своих решений и не торгуются. А поскольку он все же не Бог...
– Но он и не сумасшедший. Во всяком случае, я так не думаю. Вы бы тоже так не думали, если бы с ним поговорили.
– Но как тогда ты объясняешь его поведение?
– Он просто одержим желанием убить Нжала. После всего, через что он прошел, думаю, я бы чувствовал то же самое. Кто угодно так бы себя чувствовал.
Начальник Департамента кивнул.
– Я думаю, это довольно очевидно. Он ведь на самом деле не верит в эту чепуху о том, что мы его предали? В глубине души.
"Так, теплее", – подумал Смит.
– Как раз в это он и верит. И именно в глубине души.
– Но ведь у него нет доказательств, как ты сам заметил.
– Это не значит, что это неправда. Да они ему и не нужны.
– Но в данном случае ведь ни один разумный человек не поверил бы в это, не так ли? То есть, ты бы не поверил, ведь так?
"Итак, вот оно, – подумал Смит, – ват главный вопрос, вот что они на самом деле хотят знать. Потому что, если я поверю, что Эббота предали, остальные в Департаменте тоже могут начать верить. А если наши агенты поверят в то, что мы можем их сдать в любой момент, была бы достаточно высока цена политического момента..."
– Мне сложно ответить на этот вопрос, – сказал он. – Понимаете, если бы я был на месте Эббота и знал то, что знает он, я бы несомненно поверил в то, что меня предал Департамент.
– Нет, Фрэнк, только не ты! – начальник Департамента позволил ноткам боли и потрясения прозвучать в его голосе (он не хотел переиграть).
– Однако, поскольку я не на его месте, я не могу позволить себе думать, что мы продали своего. Иначе мне придется уйти в отставку. И выступить с разоблачением. И рассказать всему миру о том, что я думаю об этом вонючем, отвратительном, проклятом заговоре внутри Тайной Службы Ее Величества.
Смит заметил, что снова трясется от гнева. Он дал себе время успокоиться.
– Я сказал, что мне сложно ответить на этот вопрос. Я чувствую себя лицемером, пытающимся оправдать то, что оправдать невозможно. И, разумеется, у меня не получается. Все, что я могу, – это затуманивать вопрос умными словами и ни во что слишком не углубляться, особенно, в собственную совесть.
Довольно долго ни один не произносил ни слова. Начальник Департамента снова нервно засунул мизинец в ухо. Затем он прокашлялся, облокотился на стол и сложил пальцы рук.
– Фрэнк, – сказал он с торжественностью в голосе, которая сразу насторожила Смита, – если Ричарда сдали отсюда, я бы не мог об этом не знать.
– Да, – сказал Фрэнк, – об этом я догадался.
– И я могу тебя заверить, что мы его не предавали.
Он выпрямился, посмотрел Смиту в глаза и сказал еще более торжественно:
– Я даю тебе слово.
"Слово настоящего английского джентльмена старой закалки", – сказал Смит, но не слишком громко.
Он и вправду выглядел, как настоящий старый английский джентльмен: седовласый, с большими голубыми глазами и красноватым лицом. Фрэнк прямо видел его, раздающего местным жителям бисер в обмен на их землю. Нет, это было несправедливо. Он преувеличивал, потому что злился. Он должен поверить начальнику Департамента, если это упростит дело.
– Я верю вам, сэр, – ответил Смит. Он был религиозен, и возможно, перекрестился или хотя бы скрестил пальцы.
– И все-таки его предали. Кто-то.
Фрэнк затаил дыхание, ожидая окончания фразы, но начальник Департамента больше ничего не сказал.
Предали. Почему они не сказали "списали", как они обычно выражались? Возвращение к формальному языку было само по себе предательством. Это всегда так.
– Я не должен говорить тебе, – сказал начальник Департамента, – но я рекомендовал тебя на должность моего заместителя. Тебе, конечно, придется пройти комиссию, но это просто формальность, так как я сам буду на ней председательствовать.
Смит был слишком удивлен, чтобы что-то говорить.
Начальник Департамента улыбнулся:
– Я думаю, это нужно отметить. Предлагаю ланч с шампанским в "Савое".
"Что будем праздновать, – подумал Смит. Мое продвижение? Или безвременную кончину моей совести?"
Около четырех утра Шеппард заснул и проспал два часа, проснувшись от кошмара, в котором отделившееся от тела лицо Фрэнка Смита смеялось над ним. Затем оно превратилось в лицо Эббота, и суперинтендант попытался ударить его, но рука была бессильна, будто бы сделанная из ваты, и не слушалась суперполицейского. Он проснулся в холодном поту.
Один из агентов принес ему кофе. Но даже кофе не помог ему избавиться от кислого мерзкого привкуса во рту.
– Он не придет, – сказал он. – Этот ублюдок не придет.
Оставив агентов в квартире, он вернулся к себе в викторианский особняк, расположенный напротив кладбища на Апнер Тутипг, попытался снова заснуть, но слишком устал, и просто лежал, уставившись в потолок, все еще ощущая тот кислый привкус во рту. В девять полицейская машина доставила его на Холланд Парк на встречу с начальником Департамента и Фрэнком Смитом.
Он доложил о неудаче с Эбботом и проиграл запись телефонного разговора Ричарда с Джоан.
– Я ничего не понимаю. Она сказала ему, что он может приходить. Он сказал, что придет. Вы сами слышали. Он не мог выразиться яснее, правда?
– И вы прождали всю ночь? – спросил начальник Департамента.
– Всю ночь, черт побери.
Он увидел, что Смит улыбается.
– Что вас так рассмешило?
От усталости он стал раздражительным, от недосыпания его глаза опухли, а веки стали неподъемными. Он не завтракал, и начинал чувствовать голод. И он до сих пор не избавился от этого треклятого привкуса во рту.
Смит выглядел расслабленным и отдохнувшим, каковым и был после ночи тихой страсти, хорошего сна и отличного завтрака. Наконец-то мир казался ему прекрасным, и его природный пессимизм временно отступил.
– Я улыбаюсь, – ответил он, – потому что я счастлив.
Он также улыбался поражению Шеппарда. Что с того, что он не спал всю ночь. Так ему и нужно, толстому ублюдку. Не исключено, что это не последняя бессонная ночь, пока работа не окончена.
– Итак, почему он не появился?
– Возможно, – сказал начальник Департамента, – с ним что-то случилось. Может, несчастный случай.
– Надеюсь, нам повезет, – проворчал Шеппард.
– Имеет ли смысл обзванивать больницы?
– Нет, – ответил Смит, – не имеет. Я знаю объяснение. По крайней мере, думаю, что знаю. Это пришло мне в голову, когда я первый раз прослушал запись вчера вечером.
– Что ты имеешь в виду? – медленно произнес Шеппард.
Смит рассказал им о шифре ОСАР, наблюдая за тем, как багровый румянец расползается по лицу Шеппарда полосами от воротничка, постепенно окрашивая все лицо. На его лбу выступили вены, а на щеке дрожал мускул. Маленькие сине-серые глаза потемнели так, что радужная оболочка и зрачок слились в одно.
– Почему ты не сказал мне об этом прошлой ночью? – голос суперинтенданта звучал так, как будто что-то сдавило его горло.
Смит улыбнулся своей самой обезоруживающей улыбкой.
– Я не был уверен, решил ли он, что это шифр, или нет. Это самое прекрасное – никогда нельзя быть уверенным.
– И все-таки ты мог бы мне сказать.
– Вам бы все равно пришлось остаться и ждать, чтобы быть абсолютно уверенными, не так ли?
– Ну, я бы... – Шеппард не знал, что сказать. – Я думаю, я бы подождал часа два, оставил бы там пару человек и уехал.
– Ты и так мог бы это сделать.
– Я знаю, но... ну, я хотел присутствовать при моменте. Это естественно.
"Ты хочешь сказать, что хотел себе всех почестей и чертовой славы", – подумал Смит. Похвал и поздравлений. Хотел стать любимчиком министра, лучшим вундеркиндом Скотланд-Ярда, в одиночку поймавшим убийцу (кроме, разумеется, помощи полдюжины быков, о которых, естественно, все бы забыли, когда бы началась раздача розовых букетов и белых слонов). Суперполицейский снова сделал это. Но оказалось, что суперполицейский просидел в засаде без сна всю ночь, пока остальные спали или занимались любовью, как цивилизованные люди.
– Мне очень жаль, что вы провели бессонную ночь, – сказал Фрэнк и улыбнулся при виде того, как лицо Шеппарда снова начало окрашиваться в этот странный морковный цвет.
Он наслаждался маленькой местью за то, как Шеппард обошелся с Джоан, и Шеппард прекрасно это знал, но ничего не мог сделать, поэтому ему оставалось проглотить свою ярость и терпеливо ждать возможности расквитаться со Смитом. Он был из тех, кто умеет ждать годами.
– Если что-нибудь подобное случится снова, – сказал начальник Департамента, – я хочу, чтобы меня информировали сразу же, а не тогда, когда все уже кончено.
Шеппард кивнул, молча снося упрек. Однако теперь он еще более утвердился в своем намерении поймать Эббота, живым или мертвым, и без чьей-либо помощи, а особенно, без участия Смита. Он старался не смотреть на Смита, который, он был уверен, улыбался.
– Теперь, – сказал начальник Департамента, – как далеко мы продвинулись в подготовке сегодняшней операции?
– Вертолет Королевских Военно-Воздушных Сил будет стоять наготове на лондонском аэродроме с восьми тридцати, – сказал Смит.
– Нам понадобятся посадочные огни у дома.
– Их установят сегодня днем. На одной из лужаек.
– Так, а вы ответственны за доставку Нжала к вертолету.
Это уже Шеппарду, который кивнул в ответ.
– Мы заберем его из отеля около девяти, если он не заставит нас ждать. Дорога до аэродрома не должна занять больше двадцати минут.
– Какой будет эскорт?
– Пара полицейских машин, одна впереди, одна сзади, плюс несколько мотоциклистов.
– Weissen Mause, – сказал Смит.
– Что? – переспросил Шеппард.
– Белые мыши, – ответил Смит. – Так их называют немцы.
– Кого?
– Полицейские на мотоциклах.
"Идиотское замечание, – подумал Шеппард – Вполне типично для этого образованного чистоплюя".
– Правда? – вежливо отозвался он.
– Вы едете с ним?
Шеппард снова кивнул.
– Сержант Клиффорд и я будем вместе с ним в машине. А потом и в вертолете.
– Выводить его будете через парадный вход или через черный? – спросил Смит.
– Мы решили через черный.
– Мне кажется, через парадный было бы лучше, – заметил Смит.
Шеппард почувствовал вновь поднимающийся в нем гнев, но сумел его подавить. Этот ублюдок просто пытается ему досадить.
– Почему?
– Больше людей вокруг.
– Простите, я что-то не понимаю.
– Меньше шансов хорошо прицелиться. Большой шанс подстрелить невинного прохожего.
– Вы на самом деле полагаете, что это волнует психопата-убийцу?
– Мы говорим о Ричарде Эбботе, о нашем собственном агенте. О человеке, которого мы выбрали, чтобы убить президента Нжала. Тогда мы не называли его психопатом или убийцей.
– Что ж, это то, во что он превратился теперь.
– Исключительно в твоем тупом маленьком мозгу, который все упрощенно распределяет по категориям, потому что только так может функционировать.
Смит заметил, что трясется от гнева.
– Достаточно, Фрэнк, – сказал начальник Департамента.
Шеппард улыбнулся своей кривоватой улыбкой. Наконец-то он нащупал слабину.
– О, я все время забываю, – сказал он. – Вы ведь друзья.
– Ты много чего забываешь, включая то, с чем имеешь дело.
– Фрэнк, – снова вмешался начальник Департамента, – я сказал, этого достаточно.
Затем, обращаясь к Шеппарду:
– Зная Эббота, я тоже не думаю, что он станет стрелять на людной улице.
– О'кей, – внезапно сдался Шеппард, – мы выведем Президента через парадный вход.
Ему было наплевать, через какую дверь выводить Нжала. Его заботило только то, как свести счеты со Смитом. И он смутно чувствовал, что ему это удалось. Это было маленькое удовлетворение, но суперкоп повеселел. И, извинившись, ушел, улыбаясь во весь кривой рот.
– Фрэнк, ты должен себя сдерживать, несмотря на антипатию к Шеппарду.
– Мы не должны работать с такими подонками, как он.
– В идеальном мире мы и не стали бы. Но в идеальном мире у таких людей, как мы, вообще не было бы работы. А Шеппард добивается результатов. Каким-то образом.
– Разумеется, – горько сказал Смит, – кого волнует, каким.
– Фрэнк, каждой стране нужны такие люди, как он. У каждой страны они есть.
– Так вот почему мир так благоухает.
Начальник Департамента слабо улыбнулся и принялся за донесение разведки о русской торговой делегации, ожидавшейся днем в лондонском аэропорту. В нем говорилось, что глава делегации прямо из аэропорта направится в отель к Нжала на секретную встречу и к остальной делегации присоединится позднее.
– Это, – сказал начальник Департамента, – предположительно, и есть причина, по которой Нжала отказался сразу же ехать в деревню. Он хочет дождаться русских.
– Нет, это не причина. Мы могли бы доставить ему туда русских на блюдечке с голубой каемочкой.
– Предполагается, что встреча будет секретной.
– Да не смешите меня. Нжала не может не знать, что мы все выясним. Это же наша территория. В любом случае, откуда у нас эта информация?
– От нашего человека в одном из африканских посольств.
– А откуда ему это известно?
– Он знаком с кем-то из посольства Нжала. Мы полагаем, что это намеренная утечка информации.
– Вот именно. Нжала хочет, чтобы мы знали о том, что он торгуется с русскими. Чтобы он мог вздернуть цены на нефть.
– Полагаю, что так, – сказал начальник Департамента.
– Нет, – сказал Смит. – В этом есть что-то фальшивое. Он ждет чего-то еще. Или кого-то еще. Кого-то, о ком он не хочет, чтобы знали мы.
– Кого, например?
– Бог знает. Он хитрожопее, чем полковник Каддафи. И такой же опасный.
– Можешь выяснить?
Смит пожал плечами.
– Я попробую. Но он хитрый ублюдок.
– К тому же ненадежный, – добавил начальник Департамента, нервно ковыряя мизинцем в ухе.
– Так говорит Ричард Эббот.
– Ах да, я хотел спросить тебя о Ричарде.
Фрэнк Смит подумал, не был ли весь этот разговор о русской торговой делегации всего лишь преамбулой к разговору об Эбботе. Но к чему все эти околичности? Наверняка у начальника Департамента была на то причина. У него всегда была причина, хотя нередко ее было непросто определить.
После своей встречи с Эбботом Смит позвонил начальнику Департамента и рассказал об их разговоре так подробно, как только смог. Начальник Департамента слушал, не перебивая, но ничего не сказал. Он просто поблагодарил Смита и повесил трубку. Но Смиту показалось, что он собирается докладывать об этом одному из своих начальников, возможно, министру или премьер-министру. Никто не знал, кто отдает приказания самому начальнику Департамента.
– Из того, что ты мне сказал, – начал начальник Департамента, – мне показалось, что он вполне вменяем. Во всяком случае, практически.
Смит кивнул. Начальник Департамента по-прежнему говорил уклончиво.
– Но, так как мы не можем с ним связаться, мы не можем даже попытаться, – он отчаянно жестикулировал, – убедить его передумать.
– Он никогда не передумает.
– Только Бог и сумасшедшие никогда не изменяют своих решений и не торгуются. А поскольку он все же не Бог...
– Но он и не сумасшедший. Во всяком случае, я так не думаю. Вы бы тоже так не думали, если бы с ним поговорили.
– Но как тогда ты объясняешь его поведение?
– Он просто одержим желанием убить Нжала. После всего, через что он прошел, думаю, я бы чувствовал то же самое. Кто угодно так бы себя чувствовал.
Начальник Департамента кивнул.
– Я думаю, это довольно очевидно. Он ведь на самом деле не верит в эту чепуху о том, что мы его предали? В глубине души.
"Так, теплее", – подумал Смит.
– Как раз в это он и верит. И именно в глубине души.
– Но ведь у него нет доказательств, как ты сам заметил.
– Это не значит, что это неправда. Да они ему и не нужны.
– Но в данном случае ведь ни один разумный человек не поверил бы в это, не так ли? То есть, ты бы не поверил, ведь так?
"Итак, вот оно, – подумал Смит, – ват главный вопрос, вот что они на самом деле хотят знать. Потому что, если я поверю, что Эббота предали, остальные в Департаменте тоже могут начать верить. А если наши агенты поверят в то, что мы можем их сдать в любой момент, была бы достаточно высока цена политического момента..."
– Мне сложно ответить на этот вопрос, – сказал он. – Понимаете, если бы я был на месте Эббота и знал то, что знает он, я бы несомненно поверил в то, что меня предал Департамент.
– Нет, Фрэнк, только не ты! – начальник Департамента позволил ноткам боли и потрясения прозвучать в его голосе (он не хотел переиграть).
– Однако, поскольку я не на его месте, я не могу позволить себе думать, что мы продали своего. Иначе мне придется уйти в отставку. И выступить с разоблачением. И рассказать всему миру о том, что я думаю об этом вонючем, отвратительном, проклятом заговоре внутри Тайной Службы Ее Величества.
Смит заметил, что снова трясется от гнева. Он дал себе время успокоиться.
– Я сказал, что мне сложно ответить на этот вопрос. Я чувствую себя лицемером, пытающимся оправдать то, что оправдать невозможно. И, разумеется, у меня не получается. Все, что я могу, – это затуманивать вопрос умными словами и ни во что слишком не углубляться, особенно, в собственную совесть.
Довольно долго ни один не произносил ни слова. Начальник Департамента снова нервно засунул мизинец в ухо. Затем он прокашлялся, облокотился на стол и сложил пальцы рук.
– Фрэнк, – сказал он с торжественностью в голосе, которая сразу насторожила Смита, – если Ричарда сдали отсюда, я бы не мог об этом не знать.
– Да, – сказал Фрэнк, – об этом я догадался.
– И я могу тебя заверить, что мы его не предавали.
Он выпрямился, посмотрел Смиту в глаза и сказал еще более торжественно:
– Я даю тебе слово.
"Слово настоящего английского джентльмена старой закалки", – сказал Смит, но не слишком громко.
Он и вправду выглядел, как настоящий старый английский джентльмен: седовласый, с большими голубыми глазами и красноватым лицом. Фрэнк прямо видел его, раздающего местным жителям бисер в обмен на их землю. Нет, это было несправедливо. Он преувеличивал, потому что злился. Он должен поверить начальнику Департамента, если это упростит дело.
– Я верю вам, сэр, – ответил Смит. Он был религиозен, и возможно, перекрестился или хотя бы скрестил пальцы.
– И все-таки его предали. Кто-то.
Фрэнк затаил дыхание, ожидая окончания фразы, но начальник Департамента больше ничего не сказал.
Предали. Почему они не сказали "списали", как они обычно выражались? Возвращение к формальному языку было само по себе предательством. Это всегда так.
– Я не должен говорить тебе, – сказал начальник Департамента, – но я рекомендовал тебя на должность моего заместителя. Тебе, конечно, придется пройти комиссию, но это просто формальность, так как я сам буду на ней председательствовать.
Смит был слишком удивлен, чтобы что-то говорить.
Начальник Департамента улыбнулся:
– Я думаю, это нужно отметить. Предлагаю ланч с шампанским в "Савое".
"Что будем праздновать, – подумал Смит. Мое продвижение? Или безвременную кончину моей совести?"
Глава 15
Посадив сонную Дорис в такси, Эббот направился в "Камберленд Отель", откуда позвонил Джоан.
Ответил мужской голос, назвавший номер.
– Миссис Эббот, пожалуйста.
– Кто ее спрашивает?
– Я, конечно, кто же еще?
– Назовите имя, пожалуйста.
– Микки М. Маус, ты, коп недоделанный.
Эббот повесил трубку, недоумевая, что стряслось с Джоан. Фрэнк Смит знает наверняка. Он набрал номер Фрэнка, трубку взяла Джоан.
– Джоан, как ты? Все в порядке?
Она начала рассказывать ему про допрос, но снова разнервничалась.
– Ничего, тебе не нужно больше ничего говорить. Я знаю про Шеппарда и его бисексуальную суку-садистку.
– Фрэнк разрешил мне остаться здесь. Он... обо мне заботится.
– Хорошо. Он хороший парень. Знаешь, мне всегда казалось, что ты ему нравишься. Просто он всегда немного застенчив.
– Ричард, прошлой ночью я...
Она замолчала.
– Джоан, – сказал он, – ты ничего мне не должна. И тебе не нужно ни в чем раскаиваться. Я рад, что Фрэнк тебе помогает. Я правда рад. Передай ему это, хорошо?
– А как же ты? Что с деньгами? Я достала их для тебя.
– Мне они больше не нужны, я в порядке.
– Ты уверен? Тебе есть где ночевать?
– Да, да. Мне вдруг повезло. Когда-то же должно было повезти, правда?
– У тебя женщина?
– Что?
– У тебя есть женщина. Я слышу по твоему голосу.
Он рассмеялся.
– Тебе всегда казалось, что у меня есть женщина.
– Постарайся не сделать ее несчастной. И еще, Ричард, береги себя.
– Хорошо, хорошо. Буду менять носки каждый день и сморкаться только в платок.
– Ты надо мной смеешься.
– Скажи Фрэнку, что я помяну Шеппарда. Только не в своих молитвах. И не в следующей жизни.
Как и всегда в разговорах с Джоан, он лишь вскользь коснулся темы, но Джоан его поняла.
– Фрэнк вспомнил про код, как только прослушал запись нашего разговора.
– Так и должно было быть.
– Но он не сказал Шеппарду. Фрэнк просто смеялся. И оставил Шеппарда потеть там всю ночь. Фрэнк его ненавидит.
– А ты ему нравишься.
– Ты тоже.
– У него безупречный вкус. Береги себя, Джоан.
– И ты, Ричард. И ты.
Эббот повесил трубку, затем позвонил в отель Нжала и, представившись лондонским корреспондентом "Пари Матч", заявил, что хочет поговорить с пресс-секретарем полковника Нжала. Спустя некоторое время к телефону подошел Артур и на французском спросил, что ему надо.
Ответил мужской голос, назвавший номер.
– Миссис Эббот, пожалуйста.
– Кто ее спрашивает?
– Я, конечно, кто же еще?
– Назовите имя, пожалуйста.
– Микки М. Маус, ты, коп недоделанный.
Эббот повесил трубку, недоумевая, что стряслось с Джоан. Фрэнк Смит знает наверняка. Он набрал номер Фрэнка, трубку взяла Джоан.
– Джоан, как ты? Все в порядке?
Она начала рассказывать ему про допрос, но снова разнервничалась.
– Ничего, тебе не нужно больше ничего говорить. Я знаю про Шеппарда и его бисексуальную суку-садистку.
– Фрэнк разрешил мне остаться здесь. Он... обо мне заботится.
– Хорошо. Он хороший парень. Знаешь, мне всегда казалось, что ты ему нравишься. Просто он всегда немного застенчив.
– Ричард, прошлой ночью я...
Она замолчала.
– Джоан, – сказал он, – ты ничего мне не должна. И тебе не нужно ни в чем раскаиваться. Я рад, что Фрэнк тебе помогает. Я правда рад. Передай ему это, хорошо?
– А как же ты? Что с деньгами? Я достала их для тебя.
– Мне они больше не нужны, я в порядке.
– Ты уверен? Тебе есть где ночевать?
– Да, да. Мне вдруг повезло. Когда-то же должно было повезти, правда?
– У тебя женщина?
– Что?
– У тебя есть женщина. Я слышу по твоему голосу.
Он рассмеялся.
– Тебе всегда казалось, что у меня есть женщина.
– Постарайся не сделать ее несчастной. И еще, Ричард, береги себя.
– Хорошо, хорошо. Буду менять носки каждый день и сморкаться только в платок.
– Ты надо мной смеешься.
– Скажи Фрэнку, что я помяну Шеппарда. Только не в своих молитвах. И не в следующей жизни.
Как и всегда в разговорах с Джоан, он лишь вскользь коснулся темы, но Джоан его поняла.
– Фрэнк вспомнил про код, как только прослушал запись нашего разговора.
– Так и должно было быть.
– Но он не сказал Шеппарду. Фрэнк просто смеялся. И оставил Шеппарда потеть там всю ночь. Фрэнк его ненавидит.
– А ты ему нравишься.
– Ты тоже.
– У него безупречный вкус. Береги себя, Джоан.
– И ты, Ричард. И ты.
Эббот повесил трубку, затем позвонил в отель Нжала и, представившись лондонским корреспондентом "Пари Матч", заявил, что хочет поговорить с пресс-секретарем полковника Нжала. Спустя некоторое время к телефону подошел Артур и на французском спросил, что ему надо.