Влюбленные опирались на машину, солнце грело их тела, они смотрели на зелень, не видя ее, общаясь физически и мысленно, не соприкасаясь и не разговаривая. Это был момент идиллии, окончание дня несбыточной надежды.
Переговоры в Лейфилд Холле шли неплохо – неплохо для Нжала, поскольку главе Министерства торговли и его помощникам даны были четкие инструкции, основывающиеся на том, что скорость в настоящий момент важнее выгоды.
Нжала был сосредоточен и внимателен, но тем не менее, вполуха слушал радио.
Вскоре после четырех передали сообщение, что во время митинга бывших военнослужащих-евреев на Трафальгарской площади взорвалась бомба, убив шестерых и ранив еще нескольких участников. Диктор не был уверен относительно числа пострадавших, поскольку сообщения еще продолжали поступать.
Бомба, находившаяся в тонком черном кейсе, была брошена в толпу из машины, вылетевшей на большой скорости со Стрэнда, пересекшей площадь и исчезнувшей на Пэл Мэл. Позже машину нашли брошенной на площади Сент-Джеймс, где ее пассажиры, двое мужчин, по-видимому, пересели в другой автомобиль и скрылись.
Нжала выключил радио и сказал:
– Как вы знаете, я антисемит, но всей душой ненавижу терроризм и беспорядочные убийства. Я предлагаю встать и почтить их память минутой молчания, а переговоры продолжить завтра.
Так они и сделали, все выглядели мрачно и серьезно, особенно Нжала, периодически теребивший свой тяжелый золотой браслет.
– Что хочешь делать вечером?
– Хочу, как простой обыватель, валяться на диване весь вечер и смотреть дурацкие передачи по телевизору. И засыпать. А потом отправиться в постель с моим красавцем мужчиной. Ты знаешь, что ты красивый?
– Держу пари, ты говорить это всем своим парням.
На обратном пути они включили радио и услышали в новостях про взрыв. Ответственность за него взял на себя "Черный Сентябрь".
Остаток пути они проехали молча. Элис стало холодно, и она надела свитер.
Вместе с ним в кабинете были Смит, два эксперта по взрывным устройствам из Ярда, Шеппард и министр.
– Это бомба нового типа, – начал один из экспертов, – а точнее, улучшенная модификация старого. Они сумели сделать так, что разрывная часть сначала подбрасывается первым зарядом бризантной взрывчатки на высоту шестьдесят – девяносто сантиметров над землей, а затем при подрыве основного заряда и вторичной детонации ее осколки разлетаются в разные стороны, что, разумеется, сделало эту бомбу крайне эффективным орудием убийства.
Он еще долго рассказывал про структуру бомбы, ее механизм, взрывное устройство, фугасное и осколочное воздействие, но его объяснения были понятны только второму специалисту, тогда как остальные не поняли ни слова.
Начальник Департамента тепло их поблагодарил, и эксперты ушли.
– Что мне непонятно, – начал начальник Департамента, – так это, как они протащили этот чертов кейс в страну. Со всем нашим изощренным оборудованием в аэропортах мы, казалось бы, должны были его в два счета унюхать.
– Может быть, ИРА протянула им руку помощи? – предположил Смит.
– Я бы сказал, что у ИРА и так хватает забот со своей контрабандой, им не до помощи посторонним.
– В любом случае, – сказал министр, – между ИРА и "Черным Сентябрем" нет никакой связи, ведь так?
– То, что нам неизвестно об этой связи, – ответил начальник Департамента, – совершенно не означает, что ее не существует.
После недолгой паузы заговорил Шеппард:
– Есть связь между Нжала и "Черным Сентябрем".
– Нам об этом известно, – ответил начальник Департамента. – У них в Бейруте состоялась секретная встреча, по крайней мере, он думал, что она секретная, предполагалось, что он поехал туда отдохнуть.
– Он мог привезти им кейс. Никто ведь не проверяет багаж главы государства, приехавшего с визитом.
– Да ну, что вы, – сказал министр. – Вы же не думаете, что Президент стал бы...
– Именно так я и думаю, – ответил Шеппард.
– На каком основании?
Шеппард вздохнул.
– Не очень-то убедительном, боюсь. Просто пара странных моментов, ничего не означающих по отдельности, но, взятые вместе, да в свете прошлых событий, они уже о чем-то говорят.
– Ваши рассуждения меня завораживают, – сухо произнес министр. – Пожалуйста, продолжайте.
– Я бы предпочел, чтобы вам рассказал сержант Робертс, если вы не возражаете. Он вчера дежурил в отеле, к тому же, он довольно сообразительный парень, действительно сообразительный, и ждет в коридоре.
Вошел сержант Робертс, и Шеппард отрывисто сказал:
– Ты знаешь некоторых из этих джентльменов, остальных тебе знать необязательно. Расскажи им то, что рассказал мне.
Робертс был молод и выглядел смышленым. Он прочистил горло и, нервничая поначалу, довольно скоро обрел уверенность в себе.
– Так, – сказал он, – вчера вечером президент Нжала и его секретарь спустились поужинать в холл. Само по себе это уже было довольно странно. Насколько я помню, до этого они делали это всего лишь однажды, когда внизу проходил показ мод, и они пришли поглазеть на девочек. Я имел в виду...
– Все в порядке, сержант, – перебил начальник Департамента, – мы поняли, что вы имели в виду. Продолжайте.
– Его вообще обычно не бывает в это время в отеле, но если он и в гостинице, то всегда ужинает у себя в номере.
– И, тем не менее, – сказал Шеппард, – если ему захотелось для разнообразия выпить чашечку чая в холле отеля, в этом ведь нет ничего странного, не так ли?
– Конечно, сэр. Так я себе и сказал. Но было еще кое-что: у него с собой был один из этих дешевых деловых кейсов. Ну, вы знаете, вроде тех, что по десять центов за дюжину, как говорится.
Начальник Департамента указал на остатки кейса на столе.
– Вроде этого? Или того, что от него осталось.
– Трудно сказать, но... Я бы сказал, что да. Еще одна вещь мне показалась странной: почему он нес его сам? То есть, почему не поручил это своему секретарю? Конечно, я не думал об этом тогда, это просто вроде тех дурацких праздных мыслей, которые заполняют голову, когда нечем больше заняться.
– Мне ваши мысли не кажутся ни дурацкими, ни праздными, – сказал начальник Департамента. – Наоборот, они свидетельствуют о вашей своего рода инстинктивной проницательности, благодаря которой вы можете очень далеко пойти в вашей профессии.
– Затем вошли эти студенты, ну, то есть, я так решил, что это студенты. Они были достаточно вольно одеты, и все такое, в руках книги. А у одного еще был кейс, точно такой же, как у Нжала. Я проверил книги. Как известно, нет ничего проще, чем вырезать серединку страниц и спрятать в книге пистолет.
Он остановился.
– Затем я проверил кейс. В нем не было ничего, кроме конверта, надписанного по-арабски. Внутри был немалых размеров золотой браслет, состоящий из сцепленных рук. Должно быть, стоил бомбы. В любом случае, молодой человек – кстати, довольно симпатичный парень – улыбнулся и сказал, что это подарок брату на день рождения. Так или иначе, но у него с собой даже был чек на него – из какого-то ювелирного магазина в Париже. После этого парень вместе с остальными направился к столику, но Нжала, очевидно, узнал их, окликнул, и они все уселись рядом, вместе пили чай, смеялись и шутили. А потом они ушли. Взяв книги и кейс.
Робертс снова остановился. В его голосе появилась горечь.
– Конечно, если бы я был еще чуточку посообразительнее, я бы снова попросил открыть кейс.
– Сержант Робертс, – сказал начальник Департамента, – у вас не было ни малейшего повода снова проверять кейс. И ваша сообразительность ни у кого не вызывает сомнений. Как раз наоборот. И мы, можете не сомневаться, об этом не забудем. И не только я, не так ли, суперинтендант Шеппард?
– Совершенно верно, сэр, – ответил Шеппард.
– Спасибо, сержант Робертс, – сказал начальник Департамента. – На самом деле, большое вам спасибо.
Робертс коротко кивнул и вышел. Шеппард сказал:
– Я могу добавить только одно. Когда в субботу вечером Нжала приехал, на нем был тяжелый золотой браслет из сцепленных рук. Я заметил его, потому что он все время его теребил.
– Итак, – сказал начальник Департамента, – похоже, что наш друг и союзник, которого мы так отчаянно охраняем, возможно, помог "Черному Сентябрю" убить полдюжины человек на Трафальгарской площади.
– Так, погодите минуту, – вмешался министр, – таких браслетов в мире наверняка не один.
– И тысячи деловых кейсов, – добавил Смит.
– Конечно, это все подозрительно, – сказал министр, – но, возможно, – это могло быть просто совпадением.
– Согласен, – сказал начальник Департамента, – по случайному стечению обстоятельств, совпадению судьбы и генетики, я мог бы быть Элизабет Тейлор.
– В любом случае, у нас нет доказательств. Совершенно нет никаких доказательств.
– И весьма кстати, не так ли? – заметил Смит. – Иначе мы бы оказались в крайне щекотливой ситуации.
– Я просто не могу думать об этом, – сказал министр.
– Знаете, – сказал Смит, – мне снова начинает казаться, что идея замочить Нжала, возникшая у нас пару лет назад, не была такой уж плохой.
– Смит, – сказал начальник Департамента, впервые за многие годы называя его по фамилии, – довольно эпатажа. Особенно в присутствии министра Короны.
Министр посмотрел на них взглядом, выражавшим, как он надеялся, скрытую неприязнь. Эти ублюдки посылали его вежливо и лицемерно, как это делают все секретные службы.
– Почему положительные герои всегда попадают в злодеев, а злодеи всегда промахиваются? Я имею в виду в перестрелках.
– Потому что положительные герои лучше стреляют, дорогая. И потом, что стало бы с сериалом, если бы кто-нибудь всадил пулю в голову главного героя во второй серии?
– Но ведь это не имеет ничего общего с реальной жизнью.
– А кому нужна реальная жизнь, отвратительная, жестокая и короткая, после утомительного рабочего дня в офисе, на заводе или где бы то ни было еще? Все, что им нужно, – это вымысел. Да и почему нет?
– Все, что нужно мне, – это кофе. Ты как?
– Отлично.
– Давай попьем кофе на кухне. Mне нравится кофейничать на кухне.
Они выпили по чашке кофе в крошечной кухне, сидя друг напротив друга за крошечным столом.
Она повернула голову к клетке с канарейкой.
– Ты знаком с Соломоном?
Эббот кивнул:
– Мы встречались.
– Раньше он пел как сумасшедший. Все время. А теперь не поет вообще.
– Может быть, он охрип.
– Я раньше думала, что это как-то связано с тобой. Он перестал петь примерно тогда, когда ты уехал в Африку. Я надеялась, что теперь, когда ты вернулся, он снова запоет.
– Не уверен, что вижу в этом логику. Разве что он безумно в меня влюбился.
– Логика тут ни при чем. У меня просто было чувство, что, если бы он снова запел, это было бы добрым знаком. А теперь ты вернулся, и это хороший знак, вот я и думала, что он снова запоет. Разве ты не понимаешь?
– Да. Да, конечно, – сказал Эббот, ничего не понимая.
Она посмотрела на птичку.
– Пой, Соломон. Спой хоть что-нибудь.
Но канарейка только расправила крылышки, почистила перышки клювом и продолжала молчать.
– И не нужно, пожалуйста, шутить насчет Песни Соломоновой.
– Ты сегодня какая-то очень чувствительная.
Она глотнула кофе и пригладила волосы.
– Ты не любишь меня, не так ли? То есть ты не влюблен в меня. Это другое.
Он помедлил с ответом:
– Я знаю, что ты мне нравишься. Ты очень много для меня значишь. Но я не думаю о тебе постоянно и не буду воспевать в сонетах твои брови. Но какого черта, слова все равно ничего не значат!
– Они значат много для женщины.
– И всегда фальшиво звучат из уст мужчины. Послушай, мне нравится быть с тобой, нравится, когда ты рядом, и, – почти с неохотой, – я не хочу тебя потерять.
Она по привычке смотрела вниз. Ее сердцу неожиданно стало тесно в груди. Впервые в жизни она почувствовала, что почти любима мужчиной, и не могла произнести ни слова.
Спустя некоторое время он сказал:
– Завтра мне нужно сделать несколько звонков, а потом кое-куда сходить.
Он допил свой кофе:
– Возможно, меня не будет день-два. Но после этого все будет кончено.
– Может быть, я съезжу завтра навестить маму, – сказала она.
– Это неплохая идея.
Ее волосы снова упали на лицо, и она в который раз убрала их за уши.
– Завтра, – сказала она. – Завтра, завтра.
Она помотала головой, и ее волосы снова выбились из-за ушей.
– А есть ли у нас с тобой это завтра?
Эббот уже собирался сказать что-то вроде "я надеюсь", или "может быть", или "если повезет", но вдруг заметил, что она чуть не плачет.
– Конечно, оно у нас есть, – сказал он, стараясь успокоить ее теплотой и уверенностью в голосе. – Но не здесь.
– Ты ведь не имеешь в виду Южную Америку со всеми этими военными преступниками?
– Нет, – улыбаясь, ответил он, – не Южная Америка. Другая страна.
– И мы там будем в безопасности?
– Жить долго и счастливо до конца своих дней.
– Пожалуйста, не шути об этом.
Элис снова чуть не плакала. Ричард наклонился вперед и взял ее лицо в свои руки.
– Когда я проведу тебя по пальмовой аллее Шаар Хаголана, – сказал он, – тогда спроси меня, не шучу ли я.
Он дотронулся до ее губ своими, затем отпустил ее и откинулся назад.
– Но к чему говорить о будущем? Настоящее не так плохо, разве нет?
– Настоящее – восхитительно, – сказала она, чувствуя себя так, будто посреди ночи вдруг взошло солнце. – И что мы с ним будем делать? Отправимся в постель? Или ты слишком устал?
– Это оскорбление. Тебя следует отшлепать.
– Обещания, обещания, обещания, – сказал она и впервые за этот день рассмеялась.
Ужин, вино, обстановка и сервис, такой же ненавязчивый, как и освещение, подействовали на слабенькую головку Дорис.
– Ты фантастический, – сказала она. – Черт, да ты просто фантастический.
– Давай выпьем кофе с арманьяком и отправимся в кровать.
Так они и сделали. И восхитили друг друга. Дорис стала проституткой не потому, что ее лишили денег и крова. Она была шлюхой по призванию.
Она дала Нжала все, что он хотел, и даже больше. Они занимались любовью всеми способами, какими это могут делать мужчина и женщина, с побочными вариациями собственного изобретения (так они думали). Что особенно понравилось Нжала, так это очевидное наслаждение, которое получала Дорис от процесса. Большинство женщин после первого часа просто молчаливо смирялись. Но не Дорис. Она наслаждалась каждым моментом. Нжала пришлось уничтожить огромное количество Витабикса, чтобы за ней успеть.
– Мне не нравится только одно, – сказала она.
– Что? – спросил он с легкой тревогой в голосе.
– Этот чертов Витабикс и отсутствие шампанского.
– Her ничего проще, крошка.
Он взял телефонную трубку и сказал:
– Артур, принеси нам полдюжины бутылок "Хайдсика", пожалуйста. И сделай это сам.
– Эй, постой минуту, мы же в чем мать родила.
– Моя дорогая, просто не обращай внимания на него, он, уверяю, тебя и не заметит. Он слуга, инструмент, instrumentum mutum– орудие труда. Ложись и расслабься.
Артур принес шампанское, открыл бутылку, наполнил два бокала и ушел.
– Чтоб мне провалиться, он даже не взглянул на нас.
– Пей шампанское, крошка, и съешь еще немного Витабикса. Он очень полезен.
Это была прекрасная ночь для Нжала. Лучше быть и не могло.
Затем они легли и курили в темноте, освещаемые только лунным светом.
– Я все для тебя усложняю? – спросил он.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, например, разделение преданности. Преданность Департаменту Преданность мне.
– Вся моя преданность – только тебе.
– Это не совсем правда.
– В любом случае, я привыкла вести двойную жизнь: одну реальную, а другую – в мечтах.
– А эта какая?
– Та, что в мечтах, разумеется. Но происходящая в реальности.
– Не слишком ли это запуганно?
– Не для меня. И особенно не теперь. Эй, дай мне затянуться, ты все выкуришь.
– Почему не теперь?
– Потому что теперь я живу. По-настоящему живу.
– И больше не волнуешься о том, что будет завтра?
– К черту завтра. С меня достаточно сегодняшнего дня.
– И ночи.
– Ночь создана для любви, как кто-то заметил.
– Во всяком случае, не для сна. Кроме того случая, когда умираешь. Тогда это один длинный сон, как заметил кто-то еще.
– Я знаю, я сдавала по этому экзамен. Постой... Nox est perpetua... что-то вроде этого... dormienda. To есть, ночь бесконечна и создана для того, чтобы спать.
Он предложил ей сигарету.
– Нет, ты докуривай.
Он сделал пару затяжек, наблюдая за тем, как разгорается кончик сигареты.
– Ты, случайно, не обижаешься на меня? За то, что я тебя использую, я имею в виду.
Она улыбнулась в темноте.
– Ты меня не используешь. Да и в любом случае, если и так, то это судьба или вроде того – как завтра.
– Но сегодняшняя ночь создана для любви, – сказал он и, затушив сигарету, снова обнял девушку.
Через некоторое время он поднял ее так, что она оказалась сверху.
– Ммм... – сказала она, – мне это нравится. Ммм... так хорошо. Да с тобой все хорошо.
В темноте, разрисованной лунным светом, он видел немного больше, чем просто силуэт и длинные волосы, ниспадающие на плечи и руки.
– Я когда-нибудь говорил тебе, что у тебя красивые руки и плечи?
– Я никогда не знала, что во мне есть что-то красивое. Может, это просто потому, что темно.
– Нет, это не темнота.
Она резко втянула воздух.
– Господи, как бы я хотела, чтобы это продолжалось вечно. Мне нравится, когда темно, тогда я могу спокойно смотреть на тебя, и ты не будешь видеть мои неправильные глаза.
– Я могу увидеть черного муравья на черной скале черной ночью. И мне нравятся твои глаза.
Она наклонилась к нему так близко, что ее длинные волосы скрыли их лица.
– Даже если я доживу до ста лет, – прошептала она, – я не думаю, что когда-нибудь буду счастливее, чем сейчас.
Большую часть дней он провел, слегка потея, в тени веранды, ожидая грузового судна обратно в Англию.
Если повезет, он сможет оказаться там почти одновременно с Нжала, который в настоящее время находится на конференции ОПЕК в Женеве, основная цель которой – еще выше задрать цены на нефть для западных стран и обеспечить щедрую пирушку для делегатов.
На следующие несколько недель у Нжала было плотное расписание. Из Швейцарии он должен был лететь в Кампалу на собрание членов Организации Африканского Единства (и очередную пирушку), затем в Бейрут, официально – на отдых перед тем, как лететь в Лондон, но на самом деле, на секретную встречу с лидерами террористической группы «Черный Сентябрь», которой оказывал материальную и другого рода помощь.
В Англии его ожидали в конце апреля, как и грузовой корабль, но пунктуальностью грузовое судоходство не отличалось, поэтому при отсутствии удачи Эббот мог бы и разминуться со своей целью. Но в конечном итоге это все равно не имело бы никакого значения. Он последует за ним, куда бы тот ни поехал, как Божье Око.
Глава 20
* * *
Тем временем в Лондоне происходило нечто ужасное, но они узнали об этом много позже.Переговоры в Лейфилд Холле шли неплохо – неплохо для Нжала, поскольку главе Министерства торговли и его помощникам даны были четкие инструкции, основывающиеся на том, что скорость в настоящий момент важнее выгоды.
Нжала был сосредоточен и внимателен, но тем не менее, вполуха слушал радио.
Вскоре после четырех передали сообщение, что во время митинга бывших военнослужащих-евреев на Трафальгарской площади взорвалась бомба, убив шестерых и ранив еще нескольких участников. Диктор не был уверен относительно числа пострадавших, поскольку сообщения еще продолжали поступать.
Бомба, находившаяся в тонком черном кейсе, была брошена в толпу из машины, вылетевшей на большой скорости со Стрэнда, пересекшей площадь и исчезнувшей на Пэл Мэл. Позже машину нашли брошенной на площади Сент-Джеймс, где ее пассажиры, двое мужчин, по-видимому, пересели в другой автомобиль и скрылись.
Нжала выключил радио и сказал:
– Как вы знаете, я антисемит, но всей душой ненавижу терроризм и беспорядочные убийства. Я предлагаю встать и почтить их память минутой молчания, а переговоры продолжить завтра.
Так они и сделали, все выглядели мрачно и серьезно, особенно Нжала, периодически теребивший свой тяжелый золотой браслет.
* * *
Эббот привез Элис в маленький деревенский паб неподалеку от Окли, где подавали простую и вкусную еду, и они съели пирог с мясом и почками, запив его бутылкой бургундского.– Что хочешь делать вечером?
– Хочу, как простой обыватель, валяться на диване весь вечер и смотреть дурацкие передачи по телевизору. И засыпать. А потом отправиться в постель с моим красавцем мужчиной. Ты знаешь, что ты красивый?
– Держу пари, ты говорить это всем своим парням.
На обратном пути они включили радио и услышали в новостях про взрыв. Ответственность за него взял на себя "Черный Сентябрь".
Остаток пути они проехали молча. Элис стало холодно, и она надела свитер.
* * *
Остатки кейса и бомбы были аккуратно сложены на столе начальника Департамента.Вместе с ним в кабинете были Смит, два эксперта по взрывным устройствам из Ярда, Шеппард и министр.
– Это бомба нового типа, – начал один из экспертов, – а точнее, улучшенная модификация старого. Они сумели сделать так, что разрывная часть сначала подбрасывается первым зарядом бризантной взрывчатки на высоту шестьдесят – девяносто сантиметров над землей, а затем при подрыве основного заряда и вторичной детонации ее осколки разлетаются в разные стороны, что, разумеется, сделало эту бомбу крайне эффективным орудием убийства.
Он еще долго рассказывал про структуру бомбы, ее механизм, взрывное устройство, фугасное и осколочное воздействие, но его объяснения были понятны только второму специалисту, тогда как остальные не поняли ни слова.
Начальник Департамента тепло их поблагодарил, и эксперты ушли.
– Что мне непонятно, – начал начальник Департамента, – так это, как они протащили этот чертов кейс в страну. Со всем нашим изощренным оборудованием в аэропортах мы, казалось бы, должны были его в два счета унюхать.
– Может быть, ИРА протянула им руку помощи? – предположил Смит.
– Я бы сказал, что у ИРА и так хватает забот со своей контрабандой, им не до помощи посторонним.
– В любом случае, – сказал министр, – между ИРА и "Черным Сентябрем" нет никакой связи, ведь так?
– То, что нам неизвестно об этой связи, – ответил начальник Департамента, – совершенно не означает, что ее не существует.
После недолгой паузы заговорил Шеппард:
– Есть связь между Нжала и "Черным Сентябрем".
– Нам об этом известно, – ответил начальник Департамента. – У них в Бейруте состоялась секретная встреча, по крайней мере, он думал, что она секретная, предполагалось, что он поехал туда отдохнуть.
– Он мог привезти им кейс. Никто ведь не проверяет багаж главы государства, приехавшего с визитом.
– Да ну, что вы, – сказал министр. – Вы же не думаете, что Президент стал бы...
– Именно так я и думаю, – ответил Шеппард.
– На каком основании?
Шеппард вздохнул.
– Не очень-то убедительном, боюсь. Просто пара странных моментов, ничего не означающих по отдельности, но, взятые вместе, да в свете прошлых событий, они уже о чем-то говорят.
– Ваши рассуждения меня завораживают, – сухо произнес министр. – Пожалуйста, продолжайте.
– Я бы предпочел, чтобы вам рассказал сержант Робертс, если вы не возражаете. Он вчера дежурил в отеле, к тому же, он довольно сообразительный парень, действительно сообразительный, и ждет в коридоре.
Вошел сержант Робертс, и Шеппард отрывисто сказал:
– Ты знаешь некоторых из этих джентльменов, остальных тебе знать необязательно. Расскажи им то, что рассказал мне.
Робертс был молод и выглядел смышленым. Он прочистил горло и, нервничая поначалу, довольно скоро обрел уверенность в себе.
– Так, – сказал он, – вчера вечером президент Нжала и его секретарь спустились поужинать в холл. Само по себе это уже было довольно странно. Насколько я помню, до этого они делали это всего лишь однажды, когда внизу проходил показ мод, и они пришли поглазеть на девочек. Я имел в виду...
– Все в порядке, сержант, – перебил начальник Департамента, – мы поняли, что вы имели в виду. Продолжайте.
– Его вообще обычно не бывает в это время в отеле, но если он и в гостинице, то всегда ужинает у себя в номере.
– И, тем не менее, – сказал Шеппард, – если ему захотелось для разнообразия выпить чашечку чая в холле отеля, в этом ведь нет ничего странного, не так ли?
– Конечно, сэр. Так я себе и сказал. Но было еще кое-что: у него с собой был один из этих дешевых деловых кейсов. Ну, вы знаете, вроде тех, что по десять центов за дюжину, как говорится.
Начальник Департамента указал на остатки кейса на столе.
– Вроде этого? Или того, что от него осталось.
– Трудно сказать, но... Я бы сказал, что да. Еще одна вещь мне показалась странной: почему он нес его сам? То есть, почему не поручил это своему секретарю? Конечно, я не думал об этом тогда, это просто вроде тех дурацких праздных мыслей, которые заполняют голову, когда нечем больше заняться.
– Мне ваши мысли не кажутся ни дурацкими, ни праздными, – сказал начальник Департамента. – Наоборот, они свидетельствуют о вашей своего рода инстинктивной проницательности, благодаря которой вы можете очень далеко пойти в вашей профессии.
– Затем вошли эти студенты, ну, то есть, я так решил, что это студенты. Они были достаточно вольно одеты, и все такое, в руках книги. А у одного еще был кейс, точно такой же, как у Нжала. Я проверил книги. Как известно, нет ничего проще, чем вырезать серединку страниц и спрятать в книге пистолет.
Он остановился.
– Затем я проверил кейс. В нем не было ничего, кроме конверта, надписанного по-арабски. Внутри был немалых размеров золотой браслет, состоящий из сцепленных рук. Должно быть, стоил бомбы. В любом случае, молодой человек – кстати, довольно симпатичный парень – улыбнулся и сказал, что это подарок брату на день рождения. Так или иначе, но у него с собой даже был чек на него – из какого-то ювелирного магазина в Париже. После этого парень вместе с остальными направился к столику, но Нжала, очевидно, узнал их, окликнул, и они все уселись рядом, вместе пили чай, смеялись и шутили. А потом они ушли. Взяв книги и кейс.
Робертс снова остановился. В его голосе появилась горечь.
– Конечно, если бы я был еще чуточку посообразительнее, я бы снова попросил открыть кейс.
– Сержант Робертс, – сказал начальник Департамента, – у вас не было ни малейшего повода снова проверять кейс. И ваша сообразительность ни у кого не вызывает сомнений. Как раз наоборот. И мы, можете не сомневаться, об этом не забудем. И не только я, не так ли, суперинтендант Шеппард?
– Совершенно верно, сэр, – ответил Шеппард.
– Спасибо, сержант Робертс, – сказал начальник Департамента. – На самом деле, большое вам спасибо.
Робертс коротко кивнул и вышел. Шеппард сказал:
– Я могу добавить только одно. Когда в субботу вечером Нжала приехал, на нем был тяжелый золотой браслет из сцепленных рук. Я заметил его, потому что он все время его теребил.
– Итак, – сказал начальник Департамента, – похоже, что наш друг и союзник, которого мы так отчаянно охраняем, возможно, помог "Черному Сентябрю" убить полдюжины человек на Трафальгарской площади.
– Так, погодите минуту, – вмешался министр, – таких браслетов в мире наверняка не один.
– И тысячи деловых кейсов, – добавил Смит.
– Конечно, это все подозрительно, – сказал министр, – но, возможно, – это могло быть просто совпадением.
– Согласен, – сказал начальник Департамента, – по случайному стечению обстоятельств, совпадению судьбы и генетики, я мог бы быть Элизабет Тейлор.
– В любом случае, у нас нет доказательств. Совершенно нет никаких доказательств.
– И весьма кстати, не так ли? – заметил Смит. – Иначе мы бы оказались в крайне щекотливой ситуации.
– Я просто не могу думать об этом, – сказал министр.
– Знаете, – сказал Смит, – мне снова начинает казаться, что идея замочить Нжала, возникшая у нас пару лет назад, не была такой уж плохой.
– Смит, – сказал начальник Департамента, впервые за многие годы называя его по фамилии, – довольно эпатажа. Особенно в присутствии министра Короны.
Министр посмотрел на них взглядом, выражавшим, как он надеялся, скрытую неприязнь. Эти ублюдки посылали его вежливо и лицемерно, как это делают все секретные службы.
* * *
Довольно долго Элис и Эббот сидели на диване и смотрели телевизор, потом Элис его выключила.– Почему положительные герои всегда попадают в злодеев, а злодеи всегда промахиваются? Я имею в виду в перестрелках.
– Потому что положительные герои лучше стреляют, дорогая. И потом, что стало бы с сериалом, если бы кто-нибудь всадил пулю в голову главного героя во второй серии?
– Но ведь это не имеет ничего общего с реальной жизнью.
– А кому нужна реальная жизнь, отвратительная, жестокая и короткая, после утомительного рабочего дня в офисе, на заводе или где бы то ни было еще? Все, что им нужно, – это вымысел. Да и почему нет?
– Все, что нужно мне, – это кофе. Ты как?
– Отлично.
– Давай попьем кофе на кухне. Mне нравится кофейничать на кухне.
Они выпили по чашке кофе в крошечной кухне, сидя друг напротив друга за крошечным столом.
Она повернула голову к клетке с канарейкой.
– Ты знаком с Соломоном?
Эббот кивнул:
– Мы встречались.
– Раньше он пел как сумасшедший. Все время. А теперь не поет вообще.
– Может быть, он охрип.
– Я раньше думала, что это как-то связано с тобой. Он перестал петь примерно тогда, когда ты уехал в Африку. Я надеялась, что теперь, когда ты вернулся, он снова запоет.
– Не уверен, что вижу в этом логику. Разве что он безумно в меня влюбился.
– Логика тут ни при чем. У меня просто было чувство, что, если бы он снова запел, это было бы добрым знаком. А теперь ты вернулся, и это хороший знак, вот я и думала, что он снова запоет. Разве ты не понимаешь?
– Да. Да, конечно, – сказал Эббот, ничего не понимая.
Она посмотрела на птичку.
– Пой, Соломон. Спой хоть что-нибудь.
Но канарейка только расправила крылышки, почистила перышки клювом и продолжала молчать.
– И не нужно, пожалуйста, шутить насчет Песни Соломоновой.
– Ты сегодня какая-то очень чувствительная.
Она глотнула кофе и пригладила волосы.
– Ты не любишь меня, не так ли? То есть ты не влюблен в меня. Это другое.
Он помедлил с ответом:
– Я знаю, что ты мне нравишься. Ты очень много для меня значишь. Но я не думаю о тебе постоянно и не буду воспевать в сонетах твои брови. Но какого черта, слова все равно ничего не значат!
– Они значат много для женщины.
– И всегда фальшиво звучат из уст мужчины. Послушай, мне нравится быть с тобой, нравится, когда ты рядом, и, – почти с неохотой, – я не хочу тебя потерять.
Она по привычке смотрела вниз. Ее сердцу неожиданно стало тесно в груди. Впервые в жизни она почувствовала, что почти любима мужчиной, и не могла произнести ни слова.
Спустя некоторое время он сказал:
– Завтра мне нужно сделать несколько звонков, а потом кое-куда сходить.
Он допил свой кофе:
– Возможно, меня не будет день-два. Но после этого все будет кончено.
– Может быть, я съезжу завтра навестить маму, – сказала она.
– Это неплохая идея.
Ее волосы снова упали на лицо, и она в который раз убрала их за уши.
– Завтра, – сказала она. – Завтра, завтра.
Она помотала головой, и ее волосы снова выбились из-за ушей.
– А есть ли у нас с тобой это завтра?
Эббот уже собирался сказать что-то вроде "я надеюсь", или "может быть", или "если повезет", но вдруг заметил, что она чуть не плачет.
– Конечно, оно у нас есть, – сказал он, стараясь успокоить ее теплотой и уверенностью в голосе. – Но не здесь.
– Ты ведь не имеешь в виду Южную Америку со всеми этими военными преступниками?
– Нет, – улыбаясь, ответил он, – не Южная Америка. Другая страна.
– И мы там будем в безопасности?
– Жить долго и счастливо до конца своих дней.
– Пожалуйста, не шути об этом.
Элис снова чуть не плакала. Ричард наклонился вперед и взял ее лицо в свои руки.
– Когда я проведу тебя по пальмовой аллее Шаар Хаголана, – сказал он, – тогда спроси меня, не шучу ли я.
Он дотронулся до ее губ своими, затем отпустил ее и откинулся назад.
– Но к чему говорить о будущем? Настоящее не так плохо, разве нет?
– Настоящее – восхитительно, – сказала она, чувствуя себя так, будто посреди ночи вдруг взошло солнце. – И что мы с ним будем делать? Отправимся в постель? Или ты слишком устал?
– Это оскорбление. Тебя следует отшлепать.
– Обещания, обещания, обещания, – сказал она и впервые за этот день рассмеялась.
* * *
Дорис прилетела в Лейфилд Холл после наступления темноты и отужинала с Нжала дыней Ожен (Нжала отнюдь не был антисемитом в отношении того, что шло в его желудок), форелью с миндалем, жареным утенком и печеньем с сыром, запив все это вином, бутылкой "Кло де Без", и, наконец, завершив ужин десертом из клубники со сливками и слегка охлажденного "Монбазилака".Ужин, вино, обстановка и сервис, такой же ненавязчивый, как и освещение, подействовали на слабенькую головку Дорис.
– Ты фантастический, – сказала она. – Черт, да ты просто фантастический.
– Давай выпьем кофе с арманьяком и отправимся в кровать.
Так они и сделали. И восхитили друг друга. Дорис стала проституткой не потому, что ее лишили денег и крова. Она была шлюхой по призванию.
Она дала Нжала все, что он хотел, и даже больше. Они занимались любовью всеми способами, какими это могут делать мужчина и женщина, с побочными вариациями собственного изобретения (так они думали). Что особенно понравилось Нжала, так это очевидное наслаждение, которое получала Дорис от процесса. Большинство женщин после первого часа просто молчаливо смирялись. Но не Дорис. Она наслаждалась каждым моментом. Нжала пришлось уничтожить огромное количество Витабикса, чтобы за ней успеть.
– Мне не нравится только одно, – сказала она.
– Что? – спросил он с легкой тревогой в голосе.
– Этот чертов Витабикс и отсутствие шампанского.
– Her ничего проще, крошка.
Он взял телефонную трубку и сказал:
– Артур, принеси нам полдюжины бутылок "Хайдсика", пожалуйста. И сделай это сам.
– Эй, постой минуту, мы же в чем мать родила.
– Моя дорогая, просто не обращай внимания на него, он, уверяю, тебя и не заметит. Он слуга, инструмент, instrumentum mutum– орудие труда. Ложись и расслабься.
Артур принес шампанское, открыл бутылку, наполнил два бокала и ушел.
– Чтоб мне провалиться, он даже не взглянул на нас.
– Пей шампанское, крошка, и съешь еще немного Витабикса. Он очень полезен.
Это была прекрасная ночь для Нжала. Лучше быть и не могло.
* * *
Элис и Эббот занимались любовью медленно, нежно и страстно, периодически отпуская шутки на тему секса, никому, кроме них, не показавшиеся бы и вполовину такими же смешными.Затем они легли и курили в темноте, освещаемые только лунным светом.
– Я все для тебя усложняю? – спросил он.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, например, разделение преданности. Преданность Департаменту Преданность мне.
– Вся моя преданность – только тебе.
– Это не совсем правда.
– В любом случае, я привыкла вести двойную жизнь: одну реальную, а другую – в мечтах.
– А эта какая?
– Та, что в мечтах, разумеется. Но происходящая в реальности.
– Не слишком ли это запуганно?
– Не для меня. И особенно не теперь. Эй, дай мне затянуться, ты все выкуришь.
– Почему не теперь?
– Потому что теперь я живу. По-настоящему живу.
– И больше не волнуешься о том, что будет завтра?
– К черту завтра. С меня достаточно сегодняшнего дня.
– И ночи.
– Ночь создана для любви, как кто-то заметил.
– Во всяком случае, не для сна. Кроме того случая, когда умираешь. Тогда это один длинный сон, как заметил кто-то еще.
– Я знаю, я сдавала по этому экзамен. Постой... Nox est perpetua... что-то вроде этого... dormienda. To есть, ночь бесконечна и создана для того, чтобы спать.
Он предложил ей сигарету.
– Нет, ты докуривай.
Он сделал пару затяжек, наблюдая за тем, как разгорается кончик сигареты.
– Ты, случайно, не обижаешься на меня? За то, что я тебя использую, я имею в виду.
Она улыбнулась в темноте.
– Ты меня не используешь. Да и в любом случае, если и так, то это судьба или вроде того – как завтра.
– Но сегодняшняя ночь создана для любви, – сказал он и, затушив сигарету, снова обнял девушку.
Через некоторое время он поднял ее так, что она оказалась сверху.
– Ммм... – сказала она, – мне это нравится. Ммм... так хорошо. Да с тобой все хорошо.
В темноте, разрисованной лунным светом, он видел немного больше, чем просто силуэт и длинные волосы, ниспадающие на плечи и руки.
– Я когда-нибудь говорил тебе, что у тебя красивые руки и плечи?
– Я никогда не знала, что во мне есть что-то красивое. Может, это просто потому, что темно.
– Нет, это не темнота.
Она резко втянула воздух.
– Господи, как бы я хотела, чтобы это продолжалось вечно. Мне нравится, когда темно, тогда я могу спокойно смотреть на тебя, и ты не будешь видеть мои неправильные глаза.
– Я могу увидеть черного муравья на черной скале черной ночью. И мне нравятся твои глаза.
Она наклонилась к нему так близко, что ее длинные волосы скрыли их лица.
– Даже если я доживу до ста лет, – прошептала она, – я не думаю, что когда-нибудь буду счастливее, чем сейчас.
* * *
Ему нравилось сидеть на веранде в предрассветных сумерках и наблюдать, как белесый туман поднимается от болот, охватывает город, словно саван, и зависает там, кружась в легком воздухе, пока не выходит солнце и не сжигает призрачную дымку, и на жестяные крыши домов садятся грязные чернокрылые грифы, похожие на нечистоплотных адвокатов в ожидании дел.Большую часть дней он провел, слегка потея, в тени веранды, ожидая грузового судна обратно в Англию.
Если повезет, он сможет оказаться там почти одновременно с Нжала, который в настоящее время находится на конференции ОПЕК в Женеве, основная цель которой – еще выше задрать цены на нефть для западных стран и обеспечить щедрую пирушку для делегатов.
На следующие несколько недель у Нжала было плотное расписание. Из Швейцарии он должен был лететь в Кампалу на собрание членов Организации Африканского Единства (и очередную пирушку), затем в Бейрут, официально – на отдых перед тем, как лететь в Лондон, но на самом деле, на секретную встречу с лидерами террористической группы «Черный Сентябрь», которой оказывал материальную и другого рода помощь.
В Англии его ожидали в конце апреля, как и грузовой корабль, но пунктуальностью грузовое судоходство не отличалось, поэтому при отсутствии удачи Эббот мог бы и разминуться со своей целью. Но в конечном итоге это все равно не имело бы никакого значения. Он последует за ним, куда бы тот ни поехал, как Божье Око.
Глава 20
Утро понедельника было спокойным и ясным, и они снова позавтракали у окна в желтом свете солнца. Оба молчали. И вдруг, ни с того ни с сего, поссорились из-за тоста.
Эббот съел один тост и выпил три чашки кофе, и Элис сказала, что он должен съесть что-нибудь еще, кроме тоста, а Эббот ответил, что ничего больше не хочет, эмоции переросли в банальную ругань из-за куска поджаренного хлеба, и вот они уже кричат друг на друга, словно давно женатая пара.
Затем Элис расплакалась, он, естественно, обнял ее, и оба притихли, успокаиваясь от прикосновений друг друга.
– Это случится сегодня, ведь так? – спросила она. Ричард кивнул:
– Если все получится.
– Что ты имеешь в виду?
– Планам человека и мыши может помешать что угодно – начиная от спущенного колеса, и заканчивая громким чихом.
– И что ты тогда будешь делать?
– Попробую все исправить и буду молиться, чтобы больше такого не случилось.
Ричард все еще держал ее в руках.
– Отпусти меня, – нежно проговорила Элис. – Или не отпускай никогда.
Он опустил руки, и девушка, встав на цыпочки, официально, как старая добрая английская жена, поцеловала его в щеку.
– Ненавижу прощаться.
– Да.
После недолгой паузы она сказала:
– Я лучше поеду к маме. Тебе понадобится машина?
Эббот помотал головой. Она направилась к двери.
– Странно, мы полжизни проводим, говоря "спасибо", и вдруг, когда тебе действительно хочется кого-то поблагодарить, сказать-то и нечего.
– Просто возвращайся ко мне, – сказала она и вышла.
Эббот прислушался к ее легким шагам на лестнице, затем подошел к окну и выглянул на улицу.
Ричард наблюдал за ней, пока она не скрылась из виду. Элис не обернулась.
После этого он подошел к столу, снял телефонную трубку и по памяти набрал номер Нового Скотланд-Ярда.
– Старшего суперинтенданта Шеппарда, пожалуйста.
Его попросили подождать, потом отрывистый женский голос произнес:
– Кабинет старшего суперинтенданта Шеппарда. Чем могу помочь?
– Департамент, О-А-шесть, – сказал он, называя идентификационный код (надеясь, что они не сменили его за последние пару лет, хотя для этого и не было никаких причин). – Могу я с ним поговорить?
– Он уехал в Питерсфилд.
– О, я думал, что он будет здесь после перестрелки на Ватерлоо.
– Он был здесь, но снова уехал.
– Ну хорошо, спасибо.
– Что ему передать?
– Скажите, что звонили из офиса Фрэнка Смита.
Он повесил трубку. Итак, убежище было в Питерсфилде. Все, что ему теперь было нужно, – это адрес.
Она была под большим впечатлением от количества окружавшей его охраны.
– Боже мой, все эти собаки и люди. Они, видать, и впрямь озабочены твоей судьбой.
Нжала рассмеялся.
– Да, это все из-за какой-то угрозы то ли от ИРА, то ли от какой-то другой террористической группы, мол, они собираются похитить приезжающих с визитами шишек. Англичане ведь очень пекутся о безопасности.
Широко раскрыв глаза, она забросала его всякого рода вопросами, на которые он отвечал со слегка покровительственным благодушием взрослого дяди, балующего школьницу.
Перед уходом Его Превосходительство сказал:
– Я хочу увидеть тебя снова. Скоро.
– Когда?
– Не могу сказать точно. Мои планы меняются внезапно. Но я тебе позвоню, самое позднее – через пару дней. Чтобы убедиться, что ты свободна.
– Не беспокойся, я буду.
– Послушай, парень, если вы там ничего не делали, так откуда у меня наряд на замену девяти метров водосточной трубы и повторную расшивку швов чертового фронтона? Скажи мне... Нет, я не Могу разобрать подпись. Но бумага прошла через старину Пилкингтона и подписана им, чувствуешь? Это должно быть правдой, не так ли? Загадка? Никаких загадок, приятель. Сказано тут, черным но белому: "Выполнить работу в Манор-Хаус, Лидии, Питерсфилд..." В каком смысле не тот адрес? Не говори мне, что у нас нет поместья в Питерсфилде, когда я знаю, что есть... О! О, точно – Лейфилд Холл. Так, дай-ка мне их номер телефона, не хочу, чтобы из меня сделали придурка... Так. Спасибо. Но как вообще так получилось, что кто-то из ваших взял и написал неправильный адрес на наряде? Ладно, парень, ладно, это даже не я все начал, это старик Гимбел из бюджетного, а ты знаешь, какой сволочью может быть этот ублюдок...
– Господи, – сказала она в телефонную трубку.
Эббот съел один тост и выпил три чашки кофе, и Элис сказала, что он должен съесть что-нибудь еще, кроме тоста, а Эббот ответил, что ничего больше не хочет, эмоции переросли в банальную ругань из-за куска поджаренного хлеба, и вот они уже кричат друг на друга, словно давно женатая пара.
Затем Элис расплакалась, он, естественно, обнял ее, и оба притихли, успокаиваясь от прикосновений друг друга.
– Это случится сегодня, ведь так? – спросила она. Ричард кивнул:
– Если все получится.
– Что ты имеешь в виду?
– Планам человека и мыши может помешать что угодно – начиная от спущенного колеса, и заканчивая громким чихом.
– И что ты тогда будешь делать?
– Попробую все исправить и буду молиться, чтобы больше такого не случилось.
Ричард все еще держал ее в руках.
– Отпусти меня, – нежно проговорила Элис. – Или не отпускай никогда.
Он опустил руки, и девушка, встав на цыпочки, официально, как старая добрая английская жена, поцеловала его в щеку.
– Ненавижу прощаться.
– Да.
После недолгой паузы она сказала:
– Я лучше поеду к маме. Тебе понадобится машина?
Эббот помотал головой. Она направилась к двери.
– Странно, мы полжизни проводим, говоря "спасибо", и вдруг, когда тебе действительно хочется кого-то поблагодарить, сказать-то и нечего.
– Просто возвращайся ко мне, – сказала она и вышла.
Эббот прислушался к ее легким шагам на лестнице, затем подошел к окну и выглянул на улицу.
Ричард наблюдал за ней, пока она не скрылась из виду. Элис не обернулась.
После этого он подошел к столу, снял телефонную трубку и по памяти набрал номер Нового Скотланд-Ярда.
– Старшего суперинтенданта Шеппарда, пожалуйста.
Его попросили подождать, потом отрывистый женский голос произнес:
– Кабинет старшего суперинтенданта Шеппарда. Чем могу помочь?
– Департамент, О-А-шесть, – сказал он, называя идентификационный код (надеясь, что они не сменили его за последние пару лет, хотя для этого и не было никаких причин). – Могу я с ним поговорить?
– Он уехал в Питерсфилд.
– О, я думал, что он будет здесь после перестрелки на Ватерлоо.
– Он был здесь, но снова уехал.
– Ну хорошо, спасибо.
– Что ему передать?
– Скажите, что звонили из офиса Фрэнка Смита.
Он повесил трубку. Итак, убежище было в Питерсфилде. Все, что ему теперь было нужно, – это адрес.
* * *
Прежде чем посадить свою пассию на вертолет, улетающий обратно в Лондон, Нжала прогулялся с Дорис по окрестностям поместья.Она была под большим впечатлением от количества окружавшей его охраны.
– Боже мой, все эти собаки и люди. Они, видать, и впрямь озабочены твоей судьбой.
Нжала рассмеялся.
– Да, это все из-за какой-то угрозы то ли от ИРА, то ли от какой-то другой террористической группы, мол, они собираются похитить приезжающих с визитами шишек. Англичане ведь очень пекутся о безопасности.
Широко раскрыв глаза, она забросала его всякого рода вопросами, на которые он отвечал со слегка покровительственным благодушием взрослого дяди, балующего школьницу.
Перед уходом Его Превосходительство сказал:
– Я хочу увидеть тебя снова. Скоро.
– Когда?
– Не могу сказать точно. Мои планы меняются внезапно. Но я тебе позвоню, самое позднее – через пару дней. Чтобы убедиться, что ты свободна.
– Не беспокойся, я буду.
* * *
А в квартире Эббот снова звонил по телефону, на этот раз в подразделения по обслуживанию и уходу за поместьями, принадлежащими Департаменту на юго-востоке. В разговоре он довольно удачно имитировал уэльский акцент.– Послушай, парень, если вы там ничего не делали, так откуда у меня наряд на замену девяти метров водосточной трубы и повторную расшивку швов чертового фронтона? Скажи мне... Нет, я не Могу разобрать подпись. Но бумага прошла через старину Пилкингтона и подписана им, чувствуешь? Это должно быть правдой, не так ли? Загадка? Никаких загадок, приятель. Сказано тут, черным но белому: "Выполнить работу в Манор-Хаус, Лидии, Питерсфилд..." В каком смысле не тот адрес? Не говори мне, что у нас нет поместья в Питерсфилде, когда я знаю, что есть... О! О, точно – Лейфилд Холл. Так, дай-ка мне их номер телефона, не хочу, чтобы из меня сделали придурка... Так. Спасибо. Но как вообще так получилось, что кто-то из ваших взял и написал неправильный адрес на наряде? Ладно, парень, ладно, это даже не я все начал, это старик Гимбел из бюджетного, а ты знаешь, какой сволочью может быть этот ублюдок...
* * *
Телефон звонил и звонил, и Дорис наконец проснулась.– Господи, – сказала она в телефонную трубку.