Ричард ответил, что его журнал хочет напечатать репортаж о Нжала с фотографиями, и он бы хотел взять у него интервью, желательно в каком-нибудь месте посимпатичнее, например, на балконе пентхауса, если они, конечно, разместились в пентхаусе.
– Да, – ответил Артур, – мы разместились в пентхаусе. Когда вы хотите приехать для интервью?
– Сегодня, если возможно.
– Нет, боюсь, это исключено. Его Превосходительство сегодня вечером отправляется в деревню.
– Может быть, я смог бы взять у него интервью прямо там. Я не возражаю против поездки за город.
– Я боюсь, что это тоже невозможно. Президент намеревается хорошо отдохнуть и не будет давать интервью.
– Надеюсь, он не болен?
– Нет, просто ему нужен отдых.
– Что ж, возможно, мне удастся встретиться с ним, когда он вернется. Куда, вы сказали, он едет?
– Боюсь, это конфиденциальная информация.
Эббот и не надеялся на ответ, хотя всегда стоило попытаться.
После этого Ричард пошел в парк и уселся на скамейку, с которой ему открывался вид на отель, включая балкон пентхауса.
Если бы Нжала подошел к краю балкона, то его было бы отлично видно через оптический прицел. Но вряд ли получится невозмутимо сидеть там при свете дня со снайперской винтовкой на коленях.
Когда стемнеет – другое дело... Он задумался о том, когда Нжала собирается покинуть отель. Его мысли понеслись. Стоит ли идти за винтовкой? Даже если Нжала и выйдет на балкон, будет ли его видно в темноте? Это будет зависеть от того, как он будет освещен сзади. Если будет виден хотя бы силуэт, это поможет. В любом случае, у оружия имелся прибор ночного видения.
В идеале хотелось, чтобы Нжала знал, что должен умереть, но это уже тонкости. Если у него был шанс убить Его Превосходительство, им нужно было воспользоваться. Но нужно все взвесить и принять меры предосторожности. Всегда сначала нужно обеспечить безопасность. Для начала достать винтовку, что тоже требовало мер предосторожности.
Эббот обхватил голову руками и принялся думать.
Мимо в обнимку прошли двое влюбленных, но он их даже не заметил.
Девушка сказала молодому человеку:
– Ты видел того мыслителя на скамейке? Почти слышно, как он думает. Интересно, может быть, он великий поэт или философ.
Но в этот теплый весенний день ее спутник думал о более близких и земных вещах: о румянце на ее щеках, о запахе, исходящем от ее кожи и о том, как под блузкой двигались, изменяя форму, ее груди.
Когда-нибудь должно повезти, как сказал Эббот. Даже если потом все снова станет хуже.
Удача улыбнулась, когда команда из отдела Ярда, занимающегося взрывными устройствами, проводила обычную проверку металлоискателями камер хранения центральных вокзалов. Полицейские собаки искали взрывчатку.
Прошлой ночью была угроза взрыва на Юстон Стэйшн.
На вокзале Ватерлоо один из членов группы нашел чемодан с необычно тяжелым металлическим содержимым. Другой эксперт осторожно открыл кейс, увидев, что в нем, он немедленно позвонил в Ярд.
Клиффорд, бледный холостяк с выцветшими глазами, начисто лишенный сексуального влечения и тяги к прочим земным удовольствиям, жил со своей матерью и моделями поездов в невыразительном спальном районе, в котором не было ничего, кроме железнодорожной станции, откуда регулярно ходили поезда на Ватерлоо.
– Клиффорд, – резко сказал Шеппард, – ты помнишь винтовку, специально изготовленную для Эббота?
Выцветшие глаза Клиффорда, обычно ничего не выражавшие, вдруг на мгновение ожили.
– Помню ли я? – сказал он. – Как я могу это забыть? Я помогал ему ее пристреливать на военном полигоне Салисбери Плэйн. Единственный экземпляр, на основе Армалита-15 с оптическим прицелом Лезервуд. А знаешь, какая у нее начальная скорость? Девятьсот девяносто метров в секунду. С четырехсот пятидесяти метров проделает две дырки в армейской каске и оставит дырку в голове размером с мужской кулак. Ну а что до ощущений, так я никогда не держал в руках оружия приятнее...
Он вздохнул, как мужчина вздыхает по женщине.
– Думаю, мы нашли эту винтовку – на вокзале Ватерлоо. Как скоро ты можешь там быть?
Через полчаса сержант Клиффорд уже изучал и опознавал винтовку.
– Это она. Никаких сомнений.
Он вытащил из кейса ее составные части и собрал их вместе. Затем он разобрал ее и снова собрал. Все это он проделал быстро и механически четко, но с любовью и нежностью.
Затем сержант прижал ее к плечу и прицелился в мужчину в котелке, пересекающего вестибюль вокзала на пути к выходу на Йорк Роуд.
– Из этого можно убить кого угодно, – сказал он немного приглушенным и почтительным голосом, будто бы находился в церкви.
Потом тем же быстрым и любовным движением он опустил винтовку и положил ее обратно в кейс.
– Ты оставайся здесь, на случай, если он появится. Но держись в тени. Я пошлю тебе подмогу из тех, кого он никогда не видел, ребят покрепче.
– Сэр, со всем должным уважением, но он этих ребят в момент распознает. Лучше выбрать таких, по которым не видно сразу, что копы. Вроде этого длинноволосого хипповатого парня – как-его-там – Питерса. И Франклина, этого сообразительного ботаника из Брамсхила.
– Двоих? Это слишком мало.
– Хорошо, тогда еще этого тощего и длинного, похожего на проповедника, – Эшби. Это со мной уже четверо. Если будет еще кто-то, мы станем друг на друга натыкаться, особенно, если возле стойки будет толпа. Слишком много подозрительных личностей тоже нам не на руку.
Шеппард обдумал предложение и медленно кивнул.
– Хорошо.
– И скажите им, чтобы надели джинсы или что-то похожее, чтобы выглядеть достаточно неряшливо.
– Но оружие им брать не следует.
– Нет. У меня будет пистолет, этого достаточно.
Шеппард снова кивнул и потер подбородок. У Клиффорда были свои пределы, но в рамках этих ограничений он был экспертом, профессионалом, почти богом. Шеппард очень в него верил.
– Мы не хотим, чтобы чертова публика пострадала, ведь так?
Глаза Клиффорда снова сверкнули и погасли. Его голос стал тусклым и необычно официальным, словно он зачитывал приготовленное заявление.
– Мы, разумеется, постараемся воздержаться от использования огнестрельного оружия... если не будем вынуждены пойти на это ради защиты жизни офицеров полиции или гражданского населения.
Шеппард едва слушая, продолжал кивать, потирая подбородок, Клиффорд прочистил горло.
– С другой стороны, если это будет единственным способом остановить государственного преступника...
Сине-серые глаза Шеппарда смотрели прямо в бесцветные глаза Клиффорда.
– Тогда остановите ублюдка.
Клиффорд почти улыбнулся. Он не любил Эббота по одной простой и детской причине: кто-то когда-то сказал, что он стреляет лучше, чем сам Клиффорд. Это даже не было правдой, но накрепко засело в ограниченном мозгу сержанта, посеяв там жажду мести.
– Отлично, отлично, – сказал начальник Департамента, которому уже не терпелось начать уикенд и отправиться в плаванье на Солент. – Кто отвечает за операцию на месте?
– Сержант Клиффорд.
– О-о-о...
Настало долгое молчание.
– Я не уверен, что это тот человек, которого следует оставлять за старшего.
– Вы говорили, что хотите остановить Эббота... а если понадобится, то и убить.
– Да, но только Эббота. Это вокзал Ватерлоо, помните, а не аэропорт Лод в Израиле. Нам не простят фронтальной атаки под прикрытием крупнокалиберных пулеметов.
– Смотри, – она показала ему пиджак. – Донегольский твид. Красиво, правда?
– Очень красиво, – рассеянно ответил он.
– Разве ты не примеришь?
Он надел пиджак.
– Замечательно.
– Ричард, ты чем-то обеспокоен?
– Мм?
– Я говорю...
– Her, я в порядке.
Но это было неправдой. Она чувствовала ложь и хотела знать, в чем дело, и в то же время, не хотела знать. Поразмыслив над ситуацией, она быстро поняла, что выхода нет. И как поступает большинство из нас, когда сталкивается с безвыходной ситуацией, она отвернулась и продолжила жить в своем маленьком сне, слабо надеясь на то, что реальность никогда его не нарушит.
– Я влюблена в тебя, – сказала она. – Я никогда не знала, как это, но думала, что влюблена. А теперь знаю.
Элис посмотрела на него и опустила голову, отчего прядь волос упала ей на лицо сбоку. Она заправила ее обратно за ухо жестом, от которого вдруг стала выглядеть очень юной, серьезной и ранимой.
Ричард протянул руку и ладонью нежно погладил ей шею. В ответ она наклонила голову, поймав его теплую, сухую, нежную руку губами.
Сначала он собирался положить его в шкафчик в подземке, но обнаружил, что все они заперты, а ключей нет, вероятно, чтобы террористы не закладывали в них бомбы. Он подумал, что полицейские могли заодно закрыть и камеру хранения. Но волноваться не следовало. Она работала и, более того оставалась все в том же самом углу, напротив платформ один и два, между рядом телефонных будок и мужским туалетом с самыми лучшими граффити в Лондоне.
Ричард внимательно наблюдал за работой камеры хранения, но не заметил попыток служащих проверить содержимое сдаваемого багажа.
Возле стойки стоял, опершись на метлу, седой пожилой носильщик с седыми усами и мрачно смотрел в никуда. Эббот разговорился с ним и ненавязчиво перевел разговор на тему недавних угроз заложенных на вокзале бомб.
– Бобби тут не очень-то заботятся о проверке багажа.
– Большую часть времени они слишком заняты. Если бы полицейские открывали каждую сумку, тут бы была вопящая толпа, само собой.
Эббот согласился, что само собой, была бы давка, и встал в очередь к стойке. Озабоченный служитель бросил взгляд на кейс и уже через пару минут Эббот шагал прочь с талончиком в руке.
Это было три дня назад. Теперь сержант Клиффорд с кошачьим терпением ждал его возвращения за раздвижными дверьми офиса. Он был надежно скрыт от всех посетителей, но при желании мог мгновенно очутиться в главном вестибюле вокзала.
Сержант взял с собой свою личную кобуру, свой личный, сделанный под особый заказ пистолет, Ремингтон ХР-100, похожий больше на миниатюрную винтовку, со скользящим затвором центрального боя и стволом длиной почти тридцать сантиметров. С такими техническими характеристиками и длиной ствола это оружие, скорее всего, предназначалось для стрельбы по мишеням, но не исключено, что тот, кто его конструировал, думал и об убийцах, которые смогут его использовать в своих целях, поскольку оно было сделано под бутылочной формы патроны калибра 221 "файрбол", обладающие самой высокой в мире начальной скоростью.
Это был однозарядный пистолет для тренировки снайперов и спортсменов, но Клиффорду никогда не приходилось стрелять во что-либо больше одного раза, особенно, если это что-то двигалось. Скорость и точность его стрельбы по движущейся мишени были феноменальны и находились чуть ли не за пределами возможного. Он жил этим.
Возле входа в офис камеры хранения, подпирая стену, стояли двое молодых хиппи. Па одном были надеты широкополая шляпа, пиджак с бахромой и множество бус, другой, с длинными, до плеч, волосами, был одет в цветастую рубашку, заправленную в рваные джинсы. Они выглядели грязными и явно скучали, им абсолютно нечего делать, кроме как подпирать стену и лениво курить. Это были двое агентов Особого отдела, о которых говорил сержант Клиффорд.
Третий – высокий, тощий, туберкулезного вида Эшби, стоял, облокотившись на спинку одной из деревянных скамеек напротив стойки камеры хранения. На нем был грязный черный костюм и тонкий черный галстук, он щурился в карманную Библию. Он был похож на одного из этих ревностных протестантов с юга, которые одной рукой спасают души, а другой – ввергают женщин в бездну соблазна.
Электрик установил под стойкой звонок, который служителю следовало нажать ногой. Это был сигнал к действию для Клиффорда и остальных.
Это был простой, казавшийся надежным, план. Все, что нужно было делать, это ждать, пока рыбка клюнет, и тогда рывком ее вытащить.
Рыбка клюнула на исходе дня, когда небольшая группа из семи-восьми человек столпилась возле стойки. Среди них было двое пьяных и очень шумевших здоровяков. План был рассчитан на маленькую группку усталых пассажиров, но не на пьяных бугаев.
Первые четверо людей, стоявших в очереди, держали наготове свои бумажки, но единственный талончик, который видел служащий, был тот, который держал человек, одетый как бродяга, в поношенной шляпе, натянутой на глаза, и длинном грязном плаще. Это был талон, которого он ждал весь день. Клерк надавил ногой на звонок.
Двое агентов Особого отдела по обе стороны офиса стали проталкиваться сквозь толпу. Один попытался отодвинуть более крупного из пьяных в сторону.
– Не смей толкать меня, ты, урод хиппующий, – возмутился здоровяк и сбил его с ног.
Когда второй агент схватил его, бродяга с размаху ударил его кейсом в лицо с такой силой, что сломал полицейскому нос и скулу. Тот медленно, почти комично, свалился на землю, удивленное выражение постепенно исчезало с его лица, а глаза стекленели.
Эшби и Клиффорд, находившиеся дальше, чем двое других, поспешили за ними и попытались добраться до бродяги. Но пьяный здоровяк закричал:
– Четверо на одного. Козлы. Поможем парню, – и попытался ударить подошедшего Клиффорда тыльной стороной руки, но сержант схватил его за лацканы, рванул на себя и боднул головой в лицо.
Пьяный упал, и Клиффорд переступил через него как раз в тот момент, когда бродяга вырвался из рук Эшби и припустил через вестибюль вокзала в сторону выхода к поездам, согласованным с расписанием пароходов.
Эшби погнался было за ним, но Клиффорд закричал:
– Оставь его! Оставь его!
Он нагнулся, вытащил Ремингтон, взял его обеими руками, прицелился и спустил курок одним быстрым плавным движением.
Бродяга был уже метрах в трех от выезда, пробежав мимо одиноко стоящей таблички ГОЛУБЕЙ НЕ КОРМИТЬ, когда его подняло на полметра, он перекувырнулся в воздухе, похожий на давно не тренировавшегося гимнаста, упал на спину и остался лежать, уставившись невидящим взглядом на балки крыши. "Файрбол" размозжил шестой и седьмой шейные позвонки и вышел через горло. Объект охоты лежал в необычно большой луже крови, которая все еще растекалась, когда Клиффорд добежал до него.
– О Господи, – не своим голосом произнес Клиффорд. Он убил не того человека.
Девушка вымыла Эббота, накормила, вычесала вшей и терпеливо выхаживала его.
Остальные обитатели трущоб решили, что он ее новый сутенер, и это немного раздражало тех, кто считал, что сутенер такой красавицы должен быть черным.
Одного из них это разозлило настолько, что он попытался пырнуть Ричарда ножом ночью в придорожном кабаке, где алкоголь тек рекой. Но когда он подошел к нему с зажатым в руке ножом, кто-то подставил ногу, тот споткнулся, а кто-то третий стукнул его по голове глиняным горшком. Затем они затащили его под стол и продолжили пить.
Время от времени кто-то поливал парня пивом, чтобы он очнулся, но он не шевелился, и Эббот решил, что он мертв. Позже, заглянув под стол, Эббот обнаружил, что там никого нет.
В импровизированном меню было два вида напитков: маисовое пиво и неочищенная бесцветная жидкость, которая горела, как дезинфицирующее средство для туалетов, а на вкус напоминала креозот. Попробовав ее однажды и немедленно выплюнув, Эббот предпочитал маисовое пиво. Впрочем, и оно было достаточно крепким. Он не чувствовал, что пьян, пока не попытался встать. Сохраняя чувство собственного достоинства, он остался сидеть в ожидании, когда к его ногам вернется сила.
В плохо освещенном дымящей керосиновой лампой кабаке было тесно и жарко. Вонь стояла неописуемая, и Ричард вдруг почувствовал, что больше не может этого выносить. Снаружи была жаркая, черная и звездная ночь.
– Господи, все такое черное, – сказал он. – И ты тоже. Я едва тебя вижу.
Он стоял не двигаясь, привыкая к темноте, но даже спустя некоторое время едва мог различить горбатые силуэты лачуг в слабой дымке звездного света. Всюду лежали тени. Прохладный ночной воздух снова опьянил его, он схватил Дженни за руку и повис на ней.
Девушка вспотела, от нее нежно пахло теплом и мускусом, и он вдруг подумал о том, каково это – быть рядом с ней. Эбботу пришло в голову, что человек, который хотел его пырнуть, вполне может стоять рядом в тени с зажатым, в руке ножом. Его не впервые пытались спьяну зарезать в трущобах, где выпивка обычно приводит к насилию или безудержному веселью.
Опасность быть раненым из-за алкоголя или женщины на языке Службы была характерной особенностью данной местности, тогда как шансов быть выданным полиции не было никаких.
Это была успокаивающая мысль. Он умел управляться с ножами.
Глава 16
– Да, – ответил Артур, – мы разместились в пентхаусе. Когда вы хотите приехать для интервью?
– Сегодня, если возможно.
– Нет, боюсь, это исключено. Его Превосходительство сегодня вечером отправляется в деревню.
– Может быть, я смог бы взять у него интервью прямо там. Я не возражаю против поездки за город.
– Я боюсь, что это тоже невозможно. Президент намеревается хорошо отдохнуть и не будет давать интервью.
– Надеюсь, он не болен?
– Нет, просто ему нужен отдых.
– Что ж, возможно, мне удастся встретиться с ним, когда он вернется. Куда, вы сказали, он едет?
– Боюсь, это конфиденциальная информация.
Эббот и не надеялся на ответ, хотя всегда стоило попытаться.
После этого Ричард пошел в парк и уселся на скамейку, с которой ему открывался вид на отель, включая балкон пентхауса.
Если бы Нжала подошел к краю балкона, то его было бы отлично видно через оптический прицел. Но вряд ли получится невозмутимо сидеть там при свете дня со снайперской винтовкой на коленях.
Когда стемнеет – другое дело... Он задумался о том, когда Нжала собирается покинуть отель. Его мысли понеслись. Стоит ли идти за винтовкой? Даже если Нжала и выйдет на балкон, будет ли его видно в темноте? Это будет зависеть от того, как он будет освещен сзади. Если будет виден хотя бы силуэт, это поможет. В любом случае, у оружия имелся прибор ночного видения.
В идеале хотелось, чтобы Нжала знал, что должен умереть, но это уже тонкости. Если у него был шанс убить Его Превосходительство, им нужно было воспользоваться. Но нужно все взвесить и принять меры предосторожности. Всегда сначала нужно обеспечить безопасность. Для начала достать винтовку, что тоже требовало мер предосторожности.
Эббот обхватил голову руками и принялся думать.
Мимо в обнимку прошли двое влюбленных, но он их даже не заметил.
Девушка сказала молодому человеку:
– Ты видел того мыслителя на скамейке? Почти слышно, как он думает. Интересно, может быть, он великий поэт или философ.
Но в этот теплый весенний день ее спутник думал о более близких и земных вещах: о румянце на ее щеках, о запахе, исходящем от ее кожи и о том, как под блузкой двигались, изменяя форму, ее груди.
Когда-нибудь должно повезти, как сказал Эббот. Даже если потом все снова станет хуже.
* * *
Старшему суперинтенданту Шеппарду, сидевшему в своем кабинете в Скотланд-Ярде, повезло как раз тогда, когда Эббот сидел в Гайд Парке, погруженный в мысли об оружии и смерти.Удача улыбнулась, когда команда из отдела Ярда, занимающегося взрывными устройствами, проводила обычную проверку металлоискателями камер хранения центральных вокзалов. Полицейские собаки искали взрывчатку.
Прошлой ночью была угроза взрыва на Юстон Стэйшн.
На вокзале Ватерлоо один из членов группы нашел чемодан с необычно тяжелым металлическим содержимым. Другой эксперт осторожно открыл кейс, увидев, что в нем, он немедленно позвонил в Ярд.
* * *
Сержант Клиффорд играл со своими паровозиками, когда раздался телефонный звонок.Клиффорд, бледный холостяк с выцветшими глазами, начисто лишенный сексуального влечения и тяги к прочим земным удовольствиям, жил со своей матерью и моделями поездов в невыразительном спальном районе, в котором не было ничего, кроме железнодорожной станции, откуда регулярно ходили поезда на Ватерлоо.
– Клиффорд, – резко сказал Шеппард, – ты помнишь винтовку, специально изготовленную для Эббота?
Выцветшие глаза Клиффорда, обычно ничего не выражавшие, вдруг на мгновение ожили.
– Помню ли я? – сказал он. – Как я могу это забыть? Я помогал ему ее пристреливать на военном полигоне Салисбери Плэйн. Единственный экземпляр, на основе Армалита-15 с оптическим прицелом Лезервуд. А знаешь, какая у нее начальная скорость? Девятьсот девяносто метров в секунду. С четырехсот пятидесяти метров проделает две дырки в армейской каске и оставит дырку в голове размером с мужской кулак. Ну а что до ощущений, так я никогда не держал в руках оружия приятнее...
Он вздохнул, как мужчина вздыхает по женщине.
– Думаю, мы нашли эту винтовку – на вокзале Ватерлоо. Как скоро ты можешь там быть?
Через полчаса сержант Клиффорд уже изучал и опознавал винтовку.
– Это она. Никаких сомнений.
Он вытащил из кейса ее составные части и собрал их вместе. Затем он разобрал ее и снова собрал. Все это он проделал быстро и механически четко, но с любовью и нежностью.
Затем сержант прижал ее к плечу и прицелился в мужчину в котелке, пересекающего вестибюль вокзала на пути к выходу на Йорк Роуд.
– Из этого можно убить кого угодно, – сказал он немного приглушенным и почтительным голосом, будто бы находился в церкви.
Потом тем же быстрым и любовным движением он опустил винтовку и положил ее обратно в кейс.
– Ты оставайся здесь, на случай, если он появится. Но держись в тени. Я пошлю тебе подмогу из тех, кого он никогда не видел, ребят покрепче.
– Сэр, со всем должным уважением, но он этих ребят в момент распознает. Лучше выбрать таких, по которым не видно сразу, что копы. Вроде этого длинноволосого хипповатого парня – как-его-там – Питерса. И Франклина, этого сообразительного ботаника из Брамсхила.
– Двоих? Это слишком мало.
– Хорошо, тогда еще этого тощего и длинного, похожего на проповедника, – Эшби. Это со мной уже четверо. Если будет еще кто-то, мы станем друг на друга натыкаться, особенно, если возле стойки будет толпа. Слишком много подозрительных личностей тоже нам не на руку.
Шеппард обдумал предложение и медленно кивнул.
– Хорошо.
– И скажите им, чтобы надели джинсы или что-то похожее, чтобы выглядеть достаточно неряшливо.
– Но оружие им брать не следует.
– Нет. У меня будет пистолет, этого достаточно.
Шеппард снова кивнул и потер подбородок. У Клиффорда были свои пределы, но в рамках этих ограничений он был экспертом, профессионалом, почти богом. Шеппард очень в него верил.
– Мы не хотим, чтобы чертова публика пострадала, ведь так?
Глаза Клиффорда снова сверкнули и погасли. Его голос стал тусклым и необычно официальным, словно он зачитывал приготовленное заявление.
– Мы, разумеется, постараемся воздержаться от использования огнестрельного оружия... если не будем вынуждены пойти на это ради защиты жизни офицеров полиции или гражданского населения.
Шеппард едва слушая, продолжал кивать, потирая подбородок, Клиффорд прочистил горло.
– С другой стороны, если это будет единственным способом остановить государственного преступника...
Сине-серые глаза Шеппарда смотрели прямо в бесцветные глаза Клиффорда.
– Тогда остановите ублюдка.
Клиффорд почти улыбнулся. Он не любил Эббота по одной простой и детской причине: кто-то когда-то сказал, что он стреляет лучше, чем сам Клиффорд. Это даже не было правдой, но накрепко засело в ограниченном мозгу сержанта, посеяв там жажду мести.
* * *
По дороге в офис в машине после долгого спора с самим собой Шеппард решил, что не станет звонить начальнику Департамента. В конце концов, с чего это вдруг? Официально он ему не подчинялся, равно как и не подчинялся никому из Си Ай Эс. Официально – нет. Во всяком случае, техническая сторона процедуры ареста была в его компетенции, а не в компетенции начальника Департамента. Так что хрен с ним, с начальником Департамента. Но как только он приехал в офис, то сразу же позвонил.– Отлично, отлично, – сказал начальник Департамента, которому уже не терпелось начать уикенд и отправиться в плаванье на Солент. – Кто отвечает за операцию на месте?
– Сержант Клиффорд.
– О-о-о...
Настало долгое молчание.
– Я не уверен, что это тот человек, которого следует оставлять за старшего.
– Вы говорили, что хотите остановить Эббота... а если понадобится, то и убить.
– Да, но только Эббота. Это вокзал Ватерлоо, помните, а не аэропорт Лод в Израиле. Нам не простят фронтальной атаки под прикрытием крупнокалиберных пулеметов.
* * *
Вернувшись в квартиру Элис, Эббот увидел, что она купила ему новую одежду, но он был слишком поглощен своими мыслями, чтобы уделить этому большое внимание.– Смотри, – она показала ему пиджак. – Донегольский твид. Красиво, правда?
– Очень красиво, – рассеянно ответил он.
– Разве ты не примеришь?
Он надел пиджак.
– Замечательно.
– Ричард, ты чем-то обеспокоен?
– Мм?
– Я говорю...
– Her, я в порядке.
Но это было неправдой. Она чувствовала ложь и хотела знать, в чем дело, и в то же время, не хотела знать. Поразмыслив над ситуацией, она быстро поняла, что выхода нет. И как поступает большинство из нас, когда сталкивается с безвыходной ситуацией, она отвернулась и продолжила жить в своем маленьком сне, слабо надеясь на то, что реальность никогда его не нарушит.
– Я влюблена в тебя, – сказала она. – Я никогда не знала, как это, но думала, что влюблена. А теперь знаю.
Элис посмотрела на него и опустила голову, отчего прядь волос упала ей на лицо сбоку. Она заправила ее обратно за ухо жестом, от которого вдруг стала выглядеть очень юной, серьезной и ранимой.
Ричард протянул руку и ладонью нежно погладил ей шею. В ответ она наклонила голову, поймав его теплую, сухую, нежную руку губами.
* * *
Самое лучшее в вокзале Ватерлоо – это то, что он никогда не меняется. И всегда остается таким же, каким его построили: большим, гулким и грязным. Там всегда играет одна и та же музыка военного времени, старые марши для духовых оркестров, во всяком случае, так показалось Ричарду Эбботу, когда он пришел туда, чтобы оставить кейс в камере хранения.Сначала он собирался положить его в шкафчик в подземке, но обнаружил, что все они заперты, а ключей нет, вероятно, чтобы террористы не закладывали в них бомбы. Он подумал, что полицейские могли заодно закрыть и камеру хранения. Но волноваться не следовало. Она работала и, более того оставалась все в том же самом углу, напротив платформ один и два, между рядом телефонных будок и мужским туалетом с самыми лучшими граффити в Лондоне.
Ричард внимательно наблюдал за работой камеры хранения, но не заметил попыток служащих проверить содержимое сдаваемого багажа.
Возле стойки стоял, опершись на метлу, седой пожилой носильщик с седыми усами и мрачно смотрел в никуда. Эббот разговорился с ним и ненавязчиво перевел разговор на тему недавних угроз заложенных на вокзале бомб.
– Бобби тут не очень-то заботятся о проверке багажа.
– Большую часть времени они слишком заняты. Если бы полицейские открывали каждую сумку, тут бы была вопящая толпа, само собой.
Эббот согласился, что само собой, была бы давка, и встал в очередь к стойке. Озабоченный служитель бросил взгляд на кейс и уже через пару минут Эббот шагал прочь с талончиком в руке.
Это было три дня назад. Теперь сержант Клиффорд с кошачьим терпением ждал его возвращения за раздвижными дверьми офиса. Он был надежно скрыт от всех посетителей, но при желании мог мгновенно очутиться в главном вестибюле вокзала.
Сержант взял с собой свою личную кобуру, свой личный, сделанный под особый заказ пистолет, Ремингтон ХР-100, похожий больше на миниатюрную винтовку, со скользящим затвором центрального боя и стволом длиной почти тридцать сантиметров. С такими техническими характеристиками и длиной ствола это оружие, скорее всего, предназначалось для стрельбы по мишеням, но не исключено, что тот, кто его конструировал, думал и об убийцах, которые смогут его использовать в своих целях, поскольку оно было сделано под бутылочной формы патроны калибра 221 "файрбол", обладающие самой высокой в мире начальной скоростью.
Это был однозарядный пистолет для тренировки снайперов и спортсменов, но Клиффорду никогда не приходилось стрелять во что-либо больше одного раза, особенно, если это что-то двигалось. Скорость и точность его стрельбы по движущейся мишени были феноменальны и находились чуть ли не за пределами возможного. Он жил этим.
Возле входа в офис камеры хранения, подпирая стену, стояли двое молодых хиппи. Па одном были надеты широкополая шляпа, пиджак с бахромой и множество бус, другой, с длинными, до плеч, волосами, был одет в цветастую рубашку, заправленную в рваные джинсы. Они выглядели грязными и явно скучали, им абсолютно нечего делать, кроме как подпирать стену и лениво курить. Это были двое агентов Особого отдела, о которых говорил сержант Клиффорд.
Третий – высокий, тощий, туберкулезного вида Эшби, стоял, облокотившись на спинку одной из деревянных скамеек напротив стойки камеры хранения. На нем был грязный черный костюм и тонкий черный галстук, он щурился в карманную Библию. Он был похож на одного из этих ревностных протестантов с юга, которые одной рукой спасают души, а другой – ввергают женщин в бездну соблазна.
Электрик установил под стойкой звонок, который служителю следовало нажать ногой. Это был сигнал к действию для Клиффорда и остальных.
Это был простой, казавшийся надежным, план. Все, что нужно было делать, это ждать, пока рыбка клюнет, и тогда рывком ее вытащить.
Рыбка клюнула на исходе дня, когда небольшая группа из семи-восьми человек столпилась возле стойки. Среди них было двое пьяных и очень шумевших здоровяков. План был рассчитан на маленькую группку усталых пассажиров, но не на пьяных бугаев.
Первые четверо людей, стоявших в очереди, держали наготове свои бумажки, но единственный талончик, который видел служащий, был тот, который держал человек, одетый как бродяга, в поношенной шляпе, натянутой на глаза, и длинном грязном плаще. Это был талон, которого он ждал весь день. Клерк надавил ногой на звонок.
Двое агентов Особого отдела по обе стороны офиса стали проталкиваться сквозь толпу. Один попытался отодвинуть более крупного из пьяных в сторону.
– Не смей толкать меня, ты, урод хиппующий, – возмутился здоровяк и сбил его с ног.
Когда второй агент схватил его, бродяга с размаху ударил его кейсом в лицо с такой силой, что сломал полицейскому нос и скулу. Тот медленно, почти комично, свалился на землю, удивленное выражение постепенно исчезало с его лица, а глаза стекленели.
Эшби и Клиффорд, находившиеся дальше, чем двое других, поспешили за ними и попытались добраться до бродяги. Но пьяный здоровяк закричал:
– Четверо на одного. Козлы. Поможем парню, – и попытался ударить подошедшего Клиффорда тыльной стороной руки, но сержант схватил его за лацканы, рванул на себя и боднул головой в лицо.
Пьяный упал, и Клиффорд переступил через него как раз в тот момент, когда бродяга вырвался из рук Эшби и припустил через вестибюль вокзала в сторону выхода к поездам, согласованным с расписанием пароходов.
Эшби погнался было за ним, но Клиффорд закричал:
– Оставь его! Оставь его!
Он нагнулся, вытащил Ремингтон, взял его обеими руками, прицелился и спустил курок одним быстрым плавным движением.
Бродяга был уже метрах в трех от выезда, пробежав мимо одиноко стоящей таблички ГОЛУБЕЙ НЕ КОРМИТЬ, когда его подняло на полметра, он перекувырнулся в воздухе, похожий на давно не тренировавшегося гимнаста, упал на спину и остался лежать, уставившись невидящим взглядом на балки крыши. "Файрбол" размозжил шестой и седьмой шейные позвонки и вышел через горло. Объект охоты лежал в необычно большой луже крови, которая все еще растекалась, когда Клиффорд добежал до него.
– О Господи, – не своим голосом произнес Клиффорд. Он убил не того человека.
* * *
Она была стройной, полногрудой и гораздо чернее, чем Киро (и чернее ночи) с типичным негроидным лицом с высокими скулами и гладкой головой, в профиль напоминающей Нефертити. Он звал ее Дженни. Это больше всего походило на ее имя, которое в оригинале следовало произносить как Йенни, да еще икнуть посредине, что наверняка неплохо бы удалось пьяному немецкому матросу.Девушка вымыла Эббота, накормила, вычесала вшей и терпеливо выхаживала его.
Остальные обитатели трущоб решили, что он ее новый сутенер, и это немного раздражало тех, кто считал, что сутенер такой красавицы должен быть черным.
Одного из них это разозлило настолько, что он попытался пырнуть Ричарда ножом ночью в придорожном кабаке, где алкоголь тек рекой. Но когда он подошел к нему с зажатым в руке ножом, кто-то подставил ногу, тот споткнулся, а кто-то третий стукнул его по голове глиняным горшком. Затем они затащили его под стол и продолжили пить.
Время от времени кто-то поливал парня пивом, чтобы он очнулся, но он не шевелился, и Эббот решил, что он мертв. Позже, заглянув под стол, Эббот обнаружил, что там никого нет.
В импровизированном меню было два вида напитков: маисовое пиво и неочищенная бесцветная жидкость, которая горела, как дезинфицирующее средство для туалетов, а на вкус напоминала креозот. Попробовав ее однажды и немедленно выплюнув, Эббот предпочитал маисовое пиво. Впрочем, и оно было достаточно крепким. Он не чувствовал, что пьян, пока не попытался встать. Сохраняя чувство собственного достоинства, он остался сидеть в ожидании, когда к его ногам вернется сила.
В плохо освещенном дымящей керосиновой лампой кабаке было тесно и жарко. Вонь стояла неописуемая, и Ричард вдруг почувствовал, что больше не может этого выносить. Снаружи была жаркая, черная и звездная ночь.
– Господи, все такое черное, – сказал он. – И ты тоже. Я едва тебя вижу.
Он стоял не двигаясь, привыкая к темноте, но даже спустя некоторое время едва мог различить горбатые силуэты лачуг в слабой дымке звездного света. Всюду лежали тени. Прохладный ночной воздух снова опьянил его, он схватил Дженни за руку и повис на ней.
Девушка вспотела, от нее нежно пахло теплом и мускусом, и он вдруг подумал о том, каково это – быть рядом с ней. Эбботу пришло в голову, что человек, который хотел его пырнуть, вполне может стоять рядом в тени с зажатым, в руке ножом. Его не впервые пытались спьяну зарезать в трущобах, где выпивка обычно приводит к насилию или безудержному веселью.
Опасность быть раненым из-за алкоголя или женщины на языке Службы была характерной особенностью данной местности, тогда как шансов быть выданным полиции не было никаких.
Это была успокаивающая мысль. Он умел управляться с ножами.
Глава 16
В течение часа после рокового и бестолкового выстрела Фрэнк Смит встретился с Шеппардом в Скотланд-Ярде, отдал пресс-службе Ярда заявление для вечерних и воскресных газет и доложил о случившемся начальнику Департамента, связавшись с его яхтой на Солент по радиотелефону, и министру, находившемуся в своей квартире в Белгравии. Оба страшно разволновались.
– Боже Всемогущий, – сказал начальник Департамента, – я что, на пять минут не могу отлучиться, чтобы что-нибудь не пошло не так?
Смит успокоил его, заметив, что это случилось бы вне зависимости от его присутствия, и зачитал ему заявление для прессы. В нем говорилось, что погибший был террористом из ИРА, который пришел в камеру хранения, чтобы забрать оставленное там в чемодане оружие, и был застрелен в целях самозащиты одним из агентов Особого отдела, который пытался его арестовать. В нем также говорилось, что в интересах национальной безопасности на данный момент детали происшествия не разглашаются.
Газеты будут пару дней гудеть и спекулировать, а потом забудут об этом. Конечно, ИРА будет отрицать, что убитый был одним из их членов, но кто поверит ИРА? В конце концов, он легко мог быть членом временной или отколовшейся группировки.
Начальник Департамента хмыкнул. "Как Смит думает: не стоит ли ему вернуться и лично возглавить следствие? Нет, Смит думает, что ему следует остаться и наслаждаться плаванием. Смит возглавит следствие сам и обо всем доложит ему в понедельник".
Таким же образом, только менее конкретно и более неопределенно, Смит успокоил министра, сказав для пущего эффекта: "Предоставьте это профессионалам и не беспокойтесь". Министр был не столько обеспокоен смертью невинного человека и тем, как это произошло, сколько возможными последствиями для себя и своей политической карьеры. В конце концов, он ведь даже не был знаком с убитым. Для него это был просто мертвый человек. Даже не избиратель его округа и даже не его житель.
Министр чувствовал, что в его карьере наступил поворотный момент (он называл его водоразделом). Левое крыло партии было недовольно Премьер-министром, и против него плелись интриги. Сам он был любимцем левых и возможным кандидатом на пост Премьера. Йоркширец также был юным любимцем главы Кабинета, в противном случае, как бы он оказался в Кабинете? Рано или поздно ему придется слезть с забора, на котором так прекрасно балансировал его большой зад, и решить, к какой группировке лучше примкнуть. Он судорожно пытался определить победителя. И пока министр решал, ему совершенно не нужен был ни скандал, ни предположение о том, что он не справляется со своей работой, включавшей полную ответственность за государственную безопасность.
Смит лицемерно уверил слугу народа, что проблем не возникнет, а если и возникнут, то будут незначительными, да и ответственность всегда можно переложить на кого-нибудь другого. Он не сказал этого так открыто, но, читая между строк, можно было легко догадаться, что он имел в виду. Министр неплохо читал между строк и так обрадовался, что даже решил навестить умирающую жену.
Наконец Смит приступил к расследованию.
– Так как же, ради всего святого, Клиффорду удалось так напортачить?
– Сержант ничего не сделал, – ответил Шеппард, который всегда вступался за своих людей. – Ошибки не было.
– Значит, застрелить не того человека – это ничего?
– У него не было выбора. Это было секундным решением. В конце концов, если бы это был Эббот, мы бы сейчас веселились.
– Но должен был убедился в том, что это Эббот. Подразумевалось, что он его узнает. Это было главной причиной, по которой он там находился, разве нет?
Шеппард объяснил, что Клиффорд схватил человека сзади, что у того на глаза была натянута шляпа и одет он был, как бродяга, – такую маскировку Эббот использовал всего два дня назад.
– Этого недостаточно, чтобы стрелять в человека.
– Было еще кое-что – как тот отреагировал. Если обычного человека из толпы внезапно хватают сзади, он пугается, он трясется, он застывает, он начинает протестовать. Реакция этого парня была совсем другой. Реакция? Он взорвался. Как проклятый вулкан.
Он покачал головой.
– С точки зрения Клиффорда, это должен был быть Эббот.
– Только это оказался не Эббот, – вздохнул Смит. – Думаю, это был один из этих драчливых бродяг, которые начали свару возле дома той ночью.
– Но почему он послал кого-то вместо себя? Я имею в виду, что вызвало у него подозрения?
– Пару дней назад в камере хранения Юстона была угроза заложенной бомбы.
– И что?
– Возможно, он решил, что в остальных камерах хранения могут занервничать и устроить какую-нибудь проверку. Пройдутся с металлоискателем или еще что. Так работают его мозги. Или он просто особенно осторожен... Суперзащита, так он это называет. Кажется, этот термин используется в шахматах.
Шеппард задумался.
– Тогда Эббот, скорее всего, тоже там был и все видел.
Смит кивнул.
– Готовый смотаться, если что-то пойдет не так.
– Конечно, он не предполагал, что начнется пальба, – разве что, вероятность того, что человека арестуют, а потом, когда разберутся, отпустят.
Когда он увидел пистолет в руке Клиффорда, он тут же вытащил свой и прицелился в него. Но девочка, ведущая под руку пожилую женщину через вестибюль вокзала, оказалась на линии огня. Затем Клиффорд выстрелил. И бегущий бродяга взлетел в воздух.
Эббот вернул пистолет в кобуру, повернулся и побежал вниз по лестнице. Вдруг он заметил, что стоящий на лестнице мужчина смотрит на него, открыв рот.
– Идете на автобус? – спросил Эббот.
– Э, да, – ответил мужчина, стараясь справиться с дрожью в голосе, – ээ, номер шестьдесят восемь.
В его лице не было ни кровинки.
– Я пойду с вами, – сказал Эббот.
Мужчина сглотнул и кивнул. Они спустились по лестнице, повернули направо, спустились по склону и вышли на Ватерлоо Роуд. Пока они шли, мужчина не произнес ни слова и ни разу не посмотрел на Эббота. Ричард чувствовал, что он весь дрожит.
– Все, что вам нужно сделать, – сказал Эббот, – это сесть на автобус и уехать отсюда.
Когда они дошли до остановки, подъехал 68-ой.
– Вот и славно, – сказал Эббот. – А вы везунчик, правда? Вам на ипподром нужно, делать ставки.
Торопясь войти в автобус, мужчина даже споткнулся. Эббот наблюдал за отъезжавшим автобусом. Мужчина, казалось, примерз к сиденью.
– Оплачиваем проезд, пожалуйста, – сказал кондуктор.
Мужчина смотрел сквозь него.
– Оплачиваем проезд, пожалуйста, – повторил кондуктор, наклонившись к нему.
– Этот человек там, на остановке. У него был пистолет, – его глаза наконец сфокусировались. – У него был пистолет, говорю вам. И пристальный взгляд.
– Боже Всемогущий, – сказал начальник Департамента, – я что, на пять минут не могу отлучиться, чтобы что-нибудь не пошло не так?
Смит успокоил его, заметив, что это случилось бы вне зависимости от его присутствия, и зачитал ему заявление для прессы. В нем говорилось, что погибший был террористом из ИРА, который пришел в камеру хранения, чтобы забрать оставленное там в чемодане оружие, и был застрелен в целях самозащиты одним из агентов Особого отдела, который пытался его арестовать. В нем также говорилось, что в интересах национальной безопасности на данный момент детали происшествия не разглашаются.
Газеты будут пару дней гудеть и спекулировать, а потом забудут об этом. Конечно, ИРА будет отрицать, что убитый был одним из их членов, но кто поверит ИРА? В конце концов, он легко мог быть членом временной или отколовшейся группировки.
Начальник Департамента хмыкнул. "Как Смит думает: не стоит ли ему вернуться и лично возглавить следствие? Нет, Смит думает, что ему следует остаться и наслаждаться плаванием. Смит возглавит следствие сам и обо всем доложит ему в понедельник".
Таким же образом, только менее конкретно и более неопределенно, Смит успокоил министра, сказав для пущего эффекта: "Предоставьте это профессионалам и не беспокойтесь". Министр был не столько обеспокоен смертью невинного человека и тем, как это произошло, сколько возможными последствиями для себя и своей политической карьеры. В конце концов, он ведь даже не был знаком с убитым. Для него это был просто мертвый человек. Даже не избиратель его округа и даже не его житель.
Министр чувствовал, что в его карьере наступил поворотный момент (он называл его водоразделом). Левое крыло партии было недовольно Премьер-министром, и против него плелись интриги. Сам он был любимцем левых и возможным кандидатом на пост Премьера. Йоркширец также был юным любимцем главы Кабинета, в противном случае, как бы он оказался в Кабинете? Рано или поздно ему придется слезть с забора, на котором так прекрасно балансировал его большой зад, и решить, к какой группировке лучше примкнуть. Он судорожно пытался определить победителя. И пока министр решал, ему совершенно не нужен был ни скандал, ни предположение о том, что он не справляется со своей работой, включавшей полную ответственность за государственную безопасность.
Смит лицемерно уверил слугу народа, что проблем не возникнет, а если и возникнут, то будут незначительными, да и ответственность всегда можно переложить на кого-нибудь другого. Он не сказал этого так открыто, но, читая между строк, можно было легко догадаться, что он имел в виду. Министр неплохо читал между строк и так обрадовался, что даже решил навестить умирающую жену.
Наконец Смит приступил к расследованию.
– Так как же, ради всего святого, Клиффорду удалось так напортачить?
– Сержант ничего не сделал, – ответил Шеппард, который всегда вступался за своих людей. – Ошибки не было.
– Значит, застрелить не того человека – это ничего?
– У него не было выбора. Это было секундным решением. В конце концов, если бы это был Эббот, мы бы сейчас веселились.
– Но должен был убедился в том, что это Эббот. Подразумевалось, что он его узнает. Это было главной причиной, по которой он там находился, разве нет?
Шеппард объяснил, что Клиффорд схватил человека сзади, что у того на глаза была натянута шляпа и одет он был, как бродяга, – такую маскировку Эббот использовал всего два дня назад.
– Этого недостаточно, чтобы стрелять в человека.
– Было еще кое-что – как тот отреагировал. Если обычного человека из толпы внезапно хватают сзади, он пугается, он трясется, он застывает, он начинает протестовать. Реакция этого парня была совсем другой. Реакция? Он взорвался. Как проклятый вулкан.
Он покачал головой.
– С точки зрения Клиффорда, это должен был быть Эббот.
– Только это оказался не Эббот, – вздохнул Смит. – Думаю, это был один из этих драчливых бродяг, которые начали свару возле дома той ночью.
– Но почему он послал кого-то вместо себя? Я имею в виду, что вызвало у него подозрения?
– Пару дней назад в камере хранения Юстона была угроза заложенной бомбы.
– И что?
– Возможно, он решил, что в остальных камерах хранения могут занервничать и устроить какую-нибудь проверку. Пройдутся с металлоискателем или еще что. Так работают его мозги. Или он просто особенно осторожен... Суперзащита, так он это называет. Кажется, этот термин используется в шахматах.
Шеппард задумался.
– Тогда Эббот, скорее всего, тоже там был и все видел.
Смит кивнул.
– Готовый смотаться, если что-то пойдет не так.
– Конечно, он не предполагал, что начнется пальба, – разве что, вероятность того, что человека арестуют, а потом, когда разберутся, отпустят.
* * *
Смит и Шеппард были правы. Эббот был там, он стоял, облокотившись на автомат Нестле возле лестницы, ведущей вниз на Ватерлоо Роуд.Когда он увидел пистолет в руке Клиффорда, он тут же вытащил свой и прицелился в него. Но девочка, ведущая под руку пожилую женщину через вестибюль вокзала, оказалась на линии огня. Затем Клиффорд выстрелил. И бегущий бродяга взлетел в воздух.
Эббот вернул пистолет в кобуру, повернулся и побежал вниз по лестнице. Вдруг он заметил, что стоящий на лестнице мужчина смотрит на него, открыв рот.
– Идете на автобус? – спросил Эббот.
– Э, да, – ответил мужчина, стараясь справиться с дрожью в голосе, – ээ, номер шестьдесят восемь.
В его лице не было ни кровинки.
– Я пойду с вами, – сказал Эббот.
Мужчина сглотнул и кивнул. Они спустились по лестнице, повернули направо, спустились по склону и вышли на Ватерлоо Роуд. Пока они шли, мужчина не произнес ни слова и ни разу не посмотрел на Эббота. Ричард чувствовал, что он весь дрожит.
– Все, что вам нужно сделать, – сказал Эббот, – это сесть на автобус и уехать отсюда.
Когда они дошли до остановки, подъехал 68-ой.
– Вот и славно, – сказал Эббот. – А вы везунчик, правда? Вам на ипподром нужно, делать ставки.
Торопясь войти в автобус, мужчина даже споткнулся. Эббот наблюдал за отъезжавшим автобусом. Мужчина, казалось, примерз к сиденью.
– Оплачиваем проезд, пожалуйста, – сказал кондуктор.
Мужчина смотрел сквозь него.
– Оплачиваем проезд, пожалуйста, – повторил кондуктор, наклонившись к нему.
– Этот человек там, на остановке. У него был пистолет, – его глаза наконец сфокусировались. – У него был пистолет, говорю вам. И пристальный взгляд.