Страница:
– Я делаю тебя своей, Бесс, своей, – хрипло прошептал он, продвигая палец все дальше, вращая им, ощупывая, готовя ее для завершающей части любовной игры. Скоро ей захотелось большего.
– Алекс, не надо… Пожалуйста, остановись. Я хочу… Я хочу…
– Чего же ты хочешь, моя маленькая? Скажи мне, – допытывался он. – Скажи мне, чего ты желаешь?
– Я хочу, чтобы ты любил меня, милый. Взял меня… Сделал меня своей. Пожалуйста, Алекс, поскорее! – взмолилась она, сходя с ума от непонятной истомы, желания, которого до этого она никогда в жизни не испытывала. Бесс знала, что Алекс был тем единственным мужчиной, который мог успокоить ее разбуженное тело.
Алекс вздохнул, глубоко и прерывисто, и приподнялся, чтобы лечь между ее ног. Бесс охотно и доверчиво расставила ноги. Мгновение спустя его узкие бедра легли на ее таз, животом она ощутила горячую твердость его мужского естества. Он оперся руками о землю по обе стороны от нее, и Бесс положила руки на его плечи. Их глаза встретились. Не отрывая от нее взгляда, Алекс занял нужную позицию и вошел в нее. Медленно, медленно…
Когда удовольствие сменилось болью, резкой и неприятной, Бесс дернулась, закрыла глаза и изо всех сил вцепилась в него ногтями.
– Это ненадолго, моя любовь, – прошептал Алекс. – Потерпи немного и все будет в порядке, обещаю тебе.
И Бесс поверила ему, поверила даже еще до того, как боль стихла. Но как только это случилось, в ней с новой силой вспыхнуло желание, инстинктивно она приподняла бедра. В ответ на столь явно выраженную готовность у Алекса вырвался гортанный стон и он вошел в нее глубоко, действительно глубоко. Он наполнял ее, насыщал ее голод, утолял ее желание.
Но это было еще не все, счастливое безумие на этом не кончилось. Оно только начиналось. Алекс начал двигаться в ней, уходя глубже, потом возвращаясь назад. Снова и снова, установив ритм, на который Бесс бессознательно и без всякого чувства стыда отвечала. По ее щеке покатилась слеза, и Длекс осушил ее поцелуем. Она просто растворилась в этом мужчине, у нее не осталось ни одной мысли, ни одной мечты, которые не были бы направлены на него. Алекс стал для нее средоточием всего. Алекс…
Вдруг мир раскололся, рассыпался на миллионы сверкающих как алмазы ярких острых осколков. Она вознеслась к небесам в объятиях любви. Выкрикнув ее имя, Алекс тоже замер, прижавшись к ней, а она приникла к нему, ощущая, как по всему телу волна за волной перекатываются спазмы блаженства. Бесс как будто взорвалась, разлетелась по ветру мельчайшими частицами и выпала дождем на холодную землю.
Она очнулась, опутанная желанными сетями рук и ног. Рук и ног Алекса.
Он упал на спину.
Воцарилась тишина, нарушаемая лишь их лихорадочным, частым дыханием и звуками ночи. Сверчки и лягушки, шелест листвы и крики ночных пташек, отдаленные трели соловья. Журчание и плеск ручья. Движения и звуки. Жизнь.
– Я люблю тебя, Алекс, – прошептала она, положила голову ему на плечо и уснула.
Алекс осторожно потянулся за своей рубашкой, накинул ее на плечи Бесс. Прислушавшись к ровному, спокойному дыханию любимой, он поцеловал ее в лоб и прошептал:
– Я тоже люблю тебя, моя маленькая.
Он лег, бездумно глядя на небо, и ощущение невыразимого, безграничного счастья заполнило все его существо.
Бесс проснулась от резкого крика птицы. Она лежала на спине и с удивлением увидела над головой не золоченый потолок своей спальни, а усыпанное звездами посветлевшее небо. Луна светила по-прежнему ярко, но была уже недалеко от горизонта, указывая на то, что рассвет близко.
Внезапно она осознала, что лежит в объятиях Алекса. Обнаженная рука покоилась на ее груди, нога закинута на ее ноги, лицом он уткнулся ей в волосы, и на своей щеке она чувствовала тепло его дыхания. Мгновенно вспомнив о своих божественных ощущениях этой ночи, Бесс почувствовала, как по ее телу прошла новая волна желания. Так, значит, это был не сон!
Она была укрыта рубашкой Алекса, а он за то время, что она спала, надел панталоны и сапоги. Бесс совсем не озябла. Они лежали на траве, и под ними была одна ночная рубашка, но Алекс не дал ей замерзнуть.
Над ними, прошумев крыльями, пролетела сова, и Бесс почувствовала, что Алекс пошевельнулся. Повернув голову, она попыталась разглядеть его скрытое в тени лицо.
– Ты не спишь?
Алекс приподнялся и, опершись на локоть, положил щеку на подставленную ладонь. Теперь, когда он привстал, луна осветила его лицо, и, заглянув любимому в глаза, Бесс почувствовала, как у нее болезненно сжалось сердце. В его глазах она ясно прочитала страдания измученной души, не нашедшей ответов на вопросы разума, и усталость духа.
– Да, Бесс, – ответил он наконец. – Я не сплю.
– И, могу поспорить, вообще не уснул?
– Нет, не уснул. Да и как я мог спать… Холодная боль, как волна Ледовитого океана, от которой немеет все тело, наполнила душу Бесс.
– Ты жалеешь о нашей близости? Значит, я принесла тебе только страдания и муки?
Алекс со стоном яростно привлек ее к себе.
– Никогда больше не говори мне таких слов, Бесс. Ты пролила на мою душу целительный бальзам истинной любви. Воскресила во мне веру, за которую я безуспешно цеплялся в течение стольких лет. Женщины приносили мне только разочарования, и надежда на настоящее чувство давно оставила меня. Но почему сама наша любовь, достижение блаженства должны доставлять такую боль? Ты единственная живая душа на этом свете, которую я люблю больше жизни!
Услышав последнюю фразу, Бесс удивленно воскликнула:
– Так ты… значит, ты меня любишь?
На искаженном страданием лице Алекса появилось печальное выражение.
– Я говорил тебе это, но ты, вероятно, уже уснула. – Сердце Бесс наполнилось радостью. Он улыбнулся. – Неужели, моя Бесс, я был так скучен, что тебе не оставалось ничего другого, как только клевать носом в моем присутствии?
Бесс понимала, что он просто поддразнивает ее, но была настолько взволнована, что не сумела сразу придумать остроумный ответ. Сегодня она могла говорить только правду.
– Я… боюсь, что твоя любовь доставила мне слишком большое удовольствие, Алекс, и я просто уснула, не выдержав второй любовной атаки. Ты был… великолепен.
Улыбка сползла с лица Алекса. Ее ладони лежали у него на груди, и Бесс почувствовала, что дыхание Алекса стало глубже и чаще. Она тоже возбудилась, и руки, как будто сами по себе, начали блуждать по широкой груди, путаясь пальцами в мягких завитках волос.
Крепко схватив ее за плечи, он остановил эти жадные ласки. Бесс в удивлении подняла на него взгляд. Темные, цыганские глаза Алекса блестели в свете побледневшей луны.
– Так ты хочешь еще любви, моя проказница? – сказал он сдавленным от желания голосом.
Хотя после первого любовного опыта прошло всего несколько часов, Бесс была настолько уверена в его желании, насколько чувствовала ждущую заполнения пустоту внутри себя.
– Да. И это держит меня в напряжении, – откровенно ответила она.
Он начал ласкать ее плечи. Рубашка, оказавшаяся зажатой между ними, когда они обнялись, упала на землю, обнажив при этом ее груди. Она увидела, как он возбудился при виде ее наготы, и его обожающий взгляд воспламенил Бесс. Она хотела – и еще как хотела! – чтобы он коснулся ее в самом сокровенном месте, вновь проделал все те греховные, но прекрасные вещи, что и раньше.
Руки Алекса скользнули по ее бедрам, она застонала, а он двинулся выше, пока обе полные груди не оказались в его ладонях, а подушечки больших пальцев на сосках.
– Уже поздно, Бесс. Время возвращаться в дом, – сказал он прерывающимся голосом. – Нам нужно вернуться в свои комнаты до того, как проснутся слуги.
– Но петух в деревне прокричал только дважды, – прошептала она, наклоняясь над ним и лаская его сосок между большим и указательным пальцами. – У нас достаточно времени, чтобы еще раз заняться любовью, не так ли? – Она прильнула к его губам и бесстыдно просунула туда язык, дразня и возбуждая Алекса.
Он на мгновение разорвал поцелуй, но губы их по-прежнему соприкасались.
– Но, может быть, на этот раз будет не так, как тебе хочется. Не так медленно и осторожно, – горячо прошептал он ей в губы.
– Я хочу тебя как угодно, милый. Мучительно застонав, Алекс поднял Бесс на себя и, расставив согнутые в коленях ноги, посадил так, что она почувствовала твердость его поднявшегося мужского естества. Теперь она сидела на нем верхом и ноги ее обвивали его талию.
– Но как же насчет раскаяния? Насчет Зака – прошептал он, по-прежнему почти касаясь ее жаждущего поцелуев рта.
– Для раскаяния у нас будет масса времени. Пусть день одолжит нам несколько часов. Эта ночь принадлежит только нам!
Возбужденный до предела, Алекс слегка приподнял Бесс, чтобы иметь возможность расстегнуть пуговицы панталон и освободить бедра. Получив свободу, тяжелый и горячий член уперся в ее тело. Она вспомнила, как ей было приятно, когда он ходил внутри нее, но, когда это случилось на самом деле, действительность оказалась намного приятнее, чем воспоминания. Руки Алекса были на ее талии, ее – на его плечах. Он направлял ее, и заданный им темп поднял Бесс на такие высоты чувственного наслаждения, о которых она не могла даже мечтать. В призрачной предрассветной тьме раздался ее торжествующий крик… смешавшийся, растворившийся в звуках ночи.
Бесс смотрела, как на каминной решетке горела ее ночная рубашка – почти символический акт. Кровавое пятно на ткани свидетельствовало о том, что она потеряла невинность. Бесс не жалела о том, что отдалась Алексу, она жалела о том, что обманула Зака. Оранжевые языки пламени, лижущие запачканную кровью рубашку, казалось, обвиняли ее в этом.
Она и Алекс украдкой вернулись в дом, когда небо только еще начало сереть. Он расстался с ней на верхней площадке лестницы, и каждый по своему коридору прошел в отведенную ему спальню. Бесс молила Бога, чтобы никого из них не услышали и не увидели. Она пугливо озиралась по сторонам, но не заметила никакого движения ни внизу лестницы, ни наверху, и такая тишина стояла еще по крайней мере четверть часа после их появления.
Теперь весь дом гудел звуками и был наполнен запахами утра. В этот промежуток она успела помыться холодной водой из стоящего на умывальнике кувшина и завернулась в одеяло. Сэдди принесет ей вчерашнее платье, выстиранное и выглаженное, но до этого Бесс нечего было надеть.
От ночной рубашки осталась только маленькая кучка золы. Бесс взглянула на погасший камин, и ее охватил озноб. Она скинула с плеч одеяло, скользнула под лежащее поверх кровати стеганое покрывало и натянула его до самого носа.
Ей было не по себе. Казалось странным, что ей так зябко сейчас, в теплой спальне, под теплым покрывалом, тогда как ночью, когда она лежала совсем голая и ее грел только Алекс, ей было совсем не холодно. Бесс улыбнулась и перевернулась на спину. Одна мысль о любимом сразу согрела ее. Она провела рукой по своему телу, воображая, что это он ласкает ее. Теперь-то ей известно, что значит быть любимой, любимой по-настоящему истинным мужчиной. Алексом. Единственным мужчиной на свете.
Но когда она представила себе предстоящий серьезный разговор с Заком, улыбка исчезла с ее лица. Они с Алексом коротко обсудили эту проблему по дороге к дому и согласились с тем, что Зак должен узнать об их влюбленности как можно скорее. И, разумеется, они не станут рассказывать ему о ночи любви, что явилось бы для него слишком тяжелым ударом. Ни Бесс, ни Алекс не хотели признаться в дурном поступке. Неважно, как сильно они любили друг друга, неважно, как сильно старались избежать того, чего, очевидно, избежать было нельзя, но оба они чувствовали свою вину в случившемся. Как печально, что столь прекрасные переживания оказались погубленными чувством вины, сожалением и беспокойством.
В последние несколько недель Бесс только и заботило ее влечение к Алексу. Она начала было подумывать о том, чтобы рассказать обо всем матери и попросить у той совета, и даже два раза намекала на этот предмет в надежде на то, что мать сама уже кое-что заметила. Но миссис Тэвисток отличалась крайней невнимательностью ко всем тонкостям отношений между окружающими ее людьми. И хотя она очень любила своих дочерей, ей явно не хватало глубины понимания, которое могло бы помочь угадать тот момент, когда им нужен был ее совет, а они стыдились либо боялись попросить совета сами.
Теперь же, когда отношения между ней и Алексом зашли столь далеко, Бесс не могла рискнуть сообщить матери обо всем, потому что, по всей видимости, миссис Тэвисток будет слишком шокирована и от расстройства ничего не сможет посоветовать Бесс.
Естественно, когда-нибудь все равно придется признаться, но открыться матери второпях казалось Бесс не очень умным.
Кроме того, чем она может обрадовать мать? Она не могла вместо новости, что не выходит замуж за Зака, преподнести ей известие о том, что выходит замуж за Алекса, потому что тот не просил ее руки! Нет, прежде чем довериться матери, ей придется подождать до тех пор, пока все не определится.
Дверь скрипнула, и, прежде чем войти, в образовавшуюся щель заглянула Сэдди. Бесс притворилась спящей. Было слишком рано для того, чтобы ее обнаружили бодрствующей. Она услышала, как шаркают туда-сюда по ковру башмаки Сэдди, потом дверь за ней потихоньку закрылась. Открыв глаза, Бесс увидела свое платье, висевшее на спинке кресла, стоящего возле камина. Торопясь встретить новый день, что бы он ей ни принес, она, собираясь встать, спустила было одну ногу с кровати.
Внезапно дверь опять тихонько открылась. Это вновь была Сэдди, одной рукой она прижимала к себе полено, в другой несла котелок с водой. Увидев проснувшуюся и собирающуюся слезть с постели Бесс, она замерла и вытаращила глаза.
– Что это вы уже встали, мисс? Я ведь не разбудила вас, а? Боже, девочка, да вы что, голая?
Торопясь прикрыться, Бесс юркнула обратно под покрывало.
– Отвечаю на все вопросы сразу, Сэдди. Да, я пыталась встать с постели, хотя еще рано. Нет, ты меня не разбудила, я проснулась сама. И да, я совсем голая.
Сэдди в удивлении подняла брови.
– Но в нижнем ящике гардероба есть ночная рубашка. Мне кажется, я сказала вам об этом вчера.
Бесс смотрела, как Сэдди положила растопку на кафельный пол возле камина, обошла все еще наполненную с прошлого вечера ванну с водой и поставила котелок на пол возле умывальника.
– Да, я помню. Ты очень заботлива, Сэдди, – ответила Бесс. – Мне жаль расстраивать тебя, но, когда я после ванны полезла за рубашкой, ее там не оказалось. Должно быть, я забрала ее домой. – Бесс говорила очень убедительно и даже насмехалась над служанкой.
Сэдди надулась и двинулась к гардеробу, очевидно намереваясь доказать свою правоту. Она открыла ящик и перерыла его, теряясь в догадках. Потом один за другим открыла все остальные и проверила их содержимое.
– Провалиться мне на этом месте, – наконец произнесла она. – Могу поклясться, что рубашка была в нижнем ящике. Я погладила ее не больше недели назад.
– Знаешь, иногда наша память оказывается не такой уж надежной, как нам хотелось бы, правда? – сказала Бесс, жизнерадостно улыбаясь. – Не ломай себе над этим голову. Сегодня слишком счастливый день, чтобы беспокоиться по пустякам. Мы должны благодарить Бога за Габби, не правда ли?
– Да, мисс Элизабет, слава Всевышнему! – ответила Сэдди с искренней улыбкой, складывая руки в молитвенном жесте. – Я уж не надеялась снова увидеть мисс Габриелл. На этот раз она действительно влипла в хорошенькую историю. По правде сказать, я была уверена, что если она поблуждает еще немного, то господа никогда не найдут ее в этих выработках. – Сэдди повернулась, нагнулась над растопкой и положила ее на решетку камина. – Слава Богу, что мистер Зак отыскал девочку. Без него, боюсь, она так бы и сгинула.
От этого откровенно высказанного напоминания о том, что они могли бы потерять Габби и сколь многим теперь обязаны Заку, Бесс поежилась. Правда, при мысли о том, что именно Алекс помог Заку и Габби выбраться в безопасное место, Бесс приободрилась. Объединенными усилиями они избежали горестной необходимости в этот прекрасный летний день готовиться к еще одним похоронам.
– Вы уже зажигали сегодня утром огонь, мисс? – внезапно спросила Сэдди, которая, разгребая оставшуюся на решетке камина золу, наткнулась на несколько горячих искр.
– Я? Да, разводила! – ответила Бесс. – Поскольку мне пришлось спать раздетой, я замерзла.
– А что же вы жгли, мисс? – с любопытством повернулась к ней Сэдди. – Тут ведь не было никакого топлива.
Бесс закусила губу. Она не предполагала, что Сэдди окажется такой дотошной. Эта женщина до тонкостей знакома с каждой деталью распорядка в доме, каким бы незначительным он ни казался Бесс. Таких вещей она не пропустит.
– Я взяла немного щепок на кухне, – солгала она. Потом, пока Сэдди не догадалась обследовать пепел и не заметила, что он сильно отличается от того, который был на решетке перед этим, Бесс вылезла из-под одеяла и голая встала перед ней. – Помоги мне одеться, Сэдди, пока я не замерзла до смерти, если тебе, конечно, не трудно.
Сэдди выронила кочергу, цыкнула и схватила одежду Бесс со спинки кресла.
– Боже мой, мисс, вы сегодня прямо какая-то бесстыдница!
Интересно, подумала Бесс, пока Сэдди через голову натягивала на нее сорочку, что бы ты сказала, если бы увидела меня сегодня ночью? И, сгоняя с губ легкую лукавую улыбку, она напустила на себя серьезный вид.
– Кто-нибудь уже проснулся?
На лице Сэдди появилось угрюмое выражение. Она сурово кивнула.
– После вчерашнего я не ожидала увидеть господ до полудня, но мистер Зак сидит в столовой. Расковырял все, что было на тарелке, но не съел ни кусочка.
Бесс пристально посмотрела в лицо Сэдди.
– Как он выглядит, Сэдди? Сердитый? Тебе не кажется, что он просто устал после вчерашнего? А может, заболел?
Сэдди взяла в руки желтое платье Бесс и опустила его пониже, чтобы та могла влезть ногами в юбку. Потом продела рукава в ее протянутые руки и, подняв платье на плечи, тяжело вздохнула.
– Не мое дело судить о настроениях хозяев, мисс. Но нет, он не болен. Похоже, он строит какие-то планы, если можно так сказать. Видимо, его напугало, что мисс Габби чуть не померла. Надеюсь, что он думает, как бы отгородить эти опасные рудники.
Пока Сэдди затягивала платье сзади, Бесс молча слушала ее. Она от всего сердца надеялась на то, что Зак решил заняться хозяйством. Она молила Бога, чтобы расстройство их помолвки не оказалось для него таким ударом, чтобы захворать или наделать глупостей.
У Бесс были более серьезные поводы для беспокойства, чем хозяйственные дела Зака. Главной ее заботой являлось, конечно, то, сохранится ли дружба Алекса и Зака после того, как правда выйдет наружу. Когда Зак узнает о том, что Бесс не любит его, что она принимала за любовь сестринскую привязанность, окажется ли он в состоянии принять ее в качестве жены своего брата? Бесс нахмурилась. Ну вот опять! Ведь хотя Алекс и сказал, что любит ее, он ни словом не обмолвился о свадьбе. Любовь и замужество. Они ведь неразделимы, правда? Во всяком случае, ей хотелось верить в то, что это так.
– Ну вот, мисс. Вы прелестны, как луговая! маргаритка! – отпустила Сэдди редкий в ее устах комплимент.
Бесс повернулась и взглянула на себя в зеркало, висящее над туалетным столиком. Даже со сбившимися после сна волосами она действительно выглядела свежей и сияющей. На щеках ее цвел румянец, глаза блестели. Ага, вот что может сделать любовь! – подумала она, стараясь придать копне своих волос болея или менее приемлемый вид. Если бы не мысль, что ее любовь к Алексу может причинить боль очень дорогому ей человеку, она была бы сейчас самой счастливой девушкой во всей Англии.
Глава 11
– Алекс, не надо… Пожалуйста, остановись. Я хочу… Я хочу…
– Чего же ты хочешь, моя маленькая? Скажи мне, – допытывался он. – Скажи мне, чего ты желаешь?
– Я хочу, чтобы ты любил меня, милый. Взял меня… Сделал меня своей. Пожалуйста, Алекс, поскорее! – взмолилась она, сходя с ума от непонятной истомы, желания, которого до этого она никогда в жизни не испытывала. Бесс знала, что Алекс был тем единственным мужчиной, который мог успокоить ее разбуженное тело.
Алекс вздохнул, глубоко и прерывисто, и приподнялся, чтобы лечь между ее ног. Бесс охотно и доверчиво расставила ноги. Мгновение спустя его узкие бедра легли на ее таз, животом она ощутила горячую твердость его мужского естества. Он оперся руками о землю по обе стороны от нее, и Бесс положила руки на его плечи. Их глаза встретились. Не отрывая от нее взгляда, Алекс занял нужную позицию и вошел в нее. Медленно, медленно…
Когда удовольствие сменилось болью, резкой и неприятной, Бесс дернулась, закрыла глаза и изо всех сил вцепилась в него ногтями.
– Это ненадолго, моя любовь, – прошептал Алекс. – Потерпи немного и все будет в порядке, обещаю тебе.
И Бесс поверила ему, поверила даже еще до того, как боль стихла. Но как только это случилось, в ней с новой силой вспыхнуло желание, инстинктивно она приподняла бедра. В ответ на столь явно выраженную готовность у Алекса вырвался гортанный стон и он вошел в нее глубоко, действительно глубоко. Он наполнял ее, насыщал ее голод, утолял ее желание.
Но это было еще не все, счастливое безумие на этом не кончилось. Оно только начиналось. Алекс начал двигаться в ней, уходя глубже, потом возвращаясь назад. Снова и снова, установив ритм, на который Бесс бессознательно и без всякого чувства стыда отвечала. По ее щеке покатилась слеза, и Длекс осушил ее поцелуем. Она просто растворилась в этом мужчине, у нее не осталось ни одной мысли, ни одной мечты, которые не были бы направлены на него. Алекс стал для нее средоточием всего. Алекс…
Вдруг мир раскололся, рассыпался на миллионы сверкающих как алмазы ярких острых осколков. Она вознеслась к небесам в объятиях любви. Выкрикнув ее имя, Алекс тоже замер, прижавшись к ней, а она приникла к нему, ощущая, как по всему телу волна за волной перекатываются спазмы блаженства. Бесс как будто взорвалась, разлетелась по ветру мельчайшими частицами и выпала дождем на холодную землю.
Она очнулась, опутанная желанными сетями рук и ног. Рук и ног Алекса.
Он упал на спину.
Воцарилась тишина, нарушаемая лишь их лихорадочным, частым дыханием и звуками ночи. Сверчки и лягушки, шелест листвы и крики ночных пташек, отдаленные трели соловья. Журчание и плеск ручья. Движения и звуки. Жизнь.
– Я люблю тебя, Алекс, – прошептала она, положила голову ему на плечо и уснула.
Алекс осторожно потянулся за своей рубашкой, накинул ее на плечи Бесс. Прислушавшись к ровному, спокойному дыханию любимой, он поцеловал ее в лоб и прошептал:
– Я тоже люблю тебя, моя маленькая.
Он лег, бездумно глядя на небо, и ощущение невыразимого, безграничного счастья заполнило все его существо.
Бесс проснулась от резкого крика птицы. Она лежала на спине и с удивлением увидела над головой не золоченый потолок своей спальни, а усыпанное звездами посветлевшее небо. Луна светила по-прежнему ярко, но была уже недалеко от горизонта, указывая на то, что рассвет близко.
Внезапно она осознала, что лежит в объятиях Алекса. Обнаженная рука покоилась на ее груди, нога закинута на ее ноги, лицом он уткнулся ей в волосы, и на своей щеке она чувствовала тепло его дыхания. Мгновенно вспомнив о своих божественных ощущениях этой ночи, Бесс почувствовала, как по ее телу прошла новая волна желания. Так, значит, это был не сон!
Она была укрыта рубашкой Алекса, а он за то время, что она спала, надел панталоны и сапоги. Бесс совсем не озябла. Они лежали на траве, и под ними была одна ночная рубашка, но Алекс не дал ей замерзнуть.
Над ними, прошумев крыльями, пролетела сова, и Бесс почувствовала, что Алекс пошевельнулся. Повернув голову, она попыталась разглядеть его скрытое в тени лицо.
– Ты не спишь?
Алекс приподнялся и, опершись на локоть, положил щеку на подставленную ладонь. Теперь, когда он привстал, луна осветила его лицо, и, заглянув любимому в глаза, Бесс почувствовала, как у нее болезненно сжалось сердце. В его глазах она ясно прочитала страдания измученной души, не нашедшей ответов на вопросы разума, и усталость духа.
– Да, Бесс, – ответил он наконец. – Я не сплю.
– И, могу поспорить, вообще не уснул?
– Нет, не уснул. Да и как я мог спать… Холодная боль, как волна Ледовитого океана, от которой немеет все тело, наполнила душу Бесс.
– Ты жалеешь о нашей близости? Значит, я принесла тебе только страдания и муки?
Алекс со стоном яростно привлек ее к себе.
– Никогда больше не говори мне таких слов, Бесс. Ты пролила на мою душу целительный бальзам истинной любви. Воскресила во мне веру, за которую я безуспешно цеплялся в течение стольких лет. Женщины приносили мне только разочарования, и надежда на настоящее чувство давно оставила меня. Но почему сама наша любовь, достижение блаженства должны доставлять такую боль? Ты единственная живая душа на этом свете, которую я люблю больше жизни!
Услышав последнюю фразу, Бесс удивленно воскликнула:
– Так ты… значит, ты меня любишь?
На искаженном страданием лице Алекса появилось печальное выражение.
– Я говорил тебе это, но ты, вероятно, уже уснула. – Сердце Бесс наполнилось радостью. Он улыбнулся. – Неужели, моя Бесс, я был так скучен, что тебе не оставалось ничего другого, как только клевать носом в моем присутствии?
Бесс понимала, что он просто поддразнивает ее, но была настолько взволнована, что не сумела сразу придумать остроумный ответ. Сегодня она могла говорить только правду.
– Я… боюсь, что твоя любовь доставила мне слишком большое удовольствие, Алекс, и я просто уснула, не выдержав второй любовной атаки. Ты был… великолепен.
Улыбка сползла с лица Алекса. Ее ладони лежали у него на груди, и Бесс почувствовала, что дыхание Алекса стало глубже и чаще. Она тоже возбудилась, и руки, как будто сами по себе, начали блуждать по широкой груди, путаясь пальцами в мягких завитках волос.
Крепко схватив ее за плечи, он остановил эти жадные ласки. Бесс в удивлении подняла на него взгляд. Темные, цыганские глаза Алекса блестели в свете побледневшей луны.
– Так ты хочешь еще любви, моя проказница? – сказал он сдавленным от желания голосом.
Хотя после первого любовного опыта прошло всего несколько часов, Бесс была настолько уверена в его желании, насколько чувствовала ждущую заполнения пустоту внутри себя.
– Да. И это держит меня в напряжении, – откровенно ответила она.
Он начал ласкать ее плечи. Рубашка, оказавшаяся зажатой между ними, когда они обнялись, упала на землю, обнажив при этом ее груди. Она увидела, как он возбудился при виде ее наготы, и его обожающий взгляд воспламенил Бесс. Она хотела – и еще как хотела! – чтобы он коснулся ее в самом сокровенном месте, вновь проделал все те греховные, но прекрасные вещи, что и раньше.
Руки Алекса скользнули по ее бедрам, она застонала, а он двинулся выше, пока обе полные груди не оказались в его ладонях, а подушечки больших пальцев на сосках.
– Уже поздно, Бесс. Время возвращаться в дом, – сказал он прерывающимся голосом. – Нам нужно вернуться в свои комнаты до того, как проснутся слуги.
– Но петух в деревне прокричал только дважды, – прошептала она, наклоняясь над ним и лаская его сосок между большим и указательным пальцами. – У нас достаточно времени, чтобы еще раз заняться любовью, не так ли? – Она прильнула к его губам и бесстыдно просунула туда язык, дразня и возбуждая Алекса.
Он на мгновение разорвал поцелуй, но губы их по-прежнему соприкасались.
– Но, может быть, на этот раз будет не так, как тебе хочется. Не так медленно и осторожно, – горячо прошептал он ей в губы.
– Я хочу тебя как угодно, милый. Мучительно застонав, Алекс поднял Бесс на себя и, расставив согнутые в коленях ноги, посадил так, что она почувствовала твердость его поднявшегося мужского естества. Теперь она сидела на нем верхом и ноги ее обвивали его талию.
– Но как же насчет раскаяния? Насчет Зака – прошептал он, по-прежнему почти касаясь ее жаждущего поцелуев рта.
– Для раскаяния у нас будет масса времени. Пусть день одолжит нам несколько часов. Эта ночь принадлежит только нам!
Возбужденный до предела, Алекс слегка приподнял Бесс, чтобы иметь возможность расстегнуть пуговицы панталон и освободить бедра. Получив свободу, тяжелый и горячий член уперся в ее тело. Она вспомнила, как ей было приятно, когда он ходил внутри нее, но, когда это случилось на самом деле, действительность оказалась намного приятнее, чем воспоминания. Руки Алекса были на ее талии, ее – на его плечах. Он направлял ее, и заданный им темп поднял Бесс на такие высоты чувственного наслаждения, о которых она не могла даже мечтать. В призрачной предрассветной тьме раздался ее торжествующий крик… смешавшийся, растворившийся в звуках ночи.
Бесс смотрела, как на каминной решетке горела ее ночная рубашка – почти символический акт. Кровавое пятно на ткани свидетельствовало о том, что она потеряла невинность. Бесс не жалела о том, что отдалась Алексу, она жалела о том, что обманула Зака. Оранжевые языки пламени, лижущие запачканную кровью рубашку, казалось, обвиняли ее в этом.
Она и Алекс украдкой вернулись в дом, когда небо только еще начало сереть. Он расстался с ней на верхней площадке лестницы, и каждый по своему коридору прошел в отведенную ему спальню. Бесс молила Бога, чтобы никого из них не услышали и не увидели. Она пугливо озиралась по сторонам, но не заметила никакого движения ни внизу лестницы, ни наверху, и такая тишина стояла еще по крайней мере четверть часа после их появления.
Теперь весь дом гудел звуками и был наполнен запахами утра. В этот промежуток она успела помыться холодной водой из стоящего на умывальнике кувшина и завернулась в одеяло. Сэдди принесет ей вчерашнее платье, выстиранное и выглаженное, но до этого Бесс нечего было надеть.
От ночной рубашки осталась только маленькая кучка золы. Бесс взглянула на погасший камин, и ее охватил озноб. Она скинула с плеч одеяло, скользнула под лежащее поверх кровати стеганое покрывало и натянула его до самого носа.
Ей было не по себе. Казалось странным, что ей так зябко сейчас, в теплой спальне, под теплым покрывалом, тогда как ночью, когда она лежала совсем голая и ее грел только Алекс, ей было совсем не холодно. Бесс улыбнулась и перевернулась на спину. Одна мысль о любимом сразу согрела ее. Она провела рукой по своему телу, воображая, что это он ласкает ее. Теперь-то ей известно, что значит быть любимой, любимой по-настоящему истинным мужчиной. Алексом. Единственным мужчиной на свете.
Но когда она представила себе предстоящий серьезный разговор с Заком, улыбка исчезла с ее лица. Они с Алексом коротко обсудили эту проблему по дороге к дому и согласились с тем, что Зак должен узнать об их влюбленности как можно скорее. И, разумеется, они не станут рассказывать ему о ночи любви, что явилось бы для него слишком тяжелым ударом. Ни Бесс, ни Алекс не хотели признаться в дурном поступке. Неважно, как сильно они любили друг друга, неважно, как сильно старались избежать того, чего, очевидно, избежать было нельзя, но оба они чувствовали свою вину в случившемся. Как печально, что столь прекрасные переживания оказались погубленными чувством вины, сожалением и беспокойством.
В последние несколько недель Бесс только и заботило ее влечение к Алексу. Она начала было подумывать о том, чтобы рассказать обо всем матери и попросить у той совета, и даже два раза намекала на этот предмет в надежде на то, что мать сама уже кое-что заметила. Но миссис Тэвисток отличалась крайней невнимательностью ко всем тонкостям отношений между окружающими ее людьми. И хотя она очень любила своих дочерей, ей явно не хватало глубины понимания, которое могло бы помочь угадать тот момент, когда им нужен был ее совет, а они стыдились либо боялись попросить совета сами.
Теперь же, когда отношения между ней и Алексом зашли столь далеко, Бесс не могла рискнуть сообщить матери обо всем, потому что, по всей видимости, миссис Тэвисток будет слишком шокирована и от расстройства ничего не сможет посоветовать Бесс.
Естественно, когда-нибудь все равно придется признаться, но открыться матери второпях казалось Бесс не очень умным.
Кроме того, чем она может обрадовать мать? Она не могла вместо новости, что не выходит замуж за Зака, преподнести ей известие о том, что выходит замуж за Алекса, потому что тот не просил ее руки! Нет, прежде чем довериться матери, ей придется подождать до тех пор, пока все не определится.
Дверь скрипнула, и, прежде чем войти, в образовавшуюся щель заглянула Сэдди. Бесс притворилась спящей. Было слишком рано для того, чтобы ее обнаружили бодрствующей. Она услышала, как шаркают туда-сюда по ковру башмаки Сэдди, потом дверь за ней потихоньку закрылась. Открыв глаза, Бесс увидела свое платье, висевшее на спинке кресла, стоящего возле камина. Торопясь встретить новый день, что бы он ей ни принес, она, собираясь встать, спустила было одну ногу с кровати.
Внезапно дверь опять тихонько открылась. Это вновь была Сэдди, одной рукой она прижимала к себе полено, в другой несла котелок с водой. Увидев проснувшуюся и собирающуюся слезть с постели Бесс, она замерла и вытаращила глаза.
– Что это вы уже встали, мисс? Я ведь не разбудила вас, а? Боже, девочка, да вы что, голая?
Торопясь прикрыться, Бесс юркнула обратно под покрывало.
– Отвечаю на все вопросы сразу, Сэдди. Да, я пыталась встать с постели, хотя еще рано. Нет, ты меня не разбудила, я проснулась сама. И да, я совсем голая.
Сэдди в удивлении подняла брови.
– Но в нижнем ящике гардероба есть ночная рубашка. Мне кажется, я сказала вам об этом вчера.
Бесс смотрела, как Сэдди положила растопку на кафельный пол возле камина, обошла все еще наполненную с прошлого вечера ванну с водой и поставила котелок на пол возле умывальника.
– Да, я помню. Ты очень заботлива, Сэдди, – ответила Бесс. – Мне жаль расстраивать тебя, но, когда я после ванны полезла за рубашкой, ее там не оказалось. Должно быть, я забрала ее домой. – Бесс говорила очень убедительно и даже насмехалась над служанкой.
Сэдди надулась и двинулась к гардеробу, очевидно намереваясь доказать свою правоту. Она открыла ящик и перерыла его, теряясь в догадках. Потом один за другим открыла все остальные и проверила их содержимое.
– Провалиться мне на этом месте, – наконец произнесла она. – Могу поклясться, что рубашка была в нижнем ящике. Я погладила ее не больше недели назад.
– Знаешь, иногда наша память оказывается не такой уж надежной, как нам хотелось бы, правда? – сказала Бесс, жизнерадостно улыбаясь. – Не ломай себе над этим голову. Сегодня слишком счастливый день, чтобы беспокоиться по пустякам. Мы должны благодарить Бога за Габби, не правда ли?
– Да, мисс Элизабет, слава Всевышнему! – ответила Сэдди с искренней улыбкой, складывая руки в молитвенном жесте. – Я уж не надеялась снова увидеть мисс Габриелл. На этот раз она действительно влипла в хорошенькую историю. По правде сказать, я была уверена, что если она поблуждает еще немного, то господа никогда не найдут ее в этих выработках. – Сэдди повернулась, нагнулась над растопкой и положила ее на решетку камина. – Слава Богу, что мистер Зак отыскал девочку. Без него, боюсь, она так бы и сгинула.
От этого откровенно высказанного напоминания о том, что они могли бы потерять Габби и сколь многим теперь обязаны Заку, Бесс поежилась. Правда, при мысли о том, что именно Алекс помог Заку и Габби выбраться в безопасное место, Бесс приободрилась. Объединенными усилиями они избежали горестной необходимости в этот прекрасный летний день готовиться к еще одним похоронам.
– Вы уже зажигали сегодня утром огонь, мисс? – внезапно спросила Сэдди, которая, разгребая оставшуюся на решетке камина золу, наткнулась на несколько горячих искр.
– Я? Да, разводила! – ответила Бесс. – Поскольку мне пришлось спать раздетой, я замерзла.
– А что же вы жгли, мисс? – с любопытством повернулась к ней Сэдди. – Тут ведь не было никакого топлива.
Бесс закусила губу. Она не предполагала, что Сэдди окажется такой дотошной. Эта женщина до тонкостей знакома с каждой деталью распорядка в доме, каким бы незначительным он ни казался Бесс. Таких вещей она не пропустит.
– Я взяла немного щепок на кухне, – солгала она. Потом, пока Сэдди не догадалась обследовать пепел и не заметила, что он сильно отличается от того, который был на решетке перед этим, Бесс вылезла из-под одеяла и голая встала перед ней. – Помоги мне одеться, Сэдди, пока я не замерзла до смерти, если тебе, конечно, не трудно.
Сэдди выронила кочергу, цыкнула и схватила одежду Бесс со спинки кресла.
– Боже мой, мисс, вы сегодня прямо какая-то бесстыдница!
Интересно, подумала Бесс, пока Сэдди через голову натягивала на нее сорочку, что бы ты сказала, если бы увидела меня сегодня ночью? И, сгоняя с губ легкую лукавую улыбку, она напустила на себя серьезный вид.
– Кто-нибудь уже проснулся?
На лице Сэдди появилось угрюмое выражение. Она сурово кивнула.
– После вчерашнего я не ожидала увидеть господ до полудня, но мистер Зак сидит в столовой. Расковырял все, что было на тарелке, но не съел ни кусочка.
Бесс пристально посмотрела в лицо Сэдди.
– Как он выглядит, Сэдди? Сердитый? Тебе не кажется, что он просто устал после вчерашнего? А может, заболел?
Сэдди взяла в руки желтое платье Бесс и опустила его пониже, чтобы та могла влезть ногами в юбку. Потом продела рукава в ее протянутые руки и, подняв платье на плечи, тяжело вздохнула.
– Не мое дело судить о настроениях хозяев, мисс. Но нет, он не болен. Похоже, он строит какие-то планы, если можно так сказать. Видимо, его напугало, что мисс Габби чуть не померла. Надеюсь, что он думает, как бы отгородить эти опасные рудники.
Пока Сэдди затягивала платье сзади, Бесс молча слушала ее. Она от всего сердца надеялась на то, что Зак решил заняться хозяйством. Она молила Бога, чтобы расстройство их помолвки не оказалось для него таким ударом, чтобы захворать или наделать глупостей.
У Бесс были более серьезные поводы для беспокойства, чем хозяйственные дела Зака. Главной ее заботой являлось, конечно, то, сохранится ли дружба Алекса и Зака после того, как правда выйдет наружу. Когда Зак узнает о том, что Бесс не любит его, что она принимала за любовь сестринскую привязанность, окажется ли он в состоянии принять ее в качестве жены своего брата? Бесс нахмурилась. Ну вот опять! Ведь хотя Алекс и сказал, что любит ее, он ни словом не обмолвился о свадьбе. Любовь и замужество. Они ведь неразделимы, правда? Во всяком случае, ей хотелось верить в то, что это так.
– Ну вот, мисс. Вы прелестны, как луговая! маргаритка! – отпустила Сэдди редкий в ее устах комплимент.
Бесс повернулась и взглянула на себя в зеркало, висящее над туалетным столиком. Даже со сбившимися после сна волосами она действительно выглядела свежей и сияющей. На щеках ее цвел румянец, глаза блестели. Ага, вот что может сделать любовь! – подумала она, стараясь придать копне своих волос болея или менее приемлемый вид. Если бы не мысль, что ее любовь к Алексу может причинить боль очень дорогому ей человеку, она была бы сейчас самой счастливой девушкой во всей Англии.
Глава 11
Алекс стоял у лестницы, положа руку на деревянную стойку перил, увенчанную декоративным трилистником.
Часом раньше, лежа в постели, Алекс решил больше не тешить себя надеждами на то, что сможет уснуть. Он послал Дадли разузнать, где сейчас находится Зак, и очень удивился, даже немного встревожился, когда узнал, что брат уже оделся и завтракает.
– В каком он настроении, Дадли?
– В смиренном, милорд. Он винит себя в том, что с девочкой случилась беда. Мне кажется, что он решил начать новую жизнь. – Дадли печально посмотрел на Алекса и добавил: – Могу поспорить, что ему придется сделать нелегкий выбор.
– Что ты имеешь в виду, Дадли? – поинтересовался Алекс.
Кинув на хозяина проницательный взгляд, как бы решая, умно ли будет рассказать ему всю правду, слуга произнес без всякого выражения:
– Я думаю о его подружке, девушке по имени Тэсси. Господин Зак собирается дать ей отставку.
Это заявление застало Алекса врасплох, он не сумел сразу собраться и скрыть свое удивление. Если Зак надумал сейчас посвятить все свое свободное время Бесс, то выбрал совсем неподходящий момент!
– Почему ты пришел к такому заключению, Дадли? – спросил Алекс с напускным безразличием.
– Полагаю, это просто моя интуиция, – ядовито ответил камердинер. – Или можете называть это, как вам будет угодно. Просто я это чувствую. А теперь, милорд, какой жилет мы наденем, голубой или коричневый? – закончил он почтительно. Алекс понял, что Дадли сказал все, что хотел, и больше не добавит ни слова. Он не стал больше ни о чем спрашивать.
Алекс решил спуститься в столовую и поговорить начистоту с братом. Кодекс чести требовал от него того, чтобы он как можно скорее рассказал Заку о своих чувствах к Бесс. Правда, ему претила мысль о возможной ссоре. Он заранее оплакивал кончину той замечательной дружбы, которая возникла между ними. Естественно, Зак будет удивлен, рассержен, уязвлен – если не больше. Дружба исчезнет, им многое придется простить друг другу. Смогли же они преодолеть последствия семнадцатилетней разлуки, так стоит ли бояться испытаний? Хотя Зак, вероятно, усомнится в том, что Алекс действительно серьезно боролся с чарами Бесс. Зная о том, что брат имеет репутацию распутника, Зак, по всей видимости, не поверит в честность его намерений. Что ж…
Его чувство к Бесс близко к благоговению. Разумеется, он на ней женится. Но за то, что он отыскал наконец свою любимую, ту, с которой разделит в дальнейшем все превратности судьбы, ему, может быть, придется поплатиться доверием и любовью единственного брата.
Судьба. Внезапно Алекс очнулся от своей глубокой задумчивости.
Дверь в столовую была открыта, и только что туда вошел слуга с подносом. От запаха бекона, аромата кофе и горячей лососины у Алекса засосало в желудке, но он знал, что должен не колеблясь высказать Заку правду. В любом случае это будет лучше, чем давать повод для смутных подозрений. Он оторвался от перил, одернул голубой жилет и решительным шагом направился к страшившей его двери.
Войдя в столовую, Алекс увидел, что Зак стоит облокотившись на перила балкона, с которого открывался чудесный вид на луга и торфяную равнину. Алекс прошел мимо слуг, стоящих, как часовые, по обе стороны массивного буфета и нетронутой тарелки Зака. Тарелка была полна, по-видимому, у брата первоначально были благие намерения плотно позавтракать, но он не преуспел в них.
Повернувшись к слугам, Алекс жестом руки и кивком головы отослал их. Затем он бесшумно подошел к брату и, пытаясь собраться с духом для разговора, остановился.
– Зак?
Брат вздрогнул и в удивлении обернулся, очевидно, застигнутый врасплох. На его лице ясно читалось отчаяние. У Алекса сжалось сердце: такую же печаль он видел на лице Зака в тот день, когда его увозил дед. Взяв себя в руки, Зак улыбнулся брату, но глаза его остались грустными.
– Привет! – сказал он, шагнув вперед и хлопая брата по плечу. – Ты что так рано встал? Я думал, что после того, что случилось вчера, ты проспишь до полудня.
Алекс отметил про себя невольно прозвучавшую в этих словах иронию, но не рассердился.
– Я не мог уснуть. Слушай, мне надо с тобой поговорить, Зак.
Брат понимающе кивнул.
– Конечно, я хорошо представляю, о чем мы будем говорить. Но могу заверить тебя, что в этом нет никакой необходимости. – Зак встал по стойке «смирно» и отвесил Алексу низкий поклон. – Я твой самый покорный и кающийся слуга, вижу все совершенные мною глупости и твердо решил их исправить.
Обращение было шутливым, но Алекс видел прячущуюся в его глазах муку и синие круги бессонницы под глазами. Нахмурясь, он смотрел на Зака, который, выпрямившись, вернулся в столовую и, подойдя к креслу, нервно вцепился пальцами в его резную спинку.
– У тебя недовольный вид, брат. Но вот увидишь, я принял твердое решение и сразу после завтрака встречаюсь с управляющим. Работа по ограждению старых выработок начнется прямо сегодня. Для скорости придется нанять дополнительных людей, но я не успокоюсь, пока все не будет сделано, и лично прослежу за тем, чтобы после окончания туда не смог проникнуть даже заяц.
– Я очень рад, Зак, – сказал Алекс. И он действительно был рад – причем искренне. Но ему было нелегко сопроводить эти слова подобающей в таком случае сердечной улыбкой.
– Ты выглядишь недовольным, – заметил Закери, и это не удивило Алекса. Сейчас любой болван отметил бы, что он находится в состоянии крайнего возбуждения. Стараясь найти нужные слова, Алекс почувствовал, что его от напряжения бросило в пот.
Часом раньше, лежа в постели, Алекс решил больше не тешить себя надеждами на то, что сможет уснуть. Он послал Дадли разузнать, где сейчас находится Зак, и очень удивился, даже немного встревожился, когда узнал, что брат уже оделся и завтракает.
– В каком он настроении, Дадли?
– В смиренном, милорд. Он винит себя в том, что с девочкой случилась беда. Мне кажется, что он решил начать новую жизнь. – Дадли печально посмотрел на Алекса и добавил: – Могу поспорить, что ему придется сделать нелегкий выбор.
– Что ты имеешь в виду, Дадли? – поинтересовался Алекс.
Кинув на хозяина проницательный взгляд, как бы решая, умно ли будет рассказать ему всю правду, слуга произнес без всякого выражения:
– Я думаю о его подружке, девушке по имени Тэсси. Господин Зак собирается дать ей отставку.
Это заявление застало Алекса врасплох, он не сумел сразу собраться и скрыть свое удивление. Если Зак надумал сейчас посвятить все свое свободное время Бесс, то выбрал совсем неподходящий момент!
– Почему ты пришел к такому заключению, Дадли? – спросил Алекс с напускным безразличием.
– Полагаю, это просто моя интуиция, – ядовито ответил камердинер. – Или можете называть это, как вам будет угодно. Просто я это чувствую. А теперь, милорд, какой жилет мы наденем, голубой или коричневый? – закончил он почтительно. Алекс понял, что Дадли сказал все, что хотел, и больше не добавит ни слова. Он не стал больше ни о чем спрашивать.
Алекс решил спуститься в столовую и поговорить начистоту с братом. Кодекс чести требовал от него того, чтобы он как можно скорее рассказал Заку о своих чувствах к Бесс. Правда, ему претила мысль о возможной ссоре. Он заранее оплакивал кончину той замечательной дружбы, которая возникла между ними. Естественно, Зак будет удивлен, рассержен, уязвлен – если не больше. Дружба исчезнет, им многое придется простить друг другу. Смогли же они преодолеть последствия семнадцатилетней разлуки, так стоит ли бояться испытаний? Хотя Зак, вероятно, усомнится в том, что Алекс действительно серьезно боролся с чарами Бесс. Зная о том, что брат имеет репутацию распутника, Зак, по всей видимости, не поверит в честность его намерений. Что ж…
Его чувство к Бесс близко к благоговению. Разумеется, он на ней женится. Но за то, что он отыскал наконец свою любимую, ту, с которой разделит в дальнейшем все превратности судьбы, ему, может быть, придется поплатиться доверием и любовью единственного брата.
Судьба. Внезапно Алекс очнулся от своей глубокой задумчивости.
Дверь в столовую была открыта, и только что туда вошел слуга с подносом. От запаха бекона, аромата кофе и горячей лососины у Алекса засосало в желудке, но он знал, что должен не колеблясь высказать Заку правду. В любом случае это будет лучше, чем давать повод для смутных подозрений. Он оторвался от перил, одернул голубой жилет и решительным шагом направился к страшившей его двери.
Войдя в столовую, Алекс увидел, что Зак стоит облокотившись на перила балкона, с которого открывался чудесный вид на луга и торфяную равнину. Алекс прошел мимо слуг, стоящих, как часовые, по обе стороны массивного буфета и нетронутой тарелки Зака. Тарелка была полна, по-видимому, у брата первоначально были благие намерения плотно позавтракать, но он не преуспел в них.
Повернувшись к слугам, Алекс жестом руки и кивком головы отослал их. Затем он бесшумно подошел к брату и, пытаясь собраться с духом для разговора, остановился.
– Зак?
Брат вздрогнул и в удивлении обернулся, очевидно, застигнутый врасплох. На его лице ясно читалось отчаяние. У Алекса сжалось сердце: такую же печаль он видел на лице Зака в тот день, когда его увозил дед. Взяв себя в руки, Зак улыбнулся брату, но глаза его остались грустными.
– Привет! – сказал он, шагнув вперед и хлопая брата по плечу. – Ты что так рано встал? Я думал, что после того, что случилось вчера, ты проспишь до полудня.
Алекс отметил про себя невольно прозвучавшую в этих словах иронию, но не рассердился.
– Я не мог уснуть. Слушай, мне надо с тобой поговорить, Зак.
Брат понимающе кивнул.
– Конечно, я хорошо представляю, о чем мы будем говорить. Но могу заверить тебя, что в этом нет никакой необходимости. – Зак встал по стойке «смирно» и отвесил Алексу низкий поклон. – Я твой самый покорный и кающийся слуга, вижу все совершенные мною глупости и твердо решил их исправить.
Обращение было шутливым, но Алекс видел прячущуюся в его глазах муку и синие круги бессонницы под глазами. Нахмурясь, он смотрел на Зака, который, выпрямившись, вернулся в столовую и, подойдя к креслу, нервно вцепился пальцами в его резную спинку.
– У тебя недовольный вид, брат. Но вот увидишь, я принял твердое решение и сразу после завтрака встречаюсь с управляющим. Работа по ограждению старых выработок начнется прямо сегодня. Для скорости придется нанять дополнительных людей, но я не успокоюсь, пока все не будет сделано, и лично прослежу за тем, чтобы после окончания туда не смог проникнуть даже заяц.
– Я очень рад, Зак, – сказал Алекс. И он действительно был рад – причем искренне. Но ему было нелегко сопроводить эти слова подобающей в таком случае сердечной улыбкой.
– Ты выглядишь недовольным, – заметил Закери, и это не удивило Алекса. Сейчас любой болван отметил бы, что он находится в состоянии крайнего возбуждения. Стараясь найти нужные слова, Алекс почувствовал, что его от напряжения бросило в пот.