Страница:
Интересно, будет ли Зак столь же чуток, подумала она, и внезапно ее охватило чувство неосознанного страха. Закрыв глаза, Бесс попыталась отогнать мысль о том, как она обнаженная будет лежать в объятиях Зака, но все, что ей удалось, так это заменить прямые золотисто-желтые волосы жениха на угольно-черные, а медовые глаза Зака на цыганские. Нервно вздохнув, девушка попыталась отогнать от себя видение.
Бесс взяла с собой еду, остатки которой собиралась бросить чайкам, но сейчас совершенно не чувствовала голода и забыла вынуть из корзинки завернутые в чистую белую материю фрукты и сыр. Даже гордость кухарки – хрустящий хлеб со свежим соленым маслом не будил в ней аппетита. Она испытывала голод иного рода по чему-то, вернее кому-то, кто находился для нее вне пределов досягаемости.
Прошлым вечером, во время рассказа Тэтчера, она заметила во взгляде Алекса огонек вожделения – отражение своего собственного желания, но не рискнула задуматься о последствиях таких взглядов или о цели, которую они преследовали. А сегодня, в отрезвляющем свете дня, Бесс уже решила, что все – и взгляды, и необычное поведение – ей просто почудилось.
Вчера, после того как старик завершил свой рассказ, Бесс, сославшись на усталость, сумела убедить мать закончить вечер пораньше. В суматохе она ни разу не взглянула в глаза Алексу, даже тогда, когда он пожелал ей спокойной ночи. Не важно, была ли страсть, которую Бесс увидела в глазах Алекса, просто мимолетной вспышкой с его стороны или игрой ее воспаленного воображения, собственный ответный откровенный взгляд самым постыдным образом выдал ее чувства. Что Алекс может о ней подумать?
Простой здравый смысл подсказывал Бесс, что Алексу Викему, лорду Россу, романы с женщинами далеко не в новинку, и она не должна тешить себя иллюзиями, будто его влечение к ней является чем-то особенным. Алекс привязан к Заку, вероятно, не меньше, чем она, и надо быть слепой и глухой, чтобы отрицать это. Они с Алексом никогда не смогут отдаться страсти, которая может успокоиться или даже исчезнуть в первые же мгновения после удовлетворения.
Недалеко от ее покрывала приземлилась чайка и начала степенно прохаживаться взад и вперед, постепенно подходя все ближе.
– Ну ты и нахалка, – обратилась к ней Бесс, стараясь отвлечься от беспокоящих ее мыслей. – Ладно, я дам тебе хлебушка. Но ведь потом нагрянут все твои товарки и начнется такой гвалт и драка за каждый кусочек, что хоть святых выноси!
Она открыла корзинку и вытащила круглый каравай подрумяненного в печи хлеба с хрустящей корочкой. Отрезав кусок, после чего воздух наполнился ароматом свежего хлеба, Бесс раскрошила его и бросила на землю. Как она и предполагала, через минуту ее покрывало было окружено возбужденно орущими и суетящимися птицами, которые дрались за каждый кусок. Их поведение вызвало у девушки сначала смешок, а потом привело ее в такое хорошее настроение, что Бесс, запрокинув голову назад, расхохоталась во весь голос.
Вдруг ее внимание привлек стук копыт и пофыркивание коня. Взглянув на берег, туда, куда со скал спускалась тропинка, она увидела всадника на черном жеребце, который, зарываясь копытами в морскую пену, мчался по неровному краю прибоя. Рядом со всадником бежала большая белая собака. Это мог быть только Алекс. На мгновение сердце девушки замерло, а потом начало биться с такой силой, что она ощущала его стук где-то в горле. Всадник приближался все ближе и ближе; Бесс то молила, чтобы он остановился, то – чтобы проехал мимо.
И все-таки его почти дикий жеребец, которого Алекс объездил за время пребывания в Пенкерроу, постепенно замедлил ход и остановился. Лорд Викем был в одной рубашке с закатанными выше локтей рукавами и тонких панталонах, и она не могла отвести глаз от его мускулистых, мощных плеч и загорелых рук, так ловко управляющихся с поводьями. Бесс представила себе, как эти сильные мужские руки обнимают ее, прижимают к широкой груди, и покраснела.
Он спешился, и она, склонив голову, сделала вид, что полностью поглощена процессом кормления прожорливых чаек. Жеребец беспокойно гарцевал и мотал головой, как бы выражая протест против такой внезапной остановки. Пес же подбежал к расстеленному покрывалу, распугав по дороге ополоумевших чаек, часть которых уже разлетелась, испугавшись шумного приближения всадника.
– Лежать, – приказала Бесс, без успеха пытаясь отразить попытки Шедоу лизнуть ее в лицо. Зачем приехал Алекс? А если это просто случай, то почему он остановился? Ехал бы себе и ехал… Может быть, с его стороны это просто любезность и он задержался на минутку, чтобы поздороваться? Чувствует ли он неловкость при встрече с ней или уже решил выкинуть из головы момент вчерашнего откровения, посчитав это за безрассудство?
Наконец мокролапый Шедоу, высунув язык и учащенно дыша, улегся рядом с Бесс. Неожиданно вспомнив, что она босая, девушка подогнула под себя ноги и, присев боком, спрятала их под юбку. Подняв голову, Бесс увидела смотрящего на нее Алекса, одной рукой он держал поводья лошади, другая, сжатая в кулак, лежала на бедре. Угольно-черные волосы трепал морской ветер.
– Доброе утро, Бесс, – сказал он грустно.
– Доброе утро, Алекс. – Приподняв уголки губ, она пыталась изобразить на лице подобающую случаю улыбку, но губы ее при этом дрожали.
Возникла небольшая пауза.
Алекс не улыбался, он вопросительно смотрел на нее. Бесс же склонила голову и вновь занялась хлебом, пытаясь скрыть замешательство и боясь поднять на него глаза.
– Вы здесь одна? – нарушил молчание Алекс.
– Да, – поспешно ответила она и поправила развевающиеся на ветру каштановые локоны. – Габби катается верхом в сопровождении нашего грума, а мама еще в постели.
Что же касается Зака, то он уехал в город покупать мне другую безделушку. Сдалась она ему, – уныло закончила Бесс. Но прежде, чем она попыталась исправить положение, решив скрыть свое разочарование, которое так неосторожно прозвучало в ее голосе, за говорил Алекс.
– Знаете, с тех пор как Зак потерял эту камею, он места себе не находит, считая это дурным знаком.
– Я тоже заметила, – согласилась Бесс, радуясь тому, что он, наверное из сочувствия, решил не обращать внимания на ее недовольный тон. – Должно быть, потому-то он и был в последнее время такой рассеянный. Может быть, поездка в город немного подбодрит его?
– Да, думаю, что это так… на время.
Эта фраза показалась Бесс несколько загадочной, но, не желая показывать свою обиду на Зака и на его вчерашнее пренебрежительное отношение к ней, она побоялась спросить, что Алекс имеет в виду. К тому же сейчас ей было не до Зака. Больше всего на свете Бесс хотелось узнать, какие чувства Алекс испытывает к ней. Понять, действительно ли за его взглядами что-либо кроется или вчера вечером таинственная атмосфера волшебной легенды затуманила ее мозг и заставила вообразить нереальные вещи.
Алекс бросил поводья и присел рядом с ней. Она заглянула в бездонные колодца его зрачков, но ничего не смогла там увидеть. Алекс прилег рядом, облокотившись на руку. Бесс почувствовала, что ее бросило в жар.
– Не можете ли вы уделить мне кусочек вашего ароматного хлеба? Или вы собираетесь выкинуть его весь на песок? Чайки испугались собаки и улетели, тогда как я проголодался, знаете ли…
Уловив намек, Бесс оживилась.
– Тогда вы непременно должны поесть вместе со мной. У меня куча еды, и я с гораздо большим удовольствием разделю ее с вами, чем с чайками. Это такие невоспитанные и неблагодарные создания, им ничем не угодишь.
– Тогда, чтобы вы не пожалели о вашем приглашении, обещаю съесть все до крошки и сказать спасибо, – заверил девушку Алекс, расплываясь в улыбке и отвешивая ей шутливо-изысканный поклон.
Бесс, сердце которой трепетало как крылья бабочки, улыбнулась ему в ответ, да и невозможно было не ответить на эту лукавую улыбку. Если он способен общаться с ней с такой непринужденностью, так мило поддразнивать ее, то, должно быть, не заметил того постыдного взгляда, который она так явно обнаружила перед ним вчера вечером. Внутри Бесс боролись два противоречивых чувства – облегчение и разочарование. Девушка никак не могла понять, которое из них преобладает. Боже мой, как все это запуталось!
– Я привяжу коня и напою его, а потом немедля присоединюсь к вам, – сказал Алекс, ища глазами какой-нибудь куст или выступ скалы, куда можно было бы привязать лошадь. Заметив растущий немного поодаль искривленный ветрами куст тамариска, он повел жеребца в том направлении. Шедоу, несомненно тоже желающий освежиться глотком воды, последовал за ним.
– Только недолго! – крикнула она вслед Алексу, но обнаружила, что не в состоянии заниматься едой, а может только как завороженная смотреть вслед удаляющейся высокой, атлетической фигуре, достоинства которой подчеркивались плотно облегающими лосинами из тонкой оленьей кожи и заправленной под пояс белой рубахой. Сейчас, когда фалды сюртука не скрывали его узких, тугих ягодиц, видно было, что они мускулисты и хорошей формы. В общем, мечта портного или любовницы…
Господи, что за мысли? – спохватилась Бесс, ведь она рехнулась, раз с недевичьим бесстыдством глазеет на понравившийся ей мужской зад и, более того, думает о том удовольствии, которое эта часть тела может доставить в моменты пылкой любовной страсти. Поймав себя на греховных мыслях, Бесс сурово нахмурилась и начала опустошать корзинку. Постаравшись полностью сосредоточиться на этом деле, она нарезала овечий сыр и разложила фрукты.
Вскоре Алекс вернулся и непринужденно растянулся на покрывале рядом с ней. Пес остался лежать в тени куста тамариска. Алекс же лег на бок и положил подбородок на согнутую в локте руку, к несчастью точно повторив позу, в которой лежал в тот день на пляже, когда Бесс случилось увидеть его обнаженным. В памяти девушки всплыла его нагота, дыхание у нее перехватило, от наигранного спокойствия не осталось и следа.
Освобождая ему место, Бесс отодвинулась на самый край покрывала, но все равно Алекс находился от нее на расстоянии вытянутой руки. У нее появилось сильное желание просунуть руку в ворот его рубашки и положить ладонь к нему на грудь.
– Еда выглядит недурно.
Бесс подняла на него виноватый взгляд.
– Так… кушайте, пожалуйста, – запинаясь, сказала она, совершенно уверенная в том, что теперь-то уж точно он понял по ее замешательству о ее состоянии. – Не стесняйтесь, ешьте! Угощайтесь чем хотите. – Бесс каким-то беспомощным жестом указала рукой на пищу, чувствуя себя беззащитной перед своими же собственными мыслями и страстями.
Алекс взял кусок сыра, ломтик яблока, сложил их вместе и поднес ко рту. Как преданная собачонка, Бесс смотрела на то, как он откусил кусок и начал медленно есть. Внезапно он улыбнулся. Удивленная, она подняла глаза и увидела, как в чернильно-черной глубине его глаз мелькнули нежность и веселье, а брови вопросительно поднялись вверх.
– А разве вы не собираетесь перекусить? – спросил он. – Я, конечно, голоден, но не до такой же степени, чтобы съесть все это один. Нельзя утолить голод, глядя на то, как едят другие.
Бесс, смущенная тем, что он поймал на себе ее любящий взгляд, опустила длинные ресницы.
– Собственно говоря, я не очень-то голодна…
– Съешьте хоть что-нибудь, – настойчиво повторил он и, взяв ломтик яблока, поднес его ко рту Бесс. – Я не могу есть один. Составьте, будьте добры, мне компанию.
Бесс посмотрела в эти дразнящие темные глаза, потом на крепкую, загорелую руку, державшую кусок яблока перед ее носом. Подчиняясь его желанию и пугаясь от понимания того, что, вероятно, исполнила бы вообще любую его просьбу, Бесс слегка приоткрыла рот.
Алекс нагнулся вперед, и кусочек сочного кисло-сладкого яблока оказался между ее губ, упершись в зубы.
– Вам придется открыть рот пошире, – сказал он низким, убеждающим голосом. Возбужденная столь интимным тоном, она подняла глаза и послушно открыла рот немного пошире, машинально откусив и прожевав маленький кусочек. Но рука Алекса по-прежнему находилась в воздухе между ними, и он наблюдал за тем, как она ест, с той же сосредоточенностью, с которой она наблюдала за ним.
– Еще? – заботливо спросил он, опять поднося яблоко к ее рту.
– Я умею есть сама, – ответила она и отвела со лба пляшущие на ветру волосы. Потом трясущимися руками схватила кусок сыра, отщипнула крошку хлеба и начала есть. Бесс отвернулась к воде и, пытаясь выкинуть дурь из головы, отдалась созерцанию равномерно набегающих на берег и с тихим шорохом отступающих волн. Обычно вид моря успокаивал ее, но не сейчас, ибо исходящий от Алекса запах мужчины и необычность ситуации волновали ее.
А ведь он соблазнял ее яблоком, с внезапной усмешкой подумала она. Вечный сюжет! Как в Библии. Но на этот раз роли переменились – он был соблазнительницей Евой, а она несчастным Адамом!
– Вы, наверное, хотите пить. Я умираю от жажды, – сказал Алекс вкрадчивым голосом.
– В корзинке есть вино, – ответила она, довольная, что он напомнил ей об этом, потому что в горле у нее было сухо, как в пустынях Гоби. Бесс наблюдала за тем, как он нагнулся за бутылкой. Без сомнения, ее воображение также безудержно, как и у Габби. Алекс вовсе не искушает ее, не заигрывает с ней, не делает ничего, что бы выходило за рамки вежливости и обычной сердечности, подумала она. Он жизнерадостный, привлекательный человек и, по всей видимости, производит тот же самый эффект на всех женщин, которым посчастливилось разделять с ним пищу и беседу. Бывают такие люди, которые умеют заставить всех женщин чувствовать себя красивыми, желанными и… единственными.
Единственная… Бесс не понравилось это слово ни применительно к самой себе – она была не настолько свободна, чтобы желать его, – ни применительно к другим женщинам в холостяцкой жизни Алекса. На нее накатила черная, как грозовая туча, ревность.
– Тут только один бокал, но думаю, что мы сможем обойтись, не так ли? – сказал Алекс непринужденно, откупорил бутылку и налил темно-фиолетового вина. – Вы первая. – Он протянул ей бокал.
Бесс выпила, и приятное на вкус вино смочило ее пересохшее горло. Затем, с сожалением заметив, что в бокале остался еще целый глоток, она вернула его с извиняющейся, стыдливой улыбкой и зачем-то объяснила:
– Очень хотелось пить.
Приняв от нее бокал с довольной и понимающей ухмылкой, Алекс снова наполнил его и лениво сделал глоток. Начиная раздражаться от явно демонстративного поведения Алекса, Бесс неловко поерзала и принялась теребить в руках одну из декоративных кисточек, нашитых по краю покрывала.
– Ага, мисс Тэвисток, – поддразнивающим тоном сказал он, указывая рукой на показавшиеся из-под подола юбки маленькие розовые пятки. – Вы можете схватить воспаление легких, если будете ходить босиком. Что сказала бы Сэдди, а?
Бесс вызывающе подняла голову и чуть было не ответила, что это не его дело. Подумаешь, пятки! Сам-то он тут лежал голый! Однако, увидев вызывающий взгляд Алекса, Бесс почти уверилась, что он понял, о чем она подумала и что чуть не сказала.
– Они, похоже, совсем замерзли. – Алекс протянул руку и, запустив ее под край юбки, сжал частично высовывающуюся ступню в своей большой ладони.
Бесс окаменела, у нее перехватило дыхание. Вряд ли место, до которого он дотронулся, можно было назвать интимным, и все же от прикосновения теплых, сильных пальцев к нежным и чувствительным ступням ее ног по всему телу, от пяток до корней волос, пробежала горячая волна.
Она невольно вскрикнула и подняла глаза как раз вовремя, чтобы заметить, как выражение его лица изменилось. Шутливый вид, несколько покровительственная любезность исчезли. Стало ясно, что впечатления вчерашнего вечера не были полетом ее фантазии, она не выдавала желаемого за действительное. Алекс на самом деле желал ее. В этот момент все мысли и чувства стали больше не важны, остались позади, как туманные, неясные мечты. Теперь для Бесс существовало только это мгновение.
– Бесс. – прошептал он се имя низким и страстным голосом. Не убирая руки, Алекс сел, согнув одну ногу в колене и поджав вторую по-турецки под себя. Теперь он был так близко, что его дыхание смешалось с дыханием Бесс. Он не отрываясь смотрел на нее, а его пальцы медленно и намеренно скользнули выше и обхватили ее тонкую лодыжку.
Мучимая противоречивыми чувствами, Бесс наклонилась, чтобы помешать дальнейшему продвижению руки.
– Алекс, вы что?! Мы не должны…
Я не хочу…
– Ты же знаешь, что хочешь, чтобы я трогал тебя, Бесс, и сама желаешь прикоснуться ко мне. Прикоснись ко мне, Бесс, прикоснись ко мне! Ну…
Бесс не могла устоять. Слишком долго она желала того, о чем он сейчас просил и что принуждал сделать. Вся дрожа от предчувствия, она вдруг обнаружила, что не понимает, что делать.
– Ну же, малышка, – простонал Алекс сквозь стиснутые зубы, закрывая глаза от желания. – Мне нужно, чтобы ты погладила меня…
И хотя слабый голос разума твердил, что не надо делать этого, взгляд и голос Алекса гипнотизировали ее. Бесс ощутила жгучее нетерпение, поднявшееся в ней навстречу его нетерпению. Она подняла дрожащую руку и провела нежными пальцами по его лицу, начиная от лба и бровей к чувственным губам. Все это время он молча смотрел на нее, и от этого дыхание Бесс участилось и стало неровным.
Потом, повинуясь желанию, которого ей так не хватало во взаимоотношениях с Заком, она опустила взгляд на распахнутый ворот рубашки Алекса и засунула туда руку. Алекс прижал ее ладонь к себе – густая поросль темных волос оказалась возбуждающе мягкой на ощупь. Бесс чувствовала биение его сердца, подобное дикому ритму языческого барабана.
– Алекс, – полная ужаса и чувства вины, хрипло прошептала она, когда он наклонил к ней голову для поцелуя. – Что с нами делается? Ты же знаешь, что мы не смеем целоваться. Мы вообще не должны ничего этого делать! Зак… – Бесс покачала головой и подалась назад, неохотно оторвав ладонь от его теплой груди.
Алекс выпрямился, схватил ее за руку и нежно поцеловал нежную кожу ладони, отчего по ее спине пробежал холодок сладкой истомы. Он поднял на нее тяжелые, измученные неутоленной страстью глаза.
– Бог мой, Бесс, ты думаешь, мне неизвестно, что мы поступаем дурно? Но, да поможет мне Господь, остановиться я не в состоянии. Когда я увидел тебя здесь на пляже одну, то подумал, что просто немного посижу, поболтаю с тобой, что ничего плохого не случится. Заставил себя поверить в то, что увиденное вчера в твоих глазах есть лишь отражение моих собственных желаний. И надеялся на то, что мне удалось не выдать своих чувств. Своей любви, возникшей в тот день, когда я впервые увидел тебя. Любви, которая с каждым днем, с каждым часом становится все сильней, мучительней. – По-прежнему сжимая ее запястье, он привлек девушку к себе, и округлые девичьи груди прижались к его мускулистой груди. – Если бы ты относилась ко мне безразлично, возможно, мне было бы легче противиться искушению. Но я знаю, что тоже далеко не безразличен тебе. Ведь не безразличен, Бесс? – с тревогой и отчаянием в голосе спросил он и встал.
Бесс почувствовала себя несчастной и одинокой. Она сгорала от желания. Любимый был совсем рядом и все же недоступен. Все ее существо стремилось к нему, но этого не должно было случиться. Ведь именно в этот момент Зак покупает для нее подарок – залог своей любви. И все-таки она совсем не желает Зака, а желает только Алекса – всем телом и душой. Почему? – спрашивала себя Бесс. Ведь она увлечена Заком, любит его еще с того времени, когда была маленькой, а он был совсем нескладным мальчишкой. Нет никакого сомнения в том, что чувства, которые она испытывает к Алексу, мимолетны, призрачны и исчезнут без следа, как красочные цвета радуги, стоит только пожелать.
А потом, Алекс ведь твердит ей только о желании. Он не сказал ни слова о привязанности, об уважении или расположении. Может быть, если бы он не так сильно хотел ее, все вышло бы по-другому? Внезапно ей захотелось ясности.
– Алекс? – прошептала она.
Ответа не последовало. Он стоял полуотвернувшись, и она видела, как ходили желваки на скулах.
– Алекс, мне нужно кое о чем спросить тебя, – собрав все свое мужество и упрямо вздернув подбородок, настойчиво продолжила она. – Мне нужно знать – то, что ты ко мне чувствуешь, это только… плотское влечение или… или ты любишь меня?
Алекс повернулся к ней, и она увидела, что он растерян.
– Люблю ли я тебя? – переспросил он, как будто не расслышав.
Любит ли он ее? Алекс и сам точно не знал, какие чувства он испытывает к Бесс. Непреодолимое желание сделать ее своей не обязательно подразумевало глубокое чувство. Он хотел ей счастья, ему нравилась ее жизнерадостность, любознательность, ее ум. Наконец, он был увлечен и очарован ее страстностью и неопытностью. Но любил ли он ее? Тут было трудно что-либо сказать, ведь до сих пор, несмотря на многочисленные мимолетные отношения с прекрасным полом, он никогда по-настоящему никого не любил.
Что касается любви родственной, тут все обстояло по-другому. Он знал, что горячо любил свою мать, и, конечно, был привязан к брату с того самого момента, как в первый раз увидел вынутого из колыбели беспомощного младенца, криком выражавшего желание пососать грудь своей, к тому времени уже мертвой, матери. Боже мой, бедный Зак! Лишенный материнской ласки, ненавидимый отцом, разлученный с братом, единственной живой душой, которая любила его, пока Бесс…
Алекс в отчаянии схватился руками за голову. А теперь еще он отберет у него Бесс? Нет, этого он не сделает.
– Не важно, люблю я вас или нет, дорогая, – сказал он холодным, как зимний вечер на торфяных равнинах, голосом. – Вы помолвлены с Заком. Мы не должны допустить, чтобы подобные вещи повторялись.
У Бесс даже перехватило дыхание – настолько она была поражена внезапной холодностью его тона.
– Если вы припомните, лорд Росс, это не я хватала вас за лодыжку. И не просила вас прикоснуться ко мне!
– Я говорю за нас обоих, Бесс. Ваши глаза, выдавая тайну, говорят за вас.
Эти разговорчивые глаза теперь сузились и горели от гнева.
– Тогда, лорд Росс, в дальнейшем я позабочусь о том, чтобы видеть вас как можно меньше!
Бог мой, как красива она сейчас, растрепанная, с губами, сжатыми вместе, как коленки у старой девы! Вся решимость Алекса моментально испарилась. Она была так горда, так обидчива и так желанна! Он почувствовал, что благоразумие опять покидает его, и заглянул в затуманенные от удивления и волнения глаза. Еще минута и…
– Так вот вы где, милорд! А я уже начал беспокоиться!
Услышав взволнованный голос Дадли, Алекс опомнился. Повернувшись, он увидел своего камердинера, торопливо приближавшегося к ним по пляжу. Стремясь не уронить репутацию Бесс перед слугой, который не сказал бы никому ни слова, Алекс двинулся к нему навстречу, чтобы встретить его на полпути и дать таким образом Бесс возможность собраться с духом.
– В чем дело, Дадли? Видит Бог, если уж ты взялся разыскивать меня, то, вероятно, случилось нечто важное, – сказал он, напустив на себя самый непринужденный вид.
Очевидно, почувствовав, что попал не вовремя, Дадли сосредоточил все свое внимание на хозяине. Зная характер камердинера, нетрудно было предположить, что тот видел все. Слишком уж он любопытен. Совсем как женщина – всевидящий и всезнающий.
– Прошу прощения, милорд, но вы совершенно правы, – начал жаловаться Дадли, все еще тяжело дыша от непривычного бега. – Если бы миссис Тэвисток не подняла в доме такой переполох, то я ни за что бы не стал лазить по этим дюнам, а послал бы кого-нибудь другого. Но, думаю, этим деревенщинам вряд ли удалось бы отыскать вас, милорд. Дай Бог, чтобы мне никогда больше не привелось иметь дело с такими тупоголовыми и неповоротливыми болванами, сэр! Я говорил вам об этом с самого начала. Стиббс не в состоянии управлять домом…
– Послушай, – прервал слугу на середине фразы Алекс. – Я прекрасно знаю твое мнение о Стиббсе. А сейчас, если не трудно, выкладывай, что там случилось! Не тяни кота за хвост…
– Дело вот в чем, милорд. Пропала мисс Габриелл. Сегодня утром она уехала кататься в сопровождении грума и, каким-то образом обманув его, неожиданно исчезла…
– Так, значит, Габби опять убежала?
Алекс обернулся. Бесс уже встала и, прикрыв соломенной шляпкой густые каштановые волосы, завязывала ленту под подбородком. По ее тону было ясно, что она не слишком-то обеспокоена известием о пропаже сестры.
– Да, мисс, – быстро ответил Дадли.
Алекс видел, что Бесс нравится Дадли – не многие из жителей Корнуолла удостоились бы такой чести. – Прошло уже больше часа с тех пор, как мисс Габби… потеряла своего грума, и ваша матушка просто из кожи вон лезет… я хотел сказать, что она вне себя от беспокойства.
– Габби уже столько раз теряла своего грума, Дадли, что я совершенно не понимаю, почему мама так беспокоится. Сестра обычно возвращается к полудню, если только Зак не находит ее до этого и они не отправляются на поиски каких-нибудь приключений. Было бы лучше, чтобы мама, вместо того чтобы баламутить всю округу, выдрала бы скверную девчонку хоть разок! Но думаю, однако, мне придется вернуться вместе с вами и постараться успокоить ее, иначе Стиббс не забудет этого до конца своих дней.
Бесс взяла с собой еду, остатки которой собиралась бросить чайкам, но сейчас совершенно не чувствовала голода и забыла вынуть из корзинки завернутые в чистую белую материю фрукты и сыр. Даже гордость кухарки – хрустящий хлеб со свежим соленым маслом не будил в ней аппетита. Она испытывала голод иного рода по чему-то, вернее кому-то, кто находился для нее вне пределов досягаемости.
Прошлым вечером, во время рассказа Тэтчера, она заметила во взгляде Алекса огонек вожделения – отражение своего собственного желания, но не рискнула задуматься о последствиях таких взглядов или о цели, которую они преследовали. А сегодня, в отрезвляющем свете дня, Бесс уже решила, что все – и взгляды, и необычное поведение – ей просто почудилось.
Вчера, после того как старик завершил свой рассказ, Бесс, сославшись на усталость, сумела убедить мать закончить вечер пораньше. В суматохе она ни разу не взглянула в глаза Алексу, даже тогда, когда он пожелал ей спокойной ночи. Не важно, была ли страсть, которую Бесс увидела в глазах Алекса, просто мимолетной вспышкой с его стороны или игрой ее воспаленного воображения, собственный ответный откровенный взгляд самым постыдным образом выдал ее чувства. Что Алекс может о ней подумать?
Простой здравый смысл подсказывал Бесс, что Алексу Викему, лорду Россу, романы с женщинами далеко не в новинку, и она не должна тешить себя иллюзиями, будто его влечение к ней является чем-то особенным. Алекс привязан к Заку, вероятно, не меньше, чем она, и надо быть слепой и глухой, чтобы отрицать это. Они с Алексом никогда не смогут отдаться страсти, которая может успокоиться или даже исчезнуть в первые же мгновения после удовлетворения.
Недалеко от ее покрывала приземлилась чайка и начала степенно прохаживаться взад и вперед, постепенно подходя все ближе.
– Ну ты и нахалка, – обратилась к ней Бесс, стараясь отвлечься от беспокоящих ее мыслей. – Ладно, я дам тебе хлебушка. Но ведь потом нагрянут все твои товарки и начнется такой гвалт и драка за каждый кусочек, что хоть святых выноси!
Она открыла корзинку и вытащила круглый каравай подрумяненного в печи хлеба с хрустящей корочкой. Отрезав кусок, после чего воздух наполнился ароматом свежего хлеба, Бесс раскрошила его и бросила на землю. Как она и предполагала, через минуту ее покрывало было окружено возбужденно орущими и суетящимися птицами, которые дрались за каждый кусок. Их поведение вызвало у девушки сначала смешок, а потом привело ее в такое хорошее настроение, что Бесс, запрокинув голову назад, расхохоталась во весь голос.
Вдруг ее внимание привлек стук копыт и пофыркивание коня. Взглянув на берег, туда, куда со скал спускалась тропинка, она увидела всадника на черном жеребце, который, зарываясь копытами в морскую пену, мчался по неровному краю прибоя. Рядом со всадником бежала большая белая собака. Это мог быть только Алекс. На мгновение сердце девушки замерло, а потом начало биться с такой силой, что она ощущала его стук где-то в горле. Всадник приближался все ближе и ближе; Бесс то молила, чтобы он остановился, то – чтобы проехал мимо.
И все-таки его почти дикий жеребец, которого Алекс объездил за время пребывания в Пенкерроу, постепенно замедлил ход и остановился. Лорд Викем был в одной рубашке с закатанными выше локтей рукавами и тонких панталонах, и она не могла отвести глаз от его мускулистых, мощных плеч и загорелых рук, так ловко управляющихся с поводьями. Бесс представила себе, как эти сильные мужские руки обнимают ее, прижимают к широкой груди, и покраснела.
Он спешился, и она, склонив голову, сделала вид, что полностью поглощена процессом кормления прожорливых чаек. Жеребец беспокойно гарцевал и мотал головой, как бы выражая протест против такой внезапной остановки. Пес же подбежал к расстеленному покрывалу, распугав по дороге ополоумевших чаек, часть которых уже разлетелась, испугавшись шумного приближения всадника.
– Лежать, – приказала Бесс, без успеха пытаясь отразить попытки Шедоу лизнуть ее в лицо. Зачем приехал Алекс? А если это просто случай, то почему он остановился? Ехал бы себе и ехал… Может быть, с его стороны это просто любезность и он задержался на минутку, чтобы поздороваться? Чувствует ли он неловкость при встрече с ней или уже решил выкинуть из головы момент вчерашнего откровения, посчитав это за безрассудство?
Наконец мокролапый Шедоу, высунув язык и учащенно дыша, улегся рядом с Бесс. Неожиданно вспомнив, что она босая, девушка подогнула под себя ноги и, присев боком, спрятала их под юбку. Подняв голову, Бесс увидела смотрящего на нее Алекса, одной рукой он держал поводья лошади, другая, сжатая в кулак, лежала на бедре. Угольно-черные волосы трепал морской ветер.
– Доброе утро, Бесс, – сказал он грустно.
– Доброе утро, Алекс. – Приподняв уголки губ, она пыталась изобразить на лице подобающую случаю улыбку, но губы ее при этом дрожали.
Возникла небольшая пауза.
Алекс не улыбался, он вопросительно смотрел на нее. Бесс же склонила голову и вновь занялась хлебом, пытаясь скрыть замешательство и боясь поднять на него глаза.
– Вы здесь одна? – нарушил молчание Алекс.
– Да, – поспешно ответила она и поправила развевающиеся на ветру каштановые локоны. – Габби катается верхом в сопровождении нашего грума, а мама еще в постели.
Что же касается Зака, то он уехал в город покупать мне другую безделушку. Сдалась она ему, – уныло закончила Бесс. Но прежде, чем она попыталась исправить положение, решив скрыть свое разочарование, которое так неосторожно прозвучало в ее голосе, за говорил Алекс.
– Знаете, с тех пор как Зак потерял эту камею, он места себе не находит, считая это дурным знаком.
– Я тоже заметила, – согласилась Бесс, радуясь тому, что он, наверное из сочувствия, решил не обращать внимания на ее недовольный тон. – Должно быть, потому-то он и был в последнее время такой рассеянный. Может быть, поездка в город немного подбодрит его?
– Да, думаю, что это так… на время.
Эта фраза показалась Бесс несколько загадочной, но, не желая показывать свою обиду на Зака и на его вчерашнее пренебрежительное отношение к ней, она побоялась спросить, что Алекс имеет в виду. К тому же сейчас ей было не до Зака. Больше всего на свете Бесс хотелось узнать, какие чувства Алекс испытывает к ней. Понять, действительно ли за его взглядами что-либо кроется или вчера вечером таинственная атмосфера волшебной легенды затуманила ее мозг и заставила вообразить нереальные вещи.
Алекс бросил поводья и присел рядом с ней. Она заглянула в бездонные колодца его зрачков, но ничего не смогла там увидеть. Алекс прилег рядом, облокотившись на руку. Бесс почувствовала, что ее бросило в жар.
– Не можете ли вы уделить мне кусочек вашего ароматного хлеба? Или вы собираетесь выкинуть его весь на песок? Чайки испугались собаки и улетели, тогда как я проголодался, знаете ли…
Уловив намек, Бесс оживилась.
– Тогда вы непременно должны поесть вместе со мной. У меня куча еды, и я с гораздо большим удовольствием разделю ее с вами, чем с чайками. Это такие невоспитанные и неблагодарные создания, им ничем не угодишь.
– Тогда, чтобы вы не пожалели о вашем приглашении, обещаю съесть все до крошки и сказать спасибо, – заверил девушку Алекс, расплываясь в улыбке и отвешивая ей шутливо-изысканный поклон.
Бесс, сердце которой трепетало как крылья бабочки, улыбнулась ему в ответ, да и невозможно было не ответить на эту лукавую улыбку. Если он способен общаться с ней с такой непринужденностью, так мило поддразнивать ее, то, должно быть, не заметил того постыдного взгляда, который она так явно обнаружила перед ним вчера вечером. Внутри Бесс боролись два противоречивых чувства – облегчение и разочарование. Девушка никак не могла понять, которое из них преобладает. Боже мой, как все это запуталось!
– Я привяжу коня и напою его, а потом немедля присоединюсь к вам, – сказал Алекс, ища глазами какой-нибудь куст или выступ скалы, куда можно было бы привязать лошадь. Заметив растущий немного поодаль искривленный ветрами куст тамариска, он повел жеребца в том направлении. Шедоу, несомненно тоже желающий освежиться глотком воды, последовал за ним.
– Только недолго! – крикнула она вслед Алексу, но обнаружила, что не в состоянии заниматься едой, а может только как завороженная смотреть вслед удаляющейся высокой, атлетической фигуре, достоинства которой подчеркивались плотно облегающими лосинами из тонкой оленьей кожи и заправленной под пояс белой рубахой. Сейчас, когда фалды сюртука не скрывали его узких, тугих ягодиц, видно было, что они мускулисты и хорошей формы. В общем, мечта портного или любовницы…
Господи, что за мысли? – спохватилась Бесс, ведь она рехнулась, раз с недевичьим бесстыдством глазеет на понравившийся ей мужской зад и, более того, думает о том удовольствии, которое эта часть тела может доставить в моменты пылкой любовной страсти. Поймав себя на греховных мыслях, Бесс сурово нахмурилась и начала опустошать корзинку. Постаравшись полностью сосредоточиться на этом деле, она нарезала овечий сыр и разложила фрукты.
Вскоре Алекс вернулся и непринужденно растянулся на покрывале рядом с ней. Пес остался лежать в тени куста тамариска. Алекс же лег на бок и положил подбородок на согнутую в локте руку, к несчастью точно повторив позу, в которой лежал в тот день на пляже, когда Бесс случилось увидеть его обнаженным. В памяти девушки всплыла его нагота, дыхание у нее перехватило, от наигранного спокойствия не осталось и следа.
Освобождая ему место, Бесс отодвинулась на самый край покрывала, но все равно Алекс находился от нее на расстоянии вытянутой руки. У нее появилось сильное желание просунуть руку в ворот его рубашки и положить ладонь к нему на грудь.
– Еда выглядит недурно.
Бесс подняла на него виноватый взгляд.
– Так… кушайте, пожалуйста, – запинаясь, сказала она, совершенно уверенная в том, что теперь-то уж точно он понял по ее замешательству о ее состоянии. – Не стесняйтесь, ешьте! Угощайтесь чем хотите. – Бесс каким-то беспомощным жестом указала рукой на пищу, чувствуя себя беззащитной перед своими же собственными мыслями и страстями.
Алекс взял кусок сыра, ломтик яблока, сложил их вместе и поднес ко рту. Как преданная собачонка, Бесс смотрела на то, как он откусил кусок и начал медленно есть. Внезапно он улыбнулся. Удивленная, она подняла глаза и увидела, как в чернильно-черной глубине его глаз мелькнули нежность и веселье, а брови вопросительно поднялись вверх.
– А разве вы не собираетесь перекусить? – спросил он. – Я, конечно, голоден, но не до такой же степени, чтобы съесть все это один. Нельзя утолить голод, глядя на то, как едят другие.
Бесс, смущенная тем, что он поймал на себе ее любящий взгляд, опустила длинные ресницы.
– Собственно говоря, я не очень-то голодна…
– Съешьте хоть что-нибудь, – настойчиво повторил он и, взяв ломтик яблока, поднес его ко рту Бесс. – Я не могу есть один. Составьте, будьте добры, мне компанию.
Бесс посмотрела в эти дразнящие темные глаза, потом на крепкую, загорелую руку, державшую кусок яблока перед ее носом. Подчиняясь его желанию и пугаясь от понимания того, что, вероятно, исполнила бы вообще любую его просьбу, Бесс слегка приоткрыла рот.
Алекс нагнулся вперед, и кусочек сочного кисло-сладкого яблока оказался между ее губ, упершись в зубы.
– Вам придется открыть рот пошире, – сказал он низким, убеждающим голосом. Возбужденная столь интимным тоном, она подняла глаза и послушно открыла рот немного пошире, машинально откусив и прожевав маленький кусочек. Но рука Алекса по-прежнему находилась в воздухе между ними, и он наблюдал за тем, как она ест, с той же сосредоточенностью, с которой она наблюдала за ним.
– Еще? – заботливо спросил он, опять поднося яблоко к ее рту.
– Я умею есть сама, – ответила она и отвела со лба пляшущие на ветру волосы. Потом трясущимися руками схватила кусок сыра, отщипнула крошку хлеба и начала есть. Бесс отвернулась к воде и, пытаясь выкинуть дурь из головы, отдалась созерцанию равномерно набегающих на берег и с тихим шорохом отступающих волн. Обычно вид моря успокаивал ее, но не сейчас, ибо исходящий от Алекса запах мужчины и необычность ситуации волновали ее.
А ведь он соблазнял ее яблоком, с внезапной усмешкой подумала она. Вечный сюжет! Как в Библии. Но на этот раз роли переменились – он был соблазнительницей Евой, а она несчастным Адамом!
– Вы, наверное, хотите пить. Я умираю от жажды, – сказал Алекс вкрадчивым голосом.
– В корзинке есть вино, – ответила она, довольная, что он напомнил ей об этом, потому что в горле у нее было сухо, как в пустынях Гоби. Бесс наблюдала за тем, как он нагнулся за бутылкой. Без сомнения, ее воображение также безудержно, как и у Габби. Алекс вовсе не искушает ее, не заигрывает с ней, не делает ничего, что бы выходило за рамки вежливости и обычной сердечности, подумала она. Он жизнерадостный, привлекательный человек и, по всей видимости, производит тот же самый эффект на всех женщин, которым посчастливилось разделять с ним пищу и беседу. Бывают такие люди, которые умеют заставить всех женщин чувствовать себя красивыми, желанными и… единственными.
Единственная… Бесс не понравилось это слово ни применительно к самой себе – она была не настолько свободна, чтобы желать его, – ни применительно к другим женщинам в холостяцкой жизни Алекса. На нее накатила черная, как грозовая туча, ревность.
– Тут только один бокал, но думаю, что мы сможем обойтись, не так ли? – сказал Алекс непринужденно, откупорил бутылку и налил темно-фиолетового вина. – Вы первая. – Он протянул ей бокал.
Бесс выпила, и приятное на вкус вино смочило ее пересохшее горло. Затем, с сожалением заметив, что в бокале остался еще целый глоток, она вернула его с извиняющейся, стыдливой улыбкой и зачем-то объяснила:
– Очень хотелось пить.
Приняв от нее бокал с довольной и понимающей ухмылкой, Алекс снова наполнил его и лениво сделал глоток. Начиная раздражаться от явно демонстративного поведения Алекса, Бесс неловко поерзала и принялась теребить в руках одну из декоративных кисточек, нашитых по краю покрывала.
– Ага, мисс Тэвисток, – поддразнивающим тоном сказал он, указывая рукой на показавшиеся из-под подола юбки маленькие розовые пятки. – Вы можете схватить воспаление легких, если будете ходить босиком. Что сказала бы Сэдди, а?
Бесс вызывающе подняла голову и чуть было не ответила, что это не его дело. Подумаешь, пятки! Сам-то он тут лежал голый! Однако, увидев вызывающий взгляд Алекса, Бесс почти уверилась, что он понял, о чем она подумала и что чуть не сказала.
– Они, похоже, совсем замерзли. – Алекс протянул руку и, запустив ее под край юбки, сжал частично высовывающуюся ступню в своей большой ладони.
Бесс окаменела, у нее перехватило дыхание. Вряд ли место, до которого он дотронулся, можно было назвать интимным, и все же от прикосновения теплых, сильных пальцев к нежным и чувствительным ступням ее ног по всему телу, от пяток до корней волос, пробежала горячая волна.
Она невольно вскрикнула и подняла глаза как раз вовремя, чтобы заметить, как выражение его лица изменилось. Шутливый вид, несколько покровительственная любезность исчезли. Стало ясно, что впечатления вчерашнего вечера не были полетом ее фантазии, она не выдавала желаемого за действительное. Алекс на самом деле желал ее. В этот момент все мысли и чувства стали больше не важны, остались позади, как туманные, неясные мечты. Теперь для Бесс существовало только это мгновение.
– Бесс. – прошептал он се имя низким и страстным голосом. Не убирая руки, Алекс сел, согнув одну ногу в колене и поджав вторую по-турецки под себя. Теперь он был так близко, что его дыхание смешалось с дыханием Бесс. Он не отрываясь смотрел на нее, а его пальцы медленно и намеренно скользнули выше и обхватили ее тонкую лодыжку.
Мучимая противоречивыми чувствами, Бесс наклонилась, чтобы помешать дальнейшему продвижению руки.
– Алекс, вы что?! Мы не должны…
Я не хочу…
– Ты же знаешь, что хочешь, чтобы я трогал тебя, Бесс, и сама желаешь прикоснуться ко мне. Прикоснись ко мне, Бесс, прикоснись ко мне! Ну…
Бесс не могла устоять. Слишком долго она желала того, о чем он сейчас просил и что принуждал сделать. Вся дрожа от предчувствия, она вдруг обнаружила, что не понимает, что делать.
– Ну же, малышка, – простонал Алекс сквозь стиснутые зубы, закрывая глаза от желания. – Мне нужно, чтобы ты погладила меня…
И хотя слабый голос разума твердил, что не надо делать этого, взгляд и голос Алекса гипнотизировали ее. Бесс ощутила жгучее нетерпение, поднявшееся в ней навстречу его нетерпению. Она подняла дрожащую руку и провела нежными пальцами по его лицу, начиная от лба и бровей к чувственным губам. Все это время он молча смотрел на нее, и от этого дыхание Бесс участилось и стало неровным.
Потом, повинуясь желанию, которого ей так не хватало во взаимоотношениях с Заком, она опустила взгляд на распахнутый ворот рубашки Алекса и засунула туда руку. Алекс прижал ее ладонь к себе – густая поросль темных волос оказалась возбуждающе мягкой на ощупь. Бесс чувствовала биение его сердца, подобное дикому ритму языческого барабана.
– Алекс, – полная ужаса и чувства вины, хрипло прошептала она, когда он наклонил к ней голову для поцелуя. – Что с нами делается? Ты же знаешь, что мы не смеем целоваться. Мы вообще не должны ничего этого делать! Зак… – Бесс покачала головой и подалась назад, неохотно оторвав ладонь от его теплой груди.
Алекс выпрямился, схватил ее за руку и нежно поцеловал нежную кожу ладони, отчего по ее спине пробежал холодок сладкой истомы. Он поднял на нее тяжелые, измученные неутоленной страстью глаза.
– Бог мой, Бесс, ты думаешь, мне неизвестно, что мы поступаем дурно? Но, да поможет мне Господь, остановиться я не в состоянии. Когда я увидел тебя здесь на пляже одну, то подумал, что просто немного посижу, поболтаю с тобой, что ничего плохого не случится. Заставил себя поверить в то, что увиденное вчера в твоих глазах есть лишь отражение моих собственных желаний. И надеялся на то, что мне удалось не выдать своих чувств. Своей любви, возникшей в тот день, когда я впервые увидел тебя. Любви, которая с каждым днем, с каждым часом становится все сильней, мучительней. – По-прежнему сжимая ее запястье, он привлек девушку к себе, и округлые девичьи груди прижались к его мускулистой груди. – Если бы ты относилась ко мне безразлично, возможно, мне было бы легче противиться искушению. Но я знаю, что тоже далеко не безразличен тебе. Ведь не безразличен, Бесс? – с тревогой и отчаянием в голосе спросил он и встал.
Бесс почувствовала себя несчастной и одинокой. Она сгорала от желания. Любимый был совсем рядом и все же недоступен. Все ее существо стремилось к нему, но этого не должно было случиться. Ведь именно в этот момент Зак покупает для нее подарок – залог своей любви. И все-таки она совсем не желает Зака, а желает только Алекса – всем телом и душой. Почему? – спрашивала себя Бесс. Ведь она увлечена Заком, любит его еще с того времени, когда была маленькой, а он был совсем нескладным мальчишкой. Нет никакого сомнения в том, что чувства, которые она испытывает к Алексу, мимолетны, призрачны и исчезнут без следа, как красочные цвета радуги, стоит только пожелать.
А потом, Алекс ведь твердит ей только о желании. Он не сказал ни слова о привязанности, об уважении или расположении. Может быть, если бы он не так сильно хотел ее, все вышло бы по-другому? Внезапно ей захотелось ясности.
– Алекс? – прошептала она.
Ответа не последовало. Он стоял полуотвернувшись, и она видела, как ходили желваки на скулах.
– Алекс, мне нужно кое о чем спросить тебя, – собрав все свое мужество и упрямо вздернув подбородок, настойчиво продолжила она. – Мне нужно знать – то, что ты ко мне чувствуешь, это только… плотское влечение или… или ты любишь меня?
Алекс повернулся к ней, и она увидела, что он растерян.
– Люблю ли я тебя? – переспросил он, как будто не расслышав.
Любит ли он ее? Алекс и сам точно не знал, какие чувства он испытывает к Бесс. Непреодолимое желание сделать ее своей не обязательно подразумевало глубокое чувство. Он хотел ей счастья, ему нравилась ее жизнерадостность, любознательность, ее ум. Наконец, он был увлечен и очарован ее страстностью и неопытностью. Но любил ли он ее? Тут было трудно что-либо сказать, ведь до сих пор, несмотря на многочисленные мимолетные отношения с прекрасным полом, он никогда по-настоящему никого не любил.
Что касается любви родственной, тут все обстояло по-другому. Он знал, что горячо любил свою мать, и, конечно, был привязан к брату с того самого момента, как в первый раз увидел вынутого из колыбели беспомощного младенца, криком выражавшего желание пососать грудь своей, к тому времени уже мертвой, матери. Боже мой, бедный Зак! Лишенный материнской ласки, ненавидимый отцом, разлученный с братом, единственной живой душой, которая любила его, пока Бесс…
Алекс в отчаянии схватился руками за голову. А теперь еще он отберет у него Бесс? Нет, этого он не сделает.
– Не важно, люблю я вас или нет, дорогая, – сказал он холодным, как зимний вечер на торфяных равнинах, голосом. – Вы помолвлены с Заком. Мы не должны допустить, чтобы подобные вещи повторялись.
У Бесс даже перехватило дыхание – настолько она была поражена внезапной холодностью его тона.
– Если вы припомните, лорд Росс, это не я хватала вас за лодыжку. И не просила вас прикоснуться ко мне!
– Я говорю за нас обоих, Бесс. Ваши глаза, выдавая тайну, говорят за вас.
Эти разговорчивые глаза теперь сузились и горели от гнева.
– Тогда, лорд Росс, в дальнейшем я позабочусь о том, чтобы видеть вас как можно меньше!
Бог мой, как красива она сейчас, растрепанная, с губами, сжатыми вместе, как коленки у старой девы! Вся решимость Алекса моментально испарилась. Она была так горда, так обидчива и так желанна! Он почувствовал, что благоразумие опять покидает его, и заглянул в затуманенные от удивления и волнения глаза. Еще минута и…
– Так вот вы где, милорд! А я уже начал беспокоиться!
Услышав взволнованный голос Дадли, Алекс опомнился. Повернувшись, он увидел своего камердинера, торопливо приближавшегося к ним по пляжу. Стремясь не уронить репутацию Бесс перед слугой, который не сказал бы никому ни слова, Алекс двинулся к нему навстречу, чтобы встретить его на полпути и дать таким образом Бесс возможность собраться с духом.
– В чем дело, Дадли? Видит Бог, если уж ты взялся разыскивать меня, то, вероятно, случилось нечто важное, – сказал он, напустив на себя самый непринужденный вид.
Очевидно, почувствовав, что попал не вовремя, Дадли сосредоточил все свое внимание на хозяине. Зная характер камердинера, нетрудно было предположить, что тот видел все. Слишком уж он любопытен. Совсем как женщина – всевидящий и всезнающий.
– Прошу прощения, милорд, но вы совершенно правы, – начал жаловаться Дадли, все еще тяжело дыша от непривычного бега. – Если бы миссис Тэвисток не подняла в доме такой переполох, то я ни за что бы не стал лазить по этим дюнам, а послал бы кого-нибудь другого. Но, думаю, этим деревенщинам вряд ли удалось бы отыскать вас, милорд. Дай Бог, чтобы мне никогда больше не привелось иметь дело с такими тупоголовыми и неповоротливыми болванами, сэр! Я говорил вам об этом с самого начала. Стиббс не в состоянии управлять домом…
– Послушай, – прервал слугу на середине фразы Алекс. – Я прекрасно знаю твое мнение о Стиббсе. А сейчас, если не трудно, выкладывай, что там случилось! Не тяни кота за хвост…
– Дело вот в чем, милорд. Пропала мисс Габриелл. Сегодня утром она уехала кататься в сопровождении грума и, каким-то образом обманув его, неожиданно исчезла…
– Так, значит, Габби опять убежала?
Алекс обернулся. Бесс уже встала и, прикрыв соломенной шляпкой густые каштановые волосы, завязывала ленту под подбородком. По ее тону было ясно, что она не слишком-то обеспокоена известием о пропаже сестры.
– Да, мисс, – быстро ответил Дадли.
Алекс видел, что Бесс нравится Дадли – не многие из жителей Корнуолла удостоились бы такой чести. – Прошло уже больше часа с тех пор, как мисс Габби… потеряла своего грума, и ваша матушка просто из кожи вон лезет… я хотел сказать, что она вне себя от беспокойства.
– Габби уже столько раз теряла своего грума, Дадли, что я совершенно не понимаю, почему мама так беспокоится. Сестра обычно возвращается к полудню, если только Зак не находит ее до этого и они не отправляются на поиски каких-нибудь приключений. Было бы лучше, чтобы мама, вместо того чтобы баламутить всю округу, выдрала бы скверную девчонку хоть разок! Но думаю, однако, мне придется вернуться вместе с вами и постараться успокоить ее, иначе Стиббс не забудет этого до конца своих дней.