У Кэмпиона не было времени обижаться. Новая мысль пришла ему в голову.
— Когда вы входили сюда, уже стемнело?
— Боюсь, что нет, — сэр Уильям выглядел виноватым. — Догадываюсь, о чем вы. Полагаете, кто-то мог меня узнать. И я так подумал, когда увидел толпу перед домом. Но мне и в голову не приходило, что тут соберутся зеваки. Отвратительно! Он задумчиво помолчал и добавил. — Старинный квартал постепенно приходит в упадок. Вижу, тут на Эпрон стрит есть даже филиал банка Клоджа. В нынешнем мире бывают такие странные аномалии!
— Мне банк показался слишком старомодным.
— Архаичным — так будет точнее. Абсолютно здоровый с финансовой точки зрения, но живущий только прошлым. У них осталось всего два-три филиала, один в Лимингтоне, другой в Торнбридже, и ещё в Бат. Банк когда-то обслуживал тот привилегированный класс, которые сейчас почти вымер. Платят они меньше, чем остальные банки такого рода, зато обеспечивают прекрасное обслуживание. — Он вздохнул. — Невероятен нынешний мир! Ну что же, жаль, если я чему-то помешал. Я так боялся, что нас увидят вместе, и предпочёл прийти сюда, а не встречаться с вами в клубе или у меня на службе. Не думаю, что меня кто-нибудь узнал. И только мы с вами сейчас в курсе дела, верно? Даст Бог, все обойдётся.
Кэмпион помог накинуть плащ. Как обычно озабоченность сделала лицо его совершенно непроницаемым.
— Мы с вами, и ещё тот третий, вам не кажется? — рискнул спросить он.
Сэр Уильям внимательно взглянул на него.
— Убийца? О Боже, вы же не думаете, что этот тип кружит вокруг дома?
Кэмпион слегка улыбнулся.
— Разумеется, внутри куда теплее, — шепнул он.
Через десять минут, когда гость был выпровожден из дому с максимально возможной деликатностью, он ещё долго сидел, позабыв закурить.
И вдруг лениво блуждавшая мысль наткнулась на нечто очевидное. Поскольку мисс Ивэн не была особой излишне компанейской, — хоть и старалась произвести такое впечатление — вряд ли она затеяла завтрашний приём только из прихоти! Но раз затеяла — то для чего?
Объяснение не давалось, и потому он перешёл к к её брату Лоуренсу и любопытной истории, которую рассказал Боулс. Похоронных дел мастер опустил кое-что важное, в этом Кэмпион был уверен.
Внезапно распахнувшаяся дверь прервала рассуждения. Инспектор Чарли Люк ввалился без приглашения, доставая две бутылки из кармана непромокаемого плаща.
— Только пиво, — заявил он.
Кэмпион взглянул на него с любопытством.
— Хорошие новости?
— Ничего такого, чтобы вывешивать флаги, — инспектор энергично стряхнул плащ, словно собираясь от него избавиться, шляпу швырнул на комод и потянулся к стаканчику для зубных щёток. — Вы будете пить культурно, а я из горлышка, — заметил он, наливая Кэмпиону. — Сэр Доберман не в восторге. Хотел увидеться со мной, чтобы спросить, того ли я выкопал. Бедняга! Разочарован, как ребёнок, получивший на Рождество пустую коробку!
Хлебнув разок из бутылки, он довольно вздохнул.
— Пришёл очередной запрос «О причинах запоздания с арестом преступника» — но без особого запала. Они в кошмарном положении. Есть сведения, что Гринер уже во Франции. Это главарь бандитов с Грик стрит, чей налёт наделал столько шума. Поль — его напарник — как в воду канул.
— Ужасно, — сочувственно кивнул Кэмпион.
— Разумеется, — Люк был в пугающе прекрасном настроении. — Десять дней чрезвычайных мер! Каждый порт был под наблюдением, как последнее пирожное на школьной вечеринке. Даже с нашей Эпрон Стрит сняли половину персонала. Но тем не менее, — как пишут в романах…
Он осторожно поставил бутылку на пол между ног.
— Я наконец получил двоих парней, которые занялись делом папаши Уайлда и поисками Беллы — плакальщицы, но до сих пор это ничего не дало. Разве только выяснили, что у старика больших денег не было. — Он тяжело вздохнул. — Бедный пилюльщик! Я отдал бы всю будущую пенсию, чтобы этого не случилось. Но для вас у меня кое-что есть.
Люк покопался во внутреннем кармане.
— Врач получил ещё одну анонимку. Тот самый почерк, та же марка, та же бумага. Только содержание несколько иное. Он задумчиво поковырял в носу. — Но по-прежнему проявляется тот же самый милый характер. Автор надеется, что мы будем живьём гореть в аду.
Листок бумаги, — как подумал Кэмпион, — был выбран так, чтобы не оставить следов. Бумага тонкая, обычная, сероватая и без водяных знаков. Такой сорт можно найти в любом магазине канцелярских товаров Лондона. Даже характер почерка ничем особенным не отличался.
Но при внимательном рассмотрении листок вызывал любопытство. После ряда непечатных слов, беспорядочных и нескладных, хотя и выбранных со знанием дела, автор становился более вразумительным.
"Ты, старый дурень, пока вывернулся, потому что все врачи — трусы, но нажиться по-крупному на покойнице не сумел, я скажу тебе почему, так-то, старый дурак.
Брат старый дурак жадина и скупец но себе на уме, забрал то, что она оставила дурню капитану, который беден и туп, как сапог. Я за тобой слежу, все это твоя вина, все эти беды и несчастья. Господь все видит. Аминь. Стекло говорит правду, не забывай, такие дураки как ты прикидываются добренькими и помогают полиции, а другие из-за них страдают. Полиция всегда готова брать наличными и тянет руки к деньгам. всем вам гореть в аду, и тебе тоже. Ты хуже всех, дурак, дурак, дурак."
— Милая дама, верно? — Чарли Люк заглянул через плечо Кэмпиона. — Но умеет и ещё покруче, и реже повторяется. Когда в хорошей форме. Вижу, вас это заинтересовало?
Кэмпион развернул листок на ночном столике и начал подчёркивать некоторые слова карандашом. А когда закончил, осталось короткое сообщение:
«Брат себе на уме. Забрал то, что оставила капитану, который беден и туп.»
— Здорово, если только это правда, — буркнул он.
— О чем речь? — Люк едва не свернул шею.
— Мисс Рут в глубочайшей тайне оставила в наследство капитану, которого терпеть не могла, восемь тысяч первоклассных акций. — Кэмпион широко улыбнулся и пригласил: — Садитесь, я вам расскажу кое-что по-секрету.
Но прежде его карандаш, путешествуя среди несвязных оскорблений, подчеркнул ещё несколько слов.
Глава 19.
Глава 20.
— Когда вы входили сюда, уже стемнело?
— Боюсь, что нет, — сэр Уильям выглядел виноватым. — Догадываюсь, о чем вы. Полагаете, кто-то мог меня узнать. И я так подумал, когда увидел толпу перед домом. Но мне и в голову не приходило, что тут соберутся зеваки. Отвратительно! Он задумчиво помолчал и добавил. — Старинный квартал постепенно приходит в упадок. Вижу, тут на Эпрон стрит есть даже филиал банка Клоджа. В нынешнем мире бывают такие странные аномалии!
— Мне банк показался слишком старомодным.
— Архаичным — так будет точнее. Абсолютно здоровый с финансовой точки зрения, но живущий только прошлым. У них осталось всего два-три филиала, один в Лимингтоне, другой в Торнбридже, и ещё в Бат. Банк когда-то обслуживал тот привилегированный класс, которые сейчас почти вымер. Платят они меньше, чем остальные банки такого рода, зато обеспечивают прекрасное обслуживание. — Он вздохнул. — Невероятен нынешний мир! Ну что же, жаль, если я чему-то помешал. Я так боялся, что нас увидят вместе, и предпочёл прийти сюда, а не встречаться с вами в клубе или у меня на службе. Не думаю, что меня кто-нибудь узнал. И только мы с вами сейчас в курсе дела, верно? Даст Бог, все обойдётся.
Кэмпион помог накинуть плащ. Как обычно озабоченность сделала лицо его совершенно непроницаемым.
— Мы с вами, и ещё тот третий, вам не кажется? — рискнул спросить он.
Сэр Уильям внимательно взглянул на него.
— Убийца? О Боже, вы же не думаете, что этот тип кружит вокруг дома?
Кэмпион слегка улыбнулся.
— Разумеется, внутри куда теплее, — шепнул он.
Через десять минут, когда гость был выпровожден из дому с максимально возможной деликатностью, он ещё долго сидел, позабыв закурить.
И вдруг лениво блуждавшая мысль наткнулась на нечто очевидное. Поскольку мисс Ивэн не была особой излишне компанейской, — хоть и старалась произвести такое впечатление — вряд ли она затеяла завтрашний приём только из прихоти! Но раз затеяла — то для чего?
Объяснение не давалось, и потому он перешёл к к её брату Лоуренсу и любопытной истории, которую рассказал Боулс. Похоронных дел мастер опустил кое-что важное, в этом Кэмпион был уверен.
Внезапно распахнувшаяся дверь прервала рассуждения. Инспектор Чарли Люк ввалился без приглашения, доставая две бутылки из кармана непромокаемого плаща.
— Только пиво, — заявил он.
Кэмпион взглянул на него с любопытством.
— Хорошие новости?
— Ничего такого, чтобы вывешивать флаги, — инспектор энергично стряхнул плащ, словно собираясь от него избавиться, шляпу швырнул на комод и потянулся к стаканчику для зубных щёток. — Вы будете пить культурно, а я из горлышка, — заметил он, наливая Кэмпиону. — Сэр Доберман не в восторге. Хотел увидеться со мной, чтобы спросить, того ли я выкопал. Бедняга! Разочарован, как ребёнок, получивший на Рождество пустую коробку!
Хлебнув разок из бутылки, он довольно вздохнул.
— Пришёл очередной запрос «О причинах запоздания с арестом преступника» — но без особого запала. Они в кошмарном положении. Есть сведения, что Гринер уже во Франции. Это главарь бандитов с Грик стрит, чей налёт наделал столько шума. Поль — его напарник — как в воду канул.
— Ужасно, — сочувственно кивнул Кэмпион.
— Разумеется, — Люк был в пугающе прекрасном настроении. — Десять дней чрезвычайных мер! Каждый порт был под наблюдением, как последнее пирожное на школьной вечеринке. Даже с нашей Эпрон Стрит сняли половину персонала. Но тем не менее, — как пишут в романах…
Он осторожно поставил бутылку на пол между ног.
— Я наконец получил двоих парней, которые занялись делом папаши Уайлда и поисками Беллы — плакальщицы, но до сих пор это ничего не дало. Разве только выяснили, что у старика больших денег не было. — Он тяжело вздохнул. — Бедный пилюльщик! Я отдал бы всю будущую пенсию, чтобы этого не случилось. Но для вас у меня кое-что есть.
Люк покопался во внутреннем кармане.
— Врач получил ещё одну анонимку. Тот самый почерк, та же марка, та же бумага. Только содержание несколько иное. Он задумчиво поковырял в носу. — Но по-прежнему проявляется тот же самый милый характер. Автор надеется, что мы будем живьём гореть в аду.
Листок бумаги, — как подумал Кэмпион, — был выбран так, чтобы не оставить следов. Бумага тонкая, обычная, сероватая и без водяных знаков. Такой сорт можно найти в любом магазине канцелярских товаров Лондона. Даже характер почерка ничем особенным не отличался.
Но при внимательном рассмотрении листок вызывал любопытство. После ряда непечатных слов, беспорядочных и нескладных, хотя и выбранных со знанием дела, автор становился более вразумительным.
"Ты, старый дурень, пока вывернулся, потому что все врачи — трусы, но нажиться по-крупному на покойнице не сумел, я скажу тебе почему, так-то, старый дурак.
Брат старый дурак жадина и скупец но себе на уме, забрал то, что она оставила дурню капитану, который беден и туп, как сапог. Я за тобой слежу, все это твоя вина, все эти беды и несчастья. Господь все видит. Аминь. Стекло говорит правду, не забывай, такие дураки как ты прикидываются добренькими и помогают полиции, а другие из-за них страдают. Полиция всегда готова брать наличными и тянет руки к деньгам. всем вам гореть в аду, и тебе тоже. Ты хуже всех, дурак, дурак, дурак."
— Милая дама, верно? — Чарли Люк заглянул через плечо Кэмпиона. — Но умеет и ещё покруче, и реже повторяется. Когда в хорошей форме. Вижу, вас это заинтересовало?
Кэмпион развернул листок на ночном столике и начал подчёркивать некоторые слова карандашом. А когда закончил, осталось короткое сообщение:
«Брат себе на уме. Забрал то, что оставила капитану, который беден и туп.»
— Здорово, если только это правда, — буркнул он.
— О чем речь? — Люк едва не свернул шею.
— Мисс Рут в глубочайшей тайне оставила в наследство капитану, которого терпеть не могла, восемь тысяч первоклассных акций. — Кэмпион широко улыбнулся и пригласил: — Садитесь, я вам расскажу кое-что по-секрету.
Но прежде его карандаш, путешествуя среди несвязных оскорблений, подчеркнул ещё несколько слов.
Глава 19.
ЛАБИРИНТ
Большая комната сразу налево от входа в Портминстер Лодж вела своё происхождение из тех времён, когда считалось, что застольям надлежит отводить максимум мыслей, времени и прежде всего пространства.
Отец Лоуренса Палинода, чей портрет висел над камином, обставляя этот небольшой банкетный зал, исходил из лучших образцов викторианских вкусов. Теперь его сын работал в одном конце комнаты, а спал в другом.
Узкая кровать Лоуренса втиснулась между двумя довольно милыми постаментами красного дерева с бронзовыми вазами, и не могло быть сомнений, что одежду жилец хранит в буфете, ставшем слишком просторным для послевоенного частного дома.
Комната однако производила — как ни странно — весьма неплохое общее впечатление. Просиженное кресло у камина было аккуратно прикрыто гобеленом; длинный, солидный стол с закруглёнными углами, стоявший на потёртом ковре, был старательно разделён на три части: первая выполняла роль бюро, вторая-картотеки, а третья — стойки с бутербродами.
Повсюду лежали книги, но ни одной покрытой пылью или затрёпанной; книги заполняли полки и столики, громоздились на шкафах, возвышались стопками на стульях.
И все же это была самая ухоженная комната, какую только Чарли Люк встречал в своей богатой карьере. Он обратил на это внимание Кэмпиона, пока они изучали жилище Лоуренса.
Войдя без приглашения, они произвели"беглый осмотр", как это назвал Люк. У рабочей части стола помещался столик на колёсиках, заставленный часто употребляемыми книгами, аккуратно сложенными корешками кверху.
Кэмпион склонился над ними. Первое название, которое бросилось ему в глаза, оказалось «Судебной медициной» Сиднея Смита, затем обнаружилась «Токсикология» Бьюкенена. Пробегая по корешкам, взгляд его становился все более непроницаемым. Был тут и неизбежный Гросс-"Materia medica","Судебная химия" Лукаса и очень старый учебник Квейна. Начав поиски других старых знакомых, он с удовольствием обнаружил Глейстера, Кейта Симпсона и Х. Т. Ф. Родса, наравне с богатым выбором обзорных работ, таких как Стрекер и Эбот, или «Преступление и психические отклонения».
Это была небольшая, но исчерпывающая библиотечка из области криминалистики.
Взяв в руки «Materia medica», он взглянул на титульный лист, понимающе вздохнул и продолжал просматривать книги, пока не помешал инспектор Люк.
— Чтоб я сдох!
Кэмпион поражённо уставился на него и увидел, что глаза Люка полезли на лоб от удивления: в руке тот держал листок бумаги, взятый с каминной полки.
— Снова наша зловредная Пифия. Вы только посмотрите.
И они вместе прочитали точно такое же письмо, как у врача. Читая, Кэмпион почувствовал озноб, который пробирал его всегда, когда приходилось иметь дело с душевной болезнью. Это было свидетельство безумия рассчетливого и прогрессирующего. Суть, вытекавшая из массы грубых слов, была проста:
«— Ограбил дурака»
Конверт, который все ещё валялся на полке, был адресован Лоуренсу Палиноду, отчётливо читался штемпель местной почты.
— Отправлено вчера утром, — Люк положил письмо на место. — Не уверен, первое ли оно. Если нет, то почему, черт побери, он не не сказал об этом? Очень странно.
Он прошёлся по комнате, громко бренча монетами в кармане. Шедший следом Кэмпион буквально слышал, как работает его мозг.
— Ну что же, нужно будет с ним поговорить, — протянул инспектор, когда они оказались в другом конце просторной комнаты. — Должен признать, я не понял по меньшей мере половины из того, что он наговорил последний раз, но это видимо от нехватки образования. — Он беспомощно развёл руками. — Придётся ещё раз попробовать.
Кэмпион коснулся его плеча.
— И причём немедленно.
Из холла до них долетели явно возбуждённые голоса, которые перекрывал пронзительный голос Лоуренса. Двери хлопнули и после паузы они услышали:
— Входи! Немедленно!
Люк с Кэмпионом, скрытые створкой распахнутых дверей, даже не дрогнули. В тёмном углу они были почти незаметны.
Лоуренс торопливо вошёл в комнату и схватился за выключатель, настолько чем-то поглощённый, что даже не заметил, что свет уже горит. Высокий и костлявый, он казался более нескладным, чем обычно, и трясся при этом так сильно, что двери, о которые он опирался, заметно дрожали, а книжка из стопки на стуле сползла на пол.
Нагнувшись к ней, он уронил другую, сделал движение, чтобы поднять, но передумал и выпрямился, махнув с отчаянием рукой.
— Поди сюда! — повторил он, и голос заставил завибрировать струны фортепиано. — Поди сию минуту!
В комнату медленно вошла Клития Уайт, бледная, с тёмными кругами под глазами, иссиня-чёрные волосы, обычно гладко причёсанные, были растрёпаны, безвкусное платье сидело вкривь и вкось.
— Капитан пошёл наверх, — сказала она так тихо, что они едва расслышали.
— Меня это не интересует.
Он запер двери и опёрся о них спиной, скрестив руки на груди. Губы, обычно бледные и сжатые, теперь порозовели. Глаза без очков казались подслеповатыми. Он едва не плакал. И наконец не выдержал и крикнул:
— Несчастная!
Сцена из дурной мелодрамы казалась совершенно абсурдной и одновременно удивительно откровенной. Его муки казались неподдельными.
— Ты так похожа на мою сестру, — он акцентировал последние слоги, не отдавая себе в этом отчёта, а отрывистые слова и резкий тон превращали нотацию в суровые нападки. — Она была чиста, как ты. Но лгала. Бессовестно лгала. И убегала из дому, чтобы тайком заняться любовью в подворотнях, как девка.
Он не был ни актёром, ни красавцем, но все же вызывал скорее страх, чем смех. Кэмпион вздохнул. Чарли Люк переступил с ноги на ногу.
Клития замерла перед своим обвинителем. Её чёрные глаза смотрели внимательно и чутко, как глаза много пережившего ребёнка. Казалась она скорее измученной, чем испуганной.
— Она вышла замуж за моего отца, — неожиданно заявила девушка. — Вам никогда не приходило в голову, что виноваты вы? Не нужно говорить так ни о ней, ни обо мне. Мне тоже не нравится заниматься любовью в парке.
— А в больнице? — его слова были полны укора. — Ты совершаешь это, ибо не можешь противиться. В тебе сидит дьявол. Потные ладони в душной тьме и шаги любопытных прохожих. Ты знаешь, что мне дурно делается из-за тебя! О Боже, как ты мне отвратительна! Ты слышишь?
Девушка была потрясена. Она побледнела ещё больше и сжала зубы. Безвольно надломившееся тело выражало отчаяние неразумной молодости.
— Ну, что скажешь?
Слабая протестущая усмешка, которую она не могла удержать, скользнула по её лицу.
— Все не так, — заявила она. — Знаете, дядя, мне кажется, вы сами знаете об этом только по книгам.
Он вздрогнул, словно от удара по лицу, и Кэмпион, распознавший что-то знакомое в этом взрыве, внимательно в него вгляделся.
Лоуренс, разумеется, разозлился ещё больше и метнулся в сторону камина.
— Да, я читал, и очень много. — Схватив конверт с камина, швырнул в её сторону. — Станешь отрицать, что это ты писала?
Поспешность, с которой она схватила конверт, делала её удивление убедительным. Непонимающе взглянула на адрес.
— Разумеется нет. Это не мой почерк.
— Нет? — Он яростно навис над нею. — Не твой? Так ты не отвечаешь за все те анонимные письма, которые навлекли на нашу семью этот страшный скандал?
— Нет. — Когда до неё дошёл смысл обвинения, кровь прилила к лицу. В эту минуту она его явно боялась, глаза ещё потемнели и расширились. — И говорить так — подло.
— Подло? О Боже! Девочка моя, ты хоть знаешь, что пишешь? О Боже! Из каких закоулков подсознания вылезает эта мерзость? Прочти и, ради Бога, брось отпираться!
Клития неуверенно замерла с конвертом в руках, не зная, что делать. Нахмуренные брови давали понять, что она явно сомневается в его нормальности. Наконец она достала из конверта сложенный, грязный листок, но разворачивать не стала.
— Говорю честно, я никогда раньше его не видела, — начала она решительно, но даже не надеясь убедить. — Я, дядя, говорю святую правду. Никогда не видела и вообще я не такая, чтобы писать анонимные письма. Разве вы не понимаете, что все, что вы тут наговорили, ко мне не относится?
— Читай, Клития, — голос его сорвался. — Ты это сделала, и должна отдавать себе отчёт, как мерзко поступила. Это твой единственный шанс. И я тебя заставлю это понять.
Развернув листок, она заглянула в него и отстранила от себя.
— Не имею ни малейшего желания. — В своём благородном возмущении она ещё больше напоминала мисс Ивэн. — Вы что, не видите, что совершаете фатальную ошибку? И не имеете никакого права так со мной обращаться. Я не позволю. Сейчас же заберите эту мерзость или я брошу её в огонь.
— Читай. Читай вслух.
— Не буду.
— Читай!
Чарли Люк поспешно вышел на средину комнаты и перехватил листок. Он был ужасно возмущён.
— Хватит! — голос его звучал весьма властно, и сам он смахивал на ангела мщения в современном исполнении.
Лоуренс Палинод даже не заметил, что Люк не вошёл в двери.
— Не слышал, чтобы вы стучали! — надменно бросил он.
Наверно, только эта фраза могла в тот момент ошеломить Люка. Он раскрыл рот, потом закрыл его, не произнеся ни слова, однако его возмущённый взгляд был острее стилета.
Так он простоял, меряя взглядом Лоуренса, секунд пятнадцать, потом перевёл взгляд на Клитию. Та была потрясена не меньше дядюшки, гамбит Люка её совершенно ошеломил.
— У тебя есть какое-нибудь выходное платье? — спросил инспектор. — Чтонибудь поприличнее, что надеваешь на свидания?
Она виновато кивнула.
— Иди переоденься. Давно пора покончить с этим, тебе не кажется? — широким жестом он перечеркнул семейные авторитеты, и заодно инсинуации Лоуренса на тему процесса полового созревания. — На моем участке хватает семнадцатилетних девиц, которые давно уже стали хорошими жёнами и матерями, — добавил он, словно поясняя.
С Клитией он говорил тоном мягким и отеческим. Несмотря на разницу в возрасте он понимал её, как никто. И она это прекрасно ощутила.
— Конечно, вы правы, — сказала она. — Да, я сейчас переоденусь.
— Куда ты собралась? Куда, я спрашиваю? — Лоуренс ринулся за ней, хватая за плечо.
Она вежливо высвободилась, ответив почти любезно.
— Иду стать взрослой. И скоро вернусь.
Лоуренс замер, тупо уставившись на дверь, но в конце концов обернулся и только тогда заметил Кэмпиона.
Отец Лоуренса Палинода, чей портрет висел над камином, обставляя этот небольшой банкетный зал, исходил из лучших образцов викторианских вкусов. Теперь его сын работал в одном конце комнаты, а спал в другом.
Узкая кровать Лоуренса втиснулась между двумя довольно милыми постаментами красного дерева с бронзовыми вазами, и не могло быть сомнений, что одежду жилец хранит в буфете, ставшем слишком просторным для послевоенного частного дома.
Комната однако производила — как ни странно — весьма неплохое общее впечатление. Просиженное кресло у камина было аккуратно прикрыто гобеленом; длинный, солидный стол с закруглёнными углами, стоявший на потёртом ковре, был старательно разделён на три части: первая выполняла роль бюро, вторая-картотеки, а третья — стойки с бутербродами.
Повсюду лежали книги, но ни одной покрытой пылью или затрёпанной; книги заполняли полки и столики, громоздились на шкафах, возвышались стопками на стульях.
И все же это была самая ухоженная комната, какую только Чарли Люк встречал в своей богатой карьере. Он обратил на это внимание Кэмпиона, пока они изучали жилище Лоуренса.
Войдя без приглашения, они произвели"беглый осмотр", как это назвал Люк. У рабочей части стола помещался столик на колёсиках, заставленный часто употребляемыми книгами, аккуратно сложенными корешками кверху.
Кэмпион склонился над ними. Первое название, которое бросилось ему в глаза, оказалось «Судебной медициной» Сиднея Смита, затем обнаружилась «Токсикология» Бьюкенена. Пробегая по корешкам, взгляд его становился все более непроницаемым. Был тут и неизбежный Гросс-"Materia medica","Судебная химия" Лукаса и очень старый учебник Квейна. Начав поиски других старых знакомых, он с удовольствием обнаружил Глейстера, Кейта Симпсона и Х. Т. Ф. Родса, наравне с богатым выбором обзорных работ, таких как Стрекер и Эбот, или «Преступление и психические отклонения».
Это была небольшая, но исчерпывающая библиотечка из области криминалистики.
Взяв в руки «Materia medica», он взглянул на титульный лист, понимающе вздохнул и продолжал просматривать книги, пока не помешал инспектор Люк.
— Чтоб я сдох!
Кэмпион поражённо уставился на него и увидел, что глаза Люка полезли на лоб от удивления: в руке тот держал листок бумаги, взятый с каминной полки.
— Снова наша зловредная Пифия. Вы только посмотрите.
И они вместе прочитали точно такое же письмо, как у врача. Читая, Кэмпион почувствовал озноб, который пробирал его всегда, когда приходилось иметь дело с душевной болезнью. Это было свидетельство безумия рассчетливого и прогрессирующего. Суть, вытекавшая из массы грубых слов, была проста:
«— Ограбил дурака»
Конверт, который все ещё валялся на полке, был адресован Лоуренсу Палиноду, отчётливо читался штемпель местной почты.
— Отправлено вчера утром, — Люк положил письмо на место. — Не уверен, первое ли оно. Если нет, то почему, черт побери, он не не сказал об этом? Очень странно.
Он прошёлся по комнате, громко бренча монетами в кармане. Шедший следом Кэмпион буквально слышал, как работает его мозг.
— Ну что же, нужно будет с ним поговорить, — протянул инспектор, когда они оказались в другом конце просторной комнаты. — Должен признать, я не понял по меньшей мере половины из того, что он наговорил последний раз, но это видимо от нехватки образования. — Он беспомощно развёл руками. — Придётся ещё раз попробовать.
Кэмпион коснулся его плеча.
— И причём немедленно.
Из холла до них долетели явно возбуждённые голоса, которые перекрывал пронзительный голос Лоуренса. Двери хлопнули и после паузы они услышали:
— Входи! Немедленно!
Люк с Кэмпионом, скрытые створкой распахнутых дверей, даже не дрогнули. В тёмном углу они были почти незаметны.
Лоуренс торопливо вошёл в комнату и схватился за выключатель, настолько чем-то поглощённый, что даже не заметил, что свет уже горит. Высокий и костлявый, он казался более нескладным, чем обычно, и трясся при этом так сильно, что двери, о которые он опирался, заметно дрожали, а книжка из стопки на стуле сползла на пол.
Нагнувшись к ней, он уронил другую, сделал движение, чтобы поднять, но передумал и выпрямился, махнув с отчаянием рукой.
— Поди сюда! — повторил он, и голос заставил завибрировать струны фортепиано. — Поди сию минуту!
В комнату медленно вошла Клития Уайт, бледная, с тёмными кругами под глазами, иссиня-чёрные волосы, обычно гладко причёсанные, были растрёпаны, безвкусное платье сидело вкривь и вкось.
— Капитан пошёл наверх, — сказала она так тихо, что они едва расслышали.
— Меня это не интересует.
Он запер двери и опёрся о них спиной, скрестив руки на груди. Губы, обычно бледные и сжатые, теперь порозовели. Глаза без очков казались подслеповатыми. Он едва не плакал. И наконец не выдержал и крикнул:
— Несчастная!
Сцена из дурной мелодрамы казалась совершенно абсурдной и одновременно удивительно откровенной. Его муки казались неподдельными.
— Ты так похожа на мою сестру, — он акцентировал последние слоги, не отдавая себе в этом отчёта, а отрывистые слова и резкий тон превращали нотацию в суровые нападки. — Она была чиста, как ты. Но лгала. Бессовестно лгала. И убегала из дому, чтобы тайком заняться любовью в подворотнях, как девка.
Он не был ни актёром, ни красавцем, но все же вызывал скорее страх, чем смех. Кэмпион вздохнул. Чарли Люк переступил с ноги на ногу.
Клития замерла перед своим обвинителем. Её чёрные глаза смотрели внимательно и чутко, как глаза много пережившего ребёнка. Казалась она скорее измученной, чем испуганной.
— Она вышла замуж за моего отца, — неожиданно заявила девушка. — Вам никогда не приходило в голову, что виноваты вы? Не нужно говорить так ни о ней, ни обо мне. Мне тоже не нравится заниматься любовью в парке.
— А в больнице? — его слова были полны укора. — Ты совершаешь это, ибо не можешь противиться. В тебе сидит дьявол. Потные ладони в душной тьме и шаги любопытных прохожих. Ты знаешь, что мне дурно делается из-за тебя! О Боже, как ты мне отвратительна! Ты слышишь?
Девушка была потрясена. Она побледнела ещё больше и сжала зубы. Безвольно надломившееся тело выражало отчаяние неразумной молодости.
— Ну, что скажешь?
Слабая протестущая усмешка, которую она не могла удержать, скользнула по её лицу.
— Все не так, — заявила она. — Знаете, дядя, мне кажется, вы сами знаете об этом только по книгам.
Он вздрогнул, словно от удара по лицу, и Кэмпион, распознавший что-то знакомое в этом взрыве, внимательно в него вгляделся.
Лоуренс, разумеется, разозлился ещё больше и метнулся в сторону камина.
— Да, я читал, и очень много. — Схватив конверт с камина, швырнул в её сторону. — Станешь отрицать, что это ты писала?
Поспешность, с которой она схватила конверт, делала её удивление убедительным. Непонимающе взглянула на адрес.
— Разумеется нет. Это не мой почерк.
— Нет? — Он яростно навис над нею. — Не твой? Так ты не отвечаешь за все те анонимные письма, которые навлекли на нашу семью этот страшный скандал?
— Нет. — Когда до неё дошёл смысл обвинения, кровь прилила к лицу. В эту минуту она его явно боялась, глаза ещё потемнели и расширились. — И говорить так — подло.
— Подло? О Боже! Девочка моя, ты хоть знаешь, что пишешь? О Боже! Из каких закоулков подсознания вылезает эта мерзость? Прочти и, ради Бога, брось отпираться!
Клития неуверенно замерла с конвертом в руках, не зная, что делать. Нахмуренные брови давали понять, что она явно сомневается в его нормальности. Наконец она достала из конверта сложенный, грязный листок, но разворачивать не стала.
— Говорю честно, я никогда раньше его не видела, — начала она решительно, но даже не надеясь убедить. — Я, дядя, говорю святую правду. Никогда не видела и вообще я не такая, чтобы писать анонимные письма. Разве вы не понимаете, что все, что вы тут наговорили, ко мне не относится?
— Читай, Клития, — голос его сорвался. — Ты это сделала, и должна отдавать себе отчёт, как мерзко поступила. Это твой единственный шанс. И я тебя заставлю это понять.
Развернув листок, она заглянула в него и отстранила от себя.
— Не имею ни малейшего желания. — В своём благородном возмущении она ещё больше напоминала мисс Ивэн. — Вы что, не видите, что совершаете фатальную ошибку? И не имеете никакого права так со мной обращаться. Я не позволю. Сейчас же заберите эту мерзость или я брошу её в огонь.
— Читай. Читай вслух.
— Не буду.
— Читай!
Чарли Люк поспешно вышел на средину комнаты и перехватил листок. Он был ужасно возмущён.
— Хватит! — голос его звучал весьма властно, и сам он смахивал на ангела мщения в современном исполнении.
Лоуренс Палинод даже не заметил, что Люк не вошёл в двери.
— Не слышал, чтобы вы стучали! — надменно бросил он.
Наверно, только эта фраза могла в тот момент ошеломить Люка. Он раскрыл рот, потом закрыл его, не произнеся ни слова, однако его возмущённый взгляд был острее стилета.
Так он простоял, меряя взглядом Лоуренса, секунд пятнадцать, потом перевёл взгляд на Клитию. Та была потрясена не меньше дядюшки, гамбит Люка её совершенно ошеломил.
— У тебя есть какое-нибудь выходное платье? — спросил инспектор. — Чтонибудь поприличнее, что надеваешь на свидания?
Она виновато кивнула.
— Иди переоденься. Давно пора покончить с этим, тебе не кажется? — широким жестом он перечеркнул семейные авторитеты, и заодно инсинуации Лоуренса на тему процесса полового созревания. — На моем участке хватает семнадцатилетних девиц, которые давно уже стали хорошими жёнами и матерями, — добавил он, словно поясняя.
С Клитией он говорил тоном мягким и отеческим. Несмотря на разницу в возрасте он понимал её, как никто. И она это прекрасно ощутила.
— Конечно, вы правы, — сказала она. — Да, я сейчас переоденусь.
— Куда ты собралась? Куда, я спрашиваю? — Лоуренс ринулся за ней, хватая за плечо.
Она вежливо высвободилась, ответив почти любезно.
— Иду стать взрослой. И скоро вернусь.
Лоуренс замер, тупо уставившись на дверь, но в конце концов обернулся и только тогда заметил Кэмпиона.
Глава 20.
СЛИШКОМ МНОГО СЛОВ
— Я совсем не в восторге от вашего вторжения. Отнюдь нет.
Лоуренс возмущённо пожал плечами, но тут же на его лице появилась характерная стыдливая улыбка. Сев за тот конец стола, который выполнял роль бюро, он тут же перевернул чернильницу, вытер кляксу промокашкой и продолжал говорить; голос его то набирал силу, то затихал, как испорченный репродуктор.
— У меня был очень важный разговор с членом нашей семьи. Вас я прошу не вмешиваться. Очень прошу. — Его длинная красная шея дёргалась, словно не вынося тяжести головы. — У вас моё письмо, инспектор. Прошу его вернуть.
Чарли Люк взглянул на листок, зажатый в руке.
— Так это вы его написали? — бесцеремонно спросил он.
Близорукие глаза расширились от любопытства.
— Я? Разве что в припадке безумия. Любопытная теория, но не выдерживает критики. Нет, написал не я, но все равно прошу отдать. В теперешней ситуации я считаю это письмо очень важным документом.
— Я тоже, — Чарли Люк спрятал бумагу во внутренний карман.
Щеки Лоуренса Палинода покрылись красными пятнами.
— Это нечестно. Ведь у вас все остальные письма.
— Откуда вы знаете?
— Дорогой мой, это не секрет. Люди имеют привычку разговаривать, а некоторые даже читают газеты.
Люк оставался упрям и серьёзен.
— Почему вы полагаете, что письмо написано тем же лицом, если не видели остальных?
— Но я их видел. По крайней мере первое, и даже сделал с него копию. Доктор мне показал его сразу, как только получил. А когда сегодня почтальон принёс это, я сразу узнал почерк мадам Пернелл.
— Она-то здесь причём? Минуту назад мне казалось, что обвиняли вы мисс Уайт!
Неподдельная озабоченность скользнула по нескладному лицу, но Лоуренс сразу взял себя в руки.
— Автором должна быть женщина! — воскликнул он и покачал головой. — Может быть, вы не ощущаете этого так остро, как я…Наверное, вы правы: это могла быть только мадам Пернелл.
Такого рода заявление для расследования совершенно не годилось. Мохнатые брови инспектора сошлись, как грозовая туча, он был взбешён очередной неудачей.
Кэмпион почувствовал, что пора вмешаться.
— Не думаю, что стоит полагаться на ощущения, — буркнул он, кисло добавив: — Полиция не готова к использованию методов психоанализа. Вы в самом деле ничего не знаете о мадам Пернелл, инспектор?
— Я-то не знаю? Знаю как облупленную! — Люк был взбешён. — Хозяйка бара на Саффолк стрит, рядом с собором. Несчастная старуха! Толста, как бочка, но сердце золотое. Она едва говорит по-английски, а уж писать не может вовсе. Мистер Палинод уже обвинял её и мы проверяли…
Лоуренс вздохнул и пожал сутулыми плечами. Кэмпион сел и достал сигареты.
— Насколько я помню, ля Пернелл — это ещё невероятно ядовитая и агрессивная сплетница в комедии Мольера, — заметил он.
— В «Тартюфе». Для образованного человека это ясно как день. — В голосе Лоуренса звучала усталость. Он посмотрел на инспектора с ласковым укором. — С вами очень трудно разговаривать.
— Да где уж! — буркнул Люк под нос.
— Что вас склонило к мысли, что письма могла написать ваша племянница? — Кэмпион снял очки.
— Я предпочёл бы промолчать.
Не обращая внимания на протестующее покашливание Люка, Кэмпион кивнул в сторону столика на колёсиках.
— Все эти книги из библиотеки?
— К несчастью, большинство. Мои финансы не позволяют покупать столько книг, сколько хотелось бы.
— И давно они у вас?
— Ох, я уже вижу, к чему вы клоните. С тех пор, как появилось первое письмо. Нужно же хоть что-то прочитать на эту тему, прежде чем переходить к делу.
— Разумеется, — Кэмпион оставался серьёзен. — Прошу простить меня, но вы сосредоточились исключительно на анонимных письмах?
— Разумеется.
— Почему?
Последний из Палинодов наградил его ещё одной чарующей улыбкой и спокойно заявил:
— Потому что они для меня — единственная загадка.
Люк покосился на своего спутника. Казалось, Кэмпион прекрасно ориентируется в ситуации.
— Я тоже так думаю, — дружелюбно поддакнул он. — Ведь вы перемыли все стаканы и чашки. Ограничься вы одной, я сразу бы сделал известный вывод. Почему вы решили, что сестра совершила самоубийство?
Лоуренс казался разочарованным.
— Я не готов делиться выводами, — наконец сказал он, — но раз вы так хорошо осведомлены, это облегчает дело. Наверное, меня видел гробовщик? Ну что же, Рут была не в своём уме и отличалась расточительностью. Мы с Ивэн нарушили наш принцип невмешательства в чужие дела и довольно резко выразили своё неодобрение. Рут пошла в мать — натуру очень возбудимую — и на следующий день умерла. Она была совершенно не в состоянии контролировать расходы.
— Вы хотите сказать, что она играла на бегах?
Он поднял брови.
— Если и это вам известно, то я не понимаю, почему вы сразу не заметили такие очевидные вещи.
— Где она добыла яд?
Лоуренс откинулся на спинку стула, приняв столь равнодушный вид, что сразу показался подозрительным.
— Вот это выясняйте сами. Подробностей я не знаю.
— Зачем вы перемыли все чашки и стаканы?
Палинод замялся.
— Не знаю, — наконец вздохнул он. — Честно говоря, пошёл я наверх потому, что видел — наша милая хозяйка этого ждала. Я стоял, глядел на Рут и размышлял, как жалко, что она унаследовала столь фатальный математический дар. И вдруг до меня дошло, что она наверняка отравилась. Тогда я тщательно вымыл всю посуду в её комнате, чтобы другие не хватили отравы по ошибке.
— Ну и история! — взорвался Люк. — Значит когда ваша сестра отравилась, вы ничего не предприняли, но едва доктор пришёл с анонимным письмом, тут же начали действовать?
Лоуренс его игнорировал.
— Такое я читал впервые в жизни, — пояснил он Кэмпиону. Необычная язвительность письма произвела на меня большой психологический эффект. Я был заинтригован. Не знаю, испытывали вы когда-нибудь подобное?
Кэмпион его прекрасно понимал и следующий вопрос задал едва не виноватым тоном.
— И в результате пришли к выводу, что писала их ваша племянница?
Лоуренс отвернуся.
— Если вы подслушали наш с ней разговор, то сами знаете.
— У вас есть какие-то доказательства?
Теперь он явно занервничал.
— Уважаемый сэр, мои поиски — моё личное дело. Вряд ли я стану их результатами делиться с вами, тем более, что они касаются нашей собственной семьи.
Кэмпион немного помолчал.
— Я все-таки хочу напомнить вам, что в процессе созревания встречаются определённые проблемы.
Лоуренс перестал сердиться, словно наплакавшийся ребёнок, и с интересом спросил:
— Вы так считаете?
Кэмпион сохранял серьёзный вид.
— У молодых всегда свои загадки, — заметил он. — Даже если со временем нам кажется, что мы прекрасно разбираемся в людях, они остаются загадкой.
Больше Люк выдержать не мог.
— Но при чем тут это?
Ответил ему Лоуренс.
— Говоря коротко, когда я утвердился во мнении, что написать письмо мог только член семьи, то заинтересовался особой, которой почти не знаю. Я заметил, что у неё есть что скрывать. — Лицо его исказила гримаса отвращения. — Тогда я не знал, что именно.
— И кто открыл вам эту страшную тайну? — саркастически ухмыльнулся Люк. — Наверняка капитан.
— Да. Я разговаривал с ним на другую тему, и вдруг он рассказал мне все. Без экивоков. Я не поверил, но попросил, чтобы он взял меня в больницу, где лежит этот бездельник, и там…там мы застали Клитию.
Он глянул так, словно от одного воспоминания ему сделалось плохо. Ещё раз Кэмпион взял инициативу в свои руки.
— Не понимаю, почему подозрения вы ограничили родными.
— Но это совершенно очевидно. — Лоуренс встал, роняя бумаги и книги и ломая длинные тонкие пальцы. — Я много раз думал об этом. Автор упоминает про такие вещи, которые известны только нам. Вот у меня тут… — он постучал по комоду, стоявшему в нише окна. — Где-то тут копия письма на всякий случай…
Лоуренс слишком сильно дёрнул ящик и масса бумаг вывалилась на пол.
— Да не ищите, — Люк явно был сыт всем по горло. — Я знаю его на память.
— В самом деле? — Лоуренс беспомощно смотрел на развал.
— Могу процитировать хоть сию минуту, — убеждённо заверил его инспектор. — Во всяком случае, первую часть. И не припоминаю ничего серьёзного.
— Там было про цветы, — Лоуренс, явно нервничая, шагнул к нему. — Вы помните? Масса клеветы в адрес доктора, обвинений его в «потворстве мерзкому убийству», дальше было написано: «катящиеся лилии сказали бы каждому, но не глупцу».
Лоуренс возмущённо пожал плечами, но тут же на его лице появилась характерная стыдливая улыбка. Сев за тот конец стола, который выполнял роль бюро, он тут же перевернул чернильницу, вытер кляксу промокашкой и продолжал говорить; голос его то набирал силу, то затихал, как испорченный репродуктор.
— У меня был очень важный разговор с членом нашей семьи. Вас я прошу не вмешиваться. Очень прошу. — Его длинная красная шея дёргалась, словно не вынося тяжести головы. — У вас моё письмо, инспектор. Прошу его вернуть.
Чарли Люк взглянул на листок, зажатый в руке.
— Так это вы его написали? — бесцеремонно спросил он.
Близорукие глаза расширились от любопытства.
— Я? Разве что в припадке безумия. Любопытная теория, но не выдерживает критики. Нет, написал не я, но все равно прошу отдать. В теперешней ситуации я считаю это письмо очень важным документом.
— Я тоже, — Чарли Люк спрятал бумагу во внутренний карман.
Щеки Лоуренса Палинода покрылись красными пятнами.
— Это нечестно. Ведь у вас все остальные письма.
— Откуда вы знаете?
— Дорогой мой, это не секрет. Люди имеют привычку разговаривать, а некоторые даже читают газеты.
Люк оставался упрям и серьёзен.
— Почему вы полагаете, что письмо написано тем же лицом, если не видели остальных?
— Но я их видел. По крайней мере первое, и даже сделал с него копию. Доктор мне показал его сразу, как только получил. А когда сегодня почтальон принёс это, я сразу узнал почерк мадам Пернелл.
— Она-то здесь причём? Минуту назад мне казалось, что обвиняли вы мисс Уайт!
Неподдельная озабоченность скользнула по нескладному лицу, но Лоуренс сразу взял себя в руки.
— Автором должна быть женщина! — воскликнул он и покачал головой. — Может быть, вы не ощущаете этого так остро, как я…Наверное, вы правы: это могла быть только мадам Пернелл.
Такого рода заявление для расследования совершенно не годилось. Мохнатые брови инспектора сошлись, как грозовая туча, он был взбешён очередной неудачей.
Кэмпион почувствовал, что пора вмешаться.
— Не думаю, что стоит полагаться на ощущения, — буркнул он, кисло добавив: — Полиция не готова к использованию методов психоанализа. Вы в самом деле ничего не знаете о мадам Пернелл, инспектор?
— Я-то не знаю? Знаю как облупленную! — Люк был взбешён. — Хозяйка бара на Саффолк стрит, рядом с собором. Несчастная старуха! Толста, как бочка, но сердце золотое. Она едва говорит по-английски, а уж писать не может вовсе. Мистер Палинод уже обвинял её и мы проверяли…
Лоуренс вздохнул и пожал сутулыми плечами. Кэмпион сел и достал сигареты.
— Насколько я помню, ля Пернелл — это ещё невероятно ядовитая и агрессивная сплетница в комедии Мольера, — заметил он.
— В «Тартюфе». Для образованного человека это ясно как день. — В голосе Лоуренса звучала усталость. Он посмотрел на инспектора с ласковым укором. — С вами очень трудно разговаривать.
— Да где уж! — буркнул Люк под нос.
— Что вас склонило к мысли, что письма могла написать ваша племянница? — Кэмпион снял очки.
— Я предпочёл бы промолчать.
Не обращая внимания на протестующее покашливание Люка, Кэмпион кивнул в сторону столика на колёсиках.
— Все эти книги из библиотеки?
— К несчастью, большинство. Мои финансы не позволяют покупать столько книг, сколько хотелось бы.
— И давно они у вас?
— Ох, я уже вижу, к чему вы клоните. С тех пор, как появилось первое письмо. Нужно же хоть что-то прочитать на эту тему, прежде чем переходить к делу.
— Разумеется, — Кэмпион оставался серьёзен. — Прошу простить меня, но вы сосредоточились исключительно на анонимных письмах?
— Разумеется.
— Почему?
Последний из Палинодов наградил его ещё одной чарующей улыбкой и спокойно заявил:
— Потому что они для меня — единственная загадка.
Люк покосился на своего спутника. Казалось, Кэмпион прекрасно ориентируется в ситуации.
— Я тоже так думаю, — дружелюбно поддакнул он. — Ведь вы перемыли все стаканы и чашки. Ограничься вы одной, я сразу бы сделал известный вывод. Почему вы решили, что сестра совершила самоубийство?
Лоуренс казался разочарованным.
— Я не готов делиться выводами, — наконец сказал он, — но раз вы так хорошо осведомлены, это облегчает дело. Наверное, меня видел гробовщик? Ну что же, Рут была не в своём уме и отличалась расточительностью. Мы с Ивэн нарушили наш принцип невмешательства в чужие дела и довольно резко выразили своё неодобрение. Рут пошла в мать — натуру очень возбудимую — и на следующий день умерла. Она была совершенно не в состоянии контролировать расходы.
— Вы хотите сказать, что она играла на бегах?
Он поднял брови.
— Если и это вам известно, то я не понимаю, почему вы сразу не заметили такие очевидные вещи.
— Где она добыла яд?
Лоуренс откинулся на спинку стула, приняв столь равнодушный вид, что сразу показался подозрительным.
— Вот это выясняйте сами. Подробностей я не знаю.
— Зачем вы перемыли все чашки и стаканы?
Палинод замялся.
— Не знаю, — наконец вздохнул он. — Честно говоря, пошёл я наверх потому, что видел — наша милая хозяйка этого ждала. Я стоял, глядел на Рут и размышлял, как жалко, что она унаследовала столь фатальный математический дар. И вдруг до меня дошло, что она наверняка отравилась. Тогда я тщательно вымыл всю посуду в её комнате, чтобы другие не хватили отравы по ошибке.
— Ну и история! — взорвался Люк. — Значит когда ваша сестра отравилась, вы ничего не предприняли, но едва доктор пришёл с анонимным письмом, тут же начали действовать?
Лоуренс его игнорировал.
— Такое я читал впервые в жизни, — пояснил он Кэмпиону. Необычная язвительность письма произвела на меня большой психологический эффект. Я был заинтригован. Не знаю, испытывали вы когда-нибудь подобное?
Кэмпион его прекрасно понимал и следующий вопрос задал едва не виноватым тоном.
— И в результате пришли к выводу, что писала их ваша племянница?
Лоуренс отвернуся.
— Если вы подслушали наш с ней разговор, то сами знаете.
— У вас есть какие-то доказательства?
Теперь он явно занервничал.
— Уважаемый сэр, мои поиски — моё личное дело. Вряд ли я стану их результатами делиться с вами, тем более, что они касаются нашей собственной семьи.
Кэмпион немного помолчал.
— Я все-таки хочу напомнить вам, что в процессе созревания встречаются определённые проблемы.
Лоуренс перестал сердиться, словно наплакавшийся ребёнок, и с интересом спросил:
— Вы так считаете?
Кэмпион сохранял серьёзный вид.
— У молодых всегда свои загадки, — заметил он. — Даже если со временем нам кажется, что мы прекрасно разбираемся в людях, они остаются загадкой.
Больше Люк выдержать не мог.
— Но при чем тут это?
Ответил ему Лоуренс.
— Говоря коротко, когда я утвердился во мнении, что написать письмо мог только член семьи, то заинтересовался особой, которой почти не знаю. Я заметил, что у неё есть что скрывать. — Лицо его исказила гримаса отвращения. — Тогда я не знал, что именно.
— И кто открыл вам эту страшную тайну? — саркастически ухмыльнулся Люк. — Наверняка капитан.
— Да. Я разговаривал с ним на другую тему, и вдруг он рассказал мне все. Без экивоков. Я не поверил, но попросил, чтобы он взял меня в больницу, где лежит этот бездельник, и там…там мы застали Клитию.
Он глянул так, словно от одного воспоминания ему сделалось плохо. Ещё раз Кэмпион взял инициативу в свои руки.
— Не понимаю, почему подозрения вы ограничили родными.
— Но это совершенно очевидно. — Лоуренс встал, роняя бумаги и книги и ломая длинные тонкие пальцы. — Я много раз думал об этом. Автор упоминает про такие вещи, которые известны только нам. Вот у меня тут… — он постучал по комоду, стоявшему в нише окна. — Где-то тут копия письма на всякий случай…
Лоуренс слишком сильно дёрнул ящик и масса бумаг вывалилась на пол.
— Да не ищите, — Люк явно был сыт всем по горло. — Я знаю его на память.
— В самом деле? — Лоуренс беспомощно смотрел на развал.
— Могу процитировать хоть сию минуту, — убеждённо заверил его инспектор. — Во всяком случае, первую часть. И не припоминаю ничего серьёзного.
— Там было про цветы, — Лоуренс, явно нервничая, шагнул к нему. — Вы помните? Масса клеветы в адрес доктора, обвинений его в «потворстве мерзкому убийству», дальше было написано: «катящиеся лилии сказали бы каждому, но не глупцу».