Страница:
* * *
Айнур сидели на гладких валунах или прямо на шелковистой траве и, тихо переговариваясь, ожидали королевскую чету. Слухи, один другого причудливее, носились по Валмару и теперь слетелись под зыбкие своды живого чертога Лориэна.– А я говорю, что тут дело нечисто: Мелькор Владыку околдовал! – с жаром втолковывал Оромэ слушавшим его Йаванне с Ваной. Валиэр тревожно вздыхали, боязливо оглядываясь по сторонам. – Сами судите: поединок перешел в выяснение отношений, а Манвэ по исходу этого боя Мелькора освободил и исцелил, а потом они друг другу в глаза посмотрели, и Владыке плохо сделалось, я сам видел. А все же Мятежника свободным объявил и тех, кто с ним, – тоже. Да еще вот так, на Круге! И они теперь все время рядом…
– Думаешь, Мелькор власть пытается захватить? – прошептала Йаванна.
– Да уж не иначе. Опять же с чего бы это Манвэ с орла полетел?
Валиэр зябко поежились. Алтарэн и Ити сердито нахмурились, но промолчали.
– Мелькор пытается уверить Владыку в своей дружбе… – раздумчиво покачала головой Вана.
– И весь Валинор потом к рукам приберет, – сдвинула густые брови Йаванна.
– А Варда куда смотрит? – вмешалась в разговор Нэсса.
– Да она когда-то сама была неравнодушна к Мелькору, а как тот в немилость у Эру впал, так к Манвэ ушла, – проговорила Йаванна, – а теперь, может, старое вспомнилось…
– Да она раньше с Манвэ была, Мелькор еще с Единым не ссорился! – воскликнула Нэсса.
– Возможно, она еще раньше что-то почуяла, она же Видящая, – пожала плечами Йаванна.
– А вдруг Эру на Манвэ разгневался? С орлов просто так не падают… – выдохнула Вана.
– И то верно: в Указе-то – ни слова про волю Эру… – прошептал Оромэ.
– Так расколдовал бы Эру его, избавил от наваждения…
– Можно подумать, Манвэ так легко околдовать! – фыркнула Нэсса.
– И что же вы все на Круге молчали, раз такие умные да наблюдательные? – язвительно бросила доселе будто бы и не слушавшая разговор Ниэнна. – Восстали бы все разом против козней Врага и против беззакония, чинимого прельщенным ложью Манвэ! – Скорбящая Валиэ ехидно усмехнулась.
– Против Манвэ повосстаешь! – вскинулся Оромэ. – Он и один может сделать так, что тебе небо с олений хвост покажется, а если они с Мелькором вдруг спелись…
– А если Эру и впрямь на Манвэ гневается? Самое время вдогонку пнуть его, чтоб нос не задирал, а заодно и верность Замыслу показать! – насмешливо протянула Ниэнна.
– Ага, а потом Манвэ-то найдет, как оправдаться, а тем, кто против него выступал, устроит Войну Могуществ…
– Вот и сиди тихо, благоразумный ты мой! – фыркнула Скорбящая.
– Ты-то наверняка больше нашего знаешь, так лучше бы поделилась, чем ехидничать! – сердито сказала Йаванна.
– Я всегда больше других знаю, а проку-то… – мрачно проговорила Ниэнна. – Вот явится Манвэ, тогда и будет разговор. – Она отвернулась, нарочито внимательно разглядывая прихотливый орнамент на листьях ближайшего к ней куста.
Качнулись мохнатые ветки серебристо-хвойных деревьев, и на поляне появились Тулкас с Ауле, за ними величаво вплыл (иначе не скажешь) Ульмо, потом вошли Феантури, и наконец появилась королевская чета. Чуть отстав, вошел и Мелькор в сопровождении Гортхауэра. Последними под полог ветвей проскользнули недомайар и расположились в мшистой нише чуть в стороне.
Собравшиеся приветствовали друг друга подчеркнуто церемонно, и взгляды присутствующих, словно притянутые невидимой нитью, привычно обратились к Владыке. Тот, помедлив, уселся на плоский невысокий валун и бегло оглядел собрание. Равнодушно-любезная маска легла на лицо, хищно-ироничная улыбка обметала губы – и личина рассеялась, осыпалась пылью песочных часов, когда Владыка заговорил:
– Приветствую вас, братья и сестры!
В Лориэне воцарилась тишина, слышно было лишь, как где-то вдали жалуется на одиночество заплутавшее насекомое.
– Я собрал вас здесь, дабы ознакомить со сложившейся ситуацией и не оставлять теряться в догадках, ибо занятие это хоть и интересное, но по нынешним временам хлопотное и небезопасное. – Манвэ помедлил, углы губ слегка дрогнули, наметив улыбку, и смирно вернулись на место. – Итак: Указ об освобождении Мелькора никакого отношения к воле Эру не имеет, разве только это столь затаенное Его желание, что открыть его мне Он не счел нужным, или Сам о нем не догадывается…
Часть присутствующих невольно вздрогнула, услышав столь явную иронию и даже кощунство в словах Короля, но все ошеломленно молчали. Манвэ продолжил:
– Волей Эру я взошел на престол и всегда полагал себя орудием в руке Его, служа Замыслу, но продолжать в том же духе далее не могу и не хочу, а посему в глазах Его заслуживаю наказания и власти более недостоин. Так что решайте, с кем быть и что делать. Собственно, это то, что я хотел вам сегодня сказать. – С этими словами Манвэ встал и, сняв с головы корону, повесил ее на ближайшую ветку.
Публика подавленно молчала. Эру-то Эру – но Владыка, пусть и изрядно потрепанный, был опасен, и не похоже было, чтобы он без борьбы сдался на милость того же Единого.
А Варда что думает? Ведь перед правдой Замысла нет своих и чужих. Если отречется от взбунтовавшегося супруга, заручившись поддержкой Эру, то, возможно, в Валиноре будет Королева… Но Элентари молчала, нарочито безразлично поглаживая венчики распустившегося к вечеру звездоцвета, целиком погрузившись в это увлекательное занятие.
Могущества Арды переглядывались, чуть ли не подталкивая друг друга, смешавшись под ясно-холодным, чуть насмешливым взором Повелителя Ветров.
– Да, кстати, – продолжил он, словно вспомнив занятную подробность. – Должен вам сообщить, что Мелькор не лгал, говоря о живой Тьме за пределами Чертога. Эта Тьма, несущая в себе Свет, и есть – Эа. Я сам видел, когда чуть не покинул Арду… – Валар застыли, пораженные. – И это не было наваждением. Так что в присутствии всех Могуществ Арды я прошу у тебя, Мелькор, брат мой, прощения – за все. – Он склонил голову, повернувшись к Черному Вале. – А теперь – решайте, я вас слушаю.
Владыка прислонился к дереву с висящей на ветке короной и замер, пристально глядя на Валар.
Молчание повисло под сводами Сада Грез. В воцарившейся тишине Намо поднял голову, обвел взглядом собравшихся и заговорил:
– Это не первый раз, когда судим мы брата нашего, почитаемого мятежником, и мы уже приносили в жертву одного, дабы спасти многих – надеясь, что так достигнем мира или хотя бы покоя… Дважды, считая себя хранителем Равновесия, я выбирал – не слушая голоса сердца, боясь быть пристрастным, – и утратил равновесие в себе. А вы – счастливы, потеряв брата и утратив – многие – сотворенных? Могли ли мы платить ЭТУ цену? Отрекаясь от одного из нас, мы отрекаемся от себя – а мне отрекаться от себя надоело. Так или иначе, я с вами, Манвэ и Мелькор. – Владыка Судеб резко замолчал.
Валар переглянулись – еще никогда имена братьев не были произнесены так… слитно, что ли? Вайрэ согласно кивнула:
– Я увидела достаточно для того, чтобы присоединиться к Намо. Не говоря уже о том, что куда он, туда и я… – Она невольно погладила гобелен.
– А я всегда просила о милости, – заявила Ниэнна, вздернув острые плечи, – но Манвэ, верша волю Эру, не всегда снисходил к моим просьбам. Впрочем, догадываюсь, как он платил за свои решения, и не мне сейчас судить его. А что касается Мелькора – так я рада, что он снова с нами. – Валиэ уселась поудобнее, заплетая в косу серебристые волосы и в упор глядя на Валар темно-прозрачными глазами.
Туман мягко-неспешно окутывал Сады, опускаясь все ниже, и сквозь него начало потихоньку словно просачиваться небо в проколах звезд. Тихо зазвенели незримые колокольчики, и, эхом откликнувшись, заговорил Ирмо, глядя на Манвэ:
– Ты прав, что освободил Мелькора. Шесть тысяч лет даже для сильнейшего из Айнур много, не говоря уже о прочем… – Вала помолчал. – Мы рады видеть вас, Манвэ и Мелькор, вместе у нас в Садах. Правда, Эстэ?
Целительница с улыбкой кивнула, прижавшись к супругу.
– Двери нашего чертога всегда открыты для вас и ваших сотворенных. Хорошо, что вы помирились, – добавила Валиэ, и по мановению ее руки из-за деревьев появились несколько майэ с кувшинами и кубками и принялись разливать вино. Поднеся кубки гостям, они бесшумно удалились.
– За Арду! – Целительница поднесла кубок к губам, остальные последовали ее примеру и молча выпили.
Вновь настала чья-то очередь, но никто не спешил. Феантури высказались достаточно определенно, и двое из них – Аратар…
Ульмо помалкивал, вдумчиво сплетая причудливые фигурки из жгутов влажного тумана и явно собираясь высказаться попозже. И Ауле молчал, затаившись среди похожих на локоны ветвей невысокого деревца.
Оромэ покосился на Йаванну, та, нахмурившись, теребила цветочную гирлянду, свешивающуюся с ее венка. Видно, говорить сейчас ему – кроме него и Тулкаса все, бывшие вчера в чертоге Ниэнны, уже высказали свое мнение, а он, Оромэ, старше Воителя… Мысли тяжко ворочались, сплетаясь в мрачноватый узор, – что делать? Теперь быть верным Манвэ значило выступить против Творца и Замысла – привычный мир рушился на глазах. Ох, чуял он, что дело нечисто, еще когда пошатнулся Король, почти рухнув на руки Мелькора… Да одно падение с орла чего стоит! И это Владыка, вершитель Воли… И снова Эру, похоже, предоставляет Валар самим укротить мятежника – раз Манвэ все еще на ногах и в сознании. А что с ним сделать? Заточить в Мандосе вместе с Мелькором? Приковать на склоне Таникветиль, пока не покается, как это сделали с Искаженными? Или прямо за Грань изгнать? А присяга? Впрочем, Манвэ взошел на престол по воле Эру, хотя кто был бы тогда против воцарения всеобщего любимца? Да и править Ардой не всякому по плечу, а сильнее Повелителя Ветров был только Отступник. А теперь… Владыка сильно изменился с тех пор, но клятвы-то не стареют… И почему молчит Варда?
Мысли неслись по кругу, обгоняя друг друга, а тишина давила, выжимая слова, готовые сорваться с языка, слова верности Замыслу и Эру, ибо как можно пойти против высшей воли? Но Манвэ – пошел? И сидит себе как ни в чем не бывало, щуря глаза, сейчас – цвета весеннего льда… А вдруг Мелькор все же околдовал его, играя на братских чувствах, зная, что нелегко было тогда Владыке вынести подобный приговор? Ну почему Эру так далек… «А Манвэ – так близко?!» – прозвучал в голове ехидный голосок. Впрочем, когда на твоей стороне – Творец… Пусть даже ты останешься один против всех… Собственно, почему – один? Половина Валар еще не высказались. Но Манвэ же сказал, что каждый должен решить сам. Опять – «Манвэ сказал…» Приказал. Владыка – даже в немилости…
Он ощутил пристальный взгляд и сразу понял – чей. Сотворенный, которого он пробудил минувшей ночью. Такова была воля все того же Манвэ. Неужели – зря? И что – опять усыплять? Алтарэн не смирится – Оромэ еще на Круге видел, как переглянулся Охотник с Воителями, невольно погладив кинжал у пояса. Опять они будут по разные стороны рва, так и не поняв друг друга в очередной раз… Ведь это его мысли, его сотворенный… Значит, опять он останется без части себя, так и не понятой, а значит – лишенным цельности? Вала чувствовал: эта возможность – последняя, больше не будет. Но… Замысел, Арда? Что, если Эру поступит с Валинором, да и со всей Ардой заодно, как с Нуменорэ? А ведь Манвэ вряд ли сдастся, хотя… ради той же Арды… Ну допустим…
Манвэ с Мелькором смирятся и примут наказание, измысленное Эру, Феантури, принявшие их сторону, разделят его с мятежниками – с них станется, и… Кто будет править? Оромэ словно ощутил тяжесть короны на голове и вздрогнул – страшно… Все наперекосяк пойдет. Как лететь с одним крылом… Нельзя так.
Великий Охотник встал, огляделся, встретился глазами с Манвэ и с огромным усилием не отвел взгляд.
– Я всегда был верен Замыслу, Арде и Эру. Но я не хочу междоусобицы. Да и кто хочет?
– Я, вероятно! – не выдержав, саркастически бросил Мелькор. Манвэ коснулся его руки, Черный Вала, помедлив, кивнул и застыл.
– Я не хочу быть против тебя, Манвэ, – мы от начала, с самой Весны Арды трудились вместе. Но я не понимаю, почему ты восстал против Эру. Почему отрекаешься от Замысла?
– Потому что мне надоело расплачиваться близкими за его исполнение и терять любимых во имя его торжества, – процедил Манвэ.
Оромэ нахмурился:
– Многие из нас потеряли близких в этой войне – полагаешь, Замысел этого не стоил?
– А что от того же Замысла осталось – после всего?
– Но почему именно сейчас?
– Потому, что лучше поздно, чем никогда. Я отрекся от любви во имя мира и покоя на Арде и не достиг ни того, ни другого. Прошедшее не вернуть и не изменить, но можно, по крайней мере, прекратить все это в настоящем.
– Ты больше не веришь Эру?! – Голос Оромэ дрогнул.
– Я верил Ему – всегда, безоговорочно, пока… пока моя вера не была выжжена с глазами брата, не разбилась вместе с сотворенным, пока ее не смыло вместе с Нуменорэ и не выбило – окончательно – сегодня, после Круга.
– А как же Арда и живущие на ней?
– Мы будем защищаться и, возможно, устоим. Возможно. Так что решай, Великий Охотник. Если что, можешь считать себя свободным от присяги.
Оромэ молчал. Чертог, Песня Айнур, Арда… Тишина Альмарэн и грохот низвергающихся гор, леса Эндорэ и деревья Валинора… Война Гнева и Волна над Нуменорэ… Сотворенный, утыканный стрелами… Манвэ, беспомощно-неловко летящий вниз с орлиной спины… Валинор без Феантури… Воображение, словно сорвавшись с цепи, безудержно рисовало картину за картиной. Покоренные мятежники… Кара. Кому – карать? Доказать – верность… Своими руками – исполнить – что? Не видеть! Нет!
– Нет… – прошептал Великий Охотник, – пусть Сам, без меня… Не хочу! – Он резко мотнул головой, приходя в себя. – Мне страшно за Арду и обидно за Замысел, но против тех, с кем вместе творили этот мир, я идти не хочу. Не могу. Я с тобой, Манвэ, и да простит меня Единый… – Оромэ тяжело опустился на траву.
– Спасибо и за это, – прозвучали слова Владыки. Бывшего? Нынешнего? Как-то не желала власть просачиваться сквозь эти пальцы…
Нэсса, покосившись на брата, развела руками, потом уставилась на мужа. Тот промолчал, покачав головой.
Вана подошла к супругу, коснувшись его руки, тряхнула пышными волосами, отчего заискрились, замерцали вплетенные в них цветы:
– Я не знаю… Мне жалко всех: Арду, Валинор, нас… И я – боюсь, что все исчезнет и Арды не будет, и куда нам тогда? Мы погибнем – вместе с ней… Я не хочу погибать так рано! – почти выкрикнула она и обреченно затихла. Ниэнна с сочувствием поглядела на вечно юную Валиэ. Та подняла голову, взглянув па Владыку заблестевшими росно глазами. – Я не хочу решать, выбор – что может быть ужаснее?
Вана уткнулась в плечо Кементари, та метнула сердитый взгляд в сторону Короля. Манвэ развел руками.
– Что ты со всеми нами делаешь, Владыка?! – воскликнула Йаванна. – Взбунтовался против Эру, а теперь нас выбирать заставляешь? Ты перечеркиваешь все то, чего мы достигли за это время! И как ты можешь отрекаться от Сотворившего? Думаешь, мне сотворенную не жаль было? – Валиэ возмущенно всплеснула руками. – Я хочу мира, понимаешь? А тут опять война начнется, Мелькор же не может не искажать… – она запнулась, – не изменять Замысел, а Эру этого не потерпит… Почему ты молчишь, Владыка?!
Манвэ молчал, скрестив руки на груди и внимательно глядя на чуть не плачущую Валиэ. А та продолжила:
– Может, еще не поздно покаяться? Единый сжалится над тобой, если ты искренне будешь уповать на милость Его…
– Я уже молил Его о милости… На коленях умолял…
– Что?! – Йаванна вздрогнула всем телом, поднеся руку к лицу, словно защищаясь от удара. Недоуменный шепот-ропот пронесся над поляной, многие вздрогнули и вновь впали в подобие оцепенения, не веря услышанному, не в силах представить подобную картину. Это было дико, неестественно, не укладывалось в голове – что могло поставить на колени Повелителя Айнур? Для кого испрашивал он милости – ТАК?
– За кого ты просил, Владыка? – смятенно прошептала Вана. – За… Мелькора? – добавила она еле слышно.
– Нет. Неважно. Это… внутрисемейное. – Король привычно-криво усмехнулся. – Так или иначе, этот раз был последний.
– Да что же такое случилось?! – срывающимся голосом вскрикнула Вана, и несколько светлячков испуганно сместились к краю поляны. – Я не понимаю, не понимаю… – прошептала она тихо и обреченно.
– Что же, взгляните, – проговорил Манвэ, принимая гобелен из рук Вайрэ. Намо помог развернуть ткань, и взглядам присутствующих открылось внушительной длины полотно. Вытканные на нем личности были прекрасно узнаваемы. И неузнаваемы, ибо кто видел Ауле с искаженным от гнева лицом, грозящего кулаками кому-то в вышине, задумчивого Тулкаса, беспокойно склонившегося над Вардой Мелькора и, наконец, Манвэ, вцепившегося в душащее колье (все невольно перевели взгляд на Владыку – ни на шее, ни на запястьях у него больше не было украшений…). Увидели также те, кто не был в Ильмарин, как именно возник прокатившийся над Валинором смерч. И многое другое – гобелен Ткачихи Судеб выполнен был добросовестно, с безукоризненной точностью, а увидеть ей удалось немало.
У многих возникло ощущение, что день свинцовым грузом навалился на них, – столько нового и невероятного пришлось узнать. Воистину, Манвэ с избытком подтвердил свою репутацию непредсказуемой личности. Кстати, пробуждения Златоокого так и не увидела зоркая Валиэ – видно, был Ильмарин тогда еще покрыт привычной завесой, а после Круга… наплевать, что ли, стало Владыкам?.. Стало также ясно, о чем молчали до поры до времени под кронами Лориэна Ульмо, Тулкас и Ауле, а также сама Звездная Королева.
– Так вот почему ты молчал! – кинулась к мужу Нэсса, одним прыжком перепрыгнув поляну. – Ты уже все решил – там…
– Так что ты решила? – поинтересовался Тулкас.
– Я-то? Сейчас – то же, что и ты. Это по мелочам я тебе не уступала и не буду, а в таком деле… Ну не для того я тебя с нами на Арду звала и на ней тебя дожидалась, чтобы теперь против оказаться. Я же люблю тебя, между прочим! И наша свадьба была первой свадьбой на Арде, а значит, и Пути наши переплетены, так что куда я от тебя денусь? Да и ты от меня…
При этих словах Варда с Манвэ переглянулись и прыснули.
– Что развеселило вас, Повелители? – повернулась к ним Нэсса.
– Да так, вспомнилась одна беседа, – улыбнулся Манвэ, обнимая супругу.
– А-а… – Танцующая Валиэ неожиданно широко и весело улыбнулась в ответ.
– И ты, Ауле, туда же? Ты же никогда против Замысла не решался выступить! – Йаванна стояла перед супругом, сложив руки на груди.
– Ну вот, решился наконец, – проворчал Ауле.
– Не пожалеешь?
– Я по-другому не могу, Кементари. Я и так потерял себя – только на то гожусь, чтобы цепи ковать, – так лучше вообще не быть. – Ауле вздохнул. – Опять же ученик у нас с Мелькором общий…
– Курумо-то? Да, конечно, яблоко от яблони… Нашел же Манвэ, кому их подсунуть. – Она покосилась на Короля. – Все из-за того, что ты своих творить не стал…
– А кого благодарить за то, что не стал? – вскипел Ауле.
– А что, это из-за… – Она испуганно смолкла. – Он запретил тебе? Почему?
– Да не то чтобы… Просто охоту творить отбил. Я тебе потом когда-нибудь расскажу.
Йаванна сдвинула брови:
– Ты ничего мне не сказал тогда… И все вкривь и вкось пошло… Почему ты молчал?
– Ты бы не поверила. И огорчать тебя не хотелось.
– Эх, ты! – Йаванна плюнула в сердцах. Спохватившись, покосилась на Ирмо и быстро превратила плевок в стрекозу. Та, блеснув стеклянными крылышками, мгновенно исчезла в зарослях. Ирмо сделал вид, что ничего не заметил.
– Вот оно как… – Кементари села на кочку, Ауле присел рядом прямо на траву. – Но почему мои творения никогда не противоречили Замыслу и меня это не огорчало? Я же не притворялась! А мне что, не было больно, когда Мелькор светильники повалил и почти все живое, что я успела создать, погибло?! – Губы Валиэ дрогнули.
– Прости, Йаванна, я виноват перед тобой – наверное, больше, чем перед остальными… Я боялся, что Арда задохнется в искусственном свете, – и труд Ауле загубил, и твоих сотворенных… – сказал подошедший бесшумно Мелькор и склонил голову. – Простите меня, Йаванна и Ауле, пожалуйста…
Очередная неожиданность обрушилась на обитателей Валмара – Мелькор, просящий прощения?
Ауле неловко махнул рукой, а Йаванна, пристально взглянув на Черного Валу золотисто-коричневыми глазами, проговорила:
– Надо было еще тогда договориться, а я тебя и слушать не хотела, бешеного… Пожалуй, Манвэ прав – надо мириться. – Она протянула руку Мелькору, тот мягко пожал ее, поклонившись Дарительнице Плодов.
Та встала и подошла к Манвэ, невозмутимо наблюдавшему происходящее на поляне:
– Помирившись с твоим братом, я против тебя и подавно не пойду. Ты-то всегда к моим просьбам прислушивался, защитников деревьев для меня у Единого выпросил. Так что хоть ты и не счел деревья достойными твоих орлов… – Улыбнувшись, Валиэ слегка поклонилась Повелителю Ветров. – Будь что будет, – прошептала она мгновение спустя. – Все равно в первую очередь моим сотворенным достается. После детей Эру.. – добавила она грустно.
Вана прижалась к сестре:
– Я с тобой, Кементари… и со всеми…
– Как же все оказалось просто, – почти беззвучно, так что услышала лишь Варда, прошептал Владыка, откинувшись к стволу дерева. Корона тихо качнулась в ветвях и замерла.
– А что дальше делать будем? – поинтересовался Оромэ. – Надо что-то предпринять? Или подождем, что будет?
– В нашей ситуации проще ждать, – проговорил Манвэ. – Просто надо быть готовыми ко всему. И всем быть вместе.
– А это не так плохо, – улыбнулся Ульмо, – особенно здесь, в Лориэне. Мы так давно не собирались здесь вот так…
– Мы рады вам – я и Эстэ, – тряхнул пышными волосами Ирмо. – Устраивайтесь поудобнее и отдохните. Кто знает, что потом станется, а Лориэн – это место отдыха.
В траве уже заблестели кувшины и кубки, переливались в зыбком свете, как драгоценные камни, фрукты… Манвэ поднял кубок:
– За нас – таких, какие мы есть. И еще – все-таки за любовь. Плохо без нее… Это говорю я, Повелитель Арды, и я знаю, о чем говорю. – Он поднес чеканный край кубка к губам и медленно выпил. Валар последовали его примеру.
– Ирмо, – допив, обратился Манвэ к Владыке Грез, – у тебя курить можно?
Улыбнувшись, Ирмо поднес ему светильник.
– Кстати, ты потом споешь – для меня? – И Повелитель Грез протянул неизвестно откуда взявшуюся мандолину Повелителю Ветров…
Глава 24
Напряжение последних часов как-то резко отпустило Валар и сотворенных. Наверное, и чары Ирмо сделали свое дело: на поляне звучали песни и плескался смех. Мандолина, перекочевав из рук Владыки к Златоокому, а от него – к Мелькору, теперь пела под пальцами черного майа. Нэсса, Вана, Весенний Лист и Эльдин кружились но поляне, сбивая выступившую росу с травы. Кто-то болтал о чем придется, кто-то увлеченно спорил. Аллор, усмехаясь по обыкновению, что-то рассказывал Айо и Златоокому, те, смеясь, покачивали головами чуть ли не в такт порхающей руке недомайа с зажатой в острых пальцах дымящейся пахитоской.
Манвэ тихо беседовал с братом, пока Варда, попутно участвуя в разговоре, сооружала на его голове корону из цветов – золотые лилии неплохо уживались с васильками и звездоцветом.
Ирмо наблюдал за многочисленными посетителями, радуясь почти забытому ощущению покоя, непонятно каким образом соткавшемуся под мерцающими кронами высоких деревьев, окруживших поляну. Казалось, время, прихотливо изогнувшись, как расшалившаяся кошка, поймало свой собственный хвост, вернув собравшихся в далекие, почти счастливые времена – времена посиделок в Альмарэн, по Весне Арды…
Внезапно он услышал зов, скорее даже не зов, а чью-то грусть или горе.. Кто-то тосковал чуть слышно в живом чертоге Лориэн, и заунывная песня горечи вела в глубь Сада, далеко от места сбора.
Ирмо шел на зов, пытаясь представить себе на ходу, о чем же может так горевать валинорский элда, – а кому еще? «Наверное, опять безответная любовь, – думал Владыка Грез. – Ничего, поможем».
Безответная любовь бывала обычно самой тяжкой участью, могущей постичь живущего в Неувядающих землях эльфа. Правда, один раз из-за непредсказуемой цепочки видений и размышлений упала завеса с памяти одного из бывших Эллери Ахэ, и высокий, сильный воин и мастер плакал, не веря в такой кошмар и не имея возможности отрицать реальность воспоминаний. Тогда Ирмо просто восстановил забвение, наложив чары покрепче, и посетитель ушел, думая, что забежал отдохнуть и поразмыслить над незадавшимся чертежом…
Что же сейчас стряслось? Взвинченность последних суток не могла не отразиться на душах чувствительных элдар – наверное, кого-то задело особенно сильно.
Ирмо приблизился к источнику зова и вдруг остановился, словно прилипнув к земле, от страшного ощущения: не было в Саду плачущего эльфа. Никого живого – не было. А был… голос, и теперь он обращался к Ирмо:
– Здравствуй, Лориэн. Сожалею, что пришлось звать тебя таким образом, но там, где вы собрались, все так озлоблены… Особенно Манвэ, который, если бы уловил отголосок беседы, поднял бы снова шум, как он привык за последние сутки. А шум здесь совсем ни к чему – в Садах Отдыха…
Манвэ тихо беседовал с братом, пока Варда, попутно участвуя в разговоре, сооружала на его голове корону из цветов – золотые лилии неплохо уживались с васильками и звездоцветом.
Ирмо наблюдал за многочисленными посетителями, радуясь почти забытому ощущению покоя, непонятно каким образом соткавшемуся под мерцающими кронами высоких деревьев, окруживших поляну. Казалось, время, прихотливо изогнувшись, как расшалившаяся кошка, поймало свой собственный хвост, вернув собравшихся в далекие, почти счастливые времена – времена посиделок в Альмарэн, по Весне Арды…
Внезапно он услышал зов, скорее даже не зов, а чью-то грусть или горе.. Кто-то тосковал чуть слышно в живом чертоге Лориэн, и заунывная песня горечи вела в глубь Сада, далеко от места сбора.
Ирмо шел на зов, пытаясь представить себе на ходу, о чем же может так горевать валинорский элда, – а кому еще? «Наверное, опять безответная любовь, – думал Владыка Грез. – Ничего, поможем».
Безответная любовь бывала обычно самой тяжкой участью, могущей постичь живущего в Неувядающих землях эльфа. Правда, один раз из-за непредсказуемой цепочки видений и размышлений упала завеса с памяти одного из бывших Эллери Ахэ, и высокий, сильный воин и мастер плакал, не веря в такой кошмар и не имея возможности отрицать реальность воспоминаний. Тогда Ирмо просто восстановил забвение, наложив чары покрепче, и посетитель ушел, думая, что забежал отдохнуть и поразмыслить над незадавшимся чертежом…
Что же сейчас стряслось? Взвинченность последних суток не могла не отразиться на душах чувствительных элдар – наверное, кого-то задело особенно сильно.
Ирмо приблизился к источнику зова и вдруг остановился, словно прилипнув к земле, от страшного ощущения: не было в Саду плачущего эльфа. Никого живого – не было. А был… голос, и теперь он обращался к Ирмо:
– Здравствуй, Лориэн. Сожалею, что пришлось звать тебя таким образом, но там, где вы собрались, все так озлоблены… Особенно Манвэ, который, если бы уловил отголосок беседы, поднял бы снова шум, как он привык за последние сутки. А шум здесь совсем ни к чему – в Садах Отдыха…