Страница:
– Хуже – только равнодушие! – не выдержала Эльдин. – Впрочем, страх для него – замечательная почва! Но еще немного, о Единый, и Ты получил бы инструменты, уставшие даже бояться…
– Уже устали! – пробурчал Ауле.
– Еще много выдержали… – нахмурилась Эльдин.
– Потому что многие умудрились бояться не за себя, – процедил Курумо, – а из таких можно веревки вить до бесконечности…
– Проку-то! – махнул рукой Эру, залпом выпив еще один кубок.
– Вот именно – «проку-то»! – Манвэ встал. – Позвольте мне огласить некоторые выводы из нашей задушевной беседы: во-первых, согласно решению Круга, нас снова пятнадцать. Во-вторых, – он повернулся к Эру, – Ты понимаешь, о Единый, что попытка принудить нас изменить это решение закончится войной. Даже если мы приложим все усилия, чтобы это не задело Эндорэ, даже если они увенчаются успехом… Допустим, мы погибнем или попадем в заключение – найдешь ли Ты во всем Чертоге нам замену? Можешь, конечно, заставить – будет совсем распрекрасный мир со стихиями, работающими из-под палки… Впрочем, к добру ли, к худу, но мы срослись с Ардой, и вряд ли разрыв между нами закончится чем-то хорошим. Посему осмелюсь предложить Тебе, Эру Илуватар, дать нам возможность навести в нашем доме порядок, самостоятельно выбирая, с кем быть в союзе, а с кем – воевать. Право, так будет лучше для всех, включая Арду. Более того, Тебя отсюда никто не прогонит, если не позволишь себе лишнего. Я даже предоставлю Тебе один из покоев на Таникветиль, дабы Ты наблюдал происходящее здесь не из Чертога. Мы же займемся Эндорэ и постараемся примирить живущих. Войны – это наша вина, нам и расхлебывать. Я сказал. Вопросы и предложения есть?
Большинство согласно закивали. Эру промолчал, метнув в сторону Короля испепеляющий взгляд.
– Но мы отреклись от власти над Ардой и поклялись не вмешиваться в судьбы живущих, – подал голос Намо. – Что же, мы явимся и скажем: мы помирились, и вы не деритесь больше? Они со страху по углам и разбегутся, но получится, что мы вновь кого-то заставляем что-то делать…
– А чем мы хуже Истари? – проговорила Варда. – Скроем свой истинный облик и начнем потихоньку действовать.
– Тогда мы с вами! – воскликнули Аллор с Эльдии.
– Я всего полгода как оттуда, все покажу и расскажу, – добавил недомайа.
– Тогда решено, – сказал Манвэ. – Детали предлагаю оговорить у нас, в Ильмарин. Заодно провожу Эру в Его апартаменты. Ты согласен, о Единый?
Эру досадливо махнул рукой:
– Ладно, поживу здесь, раз уж вы такие добренькие. Интересно даже, выйдет ли у вас что-то. Но если не выйдет, – голос Его стал грозен, – Я наведу порядок по-своему!
– Как в Нуменорэ? – прищурился Аллор.
Эру пожал плечами.
– Мы уж как-нибудь сами, – решительно сказал Манвэ, повернувшись к двери. – Итак, господа, приглашаю перебираться к нам – а то мы и так тут у Аллора и Эльди все съели и выпили.
– Да для гостей не жалко! – улыбнулась Эльдин. – Но спасибо за приглашение, у вас строить планы похода в Средиземье будет, пожалуй, удобнее.
– Тогда – вперед! – Варда решительно проследовала к выходу, за ней потянулись остальные. Шествие замыкал Эру с непроницаемой физиономией.
Эру, окинув взглядом предоставленные Ему покои, на совете присутствовать возжелал, но подчеркнуто не вмешивался, и скоро о Нем все забыли.
Наконец распределились, кто куда направляется, – а собрались в Эндорэ больше половины Могуществ Арды. Манвэ с Вардой и сотворенными выбрали Имладрис, Ирмо с Эстэ и Айо – Лотлориэн. Тулкас наметил себе для работы Гондор, а Ауле – Голубые горы. Оромэ же прикинул, что ему легче будет договориться с роханцами, в чем, как ни смешно это звучит, Нахар ему немало поможет. Само собой разумелось, что Мелькор отправится приводить в порядок Мордор, а Ульмо и так Средиземья никогда не покидал.
Остальные оставались управлять Валинором: при нынешнем, налаженно-мирном течении жизни Блаженных земель непосредственное присутствие Манвэ не было столь необходимо, а Мелькор просто мечтал показать брату Средиземье.
Совет плавно перешел в застолье, зазвучали песни, разговоры, и смех становились все оживленней. Воспоминания и истории, откровения и признания, шутки и размышления сплетались самым причудливым образом.
Эру, внешне не принимавший деятельного участия в пиршестве, внимательно глядел на собравшихся, и нечто новое мелькало в огненно-золотых глазах.
В разгар веселья Манвэ незаметно выскользнул из залы. Все, чего ему хотелось сейчас, – улечься в темной комнате и в одиночестве. Последние сутки выжали остаток сил, оставив в осадке лишь безразличную тупую усталость. Войдя в кабинет, он добрел до дивана и упал на него. Темнота и тишина словно камнями завалили, подобно кургану, по крайней мере обеспечив неподвижность.
Он не знал, сколько времени провел в зыбком полузабытьи, уткнувшись носом в подушку, когда легкий шорох у двери вернул его в действительность. Пока пытался понять, что легче – дотянуться мыслью до посетителя или открыть рот и поинтересоваться вслух, кого это принесло, за дверью прошептали:
– Манвэ, ты здесь? Можно войти?
Голос принадлежал Гортхауэру.
«Ему-то что еще надо? Порадоваться, взглянув, на что я сейчас похож? Послать его, что ли, подальше? А впрочем, плевать, пускай говорит все, что угодно, самое подходящее завершение для такого расчудесного дня…»
– Войди, – вышло сипло и не слишком величественно. Совсем расклеился. Ну и ладно.
Черный майа бесшумно подошел, теперь его голос звучал совсем близко:
– Прости, если помешал. Что с тобой?
– Отдыхаю. А что? Ты что-то хотел спросить?
– Нет, то есть… Я хотел извиниться, я не думал… То есть не хотел… Неправильно это все! – Черный майа отчаянно тряхнул головой. – Не то…
– И не так? – полуутвердительно протянул Владыка. – Сожалею, но ничем помочь не могу.
– Не смейся, пожалуйста! Я не знал, что так выйдет… И о тебе не так думал, я не понял…
– И нечего понимать. Все правильно, как еще ты мог обо мне думать и чего желать полгода назад…
– Полгода… А в Лориэне наговорил всякого… – пробормотал майа совсем смущенно. – Погорячился… Да еще злорадствовал. Поверь, я правда сожалею. Вот хоть мысли почитай!
«В этом весь Гортхауэр, – подумал Манвэ. – Или – или, среднего не дано: то за это мыслечтение прибить готов, то – "почитай!"».
– Я верю, – прошептал он, не без труда повернув голову к нежданному собеседнику. Неудачное время для объяснения выбрал Гортхауэр – зрелище, которое представлял собой Владыка, не предназначалось для зрителей, а для него – тем более.
– Спасибо. Ты извини, что сюда притащился, – не усидеть было, не мог не сказать. Понимаешь, не скажешь сразу, а потом… поздно. – Голос майа стал глуше. – Ладно, я пойду… – Он встал, но вновь присел возле ложа: – Послушай, хочешь, силой поделюсь, а? И целительством я занимался…
– Ничего, не развалюсь. Отлежусь, и все пройдет. Но все равно спасибо. Ты иди, не беспокойся.
Манвэ протянул руку Гортхауэру, тот осторожно пожал ее. Затем встал и, тихо ступая, вышел из комнаты, бесшумно затворив дверь. Спустя мгновение послышался его шепот:
– Потом заглянешь! Отдыхает он, понимаешь?
– Зайди, Аллор. – Король уловил присутствие недомайа. Нуменорец скользнул внутрь и уселся на то место, где минуту назад сидел Гортхауэр.
– Извини, что-то я забеспокоился. Если желаешь, то сейчас уйду; но могу быть неподалеку, покараулю, чтобы не тревожили. – Недомайа улыбнулся. – А ты просто отдохнешь.
– Посиди немного, если можешь, – прошептал Манвэ. Почему-то присутствие нуменорца не заставляло держаться, собирая остатки воли, скорее – успокаивало. – Там все спокойно? – спросил он, помолчав. – Видишь, не смог я выдержать до конца, недотянул – стыд какой… И не утешай, не объясняй ничего, – поспешно добавил Вала, почувствовав, что недомайа собрался что-то сказать. – Неважно уже все…
– Я и не утешаю, – пожал плечами Аллор. – Хочешь покурить? – Недомайа прикурил две пахитоски и одну поднес к губам Владыки. Тот с удовольствием затянулся.
Помолчали, сосредоточенно дымя.
– Ты не жалеешь, что все так вышло? – тихо спросил Аллор.
– Нисколько. И на тебя не сержусь и не обижаюсь – ты ведь об этом думал? Я ведь сразу понял, что от вас жди сюрпризов…
– Дождался…
– Выбрал. Так что можешь, конечно, поломать голову над ролью личности в истории и над степенью собственной значимости – но, по-моему, тебе это быстро наскучит, друг мой любезный.
Глаза Владыки понемногу оттаивали.
– Может, вздремнешь? – участливо предложил нуменорец. – Я уже выучился у Ирмо ласковые сновидения ваять. Даже могу остаться и проследить, чтобы никакая дрянь не вылезла.
– Да ладно, там пир, гости, что тебе в темноте сидеть?
– Может, на тебя смотреть нравится, – ухмыльнулся недомайа.
– Эстет… – Манвэ медленно перевернулся на спину. – Ну любуйся… А я и впрямь пока посплю.
– Вот и спи.
– Слушай, – Владыка оторвал голову от подушки, – а ты знаешь какие-нибудь средства от похмелья?
Аллор вопросительно вскинул бровь.
– Ну представляешь, что с нашим разлюбезным Отцом будет наутро? Его и так от нас, похоже, тошнит…
– Пьяный демиург – звучит неплохо.
– Только в сон мне Его не вплети ненароком, – усмехнулся Владыка, закрывая глаза.
– Мы ж не звери… – хмыкнул недомайа, укутывая Короля Арды наскоро сотворенным одеялом. Закурил. Прислушался. Было тихо, но майа ощущал приближающиеся сущности; ничего удивительного, но придется еще посидеть – пару часов здорового сна Владыка заслужил…
ИСПОВЕДЬ НУМЕНОРЦА, НОСИВШЕГО КОЛЬЦО
– Уже устали! – пробурчал Ауле.
– Еще много выдержали… – нахмурилась Эльдин.
– Потому что многие умудрились бояться не за себя, – процедил Курумо, – а из таких можно веревки вить до бесконечности…
– Проку-то! – махнул рукой Эру, залпом выпив еще один кубок.
– Вот именно – «проку-то»! – Манвэ встал. – Позвольте мне огласить некоторые выводы из нашей задушевной беседы: во-первых, согласно решению Круга, нас снова пятнадцать. Во-вторых, – он повернулся к Эру, – Ты понимаешь, о Единый, что попытка принудить нас изменить это решение закончится войной. Даже если мы приложим все усилия, чтобы это не задело Эндорэ, даже если они увенчаются успехом… Допустим, мы погибнем или попадем в заключение – найдешь ли Ты во всем Чертоге нам замену? Можешь, конечно, заставить – будет совсем распрекрасный мир со стихиями, работающими из-под палки… Впрочем, к добру ли, к худу, но мы срослись с Ардой, и вряд ли разрыв между нами закончится чем-то хорошим. Посему осмелюсь предложить Тебе, Эру Илуватар, дать нам возможность навести в нашем доме порядок, самостоятельно выбирая, с кем быть в союзе, а с кем – воевать. Право, так будет лучше для всех, включая Арду. Более того, Тебя отсюда никто не прогонит, если не позволишь себе лишнего. Я даже предоставлю Тебе один из покоев на Таникветиль, дабы Ты наблюдал происходящее здесь не из Чертога. Мы же займемся Эндорэ и постараемся примирить живущих. Войны – это наша вина, нам и расхлебывать. Я сказал. Вопросы и предложения есть?
Большинство согласно закивали. Эру промолчал, метнув в сторону Короля испепеляющий взгляд.
– Но мы отреклись от власти над Ардой и поклялись не вмешиваться в судьбы живущих, – подал голос Намо. – Что же, мы явимся и скажем: мы помирились, и вы не деритесь больше? Они со страху по углам и разбегутся, но получится, что мы вновь кого-то заставляем что-то делать…
– А чем мы хуже Истари? – проговорила Варда. – Скроем свой истинный облик и начнем потихоньку действовать.
– Тогда мы с вами! – воскликнули Аллор с Эльдии.
– Я всего полгода как оттуда, все покажу и расскажу, – добавил недомайа.
– Тогда решено, – сказал Манвэ. – Детали предлагаю оговорить у нас, в Ильмарин. Заодно провожу Эру в Его апартаменты. Ты согласен, о Единый?
Эру досадливо махнул рукой:
– Ладно, поживу здесь, раз уж вы такие добренькие. Интересно даже, выйдет ли у вас что-то. Но если не выйдет, – голос Его стал грозен, – Я наведу порядок по-своему!
– Как в Нуменорэ? – прищурился Аллор.
Эру пожал плечами.
– Мы уж как-нибудь сами, – решительно сказал Манвэ, повернувшись к двери. – Итак, господа, приглашаю перебираться к нам – а то мы и так тут у Аллора и Эльди все съели и выпили.
– Да для гостей не жалко! – улыбнулась Эльдин. – Но спасибо за приглашение, у вас строить планы похода в Средиземье будет, пожалуй, удобнее.
– Тогда – вперед! – Варда решительно проследовала к выходу, за ней потянулись остальные. Шествие замыкал Эру с непроницаемой физиономией.
* * *
За дебатами засиделись до света. Прикидывали, как добираться, чтобы не привлечь ничье внимание, какие облики принимать и какие сочинять рабочие легенды. Аллор вносил поправки и уточнения.Эру, окинув взглядом предоставленные Ему покои, на совете присутствовать возжелал, но подчеркнуто не вмешивался, и скоро о Нем все забыли.
Наконец распределились, кто куда направляется, – а собрались в Эндорэ больше половины Могуществ Арды. Манвэ с Вардой и сотворенными выбрали Имладрис, Ирмо с Эстэ и Айо – Лотлориэн. Тулкас наметил себе для работы Гондор, а Ауле – Голубые горы. Оромэ же прикинул, что ему легче будет договориться с роханцами, в чем, как ни смешно это звучит, Нахар ему немало поможет. Само собой разумелось, что Мелькор отправится приводить в порядок Мордор, а Ульмо и так Средиземья никогда не покидал.
Остальные оставались управлять Валинором: при нынешнем, налаженно-мирном течении жизни Блаженных земель непосредственное присутствие Манвэ не было столь необходимо, а Мелькор просто мечтал показать брату Средиземье.
Совет плавно перешел в застолье, зазвучали песни, разговоры, и смех становились все оживленней. Воспоминания и истории, откровения и признания, шутки и размышления сплетались самым причудливым образом.
Эру, внешне не принимавший деятельного участия в пиршестве, внимательно глядел на собравшихся, и нечто новое мелькало в огненно-золотых глазах.
В разгар веселья Манвэ незаметно выскользнул из залы. Все, чего ему хотелось сейчас, – улечься в темной комнате и в одиночестве. Последние сутки выжали остаток сил, оставив в осадке лишь безразличную тупую усталость. Войдя в кабинет, он добрел до дивана и упал на него. Темнота и тишина словно камнями завалили, подобно кургану, по крайней мере обеспечив неподвижность.
Он не знал, сколько времени провел в зыбком полузабытьи, уткнувшись носом в подушку, когда легкий шорох у двери вернул его в действительность. Пока пытался понять, что легче – дотянуться мыслью до посетителя или открыть рот и поинтересоваться вслух, кого это принесло, за дверью прошептали:
– Манвэ, ты здесь? Можно войти?
Голос принадлежал Гортхауэру.
«Ему-то что еще надо? Порадоваться, взглянув, на что я сейчас похож? Послать его, что ли, подальше? А впрочем, плевать, пускай говорит все, что угодно, самое подходящее завершение для такого расчудесного дня…»
– Войди, – вышло сипло и не слишком величественно. Совсем расклеился. Ну и ладно.
Черный майа бесшумно подошел, теперь его голос звучал совсем близко:
– Прости, если помешал. Что с тобой?
– Отдыхаю. А что? Ты что-то хотел спросить?
– Нет, то есть… Я хотел извиниться, я не думал… То есть не хотел… Неправильно это все! – Черный майа отчаянно тряхнул головой. – Не то…
– И не так? – полуутвердительно протянул Владыка. – Сожалею, но ничем помочь не могу.
– Не смейся, пожалуйста! Я не знал, что так выйдет… И о тебе не так думал, я не понял…
– И нечего понимать. Все правильно, как еще ты мог обо мне думать и чего желать полгода назад…
– Полгода… А в Лориэне наговорил всякого… – пробормотал майа совсем смущенно. – Погорячился… Да еще злорадствовал. Поверь, я правда сожалею. Вот хоть мысли почитай!
«В этом весь Гортхауэр, – подумал Манвэ. – Или – или, среднего не дано: то за это мыслечтение прибить готов, то – "почитай!"».
– Я верю, – прошептал он, не без труда повернув голову к нежданному собеседнику. Неудачное время для объяснения выбрал Гортхауэр – зрелище, которое представлял собой Владыка, не предназначалось для зрителей, а для него – тем более.
– Спасибо. Ты извини, что сюда притащился, – не усидеть было, не мог не сказать. Понимаешь, не скажешь сразу, а потом… поздно. – Голос майа стал глуше. – Ладно, я пойду… – Он встал, но вновь присел возле ложа: – Послушай, хочешь, силой поделюсь, а? И целительством я занимался…
– Ничего, не развалюсь. Отлежусь, и все пройдет. Но все равно спасибо. Ты иди, не беспокойся.
Манвэ протянул руку Гортхауэру, тот осторожно пожал ее. Затем встал и, тихо ступая, вышел из комнаты, бесшумно затворив дверь. Спустя мгновение послышался его шепот:
– Потом заглянешь! Отдыхает он, понимаешь?
– Зайди, Аллор. – Король уловил присутствие недомайа. Нуменорец скользнул внутрь и уселся на то место, где минуту назад сидел Гортхауэр.
– Извини, что-то я забеспокоился. Если желаешь, то сейчас уйду; но могу быть неподалеку, покараулю, чтобы не тревожили. – Недомайа улыбнулся. – А ты просто отдохнешь.
– Посиди немного, если можешь, – прошептал Манвэ. Почему-то присутствие нуменорца не заставляло держаться, собирая остатки воли, скорее – успокаивало. – Там все спокойно? – спросил он, помолчав. – Видишь, не смог я выдержать до конца, недотянул – стыд какой… И не утешай, не объясняй ничего, – поспешно добавил Вала, почувствовав, что недомайа собрался что-то сказать. – Неважно уже все…
– Я и не утешаю, – пожал плечами Аллор. – Хочешь покурить? – Недомайа прикурил две пахитоски и одну поднес к губам Владыки. Тот с удовольствием затянулся.
Помолчали, сосредоточенно дымя.
– Ты не жалеешь, что все так вышло? – тихо спросил Аллор.
– Нисколько. И на тебя не сержусь и не обижаюсь – ты ведь об этом думал? Я ведь сразу понял, что от вас жди сюрпризов…
– Дождался…
– Выбрал. Так что можешь, конечно, поломать голову над ролью личности в истории и над степенью собственной значимости – но, по-моему, тебе это быстро наскучит, друг мой любезный.
Глаза Владыки понемногу оттаивали.
– Может, вздремнешь? – участливо предложил нуменорец. – Я уже выучился у Ирмо ласковые сновидения ваять. Даже могу остаться и проследить, чтобы никакая дрянь не вылезла.
– Да ладно, там пир, гости, что тебе в темноте сидеть?
– Может, на тебя смотреть нравится, – ухмыльнулся недомайа.
– Эстет… – Манвэ медленно перевернулся на спину. – Ну любуйся… А я и впрямь пока посплю.
– Вот и спи.
– Слушай, – Владыка оторвал голову от подушки, – а ты знаешь какие-нибудь средства от похмелья?
Аллор вопросительно вскинул бровь.
– Ну представляешь, что с нашим разлюбезным Отцом будет наутро? Его и так от нас, похоже, тошнит…
– Пьяный демиург – звучит неплохо.
– Только в сон мне Его не вплети ненароком, – усмехнулся Владыка, закрывая глаза.
– Мы ж не звери… – хмыкнул недомайа, укутывая Короля Арды наскоро сотворенным одеялом. Закурил. Прислушался. Было тихо, но майа ощущал приближающиеся сущности; ничего удивительного, но придется еще посидеть – пару часов здорового сна Владыка заслужил…
ИСПОВЕДЬ НУМЕНОРЦА, НОСИВШЕГО КОЛЬЦО
Лично ведущий следствие по делу о внезапном исчезновении отпрыска королевского рода Гимильхила, известного больше под своим квенийским именем – Аллор, начальник тайного сыска, добравшийся в процессе обыска до спальни означенного вельможи, извлек из-под широкой кровати потрепанную кожаную тетрадь. Тисненый переплет с явно эльфийским орнаментом был кое-где залит воском. Опустившись на смятые шелковые простыни, следователь открыл тетрадь наугад, и цепкие глаза заскользили по строчкам, разбирая малознакомый почерк.
Дядюшка ерзал на троне, из последних сил удерживаясь, чтобы не вскочить и не начать бегать взад-вперед по зале. Он бы еще руками размахивать начал, как купец на торгах… Интересно, за что именно сейчас он мне устроит выволочку? Неужто за вчерашний поединок? Вольно же было Нимрухилу (ныне покойному) рассуждать об эстетике здравого смысла с переходом на личности? В конце концов, я действовал в лучших дядиных традициях: заткнуть глотку одному крикуну, чтобы другие потом шепотом беседовали…
«Ты определись наконец, с кем ты и кто ты?! Что за вечные выходки? То на эльфийском всю ночь распевали, то оргию закатили, да еще в формах дворцовой охраны! Не замок, а проходной двор, балаган, тайны всякие подозрительные… Может, еще чернокнижием балуешься?!»
И дальше в том же духе. Где-то через полчаса стало ясно, что в данном случае дядюшке донесли, что мы с Гортхауром о чем-то долго трепались наедине, и он счел нужным обеспокоиться.
Так бы сразу и сказал! Пришлось доходчиво и верноподданно разъяснить, что должно быть хоть одно место на нашем затраханном острове, где наш великий народ может чувствовать себя посвободнее, и что это явно не его, дядюшкин, дворец.
И вообще, раз уж повелел выпустить Саурона из-под ареста, то где-то ему бывать надо, а начинать свое общение с мореходного училища едва ли следует.
Похоже, под конец дядя уверовал, что я чуть ли не державу спасаю, гробя свое время на укрощение всякого сброда, и даже подобрел, ибо про последний поединок расспросил благосклонно.
Короче, расстались внешне как добрые родственнички…
Интересно, на сколько еще меня хватит? Конечно, игра – одна из главных прелестей житейских, но такая однообразная…
Вскакивать из-за стола посреди обеда по пять раз, вопя всем скопом: «Айа Нуменорэ! Айа Фаразон!» – то еще развлечение…
Впрочем, хвала Эру, забавного еще хватает – пожалуй, здесь даже более, чем в Эндорэ…
Он окинул взглядом опочивальню – беспорядок с печатью изысканности, убранство было гармонично, и разбросанные как попало книги, холсты и одежда не нарушали эту странную гармонию. Впрочем, витало нечто… чужое. Неживое. Ему почудилось, что он забрел в старый склеп и присел на саркофаг. Странно, что раньше не почувствовал, – бывать в жилище недавно почивших ему приходилось едва ли реже, чем у себя дома…
Мертвые… И что это лежит на коленях? Ах, да, дневник! Итак, сначала… Обложка отвалилась с глухим скрипом.. Первая страница была испещрена набросками – динамичными и умелыми. Да, конечно, то, что этот арбитр изящества, был (является?) художником, – известно. Картины, рукописи, скульптуры – год от года все страньше и страньше, следователь видел их и в замке, и в других домах… Эти – явно ранние: просто зарисовки. Внизу страницы значилась дата – самое начало войны с Мордором. Давненько. Он тогда сам только пришел работать в сыск… Дальше шли записи – четкий, на первый взгляд, почерк, с сильным наклоном, острыми углами и «хвостами» в окончаниях и выносных линиях букв, делающими его порой неудобочитаемым. Глаза сами собой начали продираться сквозь чернильный лабиринт.
Почему бы и не начать записывать? Сколько раз уже собирался… Теперь, конечно, самое время – на войне удивительно много свободного времени в промежутках между размахиванием мечом. Разумеется, если не нужно особо тщательно отмывать доспех…
Потом, возможно, будет занятно перечитать – если по глупой случайности не отправлюсь гулять по Путям. Тогда читать будет кто-то другой… Понятно теперь, почему я раньше этого не делал – все время ощущение, что твою писанину уже из-за плеча кто-то читает. Начинаешь следить за стилем и прочее. Теперь как-то это ощущение сгладилось, да и наплевать на этого «кого-то» стало.
Пожалуй, записывать буду события – и всё. Разве что от замечаний по ходу действа не удержусь.
Вот хоть та вылазка. Приказ был прост, как деревенский поцелуй, – очистить берег перед высадкой основных сил. Таким вещам нас и учили на тайных сборах в обстановке повышенной секретности – убивать всем, что под руку подвернулось, а если не подвернулось – тоже убивать. То есть – чистить. Занесло же меня… Впрочем, уж если воевать – то воевать, все надо попробовать. Куда же без острых впечатлений? Поединки, купание и гонки на досках с парусом в бурю, даже гонки на колесницах успели приесться. Уже и нервы не щекочет.
Так или иначе, берег мы зачистили. Пока их дозорные напряженно высматривали корабли и озирались вокруг, мы выросли перед ними прямо из полосы прибоя и вырезали большую часть прежде, чем кто-то рот открыть успел. Их было немало, пришлось израсходовать весь запас подручных средств, от метательных дисков до кинжалов, пока дошло до мечей. Потом мы рассеялись по прибрежным кустам, преследуя оставшихся. К рассвету часть из нас облачилась в форму убитых, какая почище, а остальные, собрав снаряжение, устроились отдохнуть. Малопривлекательное занятие – извлекать те же диски из трупов, потом оружие отмывать и раскладывать. А на такое приключение денщика не потащишь, увы. Ванну бы сейчас с травным настоем и пару молоденьких массажисток…
Все же как искатель ощущений скажу: не зря я влез в эту секретно-тайно-особую команду. Что-то в резне сродни дикарскому чувственному танцу – смена плавных и резких движений, время то замедляется, противник словно движется под водой, то ускоряется, и не успеваешь уследить за движениями собственного тела. Свистящая партия лезвий под аккомпанемент стонов и звона доспехов…
Если бы еще не грязь – тело, увы, состоит не только из крови и костей. Мертвые в серебре доспехов, подобные распотрошенным рыбам, – и запах соответствующий!
Дядя всех собрал для отеческого «спасибо», но я предпочел просторное корыто с ароматической водой. Обнаружил, к моему огорчению, свежий разрез наискось через грудь – и когда задеть успели? Удивительно, как от этой грязищи заражения не вышло, хвала Валар. Шрам, наверное, все же останется – вот так и нарушается гармония…
Мордор сдается. Над башней Барад-Дура взлетел белый флаг, и сейчас к нам прибудет посольство для переговоров. Похоже, сам Саурон в ставку явится. Дядя прислал адъютанта с распоряжением прибыть туда же – не иначе, для красоты. А для чего еще являть Темным мою полуэльфийскую физиономию?
Воистину, дядюшка вжился в роль триумфатора. Владыка Запада во всей красе и величии. Он, сказать по правде, весьма представительный мужчина, настоящий беорнинг. Саурон рядом с ним кажется хрупким юношей, хотя они одного роста. Красив утонченной эльфийской красотой, утонченной даже по эльфийским канонам. Говорит на адунаик, причем очень чисто, даже слишком. Интонации неуловимо чуждые, и возникает ощущение, что он тщательно конструирует фразы. Разумеется, ведь адунаик никак не может быть для него родной речью.
Интересно, какая речь является родной для майа? Валарин?
Его Величество выдвинул интересное стратегическое условие – Саурон должен отбыть с нами в Нуменор как заложник за всех своих подданных. Со всеми полагающимися радостями: от пешего участия в триумфальном шествии до заключения в одном из многочисленных подземелий королевского дворца (относительно удобном, полагаю). В лучшем случае – в башне. Саурон слегка скривился, потом мрачно кивнул. Дядя победно усмехнулся, а мне вновь почудились лукавые огоньки в майарских глазках. Поистине, Темный Властелин может радоваться – спас большую часть войска и жителей, крепость свою оградил от разорения, – впрочем, есть ли у него кто-то, кто ему дорог настолько, что можно радоваться, избавив его от участи заложника и себя – от тревог за него?.. А что для майа несколько десятков лет? Можно и потерпеть, а там… «либо конь помрет, либо король…» – но никак не сильнейший из майар…
Какой все же красавец! Конечно, в этом нет ничего удивительного, но все же, несмотря на то что он Враг, приятно, что водятся на Арде столь эстетичные создания. Право, и так люди начали считать себя эталоном красоты…
Задумался и вдруг почувствовал на себе его взгляд. На мгновение встретились глазами, в его взгляде мелькнуло нечто похожее на интерес. Забавно.
Похоже, Саурон уже что-то задумал. Нашел же дядюшка развлечение себе на голову…
Но, похоже, скоро в столице будет веселее…
Это было уже десятое приглашение от Зимрадуна (вот уж бриллиант так бриллиант!), и подыскать достойную причину для отказа показалось труднее, чем наконец соизволить согласиться. Впрочем, любезный верноподданный Зимрадун, будешь ли ты действительно рад? По крайней мере, твой прилизанный особняк, сочащийся роскошью, битком набитый «хорошим обществом», слегка пошатается…
Под утро.
Было презабавно: хозяин крутился вокруг, ловя каждую благоглупость из моих уст, а гости слегка вздрагивали от каждой вполне невинной вольности. Я потешался как мог, чтобы не уйти на Пути от скуки, и порой не без некоторого удовольствия наблюдал, как в глазах у Зимрадуна появляется выражение гончей, напавшей на след, а лоб ломает буря морщин от натужного желания запомнить мои крамольные замечания, дабы нынче же ночью настрочить донос и передать куда следует. То есть он не позднее завтрашнего дня ляжет на стол к моему приятелю Ломизиру, а вечером того же дня я уже буду держать его в руках, скучающе оценивая ораторские способности пишущего и отмечая стилистические погрешности…
Впрочем, я бы все же быстро пресытился шпильками, коими размахивают фехтовальщики словесных дуэлей, если бы не заметил у окна Саурона, с легкой улыбкой втолковывавшего нечто паре восторженных юношей. Еще раз изящно взмахнув рукой, он покинул своих собеседников и направился в нашу сторону. Приблизившись и взглянув на меня так, словно вокруг голая степь, он представился и поинтересовался, имеет ли он честь беседовать с благородным Аллором. Я отметил, что мы еще не беседуем, и предложил исправить это упущение.
Странно он общается – словно большая его часть находится не здесь. Вежлив, обаятелен, предупредителен – но все это выглядит так, будто он отдал команду внешней своей оболочке говорить и двигаться, а внутри… Взгляд, устремленный на тебя и сквозь тебя. Я улыбнулся еще шире и поинтересовался различием некоторых терминов, касающихся живописи, в синдарин и нолдорин. Хозяева чуть не отскочили за пределы слышимости (эльфийская крамола!), а Саурон слегка помрачнел. Кажется, что-то еще из глубин его сущности подтянулось к взаимодействующей с миром оболочке, словно рыбина поднялась со дна почти к самой поверхности. Я светски пояснил, что вопросом сим задался, разбирая рукопись по технике фрески, хранящуюся в нашей родовой библиотеке в Андуниэ и принадлежащей, по преданию, перу самого Келебримбора. Гортхауэр (а при общении я обращаюсь к нему так), внешне ничуть не смущаясь, поддержал беседу, вполне лестно отозвался о творчестве того же Келебримбора, потом беседа пошла об искусстве вообще.
Похоже, разговор его несколько увлек, создалось ощущение, что доля его присутствия растет. Так и проболтали до конца приема, потягивая хозяйское вино.
Предвкушаю завтрашнее прочтение доноса…
* * *
«…репутацию династии! Великий нуменорский народ, несущий свет отсталым племенам, не потерпит сомнительных типов среди Высших! Думаешь, если ты племянник Владыки Андуниэ, не говоря уж о том, что ты – племянник короля, так можешь вытворять все, что в твою шальную голову взбредет?!»Дядюшка ерзал на троне, из последних сил удерживаясь, чтобы не вскочить и не начать бегать взад-вперед по зале. Он бы еще руками размахивать начал, как купец на торгах… Интересно, за что именно сейчас он мне устроит выволочку? Неужто за вчерашний поединок? Вольно же было Нимрухилу (ныне покойному) рассуждать об эстетике здравого смысла с переходом на личности? В конце концов, я действовал в лучших дядиных традициях: заткнуть глотку одному крикуну, чтобы другие потом шепотом беседовали…
«Ты определись наконец, с кем ты и кто ты?! Что за вечные выходки? То на эльфийском всю ночь распевали, то оргию закатили, да еще в формах дворцовой охраны! Не замок, а проходной двор, балаган, тайны всякие подозрительные… Может, еще чернокнижием балуешься?!»
И дальше в том же духе. Где-то через полчаса стало ясно, что в данном случае дядюшке донесли, что мы с Гортхауром о чем-то долго трепались наедине, и он счел нужным обеспокоиться.
Так бы сразу и сказал! Пришлось доходчиво и верноподданно разъяснить, что должно быть хоть одно место на нашем затраханном острове, где наш великий народ может чувствовать себя посвободнее, и что это явно не его, дядюшкин, дворец.
И вообще, раз уж повелел выпустить Саурона из-под ареста, то где-то ему бывать надо, а начинать свое общение с мореходного училища едва ли следует.
Похоже, под конец дядя уверовал, что я чуть ли не державу спасаю, гробя свое время на укрощение всякого сброда, и даже подобрел, ибо про последний поединок расспросил благосклонно.
Короче, расстались внешне как добрые родственнички…
Интересно, на сколько еще меня хватит? Конечно, игра – одна из главных прелестей житейских, но такая однообразная…
Вскакивать из-за стола посреди обеда по пять раз, вопя всем скопом: «Айа Нуменорэ! Айа Фаразон!» – то еще развлечение…
Впрочем, хвала Эру, забавного еще хватает – пожалуй, здесь даже более, чем в Эндорэ…
* * *
Нуменорец закрыл тетрадь. Это явно был дневник, следовало приобщить его к делу. Документ мог пролить свет на странное исчезновение вельможи. Свидетельские показания о дне, когда высокородного Аллора Алкарина, известного также как арбитр изящества, видели в последний раз, мало отличались бы от показаний, взятых в любой другой день за истекшие несколько лет. Слабый свет в окнах, странно-ритмичная музыка пополам с взрывами ледяного хохота, зеленый огонь из бойницы замковой башни… Кто-то, впрочем, заметил ярко-красную вспышку в той же бойнице, после чего башня погрузилась во мрак. А новых посетителей не наблюдалось…Он окинул взглядом опочивальню – беспорядок с печатью изысканности, убранство было гармонично, и разбросанные как попало книги, холсты и одежда не нарушали эту странную гармонию. Впрочем, витало нечто… чужое. Неживое. Ему почудилось, что он забрел в старый склеп и присел на саркофаг. Странно, что раньше не почувствовал, – бывать в жилище недавно почивших ему приходилось едва ли реже, чем у себя дома…
Мертвые… И что это лежит на коленях? Ах, да, дневник! Итак, сначала… Обложка отвалилась с глухим скрипом.. Первая страница была испещрена набросками – динамичными и умелыми. Да, конечно, то, что этот арбитр изящества, был (является?) художником, – известно. Картины, рукописи, скульптуры – год от года все страньше и страньше, следователь видел их и в замке, и в других домах… Эти – явно ранние: просто зарисовки. Внизу страницы значилась дата – самое начало войны с Мордором. Давненько. Он тогда сам только пришел работать в сыск… Дальше шли записи – четкий, на первый взгляд, почерк, с сильным наклоном, острыми углами и «хвостами» в окончаниях и выносных линиях букв, делающими его порой неудобочитаемым. Глаза сами собой начали продираться сквозь чернильный лабиринт.
* * *
…Хорошо, что прихватил тетрадку, – приятно держать в руках эльфийскую работу.Почему бы и не начать записывать? Сколько раз уже собирался… Теперь, конечно, самое время – на войне удивительно много свободного времени в промежутках между размахиванием мечом. Разумеется, если не нужно особо тщательно отмывать доспех…
Потом, возможно, будет занятно перечитать – если по глупой случайности не отправлюсь гулять по Путям. Тогда читать будет кто-то другой… Понятно теперь, почему я раньше этого не делал – все время ощущение, что твою писанину уже из-за плеча кто-то читает. Начинаешь следить за стилем и прочее. Теперь как-то это ощущение сгладилось, да и наплевать на этого «кого-то» стало.
Пожалуй, записывать буду события – и всё. Разве что от замечаний по ходу действа не удержусь.
* * *
Да-а, эта война сильно отличается от предыдущих. Топаем себе сквозь материк бодрым маршем под фанфары. Тишь да гладь, никаких приключений, не то что прошлая кампания против харадрим…Вот хоть та вылазка. Приказ был прост, как деревенский поцелуй, – очистить берег перед высадкой основных сил. Таким вещам нас и учили на тайных сборах в обстановке повышенной секретности – убивать всем, что под руку подвернулось, а если не подвернулось – тоже убивать. То есть – чистить. Занесло же меня… Впрочем, уж если воевать – то воевать, все надо попробовать. Куда же без острых впечатлений? Поединки, купание и гонки на досках с парусом в бурю, даже гонки на колесницах успели приесться. Уже и нервы не щекочет.
Так или иначе, берег мы зачистили. Пока их дозорные напряженно высматривали корабли и озирались вокруг, мы выросли перед ними прямо из полосы прибоя и вырезали большую часть прежде, чем кто-то рот открыть успел. Их было немало, пришлось израсходовать весь запас подручных средств, от метательных дисков до кинжалов, пока дошло до мечей. Потом мы рассеялись по прибрежным кустам, преследуя оставшихся. К рассвету часть из нас облачилась в форму убитых, какая почище, а остальные, собрав снаряжение, устроились отдохнуть. Малопривлекательное занятие – извлекать те же диски из трупов, потом оружие отмывать и раскладывать. А на такое приключение денщика не потащишь, увы. Ванну бы сейчас с травным настоем и пару молоденьких массажисток…
Все же как искатель ощущений скажу: не зря я влез в эту секретно-тайно-особую команду. Что-то в резне сродни дикарскому чувственному танцу – смена плавных и резких движений, время то замедляется, противник словно движется под водой, то ускоряется, и не успеваешь уследить за движениями собственного тела. Свистящая партия лезвий под аккомпанемент стонов и звона доспехов…
Если бы еще не грязь – тело, увы, состоит не только из крови и костей. Мертвые в серебре доспехов, подобные распотрошенным рыбам, – и запах соответствующий!
* * *
Рано заскучал, без стычки все же не обошлось. Ну, отбросили мы их, как комок глины с сапога… Не совсем уж так легко, впрочем. Когда мне удалось наконец взглянуть в зеркало, ничего хорошего я там не узрел после почти недели без мытья. Лицо в разводах – любой дикарь такой боевой раскраске позавидует, волосы свалялись, как лежалые водоросли, а глаза как две пыльные льдинки.Дядя всех собрал для отеческого «спасибо», но я предпочел просторное корыто с ароматической водой. Обнаружил, к моему огорчению, свежий разрез наискось через грудь – и когда задеть успели? Удивительно, как от этой грязищи заражения не вышло, хвала Валар. Шрам, наверное, все же останется – вот так и нарушается гармония…
* * *
Месяц спустя.Мордор сдается. Над башней Барад-Дура взлетел белый флаг, и сейчас к нам прибудет посольство для переговоров. Похоже, сам Саурон в ставку явится. Дядя прислал адъютанта с распоряжением прибыть туда же – не иначе, для красоты. А для чего еще являть Темным мою полуэльфийскую физиономию?
* * *
Саурон сдался на милость победителя. Этакое смиренное достоинство или достойное смирение. Правда, показались мне в полуопущенных долу глазах некие искорки…Воистину, дядюшка вжился в роль триумфатора. Владыка Запада во всей красе и величии. Он, сказать по правде, весьма представительный мужчина, настоящий беорнинг. Саурон рядом с ним кажется хрупким юношей, хотя они одного роста. Красив утонченной эльфийской красотой, утонченной даже по эльфийским канонам. Говорит на адунаик, причем очень чисто, даже слишком. Интонации неуловимо чуждые, и возникает ощущение, что он тщательно конструирует фразы. Разумеется, ведь адунаик никак не может быть для него родной речью.
Интересно, какая речь является родной для майа? Валарин?
Его Величество выдвинул интересное стратегическое условие – Саурон должен отбыть с нами в Нуменор как заложник за всех своих подданных. Со всеми полагающимися радостями: от пешего участия в триумфальном шествии до заключения в одном из многочисленных подземелий королевского дворца (относительно удобном, полагаю). В лучшем случае – в башне. Саурон слегка скривился, потом мрачно кивнул. Дядя победно усмехнулся, а мне вновь почудились лукавые огоньки в майарских глазках. Поистине, Темный Властелин может радоваться – спас большую часть войска и жителей, крепость свою оградил от разорения, – впрочем, есть ли у него кто-то, кто ему дорог настолько, что можно радоваться, избавив его от участи заложника и себя – от тревог за него?.. А что для майа несколько десятков лет? Можно и потерпеть, а там… «либо конь помрет, либо король…» – но никак не сильнейший из майар…
Какой все же красавец! Конечно, в этом нет ничего удивительного, но все же, несмотря на то что он Враг, приятно, что водятся на Арде столь эстетичные создания. Право, и так люди начали считать себя эталоном красоты…
Задумался и вдруг почувствовал на себе его взгляд. На мгновение встретились глазами, в его взгляде мелькнуло нечто похожее на интерес. Забавно.
* * *
Парад победы. Я шагом еду на своем вороном, крайнем в ряду за Его Величеством, и вижу профиль Саурона, шагающего за королевской колесницей. Поблескивает на горле золотой ошейник, ловя полуденное солнце. Движется он с неподражаемым изяществом, лицо спокойное, какое-то безмятежное даже. Но глаза из-под полуприкрытых век смотрят пристально и даже ехидно. Впрочем, во всей осанке читается смирение и покорность судьбе, так что издалека все, несомненно, выглядит вполне благопристойно.Похоже, Саурон уже что-то задумал. Нашел же дядюшка развлечение себе на голову…
* * *
Начальник сыска перевернул страницу. Судя по новой дате, со времени войны с Мордором прошло три года. В начале страницы красовались несколько ироничных портретов, выполненных пером, потом снова шел текст. Почерк заострился еще сильнее, но он уже привык и легко разбирал слова.* * *
…Знаменательное событие: Саурона выпустили из-под замка, и ему дозволено высочайшей милостью почти свободное передвижение в пределах Арменэлос. Интересно, отчего бы это дядя так расщедрился? Отчего бы Саурону не бежать? Впрочем, зачем? Воевать? Повторять историю трехлетней давности – явная бессмыслица, любому понятная, а не только майа.Но, похоже, скоро в столице будет веселее…
* * *
Неделю спустя.Это было уже десятое приглашение от Зимрадуна (вот уж бриллиант так бриллиант!), и подыскать достойную причину для отказа показалось труднее, чем наконец соизволить согласиться. Впрочем, любезный верноподданный Зимрадун, будешь ли ты действительно рад? По крайней мере, твой прилизанный особняк, сочащийся роскошью, битком набитый «хорошим обществом», слегка пошатается…
Под утро.
Было презабавно: хозяин крутился вокруг, ловя каждую благоглупость из моих уст, а гости слегка вздрагивали от каждой вполне невинной вольности. Я потешался как мог, чтобы не уйти на Пути от скуки, и порой не без некоторого удовольствия наблюдал, как в глазах у Зимрадуна появляется выражение гончей, напавшей на след, а лоб ломает буря морщин от натужного желания запомнить мои крамольные замечания, дабы нынче же ночью настрочить донос и передать куда следует. То есть он не позднее завтрашнего дня ляжет на стол к моему приятелю Ломизиру, а вечером того же дня я уже буду держать его в руках, скучающе оценивая ораторские способности пишущего и отмечая стилистические погрешности…
Впрочем, я бы все же быстро пресытился шпильками, коими размахивают фехтовальщики словесных дуэлей, если бы не заметил у окна Саурона, с легкой улыбкой втолковывавшего нечто паре восторженных юношей. Еще раз изящно взмахнув рукой, он покинул своих собеседников и направился в нашу сторону. Приблизившись и взглянув на меня так, словно вокруг голая степь, он представился и поинтересовался, имеет ли он честь беседовать с благородным Аллором. Я отметил, что мы еще не беседуем, и предложил исправить это упущение.
Странно он общается – словно большая его часть находится не здесь. Вежлив, обаятелен, предупредителен – но все это выглядит так, будто он отдал команду внешней своей оболочке говорить и двигаться, а внутри… Взгляд, устремленный на тебя и сквозь тебя. Я улыбнулся еще шире и поинтересовался различием некоторых терминов, касающихся живописи, в синдарин и нолдорин. Хозяева чуть не отскочили за пределы слышимости (эльфийская крамола!), а Саурон слегка помрачнел. Кажется, что-то еще из глубин его сущности подтянулось к взаимодействующей с миром оболочке, словно рыбина поднялась со дна почти к самой поверхности. Я светски пояснил, что вопросом сим задался, разбирая рукопись по технике фрески, хранящуюся в нашей родовой библиотеке в Андуниэ и принадлежащей, по преданию, перу самого Келебримбора. Гортхауэр (а при общении я обращаюсь к нему так), внешне ничуть не смущаясь, поддержал беседу, вполне лестно отозвался о творчестве того же Келебримбора, потом беседа пошла об искусстве вообще.
Похоже, разговор его несколько увлек, создалось ощущение, что доля его присутствия растет. Так и проболтали до конца приема, потягивая хозяйское вино.
Предвкушаю завтрашнее прочтение доноса…