— Они опознали в бегущем мистера Чендлера? — осведомился Пуаро.
   — Было слишком темно, сэр, чтобы свидетели могли кого бы то ни было опознать. Одни видели промелькнувшую тень, другие слышали звук шагов. Но в совокупности с остальными уликами и предыдущими случаями разбойных нападений, сэр, все это не оставляет никаких сомнений.
   — Прошу всех, инспектор обвел взглядом присутствовавших, никуда не отлучаться из дома. Разумеется, к вам, мистер Пуаро, это не относится.
   — Вы поняли? — инспектор остановился в дверях. Из дома не отлучайтесь, пока я не сниму ваших показаний. Впрочем, добавил он, констебль будет дежурить у входа.

IV

   — Этого я боялся больше всего, вздохнул Пуаро, когда Драммонд вышел.
   — Нужно что-то предпринять, сказал Хью Чендлер. Он выглядел растерянным, но, во всяком случае, не потерял способности соображать, в отличие от женщин, находившихся в полуобморочном состоянии. Не может же так быть, чтобы человека упекли за решетку без достаточных доказательств!
   — Боюсь, мистер Чендлер, мягко сказал Пуаро, что у инспектора Драммонда такое количество улик, которого хватит на два обвинительных заключения. Единственное, что мне непонятно в этом деле, — мотив.
   — Мотив? — пробормотал Хью. Инспектор утверждал, что мой брат…
   — Да? — подбодрил Пуаро.
   — Он говорил, что Чарлз просто… буйное животное, которому нравится крушить все вокруг.
   — У Чарлза действительно есть в характере такая черта?
   Хью покрутил своей тонкой шеей и встревоженно посмотрел на женщин.
   — Мадемуазель, обратился Пуаро к Диане. Пожалуй, вам лучше подняться с матерью наверх.
   — Да… — сказала Диана. Мама, пойдем, я уверена, что месье Пуаро сделает все возможное…
   Она бросила на Пуаро умоляющий взгляд, сыщик поднялся, учтиво поклонился женщинам и сказал:
   — Мадам, я сделаю не только все возможное, — я узнаю правду.
   Он не был, впрочем, уверен в том, что миссис Чендлер хотела бы знать именно правду…

V

   — Вы не ответили на мой вопрос, сказал Пуаро, когда они остались вдвоем с Хью. Судя по тому, что вы не хотели, чтобы нас слышала миссис Чендлер, характер вашего брата действительно…
   — Сложный характер, кивнул Хью. — Брат подвержен буйным вспышкам. Это у него от отца, наш отец тоже был буйного нрава. Но Чарлз умеет быть и нежным мужем, и замечательным отцом для мисс Дианы. Он… Понимаете, мистер Пуаро, мы этого не афишируем, впрочем, инспектору Драммонду наверняка известно… Несколько лет назад Чарлз лежал на лечении в психиатрической клинике — у него были запои. Вышел он из клиники совершенно нормальным человеком. Я его просто не узнавал. Вскоре умер наш отец, и вы бы видели, мистер Пуаро, как заботился Чарлз о матери, я в те дни не мог посвящать ей достаточно времени, у меня готовилась выставка в Челси, это был единственный шанс, и если бы я не… Впрочем, неважно.
   — Ваша мать, кашлянув, перебил Пуаро, живет в Лойд-Мейноре?
   — Жила, поправил Хью. Здесь мы все и жили много лет назад. Потом я уехал в Лондон, у отца здесь были скотобойни, сейчас ими занимается Чарлз. А мать несколько месяцев спустя после смерти отца переехала к своей сестре в Девоншир. Она говорила, что не в силах оставаться здесь, где ей все напоминает… Ну, вы понимаете, месье Пуаро, ей было тяжело.
   — Понимаю, пробормотал Пуаро.
   — После отъезда матери Чарлз жил здесь с Каролиной и Дианой, продолжал Хью, Каролина… вы же видели ее, месье Пуаро, какое у вас сложилось впечатление?
   Пуаро неопределенно пожал плечами.
   — Я предпочел бы, сказал он, оставить пока свои впечатления при себе.
   Хью пристально посмотрел на Пуаро.
   — Да, я понимаю, сказал он без уверенности в голосе. Это просто ужасно. Ужасно и непонятно. Инспектор думал сначала, что Чарлз что-то искал в доме миссис Лоуренс. Но после второго случая… с Паркинсонами… с ними Чарлз даже и знаком не был… инспектор пришел к выводу, что это поступки бешеного быка, не отдающего отчет в своих действиях. Как ни прискорбно, мистер Пуаро, но, возможно, он прав. Я думал, что эти приступы закончились навсегда…
   — Когда это произошло в первый раз, сказал Пуаро, и когда нашли улики, почему вы не убедили брата пройти еще один курс лечения?
   — Видит Бог, я пытался, но это оказалось бесполезно. Сначала Чарлз был совершенно убежден, что не имеет ко всему этому никакого отношения. Но, когда это случилось в третий раз, он, по-моему, начал сомневаться. Он действительно ничего не помнил из того, что происходило ночью. Ему казалось, что он крепко спал, но, по его словам, ему снились кошмары, и… В конце концов, лунатики никогда не помнят того, что делают ночью. И все-таки Чарлз и слышать не хотел о том, чтобы пройти еще один курс лечения.
   — Если Чарлз по ночам выходил из дома, задумчиво сказал Пуаро, то кто-то должен был это видеть или слышать. Вы, миссис Каролина, мисс Диана или кто-то из слуг.
   — Моя спальня в противоположном крыле дома, слуги в доме не ночуют, Диана молода и спит без задних ног, а Каролина утверждает, что Чарлз не покидал спальню. Инспектор ей не верит…
   — А вы?
   Хью помолчал.
   — Не знаю, признался он. Возможно, ей действительно кажется, что она говорит правду. Впрочем, по ее же словам, она в те дни сильно утомлялась и сразу засыпала…
   — Я вижу, сказал Пуаро, поднимаясь, что сами вы, мистер Чендлер, готовы поверить в то, что ваш брат убил человека?
   — Я не знаю, мистер Пуаро. Я сам не знаю, во что верить. Я люблю Чарлза и готов присягнуть где угодно, что это человек большой души и добрейшего сердца. Но улики говорят вполне однозначно… И те старые приступы… Я не могу присягнуть, что Чарлз этого не делал…

VI

   Инспектора Драммонда Пуаро застал в его кабинете.
   — Садитесь, мистер Пуаро, обрадованно вскричал инспектор, настроение у него было прекрасным, и он торопился поделиться впечатлениями со своим именитым коллегой. Дело закончено, и теперь я могу спокойно вздохнуть.
   — Мистер Чендлер признался? — спросил Пуаро, с опаской усевшись на скрипевший стул.
   — Признался? Пока нет, да я и не думаю, что в этом есть нужда. Все указывает на то, что Чендлер опасно болен, завтра коронер, без сомнения, пошлет несчастного на освидетельствование. Видите ли, мистер Пуаро, Чендлер уже лечился от приступов бешенства несколько лет назад. Думаю, что его не повесят, но дни свои ему придется провести в не очень приятной компании.
   — Да, печально… — протянул Пуаро, и что-то в его тоне заставило инспектора внимательно посмотреть на сыщика.
   — Вы полагаете, спросил Драммонд с улыбкой, что в деле Чендлера есть какие-то неясности?
   — Почему же? В нем все ясно, удивился Пуаро. Я хотел спросить, инспектор, вы давно работаете здесь?
   — Два года, мистер Пуаро.
   — Так-так! Скажите-ка, инспектор, отец братьев Чендлер, э-э…
   — Патрик, подсказал инспектор.
   — Да…
   — Я не застал его в живых, — развел руками инспектор.
   — Я не о том. Вам должно быть известно, были ли у Патрика Чендлера приступы буйства? И что вам известно о его… э… любовных похождениях?
   — Мистер Пуаро, нахмурился инспектор. Не знаю, как у вас во Франции, но мы здесь не любители сплетен.
   — Я бельгиец, механически поправил Пуаро. И сплетни меня не интересуют.
   — Франция, Бельгия, пробормотал инспектор. Я расследовал дело Чарлза Чендлера, а не его покойного отца. Может, вам пришло в голову, что Чарлз — внебрачный сын, а? Они с братом действительно мало похожи, но к делу это не относится, вы не находите?
   — Я и не думал утверждать, что Чарлз — внебрачный сын! — изумленно воскликнул Пуаро.
   — Рад был познакомиться, сухо сказал инспектор, поднявшись.

VII

   Лавку на углу улицы Молочников содержал старый Хиггинс, грузный мужчина лет семидесяти на вид. Он сидел за кассой на вращающемся стуле, чтобы было удобнее следить за покупателями, выбиравшими товар. Пуаро минуту постоял у двери, пока обращенный к нему взгляд Хиггинса не стал подозрительным.
   — Мое имя Пуаро, сказал сыщик, подходя к кассе, и если у вас найдется свободная минута, мне бы хотелось поговорить с вами об этом страшном убийстве, что произошло сегодня.
   — Пуаро? — переспросил Хиггинс. Иностранец? Почему иностранцы интересуются нашими делами?
   — Пожалуй, — задумчиво сказал Пуаро, я смог бы вам это объяснить, если бы вы уделили мне время.
   — Мария! — крикнул Хиггинс, и из внутренней двери показалась женщина, которая была полной противоположностью своему мужу: высокая и худая, с седыми волосами, аккуратно уложенными на затылке.
   — Мария, сказал Хиггинс. Постой-ка тут, мне нужно поговорить с этим джентльменом. Он расскажет, почему иностранцы ужасно любопытный народ.
   Должно быть, миссис Хиггинс тоже была об иностранцах невысокого мнения — взгляд ее, брошенный на Пуаро, был неприязненным, если не откровенно враждебным.
   В подсобном помещении, куда Хиггинс ввел Пуаро, сесть было негде, и сыщик с ужасом подумал о том, что разговаривать придется, стоя среди нагромождения коробок, мешков и тюков. Но Лоуренс проследовал к дальней стене, где была еще одна дверь, и ввел Пуаро в аккуратную гостиную. Здесь стоял круглый стол, стулья с прямой высокой спинкой и огромный, во всю стену, буфет, доставшийся мистеру Хиггинсу, скорее всего, от горячо любимой прабабушки.
   Кивнув на один из стульев, Хиггинс пронес свое тело прямиком к буфету, и через минуту на столе стояли бутылка шотландского виски, две хрустальные рюмки и тарелка с хрустящими хлебцами.
   Пуаро сделал рукой отстраняющий жест, и Хиггинс, пожав плечами, налил себе на полпальца темной жидкости.
   — Вы, иностранцы, пробормотал он, предпочитаете пить вина, от которых только мысли заплетаются. Лучше пусть заплетаются ноги, а?
   Он рассмеялся своей шутке, но сразу оборвал смех.
   — Послушайте, мистер Пьеро…
   — Пуаро, поправил сыщик, поморщившись — Прошу прощения… Так вот, мистер Пуаро, если иностранные газеты будут писать о бедняге Чендлере, имейте в виду — он не виноват.
   — Вы хотите сказать, что он не убивал вашего соседа, мистера Райса? — спросил Пуаро.
   — Бедняга Райс, произнес Хиггинс, воздев очи горе, но Пуаро не услышал в голосе бакалейщика и тени сожаления. Когда я услышал сегодня, как Чарлз с ним расправился, то на секунду пожалел, что это сделал не я. Гнусная личность, скажу я вам как иностранцу, вы не разбираетесь в нас, англичанах, между тем, каждый житель Кавершема вам скажет — Райс был негодяем и шантажистом.
   Хиггинс даже покраснел от возмущения. Наверняка, подумал Пуаро, бакалейщик тоже был жертвой шантажа и потратил немалую сумму, чтобы откупиться. Интересно, на чем мог поймать Райс этого добродушного на первый взгляд старика? А на чем он мог поймать Чарлза Чендлера?
   — Вы думаете, что мистер Райс шантажировал Чендлера, и тот…
   — Нет! — воскликнул Хиггинс. Положительно, вы, иностранцы, ничего не понимаете. Может быть, Райс и шантажировал Чендлера, но Чарлз не в состоянии — поймите вы, наконец, не в состоянии, повторяю я, убить человека, будучи в здравом уме и твердой памяти.
   — То есть, вы хотите сказать… — закивал Пуаро, будто ему пришла неожиданная мысль, которую он не решался высказать вслух.
   — Конечно! Лет шесть-семь назад Чарлз сильно страдал от запоев, я слышал, что он даже лежал в клинике. И вылечился, несколько лет он был тихим, как голубь. А потом, видимо, кровь отца взяла свое.
   — Отец братьев Чендлер был… э… не в себе? — спросил Пуаро с озабоченным видом.
   — Патрик Чендлер был джентльменом! — воскликнул Хиггинс. Он бывал буйным, как-то он снес дверь у миссис Пембридж, так на это были свои причины.
   — Да? Какие? — быстро спросил Пуаро.
   — Что? — Хиггинс уставился на Пуаро непонимающим взглядом. Похоже, что бакалейщик слышал только себя. Вот я и говорю, умер Патрик Чендлер от удара, а миссис Этель сразу отсюда уехала, оставив детей с носом. Собственных детей, заметьте!
   Хиггинс замолчал, чтобы налить в рюмку еще на полпальца виски и опрокинуть его одним глотком.
   — Значит, сказал Пуаро, нахмурившись, мать Чарлза и Хью прибрала к рукам деньги мужа и уехала, оставив собственных детей без средств к существованию?
   Хиггинс захохотал так, что, как показалось Пуаро, со стен посыпалась штукатурка. Бакалейщику доставляло удовольствие просвещать непонятливого иностранца, а после второй рюмки виски Хиггинсу было уже трудно удержать язык на привязи.
   — Без средств, скажете тоже, фыркнул Хиггинс, отсмеявшись. Впрочем, откуда вам знать, действительно? — удивился он собственной догадке. Вы ведь не жили в Кавершеме! Так вот, я вам скажу, братья Чендлер получили Лойд-Мейнор, в котором живут сейчас, и небольшую скотобойню, от которой вдова сама отказалась. А деньги — да, деньги братьям не достались. Собственно, на деньги им и рассчитывать было нечего, при живой-то матери, верно?
   — Большие деньги? — полюбопытствовал Пуаро.
   — Поговаривали о сотне тысяч фунтов, мистер! Патрик Чендлер хорошо вел дела, не то, что сыновья. Младшему, Хью, нужно только одно — красками малевать, а старший, Чарлз, тоже оказался неважным хозяином. А особенно, когда начались эти… да… так он и вовсе стал какой-то странный…
   — Странный? — встрепенулся Пуаро. Буйный, вы хотите сказать?
   — Буйный? — с сомнением произнес Хиггинс и, чтобы поддержать мыслительную деятельность, налил себе еще немного виски, покосившись на закрытую дверь в подсобное помещение. Я его ни разу в буйном состоянии не видел, и слава Богу. Он частенько наведывался в лавку, и, я вам скажу, в последнее время был какой-то сам не свой.
   — Еще бы, сказал Пуаро, пожимая плечами, будешь сам не свой, когда не можешь справиться с собственными эмоциями.
   — Вы думаете? — спросил Хиггинс, с подозрением глядя на иностранного гостя. Нет, добавил он решительно. Я видел его и пьяным, и трезвым, а в последнее время Чарлз был… мрачным… Вот! Именно мрачным, если вы понимаете, что я хочу сказать, мистер. Мрачным…
   Он еще раз повторил это слово, сопоставляя его с собственными впечатлениями, и остался доволен.
   — Смотрел на вас и будто не видел? — сказал Пуаро.
   — Именно так, мистер, именно так!
   — Прошу прощения, — сказал Пуаро, поднимаясь, — за то, что отнял у вас время.
   Хиггинс сделал широкий жест.
   — Надеюсь, сказал он, что теперь иностранные газеты не будут писать о Чарлзе Чендлере напраслину. Сюда, мистер, вот в эту дверь.
   — Не будут, пообещал Пуаро, выходя в коридор, который вел в холл дома Хиггинсов. Через минуту за ним захлопнулась парадная дверь, и Пуаро несколько минут стоял в неподвижности, хмуря брови и разглядывая носки собственных туфель.
   — Должно было быть именно так, пробормотал он, но тогда непонятно…
   Неожиданно он хлопнул себя ладонью по лбу с такой силой, что две девочки, разглядывавшие витрину лавки Хиггинса, испуганно отошли подальше от странного господина в шляпе и с тростью.

VIII

   Старуха Лоуренс была глуха, и уже через минуту разговора Пуаро понял, что из дома можно было вынести всю мебель, а женщина, читавшая книгу в своей спальне, даже не повернула бы голову на грохот.
   — Очень разумно с его стороны, сказал Пуаро, отвечая скорее на собственные мысли, нежели на вопрос миссис Лоуренс, почему французы интересуются сумасбродным мистером Чендлером.
   — Что вы сказали? — крикнула старуха.
   — Я сказал, миссис Лоуренс, что вы еще легко отделались! Ведь он мог ввалиться и в вашу спальню!
   Старуха захихикала, по-своему истолковав замечание Пуаро.
   — Ну да, ну как же! — завопила она, тыкая в Пуаро пальцем. Тогда он бы и меня убил, как бедного Райса! Этот Чендлер просто зверь, я вам скажу!
   — Значит, у вас ничего не пропало?
   — Ничего! Я все пересчитала, у меня строгий учет, каждая ложка на своем месте! Я же говорю — просто зверь!
   — Вы были с ним знакомы? — прокричал Пуаро.
   — Знакома? Никогда не видела, никогда! Бог миловал!
   — Может, отца его знали, мистера Патрика Чендлера?
   — Никого из этой семейки, мистер! Я тут всю свою жизнь живу, и родители мои тут жили, и ни с какими Чендлерами не знались!
   — Ну и хорошо, сказал Пуаро, поднимаясь с жесткого стула, на котором сидеть было так же удобно, как на придорожном камне.
   — Что вы сказали, мистер?
   — Я сказал, что желаю вам дожить до ста лет! — крикнул Пуаро, направляясь к двери.
   — Вашими молитвами… — неожиданно тихо пробормотала миссис Лоуренс.
   — Господи, сказал себе Пуаро, выйдя на улицу, почему бы ей не купить слуховой аппарат?

IX

   Паркинсоны оказались полной противоположностью миссис Лоуренс: два благообразных человечка, о каких говорят «божьи одуванчики». Мистеру Паркинсону было около шестидесяти, жене его чуть меньше, оба невысокого роста и тщедушного телосложения. Пуаро был встречен весьма любезно, более того, оказалось, что мистер Паркинсон и прежде слышал фамилию… как вы сказали… конечно, Пуаро, конечно… очень известная фамилия, популярный политический деятель, член Национального собрания Франции…
   — Вообще говоря… — Пуаро поморщился, но все же не стал объяснять мистеру Паркинсону его заблуждение.
   Пуаро провели в аккуратную гостиную, где, конечно, уже не осталось никаких следов разгрома, и усадили в глубокое кресло, выбраться из которого без посторонней помощи было бы затруднительно.
   — Мы как раз собирались пить чай, радостно сообщила миссис Паркинсон. Вы не откажетесь?
   — Благодарю вас, торжественно сказал Пуаро, поскольку именно такой интонации ожидали от него хозяева.
   — Сиди, Сара, сказал мистер Паркинсон, сиди, я распоряжусь сам.
   Он покинул гостиную быстрыми шагами, и миссис Паркинсон сказала, понизив голос:
   — Мистер Пуаро, у моего мужа больное сердце, и воспоминания о том… происшествии… Вы понимаете меня?
   — О, конечно, отозвался Пуаро. Собственно, я вовсе не собирался расспрашивать вас о подробностях того неприятного вечера. Вовсе нет! Мои вопросы совершенно нейтральны. Вот, к примеру: давно ли вы живете в Кавершеме?
   Миссис Паркинсон задумалась.
   — Нет… Сейчас я вам скажу точно. Мы переехали в этот дом три года и девять месяцев назад. До этого жили в Бирмингеме, но мужу оказался вреден климат, вы, наверное, не знаете, но там зимой так сыро, что у Роджера…
   Она оборвала себя на полуслове, потому что вернулся мистер Паркинсон и сообщил, что чай будет подан через пять минут.
   — У вас широкий круг знакомых? — спросил Пуаро. Я имею в виду, часто ли вы ходите в гости, и часто ли ходят к вам?
   Мистер Паркинсон, пересчитав в уме всех своих знакомых, сказал, не торопясь:
   — Восемь семей. Это весьма респектабельные люди нашего круга и возраста. Пожалуй, у нас нет ни одного незанятого вечера. Или приходят к нам, или мы посещаем друзей сами. Приятная беседа — лучшее, что нам осталось в жизни.
   Он улыбнулся, и Пуаро энергично кивнул головой, выражая согласие.
   — Приятная беседа хороша тем, сказал он, что в ней узнаешь больше нового, чем из книг. Что до меня, пожаловался он, то я плохо запоминаю написанное, иное дело — когда слышишь нечто из уст человека, которому доверяешь.
   — Совершенно с вами согласен, мистер Пуаро, сказал Патриксон.
   Служанка, такая же маленькая, как хозяева, а возрастом, пожалуй, даже постарше, вошла в гостиную и поставила на стол поднос с тремя чашками, хрустальную сахарницу и вазочку с вареньем.
   — Очень приятная женщина, сказал о служанке Пуаро, она и живет здесь, с вами?
   — Нет, что вы, мы вполне обходимся без посторонней помощи. Миссис Рэдрикс приходит, чтобы приготовить обед и немного прибрать в квартире. Иногда остается, как сейчас, если у нас гости. Обычно мы ее отпускаем в пять часов.
   — Разумно, сказал Пуаро, отхлебывая холодный чай, вкусом напоминавший пожухлую траву. Помолчав, он все-таки решился затронуть неприятную для мистера Паркинсона тему, не потому, что это представлялось ему таким уж необходимым, но ведь хозяин ждал от гостя вопроса, непременно связанного с давешними событиями, иначе о чем же он расскажет вечером своим друзьям?
   — А старого Чендлера вы уже не застали в живых? — спросил Пуаро.
   — Старого Чендлера? — переспросил мистер Паркинсон. Я слышал о нем… уже после того, как случилось эта ужасное нападение… друзья выражали нам свое сочувствие и кое-что рассказали об этой семье. Но самого-то мы не застали, он умер раньше, чем мы сюда переехали. Он был не старым, знаете ли. Видимо, буйный нрав не идет на пользу здоровью.
   — Я слышал, сказал Пуаро, — что жена ему изменяла. Готов в это поверить, братья Чендлеры совершенно не похожи друг на друга.
   — Ну что вы, — покачал головой мистер Паркинсон, мы слышали как раз противоположное. Сара, кто говорил нам о том, что покойный Чендлер имел любовницу?
   — Сэм Горн, с готовностью вступила в разговор миссис Паркинсон. Правда, я не помню, называл ли он чье-то имя…
   — Нет, покачал головой мистер Паркинсон, не называл, я бы запомнил. Да и откуда ему знать, он сам слышал какие-то разговоры, ничего конкретного…
   — Благодарю вас за чай и приятную беседу, сказал Пуаро и сделал попытку подняться.
   — Вы уже уходите? — разочарованно спросила миссис Паркинсон. Род, пригласи мистера Пуаро остаться, сегодня к нам должны придти Мейсоны, очень приятные люди, которые…
   Третья попытка выбраться из кресла оказалась удачной, и Пуаро поклонился.
   — Сожалею, миссис Паркинсон, но дела не позволяют мне…
   — Жаль, флегматично заметил мистер Паркинсон, дела всегда мешают человеку жить так, как ему хочется.
   Пуаро не стал возражать.

X

   По дороге к миссис Пембридж Пуаро зашел к бедняге Клейтону, чьи стоны слышны были с улицы. На звонок вышла хмурая женщина, которая могла быть и самой миссис Клейтон, и служанкой, либо домоправительницей. Во всяком случае, фартук, который был надет на женщине, показался Пуаро достаточно непрезентабельным.
   — Могу ли я поговорить с мистером Клейтоном? — спросил сыщик, приподняв шляпу. Мое имя Эркюль Пуаро, я частный детектив и расследую дело, одним из пострадавших в котором оказался по несчастливой случайности ваш… э…
   — С мистером Клейтоном? — удивилась женщина. Вы что, не местный? А, вижу, иностранец… С мистером Клейтоном, скажете тоже… Проходите, мистер.
   Несколько озадаченный, Пуаро прошел в мрачного вида гостиную, главной достопримечательностью которой был лежавший кверху ножками диван. Поскольку стульев и, тем более, кресел, в комнате не было, то сесть Пуаро не предложили. Откуда-то продолжали доноситься странные звуки, которые Пуаро принял за стоны. Скорее, это был какой-то заунывный вой, сродни наигрышам на волынке, от которых у Пуаро начинала болеть голова. По его глубокому убеждению, подобные звуки были специально придуманы дьяволом, чтобы мешать работе серых клеточек — единственному, чем человек отличался от своих меньших братьев.
   — Не обращайте внимания, резко сказала женщина, это мой муж делает вид, что поет оперные арии.
   — Вот как? — теперь Пуаро действительно начало казаться, что он узнает знакомую мелодию одного из Рихардов: то ли Вагнера, то ли Штрауса, композиторов, которых он не любил не меньше, чем звуки шотландской волынки.
   — Ваш муж уже оправился после нападения? — спросил Пуаро, внимательно разглядывая ножки дивана.
   — Мне нужно было самой спуститься, заявила миссис Клейтон. Тогда оправляться пришлось бы этому негодяю Чендлеру!
   — Не сомневаюсь, вежливо сказал Пуаро.
   — Но я не намерена оставлять это без последствий! — продолжала миссис Клейтон. Я подала судье заявление о компенсации. Пусть Чендлер заплатит прежде, чем его повесят! Вот, поглядите, что он сделал с диваном!
   По мнению Пуаро, единственное, что сделали с диваном, это перевернули его вверх ножками, причем, сделал это, скорее всего, вовсе не взломщик. Впрочем, вступать в спор с хозяйкой Пуаро не собирался. Он намерен был задать один-единственный вопрос и задал его, улучив паузу в словесном Везувии миссис Клейтон.
   — А отец Чарлза Чендлера, сказал Пуаро, — вы его хорошо знали?
 
   — Кого? — подозрительно спросила миссис Клейтон. Какой еще отец? Старый олух помер несколько лет назад, пусть земля ему будем пухом. Знала! А кто ж его не знал? Это был бабник, каких мало! Ни одной юбки не пропускал. Бедная Этель так с ним намучилась, что, когда этот греховодник отправился на тот свет, она и месяца не прожила в Кавершеме. Не хотела встречаться на улице со всякими…
   Миссис Клейтон неожиданно замолчала, и одновременно — по странному совпадению — умолк голос мистера Клейтона. От возникшей тишины у Пуаро зазвенело в ушах.
   — Со всякими, сказали вы… — начал он.
   Но миссис Клейтон, видимо, решила, что сказала больше того, что хотела.
   — Простите, мистер, женщина открыла дверь в прихожую и недвусмысленно показала Пуаро дорогу к выходу, я поднимусь к мужу, иначе этот дуралей встанет с постели. С его-то переломами… Будьте здоровы, мистер сыщик.