Эта политика Праги усугублялась назначением вице-губернатором Антонина Розсипала, лидера Чешской аграрной партии, который фактически был правителем края. Он тоже придерживался русофильских взглядов.
В исторической литературе поднимается вопрос: почему чехословацкое правительство проводило политику постоянных обещаний, в том числе и в ответах Лиге Наций на жалобы, поступавшие туда с разных сторон, и в то же время затягивало предоставление автономии краю, хотя Прага подписала обязательства с Парижской мирной конференцией по этому вопросу и давала аналогичные обещания и населению Подкарпатья? Ответ на этот вопрос дает анализ настроения обманутого населения провинции. После выборов в органы местного (сельского) самоуправления в 1923 году, на которых блок аграрных партий показал обнадеживающие для премьера Швеглы результаты, он решил провести довыборы в Национальное собрание Чехословакии (палату депутатов и сейм) от восточной провинции, но пока не рискнул проводить выборы в Национальное собрание (сейм) Подкарпатской Руси. Довыборы были назначены на март 1924 года и широко рекламировались в чехословацкой печати, из чего можно было сделать вывод, что якобы выполняется обещание о предоставлении автономии.
Однако на этот раз замысел аграриев не прошел – их блок распался еще до выборов, а результаты голосования оказались для них неожиданными. В выборах приняли участие 13 партий и партийных блоков, голосование проходило по партийным спискам (кандидаты от партий заносились в отдельные бюллетени, каждая партия имела свой номер и цвет). За неделю до выборов избиратели получали на дому пачку бюллетеней всех участвовавших в выборах партий и пустой конверт, в который вкладывали бюллетень той партии, за которую собирались отдать свой голос, и отправлялись к урнам. Из 254 724 избирателей, принявших участие в голосовании, 100 242 человека (почти 40 %) проголосовали за коммунистическую партию. Она получила четыре мандата из девяти в палату представителей и два из четырех – в сенат. Вслед за ней шли Венгерская партия автохтонов с 28 тыс. голосов, Автономный земледельческий союз (21 тысяча), почти столько же собрала социал-демократическая партия. Карпаторусская трудовая партия получила 20 тыс. голосов, а Республиканская аграрная партия – 15 тысяч (6,4 %). Эти партии прошли в парламент, каждая из них получила по одному месту в палате представителей. Кроме того, автохтоны и Автономный земледельческий союз получили по одному месту в сенате. Остальные партии, принимавшие участие в выборах, набрали менее 3 тыс. голосов каждая.[250] В результате сторонники пражского правительства получили поддержку только 40 % населения.[251]
После этих выборов стало ясно, что пражское правительство любым способом будет откладывать решение проблемы автономии Подкарпатской Руси до тех пор, пока сторонники этой власти не получат поддержки большинства населения края. В печати проскальзывали даже суждения о сроках (после воспитания чехами нового поколения или полстолетия и тому подобное). Посланный Швеглой в Подкарпатскую Русь поправлять дела Чешской аграрной партии его молодой воспитанник Ян Брандейс позднее писал о якобы истинной причине успеха коммунистов в крае, объясняя его неимоверной отсталостью рабочих и крестьян, особенно в верховинских селах, жители которых исповедуют антииндивидуализм и коллективизм. Он обращал внимание на условия их жизни и страшную нищету. Жили они в похожих друг на друга низких темных деревянных домах из одной комнаты и сарая. Имели небольшие участки земли, одинаково одевались, ежедневно ели одно и то же. И делал вывод: пока существует эта бедность, будет влияние коммунистов.[252]
Вместе с Брандейсом аграрная партия послала в Подкарпатскую Русь еще одного энергичного активиста – Йозефа Заица. Используя ресурс правящей партии, они развернули такую пропаганду и иного рода деятельность, что им удалось постепенно добиться перелома в пользу аграрной партии. Уже на парламентских выборах 1925 года она увеличила свой вес в восточной провинции с 6,4 до 14,2 %. Коммунисты получили меньше голосов, чем в 1924 году, но остались на первом месте по числу поданных за них бюллетеней.
Среди мер, проведенных правящей коалицией после выборов, особого внимания заслуживает административная реформа в Чехословакии. В результате нее Подкарпатская Русь превратилась в четвертую землю (край) (после Чехии, Моравии и Силезии, Словакии), получив новое наименование – Zeme Podkarpatoruska (Подкарпаторуський край).[253] Демаркационная линия со Словакией становилась окончательной границей. Административная реформа вступила в силу с 1928 года и сопровождалась внутренней реформой в крае. Восточная провинция была поделена на 12 округов. В Ужгороде была образована краевая рада в составе 24 человек, две трети которой избирались, а одна треть – назначалась. Вице-губернатор (чех) Антонин Розсипал стал президентом края, а заодно и председателем рады. Он был прямо подчинен Праге, и фактическим руководителем провинции стал он, а не губернатор.
Против административной реформы поднялась волна протестов. По этому вопросу на время совместно выступили русофилы из партии Андрея Гагатко и украинофилы из партии Августина Волошина. Депутаты и сенаторы выступали в чехословацком парламенте, писали петиции в Лигу Наций, президенту и правительству. Но чехословацкие власти на все это не реагировали, протесты замалчивались и игнорировались.
В 1929 году были проведены внеочередные выборы в парламент Чехословакии, в результате которых правительственный блок партий в Подкарпатье впервые получил большинство. Аграрная партия собрала 77 419 голосов, а число сторонников коммунистов сократилось с 75 669 человек в 1925 году до 40 582 человек. Автономный земледельческий союз получил 48 609 голосов, а венгерские партии – 30 455 голосов.[254]
Объяснялось это не только усилением пропагандистской деятельности аграрной партии, использовавшей административный ресурс, но и кризисом внутри чехословацкой компартии и начавшимся мировым экономическим кризисом.
Однако в 1930-е годы положение в крае изменилось вновь в пользу оппозиции к правительству Чехословакии. Положение в стране в целом становилось все более тревожным, особенно после прихода к власти в Германии Адольфа Гитлера и его нацистской партии. Внутри страны активизировались немецкое, венгерское и польское национальные меньшинства. Поднимали голову реваншистские силы и в некоторых соседних странах.
В связи с политикой чехословацкого правительства в отношении Подкарпатья в исторической литературе поднимался вопрос: была ли она направлена на чехизацию края? Одни считают, что такая попытка была, а другие однозначно отрицают. Магочий полагает, что у чешского правительства и намерений не было превратить закарпатских украинцев в чехов. Сторонники первой точки зрения опираются прежде всего на данные, связанные с соотношением чехов и представителей других национальностей в управлении краем, и политику в области образования. Это та область, которой правительство уделяло особое внимание. По этим проблемам есть возможность привести следующие данные. В Подкарпатской Руси в 1921 году среди нотарей (это не нотариусы в современном понимании слова, а руководители администрации в волостях и выше, назначенные представители власти на местах) было 104 чеха и словака, 69 русинов, 65 венгров, 4 еврея, I румын и 1 немец.[255]
В 1927 году в Подкарпатье среди государственных служащих в администрации было 255 чехов, 17 словаков, 142 русина, 56 венгров и 22 представителя других национальностей.[256]
Более детально это положение отражено на 1935 год. В земском (краевом) управлении были заняты семь чехов и один украинский эмигрант. Из 12 начальников округов 7 человек были чехами, один – украинским эмигрантом, два – русскими эмигрантами и два – русинами. Главными нотарями были чех и русин. Нотарями и их помощниками работали 163 чеха, 11 украинских эмигрантов, 3 русских эмигранта, 42 русина и 29 венгров. Помощниками глав администрации были 21 чех, 3 украинских и 1 русский эмигрант и 3 русина. Служащих насчитывалось: 497 чехов, 20 украинских и 12 русских эмигрантов, 85 русинов и 54 венгра. Даже среди обслуживающего персонала было 24 чеха, 1 русский эмигрант, 6 русинов и 5 венгров.[257]
Следовательно, краем правил назначенный вице-губернатор, получивший должность президента, при помощи чешской бюрократии. Губернатор оставался номинальной фигурой. Как показывают вышеприведенные данные, все важные и ответственные посты находились исключительно в руках чехов либо эмигрантов. И среднее звено иерархии принимало в свою среду местных жителей осторожно и в такой пропорции, чтобы не нарушить внутренний характер самой администрации. В низших слоях администрации, у которых фактически не было никакой власти, местные жители, включая представителей национальных меньшинств, были представлены более широко, хотя и здесь их уравновешивали большим числом чехов или прибегали к другим методам, в том числе в населенных пунктах, где на выборах побеждали оппозиционные партии и избирали неугодных властям старост, на место избранных назначали правительственных комиссаров.[258] Такой была система, созданная правительством Чехословакии для контроля над русинами. Хотя ее руководители временами под воздействием требований местных партий либо в ответ на робкие запросы Совета Лиги Наций делали заявления, что когда-то они выполнят взятые на себя обязательства и предоставят провинции автономию. Но, как отметил тогда английский историк, следивший за развитием событий в этом регионе, эти обещания с годами становились все менее конкретными.
Можно усомниться в достоверности категорического утверждения второй группы историков, отрицавших ассимиляторские намерения чехословацкого правительства. Об этом свидетельствует следующее: по данным чехословацкой переписи 1921 года, в это время в Подкарпатье насчитывалось 19 775 чехов, а по переписи 1930 года их стало уже 33 961 человек.[259] Это время историки называют временем первого наплыва чехов в Подкарпатье. Чешский язык как предмет преподавался во всех школах всех уровней. Создавались чешские школы: в 1920 году их насчитывалось 22 из 475 начальных школ, в 1931-м – 158 из 727 начальных, две горожанские школы и одно педагогическое училище (средняя школа). В 1930-е годы начальные школы стали восьмиклассными. В 1938 году из 803 (народных) начальных школ чешских было 188. Кроме того, к этому времени из 44 горожанских школ 23 были чешскими, чешскими были также гимназия и педучилище. Из школ национальных меньшинств больше всего было венгерских.
В этом вопросе проблема заключалась и в том, что чешские школы открывали, прибегая к различным подтасовкам, и в таких селах, в которых чехи не проживали вообще. Это давало повод оппозиционным партиям требовать закрыть чешские школы в тех местах, где не было учеников. Затрагивая этот вопрос во втором томе «Очерков», М.И. Кляп утверждал, что это только «проявление несправедливости» и «чешского шовинизма», «но не курс политики правительства», прибегая к странной аргументации: «ибо программы чехизации в документах не встречаем».[260] В связи с этим возникает вопрос: где, когда и какое правительство решалось на включение в свою программу намерения ассимиляции? Везде, где она проводилась, она проходила тихо, обманным путем.
В том же труде председатель редколлегии, ответственный редактор, руководитель авторского коллектива и автор многих частей тома И.М. Гранчак привел такой факт. В начале 1930 года вице-губернатор Антонин Розсипал дал распоряжение школьным инспекторам, чтобы те в своем общении с судами, всеми учреждениями, предприятиями и другими организациями республики пользовались «исключительно чешским языком» как государственным.[261] Кроме того, автор отметил, что цензоры запрещали в публичных выступлениях употребление наименования «Закарпатская Украина», а давали указания пользоваться конституционным названием «Подкарпатская Русь». Во время переписи населения 1930 года исполнители получили директиву властей все местное славянское население записывать по национальности русинами, в том числе и тех, которые считали себя украинцами.[262]
Не в пользу точки зрения противников ассимиляции и то, что произошло с теми русинами, которые оказались на правах национального меньшинства под словацким управлением. По статистике 1930 года их там проживало 91 079 человек, а в следующей переписи их уже было зафиксировано только 35 435 человек. Остальные в основном были ассимилированы в словацкой среде.
Невыполнение чехами обязательств по предоставлению автономии Подкарпатью затрагивало и русинов, проживавших в Восточной Словакии на правах национального меньшинства. Они, конечно, надеялись на временный характер своего положения, но их постигло разочарование. Они не могли пользоваться и той иллюзорной автономией, которую якобы частично получили русины в восточной провинции, ибо и там уже никто не верил в этот миф.
Внутреннее положение Чехословакии усложнялось не только поразившим и ее мировым экономическим кризисом, ростом безработицы, подъемом борьбы масс за свои права, активизацией национальных меньшинств и оппозиционных партий, но и внешней угрозой как со стороны Германии, так и со стороны Венгрии, которая в 1930-е годы не прекращала высказывать свои претензии к соседним странам, в том числе и к Чехословакии. В зависимости от складывавшейся обстановки Венгрия или обостряла территориальные претензии, или сглаживала их, ведя переговоры с соседними странами.
Глава шестая
В исторической литературе поднимается вопрос: почему чехословацкое правительство проводило политику постоянных обещаний, в том числе и в ответах Лиге Наций на жалобы, поступавшие туда с разных сторон, и в то же время затягивало предоставление автономии краю, хотя Прага подписала обязательства с Парижской мирной конференцией по этому вопросу и давала аналогичные обещания и населению Подкарпатья? Ответ на этот вопрос дает анализ настроения обманутого населения провинции. После выборов в органы местного (сельского) самоуправления в 1923 году, на которых блок аграрных партий показал обнадеживающие для премьера Швеглы результаты, он решил провести довыборы в Национальное собрание Чехословакии (палату депутатов и сейм) от восточной провинции, но пока не рискнул проводить выборы в Национальное собрание (сейм) Подкарпатской Руси. Довыборы были назначены на март 1924 года и широко рекламировались в чехословацкой печати, из чего можно было сделать вывод, что якобы выполняется обещание о предоставлении автономии.
Однако на этот раз замысел аграриев не прошел – их блок распался еще до выборов, а результаты голосования оказались для них неожиданными. В выборах приняли участие 13 партий и партийных блоков, голосование проходило по партийным спискам (кандидаты от партий заносились в отдельные бюллетени, каждая партия имела свой номер и цвет). За неделю до выборов избиратели получали на дому пачку бюллетеней всех участвовавших в выборах партий и пустой конверт, в который вкладывали бюллетень той партии, за которую собирались отдать свой голос, и отправлялись к урнам. Из 254 724 избирателей, принявших участие в голосовании, 100 242 человека (почти 40 %) проголосовали за коммунистическую партию. Она получила четыре мандата из девяти в палату представителей и два из четырех – в сенат. Вслед за ней шли Венгерская партия автохтонов с 28 тыс. голосов, Автономный земледельческий союз (21 тысяча), почти столько же собрала социал-демократическая партия. Карпаторусская трудовая партия получила 20 тыс. голосов, а Республиканская аграрная партия – 15 тысяч (6,4 %). Эти партии прошли в парламент, каждая из них получила по одному месту в палате представителей. Кроме того, автохтоны и Автономный земледельческий союз получили по одному месту в сенате. Остальные партии, принимавшие участие в выборах, набрали менее 3 тыс. голосов каждая.[250] В результате сторонники пражского правительства получили поддержку только 40 % населения.[251]
После этих выборов стало ясно, что пражское правительство любым способом будет откладывать решение проблемы автономии Подкарпатской Руси до тех пор, пока сторонники этой власти не получат поддержки большинства населения края. В печати проскальзывали даже суждения о сроках (после воспитания чехами нового поколения или полстолетия и тому подобное). Посланный Швеглой в Подкарпатскую Русь поправлять дела Чешской аграрной партии его молодой воспитанник Ян Брандейс позднее писал о якобы истинной причине успеха коммунистов в крае, объясняя его неимоверной отсталостью рабочих и крестьян, особенно в верховинских селах, жители которых исповедуют антииндивидуализм и коллективизм. Он обращал внимание на условия их жизни и страшную нищету. Жили они в похожих друг на друга низких темных деревянных домах из одной комнаты и сарая. Имели небольшие участки земли, одинаково одевались, ежедневно ели одно и то же. И делал вывод: пока существует эта бедность, будет влияние коммунистов.[252]
Вместе с Брандейсом аграрная партия послала в Подкарпатскую Русь еще одного энергичного активиста – Йозефа Заица. Используя ресурс правящей партии, они развернули такую пропаганду и иного рода деятельность, что им удалось постепенно добиться перелома в пользу аграрной партии. Уже на парламентских выборах 1925 года она увеличила свой вес в восточной провинции с 6,4 до 14,2 %. Коммунисты получили меньше голосов, чем в 1924 году, но остались на первом месте по числу поданных за них бюллетеней.
Среди мер, проведенных правящей коалицией после выборов, особого внимания заслуживает административная реформа в Чехословакии. В результате нее Подкарпатская Русь превратилась в четвертую землю (край) (после Чехии, Моравии и Силезии, Словакии), получив новое наименование – Zeme Podkarpatoruska (Подкарпаторуський край).[253] Демаркационная линия со Словакией становилась окончательной границей. Административная реформа вступила в силу с 1928 года и сопровождалась внутренней реформой в крае. Восточная провинция была поделена на 12 округов. В Ужгороде была образована краевая рада в составе 24 человек, две трети которой избирались, а одна треть – назначалась. Вице-губернатор (чех) Антонин Розсипал стал президентом края, а заодно и председателем рады. Он был прямо подчинен Праге, и фактическим руководителем провинции стал он, а не губернатор.
Против административной реформы поднялась волна протестов. По этому вопросу на время совместно выступили русофилы из партии Андрея Гагатко и украинофилы из партии Августина Волошина. Депутаты и сенаторы выступали в чехословацком парламенте, писали петиции в Лигу Наций, президенту и правительству. Но чехословацкие власти на все это не реагировали, протесты замалчивались и игнорировались.
В 1929 году были проведены внеочередные выборы в парламент Чехословакии, в результате которых правительственный блок партий в Подкарпатье впервые получил большинство. Аграрная партия собрала 77 419 голосов, а число сторонников коммунистов сократилось с 75 669 человек в 1925 году до 40 582 человек. Автономный земледельческий союз получил 48 609 голосов, а венгерские партии – 30 455 голосов.[254]
Объяснялось это не только усилением пропагандистской деятельности аграрной партии, использовавшей административный ресурс, но и кризисом внутри чехословацкой компартии и начавшимся мировым экономическим кризисом.
Однако в 1930-е годы положение в крае изменилось вновь в пользу оппозиции к правительству Чехословакии. Положение в стране в целом становилось все более тревожным, особенно после прихода к власти в Германии Адольфа Гитлера и его нацистской партии. Внутри страны активизировались немецкое, венгерское и польское национальные меньшинства. Поднимали голову реваншистские силы и в некоторых соседних странах.
В связи с политикой чехословацкого правительства в отношении Подкарпатья в исторической литературе поднимался вопрос: была ли она направлена на чехизацию края? Одни считают, что такая попытка была, а другие однозначно отрицают. Магочий полагает, что у чешского правительства и намерений не было превратить закарпатских украинцев в чехов. Сторонники первой точки зрения опираются прежде всего на данные, связанные с соотношением чехов и представителей других национальностей в управлении краем, и политику в области образования. Это та область, которой правительство уделяло особое внимание. По этим проблемам есть возможность привести следующие данные. В Подкарпатской Руси в 1921 году среди нотарей (это не нотариусы в современном понимании слова, а руководители администрации в волостях и выше, назначенные представители власти на местах) было 104 чеха и словака, 69 русинов, 65 венгров, 4 еврея, I румын и 1 немец.[255]
В 1927 году в Подкарпатье среди государственных служащих в администрации было 255 чехов, 17 словаков, 142 русина, 56 венгров и 22 представителя других национальностей.[256]
Более детально это положение отражено на 1935 год. В земском (краевом) управлении были заняты семь чехов и один украинский эмигрант. Из 12 начальников округов 7 человек были чехами, один – украинским эмигрантом, два – русскими эмигрантами и два – русинами. Главными нотарями были чех и русин. Нотарями и их помощниками работали 163 чеха, 11 украинских эмигрантов, 3 русских эмигранта, 42 русина и 29 венгров. Помощниками глав администрации были 21 чех, 3 украинских и 1 русский эмигрант и 3 русина. Служащих насчитывалось: 497 чехов, 20 украинских и 12 русских эмигрантов, 85 русинов и 54 венгра. Даже среди обслуживающего персонала было 24 чеха, 1 русский эмигрант, 6 русинов и 5 венгров.[257]
Следовательно, краем правил назначенный вице-губернатор, получивший должность президента, при помощи чешской бюрократии. Губернатор оставался номинальной фигурой. Как показывают вышеприведенные данные, все важные и ответственные посты находились исключительно в руках чехов либо эмигрантов. И среднее звено иерархии принимало в свою среду местных жителей осторожно и в такой пропорции, чтобы не нарушить внутренний характер самой администрации. В низших слоях администрации, у которых фактически не было никакой власти, местные жители, включая представителей национальных меньшинств, были представлены более широко, хотя и здесь их уравновешивали большим числом чехов или прибегали к другим методам, в том числе в населенных пунктах, где на выборах побеждали оппозиционные партии и избирали неугодных властям старост, на место избранных назначали правительственных комиссаров.[258] Такой была система, созданная правительством Чехословакии для контроля над русинами. Хотя ее руководители временами под воздействием требований местных партий либо в ответ на робкие запросы Совета Лиги Наций делали заявления, что когда-то они выполнят взятые на себя обязательства и предоставят провинции автономию. Но, как отметил тогда английский историк, следивший за развитием событий в этом регионе, эти обещания с годами становились все менее конкретными.
Можно усомниться в достоверности категорического утверждения второй группы историков, отрицавших ассимиляторские намерения чехословацкого правительства. Об этом свидетельствует следующее: по данным чехословацкой переписи 1921 года, в это время в Подкарпатье насчитывалось 19 775 чехов, а по переписи 1930 года их стало уже 33 961 человек.[259] Это время историки называют временем первого наплыва чехов в Подкарпатье. Чешский язык как предмет преподавался во всех школах всех уровней. Создавались чешские школы: в 1920 году их насчитывалось 22 из 475 начальных школ, в 1931-м – 158 из 727 начальных, две горожанские школы и одно педагогическое училище (средняя школа). В 1930-е годы начальные школы стали восьмиклассными. В 1938 году из 803 (народных) начальных школ чешских было 188. Кроме того, к этому времени из 44 горожанских школ 23 были чешскими, чешскими были также гимназия и педучилище. Из школ национальных меньшинств больше всего было венгерских.
В этом вопросе проблема заключалась и в том, что чешские школы открывали, прибегая к различным подтасовкам, и в таких селах, в которых чехи не проживали вообще. Это давало повод оппозиционным партиям требовать закрыть чешские школы в тех местах, где не было учеников. Затрагивая этот вопрос во втором томе «Очерков», М.И. Кляп утверждал, что это только «проявление несправедливости» и «чешского шовинизма», «но не курс политики правительства», прибегая к странной аргументации: «ибо программы чехизации в документах не встречаем».[260] В связи с этим возникает вопрос: где, когда и какое правительство решалось на включение в свою программу намерения ассимиляции? Везде, где она проводилась, она проходила тихо, обманным путем.
В том же труде председатель редколлегии, ответственный редактор, руководитель авторского коллектива и автор многих частей тома И.М. Гранчак привел такой факт. В начале 1930 года вице-губернатор Антонин Розсипал дал распоряжение школьным инспекторам, чтобы те в своем общении с судами, всеми учреждениями, предприятиями и другими организациями республики пользовались «исключительно чешским языком» как государственным.[261] Кроме того, автор отметил, что цензоры запрещали в публичных выступлениях употребление наименования «Закарпатская Украина», а давали указания пользоваться конституционным названием «Подкарпатская Русь». Во время переписи населения 1930 года исполнители получили директиву властей все местное славянское население записывать по национальности русинами, в том числе и тех, которые считали себя украинцами.[262]
Не в пользу точки зрения противников ассимиляции и то, что произошло с теми русинами, которые оказались на правах национального меньшинства под словацким управлением. По статистике 1930 года их там проживало 91 079 человек, а в следующей переписи их уже было зафиксировано только 35 435 человек. Остальные в основном были ассимилированы в словацкой среде.
Невыполнение чехами обязательств по предоставлению автономии Подкарпатью затрагивало и русинов, проживавших в Восточной Словакии на правах национального меньшинства. Они, конечно, надеялись на временный характер своего положения, но их постигло разочарование. Они не могли пользоваться и той иллюзорной автономией, которую якобы частично получили русины в восточной провинции, ибо и там уже никто не верил в этот миф.
Внутреннее положение Чехословакии усложнялось не только поразившим и ее мировым экономическим кризисом, ростом безработицы, подъемом борьбы масс за свои права, активизацией национальных меньшинств и оппозиционных партий, но и внешней угрозой как со стороны Германии, так и со стороны Венгрии, которая в 1930-е годы не прекращала высказывать свои претензии к соседним странам, в том числе и к Чехословакии. В зависимости от складывавшейся обстановки Венгрия или обостряла территориальные претензии, или сглаживала их, ведя переговоры с соседними странами.
Глава шестая
В условиях мирового экономического кризиса и депрессии
Начавшийся в США осенью 1929 года кризис перепроизводства быстро распространился на большинство стран Европы. В середине 1930 года преобладающая часть отраслей чехословацкой промышленности уже была охвачена кризисом, в 1933-м промышленное производство снизилось до 60,2 % – уровня 1929 года. Значительная часть промышленных предприятий (порядка 15 %) были закрыты.[263] Как и в других странах Западной и Средней Европы, в Чехословакии кризис поразил финансовую сферу и охватил сельскохозяйственное производство. В 1933 году уровень производства достиг низшей точки и даже в 1936-м не поднялся полностью до уровня 1929 года.
Социальные последствия кризиса наиболее ощутимо сказались в Подкарпатской Руси – самой отсталой окраине республики. Из 92 промышленных предприятий в крае (с числом рабочих более 20 человек) в первые годы кризиса предприниматели полностью остановили производство на одной трети фабрик и заводов. Половина оставшихся предприятий работала не на полную мощность.
В годы кризиса число безработных в Чехословакии достигло 1 млн. человек, из которых 100 тысяч приходилось на Подкарпатье.[264] В их числе оказались 35 тыс. лесорубов, потерявших работу изза сокращения экспорта древесины за рубеж. Приведенные данные представляются заниженными, поскольку только в Тячевском округе в конце 20-х годов на лесоразработках были заняты 34 тыс. лесорубов, а в 1933 году их было всего 140 человек.[265]
Кризис больно ударил по местной промышленности: на треть упало производство химических заводов в Великом Бычкове, Перечине и Сваляве; чугунолитейные и металлообрабатывающие предприятия в Кобылецкой Поляне, Долгом и Фридьешове были вынуждены полностью прекратить производство. Часть кирпично-черепичных заводов закрылась в связи с резким сокращением жилищного строительства.
Процесс обнищания основной массы населения Подкарпатья особенно сказался на жителях Верховины, которые бедствовали и до кризиса. Их положение стало настолько одиозным, что даже депутаты и сенаторы чехословацкого парламента поднимали этот вопрос на своих заседаниях. Проблема получила широкую международную огласку и освещение в зарубежной печати, включая периодику США, Великобритании и Германии. О бедственном положении населения этих районов и царящем там голоде говорили члены Комиссии международной помощи на пресс-конференции в Праге в мае 1932 года. В ней принимали участие английские и немецкие писатели и журналисты. Истинную глубину трагедии местных жителей может проиллюстрировать запрос сенатора чехословацкого парламента Ивана Лакоты, потребовавшего у правительства ответить, почему не принимаются меры для повышения благосостояния проживающих в крае людей. По словам сенатора, верховинцы в этих районах питались по большей части бурьяном, но и его не могли посолить, ибо соль была для них недоступной роскошью. При этом перекупщики зерна торговали кукурузой по ценам, минимум в два раза превосходящим закупочные.[266] Жители села Боронява писали о своей крайней нищете, о том, что голодают, в хате нет ни куска хлеба, а дети голы и босы.[267]
Социальный гнет, переплетавшийся с национальным, и их обострение в первой половине 30-х годов неизбежно вело к усилению всех видов борьбы многонационального населения за свои права. Чехословацкое же правительство решило упрочить свои позиции после выборов 1929 года путем, с одной стороны, расширения своей социальной базы, а с другой – консолидации правых сил. В правительство вновь вошла социал-демократическая партия, из-за чего его назвали расширенной коалицией. Но основную его силу и впредь составляли сторонники аграрной партии. Прежние закулисно правившие «пятерки» и «восьмерки» заменил политический комитет министров. Новое правительство возглавил крупный землевладелец и предприниматель Ф. Удержал. Он недолго находился у власти – не смог справиться с экономическим кризисом, и его сменило правительство Я. Малипетра, слывшего человеком «сильной руки». Он одновременно с вмешательством государства в хозяйственную жизнь повел широкое наступление на демократические права и свободы, пытаясь помочь предпринимателям выбраться из кризиса за счет снижения жизненного уровня широких народных масс.
В результате такой политики рабочие и крестьяне Подкарпатской Руси использовали все доступные им возможности для выживания. Но старые формы забастовочной борьбы в новых условиях, тем более в условиях усиления политического и национального гнета, оказались непригодными. Правительство предприняло ряд мер, направленных на преследование оппозиционно настроенных к нему партий и общественных организаций. В местах массовых выступлений (в Хустском, Перечинском, Тячевском округах) правительство вводило осадное положение и давало свободу действия жандармерии и полиции. В годы кризиса в крае было арестовано около 6 тыс. участников массовых движений, особенно участников «голодных походов». Правительство распускало даже сельские представительства, в которых преобладали левые и симпатизировавшие им. За годы кризиса карательные органы в крае численно были доведены до 5 тысяч человек, то есть увеличены на треть. Создавались новые жандармские станции, пополнялись составы уже действовавших в местах нотарских управлений. Из Чехии прибывало все больше не только служащих, но и ремесленников, торговцев и особенно земледельцев-колонистов, получавших наделы в лучших районах на равнинах.[268]
Как вели себя политические партии в годы кризиса? Объединившаяся в 1929 году с чешской социал-демократической партией ее подкарпатская организация, краевой комитет, как и партия в целом, участвовавшая в правительстве, призывали все население республики к мирному сожительству, к поддержке правительства, которое якобы способно спокойным путем решить все проблемы сложной жизни в годы кризиса.
Новое руководство Коммунистической партии Чехословакии во главе с Клементом Готвальдом после V съезда (1929 год) продолжало линию, выработанную III Коминтерном, особенно обращая внимание на конечную цель – взятие власти революционным путем. Оно пыталось расширить круг своих союзников в среде крестьянства, но мало чего достигло. Но, выступив в защиту безработных, голодающих, против политики правительства, подавлявшего силой выступления рабочих и крестьян за свои права, за годы кризиса эта партия утроила численность своих рядов. Тогда же был обновлен и Закарпатский крайком: к руководству пришли молодые Е. Клима, Олекса Борканюк и другие. Они придерживались линии Центрального комитета Коммунистической партии Чехословакии, но в годы кризиса активно отстаивали интересы голодающих, участвовали в их «голодных походах», проводили массовые митинги и демонстрации, особенно успешно в первомайские дни. Все это приводило рабочих и крестьян на сторону компартии, влияние ее росло.
Во втором томе «Очерков» краевая организация компартии, ее руководители подвергнуты критике за одностороннее освещение ими положения в Советском Союзе и Советской Украине. Критики считали его приукрашенным, а граждан СССР бесправными, что, мягко говоря, не совсем объективно. Автор рассматриваемого параграфа считает, что эту односторонность «воспринимали особенно враждебно»,[269] только он не уточняет, кто именно. Ведь в годы кризиса и стагнации краевая коммунистическая организация увеличила число поданных за нее голосов от 40 583 на парламентских выборах в 1929 году до 78 994 в 1935 году, то есть почти удвоила число своих сторонников.[270]
В то же время удостоена похвалы аграрная партия, ее программа и пропаганда, хотя она в этот период, с 1929 по 1935 год – потеряла 17 тыс. голосов. Причем к ней относится следующее предложение: «Часто она больше защищала состоятельных крестьян, чем сельскую бедноту».[271] В действительности же это была партия промышленного финансового капитала и крупных землевладельцев, почти беспрерывно правящая партия, душа коалиции всего периода 1920–1930-х годов в Чехословакии, у которой и в мыслях не было защищать сельскую бедноту.
Не упоминая о провенгерской деятельности Автономного земледельческого союза, которым в то время руководил Иван Куртяк, автор параграфа обратил внимание только на смену курса партии в сторону конкретных мер, направленных на защиту населения. Автор утверждал, что якобы эта партия отложила проблему программы автономии. В действительности же в 1931 году был опубликован законопроект Иосифа Каминского об автономии Подкарпатской Руси. Основные его положения следующие: Подкарпатская Русь посылает в чехословацкий парламент 14 депутатов и 7 сенаторов; краевой сейм состоит из 42 членов, губернатор назначается президентом республики по предложению правительства из трех кандидатов, рекомендованных краевым сеймом. Губернатор является и членом правительства Чехословацкой республики. Он издает распоряжения, назначает чиновников и судей. Губернское управление было бы автономным.[272]
Социальные последствия кризиса наиболее ощутимо сказались в Подкарпатской Руси – самой отсталой окраине республики. Из 92 промышленных предприятий в крае (с числом рабочих более 20 человек) в первые годы кризиса предприниматели полностью остановили производство на одной трети фабрик и заводов. Половина оставшихся предприятий работала не на полную мощность.
В годы кризиса число безработных в Чехословакии достигло 1 млн. человек, из которых 100 тысяч приходилось на Подкарпатье.[264] В их числе оказались 35 тыс. лесорубов, потерявших работу изза сокращения экспорта древесины за рубеж. Приведенные данные представляются заниженными, поскольку только в Тячевском округе в конце 20-х годов на лесоразработках были заняты 34 тыс. лесорубов, а в 1933 году их было всего 140 человек.[265]
Кризис больно ударил по местной промышленности: на треть упало производство химических заводов в Великом Бычкове, Перечине и Сваляве; чугунолитейные и металлообрабатывающие предприятия в Кобылецкой Поляне, Долгом и Фридьешове были вынуждены полностью прекратить производство. Часть кирпично-черепичных заводов закрылась в связи с резким сокращением жилищного строительства.
Процесс обнищания основной массы населения Подкарпатья особенно сказался на жителях Верховины, которые бедствовали и до кризиса. Их положение стало настолько одиозным, что даже депутаты и сенаторы чехословацкого парламента поднимали этот вопрос на своих заседаниях. Проблема получила широкую международную огласку и освещение в зарубежной печати, включая периодику США, Великобритании и Германии. О бедственном положении населения этих районов и царящем там голоде говорили члены Комиссии международной помощи на пресс-конференции в Праге в мае 1932 года. В ней принимали участие английские и немецкие писатели и журналисты. Истинную глубину трагедии местных жителей может проиллюстрировать запрос сенатора чехословацкого парламента Ивана Лакоты, потребовавшего у правительства ответить, почему не принимаются меры для повышения благосостояния проживающих в крае людей. По словам сенатора, верховинцы в этих районах питались по большей части бурьяном, но и его не могли посолить, ибо соль была для них недоступной роскошью. При этом перекупщики зерна торговали кукурузой по ценам, минимум в два раза превосходящим закупочные.[266] Жители села Боронява писали о своей крайней нищете, о том, что голодают, в хате нет ни куска хлеба, а дети голы и босы.[267]
Социальный гнет, переплетавшийся с национальным, и их обострение в первой половине 30-х годов неизбежно вело к усилению всех видов борьбы многонационального населения за свои права. Чехословацкое же правительство решило упрочить свои позиции после выборов 1929 года путем, с одной стороны, расширения своей социальной базы, а с другой – консолидации правых сил. В правительство вновь вошла социал-демократическая партия, из-за чего его назвали расширенной коалицией. Но основную его силу и впредь составляли сторонники аграрной партии. Прежние закулисно правившие «пятерки» и «восьмерки» заменил политический комитет министров. Новое правительство возглавил крупный землевладелец и предприниматель Ф. Удержал. Он недолго находился у власти – не смог справиться с экономическим кризисом, и его сменило правительство Я. Малипетра, слывшего человеком «сильной руки». Он одновременно с вмешательством государства в хозяйственную жизнь повел широкое наступление на демократические права и свободы, пытаясь помочь предпринимателям выбраться из кризиса за счет снижения жизненного уровня широких народных масс.
В результате такой политики рабочие и крестьяне Подкарпатской Руси использовали все доступные им возможности для выживания. Но старые формы забастовочной борьбы в новых условиях, тем более в условиях усиления политического и национального гнета, оказались непригодными. Правительство предприняло ряд мер, направленных на преследование оппозиционно настроенных к нему партий и общественных организаций. В местах массовых выступлений (в Хустском, Перечинском, Тячевском округах) правительство вводило осадное положение и давало свободу действия жандармерии и полиции. В годы кризиса в крае было арестовано около 6 тыс. участников массовых движений, особенно участников «голодных походов». Правительство распускало даже сельские представительства, в которых преобладали левые и симпатизировавшие им. За годы кризиса карательные органы в крае численно были доведены до 5 тысяч человек, то есть увеличены на треть. Создавались новые жандармские станции, пополнялись составы уже действовавших в местах нотарских управлений. Из Чехии прибывало все больше не только служащих, но и ремесленников, торговцев и особенно земледельцев-колонистов, получавших наделы в лучших районах на равнинах.[268]
Как вели себя политические партии в годы кризиса? Объединившаяся в 1929 году с чешской социал-демократической партией ее подкарпатская организация, краевой комитет, как и партия в целом, участвовавшая в правительстве, призывали все население республики к мирному сожительству, к поддержке правительства, которое якобы способно спокойным путем решить все проблемы сложной жизни в годы кризиса.
Новое руководство Коммунистической партии Чехословакии во главе с Клементом Готвальдом после V съезда (1929 год) продолжало линию, выработанную III Коминтерном, особенно обращая внимание на конечную цель – взятие власти революционным путем. Оно пыталось расширить круг своих союзников в среде крестьянства, но мало чего достигло. Но, выступив в защиту безработных, голодающих, против политики правительства, подавлявшего силой выступления рабочих и крестьян за свои права, за годы кризиса эта партия утроила численность своих рядов. Тогда же был обновлен и Закарпатский крайком: к руководству пришли молодые Е. Клима, Олекса Борканюк и другие. Они придерживались линии Центрального комитета Коммунистической партии Чехословакии, но в годы кризиса активно отстаивали интересы голодающих, участвовали в их «голодных походах», проводили массовые митинги и демонстрации, особенно успешно в первомайские дни. Все это приводило рабочих и крестьян на сторону компартии, влияние ее росло.
Во втором томе «Очерков» краевая организация компартии, ее руководители подвергнуты критике за одностороннее освещение ими положения в Советском Союзе и Советской Украине. Критики считали его приукрашенным, а граждан СССР бесправными, что, мягко говоря, не совсем объективно. Автор рассматриваемого параграфа считает, что эту односторонность «воспринимали особенно враждебно»,[269] только он не уточняет, кто именно. Ведь в годы кризиса и стагнации краевая коммунистическая организация увеличила число поданных за нее голосов от 40 583 на парламентских выборах в 1929 году до 78 994 в 1935 году, то есть почти удвоила число своих сторонников.[270]
В то же время удостоена похвалы аграрная партия, ее программа и пропаганда, хотя она в этот период, с 1929 по 1935 год – потеряла 17 тыс. голосов. Причем к ней относится следующее предложение: «Часто она больше защищала состоятельных крестьян, чем сельскую бедноту».[271] В действительности же это была партия промышленного финансового капитала и крупных землевладельцев, почти беспрерывно правящая партия, душа коалиции всего периода 1920–1930-х годов в Чехословакии, у которой и в мыслях не было защищать сельскую бедноту.
Не упоминая о провенгерской деятельности Автономного земледельческого союза, которым в то время руководил Иван Куртяк, автор параграфа обратил внимание только на смену курса партии в сторону конкретных мер, направленных на защиту населения. Автор утверждал, что якобы эта партия отложила проблему программы автономии. В действительности же в 1931 году был опубликован законопроект Иосифа Каминского об автономии Подкарпатской Руси. Основные его положения следующие: Подкарпатская Русь посылает в чехословацкий парламент 14 депутатов и 7 сенаторов; краевой сейм состоит из 42 членов, губернатор назначается президентом республики по предложению правительства из трех кандидатов, рекомендованных краевым сеймом. Губернатор является и членом правительства Чехословацкой республики. Он издает распоряжения, назначает чиновников и судей. Губернское управление было бы автономным.[272]