Уделено внимание коллективному труду, опубликованному в Киеве на украинском (1969) и русском (1982) языках в серии многотомного издания «История городов и сел Украинской ССР. Закарпатская область».[23]
Данилюк в своем обзоре перечислил научно-популярные брошюры, изданные на Украине (в основном в 20-е гг. ХХ в.), а также биографические изыскания – о деятелях коммунистического движения в Закарпатье. Там же названы статьи, публиковавшиеся в журналах и ученых записках Ужгородского государственного университета, по проблемам греко-католической церкви, социально-экономического движения, работа Б.И. Спивака[24] и других о революционном движении. Наравне с этой проблематикой разрабатывалась и нашла отражение в обзоре история коммунистической организации края, как обобщающие труды, так и многочисленные статьи.
В начале 90-х годов ХХ века пристальное внимание ученые Ужгорода уделяли вопросам истории Карпатской Украины, которые до того затрагивались только в критическом плане. Теперь же все диаметрально противоположно. Переводились, а если были изданы на Западе на украинском языке, то перепечатывались книги политэмигрантов из края волны 1939 и 1944–1945 годов. Они носили в основном характер воспоминаний, в которых отражено видение их авторами событий, участниками которых они были. Позицию их принимали на веру.
Одним из самых добросовестных авторов ряда частей второго тома «Очерков» является В.И. Илько. Но в обзоре больше всего не повезло ему. По его основному труду назван только автореферат докторской диссертации.[25]
В обзоре упомянут и сборник печатных трудов М. Болдижара,[26] как и его работы по проблемам греко-католической церкви. Там же содержится значительный перечень работ, посвященных партизанской борьбе, освобождению края советскими войсками и воссоединению его с УССР. Они носят в основном характер воспоминаний, за исключением исследований О.Д. Довганича.
Вторая часть историографического обзора посвящена зарубежным авторам, в основном чехословацким и венгерским. Этот краткий очерк написали три автора: И.М. Гранчак, В.П. Приходько и И.И. Поп. Он отразил всю эклектику взглядов тома. Создается впечатление, что авторы не читали куски друг друга или, не договорившись, сознательно оставили, как получилось.
В целом же самым большим недостатком второго тома «Очерков» является небрежное отношение к научному аппарату (искажение фамилий и названий трудов, путаница в сносках, пропуски строк и т. п.). Этого можно было избежать, если бы члены редколлегии внимательно прочитали хотя бы верстку. Это во-первых. А во-вторых, авторы частей стояли на разных позициях (или колебались) в оценке, в определении, кто такие славянские жители многонационального Закарпатья: русские, украинцы или русины, то есть особая нация.
После распада СССР, накануне написания «Очерков», та часть интеллигенции Закарпатья, которая свои взгляды обращала сначала на Прагу, а после выхода из состава ЧСР Словакии – на Будапешт, предпринимала все для выхода края из состава Украины. Не добившись успеха, они стали добиваться особого положения области в составе Украины. Сторонники их в Ужгороде образовали свое правительство. Основным политическим козырем в их руках был «русинизм», то есть попытка обосновать мысль, что якобы коренное местное славянское население не имеет ничего общего с восточнославянскими народами: русскими, украинцами и белорусами, а является четвертой восточнославянской нацией – «русинами», ориентирующимися на Запад. Киевское правительство Украины отреагировало назначением своей администрации в Ужгороде. Разочаровавшись, часть участников этого движения подались за рубеж, откуда продолжают пропаганду своих взглядов. Правительство их сторонников в Ужгороде заявило о своем роспуске.
Кстати, в «Очерках» почти повсеместно вместо «русский язык» и т. п. употребляется термин «российский язык» и т. д., хотя известно, что такого языка нет.
В конце обсуждаемого историографического обзора названа книга П.Р. Магочия, посвященная проблеме Подкарпатской Руси. Причем одному аспекту – формированию национального самосознания.[27] Названная книга вышла на английском языке в двух изданиях – в 1978 и 1979 году. Автор ее проживал в Канаде, но труд свой опубликовал в США и Англии на базе Кембриджского и Гарвардского университетов. Во втором томе «Очерков» работа его высоко оценена. «Наиболее выдающейся, – писали авторы обзора, – на наш взгляд, является монографическая работа американского ученого П.Р. Магочия, в которой он рассматривает процесс кристаллизации национального самосознания русинов за столетний период, с 1848 по 1949 г.». Как заметил читатель, и в этом случае авторы обзора допустили неточность (вместо 1948 дали год 1949-й). Похвальная оценка труда Магочия давалась для того, чтобы авторы могли написать следующее созвучное их взглядам предложение: Магочий «уделил большое внимание политическим процессам в крае в первой половине ХХ столетия. Он объективно оценил влияние и силу всех трех культурных и политических направлений: русофильского, русинского и украинофильского…»[28] Если бы авторы историографического обзора прочитали книгу до конца, то заметили бы, что Магочий, в послесловии к изданию ее на украинском языке, фактически отказался от своего основного вывода (о победе украинского направления над двумя другими), поскольку после падения коммунизма и распада СССР возникла новая ситуация. Русинизм вновь вышел на мировую арену. А ведь именно в этом утверждении Магочий, как и его сторонники, ошибся.
В концепцию авторов обзора вписывается и оценка вышеупомянутыми А. Бонкало и А. Годинкой правильным того факта, что «включение Закарпатья в состав Чехословакии нарушило процесс самобытного развития русинов».[29]
Авторы отдельных разделов и частей «Очерков» излагали в книге события каждый по своему разумению, и в результате получилась «сборная солянка» взглядов по названным проблемам. В самой Закарпатской области спор вокруг этих вопросов стих. Часть участников дискуссии отказалась от своих прежних взглядов. Другие подались за рубеж и там продолжают пропаганду своих убеждений.
Этой цели служит и историографический обзор И.И. Попа.[30] Прежде всего нужно сказать о заглавии. За основу названия края почему-то принято официальное наименование периода чехословацкого правления, после чего его название несколько раз менялось. К тому же обзор посвящен не столько истории русинов, сколько Закарпатью в целом, причем, как правило, истории Средневековья и нового времени, в меньшей степени новейшему периоду. Относительно последнего позитивной оценки удостоены лишь те чешские историки, которые громче осуждали политику руководства СССР за его позицию в последний год войны в Европе, да отчасти словацкие. Среди венгерских историков И.И. Поп выделил А. Годинку, известного мадьярона, отстаивавшего «обособленность развития русинов» от восточных славян, их языка и культуры под венгерским и словацким влиянием. Автор обзора назвал его видным венгерским ученым «русинского происхождения».[31]
Не повезло украинским ученым, не разделяющим точки зрения И. Попа, как пишет он сам о себе, «русинского историка».[32] На Украине историки в большинстве своем, утверждает Поп, «остаются в состоянии закомплексованности марксистскими идеями. Поэтому не могут понять иную, кроме марксистской, методологию и не могут воспринять концепции ученых других стран».[33] В качестве примера он привел историю Закарпатья в двух томах (с древнейших времен до 1945 г.). Она вышла под редакцией И.М. Гранчака.[34]
И.И. Поп воспринял историографические обзоры И.Г. Коломийца и Д. Данилюка сугубо критически. Между тем высказывания его о трудах Коломийца наводят на мысль, что он их в руках не держал. Иначе он не напутал бы о времени и месте их издания. Д. Данилюк издал несколько историографических работ, но написал и книгу по истории Закарпатья в биографиях и портретах.[35] Она позволила Попу написать о ее авторе, что тот «демонстрирует понимание историографии как суммы биобиблиографических данных об отдельных историках и исторических деятелях». При этом он считает их лишенными научной объективности, «ибо написаны они с позиции украинского национального неоромантизма». Затем переходит к рассуждению о позиции украинских историков вообще. Вроде: «Украинские авторы не признают самобытности русинов, а поэтому не вносят ничего нового в понимание сути их истории».[36] И тут продолжил восхваление Магочия, работы которого, по мнению Попа, резко контрастируют с подобными «трудами», хотя речь (судя по сноске) идет по сути о справочном материале – издаваемых им раз в десятилетие дополнениях к аннотируемой библиографии. В полемике Попа с противниками его взглядов по проблеме «русинизма», затронувшей все узловые пробемы новейшей истории Закарпатья, на первом месте – закономерность и законность включения его в состав Украины. Ведь это было мечтой большинства населения края, и оно свое волеизъявление выразило не только в ноябре 1944, а и в январе 1919 года, но тогда не посчитались с ним. Иван Иванович все эти факты оспаривает. В полемике больше всего досталось киевскому литературоведу О. Мишаничу, прешовскому историку И. Ванату и американскому – В. Маркушу (Маркусю), прибегавшим, по мнению Попа, «к крайне агрессивным формам».[37] Да и Поп в ходе полемики смаковал и повторял высказывания некоторых зарубежных историков: «агрессия СССР», «аннексия Закарпатья» и т. д. В то же время он привел в своем обзоре основные публикации против собственных взглядов и «русинизма» вообще.
Среди них упомянул и об издании в Киеве (в 2002 г.) критики Мишанича на «Энциклопедию Подкарпатской Руси».[38] Это сборник материалов, в котором И.И. Поп выступал в качестве ответственного редактора, составителя и автора отдельных частей. На эту энциклопедию написал рецензию и Б.Й. Желицки.[39] Он выступил в защиту сторонников «русинизма» по политическим соображениям, поддерживая инициативу венгерских историков прошлого о якобы существовании особой народности или нации русинов, над которой господствовать венгры имеют историческое право. Прежде всего нужно заметить, что рецензент выдал Попа за автора всего труда. В нашей же практике это не принято. Нет смысла и места во введении разбирать неточности, которыми изобилуют труд, а за ним и рецензия, но необходимо остановиться на кредо автора последней, согласно которому самыми большими друзьями закарпатских русинов были венгры (речь идет о хортистских правителях). Далее он пишет, что в марте 1939 года группа политиков (имеется в виду Карпатской Украины) оказалась вынужденной покинуть пределы края, «который снова вошел в состав Венгрии», «но уже под новым названием – Подкарпатская Воеводина (Ka’rpa’taljai Vajdasa’g) с правом самоуправления». Что ни предложение – то противоречие правде. Никакой автономии, данной венгерским правительством хортистов русинам, не было. После захвата края военным путем был установлен оккупационный режим и край был отдан на разграбление армии, проводившей зачистку. Затем последовала диктатура регента Хорти и назначенных им сменявших друг друга регентских комиссаров. Это правление сопровождалось произволом жандармерии, арестами, расстрелами, интернированием, тюрьмами, концлагерями, вылившимися в течение пятилетней оккупации в физическое уничтожение пятой части населения края.
Кощунственно звучит следующее предложение: «Как ни странно, но именно эти годы, как подчеркивается в энциклопедии, и стали наиболее плодородным периодом для русинского национального развития».[40] Есть в рецензии Желицкого еще один момент, который можно бы не упоминать, но, поскольку он упорно повторяет его и после того, как об этом между нами уже шла речь, нужно сказать: в марте 1939 года состоялся не ХIХ, а ХVIII съезд ВКП(б), на котором с докладом выступал И.В. Сталин и сравнивал Карпатскую Украину с козявкой, а не с комаром, как утверждает Желицки.[41]
В историографическом обзоре среди иностранных авторов фигурирует и книга английского ученого Макартни, в которой содержится часть, посвященная Подкарпатской Руси периода 1919–1937 годов. Будучи сторонником венгерских хортистов, он употребляет не официальное название края того времени в составе Чехословакии – Подкарпатская Русь, а, «якобы для краткости», «Рутения». Он затрагивает ряд вопросов, в том числе останавливается на «верховинской акции» Эгана еще при венгерской власти, призванной помочь «горцам», жившим в условиях полуголодного существования. Приводит статистические данные венгерской 1910 и чехословацкой 1930 года переписей населения, сравнивает их и др.[42]
В самом конце XX столетия опубликован сборник статей, посвященных событиям в Закарпатье под властью Венгрии в 1938–1944 годах. Редакторами были Василий Маркусь и Василий Худанич.[43] В сборник включены статьи по истории, экономическому положению, культурной жизни, истории греко-католической и православной церквей в крае. Состав авторов – от местных историков, литераторов, языковедов до эмигрантов в США, Венгрии, в числе которых и монах ордена Св. Василия, долгие десятилетия проживавший в Риме.
Добротностью выделяются исторический очерк В. Худанича, совместная статья П. Чучки и В. Маркуся о положении в области культуры в Закарпатье накануне и в годы Второй мировой войны и ряд других публикаций.
В 2003 году вышла книга В.В. Марьиной, посвященная политике Бенеша и Сталина в отношении Закарпатской Украины в годы Второй мировой войны. По сюжету она перекликается с вышедшим в Будапеште на венгерском языке в 1998 году исследованием Б.Й. Желицкого.[44]
Часть первая
Глава первая
Данилюк в своем обзоре перечислил научно-популярные брошюры, изданные на Украине (в основном в 20-е гг. ХХ в.), а также биографические изыскания – о деятелях коммунистического движения в Закарпатье. Там же названы статьи, публиковавшиеся в журналах и ученых записках Ужгородского государственного университета, по проблемам греко-католической церкви, социально-экономического движения, работа Б.И. Спивака[24] и других о революционном движении. Наравне с этой проблематикой разрабатывалась и нашла отражение в обзоре история коммунистической организации края, как обобщающие труды, так и многочисленные статьи.
В начале 90-х годов ХХ века пристальное внимание ученые Ужгорода уделяли вопросам истории Карпатской Украины, которые до того затрагивались только в критическом плане. Теперь же все диаметрально противоположно. Переводились, а если были изданы на Западе на украинском языке, то перепечатывались книги политэмигрантов из края волны 1939 и 1944–1945 годов. Они носили в основном характер воспоминаний, в которых отражено видение их авторами событий, участниками которых они были. Позицию их принимали на веру.
Одним из самых добросовестных авторов ряда частей второго тома «Очерков» является В.И. Илько. Но в обзоре больше всего не повезло ему. По его основному труду назван только автореферат докторской диссертации.[25]
В обзоре упомянут и сборник печатных трудов М. Болдижара,[26] как и его работы по проблемам греко-католической церкви. Там же содержится значительный перечень работ, посвященных партизанской борьбе, освобождению края советскими войсками и воссоединению его с УССР. Они носят в основном характер воспоминаний, за исключением исследований О.Д. Довганича.
Вторая часть историографического обзора посвящена зарубежным авторам, в основном чехословацким и венгерским. Этот краткий очерк написали три автора: И.М. Гранчак, В.П. Приходько и И.И. Поп. Он отразил всю эклектику взглядов тома. Создается впечатление, что авторы не читали куски друг друга или, не договорившись, сознательно оставили, как получилось.
В целом же самым большим недостатком второго тома «Очерков» является небрежное отношение к научному аппарату (искажение фамилий и названий трудов, путаница в сносках, пропуски строк и т. п.). Этого можно было избежать, если бы члены редколлегии внимательно прочитали хотя бы верстку. Это во-первых. А во-вторых, авторы частей стояли на разных позициях (или колебались) в оценке, в определении, кто такие славянские жители многонационального Закарпатья: русские, украинцы или русины, то есть особая нация.
После распада СССР, накануне написания «Очерков», та часть интеллигенции Закарпатья, которая свои взгляды обращала сначала на Прагу, а после выхода из состава ЧСР Словакии – на Будапешт, предпринимала все для выхода края из состава Украины. Не добившись успеха, они стали добиваться особого положения области в составе Украины. Сторонники их в Ужгороде образовали свое правительство. Основным политическим козырем в их руках был «русинизм», то есть попытка обосновать мысль, что якобы коренное местное славянское население не имеет ничего общего с восточнославянскими народами: русскими, украинцами и белорусами, а является четвертой восточнославянской нацией – «русинами», ориентирующимися на Запад. Киевское правительство Украины отреагировало назначением своей администрации в Ужгороде. Разочаровавшись, часть участников этого движения подались за рубеж, откуда продолжают пропаганду своих взглядов. Правительство их сторонников в Ужгороде заявило о своем роспуске.
Кстати, в «Очерках» почти повсеместно вместо «русский язык» и т. п. употребляется термин «российский язык» и т. д., хотя известно, что такого языка нет.
В конце обсуждаемого историографического обзора названа книга П.Р. Магочия, посвященная проблеме Подкарпатской Руси. Причем одному аспекту – формированию национального самосознания.[27] Названная книга вышла на английском языке в двух изданиях – в 1978 и 1979 году. Автор ее проживал в Канаде, но труд свой опубликовал в США и Англии на базе Кембриджского и Гарвардского университетов. Во втором томе «Очерков» работа его высоко оценена. «Наиболее выдающейся, – писали авторы обзора, – на наш взгляд, является монографическая работа американского ученого П.Р. Магочия, в которой он рассматривает процесс кристаллизации национального самосознания русинов за столетний период, с 1848 по 1949 г.». Как заметил читатель, и в этом случае авторы обзора допустили неточность (вместо 1948 дали год 1949-й). Похвальная оценка труда Магочия давалась для того, чтобы авторы могли написать следующее созвучное их взглядам предложение: Магочий «уделил большое внимание политическим процессам в крае в первой половине ХХ столетия. Он объективно оценил влияние и силу всех трех культурных и политических направлений: русофильского, русинского и украинофильского…»[28] Если бы авторы историографического обзора прочитали книгу до конца, то заметили бы, что Магочий, в послесловии к изданию ее на украинском языке, фактически отказался от своего основного вывода (о победе украинского направления над двумя другими), поскольку после падения коммунизма и распада СССР возникла новая ситуация. Русинизм вновь вышел на мировую арену. А ведь именно в этом утверждении Магочий, как и его сторонники, ошибся.
В концепцию авторов обзора вписывается и оценка вышеупомянутыми А. Бонкало и А. Годинкой правильным того факта, что «включение Закарпатья в состав Чехословакии нарушило процесс самобытного развития русинов».[29]
Авторы отдельных разделов и частей «Очерков» излагали в книге события каждый по своему разумению, и в результате получилась «сборная солянка» взглядов по названным проблемам. В самой Закарпатской области спор вокруг этих вопросов стих. Часть участников дискуссии отказалась от своих прежних взглядов. Другие подались за рубеж и там продолжают пропаганду своих убеждений.
Этой цели служит и историографический обзор И.И. Попа.[30] Прежде всего нужно сказать о заглавии. За основу названия края почему-то принято официальное наименование периода чехословацкого правления, после чего его название несколько раз менялось. К тому же обзор посвящен не столько истории русинов, сколько Закарпатью в целом, причем, как правило, истории Средневековья и нового времени, в меньшей степени новейшему периоду. Относительно последнего позитивной оценки удостоены лишь те чешские историки, которые громче осуждали политику руководства СССР за его позицию в последний год войны в Европе, да отчасти словацкие. Среди венгерских историков И.И. Поп выделил А. Годинку, известного мадьярона, отстаивавшего «обособленность развития русинов» от восточных славян, их языка и культуры под венгерским и словацким влиянием. Автор обзора назвал его видным венгерским ученым «русинского происхождения».[31]
Не повезло украинским ученым, не разделяющим точки зрения И. Попа, как пишет он сам о себе, «русинского историка».[32] На Украине историки в большинстве своем, утверждает Поп, «остаются в состоянии закомплексованности марксистскими идеями. Поэтому не могут понять иную, кроме марксистской, методологию и не могут воспринять концепции ученых других стран».[33] В качестве примера он привел историю Закарпатья в двух томах (с древнейших времен до 1945 г.). Она вышла под редакцией И.М. Гранчака.[34]
И.И. Поп воспринял историографические обзоры И.Г. Коломийца и Д. Данилюка сугубо критически. Между тем высказывания его о трудах Коломийца наводят на мысль, что он их в руках не держал. Иначе он не напутал бы о времени и месте их издания. Д. Данилюк издал несколько историографических работ, но написал и книгу по истории Закарпатья в биографиях и портретах.[35] Она позволила Попу написать о ее авторе, что тот «демонстрирует понимание историографии как суммы биобиблиографических данных об отдельных историках и исторических деятелях». При этом он считает их лишенными научной объективности, «ибо написаны они с позиции украинского национального неоромантизма». Затем переходит к рассуждению о позиции украинских историков вообще. Вроде: «Украинские авторы не признают самобытности русинов, а поэтому не вносят ничего нового в понимание сути их истории».[36] И тут продолжил восхваление Магочия, работы которого, по мнению Попа, резко контрастируют с подобными «трудами», хотя речь (судя по сноске) идет по сути о справочном материале – издаваемых им раз в десятилетие дополнениях к аннотируемой библиографии. В полемике Попа с противниками его взглядов по проблеме «русинизма», затронувшей все узловые пробемы новейшей истории Закарпатья, на первом месте – закономерность и законность включения его в состав Украины. Ведь это было мечтой большинства населения края, и оно свое волеизъявление выразило не только в ноябре 1944, а и в январе 1919 года, но тогда не посчитались с ним. Иван Иванович все эти факты оспаривает. В полемике больше всего досталось киевскому литературоведу О. Мишаничу, прешовскому историку И. Ванату и американскому – В. Маркушу (Маркусю), прибегавшим, по мнению Попа, «к крайне агрессивным формам».[37] Да и Поп в ходе полемики смаковал и повторял высказывания некоторых зарубежных историков: «агрессия СССР», «аннексия Закарпатья» и т. д. В то же время он привел в своем обзоре основные публикации против собственных взглядов и «русинизма» вообще.
Среди них упомянул и об издании в Киеве (в 2002 г.) критики Мишанича на «Энциклопедию Подкарпатской Руси».[38] Это сборник материалов, в котором И.И. Поп выступал в качестве ответственного редактора, составителя и автора отдельных частей. На эту энциклопедию написал рецензию и Б.Й. Желицки.[39] Он выступил в защиту сторонников «русинизма» по политическим соображениям, поддерживая инициативу венгерских историков прошлого о якобы существовании особой народности или нации русинов, над которой господствовать венгры имеют историческое право. Прежде всего нужно заметить, что рецензент выдал Попа за автора всего труда. В нашей же практике это не принято. Нет смысла и места во введении разбирать неточности, которыми изобилуют труд, а за ним и рецензия, но необходимо остановиться на кредо автора последней, согласно которому самыми большими друзьями закарпатских русинов были венгры (речь идет о хортистских правителях). Далее он пишет, что в марте 1939 года группа политиков (имеется в виду Карпатской Украины) оказалась вынужденной покинуть пределы края, «который снова вошел в состав Венгрии», «но уже под новым названием – Подкарпатская Воеводина (Ka’rpa’taljai Vajdasa’g) с правом самоуправления». Что ни предложение – то противоречие правде. Никакой автономии, данной венгерским правительством хортистов русинам, не было. После захвата края военным путем был установлен оккупационный режим и край был отдан на разграбление армии, проводившей зачистку. Затем последовала диктатура регента Хорти и назначенных им сменявших друг друга регентских комиссаров. Это правление сопровождалось произволом жандармерии, арестами, расстрелами, интернированием, тюрьмами, концлагерями, вылившимися в течение пятилетней оккупации в физическое уничтожение пятой части населения края.
Кощунственно звучит следующее предложение: «Как ни странно, но именно эти годы, как подчеркивается в энциклопедии, и стали наиболее плодородным периодом для русинского национального развития».[40] Есть в рецензии Желицкого еще один момент, который можно бы не упоминать, но, поскольку он упорно повторяет его и после того, как об этом между нами уже шла речь, нужно сказать: в марте 1939 года состоялся не ХIХ, а ХVIII съезд ВКП(б), на котором с докладом выступал И.В. Сталин и сравнивал Карпатскую Украину с козявкой, а не с комаром, как утверждает Желицки.[41]
В историографическом обзоре среди иностранных авторов фигурирует и книга английского ученого Макартни, в которой содержится часть, посвященная Подкарпатской Руси периода 1919–1937 годов. Будучи сторонником венгерских хортистов, он употребляет не официальное название края того времени в составе Чехословакии – Подкарпатская Русь, а, «якобы для краткости», «Рутения». Он затрагивает ряд вопросов, в том числе останавливается на «верховинской акции» Эгана еще при венгерской власти, призванной помочь «горцам», жившим в условиях полуголодного существования. Приводит статистические данные венгерской 1910 и чехословацкой 1930 года переписей населения, сравнивает их и др.[42]
В самом конце XX столетия опубликован сборник статей, посвященных событиям в Закарпатье под властью Венгрии в 1938–1944 годах. Редакторами были Василий Маркусь и Василий Худанич.[43] В сборник включены статьи по истории, экономическому положению, культурной жизни, истории греко-католической и православной церквей в крае. Состав авторов – от местных историков, литераторов, языковедов до эмигрантов в США, Венгрии, в числе которых и монах ордена Св. Василия, долгие десятилетия проживавший в Риме.
Добротностью выделяются исторический очерк В. Худанича, совместная статья П. Чучки и В. Маркуся о положении в области культуры в Закарпатье накануне и в годы Второй мировой войны и ряд других публикаций.
В 2003 году вышла книга В.В. Марьиной, посвященная политике Бенеша и Сталина в отношении Закарпатской Украины в годы Второй мировой войны. По сюжету она перекликается с вышедшим в Будапеште на венгерском языке в 1998 году исследованием Б.Й. Желицкого.[44]
Часть первая
Закарпатье в революционной буре 1918–1919 годов
Глава первая
Планы воюющих сторон по переустройству Средней и Юго-Восточной Европы. Распад Австро-Венгерской монархии
Вскоре после начала Первой мировой войны правящие круги Австро-Венгерской монархии и кайзеровской Германии, составивших основную силу Тройственного союза, подняли вопрос об унии этих двух государств после окончания войны.
Эти планы изложены в книге Фридриха Наумана под названием «Средняя Европа» (Mittel-Europa). Они предусматривали (в случае успешного для них завершения войны) объединение народов в одном государстве, простирающемся вплоть до Ближнего Востока, включая и Балканский полуостров, под немецким руководством. В основу этого государства предполагалось положить таможенную унию.[45]
В Венгрии этими планами (Средней Европы) активнее всего занимались леворадикальные группы. Они организовали в феврале – апреле 1916 года в журнале «Двадцатый век» (Huszadik Sza’zad) дискуссию с привлечением широкой общественности. Хотя в конце концов эта идея была похоронена, но она сохранилась в умах сторонников перешедшего тогда в оппозицию к венгерскому правительству графа Михая Каройи.
В ходе этих дискуссий лидер небольшой радикальной партии Оскар Яси предложил создать в Средней Европе союз равноправных государств, который, по его мнению, должен был стать ступенью к образованию Соединенных Штатов Европы.
Однако вскоре под влиянием событий Яси отказался от этой идеи и в работе, вышедшей в 1918 году, незадолго до распада Австро-Венгрии, по собственному признанию, вернулся к замыслу Лайоша Кошута – Дунайской федерации.
По Оскару Яси, в Дунайскую федерацию вошли бы Венгрия (без Хорватии и Словении), из немецкой части Австрии Нижняя и Верхняя Австрия, Тироль, Штирия и Каринтия, а также историческая Чехия и Галиция, из Польши – Русско-Польское объединение; кроме того, Хорватия, Словения, Далмация, Истрия, Босния и Герцеговина, а также Сербия и Черногория и часть Иллирии, к которым со временем присоединились бы Балканские страны – Румыния, Болгария, Греция с Критом и греческими островами. Это было бы государство с территорией 1 193 305 кв. км. Оно строилось бы на основе широкой экономической и культурной автономии. В нем общими были бы оборона, пошлина, торговля, внешняя политика и транспорт. Армия предполагалась в каждом государстве отдельная, с общим командованием в федерации.[46]
По замыслу Яси, Венгрия была бы географическим центром, обеспечивающим связь со всеми землями. Без нее экономическая и культурная интеграция была бы немыслима. Раньше Венгрия была только посредником распространения немецкой культуры в восточном и южном направлениях. За Венгрией эта роль осталась бы и в будущем.[47]
Эти доктринерские замыслы Яси правительство Михая Каройи пыталось провести в жизнь, с этой целью он был включен в состав правительства. Об этом будет сказано ниже.
Каким же было положение национальных меньшинств в Австро-Венгрии в период Первой мировой войны? В Австрийской империи национальная политика строилась на супромате одной нации – австро-немцев, насчитывавшей 36,4 % населения.[48] В то время национальные меньшинства в Венгерском королевстве составляли 58,8 % населения.
Недовольство австро-венгерской системой зрело не только в среде эксплуатируемых слоев угнетенных национальностей, но и части господствующих кругов как Австрии, так и Венгрии. Однако последние предпочитали союз друг с другом ради сохранения власти над другими народами монархии. Пользуясь такой ситуацией, правители Венгрии проводили политику открытого террора, особенно в отношении сербов и украинцев. В Закарпатье и Восточной Галиции, прифронтовой полосе, применялись военные законы, свирепствовали военные трибуналы.[49]
Уже в конце первого года войны началось активное действие чешской эмиграции во главе с Т.Г. Масариком и Э. Бенешем, которые были депутатами австрийского райхсрата и эмигрировали. В странах Антанты опекали политических деятелей, эмигрировавших из Австро-Венгрии, прежде всего потому, что они желали ее поражения в войне. Но эмигранты имели и другие цели: они добивались слома государственной системы монархии, чтобы на ее развалинах образовать в Средней и Юго-Восточной Европе новые государства. Но в этом отношении тогда еще цели эмигрантов и правительств стран Антанты не совпадали. Последние рассчитывали на ослабленную Австро-Венгрию в качестве противовеса России в послевоенный период.[50]
Сторонники Масарика в эмиграции вели пропаганду за создание самостоятельной Чехословакии. В феврале 1916 года в Париже был создан Чешский национальный совет во главе с Масариком.[51] Но тогда правительства Англии и Франции еще открыто не одобряли эти далекоидущие цели эмиграции. Правительство России поддерживало идею объединения Чехии и Словакии, но предпочтительнее считало остаться им в составе преобразованной на триалистической основе Австро-Венгерской монархии, полагая осуществлять свое влияние через славянский элемент, составлявший третью часть ее населения.
Югославянское население тоже поднялось на борьбу. Эмигранты-славяне из Австро-Венгрии обосновались сначала в Италии. Но после вступления в войну этой страны переместились в Лондон, где под руководством депутата австрийского райхсрата Анте Трумбича в мае 1915 года был создан Югославянский совет.[52] Сербские политические деятели позже, с конца 1915 года, когда после оккупации Сербии вынуждены были и сами эмигрировать, склонились к созданию югославянского государства.
В это время движения национальных меньшинств, проживавших в монархии, еще придерживались мнения о необходимости добиваться расширения своих прав, оставаясь в составе Австро-Венгрии. Но в 1917 году эта позиция все более оттеснялась на задний план, и доминирующей становилась идея создания новых самостоятельных государств.
Влияние на изменение позиции оказывали как становившееся безвыходным положение Австро-Венгрии в результате поражения на фронтах, внутренних неурядиц, сопровождавшихся антивоенными, революционными движениями, так и усиливавшаяся зависимость от Германии, а также революции в России.
Чешские депутаты австрийского райхсрата 29 мая 1917 года уже требовали преобразования Австрии в равноправную федерацию на такой основе, чтобы Чехия и Словакия составляли отдельное государственное объединение.[53] В те дни украинские депутаты высказали пожелание образовать украинское единство внутри монархии.
Создание чехословацкого и югославянского государств было краеугольной политикой и эмигрантских кругов этих народов. Но тогда еще не было единства между целями и взглядами эмиграции и движения внутри монархии, но в 1917 году они стали сближаться.
Значительным шагом югославянской эмиграции было заключение 20 июля 1917 года на Корфу пакта между сербским лидером Н. Пашичем и руководителем лондонского югославянского совета Анте Трумбичем о создании в будущем сербо-словенского федеративного государства.[54]
13 мая 1918 года в Питсбурге (США) Масарик подписал с руководителями словацких организаций соглашение о вхождении Словакии на правах автономии в состав чехословацкого государства.
Венгерские правительство и парламент не шли на уступки требованиям национальных меньшинств и беспощадно подавляли их выступления. Решение этих вопросов, как и претензии венгров на руководящую роль в Дунайском бассейне, зависело от исхода войны. Массы национальных меньшинств возлагали надежды только на победу стран Антанты. В первой половине 1918 года в руководящих кругах угнетенных национальностей созрело понимание перехода к политике, проводившейся эмигрантскими кругами с начала войны: национальный вопрос в Австро-Венгрии необходимо решать путем отделения от монархии. Конкретно это проявилось 8 апреля 1918 года в Риме на конгрессе представителей военнопленных из Австро-Венгрии.[55]
Венгерское большинство в парламенте оставалось глухим к любым требованиям представителей угнетенных национальных меньшинств.[56]
Эти планы изложены в книге Фридриха Наумана под названием «Средняя Европа» (Mittel-Europa). Они предусматривали (в случае успешного для них завершения войны) объединение народов в одном государстве, простирающемся вплоть до Ближнего Востока, включая и Балканский полуостров, под немецким руководством. В основу этого государства предполагалось положить таможенную унию.[45]
В Венгрии этими планами (Средней Европы) активнее всего занимались леворадикальные группы. Они организовали в феврале – апреле 1916 года в журнале «Двадцатый век» (Huszadik Sza’zad) дискуссию с привлечением широкой общественности. Хотя в конце концов эта идея была похоронена, но она сохранилась в умах сторонников перешедшего тогда в оппозицию к венгерскому правительству графа Михая Каройи.
В ходе этих дискуссий лидер небольшой радикальной партии Оскар Яси предложил создать в Средней Европе союз равноправных государств, который, по его мнению, должен был стать ступенью к образованию Соединенных Штатов Европы.
Однако вскоре под влиянием событий Яси отказался от этой идеи и в работе, вышедшей в 1918 году, незадолго до распада Австро-Венгрии, по собственному признанию, вернулся к замыслу Лайоша Кошута – Дунайской федерации.
По Оскару Яси, в Дунайскую федерацию вошли бы Венгрия (без Хорватии и Словении), из немецкой части Австрии Нижняя и Верхняя Австрия, Тироль, Штирия и Каринтия, а также историческая Чехия и Галиция, из Польши – Русско-Польское объединение; кроме того, Хорватия, Словения, Далмация, Истрия, Босния и Герцеговина, а также Сербия и Черногория и часть Иллирии, к которым со временем присоединились бы Балканские страны – Румыния, Болгария, Греция с Критом и греческими островами. Это было бы государство с территорией 1 193 305 кв. км. Оно строилось бы на основе широкой экономической и культурной автономии. В нем общими были бы оборона, пошлина, торговля, внешняя политика и транспорт. Армия предполагалась в каждом государстве отдельная, с общим командованием в федерации.[46]
По замыслу Яси, Венгрия была бы географическим центром, обеспечивающим связь со всеми землями. Без нее экономическая и культурная интеграция была бы немыслима. Раньше Венгрия была только посредником распространения немецкой культуры в восточном и южном направлениях. За Венгрией эта роль осталась бы и в будущем.[47]
Эти доктринерские замыслы Яси правительство Михая Каройи пыталось провести в жизнь, с этой целью он был включен в состав правительства. Об этом будет сказано ниже.
Каким же было положение национальных меньшинств в Австро-Венгрии в период Первой мировой войны? В Австрийской империи национальная политика строилась на супромате одной нации – австро-немцев, насчитывавшей 36,4 % населения.[48] В то время национальные меньшинства в Венгерском королевстве составляли 58,8 % населения.
Недовольство австро-венгерской системой зрело не только в среде эксплуатируемых слоев угнетенных национальностей, но и части господствующих кругов как Австрии, так и Венгрии. Однако последние предпочитали союз друг с другом ради сохранения власти над другими народами монархии. Пользуясь такой ситуацией, правители Венгрии проводили политику открытого террора, особенно в отношении сербов и украинцев. В Закарпатье и Восточной Галиции, прифронтовой полосе, применялись военные законы, свирепствовали военные трибуналы.[49]
Уже в конце первого года войны началось активное действие чешской эмиграции во главе с Т.Г. Масариком и Э. Бенешем, которые были депутатами австрийского райхсрата и эмигрировали. В странах Антанты опекали политических деятелей, эмигрировавших из Австро-Венгрии, прежде всего потому, что они желали ее поражения в войне. Но эмигранты имели и другие цели: они добивались слома государственной системы монархии, чтобы на ее развалинах образовать в Средней и Юго-Восточной Европе новые государства. Но в этом отношении тогда еще цели эмигрантов и правительств стран Антанты не совпадали. Последние рассчитывали на ослабленную Австро-Венгрию в качестве противовеса России в послевоенный период.[50]
Сторонники Масарика в эмиграции вели пропаганду за создание самостоятельной Чехословакии. В феврале 1916 года в Париже был создан Чешский национальный совет во главе с Масариком.[51] Но тогда правительства Англии и Франции еще открыто не одобряли эти далекоидущие цели эмиграции. Правительство России поддерживало идею объединения Чехии и Словакии, но предпочтительнее считало остаться им в составе преобразованной на триалистической основе Австро-Венгерской монархии, полагая осуществлять свое влияние через славянский элемент, составлявший третью часть ее населения.
Югославянское население тоже поднялось на борьбу. Эмигранты-славяне из Австро-Венгрии обосновались сначала в Италии. Но после вступления в войну этой страны переместились в Лондон, где под руководством депутата австрийского райхсрата Анте Трумбича в мае 1915 года был создан Югославянский совет.[52] Сербские политические деятели позже, с конца 1915 года, когда после оккупации Сербии вынуждены были и сами эмигрировать, склонились к созданию югославянского государства.
В это время движения национальных меньшинств, проживавших в монархии, еще придерживались мнения о необходимости добиваться расширения своих прав, оставаясь в составе Австро-Венгрии. Но в 1917 году эта позиция все более оттеснялась на задний план, и доминирующей становилась идея создания новых самостоятельных государств.
Влияние на изменение позиции оказывали как становившееся безвыходным положение Австро-Венгрии в результате поражения на фронтах, внутренних неурядиц, сопровождавшихся антивоенными, революционными движениями, так и усиливавшаяся зависимость от Германии, а также революции в России.
Чешские депутаты австрийского райхсрата 29 мая 1917 года уже требовали преобразования Австрии в равноправную федерацию на такой основе, чтобы Чехия и Словакия составляли отдельное государственное объединение.[53] В те дни украинские депутаты высказали пожелание образовать украинское единство внутри монархии.
Создание чехословацкого и югославянского государств было краеугольной политикой и эмигрантских кругов этих народов. Но тогда еще не было единства между целями и взглядами эмиграции и движения внутри монархии, но в 1917 году они стали сближаться.
Значительным шагом югославянской эмиграции было заключение 20 июля 1917 года на Корфу пакта между сербским лидером Н. Пашичем и руководителем лондонского югославянского совета Анте Трумбичем о создании в будущем сербо-словенского федеративного государства.[54]
13 мая 1918 года в Питсбурге (США) Масарик подписал с руководителями словацких организаций соглашение о вхождении Словакии на правах автономии в состав чехословацкого государства.
Венгерские правительство и парламент не шли на уступки требованиям национальных меньшинств и беспощадно подавляли их выступления. Решение этих вопросов, как и претензии венгров на руководящую роль в Дунайском бассейне, зависело от исхода войны. Массы национальных меньшинств возлагали надежды только на победу стран Антанты. В первой половине 1918 года в руководящих кругах угнетенных национальностей созрело понимание перехода к политике, проводившейся эмигрантскими кругами с начала войны: национальный вопрос в Австро-Венгрии необходимо решать путем отделения от монархии. Конкретно это проявилось 8 апреля 1918 года в Риме на конгрессе представителей военнопленных из Австро-Венгрии.[55]
Венгерское большинство в парламенте оставалось глухим к любым требованиям представителей угнетенных национальных меньшинств.[56]