В упоминавшихся «Очерках» подробно описаны факты и почти все формы борьбы рабочих и крестьян Подкарпатья против социального и национального гнета. Отражены ее позитивные результаты. Особое внимание уделено созданию и деятельности в годы кризиса Союза трудящегося крестьянства, организованного левыми силами для расширения их социальной базы. Они добились значительных успехов.[273] Говоря о связях подкарпатских трудовых коллективов с общественностью Советской Украины, автор положительно оценивал их, но не удержался, чтобы не написать такую фразу: Советская Украина «хотя и была в вассальной зависимости от Москвы, но все же была украинской державой».
   В то же время в крае активизировалась часть венгерского населения, находившаяся под влиянием партии А. Акоша – Автономной партии автохтонов. Эта партия имела влияние среди венгерской молодежи. Она открыто повела реваншистскую пропаганду за возвращение Подкарпатья в лоно Свято-Стефанской империи, а остальные венгерские партии пока остерегались открытых антиправительственных выступлений.
   Не отставали реваншисты и за рубежом. Венгерская газета клерикалов Nemzeti U’jsa’g поместила статью с двумя картами. На одной из них Словакия и Подкарпатская Русь были включены в состав Венгрии, на другой – коридор из СССР через Восточную Галицию доходит до Подкарпатской Руси. Через этот чехословацко-советский коридор «панславистско-большевистская струя зальет Среднюю Европу, Дунайский бассейн, Балканы в направлении Адриатического и Черного морей». По мнению венгерских радикальных националистов, это означало бы присоединение к России части Польши. Следующим шагом после предоставления Рутенфелду автономии стало бы ее присоединение к России. Поэтому предлагалось незамедлительно создать общую венгеро-польскую границу. Только «эта сильная плотина сможет удержать постоянно рвущуюся на Запад русскую великодержавную экспансию», считали реваншисты.[274]
   В июле 1934 года в венгерской газете Pesti Naplo’ была опубликована статья, в которой приводились слова одного из польских политических деятелей: «Мы горячо желаем, чтобы на основе сопроводительного письма Мильерана об условиях Трианонского мирного договора Венгрия вновь получила те территории, которые создадут общую польско-венгерскую границу».[275]
   Польская сторона предпринимала и другие меры для достижения этих целей. При этом официальные органы, в том числе МИД Польши, часто преследовали свои корыстные интересы. В этой связи особого внимания заслуживает фигура одного из самых противоречивых политиков Подкарпатья периода 1920– 1930-х годов Степана Андреевича Фенцика. Амбициозный греко-католический священник, он любой ценой хотел стать руководящей личностью в крае, независимо от того, на каком поприще – церковном или политическом. В начале 30-х годов он претендовал на пост епископа Мукачевской епархии, но не был избран, проиграв Александру Стойке.
   С 1920 года Фенцик уделяет все большее внимание именно политической деятельности, став фактическим руководителем культурно-просветительного общества имени Духновича, проповедовавшего русофильские настроения, а затем став издателем газеты «Карпаторусскiй Голосъ» (1932–1934 годы). В это время у Степана Фенцика созревает идея о создании собственной партии, получившей впоследствии название Русской национальной автономной (РНАП). Позже в специальном донесении в Варшаву польский посланник в Праге Марьян Ходацкий писал, что якобы до образования партии Степана Фенцика идею автономии отстаивал только Автономный земледельческий союз Ивана Куртяка, получавшего инструкции из Будапешта. (Информация посланника была неточной, ибо все основные партии края периодически поднимали эту проблему, требовали выполнения решений Парижской мирной конференции.) Но представители Автономного земледельческого союза ни разу остро не выступили с требованием к чехословацкому правительству о предоставлении автономии Подкарпатской Руси. Аналогично пассивно вели себя и венгерские партии в Чехословакии, «сохраняя лишь великовенгерский дух». Куртяковцы и венгры кормили своих сторонников обещаниями, что «скоро на Русь» вступят венгерские войска, считая правление чехов там временным.
   Когда С. Фенцик под покровительством губернатора Подкарпатской Руси Антала Григоровича Бескида приступил, по договоренности с польским посольством в Праге, к организации своего движения, он, по тактическим соображениям, обязался встать на позицию принадлежности Подкарпатской Руси к ЧСР. Одновременно он пообещал острее всего бороться «против чешского влияния в этой провинции и добиваться от чехов выполнения данных ими обязательств о предоставлении Закарпатью самой широкой автономии, объединять русинов под лозунгом „Подкарпатская Русь – для карпатороссов“.
   По отношению к Автономному земледельческому союзу Степан Фенцик должен был избегать открытой конфронтации и в то же время не поддерживать членов венгерской ирреденты, однако выступать с ними единым фронтом в вопросах автономии и изживания чешского влияния.[276]
   Получив обещание МИДа Польши о материальной поддержке его начинания, Степан Фенцик отправился в США, имея цель скрыть источники финансирования. Он заявлял, что помогать ему будут якобы родственники, живущие в США, и для этого он планирует создать в Соединенных Штатах центры, на которые мог бы опереться. Там уже существовала провенгерская организация Алексея Юлиевича Геровского, работавшего в тандеме с Иваном Куртяком. Куртяковцы с самого начала увидели в фенциковцах своих конкурентов.
   27 октября 1934 года на американскую землю вступил доктор Степан Фенцик, как он тогда сам о себе писал, «главный редактор газеты „Карпаторусскiй Голосъ“ и главный секретарь и организатор культурно-просветительного общества Духновича».
   В первой произнесенной там речи он заявил: «По вашему почину рождена свободная, автономная Подкарпатская Русь» (намекая на движение Григория Жатковича в США). В США был создан Подкарпато-русский союз. Согласно договоренности с Польшей, Фенцик выдвинул лозунг: «Неделимая Чехословацкая республика от Хеба до Ясиня, неделимая Подкарпатская Русь от Попрада до Тисы и неделимая русская культура от Попрада до Владивостока».[277]
   В своих путевых заметках он жаловался: «Мне очень больно, что министр Бенеш называет меня мадьяроном». В другом месте он продолжал: «Все те господа, которые на страницах русских, чешских и мадьярских правительственных газет называли меня «ирредентистом, Егличкой,[278] ревизионистом», будут отвечать не только перед историей, но и перед народом».[279] На прощальном банкете в Нью-Йорке 29 марта 1935 года Фенцик заверил собравшихся, что «никогда не станет на службу к врагам и не пойдет против русского народа, против веры».[280]
   9 апреля 1935 года, по сообщению Фенцика в вышеназванной книге, в Хебе он был арестован, 36 дней просидел в ужгородской тюрьме, а 13 мая выпущен под залог в 50 тыс. чешских крон. 19 мая 1935 года его избрали депутатом чехословацкого парламента.
   Так завершилась поездка карпато-русского «фюрера» Фенцика в США. В результате был создан канал пересылки «субсидий», «гонораров» Фенцику из Польши в США, откуда их переводили в Ужгород на счета Русинского (кличка Фенцика) – в Словацком банке (ул. Маломостецкая, д. 1) на счет под девизом «Карпат» XV-41, и в Дунайском банке (на той же улице, дом 7) на счет под девизом «Кавказ» 10613.
   В материалах архива МИДа Польши сохранились сведения о доходах Фенцика, составлявших около 10 тыс. чешских корун в месяц, которые он тратил на текущие расходы, не считая ежемесячных дотаций МИДа Польши по 20 тыс. чешских корун. При создании Русской национальной автономной партии Фенцика в Чехословакии замысел польской стороны заключался в основном в том, чтобы при помощи русского движения в Подкарпатье образовать противовес украинскому движению в крае, представители которого поддерживали связь с украинским национальным движением в Восточной Галиции, которая в период между двумя мировыми войнами находилась под польской властью (носила наименование Сходня Мала Польска) и вызывала опасение в правящих кругах Варшавы из-за возможности потери этой территории в результате объединения Восточной Галиции с Подкарпатской Русью.
   Представителем Фенцика в США был Ержи Берзинец, который стал там секретарем Союза карпатороссов. Польский консул в Питсбурге Кароль Рипка 4 февраля 1936 года доносил МИДу Польши о карпато-русской активности в США, о том, как работает там Союз карпатороссов, какие в нем есть течения и какова роль попа Берзинца. По мнению консула, в Союзе карпатороссов насчитывалось 460 тыс. человек, объединенных в четыре политические организации, располагавшие капиталом в 25 млн. долларов. Издавались собственные русскоязычные газеты: «Востокъ», «Правда», «Православный Вестникъ», «Любовь», «Карпаторусское слово».
   Поляк отмечал наличие в движении незначительной части венгрофилов во главе с А.Ю. Геровским. Родился Геровский во Львове, воспитывался и вырос в доме деда по матери, национального деятеля Подкарпатья Адольфа Добрянского. До Первой мировой войны Алексей Геровский работал журналистом в Черновцах, подвергался преследованиям со стороны венгерского и австрийского правительств. С 1915 по 1917 год он работал советником в российском царском МИДе, потом присоединился к армии Антона Деникина. После войны Геровский прибыл в Закарпатье, вел агитацию против правительства Чехословакии. В 1927 году он эмигрировал в Югославию. Там его сторонники ставили перед собой две задачи: ослаблять узы Югославии с Чехословакией и не допустить признания Югославией Советского Союза. В скупщине в Белграде был образован в 1927 году Сербо-Закарпато-русский комитет из представителей всех – правительственных и оппозиционных – партий, который одновременно с другими задачами пообещал защищать автономные права Карпатской Руси. На первом его заседании присутствовал и А.Ю. Геровский.[281] В 1928 году А.Ю. Геровский переехал в США, где через несколько лет, в 1935 году, стал секретарем Карпаторусского союза.
   В дипломатических польских кругах в США не было единства взглядов на деятельность и роль там Геровского и Фенцика. Польский консул в Нью-Йорке (13 января 1936 года) проявил себя сторонником Геровского, информируя о «поведении» Фенцика в США в негативном плане (человек низкой культуры, влез в религиозные дрязги американских русинов), и лояльно относился к консулу Чехословакии.[282]
   Геровский в феврале 1936 года передал через бывшего советника польского посольства в Вашингтоне М. Кванишевского, в то время председателя Польско-американского общества, в МИД Польши памятную записку. В ней говорилось: «Подкарпатская Русь представляет интерес для Польши, она отрезает от Польши симпатизирующую ей Венгрию, которая могла бы помочь в войне против СССР». Он предлагал ликвидировать коридор с Румынией и Югославией – передать Подкарпатскую Русь Венгрии. «Закарпатцы там (в Венгрии. – А. П.) будут чувствовать себя так хорошо, как французы в Швейцарии», а в Закарпатье он вообще желал избавиться от чешского господства. В памятной записке он рассуждал: хорошо бы развернуть деятельность через Америку, где в 1935 году А.Ю. Геровский создал карпато-русский союз. В случае кооперации карпатороссов с Польшей нужно вести борьбу с «панкарпатороссами», стремящимися объединить Подкарпатскую Русь с Восточной Галицией. «Эта неосуществимая химера чрезвычайно вредна для реальных интересов Подкарпатской Руси, и она может принести пользу только чехам и большевикам».[283]
   Польский консул в Питсбурге, наоборот, сначала полностью поддерживал Фенцика и его экспонента Берзинца. В феврале 1936 года он писал: «Фенцика все признают своим вождем, особенно после его прошлогоднего ареста, страдальцем за освобождение из-под чешского господства». Хотят избрать его епископом: «Пусть приезжает к июню».[284] В том же месяце в другом донесении Кароль Рипка сообщал в Варшаву, что 4 февраля решили принять Фенцика в США, дают ему пост епископа и в его распоряжение предоставляют резиденцию стоимостью 75 тыс. долларов.[285]
   Еще в середине декабря 1935 года польский генеральный консул в Вашингтоне доносил в МИД Варшавы, что Ержи Берзинец, по инструкции Русинского, хотел бы установить контакт с Польшей и получать материальную поддержку от нее, как имеет Алексей Геровский от Венгрии. Он собирается в Чехословакию через Гдыню.[286] В результате длительной дипломатической переписки, содержавшей высказывания за и против, ему было отказано. 16 марта 1936 года МИД Варшавы сообщил консулу, что он не может поддержать Берзинца финансами.[287]
   Между тем Степан Фенцик в вопросе «гонорара» оказался щепетильным и настырным. На его жалобу по поводу того, что на счет из Америки в 1935 году поступил 121 «пакет» вместо положенных 160, консул в Ужгороде писал 25 февраля 1936 года, что это правдоподобно. Финансы не сработали, а это деморализует Русинского. «Трудно от Русинского конкретно что-то требовать, если обещания материального характера не выполняются», – писал консул М. Халупчинский.[288]
   Польский МИД информировал 16 марта 1936 года своего посланника в Праге Марьяна Ходацкого о расколе Карпато-русского союза в США, причем умалчивал о роли Русинского, а сообщал, что Берзинец якобы является диверсией чехов.[289]
   Поскольку замысел договоренности Фенцика с польской стороной заключался в том, чтобы в Закарпатье знали о якобы финансовой поддержке его движения родственниками в США, он должен был иметь там опорные пункты. Для этого он не мог использовать Геровского, ибо тот, как и Егличка, считался предателем. Он не установил контакта с Геровским, но и не ставил целью разгромить его организации. Он хотел сохранить свое влияние через Берзинца. Фенцик лез «в драку с Ге – ровским лишь для самообороны. Иначе он не мог бы работать на Руси», – писал посланник. В то же время он просил министра иностранных дел Польши заполучить для Геровского и Автономного земледельческого союза инструкции от Венгрии, чтобы те перестали вести борьбу против Фенцика и объединились с ним в античешской акции на Руси, но не на филовенгерской основе.[290]
   В письме польскому посланнику в Будапеште польский МИД давал указание переговорить с венгерскими властями об Автономном земледельческом союзе, чтобы тот не выступал против Польши и группы Фенцика, и сообщить им о получении Фенциком аналогичной инструкции.[291]
   В письме из польского посольства в Праге в МИД Польши (10 июля 1936 года) об отношениях Русинского с союзом сказано: «Лучше, если бы он остался в Закарпатье. Бежать в Польшу всегда сможет. В Америке, раз там есть Геровский, Фенцик не нужен. Если бы его (Фенцика) арестовали (в Чехословакии. – А. П.), то можно бы извлечь из этого пользу», полагал посланник, превратить его в «руського» мученика за дело русское, «если властям не удалось бы доказать, что он берет польские субсидии».
   Несмотря на достигнутую договоренность между министром иностранных дел Польши и венгерским премьером Дьюлой Гёмбёшем, «куртяковцы не прекратили вести настоящую войну с Русинским», а он после ознакомления с письмом польского посланника в Будапеште об инструкциях венгерских властей Автономному земледельческому союзу стал вести себя сдержанно.[292]
   25 июля 1936 года МИД Польши дал указание посланнику в Вашингтоне сообщить Геровскому: если он хочет иметь хорошие отношения с правительством Польши, то пусть уладит связи с Фенциком и его группой в Закарпатье, а в США пусть заключит соглашение с Берзинцем «о ненападении», чтобы не ослаблять силы, преследующие единые цели.[293]
   Между тем Степан Фенцик не прекращал зорко следить за поступлениями «субсидий» на свои счета в ужгородских банках. 18 марта 1936 года прибыла из Праги в Варшаву телеграмма посланника Марьяна Ходацкого, что Русинский с декабря 1935 года не получил обычных денег. Он просил «прислать посылки из Америки». Через неделю он уведомил МИД, что задолженность Русинскому составляет около 100 тыс. чешских корун. В ответе сообщалось: дотация на февраль составляет 2 тыс. долларов.[294]
   Посланник в Праге Ходацкий 28 марта 1936 года доносил в МИД Варшавы, что там он выдал Русинскому 18 740 чешских корун, а раньше – 6 тысяч, то есть всего Русинский получил 24 740 корун, то есть 1 тыс. долларов.[295] 5 мая Русинский просил еще тысячу долларов. 4 июня для него переведено 1520 долларов.[296]
   Приведем еще некоторые цифры: 8 июля 1936 года из Варшавы в Нью-Йорк перевели 2 тыс. долларов для пересылки в Ужгород Русинскому.[297]
   5 августа 1936 года посланник в Праге в сообщении в Варшаву напомнил, что Русинскому обещали ежемесячную дотацию по 20 тыс. корун. С 1 апреля 1935 года он получил из Америки 10 тыс. долларов, что равнялось 245 тыс. корун, от посольства (в Праге) – 40 500 корун. То есть всего им было получено 285 500 корун, а ему до 31 июля 1936 года, то есть за 15 месяцев, причиталось 300 тыс. корун. Посланник просил МИД Польши доплатить недостающую сумму – 14 500 корун.[298]
   О дальнейшем развитии этих событий будет сказано ниже. Однако уже здесь можно обратить внимание на то, что в таком маленьком крае, как Подкарпатье, в период между двумя мировыми войнами существовали две политические партии, финансировавшиеся правительствами иностранных государств. Автономный земледельческий союз был первым среди них, он начал действовать с 1920 года, первые годы под названием Подкарпатский земледельческий союз. Эта организация была известна в 1920-х – начале 1930-х годов как партия Ивана Куртяка, которую после его смерти в 1933 году возглавил Андрей Бродий. Эта партия почти не маскировала свою конечную цель – вернуть край под власть Венгрии. С самого начала и до конца существования этой партии ее деятельность поддерживалась венгерским правительством хортистов.
   Причем оно финансировало не только Ивана Куртяка, который еще при правительстве Михая Каройи открыто выступал за сохранение Подкарпатья в составе Венгрии, а после включения его в состав Чехословакии отказался принести присягу на верность ей, поменял профессию учителя на профессию политика и делал все для поддержки планов и интересов Венгрии, но и его преемника на посту руководителя Автономного земледельческого союза. Андрей Бродий продолжил политику своего предшественника. Венгерские историки, Магда Адам и другие, в своих трудах приводили отрывочные суммы, выплаченные этим лидерам и их стороннику в США Алексею Геровскому.
   Положение второй партии аналогичного типа – Русской национальной автономной партии и ее руководителя Степана Фенцика было более щепетильным. Эта партия создавалась по прямому заказу польского правительства, с определенным целевым заданием и в первой половине 1930-х годов добилась успеха. Ее лидер Степан Фенцик стал депутатом чехословацкого парламента. О его тайных планах знали в Будапеште и следили за его деятельностью с подозрением. Его партия стояла на пути Автономного земледельческого союза.
   Обе эти партии манипулировали словечком «автономия» и включили его в свои программы и названия партий. Они воспользовались невыполнением чехословацким правительством постановлений Парижской мирной конференции и собственного обещания предоставить Подкарпатской Руси автономию, выдавали себя борцами за интересы населения края. Только в 1934 году правительство Чехословакии начало обращать более серьезное внимание на положение в своей восточной провинции.

Глава седьмая
Накануне перемен

   В разгар экономического кризиса в Чехословакии были проведены муниципальные выборы. В Ужгороде в них участвовало 19 партий и блоков. Абсолютное большинство среди них составляли чешские (некоторые под названием «чехословацкие») партии или их филиалы.
   В выборах приняли участие 10 220 человек. На первом месте в столице Подкарпатья оказались объединенные венгерские партии – 2123 голоса, второе место заняли коммунисты с 2050 голосами. Отдельными списками шли венгерские социал-демократы, собравшие 186 голосов своих сторонников, Чехословацкая рабочая партия коммунистов – 360 голосов, три еврейские партии: сионистов, получивших 830 голосов, ортодоксов – 512 и Еврейская народная партия – 250 голосов. Республиканская аграрная партия собрала всего 589 голосов, а Чехословацкая социал-демократическая – на один голос меньше. Народно-христианская партия (Волошина) набрала 340 голосов, а Блок русских партий – 262 голоса. Остальные голоса поделили между собой выступавшие под разными наименованиями чешские партии, набравшие ничтожное количество голосов.[299]
   В связи с таким результатом голосования возникает вопрос: каким был национальный состав жителей основных городов Подкарпатской Руси – Ужгорода, Мукачева и Берегова? По чехословацкой переписи 1930 года в Ужгороде в то время проживало 26 675 человек. Из них русинами были записаны 6200 человек, венграми – 4490, евреями – 7357 (27,6 %), чехами (чехословаками) – 4572 человека.[300] Во втором по величине городе Мукачево состав основных национальностей выглядел следующим образом. Из всего населения, 26 102 человек, русинов в нем проживало 6476, венгров – 5561, евреев – 11 313 (43,9 %), чехов – 2284 человека. В Берегове тогда было всего 19 007 человек, из них русинами себя считали 1954 человека, венграми – 9180, евреями – 5680 (29,9 %), чехами – 2279 человек.[301]
   Как свидетельствует статистика, все три основные города Подкарпатской Руси были многонациональными, и в то же время ни одна национальность в них не имела абсолютного большинства.
   Кроме того, выборы в муниципалитет Ужгорода приоткрыли расклад политических сил и позволили предположить тенденции развития ситуации. Прежде всего, вопросы вызывало незначительное влияние Республиканской аграрной партии и ее союзников по правящей коалиции. Это был сигнал о потере первого места, завоеванного на парламентских выборах в 1929 году. Этому способствовала не только политика пражского правительства по отношению к Карпаторуському краю, как официально именовался он в эти годы, но, среди прочего, и последствия экономического кризиса.
   Эти разрушительные последствия так и не были преодолены до конца существования довоенной Чехословакии. Положение разоренной промышленности называлось словом «стагнация», единственное исключение – три химических завода, выполнявших военные заказы. В 1930-е годы в Подкарпатье насчитывалось более 120 фабрично-заводских предприятий. В годы кризиса многие закрылись, пять из них не возобновили производство. Из 107 действовавших под конец 1930-х годов более половины были деревообрабатывающими, 17 – строительными, 6 – металлообрабатывающими и так далее. На этих предприятиях были заняты 19 113 рабочих.[302] Из них 4625 человек работали в деревообрабатывающей промышленности, 1222 – в химической, 1145 человек – в промышленности стройматериалов.[303]
   Продолжался процесс обнищания сельского населения. Категория малоземельного крестьянства увеличилась, продолжалось разорение крестьянских хозяйств, не имевших возможности выбраться из долгов, взятых под земельный залог. Не могли они выплачивать и всевозможные налоги и поборы. В эти годы население целых районов края на 80– 100 % оказалось должниками банков за кредиты, проценты на них и за неуплату налогов. В 1936 году только ипотечная задолженность жителей края составляла около 800 млн. корун, причем 487 миллионов из этой суммы приходилось на малоземельных крестьян.[304]