Анисов Михаил. Превратности судьбы. Часть II

   – Значит это был не мираж, – подумал он про себя. Вслух же сказал:
   – Ты меня с кем-то спутала.
   – Как же, спутаешь тебя! Особенно твой джип, который наверно в городе в единственном числе.
   – Ладно! Потом поговорим, – уклонился муж от опасной темы.
   – Я тебя никуда не пущу, – категорично высказала Светлана и загородила своим хрупким телом дверной проем.
   – Не вынуждай меня применить силу. – Алексей замер в нерешительности.
   – Не пущу! – Светлана вошла в азарт, расставив ноги на ширину плеч и уперевшись руками в косяк.
   – Не доводи до греха! – Алексей схватил жену за руку и, не прилагая особых усилий, втащил в комнату.
   – Если ты сейчас уйдешь, то я с тобой больше жить не стану, – пригрозила женщина, схватив супруга за рукав.
   – Отпусти, дура! – Алексей резко дернул руку и задел локтем по носу жены. Светлана вскрикнула от неожиданной боли, прикрыла лицо руками и опустилась на корточки.
   – Сил моих больше нет! – заголосила она, смешивая брызнувшие слезы с кровью. – Завтра же уеду к родителям. – Она легла на палас, уткнулась вниз головой и затихла.
   Лишь редкие вздрагивания тела говорили о ее страданиях. Алексей хотел было наклониться и поднять жену, но передумал, резко развернулся и вышел из комнаты.
   Уже сидя за рулем автомобиля, он сожалел о произошедшей размолвке с супругой, с которой они воспитали двадцатисемилетнюю дочь, несмотря на то, что самим было только по сорок два года.
   – Никуда она не денется, – подумал он, до отказа выжимая педаль газа и развивая бешеную скорость по уже пустеющим улицам города.
   Засветившийся жезл инспектора ГАИ вывел его из оцепенения.
   – Только тебя мне и не хватало, – буркнул Алексей, прижимая машину к обочине.
   – Набрали дорогих автомобилей, а правила дорожного движения соблюдать не научились, – принялся читать лекцию молоденький сержант милиции.
   – Заткнись, сосунок! Не вырос еще, чтобы по ушам мне ездить, – не выдержал напряжения последних нескольких часов Атаман и выплеснул накопившиеся эмоции на блюстителя порядка.
   – Следите за свой речью, гражданин, – умудрился сдержать себя в рамках сержант, изучая полученные от водителя документы. – Ваша скорость – сто семнадцать километров в час, вместо шестидесяти положенных, – и он показал нарушителю табло ручного радара.
   – Ну и в чем собственно дело? – грубо, но уже несколько успокоившись, спросил Алексей. – Бери штраф, положенный по закону, и продолжай следить за уличным движением, а то, пока мы с тобой беседуем, пропустишь самых злостных нарушителей, – сказал он издевательским тоном.
   – Аптечка у вас есть? – Милиционер старался действовать в рамках, предписанных ему уставом, но и отпускать грубияна без нервотрепки не собирался.
   Водитель поздно, но осознал, что напрасно связался с гаишником. Он молча достал аптечку и показал ее сержанту.
   – Огнетушитель! – потребовал представитель милиции.
   Атаман открыл крышку заднего багажника и кивнул на огнетушитель.
   – Включите и выключите габаритные огни, ближний и дальний свет, нажмите педаль тормоза, – последовали дальнейшие команды, которые лишали Атамана драгоценного времени.
   – Все? – поинтересовался вконец измотанный нарушитель.
   – Практически, да, – подтвердил инспектор. – Вот только штрафные талончики у меня закончились, придется составлять протокол. На это ушло более двадцати минут.
   – В следующий раз будьте внимательнее, гражданин, – и сержант протянул водителю долгожданные документы. Только вместо прав выписал временный талончик и, в дополнение к нему, штрафную квитанцию на максимальную сумму.
   – Благодарю за добросовестную службу, – сказал на прощание Алексей с явным сарказмом.
   – Встретимся, – сходно улыбнувшись, заверил блюститель порядка. – А за водительским удостоверением вам еще придется немало побегать, – предупредил он.
   Атаман едва переборол желание съездить обидчику по физиономии и вернулся к своей машине. Он остановился у самого подъезда девятиэтажки Крутояровой и не глядя на пожилого человека, сидевшего на лавочке и с ненавистью наблюдавшего за ним, вошел в дом.
   Потрепанная, поношенная и засаленная одежда наблюдателя говорила о том, что он уже давно переживает трудные времена. Чрезмерная худоба, отвисшая кожа на щеках и затравленные, впалые глаза лишь подчеркивали первоначальное впечатление, а опухшие веки и красноватый нос свидетельствовали о беспробудном пьянстве. Жалкий и опустившийся человечишко, абсолютно недостойный внимания добропорядочных граждан.
   Даже если бы Атаман и пригляделся к нему повнимательнее, то вряд ли бы признал в нем пожизненного и непримиримого врага, бывшего подполковника внутренних войск, начальника исправительно-трудовой колонии, когда-то властного и преуспевающего Тараса Поликарповича Мирошниченко.
   Диксон и Тюлень заждались Алексея, попивая кофе на кухне Нины. Они услышали, как хлопнула входная дверь в квартиру и кто-то прошел в комнату.
   – Это Атаман, – предположил Виктор. – У него свои ключи.
   – Алексей! – позвал Марат.
   – Подожди, – отозвался опоздавший, явно не в духе. Он даже не поцеловал хозяйку, когда та бросилась к нему навстречу, а отстранив, подошел к телефону и набрал номер Панина.
   – Григорий Игнатьевич? – не представившись, спросил он, но абонент сразу узнал его. – Срочно приезжай к Крутояровой… никаких «не могу»! Срочно, я сказал! – и он бросил трубку.
   Встревоженные компаньоны появились в комнате.
   – К чему весь этот переполох? Что произошло? – спросил Диксон, сильно располневший за последние два года.
   Он вальяжно развалился в кресле, закинув ногу на ногу. В его голосе скользила лень, присущая богатым людям.
   – Природа-матушка как нельзя кстати наградила схожестью лицами одного следователя и мою родную сестру, – начал Алексей, чем еще больше запутал слушателей.
   – Насколько я понял: какой-то мент похож на твою сестру и ты собрал нас для того, чтобы мы вместе порадовались проделкам природы. – Тюлень тупо уставился на собеседника. Однажды он увлекся культуризмом и его фигура стала еще более квадратной, чем была до этого.
   – Радоваться тут нечему, у него на крючке один из наших подопечных.
   – Панин, – догадался Марат, прежде чем Алексей посвятил друзей во все подробности.
   Неожиданно сработавшая сигнализация на автомобиле Атамана отвлекла их и они бросились к окну. Они увидели, как вовремя подъехавший Панин, поймал и удерживает какого-то бомжа возле джипа.
   – Спустимся? – Марат вопросительно взглянул на хозяина машины.
   – Должны же мы знать, что искал этот придурок в моем джипе…
   – Отпусти его, – скомандовал Алексей Панину, разглядывая виновника тревоги.
   – Что скажешь в свое оправдание? – поморщившись от неприятного запаха, поинтересовался он у затравленного бездомного.
   – Сигаретку хотел стрельнуть, – осклабился полубеззубым ртом бомж.
   – Что-то мне его голос знаком, – вмешался Тюлень, чем вызвал улыбки присутствующих.
   – Ты с ним случайно на брудершафт не пил? – подлил масла в огонь Диксон, вызвав у остальных бурное веселье. Но никто из них не заметил, как при словах Гущина настороженно сверкнули мутные глаза бомжа.
   – Да ну вас, – обиделся Виктор и отвернулся.
   – Ладно, добрый я сегодня, – сказал Алексей, у которого несколько поднялось настроение. Он извлек из кармана пачку дорогих сигарет и отдал ее вору.
   – Только запомни: прежде чем лезть в чужую машину, нужно сначала спросить разрешения у ее хозяина.
   И неожиданно для всех он влепил бомжу увесистую пощечину. У того даже голова откинулась далеко назад и он еле устоял на ногах.
   – Запомнил?
   – Будьте уверены – не забуду! – вернув голову в первоначальное положение и пошатываясь от легкого головокружения, процедил сквозь зубы обиженный.
   – Это тебе урок на будущее, – спокойно продолжил Атаман. – А чтобы не держал зла, придется выделить тебе на похмелье.
   Он сунул руку в задний карман брюк, но своего портмоне не обнаружил.
   – Куда же я его засунул? – говорил, обследуя свои карманы Атаман.
   – В джипе не оставил? – подсказал Панин.
   – Точно, – вспомнил Атаман. – Я его в бардачок сунул, после того, как гаишник вернул документы.
   Но в бардачке портмоне тоже не оказалось. Озадаченный пропажей Атаман задумался, сидя боком на сиденьи и свесив длинные ноги наружу, через приоткрытую дверь джипа.
   – А бездомный не мог его умыкнуть? – вновь подал голос Гущин, подозрительно разглядывая отщепенца общества.
   – Брал? – грозно спросил Диксон у бомжа.
   – Нет. Что вы? – залепетал тот, виновато опустив глаза и украдкой озираясь по сторонам, на случай бегства.
   – Выворачивай карманы! – приказал Марат и все устремили на алкаша любопытные взгляды.
   – С удовольствием, – беспрекословно повиновался тот, вывернув все карманы. – Я же говорил, что у меня ничего нет, – заискивающе пробормотал он.
   – Нет? – угрожающе произнес Тюлень, который по каким-то интуитивным причинам испытывал большую неприязнь к бедолаге, чем остальные. Он схватил его за рубашку двумя руками и рывком оторвал все пуговицы. Из-за пазухи выскользнуло портмоне Атамана и упало на асфальт.
   – А это по-твоему что такое? – Он поднял и вернул похищенное хозяину и уже хотел врезать вору как следует. Но бомж, довольно резво для своего возраста и состояния, развернулся и дал деру. Гущин предполагал подобное развитие событий и настигнув беглеца, схватил его за ворот. Тот яростно рванул вперед, но попытка вырываться от Тюленя была бесполезной тратой времени. Пробуксовав на месте, вор как-то сразу обмяк и смирился со своей участью.
   – Не дергайся! – предупредил Гущин и потащил его обратно.
   – Все на месте? – спросил он уже у Атамана. Алексей проверил документы и бросил беглый взгляд на плотную пачку денег, добрая половина которой состояла из стодолларовых купюр.
   – Вроде бы все, – ответил он, поленившись пересчитывать деньги.
   – А с этим прохвостом что делать?
   – Врежь ему пинка на дорожку и пусть сваливает отсюда. И так много времени с ним потеряли, – с безразличием произнес Алексей.
   Тюлень нанес сокрушающий удар ногой под зад бомжу. Тот плашмя вытянулся на асфальте и с полметра пропахал носом, разодрав его и коленку до крови. Но не обращая внимания на боль, вскочил и, прихрамывая, убежал за угол девятиэтажки. Он был доволен, что его все же не узнали и что все-таки удалось стащить триста долларов, которые он спрятал в носке и которые так необходимы ему были для осуществления дальнейших замыслов.
   – Мы еще посчитаемся! – задыхаясь от непривычного бега, тихо произнес он хриплым голосом.
   Разобравшись с наглым воришкой, компания вернулась в квартиру Крутояровой и продолжила обсуждение горячей темы уже в присутствии Панина.
   – Необходимо опередить следователя и предупредить северян, – внес предложение Диксон.
   – Что толку от такого предупреждения? – сказал Атаман. – Нужно еще успеть подменить накладную.
   Он посмотрел на начальника холодильного цеха и спросил:
   – Ты сможешь подготовить до утреннего вылета самолета документы?
   – Сложно! Но выбора у нас нет. Вот только самому лететь мне опасно, не исключено, что следователь знает меня в лицо.
   – Тут ты безусловно прав, – кивнул Диксон. – Алексею нельзя лететь по той же причине. Остаемся: я и Виктор.
   – Если нужно было бы кого-нибудь припугнуть, пошантажировать, на худой конец проломить голову – тут Тюлень специалист незаменимый, – Атаман даже улыбнулся. – Но когда надо в первую очередь раскинуть мозгами… В общем, Марат, остаешься ты один.
   Гущин и ухом не повел на нелестный отзыв о его умственных способностях. А Диксон, который не очень-то рвался в командировку, поинтересовался у Григория Игнатьевича:
   – Что вы с этой весовщицей не поделили, что она на тебя ментам капнула?
   – Зажралась совсем! – с досадой воскликнул Панин. – Требовала повышения оплаты ее труда, в связи с инфляцией в стране.
   – Мои парни образумят ее, – заверил Алексей. – А сейчас не будем терять времени. Ты занимайся документами, а авиабилет – забота Тюленя.
   – А мне что прикажешь делать? – шутливо поинтересовался Марат.
   – Попрощайся с Мариной и сыном и собирайся в дорогу, – улыбнулся Атаман ближайшему сподвижнику. – Утром Виктор за тобой заедет…
   – Заметил, как он на тебя посмотрел? – спросил Алексей Нину, когда они остались вдвоем. – Я имею в виду Григория.
   – Зато ты меня не балуешь сегодня своим вниманием, – обиженно отозвалась женщина, облокотившись о косяк и отвернувшись от него.
   – Извини, Нинок. – Алексей поднялся, подошел к ней вплотную и коснулся своим лбом ее лба. – У меня был ужасный вечер, поэтому я сам на себя не похож, – и он поцеловал ее в лоб.
   – Ужинать будешь? – Нина подняла не него печальные глаза.
   – Обязательно! И даже с великим удовольствием что-нибудь выпил бы.
   – Тем более есть повод, – и Нина загадочно улыбнулась.
   – Какой повод?
   – Потом узнаешь, – заинтриговала его женщина, выскользнув из объятий Алексея и направляясь на кухню.
   – Я требую немедленных объяснений, – с напускной серьезностью потребовал Алексей, последовав за хозяйкой. Она в ответ только рассмеялась, бросила кокетливый взгляд, открыла холодильник и принялась извлекать оттуда продукты. Поставив на плиту разогреваться жаркое, она подсела к столу, налила Алексею рюмку «Мартини», а себе плеснула кока-колы.
   – Ты не выпьешь со мной за компанию? – удивился Атаман и застыл в ожидании с поднятой рюмкой.
   – Ты же знаешь, любимый, что я всегда рада поддержать тебя. Но мне нельзя.
   – Почему?
   – Врачи запретили.
   – Ты заболела? – забеспокоился Алексей и поставил рюмку на место.
   – Выпей за нас с тобой, – попросила Нина. – А потом я тебе все расскажу.
   Алексей вновь взял рюмку и опорожнил ее одним глотком.
   – Рассказывай, – тут же потребовал он, не закусывая.
   Женщина встретилась с его настойчивым взглядом и опять рассмеялась. У нее неестественно светились глаза, излучая любовь, преданность и еще что-то такое неуловимое, в чем не терпелось разобраться Алексею. Спокойствие и хорошее настроение постепенно передавалось Атаману. Но окончательно он не расслабился и не ожидал сегодняшним вечером доброй новости.
   – На Западе моментально бы определили твою национальность, – уводя разговор в сторону, произнесла Нина. Она явно наслаждалась неведением любимого.
   – Это почему же? – не понял он.
   – Потому что только русские пьют «Мартини» залпом, словно водку, – сказала хозяйка.
   – Тоже мне, эксперт нашелся, – недовольно отозвался Алексей, хотя замечание Крутояровой пришлось ему по душе. – Не заговаривай зубы, а лучше выкладывай новости.
   – Алеша, ты детей любишь? – задала менее всего ожидаемый вопрос Нина.
   – В каком смысле? – заинтригованный Алексей почесал затылок, пытаясь сообразить, к чему клонит Нина.
   – В прямом! – Ее любопытный взгляд изучал лицо собеседника, который никак не мог сориентироваться в лабиринте тайн и загадок.
   – Ну, у меня взрослая дочь и как к отцу, по-моему, у нее нет ко мне претензий…
   – Меня интересует твое отношение к маленьким, – перебила его женщина, – к совсем крохотным.
   – Я как-то не задумывался над этим. Подожди, подожди! – У него заметно прояснились глаза. – Я правильно тебя понял?
   – Возможно, – уклончиво ответила Нина, потупив взор.
   – Когда!?
   – Еще не скоро.
   – Я давно мечтал иметь внука. Мальчика! – на глазах оживился собеседник. – Но дочь буквально игнорирует мужчин.
   Он налил «Мартини» в большой фужер.
   – У нас с тобой будет не внук, даже может и не мальчик, – тихо сказала женщина.
   – У нас родится сын! – уверенно произнес Атаман. – Вот за него я и хочу выпить! – и он, не отрываясь, осушил огромный фужер, еще раз подтвердив свою национальность.
   – Твоей самоуверенности можно позавидовать, – сказала Нина, выключая газ. – Горячее класть?
   – Я не хочу есть, не то настроение. – Он подошел к Нине, легко поднял ее на руки и добавил: – И ты не сомневайся, у нас обязательно будет наследник!
   – Отпусти, сумасшедший! – воскликнула Нина. А ее увлажненные глаза молили об обратном, ей так хотелось чтобы Алексей никогда не выпускал ее из рук.
   – Родная ты моя, милая! – Алексей накрыл ее губы длительным и благодарным поцелуем. А когда оторвался, не давая возможности опомниться, унес ее в спальню.
   Они провели чудную ночь, подарив друг другу много счастливых минут. Но слишком быстро двигаются стрелки часов на вершине всепоглощающего счастья, неминуемо приближая миг расставания…
   Алексей любил двух женщин. Даже для самого себя не мог определить, к какой больше привязан, поэтому расставание с одной из них сменялось томительным ожиданием от предстоящей встречи с другой. Теперь другая становилась для него единственной и неповторимой и она незримо присутствовала во всех рисуемых им в воображении картинах. Но ожидание встречи этим утром со Светланой омрачалось вчерашней ссорой и Алексей решил прибегнуть к излюбленному методу. Он припарковал джип на одной из пустынных утренних стоянок и достал из бардачка блокнот и авторучку.
   Время от времени он баловал жену стихами своего сочинения. После мучительной получасовой работы Алексей последний раз пробежал взглядом по своему творению и захлопнул блокнот.
   Купив на базарчике у ранних торговок шикарный букет красных роз, он поехал домой. Когда входил в спальню, разволновался, как школьник перед экзаменом. Но супруги в спальне не оказалось. И только заглянув в гостиную, он обнаружил Светлану, задремавшую в кресле.
   – Вероятно, всю ночь не спала, – виновато подумал он, бесшумно приближаясь к ней. Он крался на цыпочках, чтобы не нарушить неспокойный сон. Положив цветы и листок со стихами ей на колени, он так же бесшумно удалился.
   Он решил посекретничать с дочерью и узнать у той о настроении матери. Но заправленная постель в комнате Ксюши удивила его.
   – Неужели с ментом спуталась? – мелькнула тревожная мысль. По вполне понятным причинам он не особо жаловал сотрудников милиции и не хотел, чтобы его дочь связала свою судьбу с одним из них.
   В конце концов он надумал принять ванну и временно отключиться от свалившихся на его голову проблем. Горячие струи приятно ударяли по всему телу, расслабляя его, и он мог долго лежал, ни о чем не думая, полностью отрешившись от внешнего мира.
   Светлана то и дело вздрагивала. Первая серьезная размолвка с любимым человеком не давала покоя даже во сне. Ей виделся образ женщины, уводящей от нее мужа. Она цеплялась за Алексея, изо всех сил тянула его к себе, но сил не хватало. В конце концов она выпустила его из ослабевших рук и он исчез из поля зрения, а в ушах звенел победоносный смех разлучницы.
   – Верни мне его! – закричала она и проснулась в холодном поту. Света провела беглым взглядом по комнате и, вернувшись к действительности, намеревалась встать, но уколола правую руку. Только теперь она заметила у себя на коленях великолепный букет красных роз и исписанный листок. Она с наслаждением вдохнула аромат цветов и углубилась в чтение послания:

 
Ты обиделась, любовь моя,
И мне печаль доставила.
Ты обиделась, любовь моя,
И мне душу ранила.
Но поверь – исчезнет боль,
Уйдет в небытие.
Смоется с открытой раны соль,
И наступит новое, счастливое сие.
Души моей царица,
Хозяюшка и мастерица!
Как жизнь, дыханье ты мне нужна!
Неповторимая, любимая – моя жена!
Лишь о прощении твоем мечтаю…
К Богу о помощи взываю!
Так пусть же сбудутся все светлые мои мечты
И меня простишь ты!
 

   Алексей не был поэтом, но умел эмоционально выразить в своих стихах чувства и переживания и мог задеть за живое. Рука Светланы медленно опустилась, обмякла и выронила исписанный до боли знакомым почерком листок. Сейчас ей было над чем задуматься.
   Но когда раскрасневшийся после ванны муж появился в комнате, на передвижном столике на колесиках его дожидался горячий завтрак, приготовленный одной из любимых женщин. Высокий и красивый, полный жизненных сил и энергии, с чуть виноватым выражением лица, обладающий присущим только ему шармом, умел он вымолить прощение у близкого человека.

ГЛАВА ВТОРАЯ

   После побега старшего сына из колонии строгого режима жизнь Ирины Анатольевны протекала относительно спокойно. Материальную помощь от Алексея семья получала существенную и нужды не знала. Незаметно подрастали младшие дети. Правда, иногда допекали родные братья Ирины, спившиеся вконец. Но нужно отдать должное, что сильно не наглели, надолго запомнился урок, который им преподали друзья Атамана.
   И все-таки однажды перебрав сверх нормы, они заявились к сестре и потребовали денег на выпивку.
   – На сегодня вам уже достаточно, – возразила Ирина. – Идите домой, жены наверное заждались.
   – Плевать нам на них, – распоясался, окончательно потеряв контроль над собой, Михаил. Костя, как обычно, стоял в сторонке и виновато опустив голову, исподлобья наблюдал за развитием событий.
   – Так ты дашь на бутылку или нет? – настаивал старший брат.
   – Сказала же уже. Нет!
   – Ну так я сам возьму, – и он, не разуваясь, направился в комнату.
   Сергей, которому к этому времени было уже пятнадцать лет, трусовато убежал в спальню. Он являлся диаметральной противоположностью брату, как по характеру, так и внешне. Маленький и щупленький, сильно смахивающий на своего отца Леонида Николаевича, вредный и завистливый.
   – Где у тебя лежат деньги? – Михаил открыл одну из дверок в мебельной стенке и принялся там копошиться.
   – Уйди отсюда, ирод! – Ирина оттолкнула брата. Михаил нетвердо держался на ногах. Он попятился назад, отчаянно и бесполезно размахивая руками, и упал на спину, сильно ударившись затылком о ножку стола. Разъяренный Михаил взвыл от боли, вскочил и набросился на сестру, избивая ее.
   – Немедленно прекрати, дядя Миша! – раздался еще писклявый, но требовательный голос двенадцатилетней девочки.
   Ты еще, пигалица, будешь мне указывать?! – Мужчина развернулся и занес руку, растопырив пальцы, над головой Любы.
   – Не трожь ребенка! – закричала Ирина.
   – Не волнуйся, мама, – успокоила ее дочь, ни чуть не испугавшись. – Он не посмеет меня тронуть. Иначе! – Она в упор посмотрела на пьяницу и не отвела взгляда от разъяренных, красноватых глаз.
   – Когда Алеша приедет, он ему голову оторвет.
   – Да по вашему уголовнику тюрьма плачет! – буквально закричал Михаил, но ударить не решился и опустил руку.
   – Я передам ему твои пожелания, – с вызовом бросила девочка. Ярость переполняла Михаила, но воспоминания о старшем племяннике удерживали в рамках.
   – Пошли, от греха подальше, – позвал его заглянувший в комнату Константин.
   – Ладно! Потом поговорим! – Старший брат даже был благодарен младшему, что тот вовремя позвал его. Он и так уже перешагнул дозволенные нормы поведения и мог еще больше наломать дров. Так ни с чем и ушли братья. Не успела за ним захлопнуться входная дверь, в комнате появился Сергей.
   – Зря, мама, ты привечаешь этих алкашей, – сказал он.
   – Нет у них никого, кроме меня. Да и больные они, – ответила Ирина Анатольевна. – Может и зря не дала на бутылку. Теперь будут мыкаться в поисках денег, а на улице мороз страшный, как бы не обморозились, – рассуждала сердобольная женщина.
   – А я бы с удовольствием убил их обоих! – с неподдельной злобой высказался сын.
   – То-то ты убежал в спальню, как только дядя Миша начал буянить, – уколола его сестренка.
   – Тебя забыли спросить! – еще больше озлобился подросток. – Договоришься! Мигом сопли по стене размажу! – щупленький Сергей с ненавистью смотрел на девочку.
   Все ровесники были сильнее его и часто обижали за несносный характер. Все обиды вымещал он на сестренке. Но и у сверстников в долгу не оставался, мстил исподтишка. Даже учителям писал анонимки на обидчиков.
   – Ты только и можешь воевать с девчонками, – встала в позу Люба. – Потому что ты трус!
   – Замолчи! Не то… не то…, – зашипел брат, не в силах подобрать нужных слов.
   – Я не боюсь тебя, так и знай! Лучше бы проявил свою лихость тогда, когда обижали маму.
   Сергей подскочил вплотную к сестре и закричал, брызгая слюной и размахивая руками:
   – Если не заткнешься, я тебя придушу ночью!
   – А ну немедленно прекратите! – сказала мать, которая в начале их перепалки была на кухне. – Сережа, ты вообще соображаешь, что говоришь?
   – А чего она пристает? – огрызнулся подросток.
   – Она твоя младшая сестра. Ты должен заступаться за нее, – начала читать нравоучения мать.
   – Ненавижу ее! Да будь моя воля…, – он не договорил, махнул рукой и ушел в другую комнату.
   – Ну зачем ты так с ним, дочка? – спросила мать, оставшись с Любой наедине.
   – Ты слепа, мама, ничего не замечаешь. Он же всех ненавидит, кроме себя. И Алешу тоже не любит, его деньгам завидует.
   – Это уже через край, – отмахнулась мать. – Ничего не через край, – стояла на своем дочь.
   – Он же двуличный и заискивает перед Алешей только из-за подарков, которыми тот балует всех нас. А ты, мама, такая большая, но все еще наивная.
   Ирина прижала голову дочери к груди и грустно сказала: