Анисов Михаил. Превратности судьбы. Часть II

   – Совсем взрослая ты у меня стала, самостоятельная не по годам. Точь-в-точь, как старшенький…
   Братья Ирины вышли из ее подъезда в глубоком раздумье.
   – Где брать деньги? – спросил Михаил.
   – Может лучше по домам разбежимся, – икая от холода, в легком, не по сезону пальтишке, предложил Константин.
   – Я желаю еще выпить, – упрямо заявил старший брат.
   – Твоя не даст денег?
   – Никак спятил! Когда это она давала?
   – Значит у своей возьму. Зинка не посмеет отказать мужу. – Его уверенность даже вселяла надежду. – Следуй за мной, – и он, покачиваясь, но решительно двинулся за угол девятиэтажки.
   Осенью с торца дома вырыли огромный котлован, домоуправление что-то ремонтировало, но на зиму яму так и не зарыли. Свернув за угол, Михаил поздно заметил котлован и одна нога уже заскользила вниз. Он, падая, пытался за что-нибудь ухватиться, но не смог удержаться руками за обледенелые снежные выступы и скатился в глубокую яму, сильно ударившись коленкой о бетонное перекрытие на дне.
   Поднявшись и подпрыгнув на одной ноге, он попробовал зацепиться за край, но только разодрал до крови окоченевшие без перчаток руки.
   – Костик! – позвал он брата на помощь. Тот боязливо заглянул в яму.
   – Протяни руку, – попросил он его. Младший брат лег на живот, левой рукой взялся за выступающую проволоку, а правую протянул Михаилу. Тот еще раз подпрыгнул и мертвой хваткой уцепился за брата, перебирая ногами по скользкой и отвесной стене.
   – Быстрее, сил не осталось, – поторопил Костик, до боли сжимая левую кисть.
   – Сейчас. – Старший брат уже держался за пальто младшего и голова показалась над поверхностью. Но оторвалась слабо пришитая пуговица и откинулась пола верхней одежды, резко отбросив Михаила обратно. Неожиданного рывка не выдержал и Константин. Они оба полетели на дно котлована.
   При падении старший ударился затылком о ребро бетонного перекрытия и потерял сознание, сверху еще придавил младший.
   – Мишка! Братан! – тормошил Костик обмякшее и непослушное тело брата, но тот не реагировал. Набрав воздуха полные легкие, он закричал:
   – Кто-нибудь! Помогите! – Но местные жители, зная о котловане, с этой стороны дома не ходили.
   Константин еще раз постарался привести в чувство собутыльника, встряхивая его за ворот, но онемевшие и скрюченные пальцы плохо слушались. Вконец выбившись из сил, он опустился на корточки и заплакал, вскоре им овладела полная апатия. Еще через какое-то время дрожь в теле прекратилась, отступил холод и приятная истома разлилась по всему телу. Глаза слипались, ужасно хотелось спать…
   Только на следующий день обнаружили их замерзшие тела. Ирина приняла активное участие в организации похорон братьев, а материальную сторону полностью взяла на себя. На похороны приехали Алексей и Светлана. Произносились только хвалебные речи, зла никто не помнил. Лишь Сергей морщил нос и отворачивался.
   – Не больно-то ты жалуешь своих ближайших родственников, – шепнул Алексей на ухо брату, заметив его открытое пренебрежение к покойным.
   – Не за что мне было их любить, – ответил подросток. – Туда этим сволочам и дорога.
   – Запомни: о покинувших наш грешный мир плохо не отзываются, – сделал Алексей замечание.
   – Нужны они тебе, – так ничего и не понял Сергей. – От них все равно не было толку, одни неприятности.
   Он преданно посмотрел в глаза брату и добавил:
   – Алеш, возьми меня с собой, опостылело все в этом городе. Я буду выполнять любые твои поручения.
   До него доходили отдельные слухи, что брат пользовался немалым авторитетом в преступном мире.
   – Молод ты еще. – Старший брат потрепал его по голове. – Подрастешь, отслужишь в армии, тогда видно будет. А на дядьев зла не держи, от них больше не будет неприятностей.
   После погребения Алексей сходил на могилу отца, положил цветы и даже мысленно попросил у него прощения. С годами некоторые вещи видишь по-другому.
   Невзирая на все невзгоды, которые выпали на долю Ирины Анатольевны, время не сломило ее характер, не озлобило. Она оставалась мягкой и чуткой женщиной, доброй и отзывчивой к людям.
   Но душевная боль точила и точила ее изнутри, с того самого момента, как она потеряла сына, своими руками подкинув его чужим.
   Боль усиливалась от того, что она ни с кем не могла поделиться своим горем, опасаясь осуждения даже самых близких.
   Сергей второй год служил в армии, Люба училась в десятом классе. Однажды Ирина Анатольевна сидела в кресле и вязала шерстяные носки сыну в армию. Горькие слезы застилали глаза, притупляя зрение, но она машинально продолжала работать спицами.
   Звонок в квартиру прервал ее грустные раздумья.
   На пороге стояли сестра Анна Анатольевна и ее муж Станислав Евгеньевич. Как ни странно, но приходу Гладилиных, хозяйка была приятно удивлена.
   – Анютка! – Ирина радостно протянула руки. – Пропащая душа!
   Сестра, не ожидавшая подобного приема, какое-то время нерешительно переминалась с ноги на ногу, но не заметив фальши в настроении Ирины, кинулась в объятия.
   – Что же это я держу гостей на пороге? – засуетилась старшая, оторвавшись от младшей. – Проходите в комнату. Не стесняйся, Стасик. Ничего, что я тебя так называю?
   – Что вы, Ирина Анатольевна. Вы ведь знавали меня еще в студенческие годы и помогали тогда всем, чем могли.
   – Не забыл значит! Вот и ладно. Только помнится, что в ту пору ты не выкал и не называл меня по имени-отчеству. Для меня будет приятно, если ты не станешь изменять старым привычкам.
   – Хорошо, тетка Ирина, – отозвался Гладилин, как в старые, добрые времена.
   Ирина от души рассмеялась и сказала:
   – Вижу, что быстро усваиваешь уроки. Ну, располагайтесь, а я мигом на стол соберу.
   Через четверть часа они уже сидели за столом и, чокнувшись рюмками, выпили за встречу.
   – Если честно, то я думала, что ты нас и на порог не пустишь, – призналась Анна. – Мы даже со Стасом поругались из-за моей прошлой выходки.
   – Кто старое помянет, тому глаз вон. – Ирина не изменяла своим принципам.
   – Спасибо тебе! – растроганно произнесла младшая сестра. Она протерла глаза, ей почему-то казалось, что в такой момент обязательно должны выступить слезы раскаяния. Но глаза оставались сухими.
   – Достаточно уже о грустном, – прервала Ирина покаяние гостей. – Сменим тему.
   – Действительно, Анют, Ирина права, – сказал Стас и обратился уже к хозяйке: – Расскажи лучше о племянниках и племяннице. Они наверное теперь уже все взрослые.
   – Младшая дочка Люба последний год в школе учится, Сережа в армии служит, а старший сын Алексей живет в Саратове. У него дочка всего на год младше Любы.
   – Орел, – отпустил Гладилин комплимент в адрес племянника.
   – Еще какой орел. На нем все благосостояние семьи Казаковых держится, а мы не бедствуем. Правда, ему пришлось пройти через многие лишения, но сейчас вроде бы все наладилось. – Ирина не стала вдаваться в подробности.
   – Если мне не изменяет память, последний раз ты родила двойню, – сказала Анюта без задней мысли. И гости заметили, как моментально лицо хозяйки залилось краской.
   – Изменяет! – ответила она каким-то надорванным голосом.
   Наступила пауза. Резкая перемена в настроении Ирины удивила гостей и они не знали, о чем говорить дальше. Положение спас стук входной двери.
   – Любушка из школы вернулась, – спохватилась старшая сестра, готовая вот-вот расплакаться и с трудом сдерживая подступивший к горлу комок.
   – Здравствуйте! – В комнату вошла девушка, настоящая красавица.
   – Здравствуй, принцесса! – не удержался от похвалы Станислав Евгеньевич. – Несомненно, за тобой как минимум полшколы мальчишек ухлестывает. Редко встретишь, чтобы природа одного человека одарила столькими достоинствами во внешности.
   – Да нет во мне ничего особенного. – Люба скромно прикрыла длинными ресницами огромные голубые глаза, которые прекрасно сочетались с длинными, темными волнистыми волосами, раскинутыми на плечах.
   – Она точная копия нашей бабушки, та даже в старости казалась настоящей красавицей, – вмешалась в беседу Анюта.
   – Да, – согласилась Ирина. – Но странно, что ты ее помнишь, ведь она умерла, когда ты была еще совсем крохотной.
   – Помню, – твердо произнесла гостья. – Да у меня и фотография ее сохранилась.
   – Совсем засмущали девушку, – пристыдил Станислав Евгеньевич женщин. – Она после школы, голодная. А вы тут со своими воспоминаниями о далеких предках.
   – Будешь кушать? – спросила мать.
   – Буду, хоть и нет особого аппетита. Должна же я познакомиться с гостями, отпустившими относительно моей особы немало комплиментов, – и она придвинула стул к столу на свободное место.
   – Анна Анатольевна, – представилась женщина.
   – Твоя родная…
   – Тетя, – перебила ее Люба, подвигая к себе тарелку с горячим блюдом.
   – Догадливая, – улыбнулась Анюта.
   – Сложновато пришлось, – пошутила школьница.
   – Особенно после того как, как вы с мамой чуть ли не час вспоминали свою бабушку.
   – Ну, а я Станислав Евгеньевич, соответственно муж Анны Анатольевны.
   – Очень приятно, – деланно улыбнулась девушка.
   – Нужно отдать должное, что мама частенько вспоминала вас, но я почему-то была уверена, что это плод ее фантазий.
   – Не груби, дочка, – урезонила ее мать.
   Люба пожала плечами и увлеклась едой, изображая, что у нее проснулся внезапный аппетит.
   – Может еще по рюмочке, – предложил Станислав Евгеньевич, чтобы как-то сгладить возникшую неловкость.
   – Не откажусь, – сестры отозвались в один голос, чему даже Люба искренне улыбнулась.
   – Схожу на кухню, – сказала хозяйка, после того, как выпили. – Принесу еще одну бутылочку, – и она покинула гостей.
   Любопытная Анна Анатольевна решила воспользоваться моментом и, повернувшись к племяннице, спросила:
   – Что случилось с твоим братом?
   – А что с ним могло случиться? – не поняла девушка. – Просто он живет в другом городе.
   Она отвечала осторожно, потому что не знала, рассказала мать или нет о том, что Алексей многие годы числится в розыске и о том, что у него теперь другая фамилия.
   – Я имею в виду младшего, – сказала тетя, чем сняла напряжение с собеседницы.
   – Этот в армии, – спокойно ответила Люба. – Через полгода уже вернется.
   – Меня интересует самый младший, с которым ты родилась в один день.
   Гостью уже начинала раздражать, как ей казалось, тупость собеседницы.
   – Но у меня только два брата. – Девушка отодвинула тарелку и в изумлении уставилась на родственницу.
   – О чем вы тут без меня беседуете? – поинтересовалась вошедшая Ирина Анатольевна, ставя на стол бутылку водки.
   Люба перевела непонимающий взгляд на мать:
   – Тетя интересуется братом, с которым я будто бы родилась в один день.
   – Я уже раз дала тебе понять, чтобы ты не затрагивала этой темы, – повысила Ирина голос на сестру.
   – Господи, откуда ты взялась! Ты приносишь мне одни несчастья! – Она без сил опустилась в кресло, стараясь ухватить ртом как можно больше воздуха, которого почему-то стало катастрофически не хватать.
   – Тебе плохо? – Дочь подлетела к матери и взяла ее за руки. – Может, «Скорую» вызвать?
   – Не нужно, сейчас пройдет. – Дыхание у Ирины Анатольевны постепенно восстанавливалось.
   Она выпрямилась в кресле, держась одной рукой за сердце, вторая оставалась у Любы.
   – Пожалуйста, прости! – Младшая сестра подошла к старшей. – Я понятия не имею, какая трагедия произошла с твоим сыном. – В том, что ним приключилось что-то ужасное, она даже не сомневалась. – Но откуда мне было знать, что одно упоминание о нем вызовет у тебя такое негодование. Ирина высвободила у дочери вторую руку и отчаянно замахала ею, говорить она уже не могла.
   – Замолчи немедленно! – подал голос Гладилин. – Неужели не видишь, что ей нехорошо.
   – Молчу, молчу, – тут же отозвалась Анна Анатольевна.
   – Дочка, иди в свою комнату, – тихо попросила мать.
   – Может все-таки вызвать врача? – спросила Люба, обеспокоенная состоянием матери.
   Но после того, как мать покачала головой, нехотя покинула комнату.
   – Садитесь! – обратилась хозяйка к гостям, застывшим в нерешительности посреди комнаты. – Я все расскажу вам.
   – Если тебе тяжело вспоминать это, то не обязательно просвещать нас, – на всякий случай предостерег Станислав Евгеньевич.
   – Если я не покаюсь в содеянном, будет еще хуже. Больше нет сил носить все это в себе.
   Гости тихонько сидели на стульях, приготовившись слушать.
   – Ты помнишь наш последний разговор по междугородке? – Ирина Анатольевна бросила недобрый взгляд на сестру, от которого у Анны пробежали мурашки по спине.
   – Я же уже извинилась, – виноватым голосом произнесла она.
   – Речь сейчас не о тебе. В ту пору муж был в могиле, старшенький под следствием, а я осталась одна с тремя детьми, без копейки денег. К тому же, двое детей грудных. Выйти на работу не имела возможности, а они есть каждый день просят. Сама существовала впроголодь, но это ладно. Вот только грудное молоко начало быстро убывать и я поняла, что не смогу троих вытянуть. Одним словом, подбросила я сына на дачу кому-то из обкомовских работников. – Она закрыла лицо руками и горькие слезы раскаяния моментально смочили их.
   После непродолжительного молчания Анна Анатольевна осторожно спросила:
   – А потом ты не пробовала найти его?
   – Как же, – Ирина отвела руки от лица, на какую-то долю секунды задумалась и тут ее словно прорвало. Она рассказала о своих бесполезных поисках.
   – Тебе не приходило в голову, что от того момента, как ты…, – Гладилин подыскивал нужное слово, еле заметно прищелкивая пальцами. Ему не хотелось произносить слово «подкинула». – Оставила сына на даче, – с честью вышел он из положения. – И до твоего следующего посещения этой дачи, могли смениться хозяева.
   – Боже праведный! – Громко воскликнула Ирина Анатольевна. – Скорее всего так и было. Иначе, куда бы мог деться мой сыночек?!
   Гладилин победоносно улыбнулся, довольный своей подсказкой. Затем, как бы спохватившись, сказал жене:
   – По-моему, нам пора. И так засиделись, а твоей сестре лучше побыть одной.
   – Всегда буду рада видеть вас. Ирина не стремилась удерживать гостей. Она хотела остаться одна для того, чтобы привести свои мысли в порядок.
   – Ты забыл, зачем мы приходили, – возразила мужу Анна Анатольевна.
   – Ей сейчас не до этого, завтра придем.
   – Говорите, чего уж там, – неожиданно помогла сестре Ирина Анатольевна.
   – Мы хотели попросить у тебя денег взаймы, – скороговоркой выпалила младшая.
   – Сколько? – коротко поинтересовалась хозяйка.
   – Видишь ли, дети растут незаметно, а тут кооператив подвернулся…
   – Сколько? – повторила старшая сестра, нетерпеливо перебив собеседницу.
   – Вообще-то нам много нужно. После короткой паузы добавила: – Дай, сколько сможешь.
   – Какой суммы не хватает?
   – Пяти тысяч.
   Ирина Анатольевна, не сказав ни слова, ушла в другую комнату и через несколько минут вынесла пачку пятидесятирублевых купюр, бросив ее на стол.
   – А теперь, оставьте меня, – попросила она гостей.
   – И расписки не нужно? – Вконец изумленная сестра, неуверенно взяла деньги.
   – Не нужно, – отмахнулась Ирина. – Мы же родные сестры…
   После ухода Гладилиных Ирина Анатольевна опустилась в кресло, откинула назад голову, закрыла глаза и задумалась. Но ей не суждено было долго пробыть в одиночестве.
   – Я все слышала, мама! – В комнату вернулась дочь.
   Мать с сожалением разомкнула отяжелевшие веки и внимательно посмотрела на Любу:
   – Осуждаешь?
   – Ты не имела права так поступать с моим братом! – Во взгляде дочери светился явный вызов.
   – Я пыталась его найти, но не смогла, – сказала мать, оправдываясь. – Ты имеешь моральное право меня ненавидеть, и она вновь закрыла глаза.
   Люба демонстративно развернулась и вышла.
   Ирина Анатольевна взялась за наведение справок и вскоре выяснила, что хозяевами дачи, которым она подкинула сына, были Вершковы и что они сразу после этого случая переехали в столицу.
   Ирина, не теряя времени, позвонила сестре в Москву и попросила ее навести справки об этих Вершковых. На этот раз Анна с готовностью откликнулась на просьбу сестры.
   Вот уже неделю Ирина бросала ежеминутные взгляды на телефон, постоянно шагая по комнате. Сидеть она не могла, аппетит пропал, ожидание превратилось в настоящую пытку.
   Дочь, возвращаясь из школы, шмыгала в свою комнату, не удосужившись даже взглянуть на мать. Из своей комнаты она выходила только в случае острой необходимости.
   В этот вечер все было как всегда. Старшая Казакова буквально висела на телефоне, и стоило позвонить кому-нибудь из знакомых, она снимала трубку, не дождавшись конца первого звонка.
   Но как только Ирина Анатольевна убеждалась, что на линии не ее сестра, у нее пропадал всякий интерес к абоненту и она отвечала вялым голосом, намекая, что не расположена к продолжительному разговору.
   Последние два дня знакомые почти перестали звонить. Длительное молчание телефонного аппарата еще больше удручало ее. Она подходила к телефону, снимала трубку, какое-то время слушала длинные гудки и клала ее на место.
   Уже несколько дней Люба исподтишка наблюдала за матерью, подсматривая в щель чуть приоткрытой двери. Она понимала, что Ирина Анатольевна на грани потери рассудка, ей было невыносимо жаль ее. Страшно хотелось подойти, обнять родного человека за плечи, отвлечь и успокоить, но природная гордость не позволяла перешагнуть самой же установленную черту.
   Ирина в очередной раз сняла трубку, чтобы послушать гудки, но их и в помине не было. Она положила и вновь сняла трубку, опасаясь, что АТС отключила телефон, но в этот раз услышала четкий голос телефонистки:
   – Это квартира Казаковых?
   – Да, да! – обрадованно закричала она.
   – Вас Москва вызывает, – известил серый и монотонный голос.
   – Большое спасибо, девушка, – поблагодарила она, но та ее уже не слышала.
   В трубке что-то щелкнуло и заговорила сестра:
   – Алло, Иришка, алло.
   – Да, Анюта!
   – Я все узнала про Вершковых.
   – Рассказывай! – У Ирины учащенно заколотилось сердце, во рту пересохло. Вот сейчас! Сию минуту она узнает о судьбе потерянного сына…
   – В Москве действительно проживали Вершковы, – начала Анна Анатольевна, – которые переехали из нашего города. С ними был сын Саша, которого Инга Сидоровна родила уже в зрелом возрасте, перед самым приездом в столицу.
   – Это мой сын! Мой! – перебила сестру Ирина Анатольевна. – Мне подсказывает материнское сердце.
   – Да пойми же ты, они не усыновляли его, я сама видела документы.
   – Федор Степанович был первым секретарем обкома партии, с его связями не составило бы особого труда сделать любые документы, – уверенно произнесла старшая Казакова. – Но ты сказала, проживали. Они что, уехали из столицы?
   – Инга Сидоровна и Федор Степанович погибли в автомобильной катастрофе, – ошарашила своим сообщением младшая сестра.
   – А мальчик!? Что с моим сыном?! – Ирина Анатольевна еле удерживала телефонную трубку в дрожащих руках. Ноги тоже отказывались повиноваться и она села прямо на пол.
   – Он двенадцатилетним попал в детский дом, но в какой, я пока не знаю.
   – Сестренка, милая, найди мне его! – взмолилась обессиленная женщина.
   – Конечно! – заверила та. – Сделаю все, что в моих силах.
   – Ты помнишь бабушкину серебряную цепочку, которую та передала матери, а она в свою очередь мне?
   – С подковкой? – спросила Анна Анатольевна. – Там еще на обороте было что-то мелко написано.
   – Да. «Моей Анюте, от Прохора». Мама рассказывала, что за бабушкой ухаживал подполковник царской армии, вот он и сделал ей этот подарок.
   – К чему ты вспомнила о цепочке?
   – Я надела ее на шею сыну. Не исключено, что она и по сей день на нем.
   – Заканчивайте. Время истекло, – предупредила добросовестная телефонистка.
   – Ладно, если что-нибудь выясню, я тебе сразу перезвоню, – успела крикнуть Анна перед тем, как линию заполнили короткие гудки.
   Ирина Анатольевна выронила трубку и откинулась на спину.
   – Не лежи на полу, мама, а то простудишься. – Ирина не заметила, что дочь уже давно находится поблизости. – Давай я тебе помогу. – Люба приподняла мать, перехватила ее под руки и посадила в кресло. – Посиди здесь, а я пока чайник поставлю.
   – Не уходи. – Ирина Анатольевна схватила ее за руку. – Побудь со мной. – Девушка присела на подлокотник кресла, прижалась лицом к лицу матери и, удерживая слезы в уже влажных глазах, сказала:
   – Мамочка, родненькая, прости свою непутевую дочь, – и градом брызнули слезы. – Я все видела! Видела, как ты переживаешь!
   – Глупенькая ты у меня. – Мать взяла голову дочери в руки и поцеловала ее в лоб. – Обещай мне, что никому, ничего не расскажешь, пока мы не отыщем твоего братца.
   – Обещаю! – Люба ласковой рукой провела по щеке матери.
   – Даже родным братьям.
   – Обещаю! – уверенно повторила дочь. Невыносимо медленно тянулись дни, недели, а долгожданных вестей все не поступало. Ирина Анатольевна несколько раз созванивалась с сестрой. Казалось, простое дело, а тянулось бесконечно. Люба закончила школу с золотой медалью и подала документы в медицинский институт. И вот наконец-то сестра нашла детский дом, но Александра там уже не было. Он закончил школу и уехал, никому не сказав куда.
   Из бесед в детдоме Анна Анатольевна узнала про серебряную цепочку с подковой, с которой мальчик не расставался ни при каких обстоятельствах. След вновь был потерян. Но теперь у старшей Казаковой были надежные источники и она верила, что удача рано или поздно улыбнется им.
   В институт дочь поступила без усилий. Как медалистка, сдав единственный экзамен на пятерку, она с головой ушла в учебу.
   Осенью вернулся из армии Сергей. Отношения с сестрой у него, как ни странно, установились добрые. Если они и не любили друг друга, то по крайней мере как-то уживались.
   – Поступай на следующий год в мединститут, – предложила Люба. – Врачи всегда на хлеб себе заработают, да и высшее образование лишним не станет.
   – Да ты что! Я экзамены не сдам, – не соглашался брат. – Отдохну малость после службы и к Алексею подамся. За ним, как за каменной стеной, – мечтательно произнес он.
   – Необходимо самому свою жизнь устраивать. Алеша и так помогает, он опора всей семьи.
   – Братан обещал забрать к себе, – стоял на своем Сергей. Каждый строил свои планы на будущее, но судьба распорядилась по-своему…
   Доцент кафедры хирургии, доктор медицинских наук, профессор Абрам Семенович Элькин читал студентам лекцию. Его внимание привлекла голубоглазая красавица. Еще не старый, сорокашестилетний профессор буквально не сводил с девушки глаз. Чтобы оценить фигуру девушки со столь красивым лицом, он попросил студентку показать конспект.
   В проход между рядами вышла холодная, надменная красавица. Ее облегающая одежда во время движения подчеркивала великолепные изгибы тела. Профессору и раньше нравились некоторые студентки, но такой тяги он еще не испытывал и до сего момента умел сдерживать порывы. Казакова же произвела на него неизгладимое впечатление. Он полистал конспект и вернул его Любе.
   – Как ваша фамилия? – строго спросил Абрам Семенович.
   – Казакова, – представилась красавица.
   – Не все успеваем записывать, Казакова.
   Люба была неглупой девушкой и заметила, что понравилась преподавателю, поэтому решила сыграть на этом. Она кокетливо подняла свои прелестные, голубые глаза и мягко ответила, стараясь придать голосу как можно больше нежности:
   – Вы говорите слишком быстро и мои пальцы не успевают за вашими мыслями. – Она вытянула кисти вперед и показала профессору изящные, длинные пальчики, при этом изобразив на лице томную улыбочку. Многоопытный Элькин видел, что юная особа заигрывает с ним не по-настоящему и будь на ее месте любая другая студентка, ему бы не понравилась подобная вольность. Но хитрость Казаковой вызвала у него откровенную и открытую улыбку.
   – Возвращайтесь на свое место, студентка. После лекции еще раз покажете мне конспект.
   Люба сначала старалась и быстро годила пером по бумаге, но вскоре ей это наскучило и в голове мелькнула смелая мысль:
   – Что я дура напрягаюсь? Ничего он мне не сделает. Преподаватель он похоже строгий. А мужик он и есть мужик, а если он еще в силе… Вон как плотоядно ощупывал меня глазами. К тому же – это не зачет, не экзамен, – окончательно убедила она себя, положив ручку и отодвинув тетрадь в сторону.
   – Казакова, вы не забыли, о чем мы договорились? – поинтересовался Абрам Семенович, когда поток студентов уже хлынул к выходу.
   Люба покачивая бедрами больше обычного подошла к профессору, и положив тетрадь на стол, небрежно пододвинула ее к нему.
   Элькин пролистал записи и бросил взгляд на студентку. Неожиданно близко он столкнулся с глубокими, голубыми глазами, чуть прикрытыми длинными ресницами. Они притягивали и манили, но только не излучали тепло, даже наоборот, от них сквозило холодом. Как ни странно, но это лишь усиливало тягу. «Эта молодая особа далеко пойдет», – подумал он про себя и уже сбросив оцепенение, произнес вслух:
   – После занятий, зайдете ко мне в кабинет. Я проведу с вами отдельную беседу, – и он захлопнул конспект.
   В отличие от своих сверстников Люба ни в кого не влюблялась и ни с кем не дружила. Но обладая привлекательной внешностью, испытывала постоянный интерес со стороны сильной половины человечества. От ровесников она просто-напросто отмахивалась, как от назойливых мух. В отношении слишком настырных пускала в ход даже грубость. Один бойкий одноклассник не стерпел ее выходок и влепил пощечину. Она надолго запомнила этот позорный момент в ее жизни. Долго горела щека, но не столько от боли, сколько от нанесенного оскорбления. Она тогда пожаловалась Сергею.